Сарьон держался в стороне, ссутулившись под своим зеленым плащом. Его трясло от страха и холода. А в ушах у него звенел символ веры, вбитый в него с самого детства, и каталиста скручивало от злой иронии судьбы.
«Obedire est vivere. Vivere est obidere».
— Каталист, ко мне.
Приказ был отдан негромко, но Сарьону голос Блалоха показался оглушительным. Сжимая поводья в дрожащих руках, каталист двинулся вперед.
«Повиноваться — значит жить...»
Где же Олмин? Где же его Бог, когда он так нужен Сарьону? Наверное, в Купели, внимает вечерним молитвам. Что ему делать рядом с бандитами, да еще в такой холодный, ветреный вечер?
«Жить — значит повиноваться...»
По пути Сарьон смутно осознал, что кто-то повернулся, чтобы взглянуть на него. Капюшон сполз, но молодого человека было трудно разглядеть даже в ярком свете звезд. Однако каталист узнал его. Это был Мосия и он, судя по лицу, пребывал в тревоге и смятении. А вон та темная, закутанная в плащ фигура рядом с ним — это, несомненно, Джорам. Сарьон заметил, как блеснули его глаза из-под спутанной гривы, холодные и оценивающие. Из-за спин этих двоих раздался приглушенный смешок и мелькнуло яркое пятно. Симкин.
Лошадь Сарьона, действуя исключительно из собственных соображений, пронесла его мимо молодых людей, мимо шеренг застывших в мрачном ожидании чародеев и их нервничающих коней, и Сарьон очутился впереди. Перед строем на могучем боевом коне восседал Блалох.
Момент настал. Полуобернувшись в седле, чародей взглянул на Сарьона. Блалох не произнес ни слова; лицо его оставалось все таким же бесстрастным и застывшим, но каталист почувствовал, как мужество вытекает из него, словно кровь из перерезанного горла. Сарьон склонил голову, и Блалох улыбнулся — впервые за все время.
— Я рад, что мы поняли друг друга, отец. Вас обучали искусству ведения военных действий?
— Очень давно, — еле слышно отозвался Сарьон.
— Да, я догадываюсь. Ничего, не страшно. Думаю, это скоро уладится.
Повернувшись, Блалох перемолвился несколькими словами с одним из своих стражников — очевидно, отдавал последние указания. Сарьон их не слушал, да и при всем желании не смог бы расслышать из-за свиста ветра и пульсации крови в висках.
Чародей двинулся вперед и жестом велел каталисту ехать за ним.
— Запомните главное, каталист, — негромко произнес Блалох, — вам следует держаться слева от меня и чуть позади. Тогда я смогу прикрыть вас в случае необходимости. Однако же я хочу постоянно видеть вас краем глаза, так что держитесь в поле моего зрения. И еще, отец... — Блалох снова улыбнулся, и от этой улыбки каталиста бросило в дрожь. — Я знаю, что вы умеете не только даровать Жизнь, но и вытягивать ее. Маневр опасный, но и такое бывало, когда каталист стремился отомстить волшебнику. Так вот, не пытайтесь проделать этот фокус со мной.
Это не было угрозой. Блалох произнес эти слова совершенно ровным, бесстрастным тоном. Но в душе каталиста угасли последние искры надежды. Правда, нельзя сказать, чтобы она когда-нибудь горела ярко... Если Сарьон вытянет Жизнь у Блалоха, то и сам будет опустошен и окажется целиком и полностью во власти чародеев. А кроме того, как и сказал Блалох, это был чрезвычайно опасный маневр. Могущественный волшебник вполне способен перекрыть канал и тут же покарать нападавшего. И все же хоть какой-то шанс был — и вот он ускользнул.
Предвидел ли епископ Ванье подобный оборот событий? Знал ли он, что Сарьона будут принуждать творить преступления? Нет, не может быть, чтобы Ванье желал зайти настолько далеко! Даже если он солгал Сарьону, на то должны быть какие-то причины. Все это делается с какой-то целью...
— Здравствуйте, ночные странники! — раздался чей-то голос.
Сарьон от испуга и неожиданности чуть не свалился с седла. Блалох осадил своего коня, и каталист поспешно последовал его примеру, остановившись, как и велел колдун, слева и чуть сзади от Блалоха.
Оглядевшись по сторонам, каталист обнаружил, что, погрузившись в мрачные думы, он не заметил, как отряд въехал в селение. В окошках домов из оформленного магией камня, жилищах здешних полевых магов, горел свет. Сарьон мысленно отметил, что селение большое, куда больше Уолрена. В душе его вновь вспыхнула надежда. Конечно же, Блалох с его небольшим отрядом в тридцать человек ни за что не осмелится напасть на селение, где живет не меньше сотни магов!
Дверь одного из жилищ была открыта, и на пороге стоял какой-то человек. Его силуэт отчетливо вырисовывался в мягком свете, струящемся из дверного проема. Сарьон заметил, что человек этот высок и крепко сбит. Несомненно, это был здешний надсмотрщик — и это явно именно он окликнул приезжих.
— Каталист! — позвал надсмотрщик. — У нас гости.
Дверь соседнего каменного жилища распахнулась, и оттуда выглянул еще один человек — каталист в зеленой рясе. Когда он поспешно кинулся к надсмотрщику, Сарьон успел разглядеть его лицо. Здешний каталист был очень молод. Наверное, дьякон, получивший первое назначение.
Надсмотрщик тем временем вглядывался в темноту, пытаясь разобрать, кто же это приехал в его селение в столь поздний час. Держался он настороженно. Ведь Блалох не отозвался и никак не ответил на приветствие, вопреки традициям.
«Наверное, мы сейчас выглядим всего лишь черными силуэтами на фоне черного неба», — понял Сарьон. Затем он почувствовал прикосновение холодной руки к своему запястью. Сарьон побелел; его замутило.
— Даруй мне Жизнь, каталист.
Эти слова не звучали вслух; они зазвенели прямо в голове у Сарьона. Он зажмурился, отгородившись от света в домах, от озадаченного, исполненного подозрений лица надсмотрщика, от напряженного лица молодого каталиста. «Я могу солгать! — отчаянно подумал он. — Я могу сказать, что я слишком слаб, слишком испуган и не в состоянии почувствовать магию...»
Холодные пальцы на запястье сжались крепче, до боли. И, содрогнувшись, чувствуя, как магия поднимается из земли, из ночного воздуха, из ветра и струится сквозь него, Сарьон открыл канал.
Магия хлынула через него к Блалоху.
— Я сказал «здравствуй, незнакомец», — уже более резко произнес надсмотрщик. — Вы что, сбились с пути? Откуда вы едете и куда направляетесь?
— Я еду из Внешних земель, — отозвался Блалох, — и уже приехал.
— Из Внешних земель? — Надсмотрщик сложил руки на груди. — Тогда можешь разворачиваться и ехать обратно в эти проклятые края. Мы не желаем видеть здесь таких типов, как вы. Давайте проваливайте отсюда. Каталист...
Но молодой дьякон соображал быстро и открыл канал для надсмотрщика даже прежде, чем тот попросил.
Тем временем голоса разбудили других жителей селения, обитающих по соседству. Одни выглядывали из окон, другие появились на пороге, а некоторые даже вышли на дорогу.
Похоже было, будто Блалох, восседающий на своем скакуне, ждет появления зрителей. Во всяком случае, сейчас он удовлетворенно улыбнулся.
— Я сказал — проваливайте! — начал было надсмотрщик, сделав шаг вперед.
Блалох отпустил руку Сарьона, разорвав контакт столь внезапно, что каталист даже задохнулся, когда часть магической энергии хлынула обратно.
Блалох вытянул руку, указывая на надсмотрщика, и произнес одно-единственное слово. Надсмотрщика окружило жутковатое свечение со слабым зеленоватым оттенком — этот маг принадлежал к Таинству Земли. Свечение принялось усиливаться и разгораться; лицо надсмотрщика исказилось — сперва от изумления, а потом, когда он понял, что с ним происходит, от страха. Этот свет обладал собственной магией, собственной Жизнью. А когда он угас, надсмотрщик рухнул на землю.
У Сарьона перехватило дыхание. Он всю жизнь слыхал о чудовищной силе Нуль-магии, но впервые увидел ее в действии. Надсмотрщик не умер — но он все равно что был мертв. Он лежал у порога, беспомощный, словно новорожденный младенец. Теперь, до тех пор, пока заклятие не будет снято, или до тех пор, пока он не приучит свое тело жить без магии, надсмотрщик ничего не сможет сделать. Он лишь глядел на чародея в бессильной ярости; руки и ноги у него слабо подергивались.
Несколько магов, встревожено вскрикнув, кинулись к своему надсмотрщику. Молодой дьякон опустился на колени рядом с упавшим — а потом поднял голову и взглянул на Блалоха. Сарьон увидел, как глаза каталиста расширились от страха, а губы шевельнулись, готовясь произнести мольбу, протест, молитву...
Блалох снова вскинул руку и снова произнес заклятие. На этот раз оно не сопровождалось ни светом, ни звуками. Заклинание было быстрым и эффективным. Сжатый воздух ударил молодого каталиста, словно океанская волна, нахлынул на него и впечатал его в каменную стену дома.
Встревоженные возгласы сменились гневными, возмущенными криками. Перепуганный, еле живой Сарьон с трудом держался в седле; огоньки домов плавали вокруг, тени прыгали и скакали перед затуманенным взором. Он увидел, как Блалох вскинул руку, как в ней вспыхнуло пламя, как в ответ сзади раздался топот лошадиных копыт. Отряд ринулся в атаку. Сарьону почудилось, будто некоторые полевые маги собрались воспрепятствовать Блалоху при помощи своей собственной магии, как они ни устали после целого дня работы в поле, — но тут чародей вскинул пылающую руку и указал куда-то вперед.
Чье-то жилище вспыхнуло и превратилось в пылающий ад. Изнутри донеслись пронзительные вопли; из дома выскочили женщина и несколько детей. Одежда их горела. Полевые маги застыли в нерешительности. Гнев на их лицах сменился страхом и замешательством. Несколько человек подошли поближе. Некоторые бросились на помощь пострадавшим от огня. Но двое так и продолжали идти к Блалоху и Сарьону. Один из них уже поднял руки, призывая себе на помощь силы земли. Взгляд его был прикован к недвижному Сарьону. Сарьоном овладела отчаянная надежда: пусть этот человек убьет его на месте! Но Блалох без лишней спешки шевельнул рукой и указал на другую хижину. Та тоже вспыхнула.
— Я могу уничтожить все ваше село за считанные минуты, — бесстрастно сообщил чародей приближающимся магам. — Давайте пускайте в ход ваши заклинания. Если вам хоть когда-нибудь приходилось иметь дело с Дуук-тсарит, вы понимаете, что я легко защищу и себя, и каталиста. И где вы возьмете энергию для нового заклинания? Ваш каталист мертв. Мой — жив.
И, протянув руку к Сарьону, он велел:
— Каталист, даруй мне Жизнь.
Obedire est vivere.
Сарьон не мог даже шевельнуться. Словно в кошмаре, он смотрел то на полевых магов, то на тело молодого дьякона, лежащего на пороге рядом с беспомощным надсмотрщиком.
Блалох не повернулся и не взглянул на Сарьона. Он просто повторил:
— Каталист, даруй мне Жизнь.
В голосе его не чувствовалось угрозы. Но Сарьон знал, что ему придется заплатить за свое упущение, за то, что не исполнил приказ своевременно. Блалох никогда не приказывал дважды.
Obedire est vivere.
И он не сомневался, что цена будет высока.
— Нет, — негромко, но твердо произнес Сарьон. — Не буду.
— Хм... — пробормотал Джорам. — А старик-то покрепче, чем я думал!
— Что? — Мосия, бледный и напряженный, смотрел на пылающие дома полевых магов. Глаза его были расширены от ужаса. Повернувшись, он взглянул на друга почти невидящим взглядом. — Что ты сказал?
— Смотри. — Джорам указал на колдуна, восседающего на своем скакуне. Молодые люди ехали в голове отряда и теперь оказались неподалеку от Блалоха. — Каталист. Он отказался давать Блалоху еще больше Жизни.
— Он же убьет его! — в ужасе прошептал Мосия.
— Нет. Блалох для этого слишком умен. Он не станет убивать своего единственного каталиста. Но я готов поспорить, что вскорости каталист будет мечтать о смерти.
Мосия схватился за голову.
— Джорам, это ужасно, — жалобно произнес он. — Я понятия не имел... я никогда не думал... не знал, каково это... Я ухожу!
И он попытался развернуть коня.
— Возьми себя в руки! — прикрикнул Джорам, схватив друга за руку и рванув на себя. — Ты не можешь сейчас бежать! Крестьяне могут напасть на нас...
— И надеюсь, что это они и сделают! — яростно выкрикнул в ответ Мосия. — И поубивают всех нас! Отпусти меня!
Но Джорам продолжал удерживать Мосию, а хватка у него была железной, как у всякого кузнеца.
— И куда ты пойдешь? Подумай!
— В лес! — прошипел Мосия, пытаясь вырваться. — И буду там прятаться, пока вы не уйдете! А потом вернусь и постараюсь помочь этим людям, чем смогу...
— А они отдадут тебя Исполняющим! — прорычал Джорам сквозь стиснутые зубы, с трудом удерживая Мосию. Их лошади, встревоженные огнем и дымом, криками и потасовкой молодых людей, заплясали, роя землю копытами. — Послушай разумного... Постой! — Он поднял взгляд. — Глянь, твой каталист...
Мосия повернулся и проследил за направлением взгляда Джорама — как раз вовремя, чтобы заметить, как двое подручных Блалоха стащили Сарьона с коня и швырнули на землю. Сарьон, пошатнувшись, попытался сохранить равновесие, но по знаку чародея еще двое соскочили с лошадей и схватили каталиста, заломив ему руки за спину. Убедившись, что его приказы выполняются, Блалох в последний раз взглянул на каталиста и что-то сказал — что именно, Джорам не расслышал. Затем колдун пустил своего скакуна галопом, на ходу выкрикивая новые приказы и указывая в сторону большого здания, в котором хранился урожай. Там, где он проезжал, вспыхивали новые хижины и эти огромные костры рассеивали ночную темноту, словно какое-то ужасное солнце, упавшее на землю.
Бандиты, окружавшие Джорама и Мосию, кинулись выполнять распоряжения командира. Одни направились к амбару, другие же остались присматривать за полевыми магами. Что же касается крестьян, то некоторые в ужасе бежали, а иные тщетно пытались спасти свои дома от магического огня. А Джорам и Мосия следили за теми, кто держал Сарьона.
При свете горящих жилищ Джорам заметил мелькнувший кулак, а затем услышал глухой звук, с каким кулак врезается в тело. Каталист со стоном согнулся, но державший его стражник рывком заставил бедолагу распрямиться. Следующий удар пришелся по голове Сарьона. По лицу его потекла кровь. Но сдавленный крик каталиста оборвался, когда стражник снова ударил священника в солнечное сплетение.
— О господи! — прошептал Мосия.
Джорам, все еще державший друга за руку, почувствовал, как тот напрягся, и в тревоге повернулся к нему. Лицо Мосии залила мертвенная бледность, на лбу выступили капельки пота; он смотрел на каталиста, и глаза у него были неестественно широко распахнуты. Взглянув назад, Джорам увидел, что каталист повис на руках мучителя и лишь стонет и вздрагивает, а на него сыплются все новые удары, умелые и безжалостные.
— Нет! Не надо!.. Ты что, свихнулся?! — выкрикнул Джорам, повисая на Мосии. — Они же только обозлятся еще сильнее, если ты вмешаешься...
Но с тем же успехом он мог обращаться к пустому месту. Смерив друга взглядом, исполненным гнева и горечи, Мосия яростно пришпорил своего коня и едва не вырвал Джорама из седла, когда конь ринулся вперед.
— Ч-черт! — выругался Джорам и огляделся по сторонам, ища, кто бы помог ему удержать Мосию.
— Я бы сказал, — произнес веселый голос прямо у него над ухом, — что деревня полностью в огне. Я от души повеселился. Как насчет того, чтобы подъехать к амбару и посмотреть, как они грузят мешки?.. Кровь Олминова! Дорогой мой, что случилось?
— Заткнись и глянь туда! — выкрикнул Джорам и указал, куда именно следует смотреть.
— О! Новое развлечение! — с энтузиазмом воскликнул Симкин, двинувшись следом за Джорамом. — А я все пропустил. И что же они делают с нашим несчастным другом-каталистом?
— Он отказался выполнять приказ Блалоха, — мрачно сообщил Джорам, посылая своего нервничающего коня в галоп. — А вон Мосия! Он собирается вмешаться!
— Я бы сказал, что Мосия уже, в общем-то, вмешался, — тяжело выдохнул Симкин, подпрыгивая в седле и стараясь не отстать от Джорама. — Нет, я охотно отлупил бы каталиста — так же охотно, как и всякого другого, — но ребята Блалоха, похоже, веселятся от души и, по-моему, не обрадуются, если мы без приглашения присоединимся к их потехе... Кровь Олминова! Что это он делает?
Мосия прямо с седла прыгнул на блалоховского подручного, избивавшего Сарьона, и сшиб его с ног. Они покатились по земле, а второй стражник, тот, который держал Сарьона, пока напарник его избивал, отшвырнул каталиста в сторону. Он подхватил с земли увесистую палку и замахнулся, метя юноше по голове.
— Мосия! — крикнул Джорам, соскальзывая с коня, и кинулся вперед, словно обезумев. Но он знал, что не успеет, и сердце его пронзила боль — и Джорам сам удивился этой боли. Палка уже опускалась, и этот удар должен был раскроить голову Мосии. А потом Джорам остановился, словно вкопанный, изумленно глядя кирпич, возникший прямо из воздуха и повисший над головой у стражника.
— Эй, лови! — выкрикнул кирпич.
Он ринулся вниз и чувствительно стукнул стражника прямо по макушке, а потом шлепнулся в траву.
Стражник сделал шаг, зашатался, словно пьяный, а потом споткнулся и рухнул, накрыв собою кирпич.
Джорам кинулся вперед и схватил Мосию, вцепившегося в горло второму стражнику.
— Отпусти его! — гаркнул Джорам, отдирая друга от его жертвы. Стражник откатился в сторону, судорожно хватая воздух ртом. Мосия же, пытаясь вырваться из рук Джорама, принялся брыкаться и врезал стражнику ногой по голове. Тот затих.
— Он готов! Оставь его в покое! — приказал Джорам, встряхнув Мосию. — Послушай, нам нужно убираться отсюда!
Мосия — в глазах его горела жажда крови — взглянул на друга и ошеломленно потряс головой.
— Сарьон! — выдохнул он, вытирая кровь с рассеченной губы.
— Ох, да ради... — с отвращением произнес Джорам. — Вон он, но мне кажется, ему уже не поможешь.
Он махнул рукой в сторону каталиста. Тот, скорчившись, недвижно лежал на траве.
— Ладно, раз ты так настаиваешь, клади его на лошадь. Проклятье, да где же этот чертов Симкин?..
— На помощь! — донесся приглушенный голос. — Джорам! Убери с меня эту скотину! Я сейчас задохнусь от вони!
Видя, что Мосия склонился над каталистом, Джорам ухватил стражника за воротник и стащил с кирпича. Кирпич исчез, а на его месте возник Симкин. Прижав к носу оранжевый шелковый платок, молодой человек с отвращением воззрился на стражника.
— Проклятье, экий же хам! Меня чуть не стошнило. А где Мосия и наш приятель-каталист?..
Симкин огляделся по сторонам, и глаза у него округлились.
— Ага! — Он негромко присвистнул. — М-да, я б сказал, что надвигаются неприятности.
— Блалох! — выдохнул Джорам, разглядев сквозь дым и пламя приближающуюся к ним фигуру в черном. — Симкин! Используй свою магию! Унеси нас отсюда... Симкин!
Но молодой человек исчез. В руке у Джорама был заляпанный кровью кирпич.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
УЗНИКИ
— Отец...
Сарьон испуганно вскинулся. Ему снился какой-то тягостный сон, и теперь, казалось, он не желал выпускать каталиста из когтей.
— Отец, — снова произнес тот же самый голос. — Вы меня слышите? Как вы себя чувствуете?
— Я ничего не вижу, — простонал Сарьон, шаря руками в темноте, чтобы понять, откуда доносится голос.
— Это потому, отец, что в этом отвратительном месте очень темно, — мягко произнес тот же голос. — Мы боялись, что свет может побеспокоить ваш сон. Вот. А теперь вы видите?
Неяркий свет свечи вырвал из темноты лицо Андона, и каталист почувствовал неизъяснимое облегчение.
Сарьон опустился обратно на свое жесткое ложе и взялся за голову. Голова была тяжелая. Что-то мешало ему смотреть левым глазом. Сарьон попытался убрать помеху, но Андон поймал его за руку.
— Не трогайте повязки, отец, — велел он, поднося свечу поближе и осматривая Сарьона при свете. — А то снова откроется кровотечение. Вам лучше несколько дней полежать спокойно. У вас еще где-нибудь болит? — поинтересовался Андон, и в голосе его послышалось беспокойство.
— Ребра болят, — отозвался каталист.
— А желудок? Или спина? — не унимался Андон.
Сарьон утомленно покачал головой.
— Слава Олмину! — пробормотал старик. — А теперь мне нужно задать вам несколько вопросов. Как вас зовут?
— Сарьон, — отозвался каталист. — Но вы же это и так знаете.
— Отец, вы получили серьезную травму головы. Вы помните, что произошло?
Сны. Или все же это были не сны?
— Я... я помню селение... молодого дьякона...
Сарьон содрогнулся и спрятал лицо в ладонях.
— Он убил его, убил с моей помощью! Что я натворил!..
— Я не хотел вас расстраивать, отец, — мягко произнес Андон. Он поставил свечу на пол у своих ног и положил руку каталисту на плечо. — Вы сделали то, что вам пришлось сделать. Никто из нас не думал, что Блалох зайдет настолько далеко. Но я сейчас не об этом. Вы еще что-нибудь помните?
Сарьон порылся в памяти — но там не было ничего, кроме пламени, боли, темноты и ужаса. Увидев, как исказилось лицо каталиста, старик погладил его по плечу и вздохнул.
— Мне очень жаль, отец. Хвала Олмину, что вам уже ничего не грозит.
— А что со мной случилось? — спросил Сарьон.
— Блалох велел вас избить за непослушание. Его люди... перестарались. Они убили бы вас, если бы не вот он.
Андон повернулся и взглянул в другой угол темной комнаты.
Медленно, превозмогая тупую боль в голове, Сарьон проследил за взглядом Андона. На стуле у грубого окна сидел молодой человек и смотрел в ночное небо. Его освещал холодный, бледный лунный свет, в сиянии которого отчетливо выделялись суровое, замкнутое лицо, густые черные брови, упрямо сжатые, не привыкшие к улыбке губы. Черные вьющиеся волосы отливали фиолетовым и спутанной гривой падали на широкие плечи юноши.
— Джорам! — потрясение выдохнул Сарьон.
— Должен признать, отец, я был изумлен не менее вас, — сказал Аидон, понизив голос, хотя казалось, будто молодой человек не обращает на них ни малейшего внимания. — Джорам вроде бы раньше ни о ком не беспокоился, даже о своих друзьях. Он даже не захотел выступить против злодеяний Блалоха, когда я заговорил с ним об этом. Он сказал, что миру плевать на то, что с нами происходит, — так отчего же нас должно волновать то, что происходит с ним?
Андон пожал плечами. Похоже было, будто он сбит с толку.
— Но, по словам Симкина, когда Джорам увидел, что вас бьют, он кинулся в драку и серьезно ранил одного из стражников. Насколько я понимаю, Мосия тоже помогал вас спасать.
— Мосия... С ним все в порядке? — встревожился Сарьон.
— Да, все нормально. С ним ничего не произошло. Его только предупредили, чтобы впредь не лез не в свое дело, да и все.
— А где мы? — спросил Сарьон, присматриваясь к унылой обстановке, насколько ему позволяли тусклый свет свечи и головная боль. Он находился в маленьком, грязном кирпичном домике, состоящем, похоже, из одной-единственной комнаты с единственным окном и толстой дубовой дверью.
— Вас с Джорамом держат здесь в заключении. Блалох поместил вас обоих сюда, заявив, что между вами что-то произошло и он намерен выяснить, что же именно.
— Так это местная тюрьма...
Сарьону смутно припомнилось, что он вроде бы как-то видел ее во время одной из своих прогулок.
— Да. Вы снова у нас в селении. Они доставили вас сюда на плоту, вместе с украденными припасами. Чтоб они ими подавились! — с чувством пробормотал старик.
Сарьон взглянул на него с некоторым удивлением.
— Мы с моими сторонниками поклялись, что не возьмем ни крошки из припасов, которые они отняли у этих несчастных, — негромко произнес Андон. — Мы лучше будем голодать!
— Это все я виноват... — пробормотал Сарьон.
— Нет, отец. — Старик вздохнул и покачал головой. — Если кто и виноват, так это мы, чародеи. Нам следовало остановить этого человека, еще когда он только пришел к нам, пять лет назад. Мы же позволили ему запугать нас. Или, быть может, не так уж мы были и запуганы... Хотя, конечно, это тоже своего рода утешение — оглянуться и сказать, что он нас запугал. Но действительно ли это так? Я не знаю.
Морщинистая рука Андона, до этого лежавшая на плече у Сарьона, коснулась подвески, изображающей колесо. В рассеянности теребя его, старик уставился на трепещущий огонек свечи, стоящей на каменном полу у его ног.
— Я думаю, что на самом деле мы ему обрадовались. Это казалось таким удовольствием — отплатить миру, отвергшему нас — Он с горечью поджал губы. — Даже если эта расплата — кража нескольких бушелей зерна.
— И его разговоры о поставке в Шаракан орудий наших Темных искусств тоже когда-то казались привлекательными. — Покрасневшие глаза Андона блестели от непролитых слез. — В легендах многое рассказывается о древних временах, о шедеврах нашего искусства. Не все они служили злу. Девятое Таинство произвело на свет много хорошего и полезного. Если бы нам только представилась возможность показать людям, какие чудеса мы способны создавать, как мы можем помогать экономить магическую энергию, позволяя сберечь ее для тех, кто посвятил себя созданию прекрасных, изумительных вещей... Вот о чем мы мечтали, — с тоскою произнес чародей. — И вот теперь это чудовище извратило нашу мечту, превратив ее в кошмар! Он навлек на нас наш рок. Уничтожение целого селения не останется безнаказанным. Во всяком случае, я так считаю. Блалох посмеялся надо мной, когда я сказал ему о своих опасениях. То есть нет, вслух он не смеялся — он никогда не смеется. Но я видел в его глазах издевку.
«Они не посмеют искать нас здесь», — так он сказал.
— Возможно, он и прав, — пробормотал Сарьон, припомнив слова епископа Ванье: «Их число растет, и хотя Дуук-тсарит могли бы справиться с ними без особых проблем и забрать юношу силой, это означало бы вооруженный конфликт. А значит — слухи, волнения и беспорядки. Мы не можем сейчас этого себе позволить, поскольку при дворе сложилась сложная, деликатная политическая ситуация». — И что же он задумал?
Каталист дрожал. В тюрьме было холодно. Небольшой костерок, разведенный в дальнем конце комнаты, в примитивном очаге, давал мало света и еще меньше тепла.
— Он хочет, чтобы мы работали всю зиму — делали оружие. А он тем временем будет продолжать торговаться с Шараканом. — Андон пожал плечами. — Если на нас нападут, Шаракан придет к нам на помощь — так он сказал.
— Но это означает войну, — задумчиво произнес Сарьон и снова взглянул на Джорама. Тот сидел, неотрывно глядя куда-то в ночь. И Сарьону снова послышались слова епископа: «Таким образом, вы понимаете, насколько для нас важно получить этого молодого человека живым и, поставив его перед судом, разоблачить этих извергов, чародеев, которые извращают мертвые предметы и дают им Жизнь. Если это нам удастся, мы сможем показать народу Шаракана, что их император заключил союз с силами тьмы, — и тем самым приведем к его свержению».
Но за этим стояли не чародеи. Каталист перевел взгляд на Андона, на старого, уставшего человека, мечтавшего подарить миру водяные колеса, чтобы можно было тратить магию на создание радуг, а не дождей. Он посмотрел на Джорама. Теперь, узнав этого молодого человека поближе, Сарьон и о нем начал думать иначе.
«Он вовсе не отродье демонов, каким я его представлял. Да — запутавшийся, ожесточенный, несчастный. Но я и сам был таким в молодости. Да, правда — он совершил убийство. Но что его на это толкнуло? Внезапная смерть матери! И разве я лучше его? — Сарьон закрыл глаза и покачал головой. Душа его была полна смятения. — Разве не я несу ответственность за смерть того молодого каталиста? Если бы я забрал Джорама отсюда, как мне приказывали, предотвратил бы я тем самым гибель всех этих людей или нет? Как мне надлежит поступить? Где мне искать помощи?»
— А теперь я пойду, отец, — сказал Андон, подобрал свечу и встал. — Вы устали. Я повел себя как эгоист: вывалил на вас мои проблемы, когда у вас и своих хватает. Нам остается положиться на Олмина и просить его о помощи и наставничестве...
— На Олмина! — с горечью повторил Сарьон, усаживаясь. — Нет, со мной все в порядке. Просто немного кружится голова.
Он спустил ноги с кровати, отмахнувшись от Андона, попытавшегося его поддержать, и не обращая внимания на встревоженное квохтанье старика.
— Вы так говорите, будто лично знаете Олмина!
— Но я и вправду его знаю, отец, — отозвался Андон, взглянув на каталиста с некоторым замешательством Старик поставил свечу на корявый столик, стоящий посреди комнаты, опустился на колени перед очагом и попытался раздуть огонь. Он даже пустил в ход магию, чтобы в комнате стало потеплее. — Я знаю, что нам полагается говорить с Ним только через вас, священников, и я надеюсь, вы не обидитесь на то, что я вам сейчас скажу. Но мы долго, очень долго жили без каталиста, который мог бы предстоять перед Олмином от нашего имени. Мы с ним справлялись с многими трудностями. Он — наше прибежище в эти смутные времена. Его руководство подтолкнуло нас поклясться, что мы не станем есть хлеб, запятнанный кровью. Сарьон растерянно воззрился на старика.
— Он говорит с вами? Он отвечает на ваши молитвы?
— Я понимаю, что я не каталист, — смиренно отозвался Андон, коснувшись своей подвески-колеса, и встал, — и все-таки он общается со мной. О нет, не словами. Я не слышу его голос. Но со мной случается, что, когда я принимаю какое-то решение, в мою душу снисходит покой — и тогда я понимаю, что меня вела его рука.
«Покой, снисходящий на душу, — подавленно подумал Сарьон. — Я испытывал религиозный пыл, экстаз, Волшебство, а вот покой — никогда. Говорил ли Он хоть когда-либо со мной? Слушал ли я Его?»
Каталист застонал. У него все болело, а голова — так просто раскалывалась. Перед его мысленным взором плясали языки пламени и стояло искаженное страхом лицо молодого дьякона, посмевшего противостоять Блалоху...
— Отдыхайте. Да пребудет с вами Олмин.
Послышался звук осторожно прикрытой двери. Сарьон тряхнул головой, пытаясь прогнать плавающий перед глазами туман, и тут же об этом пожалел, поскольку и без того болевшую голову пронзила острая боль. Когда к Сарьону наконец-то вернулась способность видеть, он обнаружил, что Андона в комнате уже нет.