- Ты держишь его здесь, в темнице? - спросила Крисания, вздрагивая от промозглой сырости и прохлады.
      Ширак!
      По приказу Рейстлина на конце его волшебного посоха засветился хрустальный шар, наполнивший комнату мягким мерцающим светом.
      - Он лежит там, - сказал маг, указывая направление.
      У стены стояла грубая деревянная кровать. Направляясь к ней, Крисания с упреком посмотрела на Рейстлина, но тот только покачал головой. Когда жрица опустилась на колени в изголовье кровати и положила руку на пылающий лоб кендера, Тассельхоф завопил не своим голосом и открыл глаза. Крисанию он не видел. Рейстлин, следовавший за жрицей, сделал притаившемуся в углу девару знак уйти. Когда он встал рядом с Крисанией, за его спиной раздался стук закрываемой двери.
      - Как ты можешь держать его запертым в такой темноте? - возмутилась Крисания.
      - А тебе никогда раньше не приходилось лечить больных чумой? - странным голосом спросил Рейстлин.
      Вздрогнув, жрица подняла глаза, потом покраснела и потупилась. Рейстлин с горечью улыбнулся и сам ответил на собственный вопрос.
      - Нет, конечно же, нет. Чума ни разу не заглядывала в Палантас. И никогда не поражала обеспеченных и богатых... - Он ничего не предпринимал, чтобы скрыть свое осуждение, и Крисания почувствовала, что щеки у нее горят так, словно это у нее жар. - Но к нам эта болезнь пришла, - продолжал Рейстлин. - Она пронеслась по самым бедным кварталам Гавани. Разумеется, никаких лекарей там не было, как не было никого, кто согласился бы остаться там и ухаживать за больными. Даже ближайшие родственники бросали своих больных и бежали из города. Бедняга! Я делал все, что мог. Варил для них лекарства из трав. Если я не мог исцелить их, то по крайней мере облегчал их страдания. Моему учителю это не понравилось...
      Рейстлин говорил совсем негромко, и Крисания поняла, что он совсем позабыл о ее присутствии.
      - И это не понравилось Карамону. Он утверждал, что опасается за мое здоровье... ха!
      Рейстлин рассмеялся тихо и горько.
      - Он боялся за себя! Заразная болезнь способна напугать его сильнее, чем целая армия гоблинов. Но как я мог отвернуться от этих страдальцев? У них не было никого, кроме меня, и они умирали, всеми забытые, в одиночестве...
      Крисания почувствовала, как глаза ей жгут подступившие слезы. Рейстлин не видел ее. Память унесла его в маленькие темные хижины в пропахших отбросами и нечистотами кварталах, сгрудившиеся на самой окраине города, словно они пытались спрятаться там от грозной опасности. В своих воспоминаниях он видел и самого себя, одетого в красную мантию, переходящего от одного смертного ложа к другому. Он заставлял их пить свои горькие лекарства и держал умиравших за руку в последние минуты жизни, облегчая их страдания и скрашивая одиночество. Он работал мрачно, с ожесточением, не ожидая для себя ни награды, ни даже простых слов благодарности, а его лицо - последнее человеческое лицо, которое видели в своей жизни многие и многие, - не выражало ни заботы, ни сострадания. И все же многим умирающим он помог обрести покой, ибо они видели рядом с собой человека, который способен был понять их страдания, человека, который сам денно и нощно сражался с непереносимой болью и глядел в лицо смерти, не страшась ее...
      Да, он лечил чумных больных. Рейстлин пошел на это, потому что чувствовал: он должен сделать это, даже рискуя собственной жизнью... но почему должен? Этого он и сам до сих пор не понял. Была какая-то причина, только теперь он уже совсем не помнил, в чем же тогда было дело...
      - Как бы там ни было, - сказал маг, возвращаясь к реальности, - я открыл, что яркий свет влияет на зрение таких больных. Те, кого я все-таки вылечил, едва не ослепли, когда...
      Его прервал отчаянный крик кендера, увидевшего мага у своей постели. Бешено вращая глазами, Тас принялся умолять его:
      - Пожалуйста, Рейстлин, не надо! Я пытаюсь вспомнить. Не отправляй меня обратно к Владычице Тьмы...
      - Тише, Тас, - негромко сказала Крисания, удерживая кендера за плечи обеими руками, так как он, отодвигаясь от Рейстлина, буквально пытался вскарабкаться на стену. - Успокойся. Это я, Крисания. Ты помнишь меня? Я пришла тебе помочь.
      Кендер перевел на нее свои пустые блестящие глаза и некоторое время тупо смотрел. Затем он внезапно всхлипнул и вцепился в ее одежды с удивительной силой.
      - Не дай ему отправить меня назад в Бездну, госпожа Крисания! - взвыл он. - Я не хочу, там так страшно! Мы все умрем, умрем, как бедный Гнимш. Великая Такхизис так и сказала мне!..
      - Он бредит, бедняжка, - пробормотала Крисания, пытаясь отцепить пальцы кендера от рукава и заставить его лечь. - Что за странные фантазии? - спросила она у Рейстлина. - Так бывает у больных чумой?
      - Да, - кивнул маг. Пристально глядя в глаза Тассельхофу, он опустился на колени у изголовья кровати. - Иногда лучше не спорить с ними, их это успокаивает. Тассельхоф...
      Рейстлин положил руку на грудь кендеру, и тот, стараясь избежать прикосновения, упал на по душки, дрожа от страха.
      - Я буду хорошим, Рейстлин, - прохныкал он. - Только не убивай меня, как Гнимша! Молнии, молнии!..
      - Тас, - решительно и твердо сказал маг, но в голосе его проскользнули также нетерпеливые злобные нотки, которые заставили Крисанию с упреком поглядеть на него.
      Лицо Рейстлина, однако, выражало лишь заботу и беспокойство, и Крисания решила, что ошиблась. Закрыв глаза, она прикоснулась пальцами к медальону Паладайна, который носила на шее, и принялась читать целебную молитву.
      - Я не причиню тебе вреда, Тас, лежи смирно! - зашипел Рейстлин, видя, что жрица сосредоточилась на молитве. - Скажи, Тас, что говорила тебе Такхизис!
      При первых же словах Крисании лицо кендера утратило нездоровый румянец, стало спокойным и прохладным, словно рожденные его воображением воды далекого озера. Жар явно спадал, и щеки Тассельхофа приобрели бледный, пепельно-серый цвет. В глаза вернулся огонек сознания, но оторвать свой взгляд от Рейстлина кендер не мог или не смел.
      - Перед тем как отпустить нас, она сказала... - Тас поперхнулся и замолчал.
      - Отпустить? - Рейстлин подался вперед. - Мне показалось, раньше ты говорил о побеге!
      Тассельхоф побледнел еще больше и облизал пересохшие губы. Как ни пытался он отвести взгляд, блестевшие в свете магического посоха глаза мага не отпускали его, гипнотизировали, лишали воли и выуживали правду из самой глубины сознания.
      Тас нервно сглотнул. Пересохшее горло першило.
      - Воды, - попросил он.
      - Когда скажешь, - отрезал Рейстлин, украдкой бросив взгляд на Крисанию. Жрица продолжала свой разговор с богом и ничего не видела и не слышала. Лицо она закрыла ладонями, а голову опустила.
      Кендер еще раз с трудом сглотнул.
      - Я... думал, что мы бежим. Устройство сработало, и мы начали подниматься над этой мрачной равниной... Я увидел, как Бездна проваливается все ниже, уходит у меня из-под ног, но тут... - Кендер затрясся мелкой дрожью. - Она больше не была плоской и пустой! Там... там появились какие-то тени, и я вдруг увидел...
      Кендер тряхнул головой и застонал.
      - О Рейстлин, пожалуйста, не заставляй меня вспоминать об этом! Не заставляй меня снова возвращаться туда!
      - Тс-с! - шепнул Рейстлин и зажал кендеру рот ладонью.
      Крисания, бросившая на него озабоченный взгляд, увидела только, как маг ласково гладит больного кендера по щеке. Испуганный и бледный вид кендера ей, впрочем, не понравился, и она нахмурилась и покачала головой.
      - Ему лучше, - сказала она. - Он не умрет, но над ним еще витают какие-то черные тени, которые не пропускают свет Паладайна и не дают исцелить его до конца. Это тени его галлюцинаций, Рейстлин. Не мог бы ты с этим что-нибудь сделать?
      Тонкие брови жрицы снова сошлись на переносице.
      - Что бы ни являлось ему в бреду, для него это очень реально. К тому же испугать кендера может лишь что-то по-настоящему страшное.
      - Может быть, если ты уйдешь, ему будет полегче, - предложил Рейстлин. Как-никак мы с ним старые друзья.
      - Ты прав. - Крисания хотела подняться, однако кендер схватил ее за руку.
      - Не оставляй меня с ним, госпожа! - взмолился он. - Он убил Гнимша! Бедный механик! Я видел, как он умер... - Тассельхоф заплакал. - Бедный, бедный Гнимш! Сверкнула молния - бах! трах! - он упал и загорелся...
      - Ну-ну, Тас, - ласково сказала Крисания, осторожно, но твердо заставляя кендера лечь. - Никто тебя не тронет. Кто бы ни убил этого твоего Гнимша, теперь он не сможет причинить тебе вреда. Твои друзья рядом, правда, Рейстлин?
      - Моя магия сильна, - негромко произнес Рейстлин. - Не забывай об этом, Тассельхоф. Не забывай о силе моей магии!
      - Да, Рейстлин, - покорно ответил Тас, лежа совершенно неподвижно, словно пригвожденный к матрасу пронзительным взглядом мага.
      - Думаю, тебе действительно стоит остаться и побеседовать с ним, - тихо предложила Крисания. - Эти призраки, порожденные его воображением, еще некоторое время будут преследовать Тассельхофа и могут замедлить процесс выздоровления. С помощью Паладайна я вернусь к себе в комнату сама.
      - Значит, мы договорились не рассказывать Карамону? - уточнил Рейстлин, искоса поглядев на жрицу.
      - Да, - ответила Крисания твердо. - Иначе мы только расстроим его без надобности.
      Она посмотрела на своего пациента.
      - Я вернусь завтра утром, Тассельхоф, а ты поговори с Рейстлином. Облегчи свою душу. Потом ты заснешь, а когда проснешься, будешь вполне здоров. - Она положила свою прохладную ладонь на влажный лоб кендера и добавила: - Да пребудет с тобой Паладайн!
      - Карамон? - с надеждой спросил Тассельхоф. - Ты сказала - Карамон? Он здесь?
      - Да, он здесь. Когда ты выспишься как следует, когда поешь и отдохнешь, я отведу тебя к нему.
      - Я хочу встретиться с ним сейчас! - вскричал Тас чуть ли не в восторге, затем бросил боязливый взгляд в сторону Рейстлина. - Если, конечно, это вас не очень затруднит.
      - Нас-то не затруднит, - холодно ответил Рейстлин, - только Карамон сейчас очень занят. Он командует армией и ведет войну. На кендеров у него просто нет времени.
      - Нет... наверное, нет, - печально согласился Тассельхоф и вздохнул, опускаясь на подушку. Глаза его все еще были устремлены на Рейстлина.
      Крисания в последний раз погладила его по голове и встала. Сжимая в ладони медальон Паладайна, она прошептала молитву и исчезла.
      - Итак, Тассельхоф, - сказал Рейстлин тихим голосом, от которого кендера снова начало трясти, - теперь мы одни.
      Маг наклонился к кровати, поправил под головой Таса подушку и накрыл его одеялом до самого подбородка.
      - Тебе удобно?
      Тас ничего не мог сказать, он только кивнул, с нарастающим ужасом глядя на Рейстлина.
      Маг сел на кровать рядом с кендером. Он положил больному на лоб свою руку, потом пригладил его влажные волосы.
      - Ты помнишь моего ученика Даламара, Тас? - спросил Рейстлин небрежно. Если я не ошибаюсь, ты должен был видеть его в Вайретской Башне Высшего Волшебства. Я не ошибся?
      Его пальцы прикасались к коже кендера совсем легко, словно мохнатые паучьи лапы.
      - Помнишь, как Даламар разорвал на груди свою черную рясу и показал пять глубоких ран на груди? Ага, вижу, что помнишь. Это было наказание, Тас. Я покарал его за то, что он кое-что от меня скрыл.
      Пальцы мага перестали двигаться по лицу кендера и остановились на лбу, нажав чуть сильнее. Тассельхоф вздрогнул и до крови прикусил губу, чтобы не закричать.
      - Я... я помню, Рейстлин.
      - Какое интересное переживание, - заметил Рейстлин, - не так ли? Я могу прожечь твое тело насквозь одним прикосновением, как, скажем, я мог бы резать масло раскаленным ножом. Кендеры ведь любят все интересное и необычное?
      - Не до такой же степени, - с несчастным видом прошептал кендер. - Хорошо, я скажу тебе, Рейстлин. Я расскажу все... все, что случилось.
      Он закрыл глаза и начал говорить, дрожа при воспоминании о пережитом им ужасе.
      - Когда мы взлетели, мне вдруг показалось, что не мы поднимаемся над Бездной, а она... проваливается куда-то. Потом я увидел, что она больше не пустая, как мне казалось раньше. Я увидел... мне показалось, что я вижу долины, горы и моря...
      Кендер открыл глаза и вытаращился на мага с благоговением во взоре.
      - Только это были не моря! Это были ее глаза, а горы и долины - это были ее нос и губы... Мы взлетели вверх с лица! Когда мы поднялись достаточно высоко, Владычица Тьмы посмотрела на меня глазами, в которых горел огонь, открыла рот и... Я думал, что она сейчас нас проглотит! Но ничего не случилось - мы удалялись, а Темная Королева осталась где-то глубоко внизу под нами. И тут она поглядела на меня и сказала... и сказала...
      - Что же она сказала? - требовательно спросил Рейстлин. - Это послание было адресовано мне, можешь не сомневаться! За этим она тебя и послала. Что же сказала Королева?
      - Она сказала... - Голос кендера стал совсем тихим. - Вернись домой...
      Глава 13
      То, как подействовали на Рейстлина эти слова, потрясло кендера едва ли не больше, чем любое другое событие за всю его жизнь. Тасу приходилось видеть Рейстлина сердитым, приходилось видеть его довольным, Рейстлина убивающего и Рейстлина убиваемого - это когда Харас, герой народа гномов, пронзил его мечом, - но он никогда не видел на его лице такого выражения.
      Рейстлин настолько побледнел, что в первое мгновение Тассельхофа посетила нелепая мысль - Рейстлин умер от разрыва сердца. Во всяком случае, два зеркала - его глаза - разлетелись вдребезги, и Тассельхоф увидел, как в этих осколках тысячекратно отразилось его собственное удивленное лицо. Взгляд Рейстлина стал пустым, незрячим и бездонным, устремленным куда-то вперед, но ничего не способным различить вдали.
      Пальцы мага, лежавшие на лбу Тассельхофа, начали крупно вздрагивать, и кендер с изумлением увидел, как сидевший перед ним человек съеживается и становится маленьким и жалким. Лицо Рейстлина состарилось на глазах, а когда он встал, растерянно озираясь по сторонам, кендер заметил, что мага трясет.
      - Рейстлин? - спросил Тас с тревогой. Он был рад тому, что внимание мага наконец-то переключилось на что-то еще, кроме его скромной персоны, однако странное выражение лица Рейстлина обеспокоило его. Кендер с трудом сел на кровати. Головокружение прошло, а вместе с ним оставило Таса странное, неведомое ему прежде чувство страха. Он чувствовал себя почти что прежним Тассельхофом Непоседой...
      - Эй, Рейстлин, я не хотел ничего такого... Тебя что, тошнит? Ты выглядишь очень странно...
      Но маг ничего не ответил. Попятившись, он наткнулся на каменную стену и прилип к ней, часто, с присвистом дыша. Закрыв лицо руками, маг пытался совладать с собой. Его борьба с каким-то невидимым противником была так ясно видна Тассельхофу, словно Рейстлин сражался с напавшим на него привидением.
      Затем, с низким и протяжным криком, Рейстлин ринулся вперед. Схватив магический посох и путаясь на бегу в длинных полах плаща, он выбежал сквозь открытую дверь.
      Глядя ему вслед, Тас увидел, как Рейстлин пронесся мимо стоявшего в коридоре на часах девара. Тому хватило лишь одного взгляда на лицо мага, чтобы, до смерти перепугавшись, ринуться наутек. С пронзительным визгом он понесся по коридору в направлении, противоположном тому, в котором бежал Рейстлин, и вскоре ни того ни другого не стало видно.
      Все происшедшее было так удивительно, что кендеру потребовалось несколько секунд, чтобы понять: он больше не пленник.
      - Знаешь что, - вслух обратился к самому себе Тассельхоф, - Крисания была права. Я действительно чувствую себя намного лучше после того, как рассказал обо всем Рейсту. Жаль, что ему это ничего не дало, даже напротив - скорее повредило, но меня это не волнует. Во всяком случае - не сильно.
      Кендер протяжно вздохнул.
      - Никак в толк не возьму, зачем ему понадобилось убивать Гнимша? Ладно, может быть, когда-нибудь я у него спрошу. А пока... - Он огляделся по сторонам. - Первым делом нужно найти Карамона и сказать ему, что я добыл магическое устройство и мы можем наконец отправляться домой. Вот не думал, что когда-нибудь скажу такое, - бормотал он, пытаясь спустить ноги на пол, - но "домой" в данных обстоятельствах звучит удивительно здорово!
      Он попытался встать, но его ноги, очевидно, предпочитали оставаться в постели, так как Тассельхоф вдруг обнаружил себя по-прежнему сидящим на краешке койки.
      - Так не пойдет! - возмутился кендер, с угрозой глядя на взбунтовавшиеся конечности. - Не забывайте - без меня вы ничто! Я ваш хозяин, поэтому, когда я говорю "Шагай!", вы должны шагать. Ясно? А сейчас я собираюсь встать, - хмуро предупредил Тассельхоф свои ноги. - И вправе ожидать от вас послушания.
      После такой суровой отповеди эффект был налицо. Ноги вели себя намного лучше, чем в первый раз, и кендер, правда, слегка покачиваясь, сумел пересечь темную комнату и подобраться вплотную к двери, за которой начинался освещенный несколькими факелами коридор.
      Осторожно выглянув из-за угла, он посмотрел сначала налево, потом направо, но не увидел ничего, кроме дверей темных комнат, подобных той, из которой он так стремился выбраться. Левый коридор уводил во тьму, правый заканчивался ведущей наверх лестницей.
      "Интересно, где это я?" - задумался кендер, направляясь к лестнице, так как, насколько он мог судить, единственный выход из подземелья был именно там. "Впрочем, не так уж это и важно, - заключил он с философским спокойствием. Вот преимущество человека, побывавшего в Бездне, - все остальные места, сколь угодно мерзкие, по сравнению с ней кажутся ему светлыми и прекрасными".
      На полдороге ему пришлось остановиться для небольшого спора со своими ногами, которые опять взбунтовались. Видимо, они очень хотели вернуться в постель и полежать еще немного, так что Тассельхофу пришлось напомнить им, "кто в доме хозяин". Когда эта минутная слабость прошла, кендер приблизился к подножию лестницы и вдруг услышал доносившиеся сверху голоса.
      - Вот незадача, - пробормотал он с досадой, проворно ныряя в тень. Наверху кто-то есть. Должно быть, это стража. Похоже на гномов. Девары - так, кажется, они называются...
      Кендер затаился и напряг слух, пытаясь разобрать, о чем шла речь.
      - Неужели нельзя было сподобиться выучить язык, на котором разговаривают все приличные люди, - с раздражением заметил он через несколько минут. - Ведь ничего же не понятно! Впрочем, они что-то уж слишком возбуждены!
      Не в силах справиться со своим непомерным любопытством, Тассельхоф медленно поднялся по лестнице и заглянул за угол, но тут же спрятался обратно.
      - Двое, - пробормотал он. - И оба загораживают мне проход. И ведь никак их не обойдешь...
      Его кошельки с оружием и инструментами исчезли, оставшись в подземных темницах Торбардина, но нож за поясом он сохранил.
      "Но чем он может мне помочь против этих?" - спросил сам себя Тассельхоф, с уважением вспоминая огромные боевые топоры, которые он заметил в руках гномов.
      Он выждал еще немного, надеясь, что темные гномы уйдут. Оба часовых выглядели довольно усталыми, однако они словно приросли к тому месту, которое охраняли, и уходить никуда не собирались.
      - Но я же не могу оставаться здесь всю ночь или весь день, смотря что у них там наверху, - проворчал Тассельхоф. - Ладно, последую совету отца, который любил говорить: "Сначала поработай языком, и только потом берись за отмычку". Самое худшее, что они мне сделают - если, конечно, не убьют меня на месте, это посадят обратно под замок. В этом случае я снова буду на свободе минимум через полчаса - или я ничего не понимаю в замках.
      Кендер тихо пошел по коридору.
      "Или это не отец говорил? - размышлял он на ходу. - Тогда кто? Может быть, дядюшка Пружина?"
      Выйдя из-за угла, Тас оказался на виду у гномов-часовых, которые заметно вздрогнули при виде кендера.
      - Привет! - беззаботно окликнул их Тас. - Меня зовут Тассельхоф Непоседа. - Он протянул руку для знакомства. - А вас? Ах, вы не хотите знакомиться? Ну и хорошо. Наверняка я не смог бы правильно произнести ваши имена. Видите ли, я сидел там внизу, в тюрьме, а теперь я ищу того человека, который обычно запирал меня на замок. Вы, должно быть, знаете его - это маг, который всегда ходит в черном. Он как раз допрашивал меня, когда кое-какие мои слова сильно его удивили. У него сделалось что-то вроде припадка, и он выбежал из камеры, позабыв запереть дверь. Может быть, кто-нибудь из вас видел, куда он побежал? Я хотел бы... Эй, куда же вы?
      Тассельхоф заморгал, потом с осуждением покачал головой.
      - Фу, какие они невоспитанные! Разве прилично вести себя подобным образом?
      Последние слова относились к обоим гномам, которые сначала рассматривали кендера с нарастающей тревогой на лицах, а затем, хором выкрикнув какое-то смутно знакомое слово, бросились наутек.
      - "Антаракс", - повторил задумчиво Тассельхоф, с недоумением глядя вслед гномам. - Похоже на гномье слово... Ах да, конечно! "Моровая язва"... Так вот оно в чем дело - они думают, что я все еще болен чумой. Ну что ж, это весьма кстати.
      Теперь кендер стоял в длинном и пустом коридоре, почти точь-в-точь таком же, как и тот, который он видел внизу. В дальнем его конце виднелась еще одна лестница, к которой бежали оба девара.
      - Я все еще не знаю, где я, - подытожил Тас, - и никто, похоже, не собирается подсказать мне, как отсюда выбраться. Должно быть, мне придется последовать за этими двумя деварами - уж они-то, наверное, знают, где выход. Может быть, мне повезет, и Карамон тоже окажется где-нибудь поблизости.
      Однако подгибающиеся ноги недвусмысленно указали Тассельхофу на то, что о беге не может быть и речи. Кендер неловко заковылял вслед за гномами, стараясь двигаться как можно быстрее, однако они взлетели по ступенькам и пропали из виду, а Тас еще не преодолел и половины коридора. Отдуваясь и борясь с головокружением, он карабкался вверх, горя желанием поскорее найти Карамона, однако, справившись с последней ступенькой и завернув за угол, он резко остановился.
      - Оп-па! - Кендер присел от неожиданности и поспешно отступил обратно, зажимая рот рукой. - Заткнись, Непоседа, если не хочешь иметь дело с целой деварской армией.
      И действительно, двое стражников, за которыми спешил Тассельхоф, столкнулись в коридоре по меньшей мере с двумя десятками гномов. Скорчившись в каком-то темном углу, Тас слышал их возбужденные восклицания и все ждал, что они вот-вот отправятся искать его, топая ножищами по каменному полу.
      Но ничего подобного не случилось.
      Прислушиваясь к разговору, Тас выждал еще немного, а потом рискнул выглянуть из-за угла. Только теперь он разглядел, что некоторые из присутствующих гномов вовсе не похожи на деваров - их бороды были тщательно расчесаны, да и одеты они были в сверкающие доспехи.
      Самое главное, они выглядели довольно воинственно и грозно. На двух деваров эти новые гномы смотрели мрачными взглядами, словно прикидывая свежевать их сейчас или немного погодя.
      - Горные гномы! - пробормотал Тассельхоф, узнав орнамент на доспехах и гербы на щитах. - А если верить тому, что сказал Рейстлин, - они и есть враги, с которыми воюет Карамон. Следовательно, они должны сейчас быть у себя под горой, а не у нас. Если мы, конечно, сами не под горой, а я начинаю склоняться именно к этому выводу. Интересно, однако, что они тут делают?
      В это время один из горных гномов заговорил, и Тассельхоф заметно просветлел.
      - Наконец-то попался хоть кто-то, кто говорит на нормальном языке! - с облегчением вздохнул он.
      Гном говорил на грубой смеси гномьего и Общего, что объяснялось, по-видимому, его незнанием или нежеланием говорить по-деварски. Насколько Тас понял, предводителю горных гномов было плевать на спятившего мага и на умирающего от чумы кендера, который бродит где-то в подземном лабиринте.
      - Мы пришли за головой предводителя Карамона, - прорычал гном. - Вы, девары, сказали нам, что маг обещал все подготовить. Если все готово, то на конечном этапе мы могли бы обойтись и без него; лично я предпочел бы не иметь больше дел с черным магом. Теперь скажи мне, Аргат, твои воины готовы атаковать вражескую армию изнутри? Готовы ли вы пойти и убить предводителя? Или все это было простой уловкой? Если да, то вашим сородичам в Торбардине придется плохо!
      - Это не уловка, - проревел тот, кого звали Аргат, и стиснул кулаки. - Мы готовы начать действовать. Предводитель сейчас в штабе. Маг сделал так, что он сейчас один - с ним только его телохранитель. Наши люди готовы атаковать гномов холмов. Когда вы сделаете свою работу, когда лазутчики сообщат, что ворота Торбардина открываются...
      - Сигнал уже звучит, звучит в эти самые минуты, - отрезал предводитель горных гномов. - Если бы мы были над землей, ты услышал бы зов боевых труб. Армия Торбардина уже идет!
      - Тогда идем и мы, - подтвердил Аргат. Поклонившись, он сказал с насмешкой: - Если ты не боишься, идем с нами. Мы лишим Карамона головы прямо сейчас.
      - Я пойду с вами, - холодно сказал гном, - лишь затем, чтобы убедиться, что вы не замыслили никакого нового предательства.
      О чем еще говорили гномы - Тассельхоф не слышал. Привалившись спиной к стене, он старался переварить услышанное. Ослабевшие ноги затекли, и в них впивались тысячи иголок, голова кружилась, а в ушах гудело, но Тас ничего этого не замечал.
      - Карамон, - прошептал он, стараясь что-нибудь придумать. - Они хотят убить его! И все это устроил Рейстлин...
      Тас вздрогнул.
      - Бедный Карамон. Его родной брат-близнец... Если бы только он узнал, это убило бы его на месте. Гномам не понадобились бы даже их топоры.
      Внезапно кендер вскинул голову.
      - Тассельхоф Непоседа! - сердито сказал он себе. - Что это ты делаешь? По-моему, ты бездействуешь и не знаешь, на что решиться, совсем как овражный гном, у которого одна нога завязла в глине. Ты должен спасти Карамона! В конце концов, ты же пообещал Тике присматривать за ним!
      "Спасти его?! Как, старая дверная ручка?,.. - зазвучал у него в голове гулкий голос, подозрительно похожий на голос Флинта. - Там не меньше двадцати гномов, а у тебя лишь этот нож, которым лишь курам головы отрезать!
      - Что-нибудь придумаю, - отрезал кендер. - А ты сидишь себе под деревом, ну и сиди...
      В ответ послышалось насмешливое фырканье, но Тас не обратил на него никакого внимания. Выпрямившись во весь рост, он выдернул из-за пояса маленький нож и начал бесшумно - как умеют только кендеры - красться по коридору.
      Глава 14
      У нее были темные волнистые волосы и кривоватая хитрая улыбка, которая впоследствии так нравилась мужчинам у ее дочери. Ее характер был простым, открытым и честным, как у одного из ее сыновей, и еще она обладала даром редким и удивительным, - который она сумела передать своему второму сыну.
      Это была способность к магии. Но одна способность сама по себе мало что значит, а она была слаба - слаба волей и духом. Вместо того чтобы самой повелевать магическими силами, она позволила магии овладеть собой, и поэтому она умерла. Ее смерть не оказала почти никакого воздействия ни на ее дочь волевую и целеустремленную Китиару, ни на сына-силача Карамона. Китиара вообще ненавидела мать и сильно ревновала ее, а Карамон, хоть и забоится о матери, однако гораздо ближе ему был собственный брат-близнец - хрупкий и болезненный Рейстлин. Кроме того, странные видения и галлюцинации, а также мистические трансы, в которые мать частенько впадала, делали ее абсолютной загадкой для молодого воина.
      Рейстлина смерть матери повергла в глубокое отчаяние. Он был единственным из ее детей, кто до конца понимал свою мать. Он жалел ее за слабость характера, хотя за нее же и презирал. Когда мать умерла, Рейстлин пришел в ярость; он остался один-одинешенек в целом мире, наедине со своим драгоценным и опасным даром. Как ни сердился молодой маг, в глубине его души рождался безотчетный, всепоглощающий страх, ибо в судьбе матери ему виделся его собственный жребий.
      После смерти мужа мать Рейстлина погрузилась в состояние, близкое к трансу, вызванное горем и безразличным отчаянием, из которого она не вышла до конца своих дней. Рейстлин был беспомощен. Он ничего не мог сделать, только смотрел, как угасает огонек ее жизни, по мере того как она медленно уходит во тьму. Мать лежала молча, никого не узнавая и отказываясь от еды, то и дело разумом своим уносясь в иные планы бытия, видеть которые дано было только ей. Ее сына - тоже мага - это потрясло до глубины души.
      Он сидел с матерью в ее последнюю ночь. Держа мать за тонкую руку, он смотрел, как ее ввалившиеся, лихорадочно блестящие глаза следят за чудесами, вызванными к жизни сорвавшимися с цепи магическими силами.
      Этой ночью Рейстлин поклялся себе страшной клятвой, что никогда не позволит никому и ничему - ни своему брату-близнецу, ни сводной сестре, ни магии, ни судьбе, ни даже богам - играть собой так, как это было с его матерью. Он сам, и только сам поведет себя по жизни, поведет туда, куда ему будет нужно.
      Он поклялся себе в этом самой страшной клятвой, связавшей его на всю жизнь, но он был еще мальчишкой, который остался один в темноте подле умирающей матери. Он слышал ее последний судорожный вздох и чувствовал, как последняя дрожь пробежала по тонким, таким же, как у него самого, пальцам. Сжимая эти пальцы, он плакал и все умолял ее сквозь слезы:
      - Мама, вернись домой... вернись домой!
      Теперь, в Замане, эти слова были обращены к нему. Они дразнили и испытывали, смеялись и молили, разогревали его гнев и холодили душу. Они звенели в ушах, эхом отдавались в голове, словно звучали надтреснутые колокола - не в тон, не в лад, невпопад. Чувствуя, что голова его вот-вот разлетится от боли, Рейстлин сильно ударился лбом о стену.
      Однажды Рейстлин видел, как Ариакас пытал пленного рыцаря, заперев его внутри звонницы. Ночь напролет темные жрецы звонили в колокола, вознося хвалу своей Королеве. Наутро рыцарь был найден мертвым, а на его перекошенном лице навеки застыла гримаса ужаса - ужаса столь бесконечного и глубокого, что даже привычные к жестокости палачи поспешили поскорее избавиться от трупа.