Знание гнома.

Тайна волшебника.

      Долина, в которой нашли убежище бунтовщики, образовывала котел приблизительно по десять миль в длину и ширину. Старик Флинт и Танис отправились на юг, следуя вдоль горных склонов и не углубляясь в долину. Флинт шел извилистым путем, и можно было подумать, что гном заблудился. Но Танис путешествовал с ним не первый год и хорошо знал его привычки.
      Флинт мог запросто потеряться в пустыне. Еще скорее он сбился бы с курса в море, если бы, по несчастью, его занесло туда каким-нибудь ветром, но ещё не родился гном, который ухитрился бы потеряться в Харолисовых горах или среди холмов, вдоль и поперек исхоженных предками. Флинт то и дело оглядывал каменные стены, окружавшие долину, и слегка менял направление.
      Они шли уже около трех часов, когда гном неожиданно резко повернул вправо и начал взбираться по крутому склону.
      Танис следовал за ним. Он думал увидеть какие-нибудь следы, указывавшие на то, что Рейстлин, Стурм и Карамон тоже проходили этим путем, но воину ничего не удалось обнаружить.
      – Флинт, а в какой вообще стороне отсюда Череп? – спросил Танис, когда они начали подъем.
      Флинт остановился, чтобы сориентироваться, и указал на восток.
      – Вон там, по ту сторону гор. Если они выбрали то направление, то далеко не уйдут. Думаю, волноваться нам не о чем.
      – А там что, нет дороги?
      – Раскрой глаза, дружище. Ты видишь дорогу?
      Танис покачал головой и улыбнулся:
      – Нет, не вижу.
      – Это потому, что ты не гном! – гордо провозгласил Флинт и пошел дальше.
      Карамон, Стурм и Рейстлин шли по дну долины по едва заметной, заросшей тропинке, которая то и дело сворачивала в непроходимую чащобу. Но как бы далеко они ни отходили от дорожки, Рейстлин безошибочно выводил их обратно.
      Ручей, протекавший неподалеку от их лагеря, извивался по долине, словно змея, несколько раз пересекая тропу. В одном месте ручей оказался таким глубоким и быстрым, что перейти его было невозможно. Рейстлин свернул на север и, следуя вдоль берега, внезапно нашел брод, где вода едва доходила до щиколоток.
      Перебравшись на другой берег, Рейстлин двинулся в обратном направлении, пока они снова не оказались на тропинке.
      – Откуда он узнал про переправу? – тихо спросил Стурм.
      – Счастливая догадка, – ответил Карамон. Стурм мрачно посмотрел на Рейстлина:
      – Что-то слишком благосклонна к нему удача.
      – Ну и прекрасно, иначе мы бродили бы здесь кругами, – пробормотал Карамон и ускорил шаг, чтобы нагнать брата.
      – Тебе не нужно отдохнуть, Рейст? – заботливо спросил он.
      Карамон был обеспокоен темпом, который взял его брат. Они шли без передышки уже несколько часов.
      – Нет времени, – ответил Рейстлин и пошел быстрее. Он посмотрел на небо. – Мы должны успеть туда до заката.
      – До заката? – озадаченно переспросил Карамон. Казалось, на какое-то мгновение Рейстлин смутился.
      – Ты… – но не смог договорить из-за приступа кашля.
      Карамон стоял рядом, беспомощно наблюдая, как Рейстлин утер губы, быстро скомкал платок и сунул его в сумку, стараясь, чтобы брат не заметил на белой ткани пятен, красных, как мантия волшебника.
      – Делаем привал.
      Рейстлин пытался возразить, но ему снова помешал приступ кашля. Взглянув на солнце, которое вот-вот должно было достигнуть зенита, он сдался и опустился на поваленное дерево. Карамон вытащил пробку и, приподняв, придерживал флягу так, чтобы брат мог напиться. Тут он и заметил, что золотистая кожа Рейста порозовела. Решив ничего не говорить, чтобы не вызвать приступ гнева, Карамон, опуская флягу, дотронулся до его руки. Кожа его близнеца всегда была необыкновенно теплой, но теперь она просто горела.
      – Стурм, собери немного хвороста. Нужно разжечь костер, – сказал Карамон и добавил, обращаясь к брату: – Я заварю тебе чай, а ты пока можешь вздремнуть.
      Рейстлин бросил на него такой взгляд, что слова застряли у Карамона в горле.
      – Вздремнуть! – злобно повторил Рейст. – Ты что, брат, думаешь, мы здесь на увеселительной прогулке?
      – Нет, – протянул расстроенный Карамон. – Просто ты…
      Рейстлин поднялся. Глаза сверкали из-под низко надвинутого капюшона.
      – Давай, Карамон, разводи костер. Еще устройте пикник. Может, порыбачите с рыцарем, поймаете форель. А когда закончите, присоединяйтесь ко мне. Вы легко догоните меня по следам на снегу.
      Он закашлялся, но утер губы рукавом мантии и двинулся вперед, опираясь на посох.
      – Клянусь богами, рыбная ловля есть более благородное занятие, – сказал Стурм. – Если он сгинет в волчьей утробе, я не заплачу.
      Карамон ничего не сказал в ответ и, подняв поклажу, двинулся вслед за Рейстлином.
      – Гроша бы ломаного не дал за поганую его жизнь, – продолжал ворчать рыцарь.
      Однако, закинув за плечи мешок, Стурм поплелся за братьями.
      Танис нисколько не был удивлен, когда Флинт отыскал прорубленный в горном склоне потайной гномий ход, скрытый от глаз. Пока они шли, Флинт то смотрел в землю, то обследовал поверхность горы в поисках знаков, оставленных его сородичами. Гномы жили в окрестностях Харолисовых гор с тех пор, как Реоркс, их бог, выковал этот мир. Однако Полуэльф принялся клясться, что думал, будто они безнадежно заплутали. Флинт зарделся от гордости, хотя, в свою очередь, притворился, будто ничего особенного не сделал. Танис окинул взглядом тропу, извивавшуюся между скал.
      – Узкая и крутая, – сказал он, думая о том, что по ней придется подниматься беглецам.
      – Это точно, – согласился Флинт. – Она предназначалась для ног гномов, а не людей. – Он указал наверх. – Видишь тот перевал у самых вершин? Туда она и ведет. Так гномы перебираются через горы.
      Ущелье было таким узким, что образовывало почти правильную букву V. Находясь на значительном расстояний, Танис не мог с точностью сказать, какой оно ширины, но отсюда казалось, что два человека едва ли разошлись бы там. Внизу по тропе в некоторых местах можно было идти по двое, но кое-где пробираться пришлось бы по одному.
      Флинт и Танис двинулись наверх. С одной стороны дорожка вилась вдоль отвесной скалы, а с другой зияла пропасть. Карабкаться по таким тропкам было обычным делом для гнома. Маленький гном ходил по ним, сколько себя помнил, шаг его был твердым, башмаки не скользили. Танис подумал о Золотой Луне, которая страшно боялась высоты, и готов был уверовать во вновь обретенных богов хотя бы ради того, чтобы от чистого сердца помолиться им и попросить их избавить дочь вождя и все ее племя от такого ужасного путешествия. Но на это оставалось только надеяться, и надежда эта была призрачной.
      Он и Флинт продвигались вперед медленно, гном, правда, шагал довольно бодро, а вот Полуэльф ступал более осторожно. К счастью, горы заслонили тропу от снега, так что она не обледенела. И все равно Танису приходилось осмотрительно выбирать место, куда поставить ногу, и, хотя высоты он не боялся, всякий раз, когда воин бросал взгляд в пропасть, его пробирала дрожь.
      Только к вечеру они добрались до перевала, который и вправду был именно таким узким и труднопроходимым, каким казался снизу.
      – Давай заночуем здесь, горы защитят нас от ветра, – предложил Флинт. – А на ту сторону перевалим утром.
      Пока Танис выбирал местечко, где им предстояло провести холодную ночь в каменистом ущелье, Флинт стоял, уперев руки в бока, и, поджав губы, оглядывал возвышавшуюся над ними вершину. Наконец после длительного размышления он удовлетворенно хмыкнул.
      – Думаю, стоит оставить Речному Ветру знак, – сказал он.
      – Я оставлял знаки, – ответил Танис. – Ты же видел. Ему не сложно будет найти дорогу.
      – Я хочу указать ему не дорогу. Иди сюда, взгляни. – Старый гном показал на большой валун. – Как ты думаешь, что это?
      – Камень, – ответил Танис. – Такой же, как и все прочие.
      – А вот и нет! – произнес Флинт, торжествуя. – Этот камень в рыжую и красную полоску. А вокруг камни серые.
      – Значит, он скатился с вершины, сразу видно, камнепады здесь не редкость.
      – Этот валун не упал, кто-то его сюда положил. И как ты думаешь – зачем? – Флинт усмехнулся. Он был явно собой доволен.
      Полуэльф только покачал головой.
      – Это ключ, – заявил Флинт. – Толкни его, и он заденет вон тот камень, а тот валун заденет другой и так далее, пока все они не скатятся вниз кому-нибудь на голову.
      – Значит, нужно предупредить Речного Ветра, чтобы он не трогал этот камень, – сказал Танис.
      Флинт фыркнул:
      – Верно, ты совсем отморозил мозги, Полуэльф. В случае преследования он сможет завалить тропу, когда все люди благополучно перевалят через горы.
      – Вот зачем ты посоветовал прихватить топоры! – Танис вспомнил утренний разговор. Он задумчиво посмотрел на камень над головой. – Знаки здесь не помогут, придется оставить ему записку. Тебе следовало сказать об этом утром.
      – Я не был уверен, что найду его. Гномы далеко не всегда оставляют такие камни, к тому же он мог быть уже использован, а мог и скатиться сам по себе.
      – И это значило бы, что тропа непроходима, – сказал Танис. – И мы проделали бы весь этот путь напрасно, если только здесь нет другой дороги.
      Флинт пожал плечами:
      – Судя по меткам, которые оставили мои родичи, здесь только одна тропа. И единственный способ узнать, проходима ли она, – прийти и посмотреть.
      – И все же тебе стоило сказать Речному Ветру про этот камень.
      Гном нахмурился:
      – Я и так нарушил верность своему народу, показав его тебе, Полуэльф, и уж мне вовсе не по душе разбалтывать тайны людям.
      Рассердившись, он ушел прочь, оставив Таниса ломать голову над этой трудной задачей. Наконец Полуэльф взял топор и положил его острием к камню. Юноша надеялся, что вождь Кви-шу вспомнит совет гнома захватить топоры, а догадается ли он, что таким образом можно в случае преследования завалить дорогу, – это был уже другой вопрос.
      Он обнаружил Флинта удобно устроившимся между камнями и жующим кусок вяленой оленины.
      – Я тут думал над твоими словами насчет верности своему народу. Знаешь, если бы все мы считали себя одним народом, мир от этого стал бы только лучше.
      – Чего ты там ворчишь, Полуэльф? – спросил Флинт.
      – Говорю, что это стыд и позор – не доверять друг другу.
      – Если бы мы все друг другу верили, то превратились бы в кендеров. Как тебе такая перспектива? Я собираюсь спать, ты сторожишь первым.
      Старик закончил ужин, завернулся в одеяло и улегся на спину между валунами.
      Танис прижался к отвесной стене и, то и дело ерзая на твердых камнях, принялся смотреть на звезды.
      – Если из долины нет иного пути, как Рейстлин доберется до Черепа? – спросил он.
      – Перелетит на помеле, – пробормотал Флинт, зевая. Он вытащил камешек из-под лопатки, закрыл глаза и удовлетворенно вздохнул.
      – Здесь я чувствую себя как дома, – сказал он, складывая на груди руки.
      Скоро он уже храпел.
      Рейстлин, Карамон и Стурм продолжали свой путь по долине, весь день они шагали без отдыха. Рейстлина, казалось, переполняла сверхъестественная энергия, не дававшая ему передохнуть и гнавшая дальше и дальше. Карамон неоднократно повторял, что необходимо сделать привал, но только попусту сотрясал воздух. Рейстлин присаживался лишь на несколько минут, снова поднимался и продолжал неустанно двигаться вперед, то и дело поглядывая на солнце, уже начинавшее клониться к закату. «Закат» – это было единственное слово, которое он твердил на ходу.
      Наконец они добрались до края леса. Перед ними простиралась поросшая травой равнина. Тропинка, петлявшая между деревьев, кончилась, и все же Рейстлин устремился вперед по припорошенной снегом траве. Он шел опустив голову, тяжело опираясь на свой посох. Он не смотрел ни вправо, ни влево, вперив взгляд в землю так, словно вся его воля была направлена на то, чтобы сделать следующий шаг. Руку он судорожно прижимал к груди, воздух с хрипом вырывался из легких.
      Стурм решил, что маг вот-вот скончается. Но он сознавал бесполезность своих увещеваний: любая попытка убедить Рейстлина передохнуть будет встречена лишь злобным взглядом и язвительными словами.
      – Сдается мне, твой брат на пороге гибели, – шепотом предупредил Карамона Стурм.
      – Знаю, – встревожено ответил тот. – Но он не остановится, я пытался с ним говорить. Рейст словно рассудок потерял.
      – К чему такая поспешность, ведь впереди нас ждет лишь каменная стена!
      Луга без всяких признаков дорог простирались мили на две и резко обрывались, заканчиваясь почти отвесной скалой.
      – Едва мы выйдем из-под деревьев на открытое место, нас заметит и слепой овражный гном.
      Дюжий воин кивком выразил свое согласие с этим замечанием, но продолжал упорно идти вперед.
      – Все это не внушает мне добрых чувств, Карамон, – продолжал Стурм. – Сдается, здесь кроется нечто странное. – Он хотел сказать «темное», но в последний момент передумал, боясь расстроить Карамона, который только снова кивнул на ходу.
      Стурм тяжело вздохнул. Глядя вслед близнецам, он покачал головой.
      «Ежели Рейстлин пожелает, чтобы брат ринулся за ним в самую Бездну, то он сделает это, не усомнившись ни на секунду, – подумал он. – Подобная верность может вызывать восхищение, но и она не должна быть слепой».
      Карамон оглянулся через плечо:
      – Ты идешь, Стурм?
      Стурм поправил свою поклажу и двинулся вслед за ними. Преданность другу была для рыцаря превыше всего.

Кто такой Перагас?

Разбуди меня, когда появится привидение.

      На закате, когда и Флинт с Танисом уже устроились на ночлег у горной вершины, Стурм, Карамон и Рейстлин после целого дня пути увидели впереди гладкую стену.
      И Карамон, и Стурм ясно сознавали, что путешествие на юг по заснеженной равнине ведет в тупик. Лучи заходящего солнца осветили горный склон. Карамон вначале решил, что им придется взбираться наверх, но это было совершенно нереально, стена оказалась гладкой и лишь чуть выпуклой, словно бок котелка. Она вздымалась так высоко, что самые мощные осадные башни не достали бы и до половины. Не было в ней ни углублений, ни трещин, и все же Рейстлин упрямо продолжал идти вперед.
      Богатырь упорно молчал, не желая ни в чем противоречить брату. Стурм тоже ничего не говорил вслух, но не переставал ворчать себе в усы. Карамон слышал бормотание рыцаря, который плелся позади. Воитель сознавал, что друг злится на него. Стурм считал, что Карамон должен положить этому конец и заставить Рейстлина повернуть назад, а не делает этого только потому, что боится своего братца.
      Рыцарь был прав только наполовину. Карамон и правда страшился разгневать Рейстлина, но он, не раздумывая, остановил бы брата, если бы тот намеревался совершить какое-либо зло или подвергнуть себя опасности. Ни язвительные реплики, ни уничижительные замечания его не путали. Но в данный момент Карамон вовсе не был уверен, что это тот самый случай. Рейстлин, безусловно, вел себя странно, но у него явно имелась некая цель. Дюжий воин всегда уважительно относился к решениям брата.
      «Если Рейстлин ошибся и мы зря проделали весь этот путь, – размышлял Карамон, – Стурм, по крайней мере, сможет с удовлетворением сказать: „Я же вас предупреждал"».
      Они продолжали идти по равнине, и колдун все ускорял шаг по мере того, как удлинялись вечерние тени. Наконец они подошли к основанию огромной серой стены.
      Вокруг царила та особая тягостная тишина, которая опускается на землю с первым снегом. Небо было пустынным, как и раскинувшаяся вокруг равнина. Казалось, что они единственные живые существа во всем мире.
      Рейстлин сбросил капюшон и, запрокинув голову, стал осматривать гору. Он удивленно заморгал, словно только что ее увидел и вовсе не понимал, как здесь очутился.
      Его замешательство не укрылось от Стурма.
      Рыцарь скинул поклажу, бряцание доспехов эхом отдалось от горных склонов и зазвенело у Карамона в ушах.
      – Кажется мне, твой брат сам не знает, где он, – без обиняков сказал Стурм, – и что он тут делает. – Он оглянулся через плечо. – Скоро стемнеет. Мы можем раскинуть лагерь под спасительным кровом леса. Нам нужно трогаться в обратный путь сей же миг…
      Соламниец умолк, ибо никто его не слушал. Рейстлин пошел вдоль горного склона, неотрывно глядя на серый камень, отливавший оранжевым в лучах заходящего солнца. Он сделал несколько шагов в одну сторону и, не найдя того, что искал, повернулся и направился в другую. Юный маг не сводил со стены глаз. Наконец он остановился. Смахнул налипший снег и улыбнулся.
      – Вот оно, – произнес колдун.
      Карамон подошел, чтобы посмотреть. Его брат расчистил знак, высеченный в камне примерно на высоте груди. Эта была руна, одна из букв магического алфавита. У Карамона все внутри похолодело. Ему хотелось спросить брата, откуда он знал, на протяжении всего пути по незнакомой, пустынной равнине, что выйдет точно к этому месту. Но он удержался, возможно, потому, что боялся услышать ответ.
      – Что… что это значит? – спросил вместо этого богатырь. Подошел Стурм. Увидев знак, он мрачно возвестил:
      – Зло – вот что это означает.
      – Это не зло, это магия, – ответил Карамон, хотя понимал, что попусту сотрясает воздух. В сознании соламнийского рыцаря эти понятия были нераздельны.
      Рейстлин ни на одного из них не обращал внимания. Длинные тонкие пальцы мага легонько и нежно дотронулись до руны.
      – Неужели ты не знаешь, где оказался, Перагас? – вдруг произнес Рейстлин. – Это был наш потайной ход на случай осады или поражения в битве. Я знаю, иногда ты бываешь не очень-то сообразительным, Перагас, но даже ты не мог забыть столь важную вещь.
      Карамон огляделся по сторонам в полном замешательстве, а затем уставился на брата.
      – С кем ты говоришь, Рейст? Кто такой Перагас?
      – Ты, конечно, – раздраженно ответил Рейстлин. – Перагас…
      Он посмотрел на Карамона и моргнул. Затем поднес руку ко лбу. Взгляд молодого колдуна затуманился.
      – Почему я это сказал?
      Увидев руну под своими пальцами, он внезапно отдернул руку и стал беспокойно осматриваться. Повернувшись к Карамону, маг спросил слабым голосом:
      – Где мы, брат?
      – Сохрани нас Паладайн, – произнес Стурм. – Разум его помутился.
      Карамон облизнул пересохшие губы и неуверенно произнес:
      – Разве ты не знаешь? Ты же сам привел нас сюда.
      – Просто скажи, где мы, – велел Рейстлин, жестом выразив свое нетерпение.
      – Мы в юго-восточной части долины. – Его близнец осмотрелся. – Как я понял, Череп должен быть где-то по ту сторону стены. Ты говорил что-то о «потайном ходе на случай поражения». Что… ты хотел сказать?
      – Не имею понятия, – честно ответил Рейстлин. Он посмотрел на стену, затем на рунический знак и нахмурился. – Но я что-то припоминаю…
      Карамон заботливо тронул брата за плечо:
      – Не важно, Рейст. Ты ведь ужасно устал. Нужно отдохнуть.
      Рейстлин не слушал. Он продолжал смотреть на стену, и внезапно его лицо просветлело.
      – Все верно, – прошептал он. – Если я дотрагиваюсь до руны…
      – Рейст, не надо! – Карамон сжал плечо брата.
      Рейстлин с размаху ударил его своим посохом по запястью. Карамон ойкнул и отдернул руку. Рейстлин дотронулся до руны и с силой нажал на нее.
      Часть стены, на которой был вырезан рунический знак, подалась и отъехала на три дюйма назад. Изнутри донесся скрежет, затем послышались стук и скрип. В стене показались очертания квадратного проема, примерно пяти футов в высоту. Горный склон задрожал, так что посыпался выбеливший его снег, и звуки смолкли. Больше ничего не произошло.
      Рейстлин стоял, насупив брови.
      – Должно быть, с механизмом что-то неладно, Перагас. Подтолкни дверь плечом. Ты тоже, Денубис. Придется вам обоим поднажать.
      Ни один из воителей не двинулся с места. Рейстлин метнул на них сердитый взгляд.
      – Чего вы ждете? Возвращения своих мозгов из дальних странствий? Уж можете мне поверить, этого не случится. Перагас, перестань, наконец, разевать рот, словно пойманная рыба. Делай, что я тебе говорю.
      Карамон действительно глядел на брата, широко открыв рот. Стурм нахмурился и отступил на шаг.
      – Не желаю иметь ничего общего с черной магией, – проскрежетал он.
      Колдун злобно рассмеялся:
      – Да ты рехнулся? Никакая это не магия. Если бы дверь была волшебной, она бы не сломалась! Это не волшебный знак. Руна обозначает «дверь» на языке гномов. Механизму уже триста лет, и он попросту заржавел.
      Он взглянул на брата:
      – Перагас…
      – Я не Перагас, Рейст, – тихо сказал Карамон.
      Рейстлин заморгал:
      – Конечно, нет. Не знаю, почему все время так тебя зову. Карамон, пожалуйста, здесь нечего бояться. Просто толкни дверь.
      – Подожди, Карамон. – Стурм удержал великана, который уже готов был послушаться. – Может, дверь и не волшебная, как ты утверждаешь… – он смерил проем подозрительным взглядом, – но мне бы хотелось выяснить, как твой брат узнал, что она здесь.
      Золотоглазый юноша посмотрел на рыцаря, и Карамон съежился, ожидая, что он вот-вот накинется на Стурма. Карамон всегда разрывался между братом и своими друзьями, и это приводило его в отчаяние. Внутри у него все сжалось. Он бросил на Стурма умоляющий взгляд. В конце концов, это же всего-навсего дверь…
      Но Рейст сдержался. Взрыва ярости, которого так боялся его дюжий брат, не произошло. Губы волшебника сжались. Он перевел взгляд с двери на след, тянувшийся через заснеженную равнину к лесу. Затем посмотрел на Стурма, и губы Рейстлина тронуло некое подобие улыбки.
      – Ты никогда не доверял мне, Стурм Светлый Меч, но я не знаю почему, – тихо сказал волшебник. – Я не помню, чтобы когда-нибудь обманывал тебя. А что касается нежелания делиться кое-какими сведениями, то это мое право. Если говорить откровенно, я и сам не понимаю, как нашел эту дверь, – добавил Рейстлин, пожимая плечами. – Я не знаю, откуда мне было известно, что она здесь и как она открывается. Я просто сделал это, вот и все.
      Рейстлин посмотрел на дверь и вздохнул:
      – Туннель могло завалить во время взрыва.
      – Ты питаешь иллюзию, будто мы ринемся туда, услышав сказанное тобой в припадке откровенности? – угрюмо проговорил Стурм.
      – Думаю, да, или нам придется провести несколько дней в поисках перевала, а потом еще столько же, карабкаясь по горам, – ответил Рейстлин. – Это уж тебе решать, благородный рыцарь. В целях экономии времени мы с братом пойдем этим путем. Не так ли, брат?
      – Конечно, Рейст, – подтвердил Карамон.
      Стурм продолжал хмуро глядеть на зиявший в горе проем.
      – Ну же, Стурм, – шепотом уговаривал его Карамон. – Ты ведь не полезешь через эти горы. Другого пути вообще может не быть. Рейст же сказал, что дверь не волшебная. Это работа гномов. Мы видели подобные двери в Пакс Таркасе. Какая разница, как именно Рейст о ней узнал. Может, прочел в какой-нибудь книге, а потом позабыл.
      Стурм задумчиво посмотрел на друга. Затем улыбнулся и положил руку ему на плечо:
      – Если бы все люди были такими преданными и верящими, как ты, Карамон, мир стал бы лучше. – Он перевел взгляд на Рейстлина. – Что ж, так мы и вправду сохраним время и силы.
      Соламниец подошел к двери и уперся плечом в каменную плиту, он и присоединившийся к нему Карамон толкнули изо всех сил. Плита ничуть не сдвинулась. С тем же успехом они могли бы толкать саму гору. Воины попытались снова, уперев ноги в землю, и внезапно дверь отъехала назад, так быстро покатившись по стальным рельсам, что Карамон упал. Стурм с трудом удержал равновесие.
      Солнце зашло, на небе остался лишь отсвет, и совсем скоро должно было стемнеть.
      – Ширак! – скомандовал Рейстлин, поднимая свой посох.
      Хрустальный шар в когтистой лапе вспыхнул. Волшебник прошел мимо Стурма и Карамона, в нерешительности стоявших подле черного проема, и шагнул в туннель.
      Свет блеснул на стальных рельсах, которые уходили вперед футов на шесть, потом они разделялись, одна линия поворачивала влево и упиралась в стену, другая исчезала в темноте туннеля. Рейстлин с интересом осматривал механизм.
      – Взгляни, – сказал он. – Дверь поставлена на колеса, и ее можно сдвинуть так, чтобы проход был полностью открыт.
      На рельсах в ряд стояли четыре вагонетки. Сохранились они прекрасно, видно, проем оставался плотно закрытым. Пол и стены оказались сухими. Рейстлин заглянул внутрь вагонеток. Они были пустые. Вероятно, их ни разу не использовали.
      – К туннелю можно подогнать подводы с провиантом и перегрузить все в вагонетки. И тянуть или толкать их по рельсам до самого Замана. Так что даже в случае осады защитникам не грозил бы голод, а если поражение было бы неминуемым, оставалась возможность тайно покинуть крепость.
      – Все это очень странно, – заметил Карамон, осматриваясь.
      – Почему это? – спросил его Рейстлин.
      – Флинт говорил, когда волшебник понял, что битва проиграна, он решил убить себя и тысячи своих воинов. Зачем он это сделал, если мог спастись?
      – Твои слова не лишены смысла, – задумчиво произнес Рейстлин. – Это странно. Меня удивляет…
      – Удивляет что? – спросил Карамон.
      – Так, ничего. – Маг по-прежнему был погружен в свои размышления.
      – Да этот волшебник был безумцем, – заявил Стурм. – Его свели с ума собственные злокозненные чары.
      – Фистандантилуса можно считать кем угодно, только не безумцем, – тихо отозвался Рейстлин. Но он тут же стряхнул с себя задумчивость. – Занимаясь этими бессмысленными рассуждениями, мы только теряем время. Скорее всего, никто никогда не узнает, что на самом деле произошло в Замане.
      Продолжая обследовать туннель, они обнаружили хранилища оружия и доспехов работы гномов, факелы и фонари, топоры и прочие инструменты, запасы провизии и эля. Еда вся была испорчена грызунами. Бочонки эля тоже оказались пустыми, к немалому огорчению Карамона, хотя брат и предупредил его, что эль, сваренный три сотни лет назад, пить не стоило.
      Стурм зажег факел и стал осматривать туннель в поисках следов каких-либо существ. Он прошел около мили и, вернувшись, сообщил, что, похоже, кроме них, ни одно живое создание не пользовалось этим проходом. Он намеренно сделал ударение на слове «живое», напоминая всем о ходившей про это место дурной славе.
      Рейстлин только улыбнулся, ничего не сказав.
      Карамон предложил заночевать у входа и продолжить путешествие на следующий день. Колдун двинулся бы вперед, хоть и сознавал, что далеко ему не уйти. И, несмотря на страшную усталость, он все же не мог найти себе места от нетерпения.
      Молодой маг немного поел и вылил своего отвара. Карамон и Стурм стали вспоминать все, что им было известно о Войне Врат. Основным источником их знаний в этой области были рассказы Флинта. Рейстлин бродил по туннелю, вперя пристальный взор в темноту, словно надеясь разглядеть скрытые во мраке тайны. Только утомившись настолько, что уже не в силах был сделать и шагу, Рейстлин завернулся в одеяло и через мгновение крепко спал.
      Его брат и соламниец, поспорив о том, стоит ли закрывать на ночь дверь, все же решили оставить ее открытой на тот случай, если им придется спешно отступать.
      – Что позади нас – известно, а что ждет впереди, мы не знаем, – резонно сказал Стурм, устраиваясь на ночь.
      – Во всяком случае, нас никто не преследовал, – согласился Карамон, зевая.
      Но оба они оказались не правы: Тас и Тика были уже близко.
      Только в середине дня Тике и кендеру удалось ускользнуть. Когда пришло время развешивать мокрую одежду, девушка охотно вызвалась выполнить это поручение. Тычок под ребра заставил Таса вызваться ей помочь. Кендер умудрился вытащить их дорожные мешки и спрятать под гнилым бревном. Прихватив их, друзья бросили мокрое тряпье и дали деру из лагеря.
      Они с легкостью обнаружили следы троих мужчин. На снегу четко отпечатались узкие стопы Рейстлина, полосы, оставленные полами мантии, и характерные отметины от посоха. Большущие следы Карамона, как всегда, шли неподалеку, чуть позади виднелись глубокие отпечатки сапог Стурма.
      Понимая, что они потеряли слишком много времени и у них в распоряжении только полдня до наступления темноты, Тика старалась идти как можно быстрее. Для Тассельхофа эта задача была совершенно непосильной: он то и дело отвлекался на всякие интересные вещи, которые с жаром принимался изучать. Девушке приходилось то бранить его, то одергивать, а то и догонять, случись ей на какое-то время упустить его из виду. Ночь застала их в лесу.