Глава 6

Обратно машину вел Павел. Мы договорились начать воплощать в действие наш договор немедленно. Я вспомнила, что ни разу за сегодняшний день путью не поела, и мы двинулись в кафе. Павел настаивал на ресторане, но одета я была не совсем подходяще. Поэтому мы выбрали заведение поскромнее. Паша сказал, что в «Уюте» частенько обедает кто-нибудь из ребят. Туда мы и направились.

Заняв столик в углу зала, я подождала, пока Павел поздоровается с братками, шумная компания которых веселилась за столиком в самой средине зала. Переговорив с ними, он подошел ко мне, демонстративно приобнял за плечи, взял мою руку в свои. Эти действия явно произвели неизгладимое впечатление на приятелей.

— Ну все, начало положено, теперь слухи поползут, как туман в поле, — довольно заявил мой кавалер. — Предлагаю заказать свинину на хрящах, ее здесь изумительно делают. И выпить. Ты, как обычно? — я кивнула. Оказалось, что «обычно» я пью «Мартини» с тоником. Себе Павел заказал коньяк. Я не стала напоминать ему, что он за рулем. Я уже поняла, что в его кругах с этим не принято считаться. Ребята за соседним столиком не прекращали пялиться на нас, и мы усиленно изображали влюбленных. Когда обед подходил к концу, я рискнула спросить:

— Паш, я вот все думаю, если Максим так моего мужа ненавидит, как он мог позволить мне выйти за него? — Он посмотрел на меня с удивлением.

— Так а кого ты спрашивала? Залетела по молодости, да по дурости. — (Батюшки! У меня что, и дети есть? ) — Макс уже ко всему готовенькому приехал.

— Ну, а потом?

— А что потом? Когда у тебя выкидыш случился, бумаги были подписаны.

— Надо разводиться быстрее, больно уж он мне надоел. Ты не представляешь, как мне противно видеть его рожу каждый день.

— Так кого винить то? У Вас теперь только два пути: или ты его замочишь, или он тебя.

— А что цивилизованным путем никак нельзя?

— Макс ни за что не согласится отдать половину своих денег этому недоноску. Если бы ты оформила брачный контракт по другому, все было бы проще. — Видя, что я расстроена, парень поспешил меня утешить:

— конечно же, Макс сам виноват, что не объяснил тебе. Перевел всю свою собственность на тебя, когда под следствием был. А этот жук и воспользовался. Ты думала, что после развода получишь половину его имущества, у тебя то были так, копейки. А он, похоже, знал, что делает. Ты принесла миллионы, а он одни долги. Я давно предлагал замочить его по-тихому и все. — Убежденно закончил мой собеседник.

— Думаешь, он попытается меня убить. — Вспомнив разговоры, подслушанные в больнице, мне стало многое ясно.

— Ежу понятно. Пока ты жива, сама распоряжаешься своими деньгами, вернее Макс за тебя, а так, он станет владельцем всего, официальным. Твой брат, знаешь, как бесился, когда ты пропала! Еще чуток и хана бы пришла Костику. Ты вовремя объявилась.

— Мне Макс уже говорил…

— Ну, вот и надо решать чего то. Не век же так жить. Я советую, его грохнуть, пока он не грохнул тебя.

— А я не могу все брату обратно передать? — С надеждой спросила я.

— Без согласия мужа, нет. А он уперся.

— Неужели он не боится?

— Боится, еще как боится. Он меня как видит, аж трясется, листом осиновым. Но деньги больно уж большие на кону. Да и понимает он, что рискованно его убирать сейчас. Сразу на вас с братом подумают.

— Неужели других путей нет? Заставить его как-нибудь? Пусть подпишет бумаги и все.

— Чтобы этот придурок вас потом по судам затаскал? С Максовой репутацией это опасно. В нашей стране подпись сама по себе ничего не значит. Это тебе не заграница.

— Ну чего, Паш, поели, пойдем потихоньку.

Он довез меня до особняка и высадил у ворот. По дороге заехали в «Связной» и купили мне сотовый. Обменявшись номерами, мы тепло попрощались. Похоже, Паше роль моего возлюбленного всерьез понравилась. — Поеду домой на твоем «Хаммере». Завтра кто-нибудь из ребят пригонит. Или сам заеду, если успею с утра.

— Ну не пешком же ты будешь возвращаться.

— Звони, если что. Хорошо?

Я, никем не замеченная, прошла в дом и поднялась по лестнице. В узком коридоре напротив моей спальни, видимо, находилась и спальня Константина. Подойдя к своей двери, я совершенно отчетливо услышала голос «мужа». Похоже, он говорил по телефону. Я дослушала разговор до конца.

— Пойми, ждать больше времени нет. После того, как она узнала о покушении… Я знаю, что говорю. Неудавшееся убийство называется покушением… Разбирайся с ними сам… Я заплатил кучу бабок тебе и этим недоумкам… Ты видел труп?…Так почему она сейчас живая? Никакой дырки во лбу я не разглядел что-то… Я не слепой, чтобы спутать свою жену с чужой тетенькой… Просто здорово! Труп сожгли, а он материализовался из пепла. Ты за кого меня держишь?! За лоха?.. Значит, как лоха развели тебя. Сам разбирайся со своими хреновыми киллерами… Второй раз я платить не намерен. Пусть бесплатно исправляют свои огрехи… Ты можешь ждать, а я не могу. Я жив только потому, что у деверя плечо продырявлено было. Не до меня, как говорится. А сейчас он тряхнет эту курицу, узнает, как все было, и все, пишите письма… Да понимаю я! Подозрения одно, а гроб совсем другое… Пусть подставят кого-нибудь что ли… — Костик почти кричал. Я отчетливо слышала каждое слово. Волосы зашевелились у меня на голове. Так вот за что так униженно выпрашивает прощения «муженек». За несостоявшееся убийство. Вернее за состоявшееся. Насколько я поняла, Лилиана Владимировна получила пулю в лоб, а потом ее труп сожгли. А теперь подобная участь ожидает меня. Надо срочно что то делать. Лучше всего бежать к Максу и все ему рассказать. Но у меня нет доказательств, я даже не знаю, с кем Константин говорил. Хотя брату вряд ли потребуются улики. Только вот вопрос, что будет тогда со мной? Как они со мной поступят? Весь ужас в том, что я не понимаю, кто на моей стороне, кто на чужой. Кому лучше от моей смерти, кому хуже. Нет, лучше молчать. Но я ведь в серьезной опасности… Господи! Да что же мне делать?

Я потихоньку спустилась вниз и прошла на кухню. Там я застала экономку. Элегантную, пожилую женщину звали Клара. Она с первого взгляда очень понравилась мне. Всегда строго и аккуратно одетая, вежливая, она совсем не походила на прислугу. Разговаривать грубо и нагло, с ней мне было наиболее трудно. Но ради достижения намеченной цели пришлось в очередной раз держать марку.

— Почему никто не встретил меня у входа? У нас что, прислуги недостаточно?

— Но все заняты. Горничные убирают комнаты, садовник чистит бассейн. Шофера Вы сами отпустили. Кухарка на рынок за продуктами уехала. Я суп готовлю… — Залепетала девчонка, режущая чего то на разделочной доске. Надо же, ее я вообще сначала не заметила.

— Не суйся, я не к тебе обращаюсь. — Я вопросительно посмотрела на молчащую экономку.

— Но девочка права, все заняты работой…

— Значит, нужно нанять еще прислугу!

— Что случилось, радость моя? — Спросил спустившийся на шум «муж».

— Немедленно позвони в агентство по найму прислуги. Пусть утром пришлют девушку.

— Зачем, солнышко? У нас и так полно девушек?

— Все дуры и кретинки. Я не хочу, чтобы мне подавала еду и белье деревенщина, только что бегавшая со шваброй по дому. Пусть найдут красивую, интеллигентную, со знанием языков. Я назову ее не прислугой, а компаньонкой. И занимается пусть только мной. Одной даже за покупками ходить стремно. — Капризно заявила я.

— Подружкам позвони, их у тебя сотня.

— Тебе что, денег на компаньонку жалко? Так я на свои прошу. — Нагло выдала я, зная теперь, как обстоят наши финансы.

— Ну ладно, ладно, — сразу пошел на попятную «муж». — Позвоню.

— Нет уж, пошли сейчас же звонить. Я проконтролирую.

В холле в тумбочке лежала телефонная книга. Порывшись в ней, Костик позвонил в агентство. Я запомнила номер. Поднявшись в свою спальню, я со своего сотового отменила заказ, сказав, что мы передумали.

Утром я проснулась пораньше и с нетерпением стала ждать появления подруги. Она подкатила к воротам на такси в тот момент, когда Константин садился в машину.

— Здравствуйте, мне бы Константина Леонидовича Образцова.

— Это я, но мне некогда, я на работу уезжаю.

— Очень интересно, — заявила я, выходя на крыльцо. — Девки уже на дом приезжают.

— Лилечка, солнышко, я ее первый раз вижу. — Начал оправдываться муж. — Она меня даже не узнала…

— Я из агентства «Гувернер». Астахова Нина Павловна.

— Ну вот видишь! — Обрадовался Костик. — Ты же сама просила прислать девушку симпатичную…

— Не доверяю я тебе. А ну ка, милочка, покажите сопровождающие бумаги, паспорт, характеристики. — Нина с готовностью протянула мне пачку бумаг. Я погрузилась в чтение. Подруга и «супруг» терпеливо ждали. — Написано то все складно. А на деле, небось, ни этикета, ни стенографии не знаешь? — Ворчливо начала придираться я.

— Все, что написано — правда. — Заверила «компаньонка».

— Ну что же, пойдем, проверим. А ты чего на девчонку то пялишься? Чеши на работу. — Обернулась я к «мужу». Он облегченно вздохнул и живенько юркнул в машину.

— Ну, ты прямо артистка! — Восхитилась Нина, когда мы вошли в мою спальню. — Так изображать стерву не каждая сможет. Тут талант нужен. И домина классный. Ты когда вчера рассказывала, я верила, но не представляла всего… И «муж» нормальный. Слушается тебя…

— Говори тише. Он убить меня мечтает. — Устало сообщила я. — Уже и денежки киллерам заплатил. — Я рассказала подруге то, что узнала со вчерашнего дня.

— Вот говнюк! И что ты делать собираешься? Может, с Максом поговорить?

— Я думала об этом. Страшно. Он еще опаснее, чем «супружник». Кто его знает, чего ему в голову взбредет.

— Надо выяснить, кем он приходится тебе лично. Может, тоже брат. Тогда должен защитить. Ты когда планируешь мамашей своей заняться?

— Чем быстрее, тем лучше. Как сказал мой «муж», времени совсем нет.

— Так прямо сейчас и поехали! Пока такси ждет.

Мы спустились вниз.

— Девушка мне подходит. — Заявила я домоправительнице Кларе. Только одета она, как бомжиха. Поедем ей гардероб подбирать.

— Позвать Игоря?

— Пусть садовнику помогает, нечего филонить. Я поеду на такси, обратно меня привезет Павел.

— Как скажете, Лилиана Владимировна! На обед, что приготовить?

— Что-нибудь грибное. На свой вкус. — Увидев удивленно приподнятые брови Клары, я поняла, что вышла из образа и добавила. — Надеюсь, уж грибы то Вы не испортите.

Подойдя к такси, я увидела серую «Ауди». Из нее вылезла сестра моего «мужа».

— Лилиана, ты уходишь? Мне просто необходимо с тобой поговорить.

— Ну говори. Только быстро, я спешу.

— Ты должна, нет, просто обязана, образумить своего брата! — Начала Елена Леонидовна трагическим голосом.

— Не знала, что он впадает в маразм!

— Нет-нет. Я не очень удачно выразилась, — сбросила обороты «золовка». — Он приостановил действие моих кредитных карт. Прихожу сегодня в магазин…

— Но это его деньги, что хочет, то и делает. — Насмешливо ответила я.

— А мне что делать? — Растерянно спросила Елена Леонидовна. — Я разговаривала с Костей, он ничем не может помочь…

— Зачем вам чужие деньги? Пусть Константин оформит кредитку на свой счет, а не на мой. Тогда никто не сможет его аннулировать.

— Но у него нет…

— Пусть работает. Да и ты еще не старая, сама заработай. — Я обернулась к Игорю, стоящему в воротах. — Без хозяев в дом никого не пускать. Никого! Понял? — Шофер кивнул и запер ворота. Мы сели в такси и тронулись. «Золовка» обиженно хлопала глазами, глядя нам вслед.

Глава 7

Машина с шашечками остановилась около серой девятиэтажки, в которой находилась моя квартира. Нина достала запасные ключи, которые хранились у нее, и мы вошли . Все стояло на своих местах, было таким родным и привычным, что у меня защипало в носу от подступивших слез. А может, и от пыли, которая ровным слоем покрывала всю мебель, посуду и подоконники. Я долго не могла понять, чего же не хватает в моей маленькой уютной кухоньке? Цветов! Раньше они стояли везде, на холодильнике, шкафах, окне. Проследив мой взгляд, Нина сказала:

— Я перенесла горшки к себе. Жалко, если бы они погибли. А сюда ходить поливать я физически не могла. Каждая вещь напоминала о тебе. Я просто каждый раз после посещения твоей квартиры умирала от тоски.

— Ты же ненавидишь цветы в горшках.

— Я тоже поставила их на кухню, они напоминают тебя. Мне, когда особенно хреново было, я пила чай и с ними разговаривала. У меня ведь, кроме тебя, никогошеньки нет. Мать и то пропала где то на помойке. А твои цветочки все таки живые, растут… Сначала повяли многие, наверное, тоже по тебе скучали… — Подруга подозрительно захлюпала носом.

— Ладно, Пятачок, не расстраивайся. Все нормально будет. Мы с тобой такая сила, с которой ни один мафиозник не справится.

Вдруг раздался резкий звонок в дверь. От неожиданности мы так и подскочили. Я рывком распахнула дверь. На пороге стояла моя соседка Маргарита Львовна. Уперев руки в боки, она приготовилась дать отпор ворвавшимся в квартиру.

— А предъявите ка ваши документы, милочка, мне милицейские товарищи поручили… — Узнав меня, она резко замолчала, прикрыла рот рукой и медленно начала оседать на пол. Мы с Ниной подхватили ее и втащили внутрь квартиры. Усадив соседку в кресло, я побежала искать валидол. У Маргариты Львовны больное сердце, и я всерьез за нее опасалась. На всякий случай, я ушла на кухню, а старушкой занялась подруга. Придя в себя, соседка приняла от Нины валидол и простонала:

— Ниночка, такой ужас мне привиделся. Машенькино привидение по дому бродит. Ужас! Волосы, как водоросли, глаза страшные и смотрит так, будто хочет утащить с собой в пучину вод.

— Правда что ли? — Обалдела подруга.

— Вот те крест, деточка. А ты сама ее часом не видела?

— Такое страшилище, точно нет. — Искренне заверила Нина.

— Странно, а мне тогда почему явилась? Вы с ней подруги вроде были, пусть бы тебя и пугала.

— Может, она поблагодарить Вас хотела, что Вы за ее квартирой хорошо следите? — Предположила Нина.

— Может. — Задумчиво согласилась соседка. — Только зачем ей в пучине водной о мирском то думать?

— Кто их покойников разберет, — философски согласилась подруга. — Может, ошиблась просто, хотела мне явиться, а тут Вы не вовремя сунулись?

— Я не сунулась, — обиделась Маргарита Львовна. — Мне милиция велела за квартирой присматривать, она полгода пустая стоять будет, вдруг наследники какие объявятся.

— Какие же у нее наследники? Сирота, из детского дома…

— Это при жизни сирота. А как помрет человек, сразу родственнички подтягиваются. Чай не в капусте ее нашли. — Поучительно объяснила соседка, выходя из квартиры. — Участковый на той неделе заходил опять ругался, что пломбу с двери сняли, как будто я по ночам спать не должна. Я же не виновата, если стоит ему опечатать Машенькину дверь, как хулиганы сразу же эту бумажку и срывают… А может, это и не мальчишки вовсе. — Вдруг испуганно прошептала Маргарита Львовна и торопливо перекрестилась. — Может, это тоже призрак делает?… — Нина неопределенно пожала плечами, изобразив на лице сомнение.

— Первый раз слышу, чтобы призракам пломбы мешали войти….

— Ты, деточка, запри тут все, как положено, а я прилягу пойду. Напугала меня покойная, до сих пор сердце покалывает.

Неожиданный приход старушки развеял тягостное впечатление, охватившее нас после осмотра опустевшего жилища. Я разыскала ключи от машины, и мы пошли на стоянку. Уезжая на юг, я оплатила ее на месяц вперед, но прошло уже больше двух, и я опасалась за судьбу своего автомобиля. К счастью, до сторожей не дошла весть о моей безвременной кончине, и они легко отдали мне машину, после того, как я оплатила все долги за простой.

Моя «восьмерка» завелась практически сразу. Два раза презрительно чихнув, она довольно заурчала мотором, показывая, что готова к пробегу на любое расстояние.

Первым пунктом нашего пути был «Дом малютки». Там за небольшое денежное вознаграждение мы смогли узнать, что безымянная девочка по фамилии Глебова была доставлена к ним 16 июля 1977 года из роддома номер два города Семенова. (Понятно теперь, чему я обязана своим отчеством. ) Не откладывая дела в долгий ящик, мы с подругой двинулись в Семенов.

Часа через полтора мы были на месте. Роддом выглядел не слишком презентабельно. Маленькое двухэтажное здание давно нуждалось в ремонте. Перила на крыльце с одной стороны отвалились, деревянные ступеньки под нашими ногами угрожающе скрипели.

— Как тут роженицы ходят? — Возмущалась Нина. — Треснет такая вот доска, и можно в родильное не подниматься. Прямо тут родишь.

Я слушала подругу в пол-уха. Меня охватил трепет. Надо же, здесь я появилась на свет! Возможно, сейчас я узнаю, почему мать безжалостно бросила меня в этом убогом месте. Может быть, даже смогу найти ее и посмотреть в глаза. Интересно, кто я на самом деле, и кто Лилиана? А вдруг, у меня огромная дружная семья, а со мной просто случилось недоразумение, и они разыскивают своего пропавшего ребенка все эти двадцать пять лет… Я присела на дермантиновую банкетку в холле. Ноги дрожали. Заметив мое состояние, Нина сказала:

— Ты посиди тут, а я пойду, поищу того, кто сможет нам помочь. — Она ушла, оставив меня наедине с мыслями. Я вспоминала все обиды и унижения, через которые мне пришлось пройти в детдоме и школе. Не смотря на то, что у нас был прекрасный педколлектив, жилось воспитанникам несладко. Я даже не говорю о бедности, почти нищете, в которой мы существовали. Самым обидным было отношение окружающих ко мне и моим товарищам. Учились мы в обычной школе, находившейся недалеко от нашего Дома. Все ребята приходили в класс красиво одетыми, с новыми портфельчиками, набитыми учебниками и бутербродами, заботливо приготовленными мамой. Мы в своих добротных, но серых и невзрачных платьицах, с потрепанными, служащими не один год книжками, выглядели на их фоне замарашками. Дети жестоки. Никто не хотел дружить с детдомовцами, родители просили учителей получше присматривать за нами, будто мы малолетние преступники. Сколько раз мы дрались, за время учебы в школе! А как еще мы могли ответить на оскорбления и насмешки сверстников? Я с детства поняла, что единственный путь вырваться из нищеты, это много работать. Я старалась учиться на отлично и тянула за собой Нину, хотя порой даже выучить уроки в комнате на двенадцать девочек было трудновато. Но все же мы с подругой смогли достойно вписаться в окружающую жизнь, в то время, как многие наши ребята сломались, стали алкоголиками или уже отбывают срок в исправительных учреждениях.

Самыми тяжелыми днями в детдоме были, пожалуй, выходные. В эти дни ребят забирали по семьям. У многих были свои родственники, бабушки, тети. Некоторых брали приемные родители. Сначала на один-два дня, потом забирали на совсем. У Нинки была мать. Алкоголичка, лишенная родительских прав, она изредка приезжала к дочери. Их отпускали домой на ночь. Я жгуче завидовала подруге, хотя она нередко возвращалась от родительницы с синяками и глазами, опухшими от слез. Елена Владиславовна, наша учительница, очень хотела найти для меня приемных родителей. Пару раз меня тоже брали на выходные в семью.

Первый раз я оказалась дома у очень доброй женщины. Она кормила меня пирожками, специально испеченными к моему приходу. Потом мы с Евдокией Петровной, так звали женщину, ходили гулять в парк. Она купила мне мороженое на палочке, катала на каруселях. В тот день я впервые попробовала газировку. Прогуливаясь по аллеям парка, держась за руку Евдокии Петровны, я была практически счастлива. Вечером с работы пришел ее муж. Он выглядел уставшим и хмурым, поглядывал на нас не слишком одобрительно и, поужинав, сразу ушел читать газету. Я даже не рискнула спросить его имя, так оробела. Потом меня уложили спать в отдельной комнате на мягкой чистой постели. Я постеснялась сказать, что боюсь оставаться одна в темноте, и долго не могла уснуть. Евдокия Петровна в соседней комнате о чем то спорила со своим мужем. Он то и дело срывался на крик, но тотчас замолкал. Потом женщина зашла ко мне в комнату и села на кровать, включив ночник. Может, она просто хотела посмотреть на меня, или поняла мои страхи, но я была очень благодарна ей за заботу. Мне было семь лет, но я до сих пор помню, с каким выражением смотрела на меня в ту ночь Евдокия Петровна, в глазах ее стояли слезы. Больше она меня не брала. Я думаю, ее муж не согласился приютить девочку из детского дома. Пару раз мне передавали от нее сладости, потом прекратилось и это. Передать горе, поселившееся в моем маленьком доверчивом сердце, невозможно словами. Несколько лет после этого я ждала Евдокию Петровну, только став взрослее, я, наконец, осознала — она не придет, никогда. Елена Владиславовна сама порой плакала, глядя на меня, вцепившуюся в забор с глазами устремленными на дорогу ведущую к воротам. Второй раз в семью я попала в возрасте одиннадцати лет. Зачем супруги Горкины брали к себе ребенка из детского дома, я не поняла. У них была своя девочка. Люся. Меня этот вопрос не очень то волновал, мне нравилось играть с Люсей, у нее была целая коробка замечательных игрушек, полки с детскими книгами. Ее папа показывал нам диафильмы. Мне очень нравился этот процесс. Я принимала активное участие в натягивании белой простыни на стену, в установке аппаратуры, и потом с замирающим сердцем сидела в темноте, следя за передвигающимися веселыми фигурками. Горкины были добрыми людьми. Мы могли бы надолго подружиться с ними, но однажды Люся заболела чем то вроде чесотки. Ее родители устроили директору жуткий скандал, обвинив в том, что за детьми в нашем детдоме смотрят отвратительно, ведь заразу по их мнению принесла я. Ко из нас: я или Люся, явились источником болезни, непонятно, но и у нее в школе и у нас в комнате девочки переболели этой дрянью. До сих пор не могу понять, почему во всем случившемся обвинили меня? Разве я виновата, даже если заболела? Мы выздоровели, но Горкины в нашем Доме больше не появились ни разу.

Теперь все это позади, я не маленькая несчастная девочка, но обида на мать осталась в сердце на всю жизнь. Смогу ли я перебороть ее и нормально общаться с этой женщиной, если найду?

— Так, кажется, все в порядке! — Нина радовалась, что могла помочь мне. — Пошли в подвал, там архив. Сейчас нам сделают выписку из регистрационной книги. Придется заплатить, конечно…

— Это не важно. — Глухо успокоила я подругу, стараясь справиться с расшалившимися нервами. Мы спустились в подвал, где тетенька в не слишком чистом белом халате выдала нам следующие сведения:

Галина Ивановна Глебова поступила в роддом восемнадцатого июня 1977 года. Девятнадцатого июня родила ребенка женского пола. Ночью сбежала через окно в казенном халате и тапочках. Здесь же был адрес мамаши. Сведения о том, искали ее или нет, что она говорила по поводу отказа от ребенка, отсутствовали. Переписав адрес, мы отправились искать мою малую родину.

Мать проживала в двухэтажном желтом бараке на самой окраине города. Найдя дом, мы позвонили в квартиру номер четыре. Открывать никто не поспешил. Вероятно, хозяева уехали или просто были на работе. Мы вышли и уселись на лавочку у подъезда, не зная, что делать дальше. К нам подошла неряшливая женщина неопределенного возраста.

— Девчонки, закурить не найдется? — Нина, молча, достала сигареты. — А вы чего тут сидите? Ждете что ли кого?

— Нам Глебова нужна, из четвертой квартиры.

— Это какая Глебова? — заинтересовалась женщина, даже курить перестала.

— Галина Ивановна. 1957 года рождения.

— Так это подружка моя, — помолчав, выдала она.

— А где ее найти то можно, не подскажете? — С женщиной вела переговоры Нина. Комок, застрявший в горле, мешал мне говорить.

— Подскажу, конечно, подскажу, отчего же не подсказать. Только, девчонки в горле пересохло, — запечалилась собеседница, — мысли путаются…

— Ясно, — перебила Нина. — Сколько?

— Да мне опохмелиться бы только, — заторопилась пьянчужка. — И я вам все расскажу и покажу. — Нина в растерянности обернулась ко мне. Ждать, пока тетенька купит бутылку, опохмелится и вернется, не было сил. Не факт, что она вообще вернется, а главное в каком виде?

Я поднялась и пошла к машине. Наша собеседница здорово расстроилась, решив, что мы решили уехать.

— Да мне много не надо, — заканючила она. — Грамм на сто хотя бы. Трубы горят.

Я достала из багажника бутылку водки, которую всегда вожу с собой на всякий пожарный случай. При поломках на дороге или в других ситуациях, когда не совсем удобно предлагать деньги, эта привычка очень меня выручает. Увидев горячительное, женщина воодушевилась. Я поставила бутылку на лавочку рядом с собой.

— Рассказывай, выпьешь позднее. — Сухо скомандовала я.

Поняв, что водку надо заработать, пьянчужка вздохнула и встала.

— Пошли.

— Куда?

— Вы спрашивали, где ее можно найти, так я покажу.

Мы молча пошли за ней. Минут через десять показался железный забор. Через ажурные ворота мы попали на территорию кладбища. Женщина остановилась у запущенной могилы с покосившимся крестом.

— Вот она, давай бутылку. — Я автоматически протянула ей спиртное. На табличке значилось: «Глебова Галина Ивановна. 20 октября 1957года — 20 июня 1977 года.» Значит, мать умерла на второй день после родов?

— Что с ней случилось? — спросила за меня Нина.

— Умерла. Давно уж, двадцать пять лет прошло. Может, помянем рабу божью?

— Вас как зовут? — Спросила я.

— Натальей.

— Наташ, расскажите нам про Галину, все, что помните, а я Вам еще на бутылку дам.

— Ну а чего же не рассказать то? — Женщина отхлебнула из бутылки. — Полегчало мне от вашего лекарства. Теперь чего хошь можно. Подругами мы были закадычными. Только мало она прожила совсем, рассказывать нечего.