Храм некромантов занимал почетное место в этом мире — он стоял на самой вершине Купели, высочайшей горы Тимхаллана. Основание, на котором он был возведен, было магически выровнено, но казалось, что Храм не стоит прочно на скале, а балансирует на пике горы. Это, несомненно, было обманом зрения, и впечатление усиливалось тем, что Храм и сад занимали единственную ровную площадку на этой головокружительной высоте.
      Согласно легенде, Храм некромантов был вылеплен из горного камня руками самих мертвых. Верхняя часть горы служила храму задней стеной, магически измененный пик, спиралью уходящий в облака, венчал крышу строения. Две боковые стены, восточная и западная, были пристроены к задней. Следуя природным очертаниям горы, они обе словно продолжали отвесные стены двух утесов. Сад епископа Ванье — который в ту пору называли вершиной горы — на самом деле находился в пяти сотнях футов ниже Храма.
      За колоннадой выходящего на север портика открывался участок выровненной земли в форме круга. Выложенный брусчаткой узор на полу напоминал колесо. Десять дорожек представляли собой спицы, которые сходились от внешней дорожки к большому каменному алтарю в ступице колеса. На конце каждой спицы были начертаны символы одного из Девяти Таинств. Символы всех девяти повторялись на алтарном камне.
      Некогда за этим местом очень хорошо ухаживали. Вокруг ступицы колеса на равном расстоянии стояли девять деревянных скамей. Между девятью спицами цвели клумбы. Друиды поработали над цветами, чтобы те могли расти на такой высоте.
      В этот некогда прелестный сад, в это величественное место приходили люди со всего Тимхаллана, чтобы посоветоваться с мертвыми или просто посетить своих ушедших близких. Некроманты, рожденные для Таинства Духа, которым Олмином было дозволено жить в двух мирах — мире мертвых и мире живых, — были толкователями, передававшими вести из одного мира в другой.
      Орден некромантов был самым могущественным во всем Тимхаллане времен Железных войн. По крайней мере, так говорили. Слово мертвых ниспровергало троны и царствующие дома. Дуук-тсарит, которые ничего в мире живых не боялись, с трепетом приближались к садам некромантов. Были и такие, особенно среди правителей, их колдунов и каталистов, которые завидовали их могуществу.
      Никто в точности не знал, как именно погибли некроманты во время Железных войн. Это было смутное время, и бесчисленное множество людей утратили жизнь в кровавом столкновении. Некроманты же всегда были небольшой сектой. Мало кто рождался для Таинства Духа, и еще меньшему количеству людей хватало душевной дисциплины, чтобы выносить жизнь среди мертвых. Ничего удивительного, что эта маленькая группа могла погибнуть совершенно незаметно.
      К концу войн каталисты заявили, что некроманты погибли полностью. Приверженцев Темного искусства Техники обвинили в их гибели, поскольку на них валили вообще все, что случилось за последнее столетие.
      Мало кто жалел о некромантах. Мертвые — а было их очень много — по большей части умерли мучительной смертью. Живые были рады выбросить горе из души и продолжать жить, что во многих случаях было нелегко.
      Если кто и задавался мыслью о том, почему не рождается больше детей для Таинства Духа, то он мог бы спросить каталистов, или Дуук-тсарит, или родителей детей, которые порой слышали бесплотные голоса или разговаривали с друзьями из потустороннего мира. В этих случаях дети либо переживали возраст, в котором они слышали эти голоса, или, если такой период затягивался, просто исчезали.
      Отец Сарьон сказал о Храме правду. Людям было запрещено туда приходить. Но — что не принижает слов каталиста, который, несомненно, повторял слухи, ходившие в Купели — то, что Храм теперь являлся местом проклятым, было неправдой. Неправдой было и то, что некоторые могущественные каталисты пытались снять проклятие и так и не вернулись.
      Правда была очень простой: никому до этого не было дела. Единственным проклятием Храма некромантов было забвение.
 
      Шелестя алой парчой своего наряда, Менджу Волшебник осторожно вышел из Коридора и ступил на давно заброшенный храмовый двор. Тхон-ли, перенесшие его туда, были потрясены безмерно и искренне попытались отговорить его. И лишь заявление, что этого требует обстановка военного времени, помогло Волшебнику уговорить Тхон-ли доставить его к Храму.
      Однако их страхи мало способствовали сохранению его самообладания. Он сжимал фазор, спрятанный в кармане, на языке вертелось заклинание для отпугивания мертвых. Менджу быстро огляделся и сразу же понял, каково здесь на самом деле. Он облегченно вздохнул.
      Хотя на безоблачном небе сияло солнце, печаль и тоска окутывали Храм, как густой туман, бросая почти ощутимые тени на разрушенные стены и треснувшие камни. Здесь царила неестественная тишина, словно бесчисленные толпы мертвых стояли вокруг, затаив дыхание и выжидая, что случится дальше.
      Дрожа на холодном горном воздухе, Волшебник спрятал фазор, усмехаясь своим страхам. Но усмешка получилась деланной, и он предпочел сесть на одну из начинающих разваливаться скамей, внезапно ощутив, как подламываются ноги.
      «А чего ты, в конце концов, ожидал?» — выругал себя он. Легионов завывающих мертвецов, которые выпрыгнут на него из темноты, чтобы не дать переступить через порог? Костлявых рук, которые будут тянуться к нему? Фигур в белых саванах и цепях, которые будут шататься вокруг и, скорбно стеная по поводу его расстроенного разума, предрекать, что до утра к нему явятся три призрачных гостя?
      — Чушь собачья! — сказал он и даже рассмеялся, чуть вздрогнув от собственного смеха.
      Смахнув со лба холодный пот, Менджу несколько мгновений приходил в себя и осматривал все вокруг. Он нарочно явился сюда заранее именно с этой целью. Солнце стояло на уровне его левого плеча. До полудня оставался еще час.
      С фазором в руке он начал тщательно обследовать каждый камень и скалу по периметру храмового двора. Хотя на первый взгляд ему показалось, что тут никого нет, у Менджу сложилось странное впечатление, что его самого кто-то рассматривает. Увидев, однако, что вокруг ни души, Менджу выбросил эту мысль из головы, решив, что это детские страхи, оставшиеся с тех пор, когда в темноте ему мерещились звенящие цепи и белые саваны.
      Отойдя от края скалы, Волшебник спустился по тропинке через мертвый сад, желая поближе посмотреть на алтарный камень. Дорожка, по которой он шел, была посвящена его собственному Таинству — Технике. Из суеверия ли он выбрал эту тропу, от ностальгии или просто потому, что под настроение это подходило, — Менджу было все равно.
      Стебли мертвых растений, не гнивших в холодном высокогорном воздухе, торчали из замерзшей земли по обе стороны тропинки. Маленькие, высохшие декоративные ростки лежали, вырванные из земли зимними ветрами, выставив корни на ледяной воздух. Волшебник равнодушно окинул взглядом остатки сада. Подойдя к алтарному камню, он с интересом стал рассматривать его и ощупывать символы Девяти Таинств, вырезанные на нем. Это был необычный камень, какая-то руда. «Может, даже темный камень», — внезапно взволновавшись, подумал он.
      Внимательно рассматривая его, он вспоминал легенды об этом алтаре. О том, как он был поднят из лежавшего далеко внизу у основания Купели Источника Жизни. Он был чем-то вроде затычки в Источнике, и как только его вынули, магия хлынула из него, как лава, затопляя мир.
      «А ведь это имеет смысл!» — внезапно подумал Волшебник. Темный камень затыкал Источник! Эта мысль воодушевила его.
      Стоя в самом центре мира, прямо над источником магии, Менджу просто чувствовал, как вокруг него пульсирует Жизнь, как она проходит сквозь него. Он наслаждался этим давно забытым ощущением. Как прекрасно снова обладать магией!
      Волшебник критически осмотрел камень. Он был огромен, наверняка не менее семи футов высотой, и руками его не охватить даже наполовину. Сколько же он весит? Тонну? Если это и правда темный камень, он же просто бесценен! Менджу коснулся его дрожащей от предвкушения рукой.
      — Джорам скажет, темный это камень или нет, — прошептал Волшебник, улыбаясь про себя. — Надо сделать так, чтобы он оставался в сознании, тогда, по крайней мере, сможет рассказать мне об этом.
      Погладив камень, Менджу продолжил свое обследование и в конце концов подошел к самому Храму.
      Девять каменных лестниц вели к портику. Девять покосившихся колонн поддерживали треснувшую крышу, которая выступала из-под спиральной вершины горы. Подойдя поближе, Волшебник увидел, что часть кровли обрушилась под весом скалы. Большие обломки камня громоздились на полу. Алтарь в темноте был почти не виден — сверху рухнула потолочная балка и разбила его. Поднявшись по щербатой лестнице, Менджу с удовлетворением заметил, что темнота внутри Храма была густой и непроглядной.
      Он удовлетворенно кивнул и в последний раз окинул все взглядом. В стороне северных равнин, там, где под лучами солнца сверкал Мерилон, как будто блеснуло что-то металлическое. Прищурившись, он внимательно присмотрелся: может, это майор Боурис занимает позицию для бомбардировки магического купола? Или солнце отражается от поверхности затянутого льдом озера? В точности сказать было нельзя.
      Пожав плечами, Волшебник отвернулся. Стоит ему заполучить Темный Меч, все это будет не важно. А пока пусть Боурис с его солдатами порезвятся. Майор будет занят делом, и думать ему станет некогда. Кроме того, это разгорячит кровь солдат, наполнит их страхом и ненавистью, которые как раз и нужны, чтобы полностью уничтожить население этого мира.
      Солнце стояло прямо у него над головой. Время подошло. Вернувшись в заранее выбранное укромное местечко, Менджу предался размышлениям о предстоящем. Сражение за этот мир, скорее всего, окажется долгим и кровопролитным, даже если он получит Темный Меч. Эти люди без боя не сдадутся. Жаль, что здесь нельзя использовать бомбы, которые уничтожают лишь людей, оставляя нетронутыми дома и прочие неодушевленные предметы. Не повредят ли они магии? Возможно, нет.
      Надо будет посоветоваться с физиками. Кстати, и Джорам может об этом знать.
      А сам Джорам? Он будет сотрудничать? Войдя в Храм, Волшебник позволил себе удовлетворенно улыбнуться. Его план был надежен. Джорам, как известно, души не чает в своей чокнутой жене. Как только он узнает, что Гвендолин в плену, он как миленький согласится на все. Хотя эта женщина и безумна, она все же может худо-бедно рационально мыслить. Все лучше, чем видеть, как она превращается в растение.
      Менджу переключил фазор с «убить» на «оглушить». Спрятавшись в темноте за колонной разрушенного Храма, прислушиваясь к немому шепоту, царившему на вершине мира, Волшебник стал ждать.

      Инстинкт не обманул Менджу. За ним действительно следили. И хотя большинство глаз, наблюдавших за ним, принадлежали мертвым, одна пара была вполне живой. Кое-кто еще пришел в Храм некромантов. Кое-кто еще выжидал время.
      Присутствие живых беспокоило мертвых, у которых уже много лет на этой священной земле не было живых гостей. Но мертвые тревожились не только поэтому. Собравшись вокруг Храма, они взирали на него незрячими глазами, слушали неслышащими ушами, говорили беззвучными голосами, и отчаяние их было велико. Мертвые — которые были заодно с разумом Олмина — ощущали опасность, но сделать ничего не могли. Они могли только наблюдать вместе с теми, кто наблюдает, и ждать вместе с теми, кто ждет.
      Этот второй наблюдатель на самом деле появился первым. Он прибыл в Храм некромантов рано утром, как раз в тот час, когда бледное холодное солнце с трудом поднималось над горными пиками, вяло выползая в небо, словно думало — а стоит ли вообще вставать? Даже глаза мертвых, которые видят течение времени не так, как живые — секунда за секундой, а как один вечно меняющийся океан, чуть не упустили этого человека. Появившись из Коридора, он тотчас же снова исчез.
      Это потребовало усилий, но мертвые все же нашли его или по крайней мере часть его, поскольку этот человек был мастером своего дела. Ни одно человеческое око не могло проникнуть сквозь щит невидимости, и духи могли всего лишь запомнить его облик. Человек, которого они увидели, был одет для свершения Правосудия: в серые одежды с символами Девяти Таинств. Многие из мертвых узнали его и задрожали в страхе или стали осыпать его проклятиями. Это был Палач.
      Один из самых могущественных колдунов Тимхаллана, Палач жил в Купели. Он служил только каталистам в целом и епископу Ванье в частности. Взамен за его службу, за Превращение преступников в камень и изгнание их за Грань, Палач получал Жизнь в неограниченном объеме и свободу использовать ее по собственному усмотрению. Так он сумел развить свое магическое искусство до такой степени, что его собратьям и не снилось.
      Однако сегодня Палач не собирался прибегать к магии. Как и другой наблюдатель, засевший в Храме, он держал в кармане своего серого одеяния оружие — демоническое устройство, созданное Темным искусством Техники.
      Донельзя заинтригованный этим устройством, изучению которого он посвятил всю ночь, Палач вновь достал его и внимательно рассмотрел. Мертвые, привлеченные любопытством, сгрудились вокруг, в ужасе глядя на это приспособление. Что это, как оно действует? Некоторые имели соображения на сей счет, поскольку теперь были ближе к Создателю. Однако им было трудно понять, зачем необходимо это внушающее ужас орудие, как, возможно, и самому Творцу, который наверняка теперь сожалел, что дал человечеству разум, слишком часто обращаемый ко злу.
      Прошлой ночью епископ Ванье призвал Палача к себе в кабинет. Отдав приказ, он постарался, чтобы колдун в точности понял, что именно от него требуется.
      — Этот человек, Джорам, приговорен к смерти за то, что вернулся в этот мир и подверг его невероятной опасности, — зычным голосом вещал епископ. — Ему удалось обмануть народ и заставить провозгласить себя императором, так что теперь Дуук-тсарит обязаны защищать его из-за своей клятвы. Ты, Палач, стоишь выше этих законов, поскольку Церковь — высшая власть в этом мире, существующем благодаря милости Олмина, приговорила Джорама к смерти. Как только исполнишь приговор, ты заберешь Темный Меч и немедленно передашь его мне, чтобы его присутствие в этом мире не повлекло большего зла.
      Епископ замолчал, переводя дух, и внимательно посмотрел на Палача, чтобы понять, осознал ли колдун до конца, что от него требуется, и не почуял ли чего лишнего.
      — Далее, — продолжал епископ, шумно втянув носом воздух, — хотя казнь Джорама абсолютно справедлива, мы сочли за благо, поскольку люди обеспокоены и растеряны, оповестить население, что император встретил смерть от рук врага. Человек по имени Менджу Волшебник, преступник, которого ты лично вышвырнул за Грань, встречается с Джорамом в Храме некромантов, что является бесспорным доказательством того, что наш император намерен предать свой народ. Так что несомненным благом для всех окажется ссора между Джорамом и Волшебником, результатом которой станет смерть императора...
      Палач, прекрасно поняв, к чему ведет епископ, поклонился и без единого слова удалился.
      Войдя в Коридор, колдун покинул Купель. Странствуя сквозь пространство и время, он достиг тайной подземной комнаты ордена Дуук-тсарит. Доложившись стражу, Палач тут же получил доступ к определенным комнатам, закрытым для других. В этих комнатах исследовались личные вещи убитых чужаков.
      Несколько Дуук-тсарит занимались разбором и описанием вещей. Увидев прибывшего, они склонились перед столь высокопоставленным членом ордена и отошли в сторону, позволив ему посмотреть на предметы. Его не интересовали замечательные устройства отсчета времени, уродливые украшения или листки пергамента с изображениями других чужаков, по большей части женщин и детей. Палач даже не глянул на них. Его интересовало только оружие.
      Хотя и не рожденный для Девятого Таинства, Палач был знаком с изобретениями Темного искусства Техники, изучая их, как и все в этом мире. Он медленно прошел мимо склада оружия, рассматривая каждое по очереди, но стараясь не прикасаться ни к какому предмету. Время от времени он задавал вопросы одному из Дуук-тсарит, почтительно стоявших рядом. Палач, однако, обнаружил, что знает об этом оружии не меньше, а то и больше любого из них.
      Хотя он и не принимал участия в битве, следил он за ней с интересом, отмечая смертоносную быстроту, с которой оружие поражало световым лучом. Это достаточно маленькое, чтобы помещаться в ладони, металлическое устройство было почти незаметно со стороны, и принцип его действия с первого взгляда был непонятен.
      Палач начал было уже думать, что так или иначе придется положиться на удачу, выясняя принцип действия оружия и надеясь, что при этом он не убьет самого себя ненароком, когда вдруг наткнулся на нечто, гораздо больше ему подходящее.
      Пулевое оружие.
      Он читал о таком в древних текстах по Темным искусствам. Хотя, насколько было известно, такое оружие никогда не изготавливалось в Тимхаллане, существовало несколько приблизительных теорий насчет того, как оно могло бы действовать. Это оружие, конечно же, было изготовлено по куда более сложным чертежам, чем те, которые доводилось видеть Палачу, но колдун полагал, что работа его основана на том же принципе.
      Осторожно развернув ткань, Палач положил в ларец оружие и то, что показалось ему снарядами. Запечатав ларец сильными заклинаниями защиты против огня и взрыва и осторожно взяв его, он покинул потайные комнаты и отправился по Коридорам в Мерилон.
      Кузнец, с ног валившийся от усталости, перепугался, увидев, как из Коридора в импровизированной кузнице посреди Мерил она возникает фигура в сером. Все в Тимхаллане знали, кто такой Палач, хотя бы по слухам, если не в лицо. Хотя кузнец был человеком сильным и крепким, его затрясло от страха, когда колдун подошел к нему. В голове у бедняги возникла паническая мысль: «На меня возложат ответственность за вражеское нападение и казнят без суда». Подняв молот, он приготовился подороже продать свою жизнь.
      Но палач заговорил своим холодным глубоким голосом, заверяя кузнеца, что ему нужна не голова его, а помощь.
      Достав ларец из складок одеяния, палач снял заклинание, развернул тряпку и показал предмет кузнецу.
      Восхищенно вздохнув, кузнец взял оружие и ласково провел по нему ладонью. Хитроумность этого устройства и совершенство работы были таковы, что мастер чуть не расплакался от умиления. Палач быстро унял восторги кузнеца, пожелав узнать, как эта штука действует.
      Возможно, Палач немного побаивался, когда кузнец начал разбирать оружие, но, в высшей степени дисциплинированный, никогда своих чувств не показывал. Он стоял неподвижно, и все время, пока кузнец трудился, лицо колдуна был скрыто капюшоном.
      Кузнец около часа внимательно исследовал оружие и наконец, тщательно собрав его снова, заявил напрямик:
      — Я понимаю, как оно действует, милорд, хотя как они запирают всю эту энергию — выше моего понимания.
      — Этого более чем достаточно, — сказал Палач. Кузнец, продолжая держать в руках оружие и ласково поглаживать его, четко и связно объяснил Палачу принцип действия.
      — Направляете на цель. Когда нажимаете пальцем вот на этот маленький рычажок, оружие выбрасывает снаряд с такой силой, что он пробивает почти все.
      — Тело? — небрежно спросил Палач.
      — Тело, камень, железо. — Кузнец восхищенно посмотрел на оружие. — Думаю, вы хотите посмотреть, как оно действует?
      — Нет, — ответил колдун. — Твоих объяснений вполне достаточно.
      Забрав оружие, Палач вошел в Коридор и исчез. С тяжелым вздохом кузнец взялся за молот и начал отбивать грубый наконечник копья, утратив всякую радость от своей работы.
      Палач вернулся в свои личные подземные покои в Купели. Все старательно избегали заходить в эту комнату, где, как говорили, даже глаза и уши Купели слепнут и глохнут. Там он лично убедился в действенности этого оружия. Направив его на стену, он нажал на маленький рычажок, на который указал ему кузнец.
      Грохот чуть не оглушил его, отдача чуть не сбила с ног. Он едва не выронил оружие, а рука потом ныла еще несколько минут. Подойдя к мишени на стене, Палач осмотрел ее, но с разочарованием был вынужден констатировать, что нет ни единого следа от выстрела. Стена была гладкой и невредимой. Однако дальнейшее обследование показало, что это не оружие виновато, а тот, кто его держал, — палач просто промахнулся, и очень сильно.
      Палач, не разочарованный этой неудачей, наложил на себя заклятие глухоты. Час спустя он наконец научился, держа оружие обеими руками, попадать в цель. Измерив дыры в стене, колдун увидел, что они вполне сгодятся для человеческого торса. Это было неплохо. Уже почти светало, и ему надо было занять такую позицию, чтобы его никто не заметил и не заподозрил его присутствия.
      Прибыв в Храм, он устроился у алтарного камня, скрытый от всех, кроме мертвых, щитом невидимости. Со своей наблюдательной точки он следил за прибытием Волшебника (Палач был так близко, что мог коснуться его рукой) и с интересом смотрел, как Менджу выбирает свое собственное укрытие.
      Палач посмотрел на солнце. Ждать осталось недолго. Стоя на ярком свету и слушая беззвучный шепот, царивший на вершине мира, Палач ждал.

      Отец Сарьон с опаской рассматривал Храм некромантов, прежде чем ступить на его двор.
      — Ты идешь или как?
      Отодвинув в сторону нерешительного каталиста, Джорам вышел из Коридора и ступил на потрескавшуюся белую мраморную дорожку. Он окинул внимательным взглядом окрестности: разрушенный Храм у него за спиной, алтарный камень в середине колеса, просторы мира внизу, Мерил он, сверкающий вдали, как росинка на траве.
      Сарьон последовал за ним, настороженный до предела. Потянувшись всем существом за пределы своего тела, как бывало, когда он впитывал в себя Жизнь, каталист ощупывал все вокруг себя воображаемыми пальцами, как слепой шарит вокруг себя руками. Он ощущал Жизнь — и чрезвычайно сильную, но она была необычной. Он ощущал и смерть — но, возможно, это были шутки его слишком богатого воображения.
      Похоже, его страхи были необоснованными. Храм казался пустым. Ничто не двигалось в его глубине, даже воздух был неподвижен. Ни один из звуков извне не достигал этого места и не нарушал его спокойствия. Так чего же бояться?
      — Мы прибыли вовремя, — заметил Джорам, глядя на солнце и удовлетворенно кивая. Он потер руки — здесь, на горном воздухе, было холодно. — Почти полдень. — С любопытством оглядевшись по сторонам, он подошел к жене, которая только что вышла из Коридора, не удостоив его ни словом, ни взглядом.
      — Что, каталист, не видишь легионов призраков, жадных до нашей крови? — ядовито спросил Джорам, подходя к алтарному камню, чтобы его обследовать.
      — Нет, но это не значит...
      Слова Сарьона застряли у него в глотке, и он растерянно огляделся по сторонам.
      Джорам стоял к нему спиной. Складки длинного дорожного плаща волочились за ним по земле. Под плащом в магических ножнах прятался Темный Меч, надежно укрытый. Никто, глянув на Джорама мимоходом, ничего необычного не заметил бы. Но Сарьон, который много странствовал вместе с юношей, сразу подметил, что, когда меч при нем, его походка и осанка немного меняются. Может, вес оружия или конструкция ножен влияли, но с ним Джорам всегда чуть сутулился, словно его пригибало к земле незримое бремя.
      Но сейчас спина его была прямой, шагал он легко и свободно.
      «Он не взял Меча... мы беззащитны!»
      Первой мыслью Сарьона было держаться близ Коридора, и он машинально вытянул руку, чтобы придержать Гвендолин, поскольку она уже пошла вперед.
      Она спокойно позволила остановить себя и, стоя рядом с каталистом, рассматривала Храм. Ее голубые глаза были спокойны — она не видела ничего в этом мире, ей было все равно, что случится. А рядом стоял Джорам, который вел себя точно так же! О чем он только думал, оставляя дома свой меч?
      Джорам вовсе не казался встревоженным. Он стоял у алтарного камня, опираясь на него, словно кого-то ждал. Почему он так странно себя ведет? Может, здесь есть какая-то связь с этим страшным местом?
      Хотя Сарьон не видел и не ощущал присутствия темных сил в Храме некромантов, страх его все усиливался. Возможно, дело было в атмосфере безысходной печали, царившей здесь, — печали тех, о ком давно забыли. Или, может, причиной стала напряженная тишина, повисшая в воздухе? Все вокруг словно бы следило за незваными гостями и чего-то ожидало. Даже само солнце как будто специально остановилось прямо над ними.
      «Надо уходить. Вернуться в Коридор. Как-то убедить Джорама в том, что здесь опасно». Непростая задача — Сарьон не мог выразить в словах свои ощущения опасности, но он должен был попытаться. Лихорадочно обдумав весомые доводы, каталист направился к другу, но Гвендолин вдруг вырвалась из его рук.
      — Нет-нет! Вас слишком много! — вскричала она, попятившись от него. — Не прикасайтесь ко мне! — Она смотрела не на каталиста, а куда-то ему за спину. Протянув руки, она словно отстранялась от кого-то невидимого. — Вас слишком много! Я не понимаю вас! Не кричите! Оставьте меня! Оставьте меня!
      Гвендолин зажала руками уши. Сарьон беспомощно смотрел на нее. Он-то слышал только ее собственные крики в неподвижном холодном воздухе. Он кинулся было к ней, но она бросилась бежать прочь по дорожке, словно за ней кто-то гнался. Она двигалась странными зигзагами, ее метания казались каким-то жутким танцем с невидимым партнером.
      — Я не могу вам помочь! Зачем вы меня просите? Я ничего не могу сделать! Я же говорю — ничего!!!
      Она зажимала уши руками, ее волосы светились бледным золотом в холодном свете солнца. Гвендолин бросилась к Храму в отчаянной попытке убежать от незримой толпы. Она добежала до алтарного камня, но там наступила на длинный подол собственного платья, упала на колени и осталась в таком положении, закрывая голову от незримых мучителей.
      Поспешив к ней, Сарьон увидел, что Джорам стоит всего в десяти футах от своей перепуганной насмерть жены. Но он не сделал ни малейшей попытки помочь ей. Он облокотился на алтарный камень, с любопытством глядя на нее, словно забавляясь зрелищем.
      Гнев охватил Сарьона. Он не понимал, что нашло на Джорама. Но теперь каталисту было уже все равно. Да пусть идет обратно, во тьму! Бросившись к Гвендолин, Сарьон наклонился к ней и ласково взял ее за руку.
      Резкий треск разорвал воздух.
      Еще один.
      Еще.
      Еще.
      У Сарьона замерло сердце, застыла в жилах кровь, ноги и руки одеревенели. Он не мог двигаться. Он припал к брусчатке, схватив Гвендолин и прислушиваясь к оглушительному грохоту, который эхом отдавался от стен Храма.
      И тут грохот прекратился.
      Сарьон со страхом ждал, что сейчас все начнется снова. Но слышал он только глухое эхо в горах. Наконец и оно утихло, растаяв на просторах мира.
      Ничто не шевелилось, ничто не двигалось. Как будто кто-то разодрал воздух пополам и тишина заполнила образовавшуюся пустоту.
      В голове у каталиста была лишь одна мысль: поскорее убраться отсюда. Ему было ясно, что в этом проклятом Храме Гвендолин ничто не поможет. А она дрожала в его объятиях. На самом деле очень даже возможно было, что Храм и живущие в нем мертвые еще сильнее повергнут ее в бездну безумия.
      — Я забираю твою жену домой, — начал дрожащим голосом Сарьон, глядя на Джорама, но слова застряли у него в горле. — Джорам? — прошептал он, отпуская Гвендолин и медленно поднимаясь на ноги. — Сын мой, что случилось?
      Джорам, казалось, из последних сил опирался на алтарный камень, глядя на Сарьона в крайнем изумлении. Карие его глаза широко распахнулись. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но не произнес ни слова. Одну руку он прижимал к груди, и Сарьон увидел, как из-под нее, словно живое, по белой ткани медленно выползает алое пятно. На теле Джорама вспыхнули еще три красных пятна, как пламенеющие цветы.
      Медленно подняв ставшую красной руку, Джорам уставился на нее в таком же изумлении. Он снова озадаченно посмотрел на Сарьона и, оттолкнувшись от алтарного камня, сделал шаг к каталисту, но споткнулся и упал.
      Сарьон подхватил его. Притронувшись к покрытым алыми пятнами одеждам, каталист ощутил теплую влагу — кровь струилась из раны на груди Джорама, падая крупными каплями наземь, как лепестки сорванного тюльпана.

      Сзади кто-то тихо выругался.
      — Что? — поднял голову Сарьон. — Кто это сказал? Тут кто-то есть? Помогите! Вы поможете мне?