— С дороги! — приказал Карамон, неприятно удивленный.
— Прошу прощения, — твердо ответил Микаэл, хотя гигант видел, как трясутся его губы. — Фистандантилус приказал мне не пропускать никого.
— Вот видишь! — воскликнула Крисания, когда Карамон отступил на шаг, гневно глядя на Микаэла. — Я хотела сказать, но ты меня не слушал! Я всю ночь пыталась войти к нему, я знаю, там внутри случилось что-то ужасное. Но Рейстлин заставил этого юношу поклясться Кодексом и какими-то весами, что ли…
— Мерой, — машинально поправил Карамон, качая головой и думая о Стурме. — Кодексом и Мерой. Этой клятвы ни один рыцарь не нарушит, даже если ему будет грозить смерть.
— Но это же безумие! — вскричала Крисания, и ее голос сорвался.
В смятении она закрыла лицо руками. Карамон нерешительно обнял ее, но Крисания лишь благодарно прижалась нему.
— О Карамон, я так испугалась! — проговорила она. — Это было ужасно. Я проснулась среди ночи — мне показалось, что он зовет меня. Я побежала сюда и увидела, как в палатке вспыхивает огонь, и услышала голос Рейстлина. Он выкрикивал какие-то непонятные слова. Потом Рейст стал звать тебя… А затем я услышала, как он в отчаянии стонет. Я хотела войти, но…
Крисания слабо взмахнула рукой в сторону Микаэла.
— Потом его голос стал стихать. Это было ужасно, жутко! Как будто какая-то сила уносит его прочь!..
— А что было потом?
Крисания некоторое время молчала, потом неуверенно сказала:
— Он… говорил что-то еще. Огонь погас, и раздался громкий треск, словно гром ударил. А потом все затихло, только… только это была очень страшная тишина. Жрица зажмурилась и вздрогнула.
— Что он сказал? — настойчиво переспросил Карамон. — Ты разобрала?
— Мне показалось… я еле слышала его, но мне показалось, он сказал что-то похожее на «бубу» или «бупу». Крисания растерянно подняла на Карамона глаза.
— Бупу! — удивленно вскричал Карамон. Ты уверена?
Крисания кивнула.
— Почти.
— Но почему он звал именно ее, эту маленькую девчонку из племени овражных гномов? — требовательно спросил Карамон.
— Понятия не имею. — Крисания устало вздохнула, отбрасывая ладонью упавшие на глаза волосы. — Я тоже об этом думала. Разве что… Это не Бупу рассказывала Пар-Салиану о том, как добр был с нею Рейстлин когда-то?
Карамон тряхнул головой. Об овражных гномах можно будет подумать потом. На данный момент его гораздо больше занимала совсем другая проблема. Он посмотрел на Микаэла и опять вспомнил Стурма. Сколько раз в своей жизни он видел подобное выражение на лице Соламнийского Рыцаря? Эта клятва, клятва Кодексом и Мерой…
Будь проклят этот Рейстлин!
Микаэл будет стоять здесь, пока не упадет от усталости, а очнувшись и увидев, что не сдержал слова, — убьет себя. Должен быть какой-то способ обойти клятву — или обойти Микаэла.
Карамон посмотрел на Крисанию. Она могла бы воспользоваться своими способностями жрицы и заколдовать воина.
Но об этом нечего и мечтать. Да после этого ее сожгут живьем, и даже он ничего не сможет поделать. Будь проклят Рейстлин, все жрецы и жрицы! А также и все Соламнийские Рыцари с их дурацкими Кодексом и Мерой!
Испустив протяжный вздох, он подошел к Микаэлу. Воин с угрозой приподнял свою гожу, но Карамон показал ему пустые ладони.
Затем гигант неуверенно прокашлялся. Он знал, что хочет сказать, но не представлял, с чего ему следует начать. В голову вновь и вновь лезли воспоминания о Стурме, и Карамон будто наяву увидел лицо старого друга.
Впрочем, сейчас оно встало перед его глазами не таким, каким было при жизни, скрытое под благородной, но суровой и холодной маской. Карамон понял, что в память ему врезалось лицо мертвого рыцаря, с которого перенесенные страдания стерли выражение непомерной гордости и упрямства. В темных неподвижных глазах еще горел отсвет теплоты и понимания, и Карамону показалось, что Стурм печально улыбается ему.
Поначалу Карамон был настолько испуган этим видением, что почти лишился дара речи и молча смотрел на Мнкаэла. В конце концов образ Стурма растаял, и он понял, что глядит на мрачное, испуганное и усталое, но исполненное суровой решимости лицо молодого рыцаря.
— Микаэл, — сказал Карамон, не опуская рук. — Когда-то у меня был друг — член Ордена Соламнийских Рыцарей. Сейчас он мертв. Он погиб в бою далеко отсюда, когда… Впрочем, это не имеет значения. Стур… мой друг был очень похож на тебя. Так же, как и ты, он верил в рыцарский Кодекс и готов был отдать ради этого свою жизнь. Однако в самом конце он вдруг понял, что в жизни есть что-то более важное, чем Кодекс и Мера, нечто давно забытое и не принимаемое во внимание…
Микаэл упрямо нахмурился и крепче стиснул копье.
— Сама жизнь… — негромко закончил Карамон. В глазах рыцаря сверкнул огонек, который почти сразу же исчез из-за выступивших на его глазах слез.
Микаэл сердито моргнул, и выражение суровой решительности снова проступило в его чертах. И все же Карамону показалось, что юноша из последних сил борется со своим отчаянием и сомнениями.
И он зацепился за это, направляя свои слова точно в цель, словно наконечник стрелы, острие меча или пики.
— Жизнь, Микаэл… Это больше, чем Кодекс и Мера. Это самое важное на свете. И речь идет не только о нас, но и о жизни наших близких и друзей. Кодекс и Мера были созданы для того, чтобы хранить и защищать жизнь, однако в конце концов про нее как-то позабыли, и это назначение великих Правил было утрачено.
Они стали важнее самой жизни…
Карамон опустил поднятые руки на затылок и сделал еще один шаг по направлению к Микаэлу.
— Я требую, чтобы ты покинул свой пост, вовсе не потому, что держу в мыслях какое-то коварство. И ты и я — мы оба знаем, что ты покинешь свой пост не из трусости. — Карамон покачал головой. — Только боги ведают, что ты видел и слышал сегодняшней ночью. Я прошу пропустить меня из сострадания. Там, внутри, мой брат. Возможно, он умирает или уже умер. Когда он заставил тебя дать клятву, он не предвидел подобного исхода. Я должен прийти к нему на помощь.
Пропусти меня, Микаэл. Этим ты не уронишь чести и не запятнаешь своего имени.
Микаэл стоял неподвижно, глядя прямо перед собой. Внезапно с его лицом что-то случилось, плечи ссутулились, а пика выпала из пальцев. Карамон едва успел протянуть руки и подхватить падающее тело. Прижимая юношу к себе, гигант почувствовал, как рыдания сотрясают его тело, и неловко похлопал его по плечу.
— Эй, кто-нибудь, — позвал он, обернувшись через плечо. — Сходите за Гэриком! А, вот и ты… — Гигант с облегчением вздохнул, увидев, что Гэрик бегом направляется к ним. — Отведи своего кузена к костру, — распорядился он. — Покормите его чем-нибудь горячим и дайте выспаться. А ты… — он указал на одного из воинов, — встанешь на его место.
Когда Гэрик увел Микаэла, Крисания хотела войти в палатку, но Карамон остановил ее.
— Лучше я войду первым, госпожа.
Он ожидал, что жрица начнет спорить, и удивился, когда Крисания покорно отступила в сторону. Карам он уже взялся за полог палатки, когда почувствовал ее руку на своем плече.
Слегка вздрогнув, он обернулся.
— Ты мудр, как Элистан, — сказала жрица, пристально заглядывая ему в глаза. — Я тоже могла сказать рыцарю эти же слова, но почему-то не сказала.
Почему, как ты думаешь?
Карамон слегка покраснел.
— Я… я просто попытался понять его, вот и все, — пожал он плечами. — Поставить себя на его место…
— А я не хотела понять его. — Крисания побледнела и прикусила губу. — Я желала только, чтобы он мне подчинился.
— Вот что, госпожа, — решительно перебил ее Карамон. — Покопаться в своей душе мы еще успеем. Сейчас мне может понадобиться помощь.
— Конечно! — В лице жрицы снова появилось выражение твердости и уверенности в себе. Ни секунды не колеблясь, она вошла в палатку мага вслед за Карамоном.
Памятуя об оставленном снаружи часовом и о многих других любопытных, Карамон плотно задернул полог. В палатке было настолько темно, что поначалу он ничего не мог рассмотреть. Некоторое время Карамон и Крисания неподвижно стояли у входа, ожидая, пока их глаза привыкнут к темноте. Внезапно жрица вцепилась гиганту в плечо.
— Я слышу, как он дышит! — с облегчением сказала она.
Карамон кивнул и медленно шагнул вперед. Снаружи становилось все светлей и светлей, и кромешный мрак понемногу рассеивался.
— Вот он! — Карамон пинком отшвырнул попавший ему под ноги легкий походный стул и опустился на колени.
— Рейст! — негромко позвал он.
Маг лежал на полу. Даже в полутьме было видно, что лицо его стало пепельно-серым, а губы посинели. Дышал он часто и неглубоко, но все-таки дышал!
Карамон осторожно приподнял тело брата и перенес на кровать. На губах Рейстлина появилась довольная улыбка — будто он видел какой-то приятный сон.
— Мне кажется, он просто спит, — озадаченно сообщил гигант Крисании, которая в это время накрывала мага одеялом. — Но что-то определенно случилось.
В палатке уже можно было кое-что рассмотреть, но Карамон все же зажег принесенную с собой свечу и внимательно огляделся.
— Интересно… О боги!..
Крисания подняла голову.
Шесты, на которых держалась палатка, были опалены каким-то страшным огнем, да и крепчайшая ткань местами почернела и словно бы расплавилась. Впечатление было такое, словно в палатке бушевал огненный смерч, однако сама она на удивление мало пострадала, и восклицание Карамона было вызвано вовсе не ее видом, а предметом, стоявшим на столе.
— Глаз Дракона! — с благоговением прошептал Карамон.
Созданный усилиями магов всех трех Лож и наполненный концентрированной сутью добрых, злых и нейтральных драконов, этот шар, настолько могущественный, что мог подобно мосту соединять берега разных времен, все еще покоился на серебряной подставке на столе Рейстлина.
Только раньше он был источником магического, чарующего сияния.
Теперь же он был черным, безжизненным, а в самом центре зияла глубокая трещина.
Теперь…
— Он разбился, — прошептал Карамон.
Глава 4
Армия Фистандантилуса переправилась через проливы Чоллси благодаря имеющейся в ее распоряжении целой флотилии разнокалиберных судов: ветхих лодчонок и баркасов, парусных джонок и гребных галер, грубых барж и разукрашенных прогулочных гондол. Отрезок пути, который предстояло преодолеть морем, был не слишком велик; потребовалось чуть больше недели, чтобы переправить людей, животных и продовольственные припасы.
К тому моменту, когда армия достигла побережья, она разрослась настолько, что лодок уже не хватало. Некоторым судам пришлось совершить по несколько рейсов туда и обратно. Самые вместительные из них были переоборудованы для перевозки скота: превратившись в плавучие скотные дворы, они имели даже стойла для лошадей и коров, а также загоны для свиней.
Переправа прошла довольно гладко, хотя Карамон уже больше недели спал всего по три часа в сутки. Все остальное время он занимался решением проблем, которые, по всеобщему убеждению, никто, кроме него, решить не мог: начиная со скота, страдающего морской болезнью, и заканчивая подъемом с морского дна деревянного сундука с мечами, оброненного по небрежности в воду.
Когда основные силы были уже на противоположном берегу, налетевший внезапно шторм задержал переправу по меньшей мере дня на два. Огромные волны бились о берег, а ураганный ветер сорвал с якорей две баржи, к счастью, пустые, и выбросил их на камни. Как бы там ни было, в конце концов переправилась вся великая армия.
Обошлось без серьезных происшествий, если не считать свалившегося за борт любопытного мальчишки (спасен) да лошади, сломавшей ногу (пущена в общий котел).
На другом берегу армию встречал вождь Всадников Равнин — племен варваров-кочевников, населявших северные степные районы Абанасинии; они были весьма не прочь захватить легендарные сокровища горных гномов. Кроме того, прибыли и представители гномов холмов. Именно встретившись с ними, Карамон испытал потрясение, которое запомнилось ему на долгие годы.
— Регар Огненный Горн и его спутники! — провозгласил Гэрик, входя в палатку. Отступив в сторону, рыцарь пропустил вперед трех гномов.
Карамон, в ушах которого еще звучало имя главного гнома, уставился на него во все глаза. Он смотрел до неприличия долго, и только тонкие пальцы Рейстлина, сомкнувшиеся на его запястье, заставили предводителя опомниться.
— Ни слова!.. — прошипел маг.
— Но он похож… а имя! — вполголоса отозвался Карамон.
— Разумеется, — заявил Рейстлин ровным голосом. — Скорее всего, это дед нашего Флинта.
Дед Флинта! Флинта Огненного Горна — старого боевого друга Карамона, умершего на руках у Таниса в Обители Богов. Ворчливый, раздражительный, острый на язык, на самом деле он был отзывчивым и мягкосердечным гномом. Карамону он всегда казался чуть ли не стариком, а вот теперь оказывается, что он еще даже не родился. Перед Карамоном стоял дед Флинта.
Бывший гладиатор почувствовал легкое головокружение, с необыкновенной остротой осознав, где он находится и в каком времени. Все, что случалось с ним до этого, могло происходить и в другую эпоху, в его времени, и Карамон так к этому и относился, стараясь не принимать ничего близко к сердцу. Даже обещание Рейстлина отправить его домой представлялось ему чем-то вроде обычной поездки.
Он даже воображал себе, как братец сажает его на какой-то особенный корабль и машет с пристани платочком. Все разговоры об «изменении» времени исполин просто-напросто выкинул из головы. Он мало что понимал в этих вопросах, а все попытки разобраться в них напоминали ему бесконечное хождение по кругу.
Теперь же его сначала бросило в жар, затем в холод. Флинт еще не родился.
Таниса нет. Тика не существует. Его самого еще нет на свете!
Нет, слишком невероятно, слишком сложно. Этого не может быть!
Шатер покачнулся перед глазами Карамона, и он испугался, что его сейчас стошнит. К счастью, Рейстлин уже обратил внимание на смертельную бледность его лица. Интуитивно поняв, что именно пытается осознать и усвоить его брат, Рейстлин поднялся на ноги и, заслонив совершенно обалдевшего Карамона, произнес несколько приветственных фраз. Между делом он бросил на предводителя многозначительный резкий взгляд, напоминая ему о его долге.
Наконец Карамон взял себя в руки и приложил максимум усилий, чтобы выбросить из головы все. мысли, которые его смущали и беспокоили. Впрочем, он пообещал себе обязательно все это спокойно обдумать, когда наступит более подходящий случай. В последнее время Карамон часто поступал именно таким образом, вот только удобный момент для раздумий никак не наступал…
Как бы там ни было, гигант встал из-за стола и обменялся рукопожатием с коренастым седобородым гномом.
— Вот никогда не думал, — заговорил Регар, опускаясь в предложенное кресло и одним глотком опустошая поднесенную ему кружку эля, — что мне придется иметь дело с людьми и магами, да еще и выступить против моих дальних родственников.
С этими словами гном ухмыльнулся и посмотрел на дно пустой кружки. Карамон жестом приказал снова налить пенного эля предводителю гномов холмов.
Не переставая ухмыляться, Регар дождался, пока осядет пена. Затем он вздохнул и поглядел на Карамона, который сидел за столом напротив него.
— Дурт замиш охт дурт табор. Странные времена порождают странное братство.
— Кто бы мог возразить, но только не я, — пробормотал Карамон, покосившись в сторону Рейстлина. Потом он поднес к губам чашу с водой и медленно выпил. Маг из вежливости чуть пригубил вина из стоявшего перед ним бокала.
— Давайте встретимся на рассвете и обсудим наши планы, — предложил Карамон. — К этому времени вождь варваров тоже будет здесь.
Ухмылка Регара стала глубже, и Карамон мысленно вздохнул, предчувствуя неприятности. Несмотря на это, он продолжал как можно более приветливым тоном:
— Давайте отужинаем сегодня вечером, чтобы скрепить наш союз, уважаемый гном.
Услышав такое, Регар не выдержал и вскочил на ноги.
— Может, мне и придется сражаться бок о бок с варварами, — прорычал он, — но, клянусь бородой Реоркса, я не обязан сидеть с ними за одним столом. Да и с вами тоже!
Карамон снова встал. Он был одет в свои самые лучшие парадные доспехи (подарок рыцарей) и производил впечатление весьма внушительное. Гном даже присвистнул, глядя на гиганта снизу вверх.
— Ты очень силен, так? — спросил он и фыркнул. С сомнением покачав головой, гном добавил:
— Я подозреваю, что и в голове у тебя больше мускулов, чем мозгов.
Карамон не сдержал улыбки, хотя слышать эти слова ему было больно. Фраза Регара прозвучала очень похоже на то, что мог бы сказать в такой ситуации Флинт.
Но Рейстлин не улыбался.
— Что касается военных вопросов, — неожиданно произнес он, — то мой брат умеет блестяще их решать. Когда мы выехали из Палантаса, нас было всего трое.
Именно благодаря смекалке и энергии предводителя Карамона нам удалось собрать и привести в Абанасинию могущественную армию. Полагаю, этого должно быть достаточно, чтобы вы признали его единственным главой военного союза.
Регар снова фыркнул, пронзительно глядя на мага из-под насупленных, мохнатых бровей серо-стального цвета. Затем он повернулся, позвякивая тяжелыми доспехами, и неуклюже протопал к выходу из шатра. У порога он обернулся.
— Выехали втроем из Палантаса? — переспросил он. — А теперь все это?..
Гном широко взмахнул рукой, обводя взглядом Карамона, палатку, рыцарей в сверкающей броне, стоявших на часах у выхода, и вспоминая сотни людей, которых он видел еще утром, занятых разгрузкой кораблей со снаряжением и продовольствием или обучающихся воинскому искусству под руководством опытных командиров…
Карамон, удивленный и тронутый неожиданным комплиментом мага, не нашел что ответить. Ему удалось только кивнуть.
Регар фыркнул в третий раз и вышел, однако в его темных глазах промелькнуло нечто похожее на восхищение. Не прошло и нескольких минут, как он снова заглянул в палатку.
— Я приду на ужин, — проговорил он и исчез.
— Мне тоже пора, брат мой, — рассеянно промолвил Рейстлин, поднимаясь из-за стола. Сложив на животе спрятанные в рукавах руки, маг в глубокой задумчивости пошел к выходу. Карамон неловко взял его за локоть. Рейстлин остановился с явным раздражением.
— Что еще?
— Я… я просто хотел поблагодарить. — Карамон сглотнул слюну и поспешно продолжил:
— …За то, что ты сказал. Ты… никогда не говорил обо мне ничего подобного… раньше.
Рейстлин улыбнулся. Это была улыбка, в которой участвовали только его тонкие губы, но не глаза, однако Карамон ничего этого не заметил — так глубоко он был взволнован и растроган.
— Это не похвала, а всего лишь истина, — пожал плечами маг. — Кроме того, даже если бы это была ложь, она все равно помогла бы нам приблизиться к цели, коль скоро эти гномы необходимы нам как союзники. Я всегда говорил, что у тебя есть немало скрытых достоинств и талантов, однако ты до сих пор не удосужился их как следует развить. Мы же, в конце концов, близнецы, — ухмыляясь, присовокупил Рейстлин. — Я не думаю, чтобы мы были слишком уж разными, хотя ты, кажется, почти убедил себя в обратном.
Он пошел было дальше, но рука Карамона снова остановила его. Сдержав нетерпеливый вздох, маг повернулся к брату.
— Я хотел убить тебя в Истаре. — Гигант облизнул сухие губы. — И… я думаю, у меня была для этого серьезная причина, по крайней мере, если судить по тому, что мне тогда было известно. Сейчас я в этом не так уверен…
Он вздохнул, поглядел на мыски своих ботинок и снова поднял голову.
— Мне хотелось бы думать, что ты поставил магов в такое положение, что им пришлось отправить меня в прошлое для того, чтобы помочь мне как следует усвоить этот урок. Возможно, основная причина была вовсе не и этом… — поспешно добавил Карамон, заметив, как нервно сжались губы Рейстлина и как быстро его обычный холодный взгляд становится ледяным. — Я даже уверен, что эта причина не была для тебя главной. Ты все это затеял в первую очередь ради себя самого, это-то я знаю очень хорошо. И все же мне кажется, какая-то частичка тебя думала и обо мне. Тебе было не совсем наплевать, что я в беде, и ты решил помочь.
Рейстлин наблюдал за своим братом с явным удовольствием. Увидев, что Карамон замолчал, он слегка пожал плечами.
— Хорошо, брат. Если эти романтические бредни помогут тебе лучше сражаться и строить свою стратегию, если вообще они помогут тебе думать, а мне — и это для меня самое важное — уйти наконец отсюда и вернуться к работе, можешь тешить себя ими сколько угодно. Мне до этого нет никакого дела.
Маг освободил локоть от пальцев Карамона и зашагал к выходу из шатра. Он уже взялся за полог, но вдруг заколебался. Полуобернувшись, он заговорил негромко, однако в каждом его слове слышались боль и глубокая печаль.
— Ты никогда не понимал меня, Карамон. Затем он ушел, сопровождаемый тихим шуршанием своей черной накидки.
***
Ужин решили провести на свежем воздухе. Поначалу, однако, все складывалось далеко не лучшим образом.
Угощение было расставлено на длинных столах, наскоро сколоченных из плотов. Регар прибыл в сопровождении четырех десятков гномов. Темный Ковыль
— вождь Всадников Равнин, своей горделивой осанкой, высокой статной фигурой, суровым видом и мрачным лицом напомнивший Карамону Речного Ветра, — также привел с собой не менее сорока варваров. В свою очередь, Карамон выбрал из своего окружения около сорока воинов, которым, как ему казалось, он мог полностью доверять и кто способен был вести себя благоразумно даже во хмелю.
Предводитель с самого начала предполагал, что и гномы, и варвары, и его воины сядут за столами отдельно друг от друга и никакие уговоры не заставят эти племена смешаться между собой. Так и случилось. Гномы сгрудились вокруг Регара, варвары окружили своего вождя, а солдаты Карамона растерянно переминались с ноги на ногу, не зная, то ли сразу хвататься за мечи, то ли стоит немного подождать.
Карамон вышел вперед. Для этого случая он подготовился специально, надев золотые доспехи, в которых выступал когда-то на арене в Истаре. Бронзовая кожа, мощная атлетическая фигура, властное выражение лица произвели такое сильное впечатление, что даже гномы переглянулись, как бы против воли восхищаясь исполином. Но одного восхищения было явно недостаточно.
Карамон поднял руки.
— Я приветствую своих гостей и соратников! — провозгласил он гулким баритоном. — Добро пожаловать к столу. Этот ужин посвящен нашему союзу, и, смею надеяться, он положит начало долгой дружбе между столь разными племенами.
Среди гостей пронесся возмущенный ропот, а один из гномов сплюнул себе под ноги. Варвары мигом схватились за луки и выступили вперед — среди Всадников Равнин подобный жест считался смертельным оскорблением. Вождь с трудом сдержал своих людей, а Карамон тем временем продолжал, не обратив на происшедшее ни малейшего внимания.
— Нам предстоит сражаться всем вместе, так давайте же хотя бы первую ночь проведем не в бою, а за общим пиршественным столом и по-братски разделим хлеб и вино. Я знаю, что вам нелегко было расстаться со своими друзьями, сородичами и прийти сюда, но мне очень хочется, чтобы здесь вы обрели новых друзей. И для начала я предлагаю вам сыграть в одну игру.
При этих словах гномы снова заволновались и затрясли бородами. Их глаза широко раскрылись, а ворчливые голоса прозвучали в вечерней тиши подобно отдаленному грому. Ни один взрослый гном никогда не позволял себе играть в какие-то игры! (Принятые среди этой расы развлечения типа «Метни молот» или «Расколи камень» считались спортивными соревнованиями.) Темный Ковыль и его люди, напротив, заметно оживились, ибо варвары жили ради состязаний и игр, сравниться с которыми по занимательности могли, по их понятиям, лишь стычки и войны с соседними племенами.
Карамон помахал в воздухе рукой, призывая обе стороны ко вниманию, затем указал на новенький шатер конической формы, который возвышался как раз позади пиршественных столов и притягивал к себе любопытные и подозрительные взгляды и гномов, и варваров. Высотой он был футов в двадцать, а над ним развевалось знамя Карамона. Шелковое полотнище с девятиконечной звездой трепетало на ветру, освещенное грандиозным костром, разложенным неподалеку.
Дождавшись, когда шатер привлек всеобщее внимание, Карамон быстро наклонился и потянул за какую-то веревку. Покрывавшая конус парусина упала на землю, и по сигналу гиганта несколько ухмыляющихся мальчишек поволокли огромное полотнище прочь.
— Что за ерунда? — проворчал Регар, нервно ощупывая свой боевой топор.
Под парусиной оказался один-единственный мощный столб, торчащий посреди широкой ямы, залитой жидкой грязью. Сам столб был совершенно гладким и блестел в свете костра. Почти у самой его вершины имелась круглая площадка, в которой было прорезано несколько отверстий не правильной формы.
Однако не грязная лужа и не столб заставили и варваров, и гномов разразиться восторженными криками. И те и другие пришли в крайнее волнение, разглядев то, что было укреплено над площадкой. Там, сверкая скрещенными рукоятками, висели меч и боевой топор.
Даже в полутьме было ясно видно, что это не грубое железное оружие, каким пользовались многие. Эти великолепные изделия древних мастеров были выкованы из отличной стали и даже издалека казались удобными, изящными и очень прочными.
— Клянусь бородой Реоркса! — Регар судорожно вздохнул. — Этот топор стоит столько же, сколько вся наша деревня! За такое оружие я отдал бы пятьдесят лет жизни!
Темный Ковыль нервно заморгал глазами, с жадностью и нетерпением глядя на меч, притягивающий его, как магнит.
Карамон, внимательно наблюдавший за обоими, улыбнулся.
— Это оружие — ваше! — воскликнул он. Регар и вождь варваров в немом изумлении воззрились на гиганта.
— Если вы сумеете снять его оттуда, — закончил Карамон.
Теперь все заговорили почти одновременно, перебивая друг друга возбужденными криками. В следующее мгновение толпа из сорока гномов и сорока варваров сорвалась с места и ринулась к столбу. Перекрывая гул голосов, Карамон крикнул:
— Регар и Темный Ковыль! Каждый из вас может выбрать по девять воинов себе в помощники. Тот, кто первым достигнет платформы, получит в награду топор и меч.
Вождь варваров не нуждался в понуканиях. Не побеспокоившись даже о том, чтобы позвать на помощь своих людей, он прыгнул в грязь и начал пробираться к столбу. С каждым шагом, однако, он погружался в вязкую жижу все глубже. Когда Темный Ковыль наконец доковылял до столба, грязь была ему уже выше колена.
Огненный Горн был более осторожен. Он видел, каких трудов стоило сопернику преодолеть яму, и поэтому сразу выбрал себе девять помощников из самых крепких гномов. По его приказу они дружно шагнули в ров и тут же погрузились в грязь чуть ли не по самые бороды благодаря тяжелым доспехам, потянувшим их на дно.
При помощи гномов, не принимавших участия в этой затее, один за другим они выползли обратно на твердую почву. Последним из лужи выбрался Регар.
Проклиная всех известных ему богов и отжимая грязную и мокрую бороду, предводитель гномов принялся быстро сбрасывать доспехи. Закончив с этим, он снова вошел в ров, не дожидаясь своих помощников.
Темный Ковыль к этому времени уже достиг столба. Прямо у его подножья грязь была не особенно глубокой, и он нащупал ногами твердую землю. Победно оскалившись, вождь кочевников обхватил руками столб, подтянулся и. выдрав ноги из жидкой глины, обвил ими столб. Под крики своих соплеменников он взобрался вверх фута на три, а потом вдруг резко соскользнул вниз, к немалому удовольствию гномов. Как он ни старался, даже повторить свой прежний успех ему не удавалось — всякий раз великий вождь съезжал обратно в яму, громко скрипя зубами. Наконец он оставил свои попытки и, сидя в грязной луже, мрачно смотрел на проклятый столб, умышленно смазанный салом.
Регар, где вброд, где вплавь, тоже добрался до вожделенного столба. Грязь нередко доходила ему до подбородка, и только невероятная сила Огненного Горна позволила ему преодолеть последний отрезок пути.
— Отойди-ка! — прорычал он, обращаясь к расстроенному вождю. — Надо работать головой! Если мы не можем взобраться за призом наверх, значит — мы должны заставить его упасть вниз!
С улыбкой триумфатора на заляпанном грязью лице Регар широко размахнулся и ударил по столбу топором.
Раздался высокий вибрирующий звук. Топор гнома со звоном отскочил прочь, вырвавшись из рук Регара, — столб оказался сделанным из железного дерева. Сам гном не устоял на ногах и полетел на спину. Теперь настала очередь варваров смеяться, а громче всех хохотал их по пояс измазанный в грязи вождь.
Понемногу смех затих, а гном и варвар мрачно бросали друг на друга напряженные взгляды. Гном первый отвернулся и посмотрел на свой топор, который медленно погружался в грязь. Потом он посмотрел наверх, на прекрасное, но, увы!
— недосягаемое оружие на платформе. Его стальное лезвие блистало так заманчиво, так волшебно.
Регар не выдержал и с сердитым рычанием повернулся к своим людям.
Девять гномов, успевшие освободиться от доспехов, к этому времени почти уже перебрались через ров. Регар что-то сказал им на гномьем языке и велел выстроиться в ряд у основания скользкого столба. Затем гномы начали строить живую пирамиду. Трое встали внизу, двое вскарабкались им на плечи, еще один сверху и так далее. Нижний ряд гномов ушел в грязь почти по пояс, но глубже они уже не проваливались, упершись ногами в твердую землю.
Темный Ковыль мрачно смотрел на гномов, потом позвал девятерых своих воинов. Уже через несколько секунд они строили собственную пирамиду.
Гномы, более низкорослые, чем варвары, были вынуждены сделать основание своей пирамиды менее широким. Один за другим они влезали друг другу на плечи, изо всех сил стараясь достичь необходимой высоты. Венчал эту живую гномью пирамиду сам Регар. Он балансировал на самой вершине, попирая ногами бедных соплеменников, стонущих и скрипящих зубами от неимоверного напряжения всех своих сил. Регар вытягивал руки, едва ли не подпрыгивал, но до платформы, как он ни старался, ему было не достать.