— Рейст! Сюда! — Карамон отчаянно махал рукой с крестьянской повозки, которой он управлял. В тринадцать лет, когда Карамон стал таким высоким, широкоплечим и мускулистым, что казался гораздо старше, он стал главным помощником фермера Седжа на полях.
      Волосы Карамона вились мягкими каштановыми кольцами, его глаза были веселыми, дружелюбными и простодушными, и очень доверчивыми. Дети обожали его, а нищие, фокусники и шарлатаны любили его еще больше, как неиссякаемый источник дохода. Он был необычайно силен для своего возраста, и необычайно мягок. Он был страшен в гневе, но чтобы рассердить его, надо было очень долго стараться, так что Карамон обычно понимал, что зол, только после окончания ссоры или драки.
      Его гнев проявлял себя в полную силу лишь в одном случае: если кто-то угрожал его близнецу.
      Рейстлин поднял руку, отвечая на приветственные крики брата. Он был рад видеть Карамона, рад снова увидеть дружелюбное лицо.
      Семь зим назад Рейстлин решил, что ему стоит оставаться в школе во время самых жестоких холодов. Это значило, что первый раз в жизни близнецы расставались на несколько месяцев.
      Семь зим прошло для Рейстлина вне дома. Каждой весной, как и в эту весну, когда солнце растапливало лед на замерзших дорогах и нагревало первые зеленовато-золотые почки на валлинах, близнецы встречались снова.
      Рейстлин давным-давно оставил тайную надежду на то, что однажды он поглядит в зеркало и его отражение окажется отражением его привлекательного брата. Рейстлин, с его тонкими чертами лица, большими глазами, и мягкими рыжевато-каштановыми волосами, которые доходили ему до плеч, был бы красивее брата, если бы не его глаза. Они глядели слишком долго, глубоко и пристально, видели слишком много, и в них всегда присутствовала легкая искорка превосходства, потому что он ясно видел и разгадывал все притворства, уловки и хитрости людей, и они были непонятны и противны ему одновременно.
      Спрыгнув с тележки, Карамон заключил брата в объятья, но тот не ответил ему тем же. Он использовал свертки с вещами, которые держал в обеих руках, как предлог избежать проявлений любви, которые он находил нелепыми и глупыми. Его тело напряглось и застыло в братских объятиях, но Карамон был слишком рад, чтобы заметить. Он схватил вещи брата и закинул их в повозку. — Давай, я помогу тебе взобраться, — предложил Карамон.
      Рейстлин начал думать, что был не так уж рад видеть брата, как ему сперва казалось. Он подзабыл, каким надоедливым мог быть Карамон. — Я вполне способен залезть в повозку без чьей-либо помощи, — отрезал Рейстлин. — Ну конечно, Рейст, — Карамон широко улыбался, ни в малейшей степени не обиженный.
      Он был слишком глуп, чтобы обидеться.
      Рейстлин подтянулся и залез в телегу. Карамон плюхнулся на переднее сиденье. Схватив поводья, он зацокал языком, побуждая лошадь свернуть на дорогу, ведущую к Утехе. — А это еще что? — Карамон завертел головой, прислушиваясь к голосам, доносящимся от школы. — Не обращай на них внимания, братец, — спокойно сказал Рейстлин.
      Уроки закончились. Учитель обычно посвящал это время дня «медитации», что означало, что его можно застать в библиотеке с закрытой книгой на коленях и открытой бутылкой портвейна, которым славился Северный Эргот. Он «медитировал» до ужина, пока служанка не будила его. Считалось, что мальчики должны заниматься в это время, но Мастер Теобальд никогда не проверял их, так что они были предоставлены сами себе. Сегодня стайка мальчишек собралась у черного входа школы, чтобы попрощаться с Рейстлином. — Пока, Хитрец! Скатертью дорожка! — орали они хором, во главе с зачинщиком, высоким пареньком с морковно-оранжевыми волосами и россыпью веснушек, который был новеньким. — «Хитрец»! — Карамон посмотрел на брата. — Они тебе это кричат? — Его брови сошлись вместе. — Ну я им сейчас… — Он остановил телегу. — Карамон, не трогай их, — сказал Рейстлин, кладя ладонь на мускулистую руку брата. — А вот и трону, — ответил Карамон. — Они не имеют права обзывать тебя так! — Его руки сжались в кулаки, довольно впечатляющие для тринадцатилетки. — Карамон, не надо! — резко приказал Рейстлин. — Я разберусь с ними сам, когда время придет. — Ты уверен, Рейст? — Карамон все еще смотрел на смеющихся мальчишек. — Они не смогут обзывать тебя, если у них губы будут разбиты. — Возможно, сегодня не смогут, — сказал Рейстлин. — Но мне придется вернуться сюда завтра. Так что поехали. Мне бы хотелось быть дома до заката.
      Карамон повиновался. Он всегда слушался приказов своего близнеца. Он с радостью признавал, что Рейстлин — более умный из них двоих. Карамон постепенно привык полагаться на решения Рейстлина во всех случаях, даже во время игр, в которые они играли с другими ребятами, игр вроде «Гоблинский Мяч», «Кендер, Держись Подальше» и «Король под Горой». Из-за своего слабого здоровья Рейстлин не мог участвовать в таких буйных играх, но он внимательно наблюдал за ними. Его живой ум разрабатывал стратегии для победы, которые он объяснял затем своему брату.
      Без руководства Рейстлина Карамон часто забивал голы в свои собственные ворота в «Гоблинском Мяче». Он почти всегда становился кендером в «Кендер, Держись Подальше» и неизменно оказывался жертвой продуманных военных действий Стурма Светлого Меча в «Король-под-Горой». Но если Рейстлин был рядом, чтобы напоминать ему, какой конец поля чей, и давать ему хитрые советы, как ввести противника в заблуждение, то Карамон побеждал чаще, чем проигрывал.
      Он еще раз подстегнул лошадь. Повозка катилась по неровной ухабистой дороге. Крики мальчишек затихли — видимо, те заскучали и принялись за что-то другое. — Я не понимаю, почему ты не позволил мне отколотить их, — пожаловался Карамон.
      «Потому что, — мысленно завопил Рейстлин, — я знаю, что бы случилось! Знаю, чем бы все закончилось! Ты бы „отколотил“ их, как ты изящно выражаешься, братец. Затем ты помог бы им подняться из пыли, похлопал бы их по спине, сказал бы, что ты знаешь, что они не это хотели сказать, и в конце концов, вы все стали бы лучшими друзьями. Все, кроме меня. Кроме „Хитреца“. Нет, я сам их проучу. Они узнают, на что способен „Хитрец“.
      Он бы так и продолжал сидеть, размышляя об этих несправедливостях и строя коварные планы, если бы не его брат, который без умолку болтал об их родителях, друзьях, и прекрасной погоде. Веселая болтовня Карамона вывела его брата из его мрачного состояния. Воздух был теплым и нес с собой ароматы растущих деревьев, свежей травы и лошадей — гораздо более приятные запахи, чем вареная капуста и мальчики, которые мылись раз в неделю. Если они вообще мылись.
      Рейстлин глубоко вдохнул душистый свежий воздух и не закашлялся. Солнечные лучи приятно согревали его, и он обнаружил, что с искренним интересом слушает рассказ своего брата.
      — Отца не было дома последние три недели, и он вряд ли вернется до конца месяца. Мама помнит, что ты возвращаешься сегодня. Ей намного лучше теперь, Рейст. Ты заметишь изменения. С того самого времени, как вдова Джудит начала приходить и сидеть с ней, когда у нее были эти припадки. — Вдова Джудит? — резко переспросил Рейстлин. — Кто такая Джудит? И что ты имеешь в виду — сидеть с ней, когда у нее были эти припадки? А вы с отцом на что?
      Карамон нервно заерзал на своем сиденье. — Это была тяжелая зима, Рейст. Тебя не было. Отцу надо было работать. Когда дом фермера Седжа замело метелью, и я не мог у него работать, я стал помогать в конюшнях, кормить лошадей и убирать навоз. Мы пробовали оставлять мать одну, но… ну, в общем, это было плохой идеей. Однажды она уронила горящую свечу и даже не заметила. Дом чуть не сгорел. Мы старались, как могли, Рейст.
      Рейстлин ничего не сказал. Он сидел, храня угрюмое молчание, злясь на отца и брата. Им не следовало оставлять ее на попечение незнакомых людей. Он и на себя злился. Ему не следовало покидать мать. — Вдова Джудит очень милая, правда, Рейст, — начал Карамон, защищаясь. — Маме она нравится. Джудит приходит каждое утро, помогает маме одеться и причесывает ее. Она напоминает ей поесть, и потом они шьют или что-то еще вроде этого. Джудит много с ней говорит и не дает ей отключаться и погружаться в эти припадки. — Он беспокойно посмотрел на брата. — Извини, я хотел сказать, трансы. — О чем они разговаривают? — спросил Рейстлин.
      Карамон выглядел испуганным: — Не знаю. Обычная женская болтовня, думаю. Я никогда не слушал. — И как же мы платим этой женщине?
      Карамон ухмыльнулся. — Мы не платим. Вот что хорошо, Рейст! Она делает это просто так. — С каких это пор мы живем на милостыню? — Это не так, Рейст. Мы предлагали платить ей, но она отказалась взять деньги. Он помогает людям, потому что этого требует ее вера — эта новая религия в Гаванях, о которой мы слышали. Бельзориты, или что-то вроде этого. Она одна из них. — Мне это не нравится, — сказал Рейстлин, мрачнея. — Никто ничего не делает просто так. Интересно, чего она добивается? — Добивается? Чего она может добиваться? Не похоже, чтобы у нас дома хранились сокровища. Вдова Джудит — просто добрая женщина, можешь ты в это поверить, Рейст?
      Видимо, Рейстлин не мог, так как продолжил задавать вопросы. — Как вы нашли эту «добрую женщину», братец? — Вообще-то это она нашла нас,
      — сказал Карамон после минутного раздумья. — Она постучалась в дверь однажды и сказала, что слышала, что наша мать нездорова. Она знала, что мы, мужчины, — Карамон произнес это слово с ноткой гордости, — должны работать, и сказала, что будет только рада присмотреть за мамой, пока нас нет. Она сказала, что она вдова, что муж ее давно умер, а дети выросли и уехали куда-то. Ей самой было одиноко. А Старший Жрец Бельзора повелел ей помогать людям. — Кто это — Бельзор?
      — подозрительно спросил Рейстлин.
      К этому времени даже Карамон потерял терпение. — Во имя Бездны, я не знаю, Рейстлин, — сказал он. — Сам ее спроси. Только постарайся быть милым с ней, хорошо? Она была очень добра к нам.
      Рейстлин не потрудился ответить. Он снова погрузился в раздумья.
      Он и сам не знал, почему это так его расстроило. Возможно, это всего лишь из-за чувства вины за то, что он покинул мать и позволил незнакомой женщине войти в их дом. Но все же что-то еще казалось неправильным. Карамон и отец были слишком простодушны, слишком готовы поверить в добрые намерения других людей. Они оба могли быть обмануты с легкостью. Никто не стал бы тратить время на заботу о другом, если бы не ожидал что-то получить взамен. Никто.
      Карамон посылал брату беспокойные, взволнованные взгляды. — Ты не сердишься на меня, Рейст, правда? Извини, что я нагрубил тебе. Просто… ну, ты же еще не знаком со вдовой, и… — А ты, похоже, подрос, братец, — прервал его Рейстлин. Он не хотел больше говорить о Джудит.
      Карамон приосанился. — Я вырос на четыре дюйма с осени. Отец замерил мой рост у косяка. Я теперь выше всех наших друзей, даже Стурма.
      Рейстлин уже заметил. Он не мог не заметить, что Карамон больше не был ребенком. За эту зиму он превратился в симпатичного молодого мужчину — крепкого, рослого для своих лет, с копной кудрявых волос и широко открытыми, невыносимо честными карими глазами. Он был добродушным и обаятельным, вежливым со старшими, веселым и компанейским. Он от души хохотал над любой шуткой, даже если шутили над ним. Его считала другом вся молодежь города, от сурового и замкнутого Стурма Светлого Меча до малышей фермера Седжа, которые дрались друг с другом за право прокатиться на широких плечах Карамона.
      Что касается взрослых, то соседи, особенно женщины, жалели одинокого паренька и наперебой приглашали его разделять обеды и ужины с их семьями. Учитывая, что Карамон никогда еще не отказывался от бесплатной еды, он был самым откормленным парнем в Утехе. — Есть какие-нибудь вести от Китиары? — спросил Рейстлин.
      Карамон покачал головой: — Нет, ничего. Мы уже год о ней ничего не слышали. Как ты думаешь… я имею в виду… Может быть, она умерла?
      Братья обменялись взглядами, и сходство между ними, обычно незаметное, стало просто очевидным. Оба покачали головами. Карамон рассмеялся: — Хорошо, значит, она не умерла. Тогда где она? — Соламния, — сказал Рейстлин. — Что? — Карамон был потрясен. — Откуда ты знаешь? — А куда еще она могла отправиться? Она ищет своего отца, или по крайней мере его семью, ее родственников. — Зачем бы они ей понадобились? — удивился Карамон. — У нее есть мы.
      Рейстлин фыркнул и ничего не сказал. — Она вернется за нами, это точно, — убежденно сказал Карамон. — Ты пойдешь с ней, Рейст? — Может быть, — сказал Рейстлин. — После того как пройду Тест. — Тест? Вроде экзаменов, которые устраивает отец? — начал возмущаться Карамон. — Не решишь один вшивый пример, и тебя отправляют спать без ужина? Так можно и с голоду помереть! И зачем вообще арифметика нужна воину? Фьюить!
      Карамон хлестнул воображаемым мечом по воздуху, пугая лошадь. — Эй! Ой. Извини, старушка Бесс. Думаю, мне пригодится уметь считать, чтобы подсчитывать головы всех гоблинов, которых я убью, или знать, сколько кусков пирога отрезать, но это и все. Мне уж точно ни к чему все эти умножения и деления, и прочее. — Тогда ты вырастешь невежей, — холодно сказал Рейстлин. — Как овражный гном.
      Карамон хлопнул брата по плечу. — Мне все равно. Ты можешь умножать и делить за меня. — Придет время, когда меня не будет рядом, Карамон. — Мы всегда будем вместе, Рейст, — благодушно ответил Карамон. — Мы близнецы. Ты нужен мне для умножения. Я нужен тебе, чтобы присматривать за тобой.
      Рейстлин вздохнул, сдаваясь. Это было правдой. «И это вовсе не так плохо, — подумал он. — Сочетание силы Карамона с моими мозгами…» — Останови повозку! — потребовал он.
      Карамон в испуге натянул поводья, останавливая лошадь. — Что такое? Тебе нужно пописать? Мне пойти с тобой? В чем дело?
      Рейстлин соскользнул с сиденья. — Оставайся здесь. Жди меня. Я ненадолго.
      Спрыгнув в грязь, он свернул с дороги и углубился в придорожные густые кусты. За ними поля пшеницы колыхались на ветру, как золотые волны у берегов темно-зеленых сосен. Шаря между сорняков, вырывая их и отбрасывая в сторону, Рейстлин искал тот проблеск белого, который он заметил с дороги.
      Он был там. Белые цветки с глянцевыми лепестками, покоящиеся на широких темных листьях с зазубренными краями. Крохотные волоски росли на листьях. Рейстлин помедлил, оглядывая растение. Он узнал его сразу. Загвоздка была в том, как сорвать его. Он подбежал назад к повозке. — Что там? — Карамон вывернул шею, чтобы посмотреть. — Змея? Ты нашел змею? — Растение, — сказал Рейстлин. Он дотянулся до узелка со своей одеждой и вытащил оттуда рубашку. Он вернулся к своей находке. — Растение… — задумчиво повторил Карамон, морща лоб. Его лицо просветлело. — Его можно есть?
      Рейстлин не ответил. Он опустился на колени возле цветка, обернув свою руку рубашкой. Левой рукой он снял маленький ножик с ремня и с величайшей осторожностью, держа пальцы подальше от волосков, срезал несколько листьев у самого стебля. Он поднял листья рукой, защищенной рубашкой, и осторожно держа их, вернулся к повозке.
      Карамон оглядел их. — Все это ради горсти листьев? — Не касайся их! — предупредил Рейстлин.
      Карамон отдернул руку. — Почему нет? — Видишь эти маленькие вибриссы на листьях? — Вибри… что? — Волоски. Крошечные волоски на листьях. Это растение — крапива. Жгучая крапива. Дотронешься до листьев — заработаешь кучу красных волдырей. Будет очень больно. Иногда люди даже умирают от таких ожогов, если их организм плохо на них реагирует. — Ого! — Карамон с уважением поглядел на крапивные листья, лежащие на дне тележки. — А зачем тебе такое растение?
      Рейстлин уселся на свое сидение. — Я их изучаю. — Но ты можешь пораниться! — возмутился Карамон. — Зачем тебе изучать растения, которые так опасны? — Ты ведь тренируешься с мечом, который Китиара тебе привезла? Помнишь, когда ты замахнулся им в первый раз? Ты чуть не отрубил себе ногу! — У меня до сих пор шрам остался, — подтвердил Карамон. — Да, думаю, это справедливо.
      Братья говорили и о других вещах после этого. В основном говорил Карамон, пересказывая все новости — кто переехал в Утеху, кто уехал, кто родился, а кто умер. Он рассказал о нескольких маленьких приключениях, происшедших с их друзьями, детьми, с которыми они выросли. И закончил по-настоящему замечательной новостью: в городе поселился кендер. Он был причиной крупного скандала на ярмарке. Он поселился с тем старым сварливым гномом-кузнецом, к ужасу последнего — но что тот мог поделать? Хотя судя по проклятиям жителей Утехи в адрес кендера, его несвоевременной гибели можно было ожидать со дня на день. Рейстлин молча слушал, позволяя голосу брата окутывать его, согревая его не хуже весеннего солнца.
      Беззаботная веселая болтовня Карамона немного развеяла те опасения, которые Рейстлин испытывал. Он боялся снова появиться дома, снова увидеть мать. Как ему казалось, ее здоровье всегда было слабым. Зимы сушили ее, лишали ее сил. Каждую весну он возвращался, чтобы найти ее немного бледнее, немного тоньше, немного глубже погруженную в свой мир фантазий и снов. Что до ее улучшений благодаря вдове Джудит… что ж, он поверит в это, когда своими глазами увидит. — Я могу высадить тебя на перекрестке, Рейст, — предложил Карамон. — Я должен работать в поле до заката. Или можешь пойти со мной, если хочешь. Можешь отдохнуть в повозке, пока я не закончу. Тогда мы можем пойти домой вместе. — Я пойду с тобой, брат мой, — благодарно сказал Рейстлин.
      Карамон покраснел от радости. Он начал рассказывать Рейстлину все о семье фермера Седжа и маленьких Седжах.
      Рейстлину было глубоко наплевать на них всех. Он всего лишь откладывал час возвращения домой, и хотел быть уверенным, что будет не один, когда снова встретится с Розамун. Но он сделал Карамона счастливым. Требовалось так немного, чтобы сделать его счастливым.
      Рейстлин посмотрел назад, на крапивные листья, которые он собрал. Заметив, что они начали сохнуть на солнце, он заботливо накрыл их рубашкой.
 

* * *

      — Джон Фарниш, — возгласил Мастер Теобальд, сидя за своим столом перед классом. — Домашним заданием было найти и собрать шесть трав, которые используются в заклинаниях. Выйди на середину класса и покажи нам, что ты нашел.
      Джон Фарниш, блестя рыжими волосами, предусмотрительно придав лицу торжественное и серьезное выражение, слез с высокого табурета и вышел вперед. Джон Фарниш поклонился Мастеру Теобальду, который улыбнулся и кивнул. Мастер Теобальд питал слабость к Фарнишу, который никогда не забывал выглядеть невероятно впечатленным его самыми ничтожными и мелкими заклятьями.
      Повернувшись спиной к Мастеру Теобальду, лицом к одноклассникам, Джон Фарниш начал вращать глазами, надул щеки и опустил углы рта вниз, забавно копируя учителя. Его товарищи закрыли рты руками, чтобы скрыть улыбки, или отвели глаза. Один начал было смеяться, затем попытался сделать вид, что на него напал приступ кашля, в результате чего чуть не задохнулся.