Выйдя вперед, Сарьон опустился на колени перед облаченным в белую рясу кардиналом, чтобы поцеловать ему руку. Но кардинал взял его за руки и поднял на ноги.
— Мы, северяне, пренебрегаем этими унизительными ритуалами, — сказал кардинал. — Для меня огромное удовольствие познакомиться с вами, отец Сарьон. Вы выглядите уставшим. Может быть, вернемся на поляну? Источники согревают воздух, и там гораздо приятнее, вы не находите?
Сарьон только сейчас осознал, что промерз до костей и что, войдя в этот лес, они как будто снова шагнули из весны в зиму. Ему вспомнились слова Симкина: «Этой прогалины здесь быть не должно!» Конечно же, ее и не могло здесь быть! Принц наколдовал себе приятное местечко для отдыха на природе, а они вломились туда! Какая немыслимая глупость!
— Я догадываюсь, что вы можете рассказать мне о невероятном путешествии, отец, — продолжал Радисовик, идя к прогалине. — Мне будет весьма интересно послушать, как облаченный в рясу каталист оказался в обществе таких... — Кардинал не сразу подобрал уместное слово. — М-м... в таком своеобразном обществе.
Слова кардинала были исключительно вежливы, но Сарьон заметил, как принц и Радисовик обменялись быстрыми взглядами как раз перед тем, как высокопоставленный священник пригласил каталиста пройтись к теплым источникам. Теперь кардинал уводил Сарьона на поляну, а принц и Симкин задержались, чтобы помочь Мосии.
Сарьон все понял. «Они хотят расспросить нас поодиночке. А потом принц и кардинал сравнят то, что узнали. Они очень ловко обо всем договорились между собой, не обменявшись ни единым словом. Придворные манеры, придворные интриги...»
Вспомнив о страшной тайне, которую он хранил, Сарьон весь сжался внутри от страха. Он никогда не был силен в интригах.
Следуя за кардиналом, вполуха слушая его вежливые слова, Сарьон вдруг понял, что Радисовик, наверное, и сам отступник. И что именно он — тот человек, о котором говорил Ванье, тот священник, который заставил настоящего распорядителя Церкви отправиться в изгнание.
Как странно, что они встретились! Может быть, это ответ на молитвы, которые Сарьон боялся даже высказать? Или это просто очередное доказательство того, что мир на самом деле — всего лишь холодная и бесчувственная пустота?
Только время покажет, что на самом деле истинно. И Сарьон не знал, сколько еще времени у них осталось.
— Как вы себя чувствуете, сэр? — спросил принц у Мосии.
— Уже... уже лучше... ваша... светлость, — запинаясь, ответил Мосия и покраснел от смущения. Увидев, что принц собирается опуститься на колени, чтобы помочь ему, юный маг постарался поскорее подняться сам. — Пожалуйста... не утруждайте себя... м-милорд. Со мной уже все в порядке, правда.
— Надеюсь, вы простите нас за такое обращение, — сказал Гаральд с оттенком озабоченности, хотя и довольно равнодушно. — Вы должны понять, мы держались чрезвычайно настороженно в этих нецивилизованных землях.
— Да, ваша светлость. — Мосия, которому Симкин помог подняться на ноги, покраснел так, что казалось, будто у него жар. — Мы... мы тоже по ошибке приняли вас за... за кого-то другого...
— В самом деле? — Гаральд чуть приподнял брови.
— Простите, ваша светлость, — сказал один из Дуук-тсарит. — Ночь близится. Нам лучше вернуться на поляну, где вы будете в безопасности.
— Ах да, конечно. Спасибо, что напомнили. — Принц изящно взмахнул рукой. — Не будет ли один из вас любезен проводить этого молодого человека на поляну, где мы сможем отдохнуть?
Один из Дуук-тсарит скользнул к Мосии. Полы черной рясы едва касались земли. Колдун не прикоснулся к юноше, просто встал рядом, сложив руки перед собой. Однако Мосия понял — как и Сарьон, — что это приказ, а не просто вежливое приглашение, и если он ослушается, то только сделает себе хуже. Юноша побрел к поляне, а колдун в черном неслышно скользил за ним следом, словно тень. Джорам остался на том самом месте, где и стоял, — глядя в лес и в то же время не глядя. Второй Дуук-тсарит внимательно следил за упрямым юношей.
Посмотрев на Джорама, Гаральд повернулся к Симкину и негромко сказал:
— Я очарован этим твоим другом, который с мечом. Что ты о нем знаешь?
— Считает, что благородного происхождения. Бастард. Мать обесчещена. Сбежала из дома. Сын вырос в чародейской деревне. Бунтарь и упрямец. Убил надсмотрщика. Сбежал во Внешние земли. Но что-то с ним странное. Лысую Макушку послали, чтобы привести его к епископу Ванье. Он этого не сделал. Большие неприятности. Темные искусства — у обоих, — быстро отрапортовал Симкин, явно наслаждаясь тем, как ловко он выбрал самую суть.
— Хм-м... — хмыкнул Гаральд, пристально глядя на Джорама. — А меч?
— Темный камень.
Гаральд ахнул.
— Темный камень?! Ты уверен? — прошептал он, склонившись к Симкину поближе.
Симкин кивнул.
Принц медленно выдохнул.
— Благословен будь Олмин, — почтительно произнес он. — Пойдем со мной. Я хочу поговорить с этим молодым упрямцем. Мне понадобится твоя помощь. Так значит, ты сейчас из поселения чародеев? — сказал он уже вслух, когда они с Симкином подходили к Джораму.
— Да, о великий и могущественный! — шутливо сказал Симкин. — И я должен признаться, что ужасно рад убраться оттуда подальше. — Оранжевый шелковый платок опустился с неба прямо ему в руку. В ярких солнечных лучах шелковый лоскут походил на пляшущий язык пламени. — Запах, милорд! — Симкин приложил платок к носу. — Совершенно невыносимая вонь, можете мне поверить. Горячие угли, сернистые испарения... Не говоря уже об адском грохоте из кузницы — день и ночь напролет.
Молодые люди подошли и остановились перед Джорамом. Юноша смотрел в сторону, делая вид, что не замечает их присутствия.
— Ваше имя Джорам, сэр? — вежливо поинтересовался Гаральд.
Плотно сжав губы, Джорам мрачно глянул на принца.
— Верни мой меч, — низким хрипловатым голосом сказал он.
— «Верните мой меч, ваша светлость»! — поправил Симкин, передразнивая кардинала.
Джорам злобно зыркнул на него, но промолчал. Гаральд закашлялся, чтобы скрыть смех, потом сделал вид, что прочищает горло. Тем временем принц внимательно разглядывал юношу — на этот раз при ясном дневном свете.
— Да... — сказал он задумчиво, — я вполне могу поверить, что он благородного происхождения. Налицо благородная кровь, если и не благородные манеры. Признаться, это лицо кажется мне смутно знакомым. — Гаральд нахмурил брови и задумался. — И волосы... великолепные волосы! Глаза... во взгляде гордость, чувственность, ум. Слишком умные глаза. Опасный молодой человек. Да, такой мог отыскать темный камень. Но что он намерен делать с ним теперь? Он хотя бы понимает, какую чудовищную силу принес обратно в этот мир? И знает ли это хоть кто-нибудь, если уж на то пошло?
— Мой меч! — упрямо повторил Джорам. Его лицо потемнело под испытующим взглядом принца.
— Прошу меня простить. В горле немного першит. Пыльца с цветов... — Гаральд чуть кивнул головой. — Меч — ваш, сэр. — Принц посмотрел на Темный Меч, лежащий на земле. — И примите мои извинения за наши действия. Вы захватили нас врасплох, и мы отреагировали слишком поспешно. — Принц выпрямился и мрачно улыбнулся.
Джорам не ожидал, что принц поведет себя так, и теперь недоверчиво смотрел то на меч, то на Гаральда, то снова на меч. Его лицо раскраснелось от смущения, брови сошлись над переносицей в одну линию. Но Джорам больше не злился. Злость и ярость растворились и забрали свою силу, оставив Джораму лишь стыд и унижение. Впервые в жизни юноша остро осознал, какая рваная и грязная на нем одежда, какие у него неухоженные, спутанные волосы. Он посмотрел на руки принца, гладкие и изящные, а потом перевел взгляд на свои руки — мозолистые и грязные. Джорам попытался раздуть угли злости, но они лишь вспыхнули на мгновение и угасли, оставив в его душе только холод.
Не сводя взгляда с Гаральда, ожидая от него какого-нибудь подвоха, Джорам медленно подошел к тому месту, где лежал его меч — тускло-черный на залитой солнечным светом траве. Принц не двинулся с места. Наблюдавший за Джорамом Дуук-тсарит тоже остался неподвижен. Юноша наклонился и поднял свое оружие. Он поспешно сунул меч в грубо сделанные, примитивные ножны и покраснел, заметив, что принц смотрит на его ножны, как показалось Джораму, с презрением.
— Я могу идти? — резко спросил юноша.
— Конечно, ты можешь идти, однако, полагаю, вы все еще наши пленники, — ответил принц. — Но я предпочел бы, чтобы сегодня вечером вы остались с нами как гости. Мне хочется как-то возместить то, что мы на вас напали...
— Перестань насмехаться надо мной! — вспылил Джорам. — Вы имели полное право на нас напасть — и даже убить нас. Что касается моего меча — да, он грубый и некрасивый. Он ничего не стоит по сравнению с твоим... — Джорам ничего не мог с собой поделать — его взгляд все время возвращался к прекрасному мечу принца, который тот носил на поясе, в сотворенных магией кожаных ножнах. — Но я сделал его своими руками! — Голос юноши дрогнул, как у обиженного ребенка. — И я никогда раньше не видел настоящего меча, такого, как у тебя.
— Я бы не сказал, что твой меч ничего не стоит, — заметил Гаральд. — Меч из темного камня, который поглощает магию...
Джорам быстро посмотрел на Симкина, который улыбнулся с самым невинным видом.
— Пойдем с нами на поляну, — продолжал Гаральд. — Там гораздо теплее, чем здесь, и, как верно напомнили мои охранники, ночью во Внешних землях бывает опасно.
Подойдя к юноше, принц положил руку ему на плечо — так обнимают за плечи друзей. Или успокаивают беспокойное животное. Джорам вздрогнул от прикосновения Гаральда. Он видел жалость в глазах молодого мужчины и едва удержался, чтобы не сбросить его руку с плеча. Зачем он сопротивляется? Что его тревожит? Джорам не понимал, откуда он это знает, но был уверен, что если Гаральд с уважением отнесется к его нежеланию терпеть жалость, то удара принц ни за что не простит. А для Джорама внезапно стало очень важно, чтобы принц его уважал.
— Откуда ты родом, Джорам? — спросил Гаральд.
— А тебе какое дело до этого? — угрюмо буркнул юноша.
— Я имел в виду — откуда родом твоя семья? — поправился принц.
Джорам снова бросил мрачный взгляд на Симкина, который шел рядом с ними. Гаральд улыбнулся.
— Да, он кое-что рассказал мне о тебе. Признаюсь, мне стало очень любопытно. Из того, что вкратце описал мне Симкин, я понял, что твоя жизнь была тяжелой, — вежливо высказался принц. — И ты мог счесть, что говорить о таком между благородными людьми не принято. Если так — надеюсь, ты меня простишь. Но я много путешествовал и знаком с большинством благородных семейств в этой части королевства. Признаюсь, твоя внешность кажется мне очень знакомой. Тебе известна фамилия твоей семьи?
Краска стыда, залившая щеки юноши, многое объяснила принцу, но Джорам гордо вскинул голову.
— Нет! — Больше Джорам ничего говорить не собирался, однако искренний интерес на лице принца побудил юношу сказать больше, чем он хотел. — Я знаю только, что мою мать звали Анджа и она родом из Мерилона. Мой отец был... был... каталистом. — Губы юноши скривились, когда он это сказал, взгляд метнулся к поляне, где среди высокой травы и цветов стоял Сарьон и разговаривал с кардиналом.
— Кровь Олминова! — Принц проследил за взглядом Джорама. — Неужели...
— Конечно нет! — вскинулся Джорам, догадавшись, о чем подумал Гаральд. — Это не он! — С горечью в голосе юноша продолжил: — Мое рождение — грех моего отца. Его осудили на Превращение, и теперь он стоит у границы, как живая статуя.
— Боже мой... — пробормотал Гаральд, и в его голосе больше не было жалости — лишь сочувствие. — Значит, по рождению ты мерилонец. — Принц снова присмотрелся к Джораму при ясном свете. — Да, похоже на то. Но... я не могу понять, кто...
Гаральд раздраженно тряхнул головой, пытаясь вспомнить. Но его размышлениям помешал Симкин, который сладко зевнул и сказал:
— Знаете, мне страшно не хотелось бы покидать ваше милое маленькое общество. И я жутко рад снова тебя увидеть, Гаральд, дружище. Однако я, пожалуй, пойду слегка вздремну перед ужином. — Симкин снова зевнул, едва не вывихнув челюсть. — Быть ведром не просто. Не говоря уже о том, что эти твои охранники в черных балахонах оказались настолько неуклюжими, что на самом деле просто споткнулись о меня в траве. Пнули меня так, что я вообще не надеялся когда-либо прийти в себя. — Симкин возмущенно фыркнул и промокнул нос оранжевым платком.
— Конечно же, пойди отдохни на поляне, мой друг. — Гаральд улыбнулся. — Ты и впрямь немного потускнел.
— О-о! — Симкин поморщился. — Какой недостойный намек с вашей стороны, мой принц! Сладких снов! И тебе тоже, о мой мрачный и унылый друг.
Помахав рукой Джораму, молодой человек заскользил вперед, словно его несли потоки теплого весеннего воздуха, которые стали ощутимы по мере приближения к сотворенному волшебством уютному лагерю принца.
— Откуда ты знаешь Симкина? — непроизвольно вырвалось у Джорама, когда он провожал взглядом зеленый плащ и зеленую же шляпу с трепещущим фазаньим пером.
— Знаю Симкина? — Глянув на Джорама, принц удивленно приподнял бровь. — Не думаю, чтобы в мире нашелся хоть один человек, который его знает.
— Ну, Радисовик, что вы узнали?
Ночь — настоящая, а не наколдованная — опустилась на поляну. В центре поляны горел костер. Вечером на этом костре зажарили кролика, которого принц поймал в силок днем. А теперь огонь костра приятно согревал и освещал мирную лужайку посреди леса. При той магии, которой располагал и сам принц Гаральд, и его охранники, не было никакой нужды ни в силках, ни в костре. Кролик вполне мог бы поджариться сам собой. Но Гаральду хотелось немного поупражняться. Человек никогда не знает, особенно в нынешние смутные времена, когда ему придется жить без магии.
Ночью принц и кардинал отправились прогуляться среди деревьев неподалеку от лагеря. За ними обоими неусыпно следили охранники, колдуны в черных одеждах. Каталист сидел у костра и пил горячий чай, держа чашку обеими руками. Мосия лежал рядом с Сарьоном и спал, завернувшись в мягкие одеяла, которые принц Гаральд собственноручно наколдовал для своих гостей. Джорам тоже лежал возле костра, но не спал. Темные глаза юноши следили за принцем и кардиналом, его меч лежал здесь же, под рукой, чтобы легко было дотянуться. Гаральду стало интересно — неужели молодой упрямец всерьез намерен не спать всю ночь и следить за ними? Улыбнувшись, принц покачал головой. Когда-то и ему тоже было семнадцать лет. Не так уж и давно. Сейчас принцу Гаральду было двадцать восемь. И он хорошо помнил, каким был в юности.
Еще один их гость, Симкин, расстелил одеяло среди травы и цветов на некотором расстоянии от своих спутников. Облаченный в украшенную оборками и ленточками ночную рубашку и ночной колпак с кисточкой, Симкин громко храпел, но спал ли он на самом деле или только притворялся — этого не смог бы угадать никто. По крайней мере, Гаральд точно не смог бы сказать этого наверняка. Но он знал о Симкине достаточно, чтобы сказать, что Симкин — сам по себе загадка.
— Ваша светлость?
— О, прошу прощения, кардинал. Я задумался. Прошу вас, продолжайте.
— Это очень важно, ваша светлость, — сказал кардинал с легким упреком.
— Я внимательно вас слушаю, — холодно отозвался принц.
— Этот каталист, Сарьон, напрямую общался с епископом Ванье.
— Как? — Гаральд сразу встревожился.
— Через Палату Предосторожности, конечно же, хотя этот бедолага понятия не имеет, что это такое. Однако я узнал по описанию. По словам каталиста, епископ Ванье активно разрабатывает планы нашего уничтожения.
— Это не новость, — пробормотал принц, но все же нахмурился.
— Нет, милорд. Есть и кое-что новое. Оказалось, что Блалох работал как двойной агент. Да, ваше высочество, — подтвердил кардинал Радисовик в ответ на удивленный взгляд принца. — Он был агентом Ванье. Епископ направил его в поселок чародеев и дал задание подтолкнуть нас к войне. А когда мы будем зависеть от чародеев и их оружия, изготовленного с помощью Темных искусств, тогда Блалох должен был выступить и против нас, и против чародеев. Мы потерпели бы поражение и оказались в руках у наших врагов — и чародеи тоже были бы уничтожены, так сказать, заодно с нами.
— Хитрый негодяй этот Блалох! — мрачно сказал Гаральд. — Но я заметил, что вы говорите о нем в прошедшем времени.
— Он мертв, ваша светлость. Этот юноша убил его, — Радисовик показал взглядом на Джорама.
— Убил Дуук-тсарит? — недоверчиво переспросил принц.
— Он убил его своим мечом, при помощи каталиста.
— А, меч из темного камня! — Брови Гаральда разгладились, потом снова мрачно сошлись к переносице, когда принц посмотрел на Джорама. — Действительно опасный молодой человек, — заметил он и замолчал, задумавшись.
Кардинал, который шагал рядом с принцем, тоже молчал.
— Вы доверяете этому каталисту? — неожиданно спросил Гаральд.
— Да, милорд, до определенной степени, — ответил Радисовик.
— Что значит «до определенной степени»?
— Сарьон в душе ученый, ваша светлость, он — гениальный математик. Поэтому он и искусился изучением Темных искусств Техники. Но он простодушный человек. Такому самое место за надежными стенами Купели, где он мог бы всего себя посвятить книгам. Но с ним что-то произошло — что-то такое, что бросило тень на всю его жизнь.
— Что-то связанное с этим юношей?
— Да, ваша светлость.
— Симкин сказал мне вот что: Ванье послал каталиста за Джорамом, чтобы тот привел парня в Купель. — Гаральд пожал плечами. — Но... это же Симкин. Я и наполовину не верю тому, что он говорит.
— Каталист это подтверждает, ваша светлость. По его словам, епископ Ванье велел ему привести Джорама, чтобы свершить над ним правосудие.
— И вы полагаете...
— Он говорит правду, милорд, но не всю правду. На самом деле я считаю, что именно поэтому он так легко поделился этой информацией. Сарьон чрезвычайно охотно рассказывал мне о Блалохе — все, о чем я спрашивал, и даже больше. Бедняга так простодушен... Он жалко взмахивал этим перебитым крылом, словно птица, которая хочет увести врага от гнезда.
— А как он объяснил столь пристальный интерес Ванье к этому молодому человеку?
— Только той очевидной причиной, что Джорам — Мертвый, милорд, да к тому же еще и убийца. Юноша убил надсмотрщика. Если верить каталисту, у парня были на то довольно веские основания — надсмотрщик убил его мать.
— Вот как! — Гаральд помрачнел еще больше. — Епископ Ванье не стал бы лично беспокоиться из-за такого мелкого преступления. Он поручил бы разобраться кому-нибудь из Дуук-тсарит. И каталист упорно стоит на этом невероятном объяснении?
— И будет упорствовать до самой смерти, ваша светлость. Я заметил еще кое-что любопытное в отношении этого каталиста, милорд.
— И что же?
— Он утратил веру, — негромко сказал Радисовик. — Он блуждает в потемках своей души один, без направляющей руки Бога. Такой человек — если он хранит некую тайну, как этот Сарьон, — будет цепляться за свою тайну из последних сил, потому что это единственное, что у него осталось. — Кардинал передернул плечами — он немного замерз в холодном лесу. — Но я не могу судить об этом наверняка. Может быть, Дууктсарит с их специальными методами смогли бы вытянуть из него...
— Нет! — твердо сказал Гаральд, непроизвольно оглянувшись на облаченных в черное колдунов, которые молча стояли неподалеку от костра. — Пусть такими вещами занимается Ванье и его ручной император Мерилона. Если будет на то воля Олмина, чтобы эта тайна стала нам известна, — мы ее узнаем. Если нет, значит, нам и не следует ее знать.
— Аминь, — пробормотал кардинал с явным облегчением.
— В конце концов, Олмин пожелал, чтобы мы вовремя узнали о предательстве Блалоха, — улыбнувшись, продолжил Гаральд.
— Хвала Творцу! — откликнулся кардинал. — И теперь, зная об этом предательстве, продолжим ли мы путь к чародеям, ваша светлость?
— Да, конечно. То есть если вы не против, кардинал, — поспешно добавил Гаральд.
Молодой принц привык действовать быстро и решительно и иногда забывал спросить совета у пожилого, более опытного кардинала. Это было одной из причин, побудившей короля, отца Гаральда, направить их в это путешествие вдвоем.
— Я полагаю, это будет мудрое решение, ваша светлость. Особенно сейчас, — сказал Радисовик, в свою очередь скрывая улыбку. — Чародеи наверняка в смятении из-за смерти своего предводителя. Каталист рассказал мне, что некоторые из них не желают участвовать в войне, но другие, и таких гораздо больше, выступают за войну. Наверняка теперь, когда предателя-колдуна больше нет, будет не сложно вмешаться, навести порядок и работать с ними честно.
— Да, я тоже так себе это представляю. — Гаральд улыбнулся. — В таком случае, я думаю, нам не имеет смысла торопиться?
Кардинал явно удивился.
— Нет, я не согласен с вами, ваша светлость. Мы должны появиться в поселении прежде, чем среди чародеев появится сильный предводитель.
— Как вы считаете, неделя задержки не сыграет особой роли?
— Н-нет, милорд, — сказал озадаченный кардинал. — Я думаю, нет.
— А каковы намерения наших гостей? Куда они направлялись?
— В Мерилон, ваша светлость, — сказал кардинал.
— Да, это имеет смысл, — сказал Гаральд, скорее самому себе, чем своему спутнику. — Джорам хочет обрести свое имя и свою судьбу. Это будет как нельзя лучше...
— Ваша светлость?
— Ничего особенного, я просто размышляю вслух. Надеюсь, вы не против, Радисовик, если мы проведем здесь еще неделю?
— А что вы намерены здесь делать, милорд? — спросил кардинал.
— Поработать учителем фехтования. Доброй ночи ваше святейшество.
Гаральд поклонился и пошел обратно в лагерь, к костру.
— Доброй ночи, ваша светлость, — пробормотал озадаченный кардинал, глядя вслед принцу.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
ДЖОРАМ
Гаральд возвращался к костру, задумчиво склонив голову. Кардинал прошел дальше вдоль края поляны и вошел в шелковый шатер, появившийся возле теплых источников по повелению одного из Дуук-тсарит. Идя к костру, Гаральд заметил, что каталист внимательно следит за ними обоими — и за ним, и за кардиналом, время от времени поглядывая и на Джорама.
Юноша в конце концов уснул, по-прежнему сжимая в руке рукоять меча.
«Каталист любит его, это очевидно, — думал принц, глядя на Сарьона из-под полуопущенных век. — Какая же трудная, наверное, эта любовь. Она наверняка безответна. Радисовик прав — здесь явно скрыта какая-то тайна. И каталист не хочет, чтобы его тайна раскрылась. Однако юноша может рассказать гораздо больше, чем знает сам. И я обязательно кое-что выясню относительно этого Джорама».
— Нет, прошу вас, не надо вставать, отец, — сказал принц, подходя к каталисту. — Если не возражаете, я посижу немного с вами у костра — если вы, конечно, не собираетесь ложиться спать.
— Благодарю вас, ваша светлость, — ответил каталист и снова уселся на мягкую, ароматную траву, которая при помощи волшебства превратилась в роскошный толстый ковер, достойный любого королевского парка. — Я буду рад вашему обществу. Я... Я, знаете ли, иногда страдаю бессонницей. — Каталист устало улыбнулся. — Похоже, сегодня ночью как раз такой случай.
— Мне тоже иногда не сразу удается заснуть, — сказал принц, грациозно опускаясь на траву рядом с Сарьоном. — Мои Телдары советовали выпивать на ночь стакан вина.
В руке принца появился хрустальный бокал, наполненный рубиново-красной жидкостью, которая тепло мерцала в свете костра. Принц протянул бокал каталисту.
— Благодарю вас, ваша светлость, — пробормотал Сарьон, смущенный таким вниманием. — За ваше здоровье! — Он отхлебнул вина. Прекрасный, тонкий вкус напитка напомнил ему о придворной жизни в Мерилоне.
— Я хотел бы поговорить с вами о Джораме, отец, — сказал Гаральд, поудобнее устраиваясь на травяном ковре. Принц лег, опираясь на локоть, так чтобы смотреть прямо на каталиста и чтобы при этом его собственное лицо оказалось в тени.
— Вы прямолинейны, милорд, — сказал Сарьон и улыбнулся уголками рта.
— Да, мне иногда присущ такой недостаток, — согласился Гаральд и тоже улыбнулся, перебирая пальцами траву. — По крайней мере, так говорит мой отец. Он говорит, что я пугаю людей, напрыгивая на них, словно кот, в то время как следовало бы подкрасться незаметно, сзади, исподтишка.
— Я охотно расскажу вам то, что знаю об этом юноше, милорд, — сказал Сарьон и посмотрел на спящего по ту сторону костра Джорама. — О его детстве я узнал со слов других людей, но не вижу причины им не верить.
Каталист стал рассказывать о суровом, необычном воспитании, которое получил Джорам. Принц слушал как зачарованный, молча, внимательно и сосредоточенно.
— Нет никаких сомнений, что Анджа была безумна, ваша светлость, — со вздохом сказал Сарьон. — На ее долю выпало суровое, ужасное испытание. У нее на глазах человек, которого она любила...
— Отец Джорама, каталист? — уточнил принц.
— Э-э... да, милорд. — Сарьон закашлялся и вынужден был прочистить горло, прежде чем продолжить рассказ. — Каталист. Она видела, как его осудили на Превращение. Вы когда-нибудь видели такую казнь, ваше высочество? — Каталист посмотрел прямо в глаза принцу.
— Нет, — ответил Гаральд и покачал головой. — И, Олмин свидетель, не хотел бы когда-нибудь увидеть.
— Молитесь, чтобы не увидеть, милорд, — сказал Сарьон, повернулся и стал смотреть на пляшущие языки пламени в костре. — Я видел такую казнь. Вообще-то я видел, как приводили в исполнение приговор отцу Джорама — но тогда, конечно, я еще об этом не знал. Как причудлива судьба... — сказал каталист и надолго замолчал.
Принц тронул его за руку.
— Отец?
— Что? — Сарьон как будто очнулся. — А, да. — Он вздрогнул и поплотнее завернулся в рясу. — Это ужасная казнь. В древнем мире, как говорят, людей за тяжкие преступления осуждали на смерть. Мы считаем это варварством и дикостью, с чем я совершенно согласен. Но иногда мне кажется, что смерть — гораздо более милосердное наказание, чем некоторые наши цивилизованные казни.
— Я видел, как человека посылают за Грань, — тихо сказал принц. — Это была женщина. Да, точно, женщина. Я тогда был еще маленьким мальчиком. Отец взял меня с собой. Тогда я впервые в жизни путешествовал по Коридорам. Меня так очаровало само путешествие, что я совершенно не обратил внимания на его цель, хотя отец наверняка старался подготовить меня к этому. В любом случае, он не преуспел.
— В чем была ее вина, милорд?
— Сейчас попытаюсь припомнить... — Гаральд покачал головой. — Наверняка что-то гнусное и отвратительное. И это было как-то связано со взрослыми делами, потому что я помню, как отец смущался и опускал многие подробности. Она была чародейка — это я точно помню. Альбанара — она занимала высокое положение при дворе. Вроде бы там что-то касалось заклинаний связывания воли, принуждения мужчин к чему-то против их желания. — Гаральд пожал плечами. — По крайней мере, так мне рассказывал отец. Я был тогда совсем маленьким мальчиком, — продолжал принц, — и мне казалось, что это такая игра. Мне очень нравилось все вокруг — там было множество придворных в нарядных одеждах, и специально для такого случая одежда у всех была разных оттенков кроваво-красного цвета. Я очень гордился своим нарядом и хотел носить его и в другие дни, но отец запретил. Мы стояли там, у границы, у подножия великих Дозорных... — Принц замолк, потом продолжил: — Я не знал тогда, что эти каменные мужчины и женщины — живые. Отец мне не сказал. Я был очарован статуями — огромные, тридцати футов в высоту, они вечно смотрели немигающими глазами в туманы Грани. Человек в серых одеяниях вышел вперед. Наверное, это был Дуук-тсарит, но я запомнил, что одет он был как-то не так...
— Это был Палач, милорд, — чуть сдавленным голосом подсказал Сарьон. — Он живет в Купели и прислуживает каталистам. Его облачения серые — нейтрального цвета, который олицетворяет справедливое правосудие, и украшены символами Девяти Таинств, в знак того, что перед правосудием все равны.
— Я уже не помню. Он произвел на меня впечатление — вот и все, что мне запомнилось. Очень высокий мужчина, он возвышался над осужденной женщиной, которая стояла рядом с ним, точно так же, как каменные статуи возвышались над всеми нами. Епископ — наверное, это был Ванье, он носит этот сан дольше, чем я живу на свете... Он произнес речь, перечисляя грехи и преступления той женщины. Я его не слушал, потому что мне было страшно. — Принц печально улыбнулся. — Мне было страшно и скучно. Я хотел, чтобы что-нибудь произошло... Как бы то ни было, епископ договорил свою речь. Он воззвал к Олмину, моля проявить милосердие к душе бедной женщины. Она все время стояла молча и выслушивала обвинения с дерзкой улыбкой. У нее были огненно-рыжие волосы, не собранные в прическу. Они свободно спадали вдоль спины, ниже пояса. Женщина была одета в кроваво-красное платье, и я тогда еще подумал, какими живыми кажутся ее волосы, они так искрились на солнце, и каким мертвым по сравнению с ними кажется ее платье... Но когда епископ воззвал к Олмину, женщина вдруг запрокинула голову, упала на колени и пронзительно закричала. Этот крик потряс меня до глубины души. Отец почувствовал, что я дрожу, и все понял. Он обнял меня за плечи и прижал к себе. Палач схватил женщину и рывком поставил ее на ноги. Потом он пошевелил рукой, заставляя женщину идти вперед... Бог мой! — Принц закрыл глаза. — Он заставил ее идти вперед, в этот ужасный туман! Женщина сделала один шаг к клубящемуся туману и снова упала на колени. Ее крики и мольбы о милосердии разрывали воздух на части. Она просила, умоляла. Потом она поползла обратно к нам, увязая в песке! Она ползла на коленях!
Гаральд замолчал, глядя в огонь. Его губы сжались в жесткую, суровую линию.
— Под конец Палач подтащил ее — а она упиралась и брыкалась, пытаясь вырваться, — к самому краю границы. Туман заклубился, сливаясь с его серыми одеждами, и скрыл их обоих из виду. Мы услышали последний ужасный крик... а потом стало тихо. Палач вернулся... один. А потом мы вернулись во дворец в Мерилоне. И меня тошнило.