Марти: Что, м-хм, что с тобой было, когда ты проснулась сегодня утром? Я заметил, что тебе было нехорошо.
Сьюзен: У меня болела спина и нога, которые я вчера ушибла.
Марти: Удивило ли тебя, что Расс сегодня не пришел? Сьюзен: Да.
Фриц: Теперь пройдись по кругу и дотронься до некоторых из нас таким образом, когда твои руки соединены наручниками. Теперь, не можешь ли ты раскрыть руки и посмотреть, как это переживается – иметь руки? Может быть, ты способен руками что-то делать с людьми. Можешь ли ты попробовать что-то сделать с ней своими руками сейчас? Обойтись с ней правильно или неправильно, как сочтешь нужным.
Марти: У тебя холодные руки.
Фриц: Скажи ему: «Я тебя заморозила».
Сьюзен: Я тебя заморозила…
Фриц: Еще раз.
Сьюзен: Я тебя заморозила.
Фриц: Ты это чувствуешь?
Сьюзен: Нет.
Марти (пауза): Я чувствую.
Фриц: О'кей, это то, насколько далеко я хотел пойти.
Теперь Гордон и Элен. У нас еще есть несколько минут. Не можете ли вы поговорить друг с другом о том, что произошло после той встречи – первой или последней, – которая у вас здесь произошла?
Элен: Здесь?
Фриц: Это было два или три дня тому назад, да?
Элен: Да.
Фриц: Скажи ей, а ты скажи ему, что произошло. Попробуйте поделиться своим опытом. Или вы уже обсуждали это?
Гордон: Не очень много. (Пауза)
Элен: Ну, я помню, что после того, как я высказала тебе некоторые свои упреки, понимая, что то, на что я жалуюсь… я позволяла этому происходить.
Фриц: Дай ему запоздалые приказания: ты должен был…
Элен: Я не могу вспомнить сейчас, в чем я его упрекала.
Фриц: Очень удобно. И я думаю, что ты лжешь.
Элен: Я думаю, что я могу вспомнить. М-м, ты не должен, ты никогда не должен говорить со мной свысока. Ты должен принимать меня как равную и дать мне это почувствовать.
Фриц: О'кей. Давайте это используем. Скажи ему: «Не говори со мной свысока. Гордон.»
Элен: Никогда не говори со мной свысока.
Фриц: Громче.
Элен: Никогда не говори со мной свысока.
Фриц: Теперь скажи это всем своим телом.
Элен: Никогда не говори со мной свысока!
Фриц: Еще раз.
Элен: Никогда не говори со мной свысока!
Фриц: Не можешь ли ты сказать это в большей степени от живота, чем из горла?
Элен: Никогда не говори со мной свысока! Не смей! И не смейся!
Фриц: Теперь давай перевернем это. Сыграй Гордона. Поговори с ним свысока.
Элен: Почему ты всегда возишься с труднейшими вещами, которые нужно делать в студии? Ты знаешь, что ты можешь быть прекрасным художником и сделать много вещей, если ты не будешь всегда пробовать трудные вещи.
Фриц: Продолжай, устрой ему настоящий ад. Элен: Ты смешон. Ты всегда жалу ешься, что не получаешь одобрения. А сам делаешь это невозможным. Ты всегда защищаешь себя.
Фриц: Постоянно говори ему, что он должен делать. Элен: Ты должен делать что-нибудь одно. Ты должен действительно заняться какой-то вещью и продолжать ее делать, – достаточно долго, чтобы что-нибудь получилось. (Пауза). Ты не должен изображать превосходство.
Фриц: Можешь ли ты сказать ему также: «Я не должна чувствовать превосходство»?
Элен: Я буду просто чувствовать себя собой. Фриц: Не можешь ли ты прямо сейчас попробовать это на нем? И дай ему быть тем, что он есть. (Пауза) Элен: Да, да.
Фриц: Можешь ли ты сказать это ему? Элен: Я полагаю, что ты такой, и таким тебе и следует быть.
Фриц: Ты действительно так думаешь, или говоришь это, чтобы доставить мне удовольствие?
Элен: Нет, я полагаю, что я так и думаю. (Пауза) Я думаю, что я так думаю, потому что, м-м, это не так много для меня значит.
Гордон: Я тебе не верю. Это внезапный поворот. Меня это не убеждает.
Фриц: Не попробуешь ли ты мою формулировку? «Ты не соответствуешь моему жизненному сценарию. Ты должен соответствовать.»
Элен: Я?
Фриц: Ты. Скажи ему: «Ты не соответствуешь моему сценарию. Ты должен быть таким и сяким». Я не знаю, чего именно ты хочешь, каков твой сценарий для мужа.
Элен: Ты не соответствуешь моему жезненному сценарию, потому что, м-м, ты должен хотеть быть партнером, делиться поровну. (Пауза)
Фриц: О'кей. Не можешь ли ты теперь сказать предложение: «Гордон, я ценю это» – то, что ты ценишь в нем.
Элен: О, я ценю, м-м, юмор…
Фриц: Говори ему.
Элен: … возбуждение…
Фриц: А теперь упреки.
Элен: Мне не нравится, что я не могу найти себя в этом творческом артистическом мире. Меня это обижает. Мне все еще обидно.
Фриц: Можешь ли ты сказать ему, что он отвечает за то, что ты не смогла найти себя?
Элен: Нет, не могу, потому что я в это не верю.
Фриц: Тогда где же упрек?
Элен: Ну, может быть (смех), упрек был, но он исчез.
Фриц: Угм. Можешь ли ты найти равновесие между упреками и тем, что ты ценишь? Может быть, сказав спасибо. Есть что-нибудь, за что ты могла бы поблагодарить?
Элен: О да, конечно. Я благодарна, что моя… м-м, что у меня произошел неожиданный, действительно неожиданный переворот в жизни, когда я встретила тебя. И очень многое в этом было хорошо. (Пауза). Я особенно благодарна за детей, и я ценю некоторых из тех многих людей, которых встретила, в основном благодаря тебе.
Фриц: О'кей, можете вы пожать друг другу руки?
Элен: Конечно.
Память и Гордость
Я просматриваю свой интеллектуальный материал, чтобы дать вам что-нибудь для самостоятельной работы. Я знаю, что некоторые из, вас имеют опыт роста, который останется с ними и будет продолжать развертываться, но я хочу дать вам больше общих идей относительно того, как работать над собой и над другими. Для этого нам нужно больше поговорить о материале проекций. Значительная часть того, что мы отчуждаем от себя, проецируется – либо в сны, либо на мир.
Многие люди страдают от застенчивости. Есть здесь такие? (Смех) О'кей, не выйдете ли вы сюда?
(Доун идет к горячему стулу. Это высокая, стройная молодая женщина лет двадцати трех).
Доун: Я чувствовала себя очень длинной, когда шла через комнату, и я стеснялась того, что… этого. Я…
Фриц: О'кей. Сядь сюда (указывает на пустой стул). Сыграй публику.
Доун: Ты очень большая. М-м, ты к тому же несколько неловкая. М-м…
Фриц: Смени стул. Теперь давай посмотрим, заметил ли кто-нибудь, что ты очень большая, когда ты поднялась. (Голоса, отрицающие это). Ни один человек. (К Доун) Не удивительно ли?
Доун: М-м, вроде, когда встаешь, а все сидят, это похоже на то, будто находишься в стране лилипутов. Фриц: Извини?
Доун: Как будто находишься в стране лилипутов. Фриц: А, это другое дело. Встань. Теперь ты великан и смотришь на нас, как на лилипутов. (Смех) Поговори с нами.
Доун (глубоким голосом): Привет, вы там, внизу. Не бойтесь меня.
Фриц: Стесняешься ли ты сейчас?
Доун: Я чувствую, что сдерживаю что-то.
Фриц: Где? Что?
Доун: Здесь (показывает район таза). Я чувствую себя очень могущественной, но я не позволяю себе дать этому ход.
Фриц: О'кей, сядь сюда. Скажи Доун: «Не давай своей силе выйти наружу.»
Доун: Не давай своей силе выйти наружу.
Фриц: Продолжай, скажи ей, что ей делать.
Доун: Должна ли я быть властной? Я ведь всего лишь публика.
Фриц: Давай назовем это твоими запретами. Всеми твоими «не делай этого».
Доун: Я не позволю твоей силе проявиться. М-м, слушайся меня, потому что ведь я защищаю тебя. Что они подумают, если узнают, что ты думаешь о себе? (Пересаживается в другой стул). Они могут испугаться меня.
Фриц: Замени «они» на «вы», и скажи это группе.
Доун: Вы должны бояться меня.
Фриц: Еще раз.
Доун: Вы должны бояться меня.
Фриц: Теперь встань и скажи эту фразу как великан.
Доун: Вы будете бояться меня. (Вздыхает) Вы можете меня не бояться. Вы можете подумать, м-м, вы можете подумать, что это глупая мысль. Вы можете посмеяться надо мной.
Фриц: О'кей. Посмейся над Доун. (Доун смеется). Сделай ее посмешищем.
Доун: Глупая девчонка! (Пауза) Почему ты не можешь быть просто тем, что ты есть?
Фриц: О'кей, встань и скажи это нам. Посмейся над нами. Скажи нам, как мы глупы.
Доун: Вы очень глупы, но я… я не буду вам этого говорить. Я не хочу обижать вас, говоря вам это.
Фриц: Скажи это еще раз.
Доун: Я не буду вас обижать, говоря вам это.
Фриц: Не можешь ли ты сделать наоборот? Обидь их. Помести их в кресло и обидь их. Заставь их плакать!
Доун: Дураки! Вы ищете здесь ответы на свои вопросы. Вы смеете думать, что на них есть ответы. Вы кажетесь такими глупыми. Вам нечего сказать.
Фриц: Теперь действительно скажи это членам группы. Доун: Вы ничего не найдете таким способом. (Осматривает группу.) А ты (Мареку) улыбаешься!
Марек: Но ведь я нахожу. Узнаешь множество вещей про себя. Я в большой степени разделяю твои чувства по поводу всей этой ситуации, и чувствую, как это все фальшиво. Но может быть это шаг на долгом пути. (Пауза). Кроме шуток! Фриц (к Доун): Что ты сейчас чувствуешь? Доун: М-м … (фыркнув) я стала меньше. Фриц: О'кей. (Мареку) Я бы предложил тебе посадить фальшь в этот стул. Поговори с фальшью.
Марек: Фальшь сидит в этом стуле. (Пауза). Фальшь, фальшь. Мне нужно прочувствовать это слово. Фальшь, ты собираешься сказать нам всем, чего все это стоит. Ты знаешь. Ты знаешь, что мы не знаем. Что мы знаем только фрагменты. Что мы знаем о плаче и улыбках, мы знаем определенные грани себя, а ты знаешь все. Фриц: Сыграй фальшь.
Марек (вздыхая): Ну, это маленькие фальшивые игры, в которые я собираюсь играть в ваших головах. Но они могут что-то значить. Как вы хотите. Я, может быть, фальшива, но я хочу, чтобы вы поняли, что вы фальшивы, и может быть… м-м, я сам фальшив, прямо сейчас, потому что на самом деле я не чувствую… ну, я чувствую сильное напряжение. Я хочу уйти в себя в этот момент. Фальшь собирается уйти в себя (смеется). Фальшь, я чувствуй сильную дрожь внутри. Все мои внутренности дрожат.
Фриц: Ты думаешь, что эта дрожь – фальшива?
Марек: Нет. Для фальши она реальна. То, где я нахожусь сейчас, – это фальшь. Так что (вздыхает) если я собираюсь быть фальшью, я чувствую себя действительно сильным.
Фриц: Да. Погоди-ка минутку, фальшь. Я хочу сделать тебя реальной, потому что ты черпаешь поддержку в дрожи. Можешь ли ты протанцевать свою дрожь?
Марек (прохаживается, потряхивая руками): Да. Что-то вроде этого. Да, что-то такое.
Фриц: Теперь вернись. Поговори еще раз с фальшью.
Марек (вздыхает): Я потерял контакт с тобой, фальшь. Мне нравится чувствовать себя собой. Я чувствую, как бьется мое сердце. Я не вижу… Я вижу кресло. Я чувствую боль в левой ступне, на которую я прыгнул. Это реальное ощущение. И я вижу людей в комнате – Гордона, Энн, тебя. И тебя.
Фриц: Что произошло с твоей ухмылкой? (Смеется) Теперь она вернулась.
Марек: Ну-у… Я думаю… какая-то улыбка ведь может быть, правда?
Фриц: О'кей, ты отметил замечательную полярность – фальшь и ее противоположность, состоящую в том, чтобы быть реальным и подлинным. Давай теперь закончим тем, что посадим твою ухмылку на пустой стул. Поговори со своей ухмылкой.
Марек: Ухмылка, ты мне не нравишься. Но у тебя за этим кроются кривые зубы; когда их фиксировали, ты пытался улыбаться. Лучше уж это… Лучше уж это, чем то, что было раньше. Это был злобный оскал. (Взрывается, пинает кресло, затем швыряет стул). Эти мерзкие гитлеровские свиньи! (Ирвин останавливает его).
Фриц: О'кей, сядь. Закрой глаза и вслушайся в свое Дыхание.
(Пауза, Марек глубоко дышит).
Марек: Мне пять с половиной лет. (Плачет, потом Перестает). Нет, я этому не верю. Я не хочу туда возвращаться.
Фриц: Прежде, чем ты вернешься туда, вернись сначала сюда к нам. Видишь ли ты меня?
Марек: Да, я вижу тебя.
Фриц: Ты… Ты действительно меня видишь?
Марек: Да, я тебя вижу.
Фриц: Ты видишь, где ты находишься, сейчас, реально?
Марек (пауза): Да, мне кажется, вижу.
Фриц: О'кей. Теперь закрой глаза. Тебе пять с половиной лет. Что ты там видишь?
Марек: Мы под Варшавой, в тридцати километрах. Они жгут деревню. Это партизаны. Здесь толстый эсэсовец. У него красное лицо. Он поднимает меня на плечи. (Вздыхает) Нет, нет…
Фриц: Что ты действительно видишь? С закрытыми глазами. Это очень важно. Слушай меня. Не пытайся вспоминать. Просто будь пятилетним и скажи, что ты видишь, чувствуешь и слышишь.
Марек (пауза): Мне пять с половиной лет. (Смеется). Я играю в саду с приятелем. (Вздыхает). Все они вокруг. Партизаны грабят нас. Немцы.
Фриц: Ты видишь это?
Марек: Да, я вижу их. Они…
Фриц: Что ты видишь?
Марек: Их трое. Они входят в дом. Это большой особняк. Мне нужно… Я хочу войти и предупредить всех… ну, я знаю, вы не будете меня заставлять туда возвращаться. Простите. Это все.
Фриц: Скажи это мне.
Марек: Нет. Я, похоже, все же в Канаде. (Смеется). Это все.
Фриц: Ты хочешь удерживать это воспоминание. Для чего оно тебе нужно?
Марек: Чтобы бить им себя по голове.
Фриц: Кого еще ты хочешь бить по голове?
Марек: Всех. Мне кажется, я как раз этим и занимался. (Пауза)
Фриц: Вернись опять к нам.
(Марек оглядывает комнату).
Марек: Если я кажусь враждебным, это здесь, здесь много ненависти. Много ненависти ко всем вам. Но, может быть, и много любви. Не так много. Но немного есть.
Фриц: О'кей. Закрой глаза. Вернись туда снова. Воспользуйся своей машиной времени и стань снова ребенком.
Марек: Я в коридоре, в Юкавице, это около тридцати километров от Варшавы. Это… Я там в коридоре. В конце коридора старый человек. Он рисует красками. Никто не может к нему подойти. (Смотрит на Фрица) Ты – этот старик. Фриц: Посмотри на меня. Разве я старик? Марек (смеется): Нет.
Фриц: Посади этого старика в пустой стул и сравни его со мной. Что общего, в чем различия?
Марек: Сходство в том, что старик, когда мне было пять с половиной… он стоит в конце зала, а я подхожу к нему. И ты, Фриц, как бы находишься в конце вереницы людей, и я также к тебе подхожу. У тебя седые волосы, и у него были седые волосы. Ты художник, ты рисуешь все, что делаешь. Ты – скульптор людей. И художник. И он был художником.
Фриц: А в чем разница?
Марек: Ты говоришь. Он никогда не произнес ни слова.
Фриц: Скажи это ему.
Марек: Ты никогда не сказал ни слова. Но всегда был каким-то другим, потому что ты рисовал, и я тоже тогда начал рисовать. Ты научил меня рисовать. Я полагаю (поворачивается К Фрицу), что ты тоже учишь меня чему-то. (Пауза) Вы – разные люди.
Фриц: Сейчас ты это понимаешь?
Марек: Да.
Фриц: О'кей. Вернись снова к немцам. К неприятному.
Марек: Нет.
Фриц: Почему ты против?
Марек: Я против.
Фриц: Почему?
Марек: Это происходило очень давно.
Фриц: Ты все еще несешь это с собой.
Марек: Я, наверное, долго буду нести это.
Фриц: Можешь ли ты еще раз поговорить с этим воспоминанием? Скажи: «Воспоминание, я не хочу тебя выпускать… Я буду держать тебя в груди, носить с собой день и ночь.»
Марек: Воспоминание, я буду носить тебя в груди день и ночь. Нет, это неправда. Нет, я полагаю… (смеется) Я, кажется, убегаю в фальшь.
Фриц: Пересядь в другой стул. Стань воспоминанием.
Марек (вздыхает): Марек, ты не можешь от меня избавиться… Я – это ты. Ты любишь меня. Это дает тебе хорошо себя чувствовать. Ты пострадал, парень. Так что я собираюсь оставаться с тобой… всем другим было легче. Ты знаешь, что неправильно. (Пауза).
Фриц: Что сейчас происходит?
Марек: Я, м-м, подумал, – воспоминание – оно сейчас перестало быть важным.
Фриц: Скажи ему «до свидания».
Марек: Пока (смеется).
Фриц: Ницше где-то писал, что память и гордость поспорили: память говорила, что это было вот так, а гордость ответила, что этого не могло быть. И память сдалась. Видите ли, мы понимаем воспоминание как что-то, принадлежащее настоящему. Истинно оно или ложно, мы удерживаем его. Мы не ассимилируем его. Мы поддерживаем его как поле битвы или как оправдание для чего-то. На самом деле оно нам не нужно.
Я полагаю, что на сегодняшнее утро достаточно.
Философия очевидного
Я бы назвал гештальт-терапию философией очевидного. Мы принимаем очевидное за само собой разумеющееся. Но если мы посмотрим несколько пристальнее, то увидим, что за тем, что мы называем очевидным, обнаруживается множество предрассудков, предвзятых убеждений, много ложной веры и т. п. Чтобы добраться до очевидного и понять его, нам нужно прежде всего как-то его удержать, и в этом и состоит величайшая трудность. Мы то хотим казаться умными, то пытаемся спрятаться, то намереваемся показать свою ценность, и т. д. Вы видели, как трудно иметь дело с очевидным. Невротик – это просто человек, который не видит очевидного. Но чтобы иметь дело с очевидным, нужно прежде всего уметь его удержать.
Наиболее очевидный фактор, с которым мы сталкиваемся в нашей сфере, состоит в том, что мы имеем два уровня существования – внутренний и внешний мир. И внутренний мир, часто называемый умом (mind), кажется чем-то отличным от внешнего мира и даже противопоставленным ему. Одна из характеристик этого внутреннего мира состоит в том, что это гомеопатический способ существования. Гомеопатия – это область медицины, где очень малые количества считаются эффективными. Под гомеопатическим способом действования я понимаю вот что. Если вы хотите купить хлеб, вы не идете в магазин мехов или в банк. Вы сначала проговариваете то, что вам нужно, в уме. Может быть, это проговаривание занимает долю секунды. Вы просматриваете возможности, и находите место, где вы можете купить хлеб. Это мгновение проговаривания в фантазии экономит вам уйму работы. Мы очень много занимаемся таким планированием.
Но здоровый ум – это уменьшенное издание реальности. Они совпадают. На меньшей шкале они тождественны. Гештальт, который образуется в нашей фантазии, должен совпасть с гештальтом во внешнем мире, чтобы мы приходили к заключениям, которые дают нам возможность правильно обойтись с делами нашей жизни – завершить ту или иную ситуацию и т. д. Если между одним и другим нет связи, человек постоянно живет в анастрофических или катастрофических ожиданиях, то есть либо воображает, что он разбогатеет и станет знаменитым, либо опасается, что будет наказан, что люди не будут его любить и пр. Недостаток проверки, отсутствие параллели между двумя мирами ведет к многочисленным искажениям и реальным катастрофам в жизни. Есть одна область, где мы действительно как бы нездоровы, где мы реально ведем «нездоровую личную жизнь», то есть жизнь, не связанную с внешним миром, —это сон. Сновидение кажется реальным. Пока вы спите, вы реально находитесь в той ситуации, которую видите во сне, реально переживаете эту ситуацию как собственное существование. В особенности, если вы склонны фрустрировать себя, – тогда ваши сновидения оказываются кошмарами. Вы хотите справляться с ситуацией и достигать чего-то, но снова и снова фрустрируете себя. Вы мешаете себе достичь того, чего хотите. Но вы не воспринимаете это так, будто вы сами это делаете. Вы переживаете это так, будто вам мешают другие люди.
Вчера мы начали занятие с переходов от контакта с внешним миром к контакту с собой. Как только вы находите контакт с собой, нечто открывается. Если создается прямая связь, прямая коммуникация между собой и миром, вы функционируете прекрасно, тогда ваши возможности находятся в вашем распоряжении, вы можете опираться на все свои ресурсы. Если же вы пытаетесь уйти в себя, но вместо этого попадаете в это психотическое ядро, в свою психотическую часть, в эту фантастическую жизнь, вроде компьютера, – в концептуализацию, объяснения, воспоминания, прошлое, – тогда вы не можете достичь истинной самости. Фрейд, например, никогда не достигал самости, всегда застревая на эго.
Чтобы понимать сны и полностью их использовать, мы должны понять, что внутренняя жизнь сна – это также наш жизненный сценарий, и он представлен здесь в гораздо более явной форме. Во сне, как и в повседневной жизни, мы встречаемся с людьми и вступаем с ними в какие-то отношения. Но прелесть сна состоит в том, что он выполняет и многие другие функции; мы можем начать с того, что каждый человек во сне, каждая вещь, каждый отрывок сна – это часть нашей разделенной самости.
Это настолько важно, что я попробую сформулировать это еще раз. Такие, какие мы есть сейчас, мы разделены, разорваны на кусочки. И нет смысла анализировать эти куски и кусочки, разрывая их на еще меньшие элементы. В гештальт-терапии мы стремимся интегрировать эти отчужденные, отделенные от нас части самости и сделать человека снова целостным – хорошо функционирующим, способным опираться на собственные ресурсы, способным возобновить свой рост, если он почему-либо прервался.
Я хочу сейчас опять предложить вам работу со сном. Рассказывая сон, человек обычно излагает его как некую историю. Это первый шаг. Второй шаг состоит в том, чтобы оживить сон; мы делаем это с помощью грамматического изменения. Вместо того, чтобы рассказывать историю, мы драматизируем ее, просто заменяя прошедшее время на настоящее. «Я влезаю на гору; потом происходит то-то и то-то.»
Третий шаг состоит в том, что мы берем на себя роль постановщика. «Вот гора. Вот я». Вы видите, мы постепенно приходим к живому разыгрыванию сна. Часто нам удается восстановить его в его жизненной полноте. Мы начинаем понимать, что являемся и автором, и постановщиком. Тогда мы можем предпринять и следующий шаг, становясь не только автором и постановщиком, но также актерами и декорациями, – всем, что есть во сне. И тогда мы обнаруживаем, что таким образом можно много с чем встретиться.
Создается возможность для двух процессов: для интеграции конфликтов и для возвращения себе отделенных от себя частей. Если мы отделили от себя какие-то части, реально нам принадлежащие, мы можем – вновь отождествляясь с этими частями, становясь ими, – вернуть их себе. Мы должны стать негодяем или демоном из своего сна и понять, что все это – проецируемые части нас самих.
Здесь мы впервые сталкиваемся с идеей проекции. Проекция – это отказ от какой-то части себя, которая, переставая быть частью нас самих, появляется во внешнем Мире, – нашем личном мире. Возвращение себе какой-то из таких частей может быть неприятным. Нам не нравится находить в себе ассенизатора или полисмена. Здесь появляется необходимость учиться страданию. В какой-то момент вы будете страдать от мысли, что вы – ассенизатор или полисмен, но затем внезапно окажется, что в этой проекции кроются ценные энергии. Мы можем ассимилировать их и сделать их снова своими.
Многое еще можно сказать о работе со сном, но сейчас я не буду этого делать. Отмечу лишь, что нет необходимости работать со сном целиком. Каждый раз, когда вам удается отождествиться хотя бы с немногими элементами сна, когда вы ассимилируете какой-то элемент, вы растете, увеличивая свои возможности. Вы начинаете меняться.
Так что давайте поработаем немного над небольшими отрывками. Давайте пройдем с некоторыми из вас все четыре шага, чтобы вы получили представление о том, как делать это систематически, чтобы что-то начало происходить. Кто хочет быть первым?
Расс: Я стоял на горе, – вроде этих гор, которые видны отсюда. Там был мой друг, близкий друг, он сидел на коленях. Казалось, что с ним все в порядке. У него был котелок, голубая тарелка и чашка, они вроде были поставлены в ряд.
Фриц: Хорошо. Давай сделаем второй шаг. Расскажи этот отрывок сна, – я полагаю, что это не весь сон, – расскажи этот отрывок в настоящем времени.
Расс: Крис сидит… ты сидишь прямо передо мной. На коленях. И прямо перед тобой я вижу котелок, голубую тарелку и чашку. (Фрицу). Нужно ли мне теперь рассказывать остальное?
Фриц: Нет. Я хочу брать только отрывки, чтобы вы создавали сцены. Сделай из этого пьесу. Покажи, где он сидит, где тарелка и пр.
Расс: Крис. Вот это Крис. Вот здесь котелок, тарелка и чашка, а там, сзади, горы, а тут, вокруг, что-то вроде сена, мертвая трава. Я вот здесь, смотрю. Я поднимался по этой тропинке, которая идет вокруг горы, сзади. И затем я останавливаюсь.
Фриц: Не можешь ли сделать это еще раз? Я полагаю, ты немного ленив. Вставай, и действительно организуй сцену, покажи нам всю драму.
Расе: Тропинка проходит вот здесь и продолжается…
Фриц: Где, где?
Расе: Извини?
Фриц: Продолжай идти вокруг горы.
Расе: До встречи, Крис.
Фриц: О'кей.
Расс: Вот он опять. (Проходит круг, останавливается напротив горячего стула).
Фриц: Не смотри на меня. Ты постановщик, и тебе разговаривать с актерами. Сейчас ты постановщик.
Расс (пожимает плечами): Так что происходит? Что это такое? Котелок, тарелка, чашка. Что ты делаешь? (превращается в Криса) Посмотри-ка. (Он берет тарелки и начинает вертеть ими, как при игре в «скорлупки», делая руками подметающие движения). Смотри. Как ты думаешь, что под этим котелком? Голубая тарелка. Что, ты думаешь, под тарелкой? Чашка.
Фриц: О'кей. Теперь разыгрывай, как актер, различные элементы. Стань своим другом, стань тарелкой, тропинкой. Если у тебя возникнут трудности, расскажи о них. Если, например, я тропинка, то я существую таким-то образом.
Я хочу предупредить вас, что есть только одна ошибка, которую вы можете сделать. Вы можете начать интерпретировать. Если вы начнете интерпретировать, все пропало. Вы попадетесь в интеллектуальную, фрейдистскую игру. Вы начнете каталогизировать интереснейшие инсайты в интеллектуальную коробочку, и, будьте уверены, не произойдет ничего реального.
Не интерпретируй, просто побудь этой вещью – тарелкой, котелком, своим другом.
Расс: Крис, смотри на этого Расса. Посмотри, что я могу сделать. Можешь ли ты следить за мной? Это такая хитрость…
Фриц: Сейчас, если бы мы уже работали с ним, я бы сказал ему: повернись…
Расс: Прямо сейчас?
Фриц: Повернись. Будь этим парнем, сыграй это для аудитории.
Расс (группе): Посмотрите. Можете ли вы уследить за мной? Это чертовски быстро. Вы думаете, что под котелком тарелка, да? А что под тарелкой? Котелок. А что под котелком? Тарелка. Все одновременно.
Фриц: Замечаете, насколько иначе он ведет себя, чем вчера, когда он был таким застенчивым парнем? Удобно ли тебе сейчас в этой роли?
Расс: Мне удобно, и я чувствую себя дьявольски неуловимым.
Фриц: Хорошо. Побудь чем-нибудь еще. Побудь тропинкой.
Расс: О'кей. (Пауза). Я – тропинка.
Фриц: В чем твоя цель, Тропинка? Какова твоя форма, каково твое состояние?
Расс: Я – тропинка. Я на этой горе. Я хорошая, удобная тропинка. Идти по мне нетрудно.
Фриц: Скажи это еще раз.
Расс: Идти по мне нетрудно. (Пауза) Вокруг меня много красивых пейзажей. Много мест, куда стоит прийти. И есть места для разбивки лагеря. Я, м-м, поднимаюсь до вершины горы. Люди поднимаются по мне до вершины.
Фриц: Скажи это еще раз.
Расс: Люди поднимаются по мне до вершины. (Пауза) Это обидно.
Фриц: Смотрите, мы не интерпретируем, но нечто происходит.
Расс: Расс идет по мне, но он остановился. Сейчас он с Крисом. Он все еще на мне.
Фриц: Хорошо. Мы имеем определенную встречу, которую можем использовать. Мы сейчас прервем сон ради момента встречи. Ты – тропинка, а вот это (указывает на пустой стул) – Расс. Поговорите друг с другом. Напиши сценарий такого разговора.
Расс: Ты идешь по мне, я знаю. Ты не так плох. У тебя тяжелые ботинки, тяжелее обычных. (Пересаживается на пустой стул). Ну, я думаю, они хорошо держатся за землю. (Пересаживается). Ты стираешь меня. Я… ты… вы ходите по мне, ужасное количество парней, в тяжелых ботинках. Почему бы вам не сойти с меня? Зачем вам эта чертова тропинка? Черт возьми, я вам не нужна! (Расс) Если я сойду с тебя, Тропинка, я могу заблудиться. Я могу упасть. Ты – безопасная. Ты – ровная, на тебе все устроено. Кто-то здесь уже прошел, так что я не заблужусь.
Фриц: Хорошо, я хочу прервать тебя здесь. Как видите, нечто начинает происходить. Вы чувствуете, что нечто просыпается.
Расс: Угу.
Фриц: Мы только прикоснулись к небольшому фрагменту сна и немного над ним поработали. Я думаю, что если кто-то возьмет один свой сон и проделает над ним всю работу, – это будет вся терапия, какая ему нужна. Только обычно происходит так, что когда вы немного развили свою личность, появляется другой сон и передает вам новое экзистенциальное послание.
Таково, по-моему, значение сна: экзистенциальное послание. Это не просто незаконченная ситуация, или текущая проблема, это не симптом или реактивное образование. Сон имеет экзистенциальный смысл, это экзистенциальное послание. Оно касается всего вашего существования, всего вашего жизненного сценария.
О'кей, давайте дадим попробовать кому-нибудь еще. (Энн идет к горячему стулу). Как тебя зовут?
Энн: Энн. Вот сон, который мне часто снится, со слегка изменяющимися деталями, это не…
Фриц: Я хочу прервать тебя на минутку. Это наиболее важные сны. Здесь я опять стою на совершенно иной точке зрения, чем Фрейд. Фрейд видел в этом компульсивное повторение, – необходимость повторять что-то вновь и вновь. Он полагал, что это – функция инстинкта смерти. Я полагаю, что повторяющиеся сны – это попытка прийти к какому-то решению. Мы должны преодолеть какое-то препятствие, чтобы завершить ситуацию, замкнуть гештальт и перейти к следующим делам. Можно быть уверенным, что если мы имеем повторяющийся сон, дело идет об очень важной экзистенциальной проблеме.