– Меня послала к ней леди Мейгри, – ответил брат Фидель. – У меня для нее лекарства и бинты. – Он сделал еще один шаг вперед, почти вплотную приблизившись к Спарафучиле. – Пропустите меня.
– Леди послала вас? – Спарафучиле призадумался. Он медленно отступил, словно отползающая в сторону змея. – Я пойду с вами.
– Нет, – сказал брат Фидель. – Не надо. К тому же миледи ждет вас на капитанском мостике.
Это было ложью, но священник надеялся, что Господь простит ему ее, ведь он солгал ради благого дела. Убийца отошел от дверей.
– Берегитесь! – предупредил он. – Бабенка себе на уме! Как бы с вами какую шутку не отколола. Если что, зовите меня на помощь.
И он подмигнул ему одним глазом, тем, что был расположен повыше другого на его чудовищно изуродованном лице. А затем молча двинулся быстрым шагом по коридору.
Фидель заглянул в каюту, увидел лежащую на постели Томи. Потом оглянулся – убийца исчез из виду, словно растворился. Весь дрожа, монах вошел в каюту и закрыл за собой дверь.
Томи стонала. Фиделя охватили жалость и сочувствие к больной, которые вытеснили гнев и отвращение. Он торопливо подошел к ней, осмотрел ее – но ни крови, ни ран не обнаружил. Ее миндалевидные глаза были полны боли, она с тревогой и страхом следила за ним. Увидев, что он к ней приближается, она перестала стонать. Дыхание у нее было учащенным, хотя и глубоким. На смуглой коже блестели капли пота. Ее густые иссиня-черные волосы, стриженные на висках, были зачесаны наверх. Они сияли над ее изящной головкой, словно корона из черного дерева.
Обессиленная от боли, прикованная к постели, она тем не менее, словно дикий зверек, попавший в западню, была готова в любую секунду защитить себя – комок мышц, сгусток решимости и энергии. Когда они первый раз увидели Томи на капитанском мостике, китель на ней был расстегнут. Сейчас он был распахнут, казалось, чья-то рука пыталась разорвать его; большие твердые груди были наполовину обнажены.
Фидель смотрел на нее, потом, спохватившись, отвел глаза в сторону.
Почти не давая себе отчета в своих действиях, передвигаясь вслепую, движимый профессиональным опытом санитара, он положил лекарство и бинты на ночную тумбочку и поспешил в ванную. Набрал стакан воды из-под крана, вернулся к девушке.
Она чуть-чуть расслабилась, хотя в глазах по-прежнему притаилась подозрительность, но не сводила с него взгляда.
Фидель попытался представить, что перед ним пациент с «Феникса»; он подошел к постели, наклонился, чтобы приподнять Томи, протянул ей стакан воды.
Она выбила стакан из его руки мощным ударом. Стакан упал и разбился.
– Отойдите от меня! – сказала Томи сквозь стиснутые зубы. – Убирайтесь отсюда! Ступайте к своей суке-убийце, скажите, что я не сломалась.
Брат Фидель глянул на разбитый стакан, на воду, растекшуюся по ковру, который покрывал металлический пол.
– Простите меня, я не хотел... Поверьте мне, прошу вас. Я... увидел, как вы страдаете. Хотел вам помочь...
Он не осмеливался смотреть на нее.
– Я соберу... а то порежетесь. А потому уйду...
Женщина больше ничего не сказала. Брат Фидель стал собирать осколки, но он ни на секунду не забывал о Томи, о ее темных глазах, неотступно следящих за ним, слышал, что дыхание у нее выровнялось, ощутил запах каких-то экзотических духов. Рука у него дрожала, он чуть было не поранился. Большие куски стекла он выбросил в корзину. Пошел в ванную, намочил полотенце и стал им собирать мелкие осколки. Потом постоял в нерешительности, не зная, куда бросить мокрое полотенце, и тоже сунул его в мусорную корзину. Он ни разу не взглянул на женщину, но все это время он знал, что она следит за ним.
Покончив с разбитым стаканом, он подошел к ее постели, сложив руки, глядя на ярко-желтую простыню, покрывающую матрац.
– Я оставлю вам мазь, смажьте свой ожог. Не жалейте, положите побольше, потом забинтуйте. Боль пройдет, рана будет стерильной. Руку можно будет мыть, но не забывайте каждый раз мазать. Без воды вы продержитесь всего несколько дней. – Он повернулся и хотел уйти.
Томи протянула свою смуглую с тонкими пальцами руку, коснувшись монаха.
– Намазать я смогу, – сказала она хрипло, – но забинтовать – нет. Никогда... не бинтовала. Лучше уж вы мне забинтуйте.
Брат Фидель закрыл глаза, призвав на помощь все свои силы. От прикосновения ее пальцев по телу побежали языки пламени. Он заставил себя вспомнить людей с мертвыми глазами, переодетых в монахов; брата Мигеля, затаившегося среди надгробий; истекающего кровью, может быть, умирающего лорда Сагана. Он открыл глаза и, успокоившись, стал обрабатывать рану.
Девушка смотрела на него в замешательстве, наморщив лоб.
– Я слышала, что вас называли «братом». Вы чей-то родственник, может, этой суки?
– Я... вернее, я был... священником, – сказал Фидель. – В Ордене Адаманта.
– Священником! – усмехнулась девушка, посмотрела на него, потом с отвращение покачала головой. Откинулась на подушку. – Думаете, я поверю вам?
– Не имеет никакого значения, поверите вы мне или нет, – ответил Фидель тихо, но твердо, намазывая мазь на ее удивительно длинные пальцы с покрытыми ярким лаком ногтями. – Простите меня, – сказал он, помолчав. – Я вам не делаю больно, капитан?
– Томи, – поправила она его. – Зовите меня Томи. – Она внезапно сжала его руку, боль исказила ее лицо. Она сглотнула слезу, перевела дыхание, потом расслабилась. – Нет, не вы. Этот урод...
– Что вам сделал Спарафучиле? – спросил озабоченно Фидель, туго перебинтовывая руку в волдырях. Потом оглядел Томи. – Я не вижу ран...
– Да, он работает, не оставляя следов, – согласилась Томи, выдавив из себя подобие мрачной улыбки. – Я ошиблась в нем, решила по его виду, что он идиот. Хотела отобрать у него пистолет. Но он таким шустрым оказался! – Она грустно потерла правую руку. – Я небось не первая не за того его приняла. Он – первоклассный, хладнокровный убийца. У этой суки, наверно, много денег, раз она такого профессионала сумела нанять...
– Пожалуйста, не называйте ее так, – попросил Фидель, не отрывая взгляда от желтой простыни. – Она настоящая леди. Вы даже не понимаете...
– Нет, это вы не понимаете. – Томи поднялась на локте, взяла его за руку. Впилась своими длинными ногтями в его кожу. – Посмотрите на меня, черт бы вас побрал! Священник! Что вы делаете, брат?! Отпеваете тех, кого эта банда убийц на тот свет отправляет? И нам такую же службу сослужите, когда коразианцы расправятся с нами? Только вряд ли от нас что останется... А что вы собираетесь делать с деньгами, заработанными на крови, священник? Сделаете пожертвование?
Сильная рука дрожала от гнева, охватившего ее. Он ощущал тепло ее тела, мускусный запах ее духов, а может, кожи, видел ее великолепные, ясные глаза, ослепительную белизну ее зубов, сияющих на фоне смуглой кожи, ощущал боль от ее ногтей. И боль от ее слов. Она заставила его взглянуть на себя со стороны, убедиться в том, что он не такой, как другие, между ним и прочими, даже между ним и леди Мейгри – пропасть. Пропасть, которая куда больше, чем та, что разделяет галактики...
Она придвинулась к нему, прикрыв миндалевидные глаза, ее пухлые, влажные, коралловые губы приближались к его губам. Она притянула его к себе. Китель снова распахнулся, обнажив грудь. Он представил себе, как его рука ласкает ее.
Языки пламени, охватившие его, вырывались откуда-то снизу, из поясницы. Все тело ныло, боль была сладкой и внушающей страх, она была запретной – ведь он принес обет воздержания, была желанной, сладкой в силу своей запретности. Он не пошевелился, не сделал ни одного движения навстречу ей, но и не остановил ее. Он закрыл глаза, вдыхая ее аромат, прикосновение разжигало огонь.
Ее рука скользнула к нему под рубашку, коснулась кожи, он задрожал от этого прикосновения, которое было прохладным... прохладным и ищущим.
Брат Фидель выпрямился, отпрянув от женщины, от ее трепетных пальцев.
– У меня нет оружия, – сказал он холодно.
Миндалевидные глаза смотрели на него. Какое-то мгновение она казалась сбитой с толку, потом в глазах вспыхнул вызов.
– Попытка не пытка! – Она снова откинулась на подушку, запахнула китель, укрылась. – Убирайтесь!
Брат Фидель, дрожа от страха, из последних сил стараясь сохранить невозмутимость, пошел к выходу. Открыл дверь.
– Скажите вашей «леди», что я лучше умру от жажды, – прошипела ему Томи вслед. – А вы, глядишь, помолитесь за меня, брат!
Фидель остановился, но не повернулся, не ответил. Выйдя за дверь, он закрыл ее, запер, не отдавая себе отчета, что он делает. Он не прошел и несколько шагов, как вынужден был остановиться. На него накатила тошнота. Он прислонился к стене, обессилев, стараясь унять подступившую рвоту.
– Господи, прости меня! – кричал он, дрожа всем телом. – Господи, прости меня!
* * *
– Брат Фидель! – Это был голос леди Мейгри, прорвавшейся сквозь темные, мутные облака, зависшие над ним.
Монах посмотрел наверх, подняв голову, понял, что она давно уже зовет его. Он вспыхнул.
– Да-а, миледи?
– Брат Фидель, у вас все в порядке?
Нет, у него все было не в порядке. Она говорила нежно, в голосе звучало сочувствие. Он готов был во всем сознаться ей, излить свою грешную душу. Слова жгли ему губы. Он поднял взгляд, полный мольбы, и увидел Агиса, стоявшего рядом с ней с мрачным, суровым лицом. Увидев ухмыляющегося Спарафучиле, отлично знавшего, что пришлось выдержать Фиделю, увидел обычно равнодушного Криса, с любопытством поглядывавшего на него, Рауля, блаженно улыбавшегося ему. Они знали. Они все знали.
Фидель проглотил слюну, сжал губы.
– Не тревожьтесь обо мне. У меня все отлично.
Мейгри перехватила взгляд монаха, которым он обвел стоявших вокруг мужчин.
– Агис, вы получили ответ от Дайена?
– Нет, миледи.
– А должны бы получить. Пошлите еще один сигнал.
– Слушаюсь, миледи. – Уловив в ее голосе легкий упрек, он поспешил выполнить задание.
– Я починил дверь, – сказал Крис, когда миледи взглянула на него.
– Проверьте судно. Проверьте пассажиров.
– Будет сделано, сестренка. – Крис глянул на священника, покачал головой и вышел.
Спарафучиле, сообразив в чем дело, отошел в дальний угол.
Мейгри повернулась к Фиделю.
– Я решила, что вы пришли ко мне пораньше, чтобы сообщить мне какую-то информацию. Простите. – Она грустно улыбнулась. – Я не дала вам возможности сделать это. Слушаю вас.
Они были одни. Все, что он скажет ей, умрет в ней, она никогда не проговорится. Ему казалось, что она и так все знает.
Но можно ли перекладывать на нее этот груз? Поймет ли она его? У нее у самой поединок с Господом. Фидель вздохнул и принял решение сражаться в одиночку.
– Капитан отказывается, миледи, – сказал он ровным, спокойным голосом, – пить воду с наркотиками. Она говорит, что скорее умрет, чем уступит.
Может, Мейгри и ждала услышать от него что-то другое, может, была раздосадована, что не услышала, но скрыла свое разочарование, ограничившись долгим, пытливым взглядом.
А в том, что священник опустил глаза под этим пытливым взглядом, не было ничего удивительного, он так всегда делал.
– Да, охотно верю, – сказала Мейгри. – У этой женщины сильный характер, она не привыкла, чтобы ей перечили. Если она что-то намечает, сдается мне, она всегда этого добивается.
Она предупреждает его? Брат Фидель хранил молчание.
– Рауль! – позвала Мейгри адонианца, смотревшего на экран, как обычно, затуманенным взором.
Лоти подошел к ней; длинные волосы развевались во все стороны, весь в кружевах, оборках и драгоценных камнях. Следом за Раулем шел странный человечек, которого Фидель видел впервые. Он был низкорослым. Непонятной национальности, непонятного пола – он был облачен в плащ, который был ему очень велик, на голове – мягкая шляпа. Фидель мог разглядеть лишь его озорные глаза, взгляд которых смущал его.
– Можем ли мы с Крошкой удостоиться высокой чести выполнить вашу просьбу, миледи? – спросил Рауль в обычной своей пышной манере и поклонился.
– Приготовь раствор из своего наркотика, чтобы мы сделали инъекцию капитану этого судна и всем тем, кто отказывается пить воду. Можешь?
– Нет ничего легче, миледи. На самом деле я предугадал это ваше пожелание. Раствор для инъекции готов. – Рауль сделал изящный жест рукой в сторону стерилизатора, который он принес с собой. – Приступить к выполнению задания?
Мейгри какое-то время раздумывала.
– Нет, Рауль. Капитан – чрезвычайно активная личность с сильной волей. Полагаю, Спарафучиле скорее с ней справится.
Брат Фидель поднялся, сцепив руки.
– Я сделаю капитану укол.
Мейгри это очень удивило, она колебалась.
– Вы уверены, что у вас получится, брат? – спросила она, испытующе глядя на него.
На этот раз брат Фидель посмотрел ей прямо в глаза.
– Да, миледи.
– Отлично. Рауль, дай брату Фиделю все, что нужно.
Лоти повиновался. Священник взял стерилизатор, внимательно выслушал инструкцию, какую дозу вводить, и ушел, сохраняя внешнее спокойствие.
* * *
Мейгри смотрела ему вслед. Со вздохом повернувшись, она увидела, что все смотрят на нее.
Рауль, нахохлившись, слушал своего приятеля, хотя тот не произнес ни слова.
– Крошка говорит, миледи, что священник в смятении. У него коварные намерения, которые разожгла эта похотливая женщина-капитан.
– Не надо быть пророком, чтобы понять это, – сухо сказала Мейгри и приложила руки к вискам: очень болела голова.
«Господи! Ну неужели ты не можешь выбрать другое место и другое время?! У меня ведь и так проблем по горло. Как мне еще и с этим справиться? Брату Фиделю предстоит поединок с самим дьяволом. Никто не в состоянии выйти на поле битвы вместо него. Да и дело слишком важное, нельзя рисковать, выжидая, проиграет священник... или победит».
– Спарафучиле! Ступайте за ним. Не вмешивайтесь, просто последите. И, – добавила она помолчав, – смотрите, чтобы он не обнаружил, что за ним следят.
Ублюдок, кивнув, вышел из каюты.
– Не нравится мне это, – сказала она, подходя к Агису. – Не нравится мне, что я за ним шпионю.
– У вас нет выбора, миледи, – ответил центурион.
Мейгри вздохнула.
– Какие-нибудь вести от Его величества?
– Никаких, миледи.
Глава шестнадцатая
Как тяжко, коли страсть и долг столкнулись!
А. Теннисон. Принцесса
У Дайена раскалывалась голова после ночи, в которой сладкие мечты смешались с чудовищными кошмарами. А сегодня, как никогда, он должен быть собранным, призвать на помощь все свои силы, ибо сегодня ему предстояло торговаться с Ди-Луной и Рикилтом о том, сколько людей, кораблей и денег они выделят на предстоящее сражение, в котором с Божьей помощью Дайен выиграет корону.
Мечты, которые одолевали его, пока он бодрствовал, и сны так переплелись ночью, что он теперь и не знал, что было явью, а что плодом его воображения. Когда вспоминал вчерашний день, ему становилось тепло на душе, хотя в комнате был лютый холод. И он знал твердо: Камила любит его, она обещала стать его женой!
Но надо было проснуться, стряхнуть с себя все эти благостные иллюзии и мечты. Он вспомнил, что вчера утром он увидел, как Медведь и его неуклюжие сыновья стоят под струей воды, заменившей им душ. Они разделись донага в дальнем углу двора, на крышу пристроили бочку. Потом по их сигналу слуги открыли бочку, и на них рухнул водопад воды с кусочками льда. Дайен, со страхом и любопытством наблюдавший за ними, почувствовал, как по его телу пробежала дрожь.
И вот, стиснув зубы, чтобы они не стучали, он вышел во двор – холодный ветер пробирал до самых костей, а когда водопад ледяной воды обрушился на него, дыхание перехватило. Мотая головой, моргая, пыхтя и пританцовывая, чтобы согреться, он протянул вслепую руку за полотенцем; вдруг кто-то бросил ему полотенце, чуть не сбив с ног.
– Спасибо! – выдавил Дайен и стал вытирать лицо мягкой шерстяной тканью.
– Мне рассказывали, что после любовных свиданий парни принимают холодный душ. Не боишься, что так ты слишком далеко зайдешь?
Таск, закутанный в меховую куртку, с ужасом взирал на Дайена.
Дайен засмеялся. Холодная вода взбодрила его. Разогнала мрачные мысли, роившиеся у него в голове, ночные кошмары. Он – молод, он – король. Камила любит его. Только это важно. Он тер с остервенением полотенцем кожу, отчего та покраснела. Когда тело стало сухим, он принялся за свои рыжие волосы, они стали разлетаться во все стороны, словно солнечные лучи.
Усмехнувшись, он бросил полотенце в Таска.
– Давай! Теперь сам вставай!
Таск, дрожа под тяжелой шкурой, обхватил себя руками и замотал головой.
– Я женатый человек, малыш. Мне нельзя рисковать, отморожу яйца, что тогда? Правда, после сегодняшней ночи, кажется, уже не имеет значения, где я их отморожу – в доме или здесь. – Он мрачно кивнул в сторону спальни.
– Вы поссорились с Нолой?
– Вроде того, – ответил Таск, качая в растерянности головой. – Не знаю. Если поссорились – не моя вина.
– Не горюй, – утешил его Дайен, внезапно ощутив себя старым, мудрым и опытным в науке любви. – Что бы там ни было, она простит. Женщины умеют прощать. – Вернув полотенце Таску, он начал одеваться.
Таск наблюдал за ним с подозрением.
– Что с тобой, малыш? Вчера вечером ты на себя не был похож.
Дайен ни с кем не собирался делиться, но сейчас он понял, что не может хранить свою тайну. Казалось, он хочет написать о своей любви на небе огромными буквами – пусть сияют днем всеми цветами радуги, а ночью – звездными огнями. Дайен замер с рубашкой в руках, не обращая никакого внимания на ледяной ветер, морозивший его голое тело.
– Таск, – сказал он, подойдя поближе к другу, говоря взволнованным, негромким голосом, хотя никого поблизости не было и никто бы их не услышал, разве что слуги, но те суетились с бочкой, наполняя ее водой. – Я попросил вчера Камилу стать моей женой.
Он отступил, следя с волнением за реакцией Таска.
– Попросил, малыш. – Таск задумчиво смотрел на него. – И что она тебе ответила?
– Да! – Дайен готов был пропеть это слово, считая, что его обязательно надо петь. Не скажешь ведь обычным голосом. – Она сказала «да»!
– Ага! Я мог бы и сам догадаться, – ответил Таск.
Дайен удивился, что его приятель отреагировал без должного восторга.
– Таск! Кончай! Ну что ты уставился на меня с таким видом, словно я собрался с поля боя дезертировать?! Вспомни, что с тобой и с Нолой было, когда вы познакомились!
– Ха, да мы возненавидели друг друга!
– Да, было дело, – сказал Дайен чуть поспокойнее. – Но потом...
– Малыш, Нола сказала мне утром, что она с тобой говорила. Ты хоть что-нибудь услышал?
Дайен замолчал, оделся, натянул куртку через голову. Присев на перевернутую бочку, надел носки и ботинки.
– Услышал, – сказал он угрюмо. – Я обдумал ее слова, правда.
– И долго думал? Две секунды?
– Просто... когда я увидел Камилу... Я... мы встретились вчера ночью в коридоре, абсолютно случайно...
– И твои гормоны все решили за тебя.
– Вовсе нет! – сердито воскликнул Дайен. – Это... Ладно, забудь все! Забудь! Не надо было мне ничего говорить. И ты никому не говори, ладно? – Он посмотрел на своего друга. – Обещаешь?
– Никому, малыш, не скажу! – сказал, вздохнув, Таск и положил руку на его плечо. – Я счастлив за тебя, малыш. Честно, я надеюсь, что все будет хорошо. Тебе и так досталось. Ты заслужил это. Правда, заслужил.
– Спасибо, Таск, – сказал Дайен, сжимая руку друга. – Жаль, что я раскололся. Но я рад, что ты теперь все знаешь. Я бы не стал говорить тебе... мне показалось, что ты уже догадался. После всего, что было между нами, ты единственный человек, кому я могу довериться. И еще Ноле. Леди Мейгри, Саган, даже генерал Дикстер – они все чего-то от меня хотят. А ты ничего никогда не хотел. Просто был всегда рядом... ради меня. Вот я и пытаюсь тебе сказать, что я ценю это...
– Хорошо, малыш, хорошо, – перебил его Таск, вытер нос, прокашлялся. – Теперь ты, чего доброго, попросишь меня жениться на тебе.
– Нет, не попрошу! Ни за что! – засмеялся Дайен, потом успокоился. – Расскажи Ноле. Поблагодари ее за совет, но слишком поздно она его мне дала.
– Думаю, она и сама это поняла, малыш, – сказал Таск, вспомнив, как ночью плакала Нола. – Думаю, она с самого начала поняла.
* * *
Завтракали шумно и весело. Соня с помощницами бегали из кухни в столовую и обратно, там кипели чайники с водой для стирки. Медведь с сыновьями и двоюродными братьями, прилетевшими рано утром, обсуждали планы на день, говорили, вернее, кричали во все горло. Готовились к охоте, стучали мечами и кинжалами по столу, возбужденные собаки покусывали сами себя за лапы, лаяли друг на друга, пытались выманить хозяев на улицу.
Камила собиралась на охоту. Дайену тоже очень хотелось пойти, хотя он сомневался, сможет ли поймать дикого кабана сетью и мечом. Но он должен был выполнить свой долг – договориться с Ди-Луной и Рикилтом.
– Мы скоро пойдем на свою охоту, – напомнил ему Медведь, подмигнув. Он тоже решил не идти, ограничился тем, что давал всем советы и наставления.
Дайен и Камила почти не говорили друг с другом за завтраком, боялись, что слова повлекут за собой слишком неосторожные поступки. Они утешились взглядами и улыбками, они были уверены, что об их тайне никто не прознал, не ведая того, что они лучатся, как солнышко, проглянувшее сквозь облака.
Соня с мужем тоже переглядывались. Соня кивала головой, пожимала плечами, улыбалась, казалось, она говорила: «А ты чего ждал?» Медведь то хмурился, то ухмылялся, все время теребил свою бороду, казалось, что он вот-вот вырвет ее.
Звон мечей, лай собак, взрывы хохота, грохот опрокидываемых стульев и шум, с которым нечаянно упал один из кузенов. Наконец охотники ушли... Первый раз в жизни Дайен ощутил, что такое семья, дом, любовь, радость, разделенные боль и печаль, а не страдание в одиночку. Он взял на руки малыша, который расхныкался, потому что его оставили дома, и стал смотреть вслед Камиле. Дайен с нетерпением ждал вечера, когда она вернется и они сядут вместе за стол, близко, но не касаясь друг друга, взявшись под столом за руки, чтобы никто не заметил.
И он испытывал в ту минуту счастье – не блаженство, не восторг, не радость, а счастье, простое и естественное. Он был доволен. Ему ничего не надо было, лишь бы это мгновение длилось вечно.
«
Умри сейчас!»
Дайен услышал голос Сагана, он поразил юношу, на сердце стало тяжело. В Древней Греции этот призыв был советом тому, кому улыбнулась Судьба.
Умри сейчас!Потому что ты не сможешь никогда быть таким же счастливым, какой ты сейчас, лучше умереть с этим ощущением счастья, чем познать горечь утраты.
Подошел Таск.
– Мы получили сообщение, малыш, от леди Мейгри. Она на корабле, готовится к прыжку. Хочет знать, все ли у нас в порядке, когда ты собираешься встретиться с ней... – Таск замолчал, добавил с намеком: – Если ты собираешься встретиться.
Дайен поставил малыша на пол, подтолкнул его матери, пошел следом за Медведем по винтовой лестнице в комнату, что была в башне. А там он тоже услышал в шуме ветра, гулявшего меж трещин и щелей старых стен, голос Судьбы.
«
Умри сейчас!»
* * *
Дайен помолчал какое-то время, чтобы настроиться на прошлую жизнь, которая казалась теперь выхолощенной, холодной и в которой он был ужасающе одинок. Он сказал себе, что теперь все будет по-другому, – ведь у него есть Камила. Все изменится к лучшему. И поймал себя на том, что с ужасом смотрит на экран.
– Баронесса Ди-Луна на связи, Ваше величество, – сказал один из сыновей Медведя через ретранслятор.
Медведь, Таск и Нола выжидали, следя за ним. Дайен сел, сложил перед собой руки.
– Хорошо. Подключайтесь. Баронесса, – сказал он, обращаясь с холодной улыбкой к изображению, появившемуся на экране, – истинное удовольствие иметь возможность снова беседовать с вами.
– Нам еще предстоит выяснить, какое удовольствие получит каждый из нас от этого разговора... Ваше величество, – сказала Ди-Луна, чуть-чуть склонив голову в шлеме; в ее глазах он прочитал иронию и насмешку.
Дайен, совсем потерявший голову от своих мечтаний о счастье, так и остался в голубых джинсах, в домотканой тунике, которую дала ему Соня, сказав с многозначительной улыбкой, что это работа рук Камилы. Дайен в мгновение ока понял свой промах. Ему следовало надеть парадную форму, алую мантию и прочие символы королевской власти. Он допустил серьезную тактическую ошибку, потерял почву под ногами еще до начала битвы.
Саган ни за что бы не сделал такой ошибки, сказал сам себе с горечью Дайен, и ему бы не дал совершить. «О чем я думал?»
Он слишком хорошо знал, о чем он думал. Ничего страшного, он не уступит. Он расслабился, уверовав, что непременно добьется того, к чему стремится. В конце концов, эта встреча – простая формальность.
– Вы получили мое донесение, баронесса. Вы теперь знаете ситуацию, знаете, какая нам грозит опасность. Я сообщил вам об Абдиэле, приоре Ордена Черной Молнии, о его плане захвата чертежей бомбы и передачи их врагу. Надеюсь, вы согласны с моими предложениями о том, как обезвредить его, баронесса. Я, безусловно, могу рассчитывать на вашу помощь в тяжелые дни кризиса. Когда мне ждать ваши корабли?
– Когда я соберусь послать их вам, – ответила Ди-Луна.
Дайен нахмурился.
– Вы хотите сказать, баронесса, что отказываетесь мне помочь? Что обещания, которые вы мне дали, ничего для вас не значат? Или же ваши обещания имеют силу, когда спокойно и нет опасности, и не имеют – когда опасность? Такова особенность народа Цереса?
Баронесса была опытным воином, ее не так-то просто было вывести из себя, сделать беззащитной перед словесной атакой сильного оппонента.
– Я обещала, Ваше величество, поддержать вас в борьбе против продажного правительства нашей галактики. В такой войне мы бы многого добились – реставрации звездных систем, несправедливо отнятых у нас, открытия торговых путей, усиления нашего могущества в галактике. Мой народ и я готовы пожертвовать нашими жизнями и деньгами ради этих целей. Но война, которую вы предлагаете мне сейчас развязать! Вы предлагаете нам умереть ради того, чтобы вы заполучили корону.
– Я думал, что дал исчерпывающее объяснение, баронесса, – сказал Дайен, стараясь контролировать себя. – Над нашей галактикой нависла весьма реальная угроза. Вы знаете, какой властью обладали в прошлом члены Ордена Черной Молнии. Только особы Королевской крови оказывали им сопротивление, но династия свергнута. Неужели, прочитав мое донесение, вы сомневаетесь в том, что не кто иной, как Абдиэль правит нашей галактикой? Питер Роубс – марионетка в руках ловца душ, он танцует под его дудку. Абдиэлю нужна бомба, чтобы подчинить себе непокоренные планеты. И если мы не остановим его, он завладеет ею. Или же, что более вероятно, коразианцы получат шанс расстроить этот план!
Дайен сжал руку в кулак.
– У нас есть шанс доказать, что Питер Роубс – пешка в руках ловца душ. Да, в случае успеха корона будет моей, баронесса, но и вы получите все, что хотите, причем мирным путем, не ввергая народ галактики в кровавую, жестокую гражданскую войну.
Ди-Луна хладнокровно и задумчиво смотрела на него, потом вдруг улыбнулась.
Дайену не понравилась эта коварная улыбка, он насторожился.
– Лорд Саган отлично вас натаскал, Ваше величество, – признала Ди-Луна. – Я под большим впечатлением. У вас прекрасный план. У меня нет никаких возражений против того, что нам надо вступить в поединок с коразианцами, после нашей победы мой народ осыплет меня почестями и привилегиями, которые в противном случае мне пришлось бы вырывать силой. И против того, чтобы к вам перешла корона, я не возражаю. У вас задатки сильного короля. Но, согласитесь, ваши требования намного превышают мои обещания. Я в состоянии выиграть войну, сражаясь со слабой республиканской армией. Но я не уверена, что смогу победить коразианцев на их территории. Битва, в которой вы уговариваете меня принять участие, потребует гораздо больше денег и солдат.
Баронесса подняла руку, не дав Дайену перебить ее.
– Я не сказала, что не готова к таким тратам. Но вы просите у меня больше, чем я вам обещала. И я хочу от вас дополнительного взноса.
– Какого, баронесса? – спросил Дайен.
– Прежде всего я хочу, чтобы в галактике снова все начали поклоняться Богине-матери.
Дайен пренебрежительно махнул рукой.
– Когда я стану королем, каждый будет волен выбирать, кому ему поклоняться. Орден Адаманта, запрещенный нынешним правительством, будет восстановлен в своих правах, как и...
– Вы не поняли меня, Ваше величество, – перебила его Ди-Луна. – Я хочу, чтобы культ поклонения Богине-матери стал официальной религией в галактике, и его приравняли к религии Ордена Адаманта; ранее особы Королевской крови на это никогда не соглашались, – добавила она с усмешкой.
– Хорошо, баронесса, – великодушно согласился Дайен, подумав, что подобный уговор не причинит ему особого вреда. Он легко отделался. – Реставрация этой древней религии станет одним из первых декретов.
– Благодарю Вас, Ваше величество, значит, наши молитвы будут услышаны, но, боюсь, это еще не все. Народ галактики должен убедиться, что лично вы серьезно и искренне относитесь к культу Богини-матери, что вы почитаете ее и поклоняетесь ей. Тогда они сами обратятся в нашу веру.
– Заверяю вас, баронесса, – сказал Дайен, – что я смогу убедить всех, что...
– Конечно, Ваше величество. Ваша жена, Ваша королева будет Верховной жрицей.
Дайен смутился, не мог какое-то время даже говорить, не понимая, о ком идет речь. Он представил Камилу, стоящую перед алтарем, совершающую священные обряды, и чуть было не рассмеялся вслух.
– Вы же знаете, баронесса, королевы у меня, к сожалению, нет...
