«Нас много, но мы разобщены».
      Если бы Техники объединились и восстали против Блалоха, чародей с его приспешниками был бы повержен. Без каталиста, у которого можно почерпнуть Жизнь, магические силы Исполняющего ограничены. Его приспешники, не такие уж многочисленные, не продержались бы против сотен противников. Однако же эти сотни не восставали. На самом деле большинство чародеев целиком и полностью поддерживали план Блалоха: объединиться с жителями Шаракана и объявить войну. Для чародеев настала пора вернуть Девятое Таинство в мир и снова занять свое законное место среди прочих обитателей Тимхаллана. А если они снова призовут в мир смерть и разрушение, разве не будет это искуплено теми чудесами, какие они принесут с собой и которые помогут улучшить жизнь?
      Но среди Техников были и те, кому хватало мудрости уразуметь, что чародеи, поддавшись этой мечте, просто повторяли трагические ошибки прошлого. Но они оказались в меньшинстве. Хорошо этому старику, Андону, твердить о терпении и мире. Молодых уже просто тошнило от прозябания в глуши. Они не хотели влачить жалкое существование и трудиться до полного изнеможения, когда им могли принадлежать — и должны были принадлежать! — все богатства и блага мира.
      А потому они безоглядно поддержали Блалоха, покинули свои фермы и принялись с энтузиазмом вгрызаться в земные недра и ковать оружие, которое должно было помочь им прорубить путь в будущее.
      Символом этого будущего для них служил монумент установленный в центре селения — Великое Колесо. Это колесо было старше самого селения. Его спасли от уничтожения во время гонений на Техников, произошедших вскоре после Железных войн и сопровождавшихся, помимо всего прочего, разрушением храмов чародеев. Техники, бежавшие в поисках спасения во Внешние земли, унесли Колесо с собой, и теперь оно висело в арке из черного камня. Огромное колесо с девятью спицами стало центром ритуала, именуемого Обучением.
      Откуда пошел этот ритуал, не знал никто. Его истоки терялись в грязи и крови прошлого. Возможно, когда-то давно чародеи, увидев, что знания, приобретенные ценой множества усилий, начинают утрачиваться при их нынешнем примитивном образе жизни, и решили воспользоваться этим методом для передачи знаний следующим поколениям. К несчастью, последующие поколения запомнили лишь слова; знания и мудрость зачахли и угасли, словно пламя оплывшей свечи.
      Каждую неделю вечером седьмого дня все жители селения собирались вокруг Колеса и принимались распевать песни, заученные еще в детстве. Эти песнопения сопровождались игрой на инструментах, сделанных из железа, замученного дерева и шкур животных, и считались данью почтения трем стихиям, играющим главную роль в жизни чародеев, — Огню, Ветру и Воде. Постепенно голоса становились все громче и пронзительнее, а музыка — все исступленнее. Люди пели о конструировании, строительстве и производстве разнообразных чудес, о которых никто уже не помнил и которых никто не понимал.
 
      Вечером накануне того дня, когда мужчины-чародеи должны были отправиться вместе с Блалохом в налет на поселения фермеров, ритуал Обучения превратился в форменное буйство. Бывший Дуук-тсарит ловко использовал этот ритуал в тех же целях, в каких Дкарн-дуук используют воинские танцы, — дабы разогреть кровь до такой степени, чтобы она бесследно выжгла из сознания всю совесть и сострадание. Поющие плясали у огромного Колеса, и в общий хор вплетались рокот и бренчание инструментов. Факелы разгоняли тьму. Колесо, выкованное из некоего сверкающего металла, искусство производства которого было давно утрачено, сияло в свете факелов, словно какое-то кошмарное солнце. Время от времени кто-нибудь из танцующих вскакивал на черный каменный постамент, на котором стояла арка. Ухватив один из кузнечных молотов, он с размаху бил в центр Колеса, туда, где сходилось девять спиц, и над толпой разносился голос железа, словно бы исторгнутый самой землей.
      Большинство чародеев — мужчины, женщины, дети — участвовали в Обучении; они выкрикивали им самим непонятные слова, плясали в отсветах факелов или смотрели на все это с совершенно разными чувствами.
      Андон смотрел на происходящее с печалью; в этих песнопениях ему слышались голоса предков, плачущих о своих все позабывших потомках.
      Сарьон взирал на ритуал с ужасом, столь беспредельным, что сам не понимал, как он еще не сошел с ума. Мелькание огней, пронзительная музыка, мечущиеся фигуры людей, охваченных жаждой крови, — перед ним словно ожили картины Преисподней. Сарьон не обращал никакого внимания на слова песнопений — слишком уж ему было паршиво. Здесь обитала Смерть, и он пребывал в самой ее сердцевине.
      Блалох смотрел удовлетворенно. Он стоял в своем черном одеянии за кругом танцующих и спокойно, никем не замеченный, наблюдал за ритуалом. Колдун слышал слова песнопений, но он слышал их часто и не придавал им особого значения.
      Джорам смотрел с раздражением и бессильной яростью. Он слышал эти слова. Более того, он их слушал и понимал — отчасти. Он один читал сокрытые книги. Он один из всех присутствующих различал в песнопениях знания, которые чародеи древности надеялись передать своим детям. Различал, но не мог понять. Знание оставалось заперто в этих словах и в книгах. А он никак не мог найти ключ — ключ, скрытый среди странных непостижимых символов.
      Симкин же смотрел на все это со скукой.
 
      Ритуал Обучения завершился с восходом луны. Войдя в круг света, образованный горящими факелами, Блалох взялся за молот и трижды ударил по Колесу. Присутствующие девять раз разразились громкими криками, а затем огненное кольцо рассыпалось и чародеи пошли по домам, рассуждая на ходу о тех великих деяниях, которые они совершат, когда Девятое Таинство наконец-то вновь будет править миром.
      Вскоре рядом с монументом не осталось никого; черная каменная арка отбрасывала жутковатую тень в свете восходящей луны, и теперь на Колесе блестели не яркие блики факелов, а бледный, призрачный свет луны. Погруженное во тьму селение спало. Тишину нарушал лишь шорох опавших листьев; студеный осенний ветер сорвал их с деревьев и теперь гонял по пустым улицам.

      Стояла уже поздняя осень, когда в ясный, солнечный день большая часть мужчин и юношей из селения чародеев отправились в путь, дабы забрать, как им мнилось, то, что мир им задолжал. Андон смотрел им вслед, и казалось, что в глазах старика отражается вся печаль прошедших столетий. Андон сделал все, что мог, чтобы остановить их, но потерпел неудачу. Видимо, им придется учиться на собственных ошибках. Старик лишь надеялся, что уроки не окажутся слишком горькими. И не обойдутся им слишком дорого.
      В первые дни путешествия светило солнышко, и стояла хорошая погода: днем было тепло и тихо, а ночью — прохладно. Члены отряда Блалоха были веселы и беспечны. Особенно радовалась молодежь, вырвавшаяся на свободу и избавившаяся от тяжелой, однообразной работы в кузнице или на мельнице, в шахте или на стройке. Предводительствуемые шумливым Симкином, снова переодевшимся ради такого случая в походную одежду («я называю этот цвет «Грязь и навоз»»), молодые люди смеялись, шутили и поддразнивали друг дружку, выясняя, кто хуже держится в седле, — косматые лошадки, которых разводили в селении, были почти полудикими. По вечерам младшие собирались вокруг костра, по очереди рассказывали всякие истории и играли со старшими в азартные игры, ставя на кон зимние пайки и проигрывая их столь последовательно, что казалось, будто никто из них не собирается есть до самой весны!
      Даже мрачный и замкнутый Джорам, казалось, изменился к лучшему; хоть он и не подкалывал окружающих, но зато, к изумлению Мосии, сделался довольно разговорчивым. Но, подумав, Мосия решил, что Джорам просто только что вышел из очередного приступа черной меланхолии.
      Однако на вторую неделю путешествие перестало быть приятным развлечением. Не унимающийся холодный дождь капал с пожелтевших листьев, пробирался под плащ и струйками тек по спине. Негромкий стук капель и плюханье лошадиных копыт по лужам сливались в один монотонный ритм. А дождь все моросил и моросил, целыми днями напролет. Костров больше не разжигали — Блалох запретил. Путники уже въехали в земли кентавров, и стражу удвоили, а потому многие по ночам не высыпались. Все ворчали, все были удручены, но один человек был настолько удрученнее прочих, что Мосия просто не мог этого не заметить.
      Очевидно, Джорам тоже это заметил. Мосия то и дело замечал в глазах Джорама затаенное удовольствие, и казалось даже, что он вот-вот улыбнется. А проследив за взглядом Джорама, Мосия неизменно обнаруживал, что тот смотрит на едущего впереди каталиста. Каталист трясся в седле, ссутулившись и понурив увенчанную тонзурой голову. Сарьон верхом на лошади являл собою воистину жалкое зрелище. Первые несколько дней он просто каменел от страха. Теперь он просто пребывал в постоянном напряжении. У него болело все тело — каждая косточка и мышца. Даже просто сидеть в седле и то было больно.
      — Жалко мне этого человека, — сказал Мосия как-то на второй неделе их пути на север. Они с Джорамом и Симкином, промокшие и замерзшие, ехали рядом по тропе; тропа была достаточно широка, чтобы по ней могла проехать кавалерийская бригада, по шестеро в ряд. Блалох сказал, что эту тропу проложили великаны, и велел всем быть поосторожнее.
      — Какого человека? — рассеянно спросил Джорам. Он увлеченно слушал изобилующее подробностями повествование Симкина о том, как герцог Вестширский нанял всю гильдию каменщиков вместе с шестью каталистами, чтобы полностью переделать свой дворец в Мерилоне, заменив хрустальные стены розовым мрамором с бледно-зелеными прожилками.
      — При дворе только и разговоров было, что об этом дворце. Такого еще никто никогда не вытворял. Только представьте себе — мрамор! Это смотрелось так... так тяжеловесно!.. — изрек как раз Симкин.
      — Каталиста. Как там его зовут? Мне его жалко, — повторил Мосия.
      — Сарьона? — Похоже, замечание Мосии несколько сбило Симкина с толку. — Прошу прощения, дорогой мой, но какое он имеет отношение к розовому мрамору?
      — Никакого! — огрызнулся Мосия. — Я просто обратил внимание на лицо Джорама. Ему, кажется, нравится смотреть, как этот бедолага мучается.
      — Он — каталист, — отрезал Джорам. — И ты ошибаешься. Я вообще о нем не думаю. Мне нет до него никакого дела.
      Мосия недоверчиво хмыкнул, поскольку заметил, что стоит лишь Джораму взглянуть на спину человека в зеленой рясе, и глаза его темнеют.
      — Кстати, а ты знаешь, что он из вашей деревни? — Доверительно заметил Симкин, перегнувшись через шею лошади, — да так громко, что его наверняка слышал весь отряд.
      — Тише, ты! Он так нас услышит. В каком смысле — из нашей деревни? — удивленно спросил Мосия. — И почему ты раньше об этом не сказал? Вдруг он знает моих родителей?
      — Я совершенно уверен, что упоминал об этом, когда сказал вам, что он пришел за Джорамом... — обиженно заявил Симкин.
      Мосия сердито шикнул на него.
      — Что за чушь! — но тут же тоскливо взглянул на каталиста. — Как там мои родители? Я уже так давно их не видел...
      — Ну так иди и поговори с ним! — огрызнулся Джорам. Черные брови сошлись на переносице, образовав прямую линию.
      — А и вправду, иди поболтай со стариной, — томно произнес Симкин. — На самом деле он не так уж плох для каталиста. А у меня, о мой Темный и Мрачный Друг, не больше причин их любить, чем у тебя. Разве я тебе не рассказывал, как они забрали моего маленького брата? Ах, маленький Нат! Бедный малыш! Он не прошел Испытания. Мы прятали его пять лет. Но они его все-таки отыскали — один из наших соседей настучал на нас. Взъелся на мою мать. А маленький Нат так меня любил! Малыш вцепился в меня, когда они тащили его прочь...
      Две слезинки скатились по щекам Симкина и исчезли в бороде. Мосия испустил раздраженный вздох.
      — Ладно, давайте! — шмыгнув носом, заявил Симкин. — Давайте, насмехайтесь над моими несчастьями!
      Слезы с новой силой заструились по его лицу, мешаясь с каплями дождя.
      — Вы меня простите, — пробормотал Симкин, — но я лучше останусь наедине со своим горем. А вы поезжайте себе. Нет, спасибо, не нужно меня утешать. Вовсе не нужно...
      И, пробормотав напоследок нечто неразборчивое, Симкин развернул коня и галопом погнал его в хвост отряда.
      — Насмехайтесь над его несчастьями! Интересно, сколько у него братьев? И всех отчего-то постигла ужасная судьба!
      Мосия фыркнул от отвращения и посмотрел вслед Симкину. Тот вытер слезы с лица и одновременно с этим отпустил грубую шутку в адрес одного из приспешников Блалоха.
      — Я уже не говорю про всех этих бесконечных сестер, которые попали в заложники к знати или похищены кентаврами, — не считая той, которая сбежала из дома, потому что влюбилась в великана. А еще тетя, которая вообразила себя лебедем и утонула в фонтане. И его мать, которая пять раз умирала от пяти редких болезней — и еще раз от разрыва сердца, когда Дуук-тсарит арестовали его отца за оскорбительные намеки на императора. И подумать только, что все это произошло с сиротой, которого нашли плывущим по сточной канаве Мерилона в корзинке, выстеленной розовыми лепестками. Ну и врун же! У меня просто в голове не укладывается, почему ты его терпишь!
      — Да потому, что он врет забавно, — пожав плечами, отозвался Джорам. — Это его и отличает.
      — Отличает?
      — Да, от вас всех, — отрезал Джорам, взглянув на Мосию из-под насупленных темных бровей.
      — Отчего бы тебе не пойти побеседовать с этим твоим каталистом? — холодно предложил он, глядя на вспыхнувшего от гнева Мосию. — Если то, что я слышал, — правда, у него есть куда более серьезные поводы для страдания, чем задница, натертая седлом.
      И Джорам, пнув лошадь пятками в бока, поскакал вперед. Он обогнал каталиста, даже не взглянув на него. Грязь так и летела из-под копыт его коня. Мосия увидел, как каталист поднял голову и взглянул вслед юноше, чьи длинные темные волосы, выскользнув из плена застежки, блестели под дождем, словно оперение мокрой птицы.
      — Интересно, почему я терплю тебя? — пробурчал Мосия, провожая друга взглядом. — Из жалости, что ли? Ты ненавидишь меня за это. Но это правда — по-своему. Я понимаю, почему ты не желаешь никому доверять. Ты отмечен шрамами — и не только теми, что у тебя на груди. Но когда-нибудь, друг мой, все они покажутся сущим пустяком по сравнению со шрамом от раны, которую ты получишь, когда поймешь, как ты ошибался!
      Покачав головой, Мосия послал своего коня вперед и подъехал к каталисту.
      — Простите, отец, что я вас отвлекаю от размышлений, — нерешительно произнес юноша, — но... вы не возражаете против моего общества?
      Сарьон испуганно взглянул на Мосию. Лицо его было уставшим и напряженным. Затем, осознав, что это всего лишь Мосия, он вроде бы несколько расслабился.
      — Вовсе нет. На самом деле я буду очень рад.
      — А вы... может, вы молитесь или заняты еще чем таким, отец? — несколько смущенно спросил Мосия. — Я могу отойти, если вы...
      — Нет, я не молился, — слабо улыбнувшись, отозвался Сарьон. — Я вообще последнее время не слишком много молюсь, — добавил он негромко. Каталист огляделся по сторонам и передернул плечами. — Я привык искать Олмина в коридорах Купели. Не здесь. Я вообще сомневаюсь, что Он здесь присутствует.
      Мосия не очень понял, что каталист имеет в виду, но решил, что это удобный случай повернуть разговор в нужную ему сторону, и заметил:
      — Мой отец тоже говорит что-то в этом духе. Он говорит, что Олмин обедает с богачами и швыряет объедки беднякам. Мы его не интересуем, а потому мы должны сами устраивать свою жизнь, как нам велят наши честь и совесть. Это самое важное, что мы оставим после себя, когда умрем.
      — Якобиас — мудрый человек, — кивнул Сарьон, внимательно взглянув на юношу. — Я знаком с ним. Ты ведь Мосия, верно?
      — Да. — Молодой человек покраснел. — Я знаю, что вы с ним знакомы. Потому-то я и подошел... То есть я не знал, а то бы подошел раньше... В смысле, Симкин только сейчас мне сказал...
      — Я понимаю. — Сарьон сдержанно кивнул. — Мне следовало бы самому подойти к тебе. У меня есть к тебе послание от твоих родителей. Но я... я неважно себя чувствовал.
      На этот раз пришел черед каталиста краснеть от смущения. Скривившись от боли, Сарьон заерзал в седле и взглянул вслед Джораму, исчезающему среди деревьев.
      — Мои родители... — произнес Мосия после нескольких секунд молчания.
      — Ой, да. Извини. — Сарьон встряхнулся. — У них все в порядке. Они просили передать тебе, что любят тебя. И очень по тебе скучают, — добавил каталист, заметив промелькнувшую на лице юноши тоску. — Твоя мама велела мне тебя поцеловать, но мне кажется, лучше я передам это просто на словах.
      — Ну, да... Спасибо, отец, — вспыхнув, пролепетал Мосия. — А... а они ничего больше не передали? Мой отец...
      Сарьон взглянул на юношу, и лицо его сделалось мрачным и серьезным, но он не ответил.
      Мосия перехватил его взгляд и все понял.
      — Так значит, это было не все, — с горечью произнес он. — Ну, приступайте к нотациям.
      — Это вовсе не нотация, — с улыбкой отозвался Сарьон. — Он сказал лишь, что слыхал про здешний народ кое-что такое, что ему не понравилось. Он надеется, что слухи лгут, но на всякий случай передает, чтобы ты не забывал того, во что тебя учили верить. И еще он передает, что они с матерью любят тебя и постоянно думают о тебе.
      На щеках юноши, только-только покрывшихся первым пушком, проступили красные пятна. Но стыд — если это действительно был стыд, — исчез почти мгновенно, сменившись гневом.
      — Ему рассказали неправду.
      — А что ты скажешь про этот рейд?
      — Это хорошие люди! — Мосия с вызовом взглянул на Сарьона, — Они хотят только, чтобы им были предоставлены такие же возможности, как и всем прочим. Ну, ладно, — быстро произнес он, когда ему показалось, что Сарьон хочет что-то сказать, — может, мне и не нравится кое-что из того, что они делают, может, я считаю это неправильным. Но мы ведь тоже имеем право жить.
      — Жить, грабя других? Андон мне сказал...
      Мосия нетерпеливо отмахнулся.
      — Андон — старый человек...
      — Он сказал, что до появления Блалоха Техники прекрасно обеспечивали себя всем необходимым, — продолжал Сарьон. — Они обрабатывали землю, используя инструменты вместо магии.
      — Теперь у нас нет на это времени. У нас слишком много работы. Но нам же нужно что-то есть зимой! — гневно парировал Мосия.
      — Так же, как и людям, которых мы собираемся ограбить.
      — Мы возьмем немного. Джорам сказал. Мы оставим им достаточно...
      — Только не в этом году. В этом году у вас есть я, каталист. В этом году Блалох может использовать меня, чтобы увеличить свою силу. Ты когда-нибудь видел, какую магию способен пустить в ход чародей?
      — Тогда почему вы здесь? — вдруг спросил Мосия, повернувшись к Сарьону. Лицо его было угрюмым. — Почему вы бежали во Внешние земли, раз вы такой справедливый и добродетельный?
      — Тебе это известно, — негромко отозвался каталист. — Я слышал, как Симкин говорил вам об этом.
      Мосия покачал головой.
      — Симкин не может даже сказать, который час, чтобы не соврать при этом, — язвительно произнес он. — Если вы имеете в виду ту чушь, что вы якобы явились за Джорамом...
      — Это не чушь.
      Мосия уставился на каталиста, удивленно и испуганно. Но лицо Сарьона, изможденное и усталое, было абсолютно спокойным.
      — Что-что? — переспросил юноша, решив, что ослышался.
      — Это не чушь, — повторил каталист. — Меня послали сюда, чтобы я доставил Джорама в руки правосудия.
      — Но... Но почему? Почему вы мне об этом говорите? — спросил окончательно сбитый с толку Мосия. — Вам что, чего-то от меня нужно? Вы хотите, чтобы я вам помог? Не стану я вам помогать! Чтоб я так подставил Джорама? Он — мой лучший...
      — Конечно же нет, — перебил его Сарьон, покачал головой и печально улыбнулся. — Я ничего от тебя не хочу. Что бы я ни предпринял по поводу Джорама, я должен сделать это сам.
      Каталист вздохнул и устало потер глаза.
      — Я сказал тебе обо всем этом, потому что пообещал твоему отцу, что поговорю с тобой, если увижу, что тебя втянули в...
      Он махнул рукой.
      Некоторое время они молча ехали под дождем. Откуда-то сзади сквозь звяканье сбруи и глухой стук копыт раздался пронзительный смех Симкина.
      — Вы могли бы прочесть мне свои нравоучения, не говоря правду про себя, отец. Но я все равно не верю Симкину. Ему никто не верит, — пробормотал Мосия. Он сжал поводья и уткнулся взглядом в лошадиную гриву. — Я не знаю, что вы имели в виду, когда говорили насчет Джорама и правосудия. И уж точно не вижу, как бы вы могли это сделать, — добавил он, с сомнением взглянув на каталиста. — Я, конечно же, предупрежу Джорама. И я все равно не понимаю, зачем вы мне все это сказали. Вы же не можете не понимать, что из-за этого мы с вами становимся врагами.
      — Я понимаю. И мне очень жаль, — отозвался Сарьон, кутаясь в насквозь промокший плащ. — Но я боялся, что в противном случае вы не обратите на меня внимания. Мое «нравоучение» нисколько бы на вас не подействовало, если бы вы думали, что я читаю его исключительно для соблюдения формальностей. А теперь я, по крайней мере, могу надеяться, что вы задумаетесь над моими словами.
      Мосия не ответил. Он продолжал ехать, опустив взгляд. Лицо его посуровело, руки, сжимавшие поводья, напряглись.
      — Ну, тогда ваша совесть может быть чиста, — промолвил он, поднимая голову. — Вы исполнили свой долг перед моим отцом. Но кстати, о совести: что-то я не заметил, чтобы вы противились Блалоху, когда он велит вам дать ему Жизнь. Или, может, вы думали о неповиновении? — фыркнув, поинтересовался Мосия, припомнив, как Джорам намекал на какое-то наказание.
      Юноша полагал, что каталист, на вид сущий слабак, съежится от страха, но тот, к его удивлению, встретил его взгляд со спокойным достоинством.
      — Это мой стыд, — ровным тоном ответил Сарьон, — и я должен что-то сделать с ним, как вы должны что-то сделать со своим.
      — Ничего я ни с чем не должен!.. — возмущенно выпалил Мосия, но тут его перебил веселый голос Симкина, перекрывший шум дождя и стук копыт.
      — Мосия! Мосия! Ты где?
      Молодой человек раздраженно обернулся и махнул рукой.
      — Я сейчас! — крикнул он, затем повернулся обратно к каталисту. — Я вот еще чего не понимаю, отец. Почему вы сказали Симкину про Джорама? Вы и ему тоже читали нотацию?
      — Я ничего не говорил Симкину, — ответил Сарьон. Уставший каталист неуклюже стукнул лошадь пятками по бокам и послал ее вперед. — Вы лучше идите. Они вас зовут. До свидания, Мосия. Я надеюсь, мы еще побеседуем.
      — Не говорили?! Тогда откуда он...
      Но Сарьон лишь покачал головой. Он нахлобучил капюшон на глаза и двинулся вперед, а Мосия остался в замешательстве смотреть ему вслед.
 
      — Ты слишком доверчив.
      — Тебя там не было, — пробурчал Мосия. — Ты его не видел, не смотрел ему в лицо. Он говорил правду. Ну да, я знаю, как ты ко всему этому относишься, — заявил он, заметив в темных глазах Джорама горькую улыбку, — но ты ведь признаешь, что это Симкин сказал нам, что каталист явился сюда за тобой. А если каталист заявляет, что он не говорил об этом Симкину, то получается, что...
      — А какое это имеет значение? — нетерпеливо огрызнулся Джорам, угрюмо глядя на маленький костерок, который они развели, чтобы просушить одежду.
      Отряд устроился на ночь в огромной пещере, найденной в склоне холма, неподалеку от реки. Поскольку во Внешних землях нечасто встречались никем не занятые пещеры, Блалох держался настороже, когда вошел туда, и прихватил с собой каталиста. Однако же проверка показала, что пещера и вправду пуста, и чародей решил, что это вполне подходящее место для ночевки. Единственным ее недостатком было зловоние, исходившее от кучи отбросов, сваленных в темном углу. Отчего-то никому не захотелось пристально их изучать. Отбросы они сожгли, но вонь осталась. Блалох сказал, что, возможно, в этой пещере обитали тролли.
      — Конечно, этот каталист не имеет для тебя никакого значения, — с горечью произнес Мосия, поднимаясь на ноги. — Для тебя ничего не имеет значения...
      Джорам неожиданно поймал друга за руку.
      — Извини, — с напряжением произнес он. Видно было, что слова даются ему с трудом. — Я благодарен тебе... за предупреждение.
      Губы его тронула кривая улыбка.
      — Я не думаю, что один не первой молодости каталист может представлять из себя серьезную угрозу, но я буду начеку. А что же касается Симкина, — Джорам пожал плечами, — спроси у него, откуда он все это узнал.
      — Но не можешь же ты верить этому дурню! — с раздражением воскликнул Мосия, усаживаясь обратно.
      — Дурню? Мне послышалось, или кто-то тут упомянул мое имя всуе? — раздался из темноты сладкозвучный голос.
      Мосия с отвращением фыркнул, скривился и прикрыл глаза ладонью, заслоняя их от света костра. В круг света из темноты выступил крикливо разряженный человек.
      — Ну, дорогие мои, как вам это нравится? — вопросил Симкин и приподнял руки, дабы продемонстрировать свой новый наряд в наиболее выгодном свете. — Мне так наскучила эта тусклая лесная одежда, что я решил, что самое время что-то изменить в жизни, как сказала герцогиня Д'Лонгевилль, выходя замуж в четвертый раз. Или это был пятый? Ну да не важно. Все равно этот ее муж, как и все прочие, давно уже скончался. Никогда не пейте чай у герцогини Д'Лонгевилль. Или если уж пьете, проследите, чтобы она не наливала вам заварку из того же чайничка, что и своему мужу. Как вам этот оттенок красного? Я называю его «пьяная Киноварь». Что случилось, Мосия? Ты сегодня мрачнее, чем твой хмурый друг.
      — Ничего, — пробурчал Мосия и встал, чтобы заглянуть в грубый железный котелок, осторожно пристроенный на горячие угли.
      — Судя по запаху, что-то горит, — сообщил Симкин, наклонившись и принюхавшись. — Кстати, а почему бы вам не попросить старину каталиста даровать нам немного Жизни? Воспользуйтесь магией, как все прочие. Раз уж теперь он у нас есть... Меня приглашают к ужину?
      — Нет!
      Мосия, демонстративно пропустив мимо ушей замечание насчет каталиста, подобрал какую-то палочку и принялся помешивать бурлящее содержимое котелка.
      — О, спасибо, — сказал Симкин, усаживаясь. — Итак, отчего же мы дуемся? А, знаю! Ты сегодня ехал рядом с отцом Лысая Голова. Ну и как, поведал он что-нибудь интересненькое?
      — Тс-с-с! — шикнул Мосия, кивнув в сторону Сарьона. Тот сидел в одиночестве и безуспешно пытался развести костерок. — Зачем ты спрашиваешь? Тебе и так, наверное, известно, о чем мы говорили, больше чем нам всем, вместе взятым.
      — Может, и известно, — весело подтвердил Симкин. — Вы только гляньте на бедолагу. Замерз до полусмерти. Он уже не в том возрасте, чтобы скитаться по глухомани. Пожалуй, я приглашу его присоединиться к нашему пиршеству. — Молодой человек поочередно взглянул на приятелей. — Ну так как, я приглашаю? Думаю, да. Джорам, не хмурься. Тебе действительно стоит побеседовать с ним. В конце концов, он ведь явился сюда, чтобы задержать тебя. Эй, каталист!
      Голос Симкина эхом разнесся по пещере. Сарьон вздрогнул и обернулся — как, впрочем, и все остальные.
      Мосия дернул Симкина за рукав.
      — Дурак! Перестань сейчас же!
      Но Симкин не унимался. Он вопил и размахивал руками: