Вэлура не хотела ехать в Виннингэль с первым мужем, но совсем не по тем причинам, которые приводила. Да, она не любила людей. Вэлура находила их грубыми, крикливыми, жестокими и непостоянными. И... втайне восхищалась этими качествами, завидуя людям. Поэтому она предпочла держаться от людей подальше, чтобы они не испортили ее двойной заразой свободы и независимости.
Только однажды дверь ее темницы приоткрылась. Первый господин Мабретон внезапно скончался. Вэлура прекрасно понимала, что его убили. Защитник Божественного почти ничего ей не рассказал тогда, боясь, как бы она не натворила бед. Но она и не собиралась этого делать. Она бы пала на колени и благословила убийцу, если бы знала, кто он. Дверь тюремной камеры распахнулась. Но... Вэлура едва ощутила свет и тепло солнца, как дверь с силой захлопнулась снова, и она опять оказалась в тюремном мраке.
Младший брат покойного Мабретона решил взять ее в жены.
Если бы Вэлура узнала его раньше, если бы сразу вышла замуж за него, а не за его старшего брата, то, возможно, с годами смогла бы его полюбить. Далор был добрым и нежным. В отличие от брата он не навязывал ей своего внимания. Однако Вэлура открыла для себя способ, позволявший ей более или менее сносно существовать в темнице. Если она не может выйти из застенка, она никому не позволит туда войти. Ее муж был хорошим эльфом и постоянно старался доставить ей удовольствие. Иногда она жалела его. Жалость была единственным добрым чувством, которое она испытывала к мужу.
И вновь Вэлура была вынуждена жить среди людей. На этот раз ей не удалось укрыться в речном доме. Муж охотно позволил бы ей это, но сам Защитник возложил на нее тягостное задание, приказав стать фрейлиной королевы. Вэлура страстно ненавидела человеческих женщин и так же страстно хотела быть похожей на них. Противоборствующие чувства превратили ее душу в птицу, неистово бьющуюся крыльями о прутья клетки. Еще немного, и она сама себя погубит.
Но вдруг Дагнарус протянул руку и открыл дверцу клетки. Птица вылетела на свободу и устремилась прямо к нему.
Едва появившись в Виннингэле, она немало услышала о молодом принце. Придворные дамы только и говорили, что о нем. Вслух они говорили о его благородном облике, величественной осанке и изысканных нарядах. Шепотом обсуждали его любовные похождения, делая вид, что ошеломлены, и заявляя, что никогда не позволят ему волочиться за собой. Однако это не мешало им охорашиваться и жеманно улыбаться, как только принц оказывался где-то поблизости.
Вэлуру подобные разговоры не занимали. Он был мужчиной, а все мужчины одинаковы: горячее дыхание, возня впотьмах с одеждой и потом боль. И всегда вероятность того, что его семя пустит внутри корни и вырастет в другое существо, столь же несчастное, как она сама.
Закрыв глаза, она снова воскресила в памяти прием, устроенный в их честь. Ее знакомство с принцем началось с его голоса: низкого, мелодичного и вовсе не хриплого, как у большинства людей. Потом его руки. Вэлура вспомнила его руки: чистые, ухоженные, с длинными закругленными ногтями. Сильные руки, с мозолями от меча. И в этих руках — подарок для нее.
Вэлура сжала кулон, висевший у нее на шее. Никто еще не дарил ей такого подарка, подарка, предназначенного только ей, а не всей семье. Переведя взгляд с кулона на принца, она впервые увидела Дагнаруса. Она увидела восхищение в его глазах, однако Вэлура и раньше видела восхищение в глазах мужчин, и это ее не тронуло. Но когда он повесил кулон ей на шею, и его рука коснулась ее щеки, Вэлура почувствовала, как восхищение Дагнаруса сменилось любовью и страстным томлением. Она ощутила в себе такое же страстное томление, такое же желание, и это удивило и испугало ее.
В ту ночь, лежа без сна, Вэлура представляла, как его руки ласкают ее тело. Она представляла его дыхание на своих губах, и эти видения взбудоражили ее. Бесчестье, крах, гибель не только ее самой, но и ее семьи — таково было наказание за запретную любовь. Вэлура принуждала себя думать о возможных последствиях, однако, к ее ужасу, эти пугающие мысли не гасили, а только усиливали в ней желание. И тогда она бежала в речной дом, считая, что должна поставить заслон своей страсти. Принц сочтет себя оскорбленным, потеряет к ней интерес и забудет.
Но даже вдали от него, запершись в уединенном, тщательно охраняемом доме, Вэлура терзалась муками любви к принцу. Не в силах уснуть, она побрела в сад, чтобы осенний ветер остудил ее пылающее тело. Она убеждала себя одуматься, она хотела плотно закрыть дверь своей темницы и не открывать, хотя замок уже был сломан.
И вдруг — он, воплощение ее мечтаний и желаний, стоящий на коленях перед нею. Напористый и нежный, дерзкий и покорный, оставляющий выбор и решение за ней.
Вэлура улыбнулась, поцеловала кулон и вновь предалась воспоминаниям их любовного экстаза. Она вернется в Виннингэль. Она выйдет из темницы, чтобы никогда не оглядываться назад.
* * *
Вечером того же дня Сильвит помогал принцу одеваться к ужину. Дагнарус отпустил придворных, обычно прислуживавших ему, велев им выпить за его здоровье и дав им денег. Он был в превосходном настроении, сказав, что охота прошла исключительно удачно. Придворные с радостью повиновались.
— Ваше высочество, — сказал Сильвит. — Думаю, вам будет приятно узнать, что госпожа Мабретон возвратилась ко двору.
Глаза Дагнаруса вспыхнули. Рука, зашнуровывавшая камзол, слегка вздрогнула.
— Замечательная новость, Сильвит. Спасибо. А нет ли у тебя на примете кого-нибудь смышленого, кто смог бы передать записочку ее светлости? И чтоб никто этого не увидел?
— Думаю, есть, ваше высочество, — с бесстрастным лицом ответил Сильвит.
— Отлично. Вот записка. И еще, Сильвит, разбросай сегодня лепестки роз по моей постели. И позаботься, чтобы меня никто не потревожил.
Глава 5
Ветры мрака
Непривычно теплая для поздней осени погода, стоявшая все это время, переменилась в одночасье. Налетевший внезапно ураганный ветер вмиг заставил позабыть о недавнем спокойствии в природе. Завеса темных, с зеленоватым отливом облаков закрыла солнце. Ветер гнал по улицам опавшие листья, потом вдруг вздымал их вверх, кружил в яростном вихре и вновь швырял на землю, чтобы гнать совсем в другом направлении. Ветер постоянно крепчал. Хлынул дождь вперемешку со снежной крупой; крупинки били с силой кинжалов, барабаня по деревянным крышам и заставляя их сотрясаться.
Орки еще прошлой ночью увидели предостерегающее знамение: морские птицы стаями летели в глубь суши. Поэтому ни один корабль орков не вышел в море. Люди, привыкшие смеяться над суевериями орков и прельстившиеся ясной и солнечной погодой, вскоре поплатились за свою беспечность. Вскоре их корабли уже взлетали и падали на гигантских качелях волн, а ветер рвал паруса и крушил мачты.
— Неужели ты решишься выйти? Мало того, что ночь на дворе. Ты послушай, как ревет ветер! — сказала Гарету молоденькая послушница.
Она видела, что Гарет плотно застегивает плащ и до самых глаз опускает капюшон.
— Увы, я должен идти, — ответил Гарет, пытаясь управиться с большой булавкой и поплотнее запахнуть полы плаща. — Больные, которых я обещал навестить, вряд ли почувствуют себя лучше оттого, что погода стала хуже.
— Какой ты усердный и преданный, — восхищенно проговорила послушница.
Она еще никогда не глядела на юношу с таким интересом, хотя с двенадцатилетнего возраста они учились вместе.
— Дай-ка я помогу тебе запахнуть полу.
Гарет позволил ей взять булавку. Послушница проткнула острым концом плотную материю тяжелого шерстяного плаща и плотно закрепила полы. Гарет посмотрел на ее миловидное лицо, карие глаза и румяные щеки.
— Ты ведь вернешься продрогшим до костей, — сказала девушка. — Я сегодня наверняка засижусь за полночь. Часто, чтобы не заснуть, я ночью делаю себе медовый поссет. Если ты не слишком запоздаешь, я могу сделать и на твою долю.
Какая-то часть существа Гарета хотела откликнуться на эти слова радостным «да», выпить медового поссета и поцеловать зовущие губы девушки. А потом? Потом она сбросит с себя одежду, и он тоже. И она увидит его гноящиеся раны...
— Мне очень жаль, — сказал Гарет, так и не научившийся лгать, — но я не знаю, когда вернусь. Спасибо тебе за доброту, но я действительно не знаю, когда вернусь...
Пожав плечами, девушка повернулась и ушла, не слишком-то огорченная его отказом. Гарет вздохнул и направился к выходу.
Привратник, выпускавший его, с немалыми усилиями открыл дверь, которую встречный ледяной ветер старался захлопнуть снова. Привратник поглядел на Гарета, как на безумца из числа тех, что пляшут и кривляются на улицах.
Ветер крепко держал Гарета, не давая ему сойти вниз. Опустив голову, упрямый послушник осторожно начал спускаться по мокрым и скользким ступеням Храма. Он почти уже одолел спуск, когда чуть не сбил с ног другого человека, поднимавшегося в Храм. Оба инстинктивно выбросили вперед руки, уберегая друг друга от падения.
— Прошу прощения, — произнес удивленный Гарет. — Надеюсь, что я вас...
— Гарет! — воскликнул незнакомец. — Я узнал твой голос.
Человек повернул Гарета лицом к свету факела, который трещал и чадил под струями дождя.
— Да, это ты, Гарет.
— Учитель Эв-варисто, — заикаясь, пробормотал Гарет.
— Тебя-то я и хотел повидать, — крикнул Эваристо, перекрывая завывания ветра. — Я уже два дня подряд пытаюсь тебя разыскать. Разве ты не получал моих записок? Можно подумать, ты намеренно избегаешь меня!
Так оно и было. Гарет и сейчас собирался улизнуть от своего бывшего учителя.
— Простите, учитель, но меня ждут.
— Нет. — Эваристо крепко ухватил его за руку. — Раз уж ты мне встретился, я тебя так просто не отпущу. Идем со мной. Я тебя долго не задержу. Каких-нибудь несколько минут, и ты вернешься в эту промозглую ночь и пойдешь, куда тебе надо.
Убежать сейчас означало бы навлечь на себя подозрения. Гарету ничего не оставалось, как подчиниться и вернуться в Храм. Привратник, которому вновь пришлось сражаться с дверью и подставлять себя напору стихий, бросил на вошедших недовольный взгляд и что-то пробурчал себе под нос.
Эваристо увлек Гарета в тихий уголок. Учитель снял промокший плащ. Гарет еще плотнее надвинул на лицо капюшон, чтобы хоть отчасти скрыть лицо. Недавно один гнойник, такой же, как те, что покрывали его тело, появился и на лице. Собратья посчитали это обыкновенным прыщом, но проницательный Эваристо мог догадаться и понять правду.
— Что заставляет тебя тащиться куда-то в такую погоду? — дружелюбно спросил Эваристо.
Учитель мало изменился за эти годы, разве что несколько раздобрел и его лицо приобрело благодушное выражение. И в самом деле, Эваристо был счастливым и довольным жизнью человеком. Он радовался жене и детям, радовался своему восхождению по ступеням иерархии магов. Сейчас он преподавал в школе для мальчиков — детей богатых купцов, и его вполне удовлетворяло то, как обстоят его дела.
У Гарета было заранее придумано объяснение, которое он сейчас и произносил не без некоторого трепета. Сердце у него замирало при воспоминании, как в его детские годы Эваристо быстро умел распознавать, когда мальчик для битья говорит правду, а когда лжет.
— Исполняю послушание милосердного служения. Ухаживаю за больными... из тех, что прикованы к постели. Готовлю им еду...
— Помню эти тяготы послушника, — с улыбкой отозвался Эваристо. — Очень хорошо помню. Не бойся, ты успеешь приготовить им похлебку.
Эваристо пригляделся к Гарету, стремясь заглянуть за завесу тени.
— Как ты себя чувствуешь? Бледный совсем, словно болеешь чем.
— Я прекрасно себя чувствую, учитель, — поспешно возразил Гарет, отступая в тень. — Просто, как вы и сказали, тяготы послушника...
— Сидишь допоздна, перегружаешь себя занятиями. Тебе нужно заняться телесными упражнениями и побольше есть. Слишком уж ты отощал.
— Учитель, — нетерпеливо произнес Гарет.
— Понимаю, Гарет. Тебя где-то ждут.
Голос Эваристо сделался серьезным. Оглянувшись по сторонам и убедившись, что они одни, учитель приблизился к послушнику.
— Гарет, я слышал, что Дагнарус собирается стать Владыкой. Это правда?
Гарет пытался найти подходящий ответ. Первым побуждением было заявить, что он ничего об этом не знает. Нет, такая уловка не годится. Эваристо знал, что между двумя молодыми людьми с детства существовали доверительные отношения. Дагнарус наверняка поделился с другом столь важным замыслом.
— Я знаю, что Дагнарус просил своего отца поддержать его, — осторожно сказал Гарет. — Но я не слышал, чтобы его величество дал согласие.
— Его величество дал согласие, — мрачно подтвердил Эваристо. — Его высочество кронпринц яростно противится этому. Они даже поссорились... То была первая ссора между королем и его старшим сыном. Все это очень плохо, Гарет, — покачал головой Эваристо, становясь еще мрачнее. — Очень плохо.
— Мне больно слышать о столь печальном событии, — сказал Гарет, и хотя бы в этом он не покривил душой. — Как вам известно, учитель, я глубоко уважаю его величество и столь же глубокое уважение я питаю к его сыну... к обоим его сыновьям, — подчеркнул он. — Но я не понимаю...
— Ты должен отговорить принца от его замысла, — требовательно и настойчиво произнес Эваристо.
За стенами завывал ветер, дождь все так же хлестал по окнам, словно намереваясь пробиться внутрь, где тепло.
— Ничего хорошего из этого не получится, — продолжал Эваристо. — Дагнарус уже способствовал расколу между королем и кронпринцем. И раскол этот будет расширяться. Владыки тоже разделятся в своих мнениях. Дело усугубляется еще и тем, что сейчас в него окажутся замешанными Владыки из числа эльфов, дворфов и орков. Дагнарус должен понять это и отказаться от своих замыслов!
— Учитель, — Гарету было крайне неуютно под взглядом Эваристо, — не понимаю, зачем вы мне это рассказываете.
— Потому что ты — единственный человек, обладающий влиянием на Дагнаруса.
— Едва ли, учитель, — с грустной улыбкой возразил Гарет.
— Обладаешь, Гарет, хотя ты и не задумывался об этом. Ты же изучал Семь Испытаний и знаешь, что туда входит. Ты знаешь: принц не сможет их выдержать! Он непременно потерпит неудачу.
— В таком случае нам не о чем беспокоиться. Он потерпит неудачу, и Совет Владык не допустит его к Трансфигурации.
— Не все так просто, — ответил, хмурясь, Эваристо. — Мы оба знаем, что претендент может пройти все испытания и не быть допущенным. Следовательно, вполне возможно и обратное. Насколько мне известно, за всю историю Владык ни один из претендентов, проваливших испытания, не был избран. Однако у Дагнаруса есть сторонники, главным образом — Защитник Божественного у эльфов и Даннер у дворфов.
— Учитель, вы настолько уверены, что Дагнарус потерпит неудачу? — спросил Гарет.
— А ты сам, Гарет?
Здесь Гарет не мог себе позволить солгать, особенно после того, как те же слова он сам говорил Дагнарусу.
— Если он подвергнется Трансфигурации, это может стоить ему жизни, — продолжал Эваристо. — У нас есть один скончавшийся Владыка. Его смерть уже породила у людей вопрос: стоит ли сохранять Орден Владык или его следует запретить. Не забывай, народ любит Дагнаруса. И если Трансфигурация оборвет его жизнь, боюсь, что сам Орден Владык вряд ли переживет Дагнаруса.
— Прошу прощения, учитель, — неохотно возразил Гарет, — но я не согласен с вами. Я считаю (Гарет мысленно воззвал к богам, моля их о помощи), что Дагнарус более чем достоин стать Владыкой.
— Внутри ты думаешь по-другому, — печально произнес Эваристо. — Я же чувствую. Тебе еще никогда не удавалось мне солгать.
Я действительно лгу, учитель, мысленно произнес Гарет. Моя жизнь пронизана ложью, и это длится с того самого дня, как Дагнарус велел мне заглянуть в Пустоту.
Вслух Гарет ничего не сказал, считая бессмысленным продолжать этот неприятный диалог. Он извинился и ушел. Эваристо остался стоять в нише, глядя ему вслед со злостью и досадой.
Выйдя из Храма и вновь оказавшись во власти мрака и бури, Гарет почувствовал облегчение. Он мужественно выдержал взгляд рассерженного привратника, вынужденного в третий раз открывать дверь навстречу дождю и ветру. Что касается Гарета, буйство природы почти целиком отвечало состоянию его души. Он покинул окрестности Храма, вышел через Ворота Магов, скользя по каменному мосту и отчаянно цепляясь за перила, предохранявшие от падения в водяную бездну.
За мостом начинался Посольский квартал, где в величественных особняках жили послы других рас. Здесь на улице не было ни души — только городская стража, совершавшая обычный обход. Они проследовали мимо Гарета: сгорбленные, продрогшие, с мокрыми от дождя лицами и озябшими посинелыми губами. Стражники с любопытством посматривали на него, недоумевая, кого это и куда несет в такую погоду. Затем, разглядев одеяния мага, поняли: человек торопится по неотложному делу, и не стали его задерживать.
Миновав Посольский квартал, Гарет спустился по длинной, выбитой в скале лестнице и оказался у самого подножья Замковой Скалы. Там помещались пивоварни. Лестница была скользкой от дождя и снежной крупы. Каждый шаг угрожал падением. Гарет остановился. Завывающий ветер буквально вдавливал его в скалу. А может, вернуться назад, в святилище Храма, где тепло? Послушник весь дрожал. Шерстяной плащ набух от воды и начал превращаться в ледяной панцирь. Нет, Гарет зашел слишком далеко, чтобы оставить все это. Движение к цели заняло многие месяцы труда и жертв. И что же? Дождь с ураганным ветром способны заставить его отсиживаться в тепле, за крепкими стенами Храма? Тогда он должен оставить всякую надежду на успех. Его путь сквозь бурю и мрак в какой-то мере отражал его жизненный путь. Гарет с предельной осторожностью двинулся дальше.
Ему нужно было спуститься еще на один ярус, туда, где находились городские бойни, называемые в народе Ямой. Туда вели не столь крутые ступени, поскольку эти лестницы строились в соответствии с их прямым назначением — чтобы по ним было удобно ходить, а не для того, чтобы сдерживать вражеские армии, чему служили лестницы двух верхних ярусов. Неподалеку от спуска ярко светились огни казенного питейного заведения, завсегдатаев которого не могли удержать дома никакие бури. Гарет повернулся спиной к теплу и жизни, ступив во тьму в прямом и переносном смысле.
В воздухе ощущался едкий запах крови вперемешку с запахом скота и навоза. Даже шквальному ветру и дождю не удавалось хоть как-то его развеять. Где еще жить последователю магии Смерти, как не здесь! До ушей Гарета доносилось приглушенное мычание коров и блеяние овец, ожидавших взмаха мясницкого топора. Гарет свернул на Южную дорогу.
По обе стороны улицы тянулись темные строения боен. Утром на длинных деревянных щитах, установленных на козлы, мясники разложат туши и куски свежего мяса. С крюков будут свисать целые грозди битой птицы. И опять со всей округи сюда сбегутся бродячие псы и слетятся тучи мух. Гарет свернул в боковой переулок, прозванный местными жителями Кровавым. Когда шел дождь, он частично вымывал кровь с боен, и она текла вдоль по переулку прямо в дождевую трубу, находившуюся в его конце.
Здесь Гарет насторожился, и не только из-за обледенелой, залитой водой мостовой. Эта часть Виннингэля славилась обилием воров и воришек всех мастей. Правда, Гарета здесь знали, как знали и того, кого он навещал, и это отчасти уберегало послушника от приставаний. Однако сюда ведь мог забрести и какой-нибудь пришлый грабитель, понятия не имеющий о здешних порядках.
В переулке и днем было сумрачно. Ночью, да еще в бурю, тут царила кромешная тьма. Гарет шел ощупью, касаясь плечом стен домов. К счастью, он хорошо знал дорогу. Нужная ему дверь находилась почти в самом конце переулка. Дойдя до нее, он трижды негромко стукнул, потом еще трижды. Изнутри донесся голос, велящий войти. Дверь была не заперта. Обычному вору красть здесь было нечего, хотя там и таились немалые богатства. Но эти богатства требовали понимания.
Гарет распахнул дверь и сразу же закрыл ее за собой. Вместе с ним влетел ветер, бросив на порог пригоршни снежной крупы, поэтому, чтобы закрыть дверь, Гарету пришлось навалиться на нее всем телом.
Внутри было тепло и даже жарко. В очаге ярко пылал огонь. Комната пропахла овсяной кашей и затхлостью. Сейчас к спертому воздуху жилища добавился запах мокрой овечьей шерсти, из которой был сшит плащ Гарета, ибо послушник сразу снял плащ и повесил его возле очага сушиться. К потолку потянулись струйки пара. Но над всеми этими живыми запахами царил запах зловонного старческого тела, запах неминуемо приближающейся смерти.
— Пришел, — произнес из-под груды одеял голос, похожий на воронье карканье.
— Разумеется, — негромко ответил Гарет, склоняясь над постелью. — Как вы себя чувствуете?
— А как я могу себя чувствовать? Скука. Усталость. И боль. Никакого покоя от этих саднящих ран! Но ничего. Думаю, сегодня пробьет мой час. Я был бы только рад. Знать, что моя душа соединится с тьмой и бурей, и ураганный ветер унесет ее прочь! О, как бы я был рад...
Гарет кивнул. Он не стал возражать, произнося лживые слова такого же лживого утешения. Тот, кто лежал в этой постели, хотел умереть. Он давно, много недель подряд, ждал смерти. Его жизнь и так длилась гораздо дольше отпущенного человеку срока, а могла бы длиться еще дольше. Но человеку наскучило жить и его донимала боль. Знавшие этого человека считали его очень, очень старым, однако никто не знал, сколько ему в действительности лет. Только Гарет знал это, только ему старик позволил проникнуть в свою тайну.
Голова старика, как и его лицо, казались сделанными из гладко отполированного мрамора — до того плотно кожа обтягивала череп. Живыми оставались лишь его светлые глаза. На голове не было ни волос, ни даже бровей. Если бы не глаза, ее вполне можно было посчитать головой мертвеца. Грязные одеяла были натянуты до подбородка; кровь уже не грела старика, и он постоянно мерз. Одеяла скрывали сплошь покрытое язвами тело. Большинство язв подсохли и покрылись коркой, ибо старик давно не произносил заклинаний. Но даже высохшие, язвы жгли и чесались. Это Гарет познал на собственном теле.
Чувствуя, что умирающий старик мерзнет, Гарет сделал все возможное, чтобы его согреть. Из плаща он достал заостренную лучинку. Будь он обыкновенным магом, ему не удалось бы применить огненную магию, искусством которой владели дворфы. Но магия Пустоты давала способность подражать другим видам магии, если те предназначались для разрушения. Лучинка вспыхнула. Гарет швырнул ее в огонь, добавив магической силы. Дров в очаге не было; казалось, огонь питается камнями очага. Теперь пламя вспыхнуло ярче. Гарет навещал старика раз в три дня, постоянно вливая в огонь новые силы. То было одной из его обязанностей.
Гарет спросил старика, ел ли он что-нибудь.
— Нет, — ответил тот. — С какой стати мне это нужно? Ничего не ем, ничего не пью.
Гарет начал было возражать, однако старик прервал его.
— Мне этого не надо. Я не страдаю ни от голода, ни от жажды. Эта ночь, — старик пристально взглянул на Гарета, — эта ночь будет последней ночью в моей жизни. Я знаю. Нам надо еще многое успеть. Я рад, что ты пришел. Я боялся, вдруг ты не придешь. Тогда бы я все равно тебя дождался, но я рад, что ты избавил меня от этого. Я уйду вместе с неистовыми ветрами бури.
— Какие будут ваши повеления, учитель? — спросил Гарет.
— Книги по магии Пустоты. Ты их забрал? — Старик мельком оглядел свое жилище. — Не вижу их.
— Да, я забрал книги. Они в надежном месте. Я снял комнату неподалеку отсюда. Книги находятся там.
Гарет старался быть терпеливым. Он уже говорил старику о книгах, но, видно, тот никак не мог успокоиться.
— Хорошо, — похвалил старик, беспрестанно дергая край покрывала. — Хорошо. Здесь осталась еще одна книга. Я тебе велел ее пока что оставить.
— Да, учитель, — тихо ответил Гарет.
— Сегодня, — выдохнул старик. — Сегодня я обучу тебя заклинанию.
— Сегодня? — переспросил послушник.
У него похолодели руки. Тело пробрала дрожь. Снаружи ветер сопел у двери и царапался в окна, словно зверь, пытавшийся проникнуть в дом.
— Да, сегодня, — снова повторил старик. — Когда-нибудь, очутившись на смертном одре, ты передашь это заклинание своему ученику. Так передаются эти знания. Ты упражнялся?
— Да, учитель.
Гарет расстегнул камзол, поднял рубаху и показал свое тело, покрытое, словно ядовитыми цветами, свежими язвами.
— И чего ты добился?
— Успехов, учитель, — ответил Гарет. — Заклинание действовало, как и требовалось.
— Что ж, хорошо. Хорошо. Правда, все это ты смог бы делать и с помощью других видов магии. Я говорю о той магии, которой тебя учат. Не так быстро и не так легко, но смог бы. Заклинание, которому я тебя научу сегодня, принадлежит только магии Пустоты. Мы уже говорили с тобой о нем. Этому заклинанию завидуют, его страшатся. Ты давно хотел узнать его.
Гарет не ответил. Он стоял возле постели, сложив руки, и глядел в светлые глаза на окостеневшем лице старика.
— Ты уже знаешь, как применишь это заклинание?
— Да, учитель.
— Я тоже когда-то знал, — пробормотал старик. — Но те люди так ничего и не достигли. Впрочем, у меня не было под рукой принца, который бы мне благоволил. Меня иной раз так и подмывает задержаться еще на этом свете и посмотреть, как ты станешь действовать. Иной раз. Только изредка. И знаешь, почему? Я больше не испытываю любопытства. А когда в тебе нет любопытства, зачем тянуть время? Ты справишься. Ты — одаренный. Самый талантливый из моих учеников. А если не справишься? — Старик пожал плечами, сдвинув нагромождение одеял. — Тогда это уже не будет меня волновать. — Он сделал слабый жест. — Запусти-ка руку мне под подушку.
Гарет сделал, как ему велел старик. Рука скользнула под пуховую подушку. Голова умирающего была почти невесомой — Гарет не почувствовал никакой тяжести. Зато его пальцы ощутили холодную сталь.
— Осторожнее, — предостерег старик. — Он острый. Нам ведь не нужны дурацкие жертвы, правда?
Гарет осторожно нащупал рукоятку, ухватился за нее и извлек кинжал. Он разглядывал диковинную вещь при свете очага, бережно поворачивая кинжал. До сих пор хитрый старик говорил о кинжале уклончиво и никогда не показывал его Гарету. Гарет и не подозревал, что кинжал находится прямо здесь, в хижине старика. Он мысленно представлял, как ему придется разыскивать это ритуальное оружие. Гарет полагал, что старик укажет направление поисков. Послушник не смел и надеяться, что получит кинжал вот так просто.
Кинжал был выкован в виде дракона. Чешуйчатый, заостренный хвост представлял собой лезвие. Эфесом служили распростертые крылья, а рукояткой — тело дракона и его голова. Самый конец рукоятки образовывала разинутая драконья пасть с острыми зубами. Старик неоднократно подчеркивал, что кинжал предназначен только для ритуалов, а не для обыкновенного убийства. И в самом деле: форма лезвия и рукоятка кинжала были слишком необычными и неудобными, вряд ли можно было использовать подобное оружие в сражении. Зубчатые края крыльев впивались в кожу руки Гарета; чешуйки на рукоятке были грубыми на ощупь. Судя по всему, старик бережно хранил и даже полировал кинжал — сталь при свете очага ярко сверкала.
— Мой подарок тебе, — сказал старик.
Даже сейчас, покидая этот мир, он смотрел на кинжал с тоской и вожделением.
— Благодарю вас, учитель, — смиренно произнес Гарет.
Сам он относился к кинжалу со смешанным чувством отвращения и предвкушения. Металл холодил руку, но постепенно стал согреваться.
— Принеси книгу. Сядешь рядом, и я расскажу тебе, что знаю. Ты слышал, что королю Тамаросу боги даровали власть избирать Владык. В то время я служил в Храме, будучи, как и ты, Почтенным Магом. Конечно, я не был послушником. Я и тогда был довольно стар, но моложе, чем сейчас. Все думали, будто мне перевалило за девяносто. На самом деле с помощью магии Пустоты я проживал уже второй жизненный срок. Мне было около ста девяноста лет. Собратья считали меня простодушным и выжившим из ума. Да, я неплохо вошел в эту роль. Старческие немощи вызывали жалость. Со мной нянчились, и главное — я был совершенно свободен. Я мог пойти, куда заблагорассудится; я мог говорить и делать что угодно. Окружающие лишь качали головами, улыбались и говорили: «Да это всего-навсего Зобер. Безобидный старичок. Не обращайте на него внимания».
— Люди делают те же ошибки по отношению к детям, — сказал Гарет.
Ему вспомнилось собственное детство: та легкость, с какой он бродил по запретным уголкам дворца, и мягкие упреки, которые он получал от взрослых, если его там застигали.
— Не перебивай, — недовольно оборвал его старик. Его дыхание стало частым и неглубоким. — У нас мало времени. Слушай дальше. Тамарос отправился в Храм. Я знал: король явился туда, дабы поговорить с богами. Я знал, о чем он намеревается просить богов — о даровании ему возможности избирать Владык, рыцарей добра, которые станут служить ему и Виннингэлю. Предварительно король тайно совещался с Высокочтимым Верховным Магом. Я сумел подслушать их беседу — магия Пустоты позволяла мне слышать сквозь стены. Появление Владык таило в себе определенный риск. И Высокочтимый Верховный Маг, и я — оба знали об этом. То, что боги даруют одной рукой, другой они отнимают. Чтобы что-то иметь, ты должен не иметь ничего. Чтобы появился свет, должна существовать тьма. Как говорят, «зуб за зуб». Боги даровали Тамаросу силу избирать Владык. И одновременно боги пустили в мир силу для уничтожения его Владык.
— Десять Владык Добра. — Старик указал на кинжал. — И десять Владык Зла.
— Небеса праведные! — в благоговейном страхе воскликнул Гарет, внимательно глядя на кинжал. — Я не представлял, что это... настолько могущественно!
— Верховный Маг пытался предостеречь Тамароса, но король решил, что дело стоит такого риска.
