– Да, и тогда тоже, – тихо сказала Астарта.
Камила села и, нащупав спички, зажгла свечу у изголовья своей постели. Комната, которую занимали обе женщины, ничем не отличалась от прочих комнат дворца: такие же каменные стены, полы и потолки, как и везде, тяжелые дубовые двери. Тканые половички, расстеленные на полу, и развешанные на станах коврики почти не оживляли комнату и не грели ее. Выскользнув из-под одеяла, Камила подошла к камину и помешала кочергой горящие угли.
– Будьте все-таки осторожней, – почти строго сказала Камила. – Вы хотели этого ребенка больше всего на свете. А теперь вместо того, чтобы спать, вы лежите и молитесь!
– А что еще мне делать? – спросила Астарта, садясь. – Если есть необходимость и приходит время действовать, человек действует. А когда нет необходимости или человек не способен действовать, ему остается терпеть и… верить.
Астарта говорила убежденно, но, умолкнув, вздохнула. Подняв свечу, Камила подошла к постели, на которой сидела Астарта.
– Вы сами не очень уверены в этом, но хотите убедить меня в правоте своих слов. Или, может быть, себя.
– Значит, мне не хватает сил, – сказала Астарта. – Я боюсь, Камила, боюсь за Дайена… и за моего ребенка. Мне было видение от Богини в ту ночь, когда он был зачат. Странное видение. У нас с Дайеном была любовь. Я видела лицо Дайена… в этот миг. А потом он исчез. Стало совсем темно, и я увидела другое лицо, незнакомое. И встретилась с его злобным взглядом.
Камила осторожно присела на край постели Астарты, поставив свечу на пол.
– Что это значит? – резко спросила она. Мысль о близости Астарты и кого-то еще, незнакомого Астарте, поразила Камилу. – Что не Дайен отец этого ребенка?
– О нет, Дайен, – бесстрастным голосом ответила Астарта.
– Тогда я чего-то не понимаю, – раздраженно сказала Камила.
– Я, я тоже, – подняла Астарта на Камилу свои чудесные глаза. – Теперь я знаю, чье это было то чужое лицо – кузена Флэйма.
Камила в замешательстве уставилась на Астарту.
– Этого не может быть. Ведь вы же тогда еще ни разу не видели его.
– Я не знала тогда, кто был этот человек. Теперь знаю. Из-за этого видения я оставила Дайена, – продолжала Астарта. – Я должна была расстаться с ним, должна была с открытой душой молиться Богине, чтобы избавиться от ужасных мыслей и чувств. Я надеялась, что она откроет мне смысл видения. Теперь я хотя бы знаю, чье было это чужое лицо.
Астарту била дрожь.
Камила хотела что-то сказать ей, но не решалась.
Она отказывалась верить, что такая мысль могла прийти ей в голову. Если бы Астарта рассказала ей про свое видение средь бела дня, она бы посмеялась над тем, что Астарта говорит об этом серьезно. Это был всего лишь сон – и ничего больше.
Но здесь, в этой темной, холодной и зловещей комнате, похожей на каменный мешок и освещенной лишь затухающим в камине огнем и коптящей свечкой, пойманная в ловушку и охраняемая стоящим за дверью стражем, терзаемая болью за Дайена и за себя, она вдруг поверила тому, что услышала от Астарты.
– Вы что-то хотели сказать? – спросила ее Астарта.
– Может быть, Богиня хочет сказать вам, что все можно спасти, что есть выход из положения. Все, что должен сделать Дайен, – это отказаться от короны, отречься. То, что вы хотели от него, у вас есть. Он дал вам ребенка. А Флэйм тогда сумеет получить то, чего он хочет, – стать королем.
– И как вы думаете, будет ли он хорошим королем? – хмуро спросила Астарта. – Смотрите, как поступает он с нами. С моим народом. Человек, способный пойти на похищение, насилие, убийство…
– Он делает это в силу необходимости, – возразила Камила. – Правителям приходится порой делать то, что им совсем не по нраву. Еще Маккиавели писал об этом. И Дайену приходится. Иногда правители вынуждены быть безжалостными.
– Безжалостными? И Дайен бывает безжалостным? – почти шепотом спросила Астарта.
– Нет, он – нет, – радостно отозвалась Камила. – Из-за этого он так и страдает. Помните, что сказал лорд Саган про ритуал? Это очень важно. Кто из них окажется сильнее, Дайен или Флэйм. Дайен на самом деле не создан быть королем. Он слишком близко к сердцу принимает чужие горести и заботы. Он печется о народе, беспокоится о своих подданных, пытается убеждать их, взывает к их здравому смыслу, когда мог бы просто действовать силой, он говорит людям правдиво и прямо, что они должны делать, а чего не должны. И слово у него не расходится с делом.
– Мне кажется, вы обрисовали очень хорошего правителя, – сказала Астарта и вздохнула. – Только он будет несчастлив.
– Вот, вы и сами видите, – убеждала себя Камила.
– Дайен был хорошим королем, – продолжала Астарта. – Он добивался мира, порядка, стабильности в галактике, и в большинстве дел ему сопутствовал успех.
– Да, успех, – с горечью сказала Камила. – И смотрите, что стало с ним.
Она подняла с полу свечу и вернулась на свою постель, задула пламя, забралась под одеяло и съежилась под ним, как загнанный в угол зверек, готовый в ярости броситься на врага, кусаться, царапаться, только бы спастись.
– Почему вы не испытываете ненависти ко мне, Астарта? – спросила она. – Я поняла бы вас, мне было бы легче…
– Тогда и вы смогли бы ненавидеть меня? Нет, я не испытываю к вам ненависти, но завидую вам, если вам так хочется.
– Завидуете мне? – повторила Камила, язвительно усмехнувшись.
– Да, завидую. Расскажите мне, как вы любили Дайена. – Голос Астарты изменился, стал доверительным и грустным.
Сначала Камила была изумлена, потом почувствовала себя задетой и заподозрила в вопросе Астарты какой-то подвох. В конце концов она решилась – а почему и не рассказать?
– Хорошо. Я скажу вам. Когда я обнимаю его, все его тело, каждая клеточка этого тела бесконечно дорога мне. Я хочу впитать его в себя, всего, и навсегда сохранить его в себе. И когда он во мне, я хочу вся растечься над ним, вокруг него, просочиться в него, стать кровью, питающей его, воздухом, поддерживающим его жизнь. Вот как я люблю его. Заботиться, тревожиться о нем, беречь его – и только его! Он для меня все, и, кроме него, ничто больше не имеет для меня значения.
– Теперь вы понимаете, почему я завидую вам? – спросила Астарта.
Настала тишина. Обе женщины молчали. И ни Астарта, ни Камила не подозревали, что сказали слишком многое.
***
Глубокой ночью двое мужчин сидели в ярко освещенной комнате, прислушиваясь к двум женским голосам.
– Вот вам то, чего вы хотите, мой друг! – торжествуя, воскликнул Флэйм. Откинувшись на спинку кресла, он улыбнулся Гарту Панте. – Проблема решена. Есть наследник престола. И у него будет лицо, похожее на мое. Так сказать, изготовление по заказу. И никаких волнений и забот. Ее величество беременна. И это действительно большая удача. Глуп бы я был, если бы не воспользовался этим.
– Каким образом, принц?
– Немного изменив мои планы. Я вступлю с ней в брак, чего проще?
– Да, конечно, – пожал плечами Панта. – Предполагается, что у нее уже нет мужа, я правильно вас понял?
– Вот именно.
– И предполагается также, что кровь не гуще, чем вода.
– Когда кровь моего кузена будет пролита, – сказал, улыбаясь, Флэйм, я дам вам его пробу на анализ.
Панта хмыкнул:
– Туска приходил недавно к Сагану.
– Знаю. Он был пьян.
– Туска не так глуп.
– Но и не так умен, чтобы вырваться из лап Сагана. Может быть, Туска передумал и заколебался. Если он хочет когда-нибудь снова увидеть жену и сына, ему надо бы знать, что лучше не выходить из игры. Он и сам понимает это.
– Не знаете ли вы, устранены ли неисправности электроники в комнате Сагана?
– Нет, мой друг, пока еще не устранены, – Флэйм положил руку на худое плечо Панты, успокаивая наставника. – Это дело рук Сагана, несомненно.
– Он не беспокоился бы, если бы ему нечего было скрывать от нас, – запальчиво сказал Панта.
– А что, в таком случае, скрываете вы, мой друг? – шутливым тоном спросил Флэйм. – У вас в комнате электронное оборудование тоже не функционирует.
– Вы становитесь легкомысленны, принц, – сердито упрекнул Флэйма Панта. – Речь идет о важном деле…
– Я отдаю себе в этом отчет, – возразил Флэйм, и таким холодом повеяло от металлического голоса принца, что старик умолк. – Завтра должен состояться ритуал. Завтра Саган докажет мне свою верность. Как только мой кузен Дайен прикоснется рукой к иглам гемомеча, все будет кончено. Саган знает об этом, и если он вздумает отговаривать Дайена… – Флэйм не договорил, лишь пожав плечами.
Панта покачивал головой, он сомневался в том, так ли уж прав Флэйм.
– Увидите, мой друг, увидите. Саган мой. А теперь оставим эту ночь нашему другу миледи, если, конечно, она здесь, а сами пойдем спать.
Выходя из комнаты, Флэйм грациозно поклонился в ее теперь уже темную пустоту.
Глава десятая
В полдень двойное солнце Валломброзы стояло прямо над дворцом. Абсолютно безоблачное небо, казалось, высушено зноем. Оба солнца – одно желтое и большое, а другое – маленькое и красное, – как два немигающих свирепых раскосых глаза, уставились на Валломброзу, готовые испепелить ее. Языки пламени, желтые и красные, проносились от одного солнца к другому, напоминая руки, держащие свободно подвешенные глазные яблоки.
Оба светила стояли в зените, зависнув прямо над просторным двором, расположенным в самом центре дворца. Этот двор представлял собой очень приблизительный четырехугольник, окруженный высокими каменными стенами, и был открыт для обозрения и входа со всех сторон. Здесь обитатели дворца обычно проводили свой досуг.
Черные полосы на стенах обозначали места, от которых отскакивали твердые резиновые шары. Линии, проведенные по гравию, грубо обозначали границы площадки для игры. Ряды деревянных скамеек для удобства зрителей располагались под навесом, дававшим тень.
Однако сегодня здесь было не очень тенисто. Двойное солнце щедро изливало на арену зной и яркий свет. Жара, впрочем, не была изнурительной, потому что воздух оставался прохладным. Двойное солнце умеренно нагревало поверхность планеты.
Выйдя с принцем из полутемного дворца, Саган, однако, надел капюшон и надвинул его на самые глаза, чтобы их не слепило солнце.
Флэйм был великолепен. Он пригласил своих гостей на площадку для игры в крокет до времени, когда подадут чай. Особенно внимателен принц был с Астартой. Он в высшей степени почтительно вел ее под руку и предложил ей место в наиболее тенистой части площадки. Заботясь о том, чтобы Астарте было удобно, он приказал принести диванные подушки и уложить их на твердые деревянные скамейки и предложил Астарте прохладительные напитки. Астарта вежливо и холодно отклонила ухаживания принца.
Баронесса Ди-Луна всегда открыто презирала эту свою набожную дочь-жрицу, считая ее слишком мягкой и слабой. Саган, наблюдая, как сохраняет Астарта достоинство и самообладание в этой, очевидно, безнадежной и опасной ситуации, посоветовал бы баронессе изменить свое мнение о дочери.
Камила села возле королевы. Саган вчера толком не разглядел дочь Олефского, крестницу Мейгри. Сегодня он увидел перед собой стройную, чем-то похожую на мальчика женщину – и испытал чувство облегчения. Командующий во что бы то ни стало хотел найти и находил в ней сходство с Мейгри, если не внешнее, то уж, во всяком случае, – духовное. Он искал в Камиле хотя бы крупицу Мейгри, ее безоглядную смелость, неукротимую гордость, непоколебимую честь и тот веселый блеск в серо-синих глазах, что так глубоко запал ему в душу.
Эта девочка (Саган думал о ней, как о девочке, хотя Камиле был уже двадцать один год или, может быть, около того) еще станет такой, как ее крестная мать, а пока что ей все-таки далеко до Мейгри. Но если в Камиле есть хотя бы задатки качеств крестной, то она проявит их в своей любви, в любви, пламя которой, вырвавшись из-под контроля, часто губит того, кто дал этому пламени вспыхнуть. Камила, казалось, не очень интересуется тем, что здесь происходит. Ее взгляд и внимание были сосредоточены на одном лишь Дайене. Саган знал, что Мейгри где-то рядом, он слышал смутную, едва уловимую музыку печали, сладостные аккорды, замиравшие в неподвижном воздухе. Что думает Мейгри о своей крестнице, хотелось бы знать Сагану.
Он отвел взгляд от Камилы. Лучше было не давать волю воспоминаниям и чувствам. Тогда думалось бы легче и спокойнее.
Во дворе появился Панта, неся какой-то большой деревянный ящик. Он тихо сказал что-то – всего несколько слов – Флэйму, который все еще безуспешно пытался привлечь к себе внимание надменной королевы и втянуть ее в беседу. Старик сел на скамью, не защищенную навесом от солнца, и стал нежиться под теплыми лучами, как старый кот. Ящик он поставил на скамейку возле себя.
Последним из дворца вышел Дайен, сопровождаемый Таском. Наемник был угрюм и молчалив. Одна рука у него была забинтована.
– Я ушибся о стену, – пробормотал он в ответ на вопрос Флэйма, что с ним.
Принц снова повернулся к королеве и не заметил, как Таск устремил свой взгляд на Сагана, – подозрительный и враждебный взгляд.
Командующий, однако, заметил это и стиснул зубы. Таск становился непредвиденной проблемой. Правда, такой проблемой, которую можно будет решить, когда для этого придет время.
Саган в ниспадавшей тяжелыми складками черной сутане пересек двор и остановился, стоя спиной к стене, широко расставив ноги и держа руки за спиной. Лицо Сагана скрывалось в тени от капюшона. Подняв его навстречу солнцу, он закрыл глаза и стоял так, сосредоточенный, ушедший в себя, отрешенный от неприятных и опасных мыслей и чувств. Хотя ему самому не придется иметь дело с гемомечом, те двое, кому это предстоит, будут необычайно восприимчивы по отношению друг к другу и, предполагал Саган, один из них, по крайней мере, попытается также проникнуть и в его сознание.
«Пусть он откроет в моем сознании именно то, что я хочу, чтобы он открыл», – думал Саган и концентрировал на этой мысли всю свою волю.
– Веселенькая компания, а, кузен? – заметил Флэйм, обращаясь к Дайену, когда Командующий достиг высшего уровня сознания.
Принц оставил в покое королеву и подошел к Дайену. На Флэйме были узкие кожаные брюки, высокие черные ботинки и белая рубашка с пышными рукавами. Так выглядели дуэлянты на телеэкранах.
– Вы свободны, Туска, благодарю вас, – сказал Флэйм. – Может быть, хотите остаться в качестве зрителя? Можете присоединиться к Панте…
Саган перехватил взгляд Таска и коротко кивнул ему, подзывая к себе. Таск пробормотал что-то невнятное, извиняясь перед Флэймом, и как бы исподволь подойдя к Сагану, встал рядом с ним, прислонясь спиной к стене и скрестив на груди руки. Воспаленные, красные глаза Таска щурились и непрерывно мигали. Похоже, он провел бессонную ночь.
«Тем лучше, – с удовлетворением отметил про себя Саган, взглянув на Таска и оценив его состояние. – Он выглядит вполне безопасно».
– А теперь, кузен, – продолжал между тем Флэйм, улыбаясь Дайену, который до сих пор не проронил ни слова, – давайте проделаем какие-нибудь нетрудные упражнения. И сами получим удовольствие, и гостей развлечем. Вы не представляете себе, как долго я ждал такой возможности. Быть вынужденным изо дня в день тренироваться со своей тенью невероятная скука. Долго же я мечтал о партнере, с которым мог бы проверить свое умение! Панта, мой друг, не будете ли вы столь любезны…
Панта встал и, открыв деревянную коробку, извлек оттуда два гемомеча. Флэйм тем временем прочертил на твердом покрытии круг каблуком своего ботинка.
– Не очень точно, но для наших целей достаточно. У нас ведь не настоящая дуэль, в конце концов, а лишь товарищеская встреча. Как вы считаете, милорд, – почтительно обратился он к Сагану, – диаметр правильный?
– В общем и целом – да, – сказал Саган, едва взглянув на обозначенный Флэймом
круг.
Флэйм поднял свой меч. Когда-то этот меч принадлежал Панте. По виду оба меча были почти одинаковы. Вся разница между ними состояла в том, что меч Дайена был украшен выгравированной на нем восьмиконечной звездой, означавшей, что когда-то этот меч принадлежал Стражу.
Дайен взялся за рукоять своего меча, внимательно следя за тем, чтобы иглы не вонзились ему в руку. Потом он присмотрелся к мечу, словно желая убедиться, действительно ли это его оружие, и неторопливым движением опустил его обратно в ящик.
Панта вопросительно взглянул на Флэйма. Принц пожал плечами. Панта поставил ящик между Флэймом и Дайеном и вернулся на прежнее место.
Флэйм пристегнул меч к поясу и еще раз бросил критический взгляд на круг, потом, как будто бы оценивая, не помешает ли ему слепящий свет двойного солнца, посмотрел на небо и снова перевел взгляд на Дайена.
Дайен стоял неподвижно, не выказывая ни малейшего желания еще раз взять в руки свой меч.
Флэйм с интересом наблюдал за своим кузеном. Для принца такой ответ со стороны Дайена явился, по-видимому, неожиданностью. Казалось, Флэйм не знает, как ему быть дальше. Он снова улыбнулся, пожал плечами, мельком покосился на солнце и пронзил свою руку иглами меча. Слегка вздрогнув, Флэйм задержал дыхание. Эти иглы причиняли острую боль, которая, однако, быстро проходила – у тех, чья наследственность позволяла выдержать это испытание.
Всех остальных это испытание могло убить.
– Вы, конечно, не откажетесь немного размяться со мной, кузен, – настаивал Флэйм, лицо которого еще хранило на себе следы ощущений, испытанных от игл меча, когда вирус и микрогенераторы вторгаются в кровеносную систему, соединяя оружие с его владельцем и превращая меч в еще один телесный орган, принимающий команды, идущие от мозга.
– Нет, – ответил Дайен.
– О, соглашайтесь же, соглашайтесь, – умолял Дайена Флэйм, оставаясь, однако, все еще полным обаяния. – Нам даже не придется беспокоиться о правилах, если вам так больше нравится. Всего лишь небольшая разминка, чтобы… кровь расходилась.
Произнося эти слова, он активировал меч. Горячее, лезвие светилось и гудело, неравномерно и громко. Меч Флэйма с быстротой молнии рассек воздух над головой Дайена.
Дайен, споткнувшись, упал, но успел отвернуться, иначе меч ослепил бы его.
Лезвие меча ожгло его кожу. В разом притихшем дворе замка было слышно шипение и запах опаленной плоти.
Камила вскочила на ноги, но Астарта крепко ухватила ее за руку и усадила обратно.
Таск встрепенулся всем телом. В следующий миг он уже не опирался спиной на стену, а руки держал в карманах. Покосившись на Сагана, он увидел, что тот делает вид, что ровным счетом ничего не заметил.
Флэйм огорченно покачивал головой.
– Мне очень жаль, кузен. Простите меня, я, право же, не хотел вас задеть, только немного раззадорить. Не сердитесь, в игре всякое бывает. Возьмите свой меч.
Дайен прикоснулся тыльной стороной ладони к поврежденной щеке и увидел у себя на руке кровь.
– Я не буду с вами сражаться, кузен. Если вы задумали убить меня, то можете сделать это недрогнувшей рукой. – При этих словах Дайен взглянул на Сагана, думая, быть может, о том дне, когда те же – или почти те же – слова Саган сказал ему.
Саган позволил памяти ожить в своем сознании. Это могло оказаться полезным. Однако эмоции не сочетались с воспоминаниями, отчего воспоминания оставались голыми, как скелет.
– Убить вас? Да, кузен, я могу убить вас. На том самом месте, где вы стоите сейчас, – горячась, заговорил Флэйм. Он опустил свой меч и сразу же отключил его. – Но я не хочу убивать вас. Это не привело бы меня к цели и было бы бессмысленно.
Он обнял Дайена и привлек его к себе, удерживая в теплых, искренних и сильных объятиях старшего, более мудрого и опытного брата.
– Отрекитесь от престола, кузен. Отдайте мне корону. Мы оба знаем, что из нас двоих я больше заслуживаю ее. Передайте мне ваши заботы и груз ответственности. Отдайте мне бессонные ночи и дни в одиночестве. Я сильнее, и мне нести эту ношу. А вы проживете всю свою жизнь в мире и покое, – он искоса глянул на Камилу, – с той, которая любит вас.
Брови Дайена над синими глазами нахмурились. Но ответить Флэйму он не успел. Флэйм прижал его к себе еще сильнее и продолжал, упреждая Дайена:
– И не только это ждет вас впереди, а нечто гораздо большее. Знаете ли вы, кузен, что ваша жена беременна? Да, она носит под сердцем вашего ребенка. Это правда, кузен. Взгляните на нее, и вы сами все поймете.
Дайен не мог скрыть своего удивления и невольно взглянул на Астарту.
Астарта на таком расстоянии, наверное, не слышала Флэйма, но догадалась, о чем он сейчас говорит ее мужу, и в эту минуту королевское самообладание покинуло ее. Кровь бросилась ей в лицо, покрывшееся красными пятнами, и почти сразу вслед за тем Астарта мертвенно побледнела. Губы ее приоткрылись, но она не могла произнести ни слова.
Камила, неподвижная, застывшая, сидела возле Астарты, опустив голову, и не смела ни на кого взглянуть.
Дайен вздохнул, и этот вздох, казалось, вырвался из гулкой бездны последних трех лет.
– Я предлагаю вам соглашение, кузен, – тихо сказал Флэйм на ухо Дайену. Но Королевская кровь, которая текла в их жилах, и гемомеч донесли слова Флэйма до Сагана. – Отдайте мне престол – и я сделаю вашего ребенка его наследником, клянусь вам. Я могу поклясться в этом публично, подписать бумаги, какие только вы ни пожелаете. Видите ли, своих детей у меня быть не может.
Дайен отрицательно покачал головой.
– Послушайте, кузен, – голос Флэйма неуловимо изменился, стал угрожающим. – На вашем месте я принял бы это предложение всерьез, потому что я могу достичь своей цели каким угодно путем. Если мне надо будет убить вас и жениться на безутешной вдове, то я сделаю это. Вы скажете, она не захочет выйти за меня? О, да. У нее не будет выбора. Не будет, – если она хочет, чтобы ее ребенок стал королем! Соглашайтесь, кузен! Отдайте мне корону! Не вынуждайте меня убивать вас!
Синие глаза Дайена встретились с такими же, как у него, синими глазами Флэйма:
– Нет.
Синие глаза Флэйма, горевшие неутоленной жаждой власти, свирепо смотрели на Дайена. Флэйм убрал свою руку с руки Дайена.
– В таком случае у меня нет выбора, – помрачнев и не глядя на короля, глухо сказал принц.
Вдруг его озарила какая-то идея, и он снова посмотрел в глаза королю.
– Вот что я скажу вам, кузен. Мы решим наш спор, как принцы крови решали такие споры тысячу лет назад. Мы сразимся за право носить корону. Победитель восходит на престол. Что вы скажете на это? Кто знает? – Флэйм весело засмеялся. – Вдруг вы убьете меня. И тогда все наши проблемы будут решены.
Дайен почувствовал искушение. Саган видел это по его лицу, чувствовал, какая борьба происходит в сердце молодого человека. Король колебался, раздумывая.
Все, кто был вокруг них, напряженно молчали. Слышны были только отдаленные звуки музыки, тревожной и печальной, да тихий шелест сутаны Сагана.
Дайен опять взглянул в сторону Сагана. Саган молчал, и Кровь ничего не подсказала Дайену. Но Дайен слышал Сагана, сам не понимая, как. Может быть, король научился прислушиваться к голосу своего сердца, как советовал ему когда-то Саган?
– Я не могу рисковать, не могу держать пари, когда ставка столь велика. Я король по праву и уверен, что достоин быть королем, – он снова взглянул на Сагана. На сей раз взгляд был тревожным, – хотя кое-кто и оспаривает это. Я не буду сражаться.
Флэйм казался скорее разочарованным, чем разгневанным. Он подошел к Сагану:
– Милорд, как решить наш спор, чтобы никто никого не убивал? Что посоветуете вы мне?
– Что посоветую я вам, Ваше высочество? – спокойно сказал Саган. Его глаза в тени капюшона держали Дайена в поле зрения, даже когда он смотрел на принца, с которым говорил. – В древности, на которую вы ссылаетесь, король мог назвать своего вассала, сторонника, который должен был сражаться вместо него.
– Сторонника? – холодно сказал Флэйм. – Я полагаю, этим сторонником будете не вы, милорд?…
– Нет, Ваше высочество, – поклонившись, ответил Саган. – Я принял обет, который запрещает мне брать в руки оружие. Но здесь есть некто, кому может быть представлена честь сражаться за короля. – Саган взглянул на Камилу.
Этого Флэйм не ожидал. Казалось, его одолевают сомнения. Но вдруг он широко улыбнулся.
– Превосходно, милорд, – сказал он и усмехнулся.
Он подошел к ящику, который стоял у ног короля, взял меч Дайена и поднял его, стараясь не задеть пяти острых игл:
– Туска, приведите сюда сторонника короля, – приказал он.
– Что? – рывком выпрямился Таск.
– Приведите сюда сторонника короля, – еще раз приказал Флэйм, теряя терпение.
– С ума вы тут все посходили, – огрызнулся Таск и снова прислонился спиной к стене, не проявляя ни малейшего желания подчиниться принцу.
– Идите же! – почти не раскрывая рта, сказал Саган.
– Куда? Может, помчаться надраить доспехи и прибежать обратно с двуручным мечом? А глупей чего-нибудь не прикажете?
Игнорируя Таска, Саган сам подошел к Камиле. Она казалась растерянной, не понимающей, что происходит. «Ничего, скоро поймешь», – подумал Саган. Он надеялся, что Камила окажется достойной своей крестной.
Саган взял Камилу за правую руку.
Астарта схватила ее за левую руку и, не отпуская Камилу от себя, смотрела на Сагана с таким дерзким вызовом, который сделал бы честь и ее воинственной матери.
– Отпустите ее! – потребовала она.
– Не вмешивайтесь, Ваше величество, – холодно сказал Саган.
Он не отрываясь смотрел на Астарту, подчиняя ее влиянию Королевской крови. Астарта побледнела и выпустила руку Камилы.
Саган помог Камиле встать и, чуть не волоча за собой, подвел ее к Флэйму. Крепко держа Камилу за плечи левой рукой, Саган взял ее правую руку и вытянул вперед ладонью вверх:
– Дайте ей оружие, Ваше высочество.
Держа меч иглами над ладонью Камилы, Флэйм вопросительно взглянул на Дайена.
Саган услышал, как за спиной у него рванулся вперед Таск.
– Озверели вы тут все, что ли? Вы что – хотите убить ее? Ублюдки! Не дам!…
Саган отпустил руку Камилы и ударил Таска в лицо тыльной стороной руки.
Таск рухнул как подкошенный. Тряхнув головой, он сделал слабую попытку подняться. Изо рта у него поползла струйка крови. Застонав, он вытянулся и затих. Больше Саган даже не взглянул на него.
Крепко держа Камилу за руку, Флэйм надавил на сустав ее большого пальца, чтобы ладонь Камилы оставалась открытой. У Камилы перехватило дыхание, но, стиснув зубы, она терпела боль. Она не сопротивлялась, зная, что ей не преодолеть влияния Сагана. Как зачарованная, смотрела она на иглы меча, блестевшие под лучами двойного солнца и бросавшие странную двойную тень на ее ладонь.
«Понимает ли она, что смотрит в лицо смерти?» – думал Саган.
Да, она понимала это. Камила подняла глаза на Дайена.
Дайен был так бледен, что, казалось, еще немного – и упадет там, где стоит. Огненно-рыжие волосы взмокли от пота и сползли Дайену на лицо, похожие на струйки крови. Дайен не сводил глаз с игл, зависших над рукой Камилы. Часто и тяжело дыша, он прошептал:
– Я видел, как умер Маркус.
– Не от гемомеча, – возразил ему Саган. – Его смерть была милосердной, скорой. Он умирал у вас на руках, и он был на ранней стадии болезни, прежде чем болезнь, как отрава, не разошлась по всему его телу. Иначе все бы затянулось на три дня, и никакие лекарства не могли облегчить его ужасную агонию. Из всех смертей эта самая мучительная. И у мужчин, и у женщин.
Флэйм силой заставил Камилу приблизить руку к острым иглам. Она вздрогнула, и руки Сагана ощутили ее дрожь. Но, как и прежде, Камила ни разу не вскрикнула. Она отвернулась, чтобы не видеть смертоносных игл, а, может быть, затем, чтобы избежать влияния Дайена и чтобы он не видел, что она не может перебороть ужас.
«Это девочка смелая, как… Мейгри», – глядя на Камилу, подумал Саган, и грусть и гордость переполнили его сердце.
– Ну что, кузен? – спросил Флэйм. – Вы будете сражаться за свою корону? Или она?
Дайен посмотрел на Сагана, ища ответного взгляда. Военачальник почувствовал попытку проникнуть в его душу и оставался непроницаем для нее. Он предполагал, что ему это удалось, и был несколько удивлен и раздосадован, заметив едва уловимое мерцание света в полных отчаяния синих глазах. Но это быстро прошло. Глаза Дайена погасли, и взгляд их стал уклончив. Но вот, как будто найдя ответ на свой невысказанный вопрос, король шагнул вперед и выхватил меч из руки Флэйма.
Дайен вонзил иглы в свою руку. Гримаса боли исказила его лицо. Но эту боль причиняли Дайену не только вонзившиеся в руку иглы, а еще и предательство. И красноречивее всяких слов об этом говорил взгляд, брошенный им на Сагана.
Саган чуть отпустил плечи Камилы. Ослабевшая и дрожащая – теперь уже оттого, что опасность миновала, – она пошатнулась и чуть не упала. Первым успел прийти к ней на помощь Флэйм, который отвел ее на прежнее место, сказав несколько успокоительных слов и прося извинить его. Она шла, опираясь на его руку, потому что иначе не устояла бы на ногах, и в ответ на его извинения лишь молча кивала головой.
Астарта заботливо усадила Камилу рядом с собой и сказала ей что-то, чего никто другой расслышать не мог. Камила покачала головой и отшатнулась, а потом съежилась, уныло глядя себе под ноги.
– Из-за меня, – неслышно произнесли ее губы. – Из-за меня.
Вот так сразу и горько распрощалась она с девической наивностью.
Таск, придя в себя, застонал. Саган нагнулся и, взяв Таска за рубашку, оттащил его в скудную тень возле стены.
– Ублюдок… – слабо огрызнулся Таск сквозь разбитые и распухшие губы.
– Мне больше ничего не оставалось. Вы могли погубить все дело, – спокойно сказал Саган, пользуясь тем, что из-за треска гравия, по которому он тащит тело Таска, никто, кроме самого пострадавшего не слышит его. – Еще одна такая вспышка – и я вынужден будут вообще убить вас.
Таск что-то забормотал в ответ.
– Заткнись, – так же спокойно и тихо сказал ему Саган. Он усадил Таска, прислонив его спиной к стене. Таск, цепляясь за стену, хотел встать, но только оцарапал о стену щеку и чуть не упал. Выплюнув изо рта выбитый зуб, он снова застонал.
