Затем Торин нагнулся, чтобы подобрать меч Джерима. Как и нож, меч еще можно было починить, но Торин почувствовал, что не сможет разлучить его с обгорелой рукой воина - он заслуживал того, чтобы так и войти в ожидающий его загробный мир. Торин хотел бы погибнуть так же, как и Джерим, встретив врага с оружием в руках.
      Воин двинулся дальше. Проходя мимо камней собственного шатра, он даже не взглянул в ту сторону. На этот раз Торин шел медленнее, ища то, что ему было необходимо для совершения мести, - следы врага, однако не нашел ничего похожего, кроме широкой полосы на песке, скорее выметенной ветром, а не протоптанной ногами. Через несколько шагов, на краю дюны, след исчезал.
      К тому времени, как Торин вернулся, Бьяр разложил предметы, найденные в шатре Герика, на две кучки: те, которые могли пригодиться: одеяла, меха для воды, кожаные сумки, и те, которые были бесполезны. Воин надеялся, что в сумках может оказаться походная еда. Еще там были шелковые одеяния по городской моде - с прорезями для рук - и платье из столь тонкой и нежной ткани, что оно струилось сквозь его пальцы, как песок. Герик был добр к своей наложнице. Еще Бьяр нашел атласную сумку, в которой купец мог хранить драгоценные камни и монеты.
      У Бьяра, очевидно, также хватило времени и на то, чтобы обыскать обгорелые остатки шатра Элима. Сейчас мальчик, скрестив ноги, сидел на камне с книгой заклинаний Элима и мешком, где хранилась Аквара, зажатыми в руках. Зеленый, как лес, переплет книги заклинаний с ее непостижимыми письменами от золы превратился в серый, но уцелел полностью.
      Женщина Герика сидела с закрытыми глазами рядом с мальчиком, поджав ноги под широкие одежды и положив щеку на колени.
      Торин бросил свой узел и начал собирать походные сумки. Нож, мешок с сушеным мясом, мешок с жестким сыром и еще один, с пресным походным хлебом, были завернуты в тюк из одеяла. К найденному им меху воин добавил два частично наполненных меха с водой из шатра Герика.
      Торин взвесил атласную сумочку на ладони, оценивая звон монет, затем бросил ее к ногам женщины:
      – Остатки - на жизнь. Я уверен, ты их заработала, - насмешливо сказал он, не пытаясь скрыть презрения в своем голосе.
      Мали дернулась и выпрямилась, но ничего не сказала. Ее глаза, выглядывающие из прорези джелайи, были одновременно простодушны, как у ребенка, и слишком мудры для ее возраста. Глядя отстранение и бесстрастно, она не проявила гнева в ответ на слова Торина.
      Бьяр, однако, взглянул на воина с упреком.
      Он подобрал сумку и передал ее Мали:
      – Всё, что принадлежало Герику, теперь твое, так же как принадлежавшее Элиму - мое.
      Женщина взяла сумку и обхватила ее ладонями.
      – Она моя, но не по праву наследования, - тихо сказала Мали. - Я привезла эту сумку с собой из Тарсиса.
      Торину было невыносимо видеть тихую печаль в ее глазах, хотя откровенность не заставила его больше уважать женщину, а доверять ей он стал еще меньше, справедливо рассудив: «С какой стати кому-либо быть рабом, когда есть деньги купить свободу?»
      Бьяр похлопал по потайному карману:
      – Торин, может, нам отнести кому-нибудь Аквару и рассказать о том, что произошло? Может, Чиру?
      Предложенное мальчиком было сродни богохульству. Никто, кроме Кедаса, несколько поколений не видел Аквару. А племя Чира, хотя и самого могущественного мага, по всеобщему признанию, никогда не состояло с Кедаса в родстве.
      Но Торин только пожал плечами. Ему было все равно, что станет делать Бьяр. Честь требовала, чтобы воин шел своим путем, выслеживал, искал выход для своего гнева, отмщения, которое умиротворило бы души его соплеменников. Он не собирался приглядывать за мальчишкой в его безрассудном предприятии.
      Не дождавшись ответа, Бьяр неловко спросил:
      – Ты хочешь оставить нас здесь? Одних?
      – Здесь никого нет, мальчик, чтобы причинить тебе вред.
      – А что если драконы вернутся назад за Акварой?
      Торин покачал головой и собрал мехи. Его не особенно убедили в том, что драконы существуют, а если бы и существовали, то вряд ли они убивают ради старинного кусочка кристалла.
      Став на колени, он открыл один из мехов, чтобы окунуть его в воду. Вода, обычно чистая и прозрачная, была мутной. Торин наклонился ниже и принюхался. Как он раньше этого не заметил? В источнике отвратительного маслянистого болезнетворного запаха сомневаться не приходилось.
      – Отравлена,- сказал Бьяр потускневшим и помертвевшим от страха голосом.
      Торин кивнул, отвращение застыло жирным куском у него в горле. Только сумасшедший может так поступить! Вода была столь же бесценна, как жизнь. Вода и была жизнью. Никакой враг, даже чародей, не мог так поступить!
      Мали с изяществом опустилась на колени рядом с ним и стала разглядывать свое отражение в испорченном водоеме. В коже вокруг ее глаз не было ни кровинки, цветом она напоминала кость, выбеленную пустынным солнцем. Женщина протянула руку, словно желая смочить пальцы водой.
      Торин грубо схватил ее за запястье:
      – Не прикасайся!
      Мали спокойно посмотрела на него, не пытаясь освободиться от хватки мужчины, как делала раньше.
      Кожа под пальцами Торина была прохладна, нежна, гладка и бледна. Аромат женщины окутал его, но это был запах не духов, не Кедаса, пахших нагретой солнцем кожей и воздухом пустынь. Мали пахла чем-то темным и сумрачным, чем-то… прохладным.
      Вскоре она спросила:
      – Что нам теперь делать?
      Воин отпустил ее и слегка откинулся назад, оставив между ними пространство, но аромат преследовал его, неопределимый, волшебный и сильный, неся с собой утешение, которого он не желал.
      – Вы собирались оставаться здесь? Но теперь вам следует дойти до другого лагеря.
      – Но, Торин… - Бьяр схватил его за плечо. - Нам не хватит воды!
      Торин сжал кулаки и посмотрел на линию горизонта. Он не мог выслеживать врага, таща за собой мальчишку-чародея и непривычную к пустыне женщину.
      – Я не могу взять вас с собой, - проворчал Торин.
      Мали присвистнула от изумления:
      – Ты ведь не думаешь преследовать их?
      – Я отомщу за смерть моего народа.
      Женщина вздрогнула от ярости, прозвучавшей в его голосе.
      – Если и найдешь их - что невозможно, - ты умрешь раньше, чем успеешь вытащить меч. - Мали быстро наклонилась к нему и на сей раз сама коснулась руки воина, положив нежные холодные пальцы ему на запястье, обволакивая волнующим ароматом. - Это неизбежная смерть!
      – Тогда смерть! - возразил он.- Разве это играет роль после того, как мое мужество валялось, съежившись от страха, в песке и у меня нет дома, куда бы я мог вернуться?
      Торин встал и повернулся так резко, что чуть не наступил на женщину.
      Мали и Бьяр смотрели на него, ожидая решения и возлагая на него ответственность.
      Воин задумался. Все Кедаса зверски убиты в их летних шатрах, а он обременен подростком, едва покинувшим шатер матери, и городской девкой! Он не мог оставить их одних в безводном оазисе, превратившемся в могилу, а у мальчика не хватало походного опыта, чтобы дойти по прямому маршруту до безопасного места. Пройдет ночь и утро, а может, я больше, прежде чем он сможет от них избавиться. След врага остынет… Исчезнет!
      Торин пнул наполовину пустой мех для воды:
      – Соберите в узел все, что нам может пригодиться. Я провожу вас к оазису Гелен. Дальше вы сможете дойти и без меня. Летний лагерь Фарези находится к югу от Тарсиса. Народ моей матери примет вас.
      Торин провел их вдоль уэда, который изгибался вверх и вел из обширной низины, окружавшей оазис. В середине лета извилистый канал был сух - русло реки ожидало таяния зимних снегов - и служил дорогой для кочевников равнин.
      Все испытали облегчение, покинув зловонный оазис, оказавшись в жарком пыльном воздухе пустыни. Мышцы Торина напряглись, когда он начал взбираться по оползающему под ногами песку. На гребне дюны воин приостановился и окинул взглядом простирающийся перед ним край - тихую изменчивую, как ветер, равнину, переливающуюся всеми цветами от темной бронзы до ослепительно-белого.
      – Говорят, Боги создали пустыню, чтобы дать людям место, где приятно ходить.
      Бьяр присоединился к нему и, подставив лицо солнцу, кивнул в знак согласия. Городская женщина подошла сзади и встала в скудной тени, отбрасываемой ее спутниками, прикрывая глаза складками ткани, обернутой вокруг головы. Она стояла, боязливо разглядывая уголками глаз раскинувшиеся перед ней бескрайние просторы.
      Торин презрительно покачал головой и двинулся вниз по дюне, забирая в сторону от дороги.
      Бьяр последовал за ним, стараясь не отстать, но от спешки было только хуже - мальчик постоянно наступал на подол собственных одежд и спотыкался.
      – Мы не пойдем путем каравана? - пропыхтел он, наконец, догнав воина.
      – Нет. Это займет лишних полтора дня, а у нас нет воды. Мы пойдем прямо на солнце. Затем по звездам выйдем к Гелену.
      По мере того как солнце поднималось, становилось жарче. Земля белела, теряя радужные оттенки золотого и отражая жару мерцающими волнами. Пот высыхал, не успевая скатиться по коже Торина. Прекрасный песок, за который и были названы Пыльные равнины, поднимался при каждом шаге, обволакивая путников клубами и оседая на одежду и кожу, так что вскоре все трое с ног до головы стали того же пыльного цвета, что и пустыня.
      Полдень они провели под защитой дюны, укрывшись за одеялом, растянутым между склоном и землей. Оно несколько спасало от ослепительного солнца, избавляя от худшей части жары, но также задерживало даже самый легкий ветерок, который мог бы освежить спертый воздух.
      Бьяр свернулся калачиком между двумя взрослыми и немедленно погрузился в глубокий сон - лишь иногда слышались его беспокойные всхлипы.
      Женщина Герика села так же, как она сидела на гребне горы перед опустошенным лагерем, - длинные ноги втянуты под одежду, подбородок на коленях.
      – Ты сказал…- Она нерешительно запнулась.- Ты сказал, что Фарези - народ твоей матери?
      – Да, - коротко ответил Торин.
      – Она… Твоя мать была утром в лагере?
      Воин обрабатывал полоску кожи, делая обмотку для рукоятки ножа, найденного им на пожарище. Он не хотел делиться ничем личным с чужеземкой, хоть та и прожила какое-то время в его племени, но в стране, где к семье относились с уважением, на вопрос попутчика нельзя было ответить отказом.
      – Мои родители и жена умерли много лет назад. - Его голос прозвучал столь резко, что Бьяр беспокойно заворочался во сне.
      Мали успокоила мальчика, погладив его по плечу и пробормотав что-то нечленораздельное, затем тихо сказала:
      – Извини.
      Торин хмыкнул и яростно стал провертывать дырки в кожаной полоске - острие ножа разрезало материал, вместо того чтобы проткнуть.
      Некоторое время Мали молчала, а потом заговорила так же нерешительно, как и раньше:
      – Фарези… Ты сказал, что их летний лагерь около Тарсиса?
      – Да, женщина, - коротко ответил Торин, заканчивая возиться с замысловатой обмоткой для ножа.
      – Тебе не нравятся города? Или жители городов?
      Торин хмыкнул опять, на этот раз с пренебрежением:
      – Варвары. Там, где вода в изобилии, люди становятся рабами.
      Причудливые глаза женщины над краем пыльной ткани сузились, но она больше ничего не сказала.
      Как только жара ушла вслед за солнцем, скрывшимся в вечернем небе, воин двинулся дальше, подгоняя женщину и мальчика суровее, чем бывалых путешественников, - мысль об исчезающем среди равнин враге придавала ему скорость и энергию. Торин справедливо полагал, что чем быстрее он доставит этих двоих к воде, тем быстрее сможет от них избавиться и начать преследование врага.
      Солнце скатилось за горизонт, устроив на прощание захватывающее представление из пурпурных и красных сполохов. Вместе с ночью появился и ветер. Он пронесся по пескам, будто догоняя уходящее светило.
      Торин объявил привал, собираясь дождаться восхода луны - двигаться в кромешной тьме было затруднительно. Они сидели под склоном дугообразной дюны и делили хлеб, сыр и глотки драгоценной воды. Мали и Бьяр опирались друг о друга; они настолько устали, что почти не могли есть.
      Пока только красная Лунитари поднялась, чтобы пролить свой свет на пустыню, окрашивая скалы и дюны розоватым сиянием. Несмотря на то, что всю его жизнь Торину говорили, что красная луна дает силу магам, не принимающим ни сторону Света, ни сторону Тьмы, воину ее свет казался зловещим. Изгибы и впадины в песке, омытые кроваво-красным сиянием, от которого внутри у него все холодело, превращались в места подозрительной тени. Но, тем не менее, это был свет.
      Для более-менее удобного путешествия оставалось еще часа три, когда Торин объявил следующий привал. Чтобы спастись от пронизывающего ночного ветра, хотелось двигаться, напряжением согревая мышцы, но Бьяр уже не мог идти ровно, а походку Мали усталость лишила грациозности.
      Торин испытывал раздражение из-за тех ограничений, которые на него накладывали спутники. В одиночку он бы продолжал идти до утра, затем проспал бы самую страшную дневную жару, но мальчик и женщина не были так выносливы. Бьяр засыпал на ходу, даже не помог развернуть одеяло. Мали стояла радом, прислонившись к приютившей их скале.
      – Мы сможем начать отдыхать раньше, если мне помогут, - сказал Торин, взглянув на Мали, но тут же понял. что женщина не отдыхает. Она не отрывала взгляда от ночного неба, в лунном свете ее глаза горели красным. Торин уронил одеяло. - Что?…
      Мали сделала резкое, предостерегающее движение. Она внимательно искала что-то в небе, белки ее глаз выделялись на фоне запылившейся кожи.
      – Они там, - прошептала женщина. - Они близко. Я их чувствую!
      – Кого? - спросил Торин, обнажая меч. Лезвие сверкнуло в лунном свете, и воин прижал клинок к бедру, чтобы скрыть предательское отражение,- Где? - На черном небе он не мог различить ничего, кроме звезд,
      За их спинами ахнул Бьяр:
      – Кристалл! Он теплый!
      – Убери! - закричала Мали.
      Схватив мальчика, она оттащила его в узкую тень у подножия скалы.
      – Но…
      Женщина зажала Бьяру рот и толкнула на землю, увлекая за собой в укрытие и Торина.
      Воин еще сопротивлялся силе тянувшей его руки, когда услышал это,
      На этот раз звуки послышались ближе, отчетливее без голосов умирающих и внушали еще больший страх, поскольку внимание не отвлекалось клубящейся чернотой. Что заскрипело, захлопало крыльями, что привело откуда-то сверху в движение воздух, что заставило закружиться лесок пустыни у ног, что заслонило свет Лунитари? У Торина не хватило мужества, чтобы взглянуть наверх.
      Он прижался спиной к камню под скудной защитой тени и ждал темноты, которая в прошлый раз наступила вместе со звуками, ждал лишающего сил ужаса. Но чудовищный страх не пришел.
      Воин крепче сжал меч и сменил положение. Теперь он сидел на корточках, готовый в любой момент вскочить и встретиться с врагом.
      «На этот раз я не буду корчиться в грязи! Я буду сильнее темноты», - яростно думал Торин.
      Мали крепче сжала его руку, заставляя хранить неподвижность. Торин чувствовал плечом, как дрожит женщина, ощущал сладкий запах свежего пота. Но Мали тряслась не от страха. Она мотала головой, предупреждая, чтобы воин не двигался.
      Минутного колебания хватило Торину для того, чтобы осознать: звуки и чернота проходят мимо них, слабеют, песок оседает у его ног, а лунный свет и звезды видны опять.
      Все трое молчали, почти лежа друг на друге, еще долго после того, как небо прояснилось. Первым, в конце концов, пошевелился Бьяр, который устал от тяжести женщины сверху.
      Торин медленно поднялся и оглядел залитый лунным светом пейзаж во всех направлениях, но не увидел ничего, кроме алых очертаний дюны и крошечных огоньков звезд.
      – Что это было? - спросил он, сердясь, потому что заранее знал ответ. И еще потому, что знание несло больше смятения, чем незнание,
      Мали покачала головой и отвернулась, занявшись одеялом.
      Торин схватил женщину за руку и развернул так, что лунный свет осветил ее лицо.
      – Откуда ты столько знаешь об этих мифических тварях?
      Мали вырвала руку из его пальцев:
      – Мне говорили… Я, как и Элим, слышала, что драконы вернулись на Кринн.
      – В Тарсисе? Это тот же самый городской слух, которому не верил Элим?
      Женщина замешкалась, молча глядя на воина умоляющим взглядом из-за края джелайи. Ткань сползла ниже границы пыли вокруг глаз, и бескровная кожа сияла чистотой и белизной даже в красном свете ущербной луны. Наконец Мали тяжело вздохнула и произнесла:
      – Я слышала это в Сильванести.
      – Так ты эльфийка? - выдохнул Бьяр с трепетом в голосе.
      – Да,- призналась Мали, все еще глядя на Торина.
      Воин, прищурив глаза, посмотрел на женщину - он был удивлен не меньше мальчика. Наложница Герика оказалась не человеком с примесью чуждой крови в жилах, а чистокровной эльфийкой. Однако ему не давал покоя вопрос: что сильванестийка делает среди кочевых племен? Торин открыл рот, чтобы поинтересоваться, но увидел, что Мали вздрогнула еще до того, как слова слетели у него с языка, и не издал ни звука.
      – А как тебя зовут по-эльфийски? - восхищенно спросил Бьяр.
      Бросив быстрый взгляд на Торина, Мали улыбнулась и ответила:
      – Амали. Амали Канарадон.
      – Звучит как музыка,- мечтательно произнес Бьяр.- Никогда не встречал эльфов.
      Торин фыркнул, повернулся к обоим спиной и отошел на несколько шагов в сторону. Поверхность пустыни представляла собой черную-пречерную пустоту, а вверху похожую темноту неба усеивали бриллианты звезд. Во всем этом мраке ничто не тревожило тихую землю, ничто не летало, заслоняя крошечные точечки сверкающего света.
      Зашуршал песок - этот звук вывел воина из задумчивости. К нему тихо подошел Бьяр:
      – Торин, почему ты не веришь, что драконы ищут кристалл? Если он предупреждает об их появлении, они вполне могут захотеть уничтожить его.
      – Тогда почему они не уничтожили его в лагере, маг? - горько спросил воин. - Разве мы смогли бы им помешать?
      – Возможно, они не могут чувствовать его, как он чувствует их.
      Голос Мали, послышавшийся прямо у него из-за спины, напугал Торина. Она подошла так тихо, что он не услышал.
      Не обращая внимания на его пристальный взгляд, Мали продолжала:
      – Может, они не смогли найти его.
      – Тогда почему они ищут теперь? Если драконы не могут найти его, откуда им знать, что кристалл не уничтожен? Зачем…- Торин умолк - вопросы были напрасной тратой времени. - Сейчас некогда обсуждать это. Надо двигаться дальше, пока можем.
      Торин поспешил вперед, зная, что спутники находятся на пределе своих возможностей. Они продолжали идти, даже когда Лунитари уже зашла, и воин мог руководствоваться только инстинктом и ориентироваться только по тусклому свету звезд. Они шли утром, пока это было возможно, проспали дневную жару, а затем опять пустились в путь.
      Женщина и мальчик спотыкались на каждом шагу, иногда опускались на колени, переходя через дюны, которые, казалось, становились все круче по мере того, как солнце совершало свой путь по небу. Бьяр опять поскользнулся, утонув по колени на вершине одной из дюн, когда Торин увидел то, о чем мечтал.
      Оазис Гелен. До него надо было идти еще несколько часов, но он был так близко, что в воздухе чувствовалась влажность. Он мерцал на линии горизонта, зеленая черточка, островок зелени в море песка, который сейчас казался Торину прекраснее любого драгоценного камня.
      Воспрянув духом от простой полосы растительности среди песков, воин прибавил шагу, оставляя своих спутников далеко позади. Когда Бьяр крикнул ему, чтобы тот подождал, Торин не обратил на мальчика никакого внимания. Теперь эти двое могли найти оазис без него, а он мог не задерживаться, не двигаться медленно, когда мог бежать.
      Близость воды притягивала Торина, делая жажду невыносимой. Боль в ногах исчезла, и он мог бы поплыть через горячие пески, поддерживаемый запахом воды.
      Оазис Гелен был небольшим местечком с родником на пути караванов. Он не мог обеспечить водой сезонный лагерь, но сейчас оазис был столь же приятен Торину, как и бурная река. Воин натолкнулся о каменный край, устало упал на колени и остался в этом положении из чистого удовольствия почувствовать под ладонями траву. Запах жизни после воспоминаний о выжженной земле лился на него как бальзам. В шаге от Торина бил ключ, и воин наклонился, чтобы напиться и подождать Бьяра с женщиной.
      Они, спотыкаясь, вошли в Гелен, когда Лунитари осветила горизонт. С радостным возгласом Бьяр кинулся вперед и рухнул на землю около прозрачного водоема. Не пытаясь снять джелайю, он сунул в воду всю голову целиком.
      Мали двигалась медленнее, замерев перед тем, как изящно окунуть пальцы в пруд.
      – Я боялась, что ты не станешь ждать, - сказала она Торину. - И подумала, что ты оставишь нас здесь.
      Разозлившись, он сделал вид, что не слышит, поймал Бьяра сзади за одежду и резко вытащил его из воды:
      – Не пей слишком много. Тебе станет плохо.
      – Я это знаю.
      Мальчик вырвался, вновь окунул лицо в воду и стал обливать голову и плечи, забрызгав Торина.
      Мали развернула джелайю, освободив копну запылившихся волос и заостренные кончики ушей, окунула край ткани в воду, обтерла лицо и шею, затем смочила влагой губы.
      Торин не переставал удивляться этому необычному существу, тронутому красками ночи, столь не похожему на женщин равнин. Красота Мали была такой чуждой, что было понятно, почему Герик отказался от шелков ради права прикасаться к ее бледной коже и перебирать пальцами темные волосы. Глядя на эту женщину, воин чувствовал себя живым.
      Он опять оттащил Бьяра от пруда и послал его наполнять мехи с другой стороны, подальше от воды, взбаламученной его плесканием. Бьяр с недовольным ворчанием подчинился, но, обходя мелкий пруд, принципиально волочил мехи по песку.
      Когда мальчик удалился на значительное расстояние и не мог его услышать, Торин спросил:
      – Как ты здесь очутилась?
      Интонация в его голосе заставила женщину посмотреть на него, а что-то в его взгляде - еще быстрее отвернуться.
      – Что ты имеешь в виду? - спросила она.
      – Почему сильванестийка жила среди Кедаса как рабыня? - Мали не ответила, и Торин продолжал: - Я всегда слышал о гордости сильванестийцев, об их вере в собственное превосходство. Как ты могла жить среди нас как… как наложница? - поспешил он закончить, пока эльфийка не поняла, что он хотел сказать более жесткое слово.
      Но Мали все равно поняла.
      – Я никогда не была харлн, - не покраснев, употребила она слово, куда грубее того, которое чуть не обронил Торин, означавшее «еще меньше, чем рабыня», или «распутница», или все вместе - в зависимости от обстоятельств и того, кто их употреблял. - Герик был добр ко мне. Он дал мне дом, когда у меня его не было. Он защитил меня в Тарсисе, когда… - Мали внезапно умолкла.
      – Защитил тебя от чего? - поторопил Торин.
      Эльфийка покачала головой, сжав губы:
      – Меня… изгнали.
      Последнее слово она произнесла так тихо, что Торин почти не расслышал, и опустила голову, ожидая его реакции.
      – Не понимаю.
      Мали сжалась и вздрогнула, на безупречной коже в уголках глаз внезапно обозначились тонкие, почти незаметные морщинки. Она не завернулась обратно в джелайю, а Торин ничего об этом не сказал.
      – Я в изгнании! - На этот раз в голосе женщины прозвучала такая мольба, будто Мали до смерти боялась воина.
      – Ты так и сказала, - подтвердил Торин, все еще не понимая.
      Мали склонила голову еще ниже, опустив плечи. Она теребила край своей джелайи, стараясь ее завязать, но пальцы так сильно дрожали, что женщина не могла справиться с тканью.
      – В это тяжело поверить… Я думала, что ты отшатнешься от меня в ужасе. Мой народ бы так и сделал,- Она выпустила запылившуюся ткань из рук. - Дело в том… Я… Для моего народа я поруганное существо. Я то, что они называют темными эльфами. Если я вернусь на родину, люди моего племени убьют меня. Вот почему, когда Герик захотел меня, я пошла с ним. Я была…- Мали замолчала и опять опустила голову. - Я была одна в стране, которую не понимаю, без надежды. - Она опять подняла голову, и ее глаза засияли в свете Солинари, как водоемы с прозрачной водой. - Я боялась.
      В этот момент вернулся Бьяр с полными мехами, избавив Торина от необходимости отвечать.
      Воин взял хлеба и сыра, отошел к краю оазиса и удобно устроился на песке, прислонившись спиной к скале, все еще теплой от солнца. Чем больше он узнавал о женщине, тем меньше понимал: «Когда ей задают самые назойливые вопросы, она обнажает свою душу, а ее честность порождает еще больше вопросов. Охраняемая и оберегаемая Гериком, она была загадкой для Кедаса, ею и осталась. Что ж, пусть так и будет. С первыми лучами солнца я покину ее и мальчишку, и дальше они пойдут одни».
      Торин оставил свои раздумья, чтобы прикинуть, как ему лучше идти через пустыню, и решил, что не пойдет назад к пепелищу лагеря, а вместо этого срежет западнее. Возможно, так удастся пересечь путь врага. Поднялась Солинари, чистый серебряный лик, слегка подсвеченный красной Лунитари, и обе луны озарили пустыню, сотворив произведение искусства из куч песка - скульптуру в черно-белых и темно-красных тонах. Какая-то птица отважилась выглянуть из потайного убежища среди скал и позвала самца нежным и мелодичным, как сама ночь, голоском. Затем все смолкло.
      «Земля заслуживает спокойствия».
      Это была старая пословица Кедаса, и Тории вспомнил ее, когда увидел краем глаза, как что-то зашевелилось за ближайшей дюной, где ничто не должно было двигаться. Он присел, плавно вытаскивая меч из ножен.
      Тихий-тихий звук раздался в тишине - журчание ручья, бегущего по уэду, плеск воды там, где ее не могло быть.
      Скрытая склоном тень поднялась в холодных отблесках лунного света. Он разглядел твердую, искрящуюся чешую, сложенные крылья и блестящие когти.
      Тень зашевелилась, зашуршала крыльями, повернула голову. В середине темного пятна, которое было ее головой, сверкнули красно-черные, как угли почти потухшего костра, глаза.
      Дыхание сперло у Торина в груди; от прилившей крови забарабанило в ушах. Внезапно он ощутил то, чего не чувствовал даже в бою, - близость смерти. Существо так же источало зло, как Мали излучала спокойствие.
      Мали! Она и мальчик находились около водоема и ничего не знали о чудовище. Торин должен был предупредить их, спрятать. Как-нибудь уберечь!
      Он сделал шаг назад, чтобы оказаться между дюной и тварью, ожидая, что в любой момент его обнаружат, ударят темнотой и страхом, испепелят на месте.
      Воин вложил меч в ножны, сделал шаг… и песок стал засасывать его. Торин отпрыгнул. Дюна зашевелилась, самый верх покрылся барашками и начал оползать. Песок вздыбился и все растущей волной двинулся в его сторону.
      Воин прокричал предупреждение, а затем стремительные пески сбили его с ног и накрыли с головой. Он постарался встать, но его завертело и бросило на бок. Мышцы правого колена растянулись, и ногу Торина пронзила острая боль.
      Он пронзительно вскрикнул. Песок тут же забил ему рот, глаза, уши, проник под одежду, текучий, как вода. Песчинки струились сквозь пальцы, когда Торин отчаянно пытался за что-нибудь уцепиться, захлестывали его горло, и он давился, с трудом ловя ртом воздух. Тяжесть песка навалилась, сдавливая тело. Воин молотил руками и ногами, обезумев от одной мысли» что может утонуть в глубине дюны.
      Внезапно его пальцы коснулись чего-то твердого. Рука! Тории постарался ухватиться за нее, а песок вспенивался вокруг, относя прочь, угрожая разорвать слабую связь. Нежная и хрупкая на ощупь, рука обхватила пальцы воина, рванув Торина вверх, и его голова выскочила на поверхность. Качаясь на волнах вздымающейся пыли, Торин жадно вдохнул воздух. Хотя и полные песка, глотки воздуха были столь же приятны и сладки, как чистый морозный воздух после первого снега.
      Сморгнув попавший в глаза песок, воин увидел, что сжимает руку Мали. Женщина потащила его на твердую землю. Здоровой ногой он отталкивался так, как будто плавает в реке, а Мали тянула и тянула воина, задыхающегося, кашляющего, пока его ноги не оказались за пределами движущихся песков.
      Торин рухнул на колени, смаргивая туман песчинок и слез, и увидел, что Мали отходит на край замутившегося пруда и исчезает в клубах пыли и песка. Сквозь рев бури он расслышал, как эльфийка выкрикивает имя Бьяра.
      Казалось, прошла вечность перед тем, как Мали появилась вновь, таща за собой мальчика, так же как тащила Торина. Она вывалила Бьяра на твердую землю и упала на колени рядом с ним, рванув за джелайю, крепко обмотавшуюся вокруг его горла. Несколько долгих секунд Бьяр лежал неподвижно, затем вдохнул - с долгим тихим хрипом - и закашлялся.
      Мали одной рукой заколотила его по спине, а другой принялась стягивать низ своей джелайи с лица. Глубоко вдохнув запыленный воздух, она чихнула.
      Тории подполз к ним.
      Бьяр посмотрел на него такими красными от прилившей крови глазами, что Торин ощутил, как к горлу подступают слезы сочувствия.
      Мали опять чихнула, а Бьяр захрипел. Воину эти звуки показались слишком громкими и опасными. Он знаками призвал их к молчанию, прикоснувшись к своей джелайе, но, стряхнув пальцами слежавшийся в ее складках песок, тоже едва подавил чиханье.
      – Тихо! - Торин с трудом произнес это короткое слово - его ободранное песком горло саднило.
      Мали послушно подобрала край джелайи и прикрыла ею рот и нос.
      Бьяр перевернулся на бок и спрятал лицо в коленях женщины, стараясь приглушить кашель.
      Торин потряс его, привлекая внимание:
      – Кристалл?
      Хрипя и кивая, мальчик стиснул складку в своих одеждах:
      – Здесь. Со мной.
      Торин поднялся на ноги, невзирая на острую боль в колене, и обнажил меч. Клинок вышел из ножен со скрежетом, который прозвучал неестественно громко во внезапно наступившей тишине. Из-за слез и пыли, попавшей в глаза, воин различал только смутные пятна зеленого и желто-коричневого.
      Он с нетерпением ждал, пока зрение не прояснится, хотя знал, что ничего не найдет. Если бы существо все еще находилось поблизости, их бы уже не было в живых.