Маленький мальчик медленно шел по улицам Утехи. Он не был хорошеньким, миловидным мальчуганом, и сам это понимал — как знал о себе многое другое, такое, чего обычно детям знать не дано. Зато благодаря тому, что он не обладал смазливым личиком и общительным характером — равно как и тому, что он знал о себе слишком много, — этот мальчик проводил довольно много времени наедине с самим собой.
      Впрочем, сегодня он шел по улицам не один. С ним был Карамон — его брат-близнец. Поднимая босыми ногами пыль и глядя, как она клубами тянется вдоль улицы, Рейстлин ухмылялся своим мыслям, а думал он о том, что вместе с Карамоном чувствует себя еще более одиноко, чем без него. Объяснялось это довольно просто. Все, мимо кого бы они ни проходили, приветствовали обаятельного и милого братишку Рейстлина, и никто ни слова не сказал ему самому. Все мальчишки звали Карамона поиграть, но никто не приглашал в игру Рейстлина. Даже девчонки — и те искоса оглядывались на рослого не по годам паренька, смотрели по особенному, как умеют только они. Рейстлина девочки никогда не замечали.
      — Эй, Карамон, будешь играть в «Царя горы»? — выкрикнул чей-то звонкий голос.
      — Ты хочешь сыграть в эту игру, Рейст? — спросил Карамон, заметно оживившись. Он был не только высок, но и весьма силен для своего возраста и поэтому предпочитал игры грубые, где требовались проворство и физическая сила.
      Рейстлин же знал, что после нескольких минут такой игры его настигнут головокружение и слабость. Для него к тому же не было секретом, что мальчишки часто спорили между собой, чьей команде придется принять в свои ряды хилого Карамонова братца.
      — Нет, — ответил он. — Но ты, если хочешь, иди.
      Карамон заметно поскучнел, потом как можно беззаботнее пожал плечами:
      — Мне тоже не хочется, Рейст. Я лучше побуду с тобой.
      Рейстлин почувствовал, как горло его перехватило, а в желудке образовался тугой комок. Справившись с собой, он негромко сказал:
      — Все в порядке, Карамон. Иди поиграй.
      — Ты не очень хорошо выглядишь. — Карамон озабоченно покачал головой. — Может, тебе нездоровится? А я обойдусь без этих дурацких игр, честное слово.
      Давай лучше ты мне покажешь этот твой новый фокус с монетой…
      — Перестань так со мной разговаривать! — услышал Рейстлин свой пронзительный вопль. — Ты мне не нужен! Я не хочу быть рядом с тобой! Иди играй со своими друзьями-придурками. Вы все — полные идиоты, мне не нужен никто из вас! Убирайся!!!
      Лицо Карамона как-то странно сморщилось, и у Рейстлина появилось такое ощущение, словно он пнул ногой щенка, однако от этого его ярость только усилилась, и он отвернулся.
      — Ну конечно, Рейст, если ты не хочешь… — пробормотал Карамон.
      Рейстлин обернулся через плечо. Его брат уже весело мчался прочь вместе с ватагой остальных мальчишек. Вздохнув, Рейст опустился в тени под деревом и, стараясь не обращать внимания на беззаботные крики сорванцов, вытащил из сумки одну из своих колдовских книг. Раскрыв ее, он погрузился в изучение новых заклинаний, и скоро волшебное искусство магии так захватило его, что он позабыл и про смех детей, и про обиду в глазах брата. Книга уносила Рейстлина все дальше и дальше в заколдованный край, где он повелевал стихиями и он управлял реальностью бытия…
      Магическая книга внезапно выпала у него из рук. Рейстлин поднял глаза.
      Перед ним стояли двое мальчишек, оба старше и сильнее его. У одного в руках была палка. Ею он сначала выбил книгу из рук маленького мага, а потом ловко ткнул его толстым концом в грудь.
      — Вы — клопы, — неслышно сказал Рейстлин обидчикам. — Насекомые. Вы ничего для меня не значите. Даже меньше, чем ничего.
      Стараясь не обращать на двух представителей мира насекомых никакого внимания и преодолевая боль в груди, Рейстлин потянулся за книгой. Вооруженный палкой клоп наступил ему на пальцы.
      Испуганный — но еще более рассерженный — Рейстлин вскочил на ноги. Руки были его самой большой драгоценностью. Именно своими тонкими, чувствительными пальцами Рейстлин перекладывал хрупкие магические снадобья и рисовал в воздухе изящные магические знаки.
      — Оставьте меня в покое, — спокойно, но требовательно сказал он. Что-то было в его голосе и глазах такое, что мальчишки на мгновение опешили, однако вокруг них уже собралась небольшая толпа, и это придало маленьким наглецам храбрости. Их приятели, оставив игры, сбегались со всех концов улицы, чтобы поглазеть на драку. Чувствуя их молчаливую поддержку, мальчишка с палкой решил не давать спуску этому тощему, жалкому, готовому заплакать книжному червю.
      — А что ты сделаешь? — с ухмылкой спросил он. — Превратишь меня в лягушку?
      В толпе раздался смех, но Рейстлин лишь улыбнулся. В уме он уже произносил слова заклинания.
      Этого заклинания ему, по идее, знать еще не полагалось. Это было не обычное охраняющее заклятие, а довольно серьезное, болезненное и агрессивное, использовать которое можно было только тогда, когда тебе грозит нешуточная опасность. Рейстлин знал, что учитель будет в ярости, но сейчас это заботило его меньше всего.
      При виде тонкой, змеиной улыбки Рейстлина один из обидчиков попятился и дернул приятеля за рукав.
      — Идем отсюда, — опасливо пробормотал он.
      Но второй подросток уперся и никуда не пошел. За его спиной, в толпе мальчишек, Рейстлин увидел своего брата. На лице Карамона он разглядел сердитую гримасу.
      Рейстлин начал читать заклинание вслух и…
      …И застыл.
      Что-то было не так! Он забыл слова. Его магия не поможет. О нет, только не теперь…Вместо необходимых формул на ум лезла какая-то бессмысленная чушь.
      И ничего не произошло. Мальчишка рассмеялся и, взмахнув палкой, снова ударил ею Рейстлина в живот. Тот упал и скорчился на земле, не в силах вдохнуть воздух.
      Когда он с трудом поднялся на четвереньки, кто-то лягнул его ногой. Палка опустилась ему на спину и с треском переломилась. Его снова ударили, и он покатился по земле, глотая пыль и отчаянно пытаясь прикрыть руками голову.
      Пинки и удары, словно град, обрушились на него со всех сторон.
      — Карамон! — выкрикнул Рейстлин. — Карамон, на помощь!
      — «Ты мне не нужен», помнишь? — ответил ему глубокий, непреклонный голос.
      Тяжелый камень ударил Рейстлина по голове, причинив жесточайшую боль. Ему даже не обязательно было смотреть, чтобы понять — этот камень бросил в него родной брат! Сознание уплывало, он словно провалился куда-то, а множество рук уже волокло его по пыльной дороге. Вот-вот его швырнут в какую-нибудь глубокую, очень темную и холодную яму, и он будет падать, падать и падать в эту ледяную тьму, и никогда не достигнет дна, потому что никакого дна у этой пропасти нет…
      Крисания растерянно озиралась по сторонам. Где это она? Куда подевался Рейстлин? Лишь несколько мгновений назад он шел рядом, тяжело опираясь на ее руку, и вот маг исчез, а сама она оказалась на улице какого-то незнакомого поселка.
      Незнакомого ли? Она, казалось ей, однажды побывала если не здесь, то в очень похожем месте. Со всех сторон ее окружали могучие деревья, такие толстые, каких она никогда и нигде не видала. Некоторые строения помещались прямо на мощных ветвях, а один дом очень напоминал постоялый двор. Потом она увидела верстовой столб с надписью.
      Утеха!
      «Как странно…» — подумала Крисания, озираясь. Да, это действительно была Утеха, куда она приехала с Танисом Полуэльфом в поисках Карамона. Только теперь знакомый поселок выглядел как-то необычно. Все здесь было как будто запорошено розоватой пылью, а здания имели неестественные пропорции. От этого Крисании хотелось протереть глаза, словно в них попали странные мелкие пылинки.
      — Рейстлин! — позвала она.
      Ответа не было. Проходившие мимо люди вели себя так, словно они не видели Крисанию и не слышали ее.
      — Рейстлин! — крикнула жрица, чувствуя первые признаки надвигающейся тревоги. Неужели с ним что-то случилось? Куда он девался? Быть может, Владычица Тьмы сумела…
      До ее слуха донесся какой-то шум. Она различила сердитые детские голоса и тонкий, едва слышный призыв о помощи.
      Повернувшись на звук, Крисания заметила десятка полтора мальчишек, сгрудившихся вокруг распростертой на земле темной массы. Она видела мелькающие там и сям кулаки, пинающие кого-то ноги и взлетающую в воздухе палку.
      Пронзительный крик о помощи повторился, но взрослые жители Утехи шли по своим делам как ни в чем не бывало.
      Подобрав подол своего белого платья, Крисания торопливым шагом направилась к детям. К своему ужасу, она довольно скоро поняла, что распростертое на земле тело принадлежало мальчишке!
      «Они убьют его!» — в страхе подумала Крисания.
      Дойдя до места свалки, она схватила ближайшего к ней сорванца за плечо, повернула к себе, собираясь оттащить его в сторону, и в страхе отпрянула.
      Вместо детской рожицы она увидела мертвенно-бледное, как у трупа, похожее на череп лицо. Пергаментная кожа туго обтягивала скулы, губы имели лиловый оттенок, а зубы были черными и гнилыми.
      Воспользовавшись замешательством жрицы, мальчишка-мертвец вырвался, глубоко оцарапав кожу Крисании длинными ногтями. Жрица почувствовала острую, жалящую боль и ахнула. Мальчишка — с гримасой извращенной радости на страшном лице — снова повернулся к лежащему на земле телу, чтобы вместе с остальными продолжить свое изуверское занятие.
      Глядя на набухающие кровью царапины на руке, Крисания покачнулась от неожиданной слабости. Боль туманила рассудок, парализовала волю. Избиваемая жертва издала еще один слабый, жалобный крик.
      — Паладайн, помоги мне… — взмолилась Крисания. — . дай мне силу!
      Преодолевая слабость, она решительно схватила за шиворот одного из маленьких демонов и отшвырнула в сторону, потом другого. Вскоре ей удалось дотянуться до окровавленного тела на земле и прикрыть его собой от ударов.
      Одновременно с этим она старалась отогнать детей от их потерявшего сознание сверстника.
      Она снова почувствовала, как длинные ногти вспарывают ей кожу, как яд растекается по жилам, однако вскоре Крисания заметила, что стоило кому-нибудь коснуться ее, как нападавший тут же отшатывался в сторону, испытывая, по-видимому, не меньшую боль, чем она сама. Наконец маленькие чудовища с мрачными лицами отступили на почтительное расстояние, оставив ее
      — истекающую кровью и почти теряющую сознание от боли — наедине с несчастной жертвой.
      Действуя предельно осторожно и ласково, Крисания перевернула бесчувственное, покрытое синяками , и пятнами крови тело на спину. Откинув со лба мальчугана влажные каштановые волосы, она заглянула ему в лицо и едва удержалась от крика. Ошибки быть не могло — эти правильные черты она ни с кем не могла спутать.
      — Рейстлин! — прошептала жрица, стараясь унять дрожь в руках.
      Мальчик медленно открыл глаза…
      Одетый в черное маг с трудом сел и угрюмо осмотрелся по сторонам. Крисания молча следила за ним.
      — Что происходит? — растерянно спросила она, вздрагивая то ли от страха, то ли от озноба, вызванного действием попавшего в глубокие царапины яда.
      Рейстлин кивнул, обращаясь больше к самому себе, чем к своей спутнице.
      — Вот как она мучает меня, — негромко проговорил маг. — Так наносит она свои удары, выбирая место, где моя защита слабее всего.
      Его золотистые глаза со странными зрачками повернулись к Крисании, тонкие губы растянулись в улыбке.
      — Ты сражалась за меня, ты одолела Темную Воительницу…
      Он прижал жрицу к себе и, словно крыльями, обнял ее своими руками в широких черных рукавах.
      — А теперь ты должна отдохнуть. Когда боль успокоится, мы пойдем дальше.
      Не переставая вздрагивать, Крисания положила голову на грудь мага и услышала, как при каждом вздохе хрипят и булькают его легкие. От колдовских мантий Рейстлина исходил чуть слышный сладкий запах розовых лепестков и тлена…

      — И вот что выходит из всех этих мужественных решений и обещаний, — сказала Китиара низким, густым голосом.
      — А ты действительно ожидала чего-то другого? — спросил Сот и с лязгом пожал одетыми в броню плечами. Скрежет древних доспехов прозвучал бесстрастно, однако в тоне Рыцаря Смерти Китиаре послышалась какая-то странная нотка, которая заставила ее внимательно посмотреть на своего спутника.
      Оранжевые глаза бессмертного рыцаря сверкали в черных глазницах столь ярко, что Китиара невольно вспыхнула, однако тут же спохватилась.
      Шагая по комнате, битком набитой доспехами, оружием, надушенными рубашками и толстыми коврами из шкур диких зверей, она нервно сжимала на груди воротник своей тонкой, как паутина, ночной рубашки. Рука ее слегка дрожала. Этот непроизвольный жест не имел почти никакого отношения к скромности; Китиара знала это и не могла понять, что же заставило ее так смутиться. Стыдливость никогда не была ей свойственна, тем более в присутствии существа, которое превратилось в горстку праха триста с лишним лет назад. И все же под взглядом этих пылающих оранжевых глаза Китиаре вдруг стало не по себе.
      — Разумеется, нет, — ответила она спокойно.
      — Он, в конце концов, всего лишь эльф, — продолжал Сот неторопливым, почти ленивым тоном. — И не делает секрета из того, что боится своего брата больше, чем самой смерти. Разве удивительно, что он подумал и решил принять сторону Рейстлина, вместо того чтобы сражаться против него на стороне кучки дряхлых, выживших из ума, бессильных магов, из которых сыплется песок?
      — Но ведь в случае их победы он мог бы многое получить, — возразила Китиара, пытаясь говорить в тон Соту. Все еще вздрагивая, она сняла со спинки кровати подбитый мехом ночной халат и накинула его на плечи.
      — Маги обещали ему титул магистра Ложи Черных Мантий, после чего он почти наверняка занял бы место Пар-Салиана во главе Конклава, как признанный мастер магического искусства. На всем Кринне ему не было равных.
      «Ты удостоился бы и других наград, темный эльф! — мысленно закончила Китиара, наливая себе бокал темно-красного вина. — Когда мой спятивший брат окончательно проиграет, тебя никто не сможет остановить. Как мы спланируем нашу дальнейшую жизнь? Ты будешь править при помощи своего магического посоха, а я — при помощи моего меча. Вместе мы смогли бы поставить на колени этих гордых Соламнийских Рыцарей. Мы изгнали бы эльфов из их родных краев — твоей родины, мой милый Даламар! Ты вернулся бы домой с триумфом, как победитель и владыка, а я была бы рядом с тобой…»
      Бокал выскользнул из ее пальцев, Китиара попыталась поймать его на лету, но ее действия были слишком поспешными, а рука — слишком сильной. Хрупкое стекло треснуло у нее в ладони, острые осколки вонзились в мякоть, и смешанная с вином кровь закапала на ковер.
      Вражеские копья и мечи касались ее тела едва ли не чаще, чем руки любовников, во многих местах на нежной коже Китиары остались их следы. Однако всегда Повелительница Драконов переносила боль не морщась и не жалуясь. Сейчас же ее глаза вдруг наполнились слезами. Боль казалась совершенно невыносимой.
      Неподалеку на табуретке стояла полоскательница, и Китиара погрузила раненую руку в холодную воду. Ей пришлось даже прикусить губу, чтобы не вскрикнуть. Вода в миске немедленно покраснела.
      — Позови кого-нибудь из жрецов! — прорычала Китиара Соту.
      Рыцарь немедленно подошел к двери и окликнул слугу, тут же бросившегося на поиски. Китиара, вполголоса бормоча проклятия и моргая глазами, чтобы стряхнуть с ресниц слезы, схватила полотенце и обмотала им кисть. К тому времени, когда, торопясь и путаясь в длинных полах своей накидки, в комнату вошел один из жрецов, полотенце уже насквозь промокло от крови, а загорелое лицо Китиары стало пепельно-серым.
      Жрец наклонился над раной, и воительница почувствовала легкое прикосновение к своей руке. Это был медальон с изображением Пятиглавого Дракона, который висел на шее у лекаря, бормотавшего обращенные к Владычице Тьмы молитвы. Скоро кровотечение остановилось, и рана на глазах затянулась.
      — Порезы были неглубокими, — успокаивающе сказал он. — Рука скоро перестанет болеть и будет действовать нормально.
      — Тем лучше для тебя, — отрезала Китиара, все еще сражавшаяся с непонятной слабостью. — Это правая рука, в ней я держу меч.
      — Уверяю тебя, госпожа, что ты будешь владеть мечом с той же ловкостью и мастерством, что и раньше, — заверил ее жрец. — Могу я еще чем-нибудь…
      — Нет! Убирайся!
      — Да, госпожа, — жрец поклонился и исчез. Китиара, не желая встречаться взглядом с Сотом, отвернула голову, словно прислушиваясь к удаляющемуся шороху черной накидки жреца.
      — Какие они все глупые! Я с трудом выношу их присутствие. Впрочем, время от времени даже жрецы бывают полезны. — Китиара поморщилась, так как излеченная рука еще болела. «Это все мое воображение», — с горечью подумала она.
      — Итак, что мне, по-твоему…делать с темным эльфом?
      Но прежде, чем Сот успел ответить, воительница громко призвала слугу.
      — Убери здесь, — распорядилась она, когда тот явился. — И принеси мне новый бокал!
      С этими словами Китиара ударила униженно кланяющегося лакея по лицу.
      — Да не такую хрупкую эльфийскую поделку, я их терпеть не могу! Подай золотой кубок. А эту дрянь выброси с глаз долой!
      — Но как же госпожа… — несмело возразил слуга. — Им же цены нет! Эти бокалы привезены из Палантасской Башни Высшего Волшебства в подарок от…
      — Я сказала — выкинь! — Китиара подхватила уцелевшие бокалы и швырнула их один за другим в стену. Слуга с трудом увернулся от первого летящего сосуда, который громко звякнул о камень и разлетелся вдребезги.
      Расколотив последний бокал, Китиара села в кресло и затихла. Некоторое время она сидела молча и неподвижно.
      Слуга поспешно смел осколки, убрал полоскательницу с окровавленной водой и торопливо вышел. Когда он вернулся с вином и золотым бокалом, в комнате ничего не изменилось.
      — Не прикажешь ли зажечь свечи, госпожа? — негромко спросил лакей, опуская на столик бутылку и массивный золотой кубок.
      — Пошел прочь! — ответила Китиара, едва шевеля губами.
      Слуга с поклоном удалился и плотно прикрыл за собой дверь.
      Рыцарь Смерти неслышным шагом пересек комнату и, остановившись рядом с воительницей, опустил руку на ее плечо. Китиара, которая, казалось, не видела его, дернулась от прикосновения железной перчатки. Исходивший от Рыцаря Смерти могильный холод пронзил ее насквозь, но она не сбросила его руки.
      — Ну? — поторопила она, глядя в темноту комнаты, единственным источником света в которой были горящие нездешним огнем глаза мертвеца. — Я задала тебе вопрос. Что нам делать, чтобы остановить Даламара и этого безумца — моего брата? Как вести себя, чтобы Такхизис не уничтожила нас?
      — Ты должна захватить Палантас, — ответил Сот.
      — Думаю, это вполне возможно, — пробормотала Китиара, задумчиво похлопывая по бедру рукояткой кинжала.
      — Совершенно справедливо, госпожа, — поддакнул предводитель ее армии с неприкрытым и неподдельным восхищением в голосе. — Гениально!..
      Военачальник — человек лет сорока с небольшим — приложил невероятные усилия, зубами и ногтями пробивая себе путь наверх, к своему теперешнему положению главы Драконьей Армии. Сутулый, никем не любимый, с лицом, обезображенным кривым шрамом, этот человек ни разу не пользовался благосклонностью Китиары, хотя она, бывало, щедро одаривала приглянувшихся ей командиров. Но он не терял надежды.
      Бросив взгляд на свою повелительницу, предводитель увидел, как ее лицо, бывшее в последние несколько дней необычайно суровым и замкнутым, просветлело и засияло от похвалы. Китиара снизошла даже до того, что улыбнулась в ответ своей знаменитой кривовато-лукавой улыбкой, которой она так умело пользовалась в случае необходимости, и сердце военачальника забилось чаще.
      — Приятно видеть, что ты не утратила сноровки в военном деле, — прогудел стоявший тут же Сот.
      Предводитель вздрогнул. Ему давно уже следовало привыкнуть к присутствию Сота; не раз и не два он сражался вместе с рыцарем-мертвецом и его воинами-скелетами, однако холод могилы, который распространяли вокруг себя древние, опаленные огнем доспехи Сота, всякий раз пробирал его до костей.
      «Как только Китиара может спокойно его выносить? — задумался предводитель.
      — Говорят, это металлическое пугало допущено даже в покои госпожи!»
      Мысль об этом остудила его настолько, что сердце военачальника вернулось к нормальному ритму. Может быть, девушки-рабыни не так уж плохи, как ему начало казаться в последнее время? Во всяком случае, уединившись с ними на ночь, можно было не сомневаться, что ты действительно один.
      — Разумеется, я не утратила ни умения, ни сноровки! — откликнулась Китиара с таким явственным гневом в голосе, что предводитель с беспокойством огляделся по сторонам, пытаясь выдумать достойный предлог, чтобы смыться. К счастью, весь город готовился к войне, и найти подходящую Причину было нетрудно.
      — Если я больше не нужен тебе, госпожа, — поклонился предводитель, — позволь мне идти. Я должен проверить, как обстоят дела с. починкой доспехов.
      Нужно еще немало сделать, а времени у нас не так уж много.
      — Ступай, — с отсутствующим видом пробормотала Китиара, не отрывая взгляда от огромной карты, которая была выложена мозаикой прямо на полу штаба.
      Предводитель отсалютовал и пошел к двери, придерживая меч, чтобы он не слишком бряцал о броню. У дверей его настиг голос Китиары:
      — Эй!
      — Слушаю, госпожа? — военачальник повернулся.
      Китиара хотела что-то сказать, но вдруг передумала и, прикусив губу, слегка покачала головой.
      — Я хотела спросить…не согласишься ли ты разделить со мной сегодня вечернюю трапезу? — Она пожала плечами. — Правда, уже довольно поздно. У тебя, вероятно, есть уже какие-то иные планы?..
      Предводитель слегка растерялся и ответил не сразу. Ладони его немедленно взмокли.
      — Видишь ли, госпожа, я действительно кое-что запланировал, однако это дело может подождать и до завтра…
      — Нет, — сказала Китиара решительно и как бы с облегчением. — В этом нет необходимости. Как-нибудь в другой раз. Можешь идти.
      Военачальник, все еще недоумевая, медленно развернулся и пошел к двери.
      Оранжевые глаза Сота жгли ему спину даже сквозь кирасу.
      Торопливо ступая по коридорам, командир размышлял о том, много ли он потерял. Он был уверен, что второго приглашения ждать придется недолго и свое он без труда наверстает. А сегодняшний вечер он компенсирует тем, что пошлет за кем-нибудь из рабынь порезвее…
      — Тебе следует немного отдохнуть. Подари себе вечер удовольствий, — сказал Сот, когда шаги военачальника затихли вдали.
      — Нужно еще многое сделать, а времени действительно мало, — повторила Китиара, притворяясь, будто полностью поглощена изучением карты. Сама она стояла на изображении Оплота, а взгляд ее был устремлен в северо-западный угол комнаты, где под защитой труднопроходимых гор расположился Палантас.
      Проследив за взглядом Повелительницы Драконов, Сот медленно измерил шагами расстояние между двумя городами и остановился у единственного прохода через горы, недалеко от Башни Верховного Жреца.
      — Рыцари, конечно же, попытаются задержать тебя здесь, — сказал он. — Тут они остановили твое воинство в прошлый раз.
      Китиара ухмыльнулась, тряхнула своими вьющимися волосами и подошла к Рыцарю Смерти походкой, в которой сквозила легкая неуверенность.
      — Разве это зрелище не заслуживает внимания? Все эти красавцы рыцари, выстроившиеся в шеренгу поперек прохода… — Неожиданно почувствовав прилив сил, какого она не испытывала уже давно, Китиара расхохоталась. — Представляю себе, какое на их лицах появится выражение, когда они увидят, что мы для них припасли. Да ради одного этого стоило затевать войну!
      Она наступила на Башню Верховного Жреца и, повернувшись на каблуках, словно втаптывая мозаику в мрамор пола, сделала маленький шаг и остановилась у внешней стены Палантаса.
      — Наконец-то красавец город почувствует, как меч войны рассекает его нежную, упругую плоть. — Улыбнувшись, воительница повернулась к Рыцарю Смерти:
      — Думаю, мне все же стоит поужинать сегодня с главнокомандующим. Пошли за ним.
      Сот поклонился, и его оранжевые глаза довольно блеснули.
      — Нам необходимо обсудить несколько тактических вопросов, — продолжила Китиара и снова засмеялась, расстегивая пряжки на своих доспехах. — фланговые охваты, заход в тыл, стремительные атаки и пробивание брешей в стене…
      — А теперь успокойся, Танис, — добродушно сказал повелитель Гунтар. — Ты преувеличиваешь опасность…
      Танис Полуэльф пробормотал в ответ что-то неразборчивое.
      — Как ты говоришь? — Гунтар повернулся к нему, держа в руке большую кружку с прекрасным элем (нацеженным из большой заплесневелой бочки в самом дальнем углу его погребов). Эль он вручил Танису.
      — Я сказал, что действительно очень беспокоюсь, — отрезал полуэльф. Это была ложь, но гораздо более подходящая для разговора с главой Соламнийских Рыцарей, чем то, что он имел в виду на самом деле.
      Гунтар Ут Вистан пригладил свои длинные усы — древний символ рыцарства, который и нынче был в почете, — пряча под рукой улыбку. Он, разумеется, слышал, что Танис пробормотал вначале. Гунтар задумался, почему вопрос об угрозе нападения не дали решать непосредственно военным. Теперь вместо серьезной подготовки к решительному отпору противнику, стремящемуся взять реванш после последнего поражения, ему предстояло думать о взаимодействии с какими-то учениками черных магов, белыми жрецами, нервными героями и библиотекарем!
      Гунтар вздохнул и мрачно дернул себя за усы. Только кендера ему еще не хватало!
      — Танис, мой друг, присядь, — сказал он. — Согрейся у огня. Ты проделал долгий путь, а вечерами у нас еще достаточно свежо. Моряки говорят что-то о неблагоприятной розе ветров и о всякой подобной чепухе. Надеюсь, твое путешествие было не слишком утомительным? По правде сказать, я предпочитаю драконам грифонов…
      — Повелитель Гунтар, — перебил его Танис, — я прилетел в Санкрист не для того, чтобы обсуждать погоду и преимущества грифонов перед драконами! Мы в опасности! И не только Палантас, но и весь мир. Если план Рейстлина удастся…Он не смог продолжать и только сжал кулаки.
      Гунтар наполнил свою кружку из кувшина, который принес из погреба его старый слуга Уиллс, и подошел к Танису. Положив руку на плечо рыцарю, он заставил того повернуться к себе лицом.
      — Стурм Светлый Меч очень хорошо о тебе отзывался и высоко тебя ценил, — сказал он. — Ты и Лорана были его самыми близкими друзьями.
      Танис склонил в ответ голову. Даже сейчас, больше чем через два года после смерти Стурма, он не мог вспоминать о нем без глубокой печали.
      — Мне достаточно было бы одной этой рекомендации, ибо я любил Стурма и почитал его как собственного сына, — серьезно продолжал Гунтар, — однако я и сам уважаю и люблю тебя, Танис. Твоя отвага в битве не знала себе равных, твоя честь и благородство были достойны настоящего рыцаря…
      Заслышав старую песню, Танис раздраженно покачал головой, но Гунтар этого не заметил.
      — Те почести, которых ты удостоился по окончании войны, были тобой более чем заслужены. Твою деятельность после войны я назвал бы — не побоюсь этого слова — выдающейся. Вам с Лораной удалось посадить за стол переговоров народы, враждовавшие на протяжении столетий. Портиос подписал договор о мире, а теперь и гномы Торбардина, после избрания нового короля, тоже присоединятся к этому союзу.
      — Благодарю тебя; повелитель Гунтар, — ответил Танис в соответствии с этикетом, однако не выпустил при этом из рук кружки с элем и не поклонился.
      — Твои похвалы много для меня значат. Хотелось бы мне, чтобы я действительно их заслужил. А теперь мне любопытно узнать, куда ведет эта дорожка, столь щедро усыпанная сахарной пудрой?
      — Я вижу, что человеческого в тебе куда больше, чем эльфийского, — заметил Гунтар с легкой улыбкой. — Хорошо, Танис, я согласен пропустить преамбулу и приступаю к сути. Мое мнение таково: ваш — твой и Элистана — былой опыт сделал вас излишне нервными и осторожными. Давай говорить откровенно, мой друг. Ты не воин и не получил соответствующей подготовки, — я имею в виду, конечно, подготовку теоретическую. Поэтому я хочу показать тебе кое-что. Идем…
      Танис опустил свою кружку на каминную полку и позволил взять себя под руку. Он вышли с соседнюю комнату, которая, несомненно, служила Гунтару чем-то вроде штаба и была заставлена простой деревянной мебелью, которой рыцари отдавали предпочтение. По стенам были развешены мечи, щиты и знамена всех трех рыцарских Орденов — Розы, Меча и Короны. Военные трофеи, захваченные в давних битвах, сверкали на специальных подставках, а на почетном месте, во всю длину стены, висело драконье копье — первое из тех, что были выкованы Теросом Железоделом. Вокруг него холодно поблескивали кривые гоблинские сабли, клинки драконидов с зазубренными лезвиями, огромный меч великана-людоеда с обоюдоострым лезвием и сломанный клинок, принадлежавший злосчастному рыцарю Дереку, Хранителю Венца.
      Что и говорить, это была внушительная коллекция, свидетельствующая о долгой и славной службе в союзе Соламнийских Рыцарей, однако Гунтар даже не взглянул на все это богатство, а направился в угол комнаты, где стоял большой деревянный стол. Скрученные карты были аккуратно вставлены в небольшие ячейки под столом, каждая из которых — как разглядел Танис — снабжалась крошечным ярлычком с пояснительной надписью.
      Гунтар некоторое время изучал ярлычки, потом вынул карту, расстелил ее на столе и поманил Таниса. Полуэльф задумчиво поскреб бороду и подошел, стараясь придать своему лицу заинтересованное выражение. Гунтар, напротив, чувствуя себя в своей стихии, с удовольствием потер руки.
      — Все дело в снабжении, Танис. Вот, смотри, это армии Повелительницы Драконов, заблокированные в Оплоте. Я согласен, что Китиара сильна: у нее под знаменами собралось немало драконидов, гоблинов и людей, которые ничего не желали бы так сильно, как новой войны.