– Не понимаю…
– Конечно, братец, где уж тебе. – В голосе Рейстлина прозвучали нотки былой раздражительности и язвительного сарказма. – Только ты способен стоять бок о бок с Вечным Человеком, единственным существом на всем Кринне, которое может прекратить войну и загнать Владычицу обратно в ее королевство теней… только ты способен стоять с ним рядом – и не понимать ничего!
Рейстлин придвинулся к краю выступа, на котором стоял, и наклонился, опираясь на посох. Он поманил к себе брата, но Карамон не двинулся с места: уж не хочет ли тот заколдовать его?.. Рейстлин, впрочем, лишь пристально смотрел на него.
– Вечному Человеку осталось пройти всего лишь несколько шагов, братик, чтобы воссоединиться с сестрой. Все эти годы она терпела невообразимые муки, ожидая, когда же он возвратится и освободит ее от пытки, на которую она сама себя обрекла…
– И что тогда?.. – пробормотал Карамон, Взгляд брата удерживал его крепче всякого заклинания.
Дрогнули зрачки, напоминавшие песочные часы. Рейстлин заговорил совсем тихо. Ему больше не было нужды шептать, но привычка брала свое. К тому же маг находил, что шепот нередко оказывался убедительнее.
– Тогда, милый мой братик, из-под двери будет выдернут клин, и дверь захлопнется, а Владычица взвоет от ярости на всю Бездну… – Рейстлин поднял глаза и указал бледной, тощей рукой вверх: – И тогда этот Храм, возрожденный Истарский Храм, искореженный Злом… Он будет разрушен.
Карамон ахнул, но тут же недоверчиво нахмурился.
– Нет, я не обманываю, – вновь ответил Рейстлин на его мысль. – То есть я обманываю, не задумываясь, когда мне это нужно. Но мы с тобой, братец, все еще настолько близки, что тебе я солгать не могу. Да и зачем бы? Меня даже больше устроит, если ты будешь знать правду…
У Карамона мутилось в голове. Он по-прежнему не особенно понимал, что к чему, но особо размышлять было некогда. Позади него в тоннеле металось гулкое эхо: стражники уже спускались по лестнице. И на воителя снизошли спокойствие и решимость.
– Стало быть, ты знаешь, что я должен сделать, Рейст, – проговорил он. – Может, ты вправду стал шибко могущественным, а только никуда не денешься, должен сосредоточиться прежде, чем колдовать. А значит, пока ты будешь разбираться с одним из нас, другой будет свободен. Берема тебе не убить… – Карамон страстно надеялся, что Берем услышит его слова и, когда понадобится, будет действовать быстро, -…это может сделать только твоя Богиня. Короче, остаюсь…
– Остаешься ты, – тихо проговорил Рейстлин. – Да, я вполне способен убить тебя…
Выпрямившись, он вскинул руку – и, не успел Карамон ни завопить, ни заслониться, как тьму озарил огненный шар. Казалось, кусок солнца провалился в мрачное подземелье. Шар ударил прямо в Карамона и опрокинул его в воду.
Обожженный, ослепший от неистового света, оглушенный силой удара, Карамон почувствовал, что теряет сознание и начинает тонуть. Потом острые зубы впились в его руку и стали рвать тело. Жестокая боль подхлестнула сознание. Карамон закричал от боли и ужаса, судорожно пытаясь выбраться из смертоносного потока…
Он все-таки поднялся, шатаясь, как пьяный. Драконьи детеныши, попробовавшие крови, с бешеной досадой теребили его сапоги. Стиснув искусанную руку здоровой, Карамон оглянулся на Берема и пришел в полное отчаяние, увидев, что тот не сдвинулся с места и на дюйм.
– Джесла! Я здесь!.. Я пришел освободить тебя!.. – кричал Вечный Человек и… оставался на месте – заклятие держало крепко. Он беспомощно бил кулаками в незримую стену, преградившую ему путь. Горе поглощало остатки его разума.
Рейстлин совершенно спокойно смотрел на стоявшего перед ним брата, на кровь, стекавшую по его изодранным рукам.
– Да, я стал могущественным, Карамон, – сказал он, глядя в страдальческие глаза близнеца. – Наш общий друг Танис, сам того не ведая, избавил меня от единственного на всем Кринне человека, который способен был меня превзойти, и теперь я – величайший маг этого мира. И мое могущество лишь возрастет, если… если уйдет Владычица Тьмы!
Карамон молча смотрел на него, ничего не соображая от отчаяния и боли. Сзади громко плескала вода, слышались торжествующие возгласы драконидов, Карамон уже не мог драться. Он просто стоял и смотрел на брата…
И только когда Рейстлин поднял руку и сделал какой-то жест в сторону Берема, до него начало смутно доходить…
Жест мага вернул Берему свободу. Вечный Человек бросил последний взгляд на Карамона и драконидов – те со всей возможной скоростью брели к ним по воде, и кривые мечи зловеще сверкали в свете волшебного посоха. Потом Берем посмотрел на Рейстлина, стоявшего на скале в своих длинных черных одеждах. И наконец, издав радостный крик, гулко отдавшийся под низкими сводами, он бросился к колонне самоцветов:
– Я иду, Джесла! Я здесь!..
– …И запомни, братец, – прозвучал в мозгу Карамона мысленный голос Рейстлина. – Все это происходит только потому, что я того пожелал. Это я избрал такой ход событий!
Карамон слышал яростные вопли драконидов: добыча ускользала от них. Юные дракончики продолжали терзать его сапоги, раны невыносимо болели, но Карамон не замечал. Точно во сне, смотрел он на Берема, бежавшего к поблескивающей колонне. И правда, все кругом гораздо больше смахивало на сон, чем на явь.
Быть может, всему виной было его воспаленное воображение, но ему показалось, что, когда Берем приблизился к колонне, зеленый камень в его груди разгорелся даже ярче Рейстлинова огненного шара. И, словно бы в ответ на это сияние, внутри колонны обозначился призрачный, мерцающий силуэт женщины, одетой в простую кожаную рубашку. Она была красива какой-то удивительно хрупкой, трогательной красотой. И глаза у нее были точь-в-точь как у Берема – слишком юные для лишенного возраста худенького лица.
Берем подбежал к ней вплотную и остановился. Какое-то время в пещере не происходило никакого движения. Замерли даже дракониды, стиснувшие в когтистых лапах кривые клинки. Подлинный смысл происходившего был им недоступен, но все же, хотя и смутно, они понимали – их собственные судьбы, да что там, судьба всего мира повисла на волоске. Все теперь зависело от Вечного Человека.
Карамон совсем позабыл про холод и боль от ран. Для него более не существовало ни страха, ни отчаяния, ни надежды. Слезы выступили у него на глазах, горло болезненно жгло. Берем стоял лицом к лицу со своей сестрой. С сестрой, которую он убил. С сестрой, которая принесла себя в жертву, чтобы у него – и у остального мира – сохранилась надежда. Посох Рейстлина ярко освещал их обоих, и Карамон видел, как бледное лицо Берема мучительно исказилось.
– Джесла, – прошептал он, раскидывая руки. – Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?
А кругом было тихо, только приглушенно журчала вода да осевшая влага капала со скал – звуки, которые эта пещера слышала чуть не с начала времен.
– Нам с тобой нечего прощать друг другу, брат… – Мерцающая тень Джеслы раскрыла ему объятия. На ее изможденном лице были покой и любовь.
Берем издал нечленораздельный крик, в котором смешались мука и радость. И бросился в объятия сестры.
Карамон ахнул. Образ Джеслы рассеялся, и воитель увидел: Берем ударился о колонну с такой силой, что тело его напоролось на острые сколы разбитого камня и повисло на них. Последний вопль Берема был страшен. Но в нем отчетливо слышалось и торжество.
Распятое тело содрогнулось в конвульсиях. Темная кровь хлынула на самоцветы, гася их огненный блеск.
– Берем! Там никого нет!.. Все это вранье!.. – Карамон с хриплым криком кинулся к умирающему, зная, что Вечный Человек все равно не умрет, что он… он…
Потом он остановился.
Скалы над его головой начали содрогаться. Дне ручья под ногами заходило ходуном. Стремительное течение черной воды неожиданно прекратилось. Поток остановился, как-то неуверенно плеща на камни и словно бы не зная, куда течь дальше. Дракониды встревоженно закричали…
Карамон смотрел на Берема, на его разбитое тело, пригвожденное к изломанному камню. Оно шевельнулось еще раз, словно бы испуская последний вздох, – и замерло совсем, а внутри колонны какой-то миг мерцали два светящихся силуэта.
Потом и они исчезли.
Вечный Человек был мертв.
Танис оторвал голову от каменного пола Тронного Зала как раз вовремя, чтобы увидеть хобгоблина, собиравшегося пырнуть его копьем. Поспешно перекатившись, Танис схватил его ногу в сапоге и рванул. Нападавший рухнул на пол, и другой воин – тоже хобгоблин, только в латах другого цвета – немедля раскроил ему голову булавой.
Танис поспешно вскочил. Надо выбираться отсюда! Надо как можно скорее разыскать Лорану… На него бросился драконид, и Танис нетерпеливо проткнул его мечом, едва припомнив, что меч следовало поскорее выдернуть, покуда тело не обратилось в камень. Чей-то голос выкрикнул его имя. Танис повернулся и увидел государя Сота, стоявшего подле Китиары. Обоих окружали воины-призраки. Китиара с ненавистью глядела на него, указывая рукой. Государь Сот подал знак, и неупокоенные хлынули с возвышения вниз, точно река смерти, уничтожавшая на своем пути все живое.
Танис хотел бежать, но далеко ли убежишь в сплошной толчее! Он отчаянно прорубал себе путь, уже ощущая спиной наползающий холод и от страха едва не теряя сознание…
И в это время прозвучал чудовищный треск. Содрогнулся под ногами каменный пол. Сражение, кипевшее вокруг, прекратилось само собой: каждого заботило только одно – устоять. Танис непонимающе огляделся, гадая, что происходит.
Огромный кусок покрытого мозаикой камня свалился с потолка, угодив прямо в гущу драконидов, тщетно пытавшихся отскочить. За первым камнем посыпались еще и еще. Со стен падали факелы, опрокинутые свечи гасли в лужах растершегося воска. Подземный гром делался все слышнее. Танис оглянулся на неупокоенных и увидел, что даже они замешкались, испуганно и вопрошающе оглядываясь на своего вожака.
Пол внезапно ушел из-под ног, В поисках опоры Танис схватился за какую-то колонну… сокрушительная волна тьмы накрыла его.
ОН ПРЕДАЛ МЕНЯ!
Гнев Владычицы затопил сознание полуэльфа. Гнев и ярость, от которых череп, казалось, готов был вот-вот разлететься. Он закричал от боли и схватился за голову. Тьма делалась все плотнее: Такхизис угадала грозившую ей опасность и прилагала неистовые усилия, чтобы дверь, приоткрытая ею в мир, все-таки не захлопнулась. В Зале не осталось ни единого проблеска света. Крылья ночи распростерли над ним непроницаемую черноту.
Танис слышал, как повсюду кругом него перекликались и ощупью искали друг друга дракониды. Там и сям раздавались голоса офицеров, пытавшихся навести хоть какой-то порядок и пресечь панику, готовую вот-вот охватить войско: все чувствовали, как истаивает могущество их Богини. Вот гневно прозвенел и неожиданно смолк голос Китиары…
Жуткий, раздирающий грохот, за которым последовали крики боли, сказал Танису, что все гигантское здание готово было вот-вот рухнуть им на головы.
– Лорана!.. – закричал он. Поднялся, шатаясь, и вслепую попытался идти, но волна мечущихся драконидов тут же сбила его с ног. Сталь гремела о сталь. Откуда-то снова раздался голос Китиары: она призывала свои войска.
Борясь с отчаянием, Танис в очередной раз поднялся с пола. Резкая боль пронзила его руку. Яростным движением он отмахнулся от удара меча, нацеленного на него в темноте, и что было мочи пнул ногой напавшую тварь…
Новый удар грома заставил сражавшихся забыть друг о друге. Все, кто был в Храме, одновременно подняли головы и затаили дыхание, вглядываясь во тьму над собой. Смолкли все голоса. Такхизис, Владычица Тьмы, зависла над ними, воплотившись в образе пятиглавой драконицы, присущем ей на этом плане бытия. Гигантское тело переливалось мириадами красок. Их было столько, слепящих, помрачающих разум, что рассудок не мог вместить ее жуткого величия и вовсе забывал, что же такое цвет. Всебесцветная! Не зря ее так называли. Пять голов разевали громадные пасти. Множество глаз горело огнем, вожделея поглотить этот мир…
Вот и все, подумал Танис с отчаянием. Вот и все. Она победила. А мы…
Богиня торжествующе вскинула все пять голов…
И купол над нею раскололся пополам.
Истарский Храм начал корчиться, изменяясь, воссоздавая себя, возвращаясь к своему первоначальному облику, к тому, каким он был до того, как Зло извратило его.
Тьма внутри Зала заколебалась… и рассеялась под серебряными лучами Солинари, которую гномы называли Ночная Свеча.
12. ВОЗВРАЩЕННЫЙ ДОЛГ
– А теперь, братец, прощай.
Рейстлин извлек из складок черных одежд небольшой гладкий шарик. Око Дракона.
Карамон почувствовал, как оставляют его последние силы. Он тронул рукой повязку, и ладонь покрыла липкая кровь. Голова немилосердно кружилась, свет посоха плыл перед глазами. Словно во сне, откуда-то издалека раздалось ворчание драконидов: стряхнув первоначальный испуг, они двигались к нему – прикончить его. Залитая водой скала дрожала под ногами… или это у него самого от слабости ноги тряслись?
– Убей меня, Рейстлин… – Карамон смотрел на брата безо всякого выражения.
Рейстлин помедлил. Золотые глаза его сузились.
– Я не хочу умирать от их рук, – спокойно продолжал Карамон. Оставалось попросить о малости: – Прикончи меня, брат. Хотя бы этим ты мне обязан…
Золотые глаза так и вспыхнули.
– ОБЯЗАН! – Рейстлин с шипением втянул в себя воздух. – ОБЯЗАН ТЕБЕ! – повторил он придушенным голосом, и лицо его, освещенное пламенем хрустального шарика, побелело. Свирепея, он повернулся и простер руку к драконидам. Молнии стекли с его пальцев и поразили отвратительных тварей. Вопя от боли и изумления, дракониды один за другим валились в черную воду, и вскоре на поверхности заклубилась зеленая кровавая пена: новорожденные драконы пожирали своих двоюродных родственников.
Карамон тупо наблюдал за их гибелью. Ему было плохо, он слишком ослаб для того, чтобы о чем-нибудь думать. Он только слышал бряцание чьих-то мечей, перекликающиеся голоса. Он начал падать вперед, увидел, как устремляется навстречу черная вода…
…и оказался на твердой земле. Он моргнул и поднял глаза. Он сидел на скале рядом со своим братом. Рейстлин стоял подле него на коленях, держа в руке посох.
– Рейст!.. – выдохнул Карамон, и к глазам богатыря подступили слезы. Неверным движением он поднял руку и коснулся плеча брата, ощутив бархатную мякоть его одежд.
Рейстлин отодвинулся.
– Вот что, Карамон, – проговорил он голосом, в котором тепла было не больше, чем в темных водах внизу. – На сей раз я спасу тебе жизнь, но больше чтобы никаких счетов. Я ничем тебе не обязан!
Карамон сглотнул.
– Рейст, – сказал он тихо. – Я совсем не имел в виду…
Рейстлин точно не слышал.
– Стоять можешь? – спросил он раздраженно.
– П-попробую, – неуверенно пробормотал Карамон. – А… а ты не мог бы использовать эту… эту штуку… – он указал на Око, -…чтобы нам с тобой убраться отсюда?
– Мог бы, только вот путешествие вряд ли особо понравилось бы тебе, братец. И потом – ты что, уже забыл о тех, что явились с тобой сюда?
– Тика! – ахнул Карамон. – Тас!.. – И кое-как поднялся, цепляясь за мокрые камни. – И Танис! Как насчет того, чтобы…
– Танис пускай сам о себе думает. Ему-то я долг отдал уже десятикратно, – хмыкнул Рейстлин. – Не расплатиться ли мне лучше с другими?
Крики, смутно доносившиеся из тоннеля, становились все громче. Исполняя последние приказы своей Владычицы, в пещеру врывались войска.
Карамон устало потянулся к рукояти меча, но прикосновение холодных, костлявых пальцев заставило его остановиться.
– Не стоит, – прошептал Рейстлин, и его тонкие губы скривила мрачная усмешка. – С некоторых пор я не нуждаюсь в тебе. И уже не буду нуждаться… никогда более. Смотри!
В следующий миг его магия обратила подземную ночь в сияющий день. Карамону, все-таки вытащившему меч, только и оставалось, что стоять подле брата и благоговейно смотреть, как его чары поражают врага за врагом. Молнии с треском срывались с рук колдуна, пламя слетало с ладоней, из ниоткуда возникали призраки до того страшные, что самый ужас, излучаемый ими, был смертоносен.
С воплями падали гоблины, пронзаемые пиками рыцарского легиона, который по слову Рейстлина огласил пещеру воинственным песнопением, а по другому его слову – исчез без следа. Драконья молодь в ужасе спешила укрыться в темных, потайных логовах, где плесневела скорлупа их яиц. Дракониды обугливались и чернели в огне. Темные жрецы, которых последний приказ их Владычицы тучами ринул в подземелье, пали, пронзенные стаями сверкающих копий, и исступленные молитвы их сменились предсмертными криками…
Наконец появились Черные Одежды – старейшины Ордена, пришедшие истребить юного выскочку… И, едва появившись, с ужасом убедились, что, при всей их древности, Рейстлин некоторым мистическим образом был еще старше их. Его сила не поддавалось описанию; победить его было попросту невозможно. Прозвучали заклинания, и маги стали исчезать один за другим, причем многие, улетучиваясь, с глубоким почтением кланялись Рейстлину…
И вот опять стало тихо, только лениво плескалась вода. Хрустальный свет Посоха Мага заливал пустую пещеру. Храм поминутно сотрясала новая судорога, и Карамон с опаской поглядывал вверх. Магическая битва длилась какие-то мгновения. Но Карамону в горячке уже казалось, что они с братом торчали в этом жутком месте чуть не всю жизнь.
Когда мантия последнего мага растворилась во тьме, Рейстлин оглянулся на брата.
– Видал? – холодно произнес он.
Великан молча кивнул. Глаза у него были круглые.
Земля тряслась все сильнее. Волны бились о скалы. На том конце пещеры задрожала и раскололась сломанная колонна, усеянная самоцветами. Карамон поднял глаза к готовому обрушиться потолку, и в лицо ему посыпалась каменная крошка.
– Что случилось? – спросил он в тревоге. – Что это значит?
– Это значит, что наступил конец, – сказал Рейстлин. Подобрал полы черных одежд и раздраженно бросил брату: – Пошли отсюда. Идти-то сможешь?
– Смогу… погоди только чуть-чуть, – проворчал Карамон. Кое-как оттолкнувшись от камней, он шагнул вперед, но тут же зашатался и чуть не упал. – Я думал… я крепче, – простонал он и схватился за бок.
Он выпрямился, хотя и с величайшим трудом. Губы у него были белые, по лицу тек пот. Он сделал еще шаг…
Рейстлин с угрюмой усмешкой наблюдал за тем, как, спотыкаясь, бредет к нему Карамон. Потом маг протянул ему руку.
– Обопрись на меня, братец, – сказал он негромко.
В гигантском куполе Большого Тронного Зала разверзся огромный пролом. Каменные глыбы рушились вниз, круша и сметая все живое внизу. Хаос, царивший в Зале, сменила паника. Напрасно офицеры выкрикивали команды, напрасно подкрепляли свои слова ударами кнутов, а то и мечей, – воины думали только об одном: как бы спасти свою жизнь, как бы успеть выскочить из рушащегося Храма. В своем бегстве они безжалостно рубили всякого, кто оказывался у них на пути, – даже своих собственных недавних товарищей. Кое-кому из наиболее могущественных Повелителей удалось-таки сплотить вокруг себя преданных телохранителей и с их помощью выбраться наружу. Другие пали – зарезанные собственными воинами, раздавленные падающими глыбами или попросту затоптанные.
Отчаянно продираясь вперед, Танис неожиданно заметил впереди то, что он страстно молил Богов позволить ему отыскать – ореол золотых волос, горевший в серебряных лучах Солинари, словно пламя свечи.
– Лорана!.. – закричал он, вполне сознавая, что за шумом и грохотом она все равно его не услышит. Он устремился к ней, прокладывая себе путь бешеными ударами меча. Летящий обломок камня распорол ему щеку. По шее потекла горячая кровь, но ни кровь, ни боль уже не имели значения. Он лягал, пинал и рубил мечущихся драконидов, прорываясь к Лоране. Несколько раз он пододвигался к ней вплотную, но толпа снова и снова оттаскивала его прочь.
Лорана стояла у прохода в один из притворов, отбиваясь от драконидов отобранным у Китиары мечом. Действовала она им с ловкостью и сноровкой, порожденной долгими месяцами войны. Танис почти достиг ее как раз в тот момент, когда, расшвыряв врагов, она осталась на миг в одиночестве.
– Лорана! – крикнул он, перекрывая шум. – Подожди меня!..
Она услышала его. Она обернулась, и при свете луны он разглядел, что ее глаза были спокойны, а взгляд – тверд.
– Прощай, Танис, – сказала она ему по-эльфийски. – Я обязана тебе жизнью, но не душой.
С этими словами она повернулась к нему спиной и, шагнув под арку, исчезла во тьме.
Очередная глыба, обрушившаяся с потолка Храма, с треском разлетелась на гранитном полу, с головы до ног осыпав Таниса пылью и мусором. Какое-то время он стоял неподвижно, качаясь от усталости, и смотрел вслед Лоране. Кровь затекла ему в один глаз. Он рассеянно стер ее… а потом неожиданно начал смеяться. Он хохотал, пока с кровью на его лице не смешались слезы, выступившие из глаз. Наконец, совладав с собой, он поудобнее перехватил окровавленный меч и побежал в темноту следом за девушкой.
– Они ушли вон по тому коридору, Рейст… то есть Рейстлин…
Карамон едва не прикусил язык, произнеся детское прозвище брата. Как-то очень уж не подходило оно к этому грозному и молчаливому магу в черных одеждах.
Они стояли у столика тюремщика, рядом с трупом хобгоблина. Стены кругом них положительно сходили с ума: шатались, трескались, выравнивались… перевоплощались. Зрелище это наполняло Карамона смутным ужасом, точно воспоминание о давно позабытом ночном кошмаре. Он предпочитал пореже отводить взгляд от лица брата, на руку которого с благодарностью опирался. Рейстлин, по крайней мере, был существом из плоти и крови, чем-то реальным посреди страшного сна.
– Ты знаешь, куда он ведет? – оглядывая восточный коридор, спросил Карамон.
– Да, – ответил Рейстлин равнодушно.
У Карамона свело живот от внезапного страха.
– Ты… ты уже знаешь, что с ними что-то случилось…
– Они, как всегда, сделали глупость, – сказал Рейстлин с горечью. – А ведь тогда во сне им дано было предупреждение, – тут он глянул на брата, – как и всем остальным. А впрочем, я, может, еще поспею, хотя для этого и придется поторопиться. Слышишь?
Карамон посмотрел в сторону лестницы. По ней уже шаркало множество когтистых лап: стража мчалась предотвратить побег сотен узников, с чьих камер внезапная катастрофа сбила замки. Карамон потянулся к мечу…
– Уймись! – отрезал Рейстлин. – Подумай сам: на тебе ведь по-прежнему офицерские латы. На что мы им? Владычицы больше нет, а стало быть, и подчиняться им некому. Каждый из них теперь думает только о себе и о том, как бы урвать кусок пожирнее. Держись подле меня, брат, да прикинься, будто спешишь по делу…
Карамон поглубже вздохнул – и сделал, как ему было велено. Силы частично возвратились к нему, он мог идти сам, не опираясь на руку колдуна. Не обращая внимания на драконидов – которые тоже лишь мельком посмотрели на них, торопясь мимо, – братья отправились дальше по коридору. Стены справа и слева от них продолжали менять свою форму, потолок трескался и содрогался, пол вздымался и опадал под ногами. Сзади раздавались ужасающие крики: это узники отстаивали вновь обретенную свободу.
– Хорошо хоть, при той двери не будет охраны, – заметил Рейстлин, указывая вперед.
– О чем ты?.. – Карамон даже остановился, испуганно глядя на брата.
– Там ловушка, – прошептал Рейстлин. – Помнишь наш сон?
Карамон покрылся смертельной бледностью и, собрав остаток сил, помчался по коридору вперед. Рейстлин покачал головой в черном бархатном капюшоне и пошел следом за ним. Завернув за угол, он увидел брата стоящим на коленях между двумя телами, распростертыми на полу.
– Тика!.. Тика!.. – стонал великан. Бережно отведя с белого, застывшего лица девушки пропитанные кровью рыжие кудри, он пытался нащупать у нее на шее биение пульса. Вот он нашел его и с величайшим облегчением зажмурился… потом потянулся рукой к кендеру: – Тас! Ох, Тас, зачем!..
Услышав знакомый голос, произносивший его имя, кендер поднял веки, но так, словно они были слишком тяжелы для него.
– Карамон… – прошептал он еле слышно. – Я… мне очень жаль…
– Тас!.. – могучие руки подхватили легкое, пылающее в лихорадке тело. Обняв Тассельхофа, Карамон стал укачивать его, точно младенца: – Тихо, Тас, не надо говорить…
Тело кендера скрутила предсмертная судорога. Карамону бросились в глаза сумочки и кошели Тассельхофа, в беспорядке раскиданные по полу: позабытые сокровища валялись, точно игрушки в детской, в которой не стало ребенка. Карамон заплакал.
– Я хотел спасти ее… – содрогаясь от боли, прошептал Тас. – Я не сумел…
– Ты спас ее, Тас, – задыхаясь от слез, выговорил Карамон. – Она жива. Она просто ранена. Она выздоровеет, Тас…
– Правда?.. – Лихорадочно горевшие глаза кендера озарились внутренним светом, потом начали тускнеть. – Не сердись, Карамон, но… я, похоже, не выздоровею… Ну да ничего, ты не волнуйся… я зато Флинта скоро увижу… он меня ждет… Хватит ему скучать там одному… и вообще… не надо было ему туда без меня уходить…
– Что с ним? – спросил Карамон неслышно подошедшего брата. Не тратя времени даром, Рейстлин склонился над кендером, чей шепот уже перешел в бессвязное бормотание.
– Яд, – коротко ответил маг, глянув на золотую иголочку, поблескивавшую в факельном свете. Протянув руку, он несильно толкнул дверь. Щелкнул замок, и она повернулась на петлях, слегка приотворяясь.
Снаружи раздавались вопли и визг: солдатня и неракские невольники разбегались кто куда из рушащегося Храма, а небеса над ними содрогались от надсадного рева драконов. Повелители бились между собой, выясняя, кто же среди них сильнейший в этом новом, изменившемся мире. Рейстлин прислушался к шуму и задумчиво улыбнулся…
Рука брата, стиснувшая плечо мага, прервала его размышления.
– Ты можешь помочь ему? – спросил Карамон.
Рейстлин покосился на умирающего кендера.
– Слишком далеко он ушел, – холодно проговорил маг. – Я могу вернуть его, но это потребует части моей силы. А мы отнюдь еще не в безопасности, братец.
– Ты действительно можешь спасти его? – не унимался Карамон. – Неужели у тебя хватит могущества, чтобы?..
Рейстлин пожал плечами:
– Разумеется.
Тика зашевелилась и села, обхватив руками больную голову.
– Карамон!.. – радостно закричала она. Потом она увидела Таса. – Ой, нет… – прошептала она. И, забыв о собственной боли, тронула окровавленной ладонью его горячечный лоб. Глаза кендера широко распахнулись от прикосновения, но Тику он не узнал. Он закричал от боли.
Его крики не могли заглушить топота когтистых лап, бегом приближавшихся по коридору.
Рейстлин снова посмотрел на брата. Тот по-прежнему обнимал Таса. Рейстлин хорошо знал, на какую нежность были способны огромные ладони богатыря.
«Вот так же он и меня обнимал», – подумалось магу. Он смотрел на кендера, а в памяти проносились яркие, памятные дни их юности, картины беззаботных путешествий вместе с Флинтом… которого больше не было. И Стурма не было. Солнечные дни, когда на утехинских валлинах распускались зеленые почки… вечеринки в «Последнем Приюте»… от которого остались теперь одни головешки. Как и от сожженных валлинов.
– Пусть это будет моим последним долгом, – сказал он вслух. – Я расплачусь сполна. – И, не обращая внимания на исполненный благодарности взгляд Карамона, велел: – Уложи его и поди уйми драконидов. Это заклинание потребует от меня полного сосредоточения. Ни под каким видом не допускай их сюда и не позволяй мне помешать!
Карамон бережно опустил Таса на пол у ног волшебника. Глаза кендера уже закатились, тело судорожно подергивалось, коченея, из горла рвался хрип.
– Не забудь, брат, что на тебе офицерские латы, – еще раз напомнил Рейстлин, запуская руку в один из множества тайных кармашков, которыми изобиловали его бархатные одеяния. – Пустись на хитрость… если сумеешь.
– Ясно, – Карамон бросил последний взгляд на Таса и расправил плечи: – Давай, Тика, укладывайся обратно. Притворись, что ты без сознания…
Девушка кивнула и опустилась на пол, послушно закрывая глаза. Рейстлин слышал, как Карамон с лязгом удалился по коридору, слышал, как там зазвучал его низкий, гулкий бас… Потом маг сосредоточился для произнесения заклятия, позабыв и о брате, и о приближавшихся драконидах.
Вынув из внутреннего кармашка мягко лучащуюся белую жемчужину, Рейстлин крепко сжал ее в одной руке, а в другую взял серо-зеленый листок. Раздвинув судорожно сжатые челюсти кендера, Рейстлин засунул листок под распухший язык Тассельхофа. Некоторое время маг пристально смотрел на жемчужину, припоминая мудреные слова заклинания. Он мысленно проговорил их несколько раз, пока не уверился, что твердо помнит нужный порядок слов и правильно произнесет каждое. Он знал, что шанс у него был только один, второго не будет. Мало того. Если он сделает хоть что-то не так, кендер умрет наверняка, и с ним, весьма вероятно, погибнет он сам.
Прижав жемчужину к своей груди против сердца, Рейстлин закрыл глаза и начал произносить заклинание. Шесть раз пропел он каждую его строчку, каждый раз играя голосом чуть-чуть по-другому. И с восторгом ощутил, как магическая энергия пробежала по его жилам и, восприняв частицу его собственной жизненной силы, заключила ее в жемчужину.
Довершив начальную стадию заклинания, Рейстлин нагнулся, держа сияющий шарик над сердцем Тассельхофа. Снова закрыл глаза и опять начал читать заклинание, только теперь уже задом наперед. При этом он медленно крошил пальцами жемчужину, осыпая радужным порошком застывшее тело кендера. Кончив, Рейстлин устало открыл глаза и с торжеством увидел, как гримаса смертной муки покидает мальчишескую рожицу кендера, сменяясь блаженным покоем.
