Не такое, конечно, как тебе бы хотелось, но все же… Я посчитал, что в такой ситуации я никак не могу позволить себе иметь детей, что при моем образе жизни могло случиться в любой день и час… В общем на операцию я пошел вполне осознанно. После истории, произошедшей с матерью Никиты, особенно, когда отец рассказал мне всю правду, я больше не хотел даже думать ни о любви, ни о семье, и уж конечно не мечтал о потомстве. И только познакомившись с сестренкой, я понял, чего мне так не хватало все эти годы, почему жизнь казалась такой глупой, пустой и не интересной. Оказывается, каждому нужно о ком?то заботиться, кого-то любить, кому-то доверять, не боясь получить предательский удар в спину. Я с головой окунулся в эти новые для меня чувства.» – Я изо всех сил стиснула зубы, чтобы остановить слезы готовые вот?вот предательски брызнуть из глаз.

– Что за история? – Недовольно пробурчал хмурый Ренат. – Еще сестрица какая-то нарисовалась не знамо откуда. Странно, что она не указана в числе наследников… Слушайте, а может, это Анжелка? Ну точно, она ведь из глубинки приперлась, и Семен ей, кажется, помогал. И Полина с ней подозрительно быстро подружилась…

Все присутствующие повернулись ко мне, в каждом взгляде светился вопрос и любопытство. Асманов покраснел, видно от досады, что не сообразил раньше расположить предполагаемую наследницу к себе. Я даже не шелохнулась, продолжая молча смотреть на экран.

«– Мне не захотелось официально признавать это родство и выносить историю моего рождения на люди… – продолжал между тем Семен, – Во-первых, мне не было не приятно, чтобы перемывали кости моему отцу и трепали честное имя мамы, да и сестре было бы трудно бороться с Ириной Матвеевной… Я ведь, зная ее характер и жадность, уверен, стоит мне уйти, и она вцепится в то, что считает своим, мертвой бульдожьей хваткой. Она не остановится в борьбе за деньги ни перед чем, даже перед преступлением… Я решил не подвергать девушку опасности, хватит и того, что ее мать вдоволь натерпелась, благодаря злобе и жадности этой женщины. Можешь не сомневаться, я давно уже обеспечил свою сестру так, что до конца дней ей не придется ни от кого и ни от чего зависеть. Я очень надеюсь, что она будет по настоящему счастлива, сама решит как жить, а мои деньги помогут ей осуществить мечты… По крайней мере мне бы этого очень хотелось… – Семен на экране тепло улыбнулся, взгляд его на мгновение стал каким то озорным и лукавым, почти мальчишеским. Потом его глаза внезапно снова стали холодными. – Все эти годы, я ломал голову над тем, что побудило тебя, „мамочка“ вести себя по отношению ко мне подобным образом… Ну, что я тебя раздражал в детстве, мешал, напоминал об измене отца, это в общем понятно… Месть Ольге тоже понятна… Чудовищна, бесчеловечна, но хоть объяснима… Но потом… Зачем ты приложила столько усилий к тому, чтобы разлучить меня с единственной женщиной, которая была мне по настоящему дорога и которую я любил… люблю до сих пор? Неужели только лишь для того, чтобы досадить мне?! Я сотню раз хотел подойти и прямо спросить тебя об этом, останавливал, честно говоря, только здравый смысл, я ведь понимал прекрасно, правды ты все равно не скажешь… Все-таки думаю мне удалось слегка заглянуть в твои мысли. При том, что ты постоянно и целенаправленно меня морально уничтожала, больше делать ставку тебе было попросту не на кого. Отец состарился с поразительной быстротой, у него частенько побаливало сердце. Опора в его лице в любой момент могла выскользнуть у тебя из рук. Вот тут-то я и должен был выйти на передний план, взять на себя опеку и заботу о „любимой мамочке“. Отец не делал секрета из того, что собирался еще при жизни передать в мои руки накопленные за долгие годы средства. Да и ты при всей своей антипатии не могла не видеть, что я умею делать деньги. Еще до армии я начал крутиться в бизнесе… Хотя какой тогда бизнес был, смех один… Спекуляция да фарцовка, сейчас и слов таких нет, но тогда и это приносило вполне ощутимый доход. Потом кооперативы начались, полегче стало крутиться… Тебе всегда было глубоко плевать на меня лично, но относиться безразлично к моему постоянно растущему состоянию ты просто никак не могла. Чем больше нулей появлялось на моем счете, тем сильнее я ощущал твое пристальное внимание и преувеличенную опеку. А уж когда ты почувствовала, что я вдруг по совершенно непонятным для тебя причинам перестал прислушиваться к твоему мнению, стал холоден, безразличен, а порой даже враждебен, ты и вовсе запаниковала. Еще бы! Послушный покладистый мальчик, раньше постоянно старавшийся перед тобой выслужиться, завоевать хоть капельку внимания и любви, вдруг перестал выполнять прихоти и капризы, резко урезал содержание, практически силой выдворил из только что отстроенного на месте бывшей дачки шикарного особняка в теперь скромную по твоим меркам квартиру, которую ты у меня когда-то так удачно выторговала. Зная, сколькими ужасающе темными пятнами запачкана твоя совесть, можно понять как неуверенно ты почувствовала себя, ощутив такие перемены. Мое счастье, а уж тем более не дай бог дети, твое положение могли только усугубить. Денег на не доступных для тебя счетах стало настолько непозволительно много, что „влачить убогое существование“ для тебя становилось все нестерпимее. Поняв, в конце концов, что моя любовь и привязанность для тебя безвозвратно потеряны, ты решила прибрать к рукам непослушного сыночка другим путем, объявить ненормальным и учинить надо мной опеку. Связи у тебя в этой области еще с молодости довольно внушительные, да и я своими постоянными выходками и публичными скандалами очень даже играл тебе на руку… Поняв куда ты клонишь, я, честно говоря, даже немного струхнул. Ведь я то знал, что эта женщина для достижения поставленной цели ни перед чем не остановится… От участи бедного умалишенного меня спасла Полиночка. – Я прямо затылком почувствовала ненавидящий взгляд,, который бросила на меня при этих словах Семена Ирина Матвеевна. – Она согласилась выйти за меня замуж. Мы честь по чести подписали брачный контракт. Теперь и состояние и опека в случае, если я и правда вдруг стану по какой?то причине недееспособным, должна будет перейти на мою жену. Она и только она будет иметь доступ к счетам, а Ирина Матвеевна опять останется не у дел… Пока она вроде оставила меня в покое. Хотя поручиться ни за что нельзя. Я стараюсь внимательно следить и пресекать все поползновение „матушки“ в сторону Полины. Слава богу, у моей жены уравновешенная психика и чертовски крепкие нервы. Я порой даже удивляюсь, насколько спокойно она реагирует на постоянные выпады и нападки свекрови.»

– Ну и кто из вас теперь осмелится утверждать, что Семен делал эту запись и составлял завещание в здравом уме!? – Преувеличенно возмущенно воскликнул Ренат. – Да сразу понятно, рехнулся он. О матери всяких небылиц напридумывать, а девке первой встречной довериться с потрохами. Смех. Это все злобные происки этой тихони Полины. Уж не знаю, как она умудрилась заставить Семена вроде как по собственному почину запись эту сделать абсурдную, но к смерти мужа она стопудово руку приложила! Честно говоря, не хотел я вмешиваться, но теперь заявляю: я готов поддержать заявление Ларисы, о том, что Полина в то самое время была рядом с «Мужским раем».

– Значит, все?таки ты продолжаешь встречаться с этой потаскушкой?! – Прошипела и без того взбешенная всем происходящим Ирина Матвеевна. – Вот значит, кто Ларису сопровождал в этот так называемый «Рай»! И это после того, как сам же принудил меня пойти с тобой в ЗАГС!

– Ну и что? – Нагло отозвался Ренат. Поняв, наконец, что «молодая» супруга не принесет с собой в их гнездышко вожделенных Семиных миллионов, его тон и отношение к Ирине Матвеевне заметно изменились. – Жена не стена…

Госпожа Наумова презрительно посмотрела на супруга и усмехнулась презрительно и печально. Хотела что?то сказать, но видно передумала и повернулась ко мне.

– Все что тут только что наговорил мой не вполне адекватный сын, еще нужно доказать, милочка. – Выглядела она не просто бледно, а как-то даже серо. Но держаться старалась как можно высокомернее и спокойнее. Я поразилась железной выдержке этой женщины. – Контракты, кассеты, завещания, это все конечно хорошо. Но я была, есть и навсегда останусь единственной законной матерью Семена. У вас нет ни одного документа, свидетельствующего об обратном, кроме сомнительных показаний весьма и весьма заинтересованных лиц. А раз так, то все законы на моей стороне. Я имею право на часть денег моего сына, что бы он там в завещании не написал… Я все усилия приложу, чтобы восстановить справедливость и вывести тебя на чистую воду…

– Да ради бога. – Неожиданно пришел мне на помощь Никита. – Никто не собирается лишать вас гордого звания МАТЕРИ в официальных инстанциях. Называйте себя как хотите. И прав имейте сколько угодно. Только законы я бы на вашем месте повнимательнее читал…

– Мы дослушаем наконец эту запись или нет!? – Слегка раздраженно подала голос Лариса. – Уж если кто и знал все законы от и до, то это Сема. Чем переливать из пустого в порожнее, послушайте умного человека. Уверена, он мигом все по своим местам расставит.

Все подавленно замолчали. На пару мгновений в комнате повисла звенящая тишина. Потом с экрана снова зазвучал голос Семена.

«… как бы я не относился к своей официально признанной матери, судиться с ней, а уж тем более мстить, я бы, наверное, не смог… Женщина все-таки, да и возраст. Слава богу, она сама избавила меня от необходимости искать лазейки, чтобы обойти закон, обязывающий сына в любом случае, даже если они вообще его не воспитывали, пожизненно содержать не имеющих источников дохода и средств к существованию престарелых родителей. Даже после моей смерти эта обязанность переходит на мое состояние и моего сына, как ближайшего родственника и наследника… – Ирина Матвеевна удовлетворенно глянула в мою сторону. – Очень кстати закон справедливый. Хотя всех одной гребенкой не уравнять, как ни старайся. Хорошо хоть „мамуля“ самостоятельно подыскала себе этот самый источник дохода и средства к существованию. Я с легким сердцем могу оставить ее на попечении такого „благородного и ответственного“ парня, как наш бывший шофер. – Голос Семена стал откровенно насмешливым. – Насколько я знаю, отношения с моей матерью он официально оформил, так что теперь я свободен. Из особняка Ирина Матвеевна может забрать свои личные вещи, наряды, драгоценности и перевезти в принадлежащую ей по праву квартиру. Больше ничего. Полечка, я на тебя очень надеюсь, девочка. Я уверен, ты меня не подведешь, как, впрочем, и всегда. Проконтролируй, чтобы все остальное, в том числе и машина, осталось на месте. Как бы она не просила и не умоляла, я запрещаю тебе чем-либо всерьез помогать этой женщине. ЗАПРЕЩАЮ! Слышишь?»

– Но это бесчеловечно! – Вскочила со своего стула свекровь. – Я всю жизнь. Все силы и здоровье вложила в это неблагодарное чудовище, а теперь должна оставаться у разбитого корыта? Как интересно он себе это представляет? У меня ведь кроме этой убогой квартирки абсолютно ничего нет! На что я буду жить!?

– Ну, не такая уж она и убогая. – Заметила я.

– Всего три комнаты! – Возмущенно фыркнула Ирина Матвеевна. – Для тебя это, может, и роскошь запредельная… – по привычке высокомерно начала она, но осеклась.

– Куда вам больше? К тому же ремонт там отличный, мебель вы сами выбрали. Именно ту, которую хотели… В чем проблема? Да и насчет того, что у вас ничего не осталось, вы тоже не правы. А как же Ренат? Теперь вы муж и жена, а значит, Сема прав, все заботы супруг обычно берет на себя…

– А если я завтра разведусь? – С вызовом выкрикнул со своего места Асманов. Ирина Матвеевна даже головы в его сторону не повернула.

– Твое право. – Спокойно и холодно заметил Никита. – Но имей ввиду, даже после этого за судьбу своей бывшей жены ответственным будешь ты, а не покойный сын.

– К тому же ты сам хвалился, как удачно составил брачный контракт. – С насмешкой напомнила я. – Там насчет этого все подробно расписано.

– Думаете, в угол меня загнали? – Грубо рявкнул Асманов. – А вот шиш вам! Не буду я всю жизнь с этой эротоманкой старой валандаться, и никто меня заставить не сможет! Я вообще уехать могу в другой город, а она тут пусть одна, как знает, кантуется. – Ренат выскочил из кабинета нотариуса и громко хлопнул дверью.

– Как вы, Ирина Матвеевна? – С тревогой спросил Иван Станиславович, заметив смертельную бледность, залившую внезапно щеки пожилой женщины. – Может, врача вызвать?

– Да нет. – Стараясь держаться как можно прямее, медленно отозвалась она. – Лучше такси мне закажите, если не трудно. Полагаю, насчет меня у Семена больше никаких заявлений не предвидится? – Нотариус покачал головой. – Тогда я бы, пожалуй, покинула это собрание. Как?то не слишком хорошо себя чувствую…

– Я тоже, наверное, пойду. – Поднялась со своего места Лариса. – Не думаю, что Сема вспомнит обо мне в завещании еще раз. Мы с дочкой и так перед ним в неоплатном долгу.

– Официально оформленные документы на имущество я подготовлю дня через три.

– Спасибо. – Колесникова подошла к Ирине Матвеевне и протянула руку. – Пойдемте, я довезу вас до дома. Такси когда еще приедет. Да и посмотреть нужно, может, вам и правда стоит врача вызвать на дом. Выглядите вы не самым лучшим образом.

– Какая теперь разница… – Пробормотала свекровь, тяжело опираясь на руку бывшей приятельницы. Когда за ними закрылась дверь, в кабинете остались только мы трое.

– Ужасно. – Никита поднялся и подошел к окну. – Как угодно я представлял свое свиданье с отцом и его родственниками, но только не так… Да, не так.

– Что делать, Никита Семенович. – Вздохнул нотариус. – Такова жизнь. Если бы все в ней было красиво и правильно, судьбы у всех нас сложились бы совсем по?другому…

– Я всю жизнь ненавидел отца, всю жизнь мечтал с ним встретиться… – Никита задумчиво рассматривал темноту за окном. – Встретиться именно для того, чтобы сказать, как я его ненавижу. Ненавижу за то, что бросил меня, практически убил маму… А теперь я даже не знаю, что я к нему чувствую.

– Семен ни в чем перед тобой не виноват. – Сказала я. – Твой отец был хорошим человеком. Добрым, ответственным. Поверь мне, я знаю, что говорю. Если ты думаешь, что только ты и твоя семья страдала, ты ошибаешься. Семина жизнь тоже сказкой не была. Под маской гуляки и бесшабашного алкоголика, которую сам же он и создал, жил почти несчастный, одинокий человек… – Я не выдержала и всхлипнула. – Ты не можешь продолжать его осуждать, Никита.

– Да не осуждаю я. – С досадой повернулся ко мне он. – Как ты не понимаешь, дело не в этом. Я взрослый человек и все прекрасно понимаю. Но неужели мы не могли встретиться хотя бы немного пораньше? Я ведь тоже всю жизнь был одиноким. И у меня, кроме бабушки не было ни одного родного человека рядом. Я так хотел бы любить своего отца, гордиться им, чувствовать его заботу и внимание! А теперь я не могу. Не могу, понимаешь!? Этот мужчина на экране, он ведь мне совершенно чужой, не знакомый и не понятный человек, только и всего. Я ничего, кроме жалости к нему не испытываю. Я хочу любить отца. Ну, или хотя бы память о нем… Я даже к этой страшной женщине в какой-то момент почувствовал что-то типа жалости, а к отцу ничего… Совсем ничего…

– Все происходит слишком быстро. – Сказал Иван Станиславович. – Поверьте, пройдет время, вы успокоитесь, разберетесь в своих чувствах, и в душе обязательно появится теплое и благодарное чувство к отцу, уверяю вас.

– Иван Станиславович, может, досмотрим пленку? – Предложила я, чувствуя, что вот?вот не выдержу всех этих душещипательных разговоров и просто разрыдаюсь в голос.

– Конечно, Полиночка. – С готовностью отозвался нотариус, которого эта ситуация похоже тоже тяготила, и щелкнул кнопкой пульта. Лицо Семена на экране показалось мне немного усталым.

– «Ну что вроде со всеми неприятными моментами покончено. Остальное свое состояние я оставляю двум близким для меня людям, жене Полине и сыну Никите. Не знаю, смогла ли Поля привезти его сегодня в этот кабинет, надеюсь, он сейчас меня слышит. Если нет, то я уверен, моя жена не остановит поиски до тех пор, пока не передаст в руки моего сына все, что ему полагается. Не стану сейчас перечислять, что и кому из вас причитается, все это написано на бумаге и оформлено по всем правилам. Основными активами вы будете управлять вместе, поддерживая и помогая друг другу. Прошу тебя, Полюшка, поддержи Никиту на первых порах, советом помоги, связями. Сама знаешь, как легко можно растеряться и запутаться, внезапно попав в совершенно чуждую и не привычную для тебя среду. Конечно, со временем мой мальчик разберется во всем и все расставит по местам, ведь в нем течет моя кровь. Кровь борца и неисправимого оптимиста. С деньгами делайте все, что хотите. Хотите приумножайте, хотите просто тратьте, там обоим хватит на всю жизнь… Поля, милая девочка, я не стану сейчас говорить, как к тебе отношусь и что чувствую, оставляя тебя одну. Ты все это прекрасно знаешь сама. Скажу только одно, я любил тебя с первой встречи и буду всегда любить, не смотря ни на что. – По щекам катились крупные горячие слезы, но я их не замечала. Я во все глаза смотрела в еще такие живые и ласковые глаза Семена и не могла поверить, что теперь его уже и правда нет среди живых. – А вот тебе, сынок, я так ни разу и не смог рассказать о том, что чувствую… О том, как сильно я любил твою маму… Может, и хорошо, что мы с тобой так и не встретились, Никита. Не знаю, как сложились бы наши отношения, и стал ли бы ты вообще слушать сентиментальные признания старого алкоголика и психа… Я никогда раньше не задумывался о том, как и что подумают обо мне окружающие. Я нарочно старался эпатировать как можно больше, вызвать недоумение и шок. Иногда я хохотал до слез и правда чувствовал себя слегка сумасшедшим. Узнав, что у меня есть сын, я впервые в жизни пожалел о своей репутации. Теперь ведь она запросто может автоматически перекинуться и на тебя… Люди любят мыслить стереотипами. Мол, яблоко от яблоньки… Я боялся нашей встречи и жаждал больше всего на свете. Ты спроси у Полины, она расскажет тебе, сколько бессонных ночей мы провели в разговорах о тебе, гадали какой ты, чем занимаешься, как выглядишь… Полюшка смеялась, что ты уже в свои годы вполне мог сделать меня дедушкой, причем не один раз… Наверное, ты, сынок, осуждаешь меня, или даже ненавидишь, за то, как все сложилось у нас с твоей матерью… Что же, наверное, ты прав. Я был глупым, безответственным юнцом. Прояви я немного настойчивости или хоть капельку здравого смысла, все у нас могло бы сложиться по?другому. Но глупая обида, похоже надолго заслонила мне белый свет и притупила разум. Прости, если можешь. Я ведь, даже узнав от отца, как все получилось на самом деле, снова не предпринял ни одной попытки связаться с родными Машеньки и хотя бы попросить прощения… за себя, за мать… Я струсил, сынок. Я не знал, что смогу сказать убитой горем женщине, потерявшей единственную дочь. Да еще такого ангела, каким была Машенька. Отец показал мне бумагу, в которой черным по белому было написано, что ни Марусю, ни ребенка спасти не удалось. Они погибли во время неудачных родов… Мне и в голову не пришло тогда, что Ирина Матвеевна обманула нас всех и отца в том числе, зная его мягкий характер. Я тогда многого не знал, сынок, даже представить не мог, на что способна эта женщина. Два года назад, когда я был в Австрии, мне пришло известие, что моя двоюродная тетка Тамара умирает от рака и просит немедленно приехать, чтобы застать ее в живых. Я избегал общения с этой женщиной, зная, что именно она по просьбе Ирины Матвеевны подделала документ, послуживший причиной сумасшествия моей матери. Я долго не знал, на что решиться, но все же бросил все дела и выполнил ее просьбу. Тогда она и призналась, что на ее совести не только та, давняя история с моей матерью. Она подделала и еще один документ, тот, где говорится, что мой сын умер в роддоме. А на самом деле мальчик жив, его отправили на воспитание в дом малютки. Она что?то еще говорила, просила прощения, пыталась руку целовать… Я ее не слышал. Меня ошеломило известие о том, что у меня есть ребенок. Сын! От любимой женщины. Ты и представить себе не можешь, какую бурю эмоций я пережил в тот момент. Я был и счастлив, и расстроен до глубины души. Сознание того, что мой единственный и уже горячолюбимый ребенок вместо того, чтобы получить все самое лучшее, заботу, игрушки, образование, любовь, наконец… вместо этого он всю жизнь маялся по детским приютам, где его вполне возможно обижали и били, было невыносимо. Я забросил все дела и начал поиски. Только Полюшка знает, сколько горя и разочарования я испытал, день изо дня получая отрицательные отчеты детективов. Я ведь не знал даже твоего имени, сынок. Да и о Машиной семье я мало что вразумительного мог рассказать. Мы упирали на детские дома, а потом выяснилось, что почти сразу из дома малютки тебя забрала бабушка и уехала. Мы занялись ее поисками… Когда наконец мне сообщили, что удалось напасть на ваш след, я даже заплакал от счастья, честное слово… – Семен замолчал, грустно глядя куда то вдаль. Я покосилась на Никиту, который стоял, прислонившись к стене и внимательно слушал исповедь своего отца. По его лицу невозможно было понять, что он чувствует в этот момент, о чем думает. – Никита, ты уже взрослый человек и можешь рассуждать с позиции кое-что повидавшего в этой жизни человека. Не спеши меня осуждать, постарайся понять и простить, если сможешь. Осмотрись вокруг повнимательнее и сделай собственные выводы о том, что происходит вокруг тебя. Не слушай всех тех, кто постарается втереться в доверие и тянуть на свою сторону, думай сам и решения принимай тоже исключительно сам. Я рад, что хотя бы в конце моей жизни господь смилостивился надо мной и дал возможность исправить совершенные ошибки, вернуть тебе хотя бы часть того, что отнял не по своей воле. Ты не знаешь меня, я тоже тебя не знаю… Но ты мой сын, и сын Маши Мне этого вполне достаточно для того, чтобы любить и верить.

Ну, вот, кажется, и все. Все слова сказаны. Все точки расставлены. Чтобы вокруг не болтали о моей смерти, не придумывали, хочу сказать сразу. Это мое решение и только мое. Только я сам и больше никто являюсь виновником этого печального события. Не знаю точно, когда оно произойдет, но думаю очень скоро. Не пугайтесь, я не собираюсь принимать яд, или стрелять в висок из пистолета. Вовсе нет. Я просто не стану выполнять те строгие предписания и предосторожности, которые на двух страницах навалял мой лечащий врач. По его словам я должен буквально урезать себя во всем, перестать пить, курить, полностью поменять образ жизни… Не таким я представляю свой конец. Совсем не таким. Я жил ярко, шумно, бесшабашно, а уж умереть и подавно хотелось бы красиво… В общем прощайте, дорогие мои, не поминайте лихом. У меня никого кроме вас, нет на всем белом свете… Я вас люблю.»

Экран медленно погас. Я закрыла лицо руками, Никита, ни слова не говоря, отвернулся к окну. Внезапно я снова услышала голос Семена.

« – Кстати, чуть не забыл. Чтобы не только вы поминали меня добрым словом, а и еще как можно больше приятелей и знакомых, я напоследок еще одно доброе дельце решил сотворить. – Мой муж уже вполне справился со своими эмоциями и говорил со своей привычной лукавой усмешкой в глубине глаз. – Я сто раз говорил тебе, Полюшка, что в „Арлекине“ отвратительная кухня, помнишь? Правда, с приходом туда Анжелы стало вроде получше. Так ты проследи, детка, чтобы это заведенье полностью передали в руки твоей подружки. Я считаю, такой кулинарный талант, как у нее, обязательно нужно вознаградить. Уверен, она быстро наведет там свои порядки, и все кто будет там кушать сто раз мне спасибо скажут за такое удачное решение. Кстати, я бы хотел, чтобы и поминки мои ты организовала именно там. Договорились? Ну, теперь вроде и правда все. Целую…»

– Это все, Полина Игоревна. – Вздохнул нотариус, покосившись на неподвижную спину так и не обернувшегося больше к экрану Никиты. – Мы выслушали последнюю волю Семена Васильевича полностью… Теперь, чтобы приступить к оформлению официальных документов, мне нужно выслушать ваше мнение обо всем этом, как основных наследников огромного состояния. Вы должны ознакомиться с тем списком, который оставил мне клиент, там досконально расписано, что и кому из вас отходит. Но Семен Васильевич заранее оговорил то, что вы можете по своему желанию внести некоторые изменения…

– Я ничего менять не стану. – Вздохнула я. – Семен был намного меня умнее и дальновидней. И уж точно знал, как будет лучше для меня и для его сына.

– Никита Семенович, а вы что скажете…

– Ничего. – Голос Ника звучал глухо, да и глаза, когда он, наконец, повернулся к нам лицо, выглядели подозрительно красными.

– Как ничего? – Растерялся нотариус. – Вы согласны с тем, как распределил ваши доли наследства отец?

– Мне все равно. Когда я сюда ехал с Полиной, то твердо решил для себя, что не приму от этой семьи ни копейки. Я и сам вполне в состоянии обеспечить свою жизнь и свою семью…

– То есть вы отказываетесь от состояния, которые оставил ваш родной отец? – Поразился Иван Станиславович. Я тоже с беспокойством посмотрела на Семиного сына. Это что еще за новости, скажите на милость!?

– Нет. – Не глядя на нас, хмуро отозвался Никита. – Все, что отец посчитал нужным передать в мое распоряжение, я приму. – Мы с нотариусом облегченно вздохнули. – Только я еще не решил, что буду с ними делать.

– Это уже ваше право. – Торопливо заметил Иван Станиславович. – Моя забота оформить бумаги для вступление в наследство и все. Дальше и вы Никита Семенович, и вы Полина Игоревна вольны поступать так, как вам захочется. Можете свою долю продать, подарить, просто выбросить… – Нотариус торопливо застрочил по бумаге ручкой. Чувствуется, наше беспокойное семейство надоело этому серьезному интеллигентному человеку буквально до чертиков. И его единственное желание – избавиться от нас, как можно быстрее. – Это вы, пожалуйста, между собой решайте. Вот тут вот подписи поставьте, если не трудно… – Он протянул нам с Никитой бумагу, на которой сын моего мужа практически не глядя поставил росчерк. – Ну, в принципе на сегодня все…