"Звезда Смерти", стройплощадка бета-9, актовый зал, офисная пристройка
 
      Его имя было – Бенитс Стинекс, и любой, кто знал хоть что-нибудь об архитектуре, несомненно, вспомнил бы его. Стинекс? Да, конечно, проектировщик. Тот, о ком регулярно пишут в "Народном голожурнале" . Тот, чьи услуги всегда стоят больше, чем можно вообразить, не говоря уже о том, чтобы их себе позволить. Бригада, занимавшаяся внутренней отделкой, между собой называла его Стариком. Он действительно был старым – Тила думала, что он втрое, а то и вчетверо старше неё, а ей было почти двадцать пять стандартных лет. У этого человека морщин было больше, чем складок в гиперпространстве. Стинекс возглавлял работы по внутренним конструкциям и отделке, и его ум всё ещё был остёр, как виброклинок.
      Он указал на голо, мерцавшее сине-белым светом над стоящим перед ними голопроектором – схему законченного актового зала.
      – Что ты об этом думаешь, Карз?
      Тила, стоявшая рядом с ним в недавно загерметизированном, но всё ещё холодном флигеле административного помещения, поняла, что опять проходит испытание. Старик испытывал её всякий раз, когда она оказывалась рядом. Она слышала, что ему требуется некоторое время, чтобы проверить чужака – но после этого он начинал полностью ему доверять. И все, кто с ним работал, старались заслужить его доверие.
      Ещё бы! За рекомендательное письмо от Стинекса, пусть даже одну или две строчки, можно было выдержать практически любые возможные пытки. Это был билет на гиперлинию, ведущую к богатству, славе, к самой желанной вещи на свете...
      К свободе.
      К свободе создавать то, что хочешь, выражать себя в творчестве, как хочешь, строить что-то такое, что действительно переживёт века, что может...
      Тила сообразила, что Старик терпеливо ждёт ответа на вопрос. Она пожала плечами.
      – Стандартная имперская разработка. Хоть как-то будет работать.
      Старик посмотрел на неё спокойным, разочарованным взглядом.
      – Но, – продолжила она, – если вы хотите, чтобы она работала действительно хорошо, приточные и вытяжные отверстия надо расположить по-другому.
      Она сняла с пояса электронный разметочный инструмент, включила стиратель и направила его на чертёж.
      – Здесь, здесь и здесь, – сказала она, – и, возможно, ещё и тут.
      Отверстия, на которые она указывала, исчезали, сменяясь скелетообразными линиями обшивки. Она быстро обозначила на чертеже несколько новых входов.
      – Если расположить люки вот так, а проходы сделать наклонными, пропускная способность увеличится как минимум на двадцать пять процентов, как здесь сказано. Стоить это будет столько же.
      Довольный Старик улыбнулся и кивнул.
      – А что с вентиляцией?
      – По спецификациям у нас устаревшая система – четвертого класса. Нужна как минимум пятого. А ещё лучше – шестого.
      – Империя считает, что четвертого достаточно.
      – Идиот, который составлял технические требования, думал только об экономии средств. Если бы ему пришлось торчать в этом зале с ещё четырьмя тысячами живых существ, каждое из которых выделяет от шестидесяти до ста сорока ватт тепла и значительное количество углекислого газа, не говоря уже о запахе, и два часа слушать скучную болтовню адмирала, он бы усовершенствовал систему воздухообмена, как только сумел бы добраться до бланка заявки.
      Старик рассмеялся.
      – Понятно, почему тебя посадили. "Правильное понимание политики" не входит в число твоих сильных сторон, не так ли?
      Она пожала плечами.
      – Форма должна соответствовать функции.
      – Это идеализм. Уверяю тебя, Империя постигает основные архитектурные концепции очень медленно. – Он кивнул на трёхмерное изображение. – Хорошо. Можешь переместить отверстия. Систему вентиляции заменим на пятую. Что ещё?
      Тила не смогла сдержать улыбку. Она была политзаключённой, но, по крайней мере, ей было позволено заниматься тем, что она хорошо знала. В таком громадном проекте надо было задействовать всех, кого только можно, а она прекрасно делала свою работу. Старик это понимал, хотя на словах всегда был с ней жёстким и насмешливым. Сам он охотно стал инструментом Империи и строил всё – от туалетов до башен-космоскрёбов, стадионов и орбитальных дворцов. Он успел забыть больше, чем обычный архитектор узнавал за всю жизнь. Тила училась у знаменитостей и могла узнать руку мастера. Ей не нравилось, что её спрашивают, будто арколога-третьекурсника на экзамене, но она испытывала некоторую гордость всякий раз, когда Старик улыбался и кивал в ответ на её предложения. Приятно получить одобрение специалиста такого уровня.
      Однако, указав на недостатки стандартной конструкции, она снова ощутила укол совести, на секунду почувствовала волнение и расстройство. Она работала на Империю,а ведь зарекалась никогда больше этого не делать, – помогала строить станцию, которая, по всей видимости, станет самым грозным оружием, которое когда-либо видела галактика. Конечно, работать над улучшением условий в актовом зале совсем не то же самое, что разрабатывать суперлазер, способный расплавить луну, но всё же...
      Но всё же это ещё один фактор, влияющий на успех или провал.
       Работаешь на врага,прошептал голосок, который она иногда слышала у себя в голове. Она часто представляла его обладателя как уменьшенную копию себя самой, укоризненно грозящую пальцем. До чего же ты докатилась!
      Как будто у меня был выбор! – мысленно ответила она. – Никто ведь не спрашивал, хочу ли я эту работу.
       Ты бы могла отказаться,парировало воплощение её совести.
      Чтобы меня отослали обратно, в змеиное гнездо, где я зачахну и погибну? Ради чего?
      Внутреннее "я" умолкло.
      – Это нереально, – сказал Старик в ответ на предложение о естественном освещении комплекса. – Есть бюджетные ограничения.
      Тила кивнула. Она думала, что ответ будет именно таким, но почему бы не спросить? У Старика было достаточно влияния, чтобы вносить изменения в проект. Несколько раз Тила замечала, что спецификации усовершенствуются и изменяются гораздо быстрее, чем она ожидала.
      Этот проект имел высочайшую поддержку. Обычно адмиралы, управляющие финансами, старались урвать из них, сколько могли, но в этом конкретном случае ограничивать бюджет строительства никто не пытался.
      Плохо только, что первые проектировщики работали в других условиях.
      Тила не видела генеральный план – вряд ли его видел хоть кто-то из подчинённых Старика – но в планах отдельных модулей, которые она просматривала, было множество конструкторских просчётов. Ничего особенно важного – это не помешает станции нормально функционировать, и она не развалится на части, если кто-то врежется в стену, но небольшие детали и узлы то тут, то там демонстрировали, что разработчики уделили мелочам меньше внимания, чем следовало. Следующие один или два варианта проекта исправили большую часть этих недостатков, другие были выявлены и устранены по ходу дела, как это произошло сейчас: неудачное расположение приточных и вытяжных отверстий, недостаток вентиляции, неудачно размещённые теплоотводы... обычные мелочи, какие непременно обнаруживаются в крупных проектах. Просто их было больше – ну так и объект был гигантский. В конце концов, "Звезда Смерти" огромна, как луна четвертого типа, и на ней разместится как минимуммиллион членов экипажа. Ничего подобного ещё никогда не строилось... Тила была в этом уверена.
      Короче говоря, она будет делать то, что может. Работать на Империю не лучший выход, надо это признать, но ещё хуже жить в собственноручно построенной хижине на планете, покрытой джунглями и болотами, чьи обитатели сперва тебя выпотрошат и только потом посмотрят, кого убили. В конце концов, что может сделать она? Архитектура – вовсе не такая волнующая идея, вокруг которой можно сплотить народы. По всей вероятности, её просто убьют, вздумай она помогать повстанцам. А делая то, что она хорошо знает, Тила действительно может спасти несколько жизней, или, по крайней мере, сделать так, чтобы им жилось немного легче. Да, эти жизни будут принадлежать слугам Империи, но всё же не каждый из них злодей.
      Идея была хороша. Внутреннее "я" Тилы почти на неё купилось.
 
 

 
       Полярная орбита планеты Безнадёга, медицинский фрегат "Медстар-4"
 
      Когда Ули вышел из операционной, в коридоре его встретил дроид-секретарь Ц-4МЕ-О, балансирующий на единственном гиростабилизированном колесе. Операция была обычной – пересадка печени рабу-вуки, раненому при недавнем взрыве на строительной площадке. Рабочая сила, к которой принадлежали представители многих порабощённых рас, обычно считалась восполняемым ресурсом, поскольку всегда можно было пополнить резервы за счёт обитателей близлежащей планеты, но вуки терять было нельзя – они были слишком ценными, как сообщил ему полковник. Каждый вуки стоил троих обычных работников, и с момента приезда Ули уже как минимум десять раз слышал: если хочешь, чтобы всё было сделано правильно, поручи работу вуки. Они хорошо переносят экстремальные температуры, они более стойкие, чем большинство других рас, а их рабочая этика безупречна – похоже, они не способны выкладываться меньше чем на 100 процентов, даже если работают на проекте, куда их загнали силком. Единственный минус – для больших волосатых вуки требуются специальные скафандры. Ули заинтересовало, почему вуки так часто ему попадаются. Вскоре он понял, что они, как и он сам, здесь не по своей воле.
      – Доктор Дивини, – прошелестел дроид своим приятным голосом. – Как дела?
      – Как и следовало ожидать, Формио. Тебе что-нибудь нужно?
      – Благодарю, доктор, я вполне самодостаточен. Но коммандер Хотайс хотел бы встретиться с вами в удобное для вас время.
      Ули мысленно застонал. Он был на ногах с момента приезда, и теперь, когда смена закончилась, хотел лишь одного – рухнуть на койку и уснуть.
      – Это срочно?
      – Да, сэр. В точности он сказал следующее: "Передай Дивини, пусть живо тащит сюда свою задницу!" – Дроид великолепно сымитировал голос Хотайса.
      Ули против воли улыбнулся. Может, Хотайс и карьерист, зато всегда прям и честен в словах и поступках. И он всего лишь винтик в гигантской имперской машине – поэтому нет смысла его в чём-то винить.
      Ули не стал тратить время на переодевание. Хотя устав предписывал являться к старшему офицеру одетым по форме, если это происходит не во время и не в районе боевых действий, порядки в медицинских частях менее строги. Многие медики были призывниками, и им было наплевать, что думает о них флот – они мечтали лишь о том, как бы выйти в отставку и уехать домой. И любой врач, хоть чуть-чуть владевший лазерным скальпелем, знал, что является слишком ценным кадром, чтобы его посадили на гауптвахту всего лишь за то, что он одет не по форме. Империя была медлительной и косной, но она не была глупой.
      Когда Ули вошёл, Хотайс сидел за столом и быстро перебирал пальцами сразу по двум панелям ввода информации. Когда он вводил коды, над панелями вспыхивали и плясали голоизображения. Это производило сильное впечатление – сродни тому, как смотреть на человека, пишущего обеими руками на двух языках одновременно.
      – Садись. Я закончу через несколько секунд.
      Ули устроился на стуле, который зажужжал, для большего комфорта подгоняя форму под его позу. Доктор запоздало сообразил, что откидываться на спинку было ошибкой. Если он откинется, то сразу же уснёт...
      Через несколько секунд Хотайс и впрямь вырвал Ули из объятий дремоты.
      – На объекте уже оборудовали два стационара. Они ещё не полностью укомплектованы, но есть две операционных, подготовительная и послеоперационная палаты на двадцать мест. О бакта-камерах, местах для сестринского персонала, складах и офисах речи вообще не идёт... ну ты понимаешь. Не совсем медцентр, но и не РЕМСО.
      – И?..
      – И ты будешь руководить одним из них.
      – Я же не администратор, – возразил Ули.
      – Это ты своей бабушке скажи, сынок. Я знаю, что ты не администратор – как раз сейчас нам не хватает нескольких десятков администраторов. Строительство идёт по плану – по крайней мере, что касается нашей области – а резервы мы получаем с запозданием. Будешь ведущим хирургом. Я отправлю с тобой Формио, он поможет с канцелярской работой. Там нужны три хирурга и два терапевта с большим опытом и знанием физиологии различных видов, вдобавок санитары, ассистенты и несколько операторов базы данных. Ничуть не хуже, чем управлять амбулаторией. Будете работать с несчастными случаями на производстве, инфекционными болезнями и возрастными недугами – обычный набор на стройплощадке. Ничего такого, с чем ты не мог бы справиться. Если где-нибудь возникнет затык, зови на помощь.
      Ули понял, что ему не отвертеться. Но он не мог не задать вопрос:
      – Почему я?
      – Откровенно говоря, сынок, больше никого я выделить не могу.
      А что это меняет? – спросил себя Ули. Здесь, там или где-то ещё – всюду одно и то же. Конечно, это не передовая, где он много раз оказывался прежде. Но всё равно внутри заворочался червячок сомнения.
      – Ладно, – ответил он.
      – Хорошо, что ты согласен – хотя выбора особо и не было. Собирай вещи, полетишь на челноке с ночной сменой.
      По пути в каюту Ули ещё раз задумался о своей жизни. Прошло уже двадцать лет с тех пор, как он попал на Дронгар. Потом он побывал в ещё нескольких РЕМСО, а когда закончились Войны клонов, намеревался заняться частной практикой. Но зажить нормальной жизнью так и не удалось. И сейчас, когда он давно уже должен был освободиться от воинской повинности, он готовится занять очередной пост – теперь уже на этой громадине под названием "Звезда Смерти".
      Обычно он старался не вспоминать о Дронгаре – прошло уже немало времени, но многие воспоминания всё ещё были слишком болезненными. Но он не мог не вспомнить фразу, которую часто говаривал Ден Дхур, маленький нелепый репортёр с Салласта: у меня плохое предчувствие.
       Вот именно,думал Ули, плохое предчувствие.
 
       Планета Безнадёга, лагерь "Вырубка"
 
      Впервые Ратуа услышал об этом от фо-ф'ейанца Балатиза, который когда-то промышлял контрабандой спайса. За все эти годы Балатиз завёл множество знакомств, и (что неудивительно) многие из его знакомцев тоже оказались здесь. В итоге он всегда имел надёжные источники информации – по крайней мере, так казалось.
      За информацию надо было платить: приходилось каждый раз выслушивать печальную историю о том, как его несправедливо наказала бессердечная Империя.
      Сама по себе контрабанда спайса, конечно, ещё не повод, чтобы заработать пожизненный срок на тюремной планете. Однако недалеко от Галла, луны газового гиганта Жар, за Балатизом погнался имперский патруль: именно тогда и произошёл тот злополучный инцидент. Поняв, что канонерка скоро нагонит его кораблик, Балатиз сбросил нелегальный груз. Наркотики были надёжно упакованы в кусок карбонита размером с туристический чемодан. Груз вошёл в гравитационное поле Галла и пробил дыру в обшивке казармы, где квартировало подразделение механиков, обслуживавших СИД-истребители. Тридцать несчастных тут же выбросило в космос взрывной декомпрессией, ещё больше успело задохнуться до того, как ремонтные дроиды загерметизировали отсек. И это не говоря о тех пяти десятках, которые сразу погибли от взрыва: карбонитовый блок, летевший со скоростью два километра в секунду, оставил на поверхности луны кратер тридцати метров в диаметре.
      Это был чистой воды несчастный случай: шансы, что блок попадёт в единственное строение на несколько тысяч кубических километров пустого пространства, были так ничтожны, что их расчёт вызвал бы головную боль даже у гивина. Не стоит говорить, что Империя имела на этот счёт другое мнение.
      Ратуа слышал эту историю уже много раз и знал её почти дословно: контрабандиста допросили, признали виновным и выслали на Безнадёгу. Всё это заняло менее стандартной недели. Ратуа слышал, что фо-ф'ейанцы – прекрасные рассказчики, умеющие держать своих слушателей в постоянном напряжении. История фо была интересной – первые пять или шесть раз, что Ратуа её слышал. Однако он уже потерял счёт, сколько раз Балатиз её рассказывал. А фо нельзя было торопить: Ратуа был вынужден сидеть, улыбаться и притворяться заинтересованным, в нужных местах выражать сочувствие, кивать, цокать языком и в изумлении качать головой, иначе контрабандист обидится и не станет рассказывать о том, что недавно узнал. Это скорее походило на представление чётко отрепетированной пьесы: если Ратуа хорошо сыграет роль, он будет вознаграждён, если не справится, ему будет плохо.
      – Да, с тобой поступили дурно, – посочувствовал он. – Это несправедливо!
      Балатиз кивнул.
      – Ага. Ага, вот именно.
      – Печально. Это никакое не правосудие, – подвёл итог Ратуа. Разговор уже достиг той точки, когда он смог спросить:
      – Есть новости?
      – Раз что-то произошло, мой растительный друг, значит, есть. Проверенные ребята рассказали, что концерн "Инжсет" и "Инженерные системы Дайберсайна" запустили в производство огромный фокусирующий магнит, самый большой из когда-либо созданных – он будет создавать магнитное поле такой же силы, как маленькая луна из железа, так они говорят.
      – Ну, это, хм... интересно, – ответил Ратуа. – Возможно, это самая интересная новость для межзвёздной конференции дураков или на съезде скучающих болтунов.
      – Извиняюсь за некоторую грубость, мой юный росток, но ты ни хрена не понимаешь в том, над чем смеёшься. – Балатиз бросил взгляд на потолок, будто собирался пронзить взором крышу и достичь космоса. – Вон та большая хреновина, куда отправили столько наших – а ещё тысячи и тысячи рабов, дроидов и вольнонаёмных рабочих, не говоря уже об армии, флоте и имперских инженерах, – туда и потащат наш мегамагнит.
      – Ага. И что?
      – Ах, позволь, я тебя просвещу. Пучки электронов, позитронов, а также фотонов часто фокусируют гигантскими магнитными кольцами. Допустим, в нашем случае можно сгенерировать луч, достаточно мощный, чтобы одним выстрелом разнести на куски большой астероид, и использовать его в военных целях.
      – Разве такое возможно?
      – Теоретически – да, хотя на это потребуется столько энергии, что использовать его будет невозможно даже на звёздном разрушителе. Но, – продолжил Балатиз, подняв палец, чтобы подчеркнуть свои слова, – такой механизм можно без труда установить и эксплуатировать на борту чего-то размером с луну.
      – Ты хочешь сказать, что боевая станция, которую они там строят, будет настолько огромной?
      – О господи, конечно, да. Легко. Но дело не в этом. Магнитное кольцо, которое сделали в "Дайберсайне", намного, намного больше, чем необходимо для фокусировки луча, даже луча такой поразительной силы.
      Ратуа нахмурился.
      – Я не въехал.
      Контрабандист улыбнулся.
      – Скажем так, примем на веру, что эта боевая станция достаточно велика, чтобы нести, мм, шесть или восемь таких лазеров, и реактор, способный удовлетворить потребности в энергии небольшой планеты. И, быть может, существует возможность сфокусировать всю эту энергию в единый луч – при помощи самого большого и мощного в галактике магнитного кольца.
      – Вот дерьмо грёбаное, – тихо выругался Ратуа.
      – Вот именно. Вижу, до тебя наконец дошло. В конце концов, дело не такое уж скучное и дурацкое, а?
      Ратуа потряс головой. Конечно. Если Империя смогла построить нечто подобное, силам повстанцев будет негде прятаться – супероружие одним выстрелом сможет уничтожать целые континенты. Или даже целые планеты. Даже одного знания о том, что такая штука существует, будет достаточно для поддержания мира. Конечно, никому не захочется, чтобы она прилетела в твоюсистему, да ещё и с дурными намерениями...
      Ратуа не любил рассуждать о политике. Его никогда особо не интересовало, кто находится у власти, поскольку он, как-никак, обитал на дне общества, а сейчас, когда он обречён провести остаток жизни на этой ужасной планете, власть значила для него ещё меньше. Если повстанцам каким-то образом удастся победить Империю – похоже, это находится за пределами возможного, особенно учитывая последние новости – вряд ли ему дадут амнистию. Это не более вероятно, чем то, что его выпустит на свободу сама Империя. Конечно, кое-кого из политических заключённых освободят, но воры, контрабандисты и убийцы отсюда не выйдут, независимо от того, кто победит в этой войне. Даже тем, кого осудили несправедливо, например, ему или Балатизу, не следует рассчитывать на смягчение наказания. Нет, похоже, он обречён гнить на Безнадёге до конца своих дней.
      Но...
      Если ему каким-то образом удастся найти местечко на этой станции, он может быть уверен в двух вещах: во-первых, она не будет долго болтаться рядом с системой Хоруз, когда будет готова к действию, и во-вторых, она будет одним из самых безопасных мест в галактике. И учитывая всё вышеперечисленное, тамдолжно быть намного лучше, чем здесь.
      К сожалению, Ратуа не имел никаких особых талантов, чтобы убедить имперских вербовщиков отобрать для работы на станции именно его. Скорее всего, на борту жулики не требуются. Но всё же, если пораскинуть мозгами, на станции такого размера одно-единственное существо в теории способно избежать формального учёта, раствориться в тени, и, если хоть немного повезёт, стать практически невидимым. А там уж точно будет миллион мест, где можно спрятаться.
      Проблема в другом: пока он здесь, гипотетическое тамможет находиться хоть на другом краю галактики. Но всё же проблема должна иметь решение...
      – Давай я налью тебе чаю, – предложил Ратуа, – и продолжим беседу.
 
 

 
       "Опустошитель", звёздный разрушитель типа "император"
 
      Дарт Вейдер, освежённый пребыванием в гипербарической камере, снова размышлял о своей необыкновенной судьбе. Он почти привык к тому, чем стал. По прошествии стольких лет трудно было даже вспомнить лицо Энакина Скайуокера, рыцаря-джедая. Всё произошло так, как должно было произойти. Он был убит на берегу реки лавы на Мустафаре, и из его обгоревших останков вырос повелитель ситов Дарт Вейдер.
      Он опять вспомнил о своём механическом дыхании. Оно участилось, когда он пропустил через себя тёмную сторону, позволил овладеть собой гневу и ненависти. Мощь Силы струилась сквозь него, наполняла, питала его ярость. Таким был его выбор: он поглощал энергию тьмы и держал её в себе, будто был уже не живым существом, а конденсатором, готовым в любой момент освободить её, направив на кого-то или на что-то. Или позволял ей течь сквозь себя, но был не сосудом, а проводником, и таким образом находил кратковременное успокоение от ярости, которая навеки заполнила немалую часть его души.
      Вейдер предпочитал второе.
      Он оставил меч висеть на поясе. Обычно он использовал его на тренировках с дроидами-дуэлянтами, специально разработанными и построенными для испытания мужества. Эти дроиды, обладающие знаниями и навыками десятков знатоков боевых искусств и вооружённые смертоносным режущим и импульсным оружием, являлись грозными противниками – и к тому же неотъемлемой частью тренировок ситов с незапамятных времён. Но ведь на свете существуют не одни только световые мечи – есть в его арсенале и другое оружие, навыки владения которым необходимо оттачивать.
      Вейдер вдохнул, задержав сухой и чуть горьковатый воздух так долго, насколько позволяли израненные лёгкие. Респиратор сделал выдох, и Вейдер резко выбросил руку по направлению к ближайшему зеркалу.
      От удара тёмной стороны алюминированный денсекрис раскололся на тысячу осколков, будто по нему треснули железным кулаком.
      Вейдер увидел, как несокрушимый материал разбивается и со звоном осыпается на пол, множество искорок вспыхивает на свету, двигаясь будто в замедленной съёмке. В то же самое время Сила подсказала, что в дверях за его спиной кто-то стоит.
      – Да? – не оборачиваясь, произнёс он. Вейдер знал, кто это – он чувствовал скользкие мысли этого человека. Даже если бы он не был способен их ощутить, самого факта, что тот пришёл и прервал его занятия, было достаточно, чтобы понять, кто это. Больше никто бы не осмелился.
      – Повелитель, – доложил адмирал Мотти. – С вами хочет поговорить гранд-мофф Таркин.
      Удивлённый Вейдер развернулся. Почему Таркин просит об аудиенции сейчас? Да, он знает, что Вейдер на пути к месту строительства, но нарушать молчание в эфире – дурной тон.
      Каким бы ни был предлог, за ним явно скрываются тайные замыслы, предположил Вейдер. Лживость Таркина способна привести в замешательство целую команду адвокатов-неймодианцев. К счастью, Сила – самый эффективный инструмент против подобных интриг.