Глубоко ошибается тот, кто считает русскую литературу понятной, как одноименный учебник. Русская литература (и это справедливо и для произведений сегодняшних авторов) - это нескончаемая игра, самый настоящий Диснейленд, населенный такими, вроде бы знакомыми ещё по школьным хрестоматиям и многократно объясненными учителями и критиками, но каждый раз опять непостижимо таинственными и приводящими в волнение художественными образами. Возможно ли разгадать их однажды РАЗ - и НАВСЕГДА? Скорее всего, что вряд ли...
      Но как же безумно интересно это делать, видя, как "плоскостная картинка" текста вдруг начинает оживать, и чаща синтаксиса заполняется живыми фигурами, словно сказочное Лукоморье гостями! И чья бы фамилия не стояла над читаемым произведением, а чувствуя, как парит над страницами русской литературы легкая тень в развевающейся крылатке, так и хочется хлопнуть себя по ляжке и, подпрыгнув, воскликнуть классическое: "Ай, да Пушкин! Ай, да сукин сын!.."
      4 июня, понедельник; День Святого Духа. ...Шел после приезда из Пскова на работу, вокруг звенели колокола, над Комсомольским проспектом кружился тополиный пух, и в голове начали сами собой рождаться строчки: "На праздник сошествия Духа / пронизана солнцем земля. / Щекотным кружением пуха / наполнили мир тополя..." Но дальше сочинять не захотелось - поэзия должна приходить сама, а когда её дописываешь умом, то это уже ремесленничество...
      5 июня. Заходил Анатолий Парпара, занес свою "Историческую газету", в которой опубликована речь М.С. Горбачева в Американском университете в Турции. "Целью всей моей жизни было уничтожение коммунизма, невыносимой диктатуры над людьми, - говорит в ней этот недавний генеральный секретарь нашей Коммунистической партии. - Меня полностью поддержала моя жена, которая поняла необходимость этого даже раньше, чем я. Именно для достижения этой цели я использовал мое положение в партии и стране. Именно поэтому моя жена все время подталкивала меня к тому, чтобы я последовательно занимал все более и более высокое положение в стране..."
      Если всё это не позднее бахвальство, то становится видна роль Раисы Максимовны в развале СССР, что ещё раз подтверждает ту истину, что со времен Адама и Евы дьявол действует исключительно через женщину, и враждебные России силы это очень хорошо понимали и использовали.
      * * *
      В два часа дня на рабочем секретариате обсуждали кандидатуры на премию "Хрустальная роза", которую учредил драматург Виктор Розов. Услышав, что нам некого на неё выдвигать, я вспомнил о своей повести "Алиби нет даже у покойника", которая посвящена событиям театральной жизни. Почему бы мне не выдвинуть на эту премию ее? Думаю, что в этом нет ничего неэтичного...
      * * *
      ...После работы побывал в журнале "Москва", хотел увидеть Глеба Кузьмина, но его не было. Немного поговорил с Капитолиной Кокшеневой и уехал. Как-то у меня не очень ладятся отношения с этим изданием, хотя одни из моих первых статей и были опубликованы именно у них.
      6 июня, среда. Сегодня - день рождения А.С. Пушкина, и я вместе с В.Н. Ганичевым, В.А. Костровым и В.М. Гуминским выступал на Пушкинской площади, а потом возлагал цветы к памятнику Поэта. После этого поехали с Ганичевым в его машине в Правление, дорогой говорили о современной литературе и о книге Владимира Бондаренко "Дети 1937 года". В "Литературной газете" сегодня как раз напечатана статья Геннадия Красникова об этой книге - видно, что она всех раздражает своей концепцией; никто не хочет верить в то, что чем кровавей годы, тем большее количество талантов рождается, но никто не может не признать и того, что в книге всё-таки "что-то есть", и что она несомненное явление в сегодняшней литературе.
      В газете "Жизнь" прочитал статью о свержении Рема Вяхирева с поста председателя "Газпрома", которая откровенно провозглашает принцип: "Отцов в отставку, детей - в тюрьму". Пишут, что от отчаяния Вяхирев чуть не наложил на себя руки, "и только боязнь за будущее его детей удержала его от этого страшного шага. Однако над ними - как и над детьми других "газовых королей России - висит дамоклов меч: их ждет не просто изгнание из рая, который построили для них родители, но и перспектива оказаться за решеткой..." Увы, "Газпром" хотя и реставрировал церкви и музеи, но вместе с тем и в страшных масштабах разворовывал народное достояние, каким является природный газ. Раньше доход от его добычи шел на обеспечение бесплатного образования, медицины и других общенародных благ, а теперь почти все деньги уходят в карман руководителей "Газпрома". Я не раз бывал и в квартире, и на даче своего свата, который работает членом Правления "Газпрома", и видел в каких царских палатах он живет. Очень нелегко мне давались такие визиты, но Яна вышла замуж за его сына Диму, так что приходилось общаться. Хотя о чем нам было говорить при встречах? О его хоромах? Он ими хвастается, а я не могу отделаться от осознания того, что это украдено у моей Алинки, лишив её тем самым в её завтрашней жизни бесплатного образования, доступных по цене турбаз, санаториев, домов отдыха... (Пусть в этом виноват и не лично он, а установившаяся ныне система, но ситуация от этого не меняется.)
      В то же время беспокоит теперь мысль о том, что будет дальше с нашими молодятами Димой и Яной. Сегодня они по командировке "Газпрома" работают в Германии, но газета пишет, что правительство собирается перекрыть все западные проекты Вяхирева, так что не исключена возможность их отзыва в Россию. Так, не успев обрести в жизни ничего, кроме разочарования и крушения надежд, они могут автоматически попасть в категорию "детей газовых королей" и вылететь с работы.
      7 июня. Возвращаясь из Вятки, куда он ездил для участия в Крестном Ходе к чудотворной иконе Николы Великорецкого, ко мне в Правление зашел сегодня мой литинститутский друг - самарский прозаик Саша Громов. Он должен был возвратить мне книгу Милорада Павича "Ящик для письменных принадлежностей", которую Марина хотела дать почитать Борису Шереметьеву, чтобы он сравнил её со своим "Морским рундучком отставного капитана Усова" и увидел, что можно вытащить из подобных изделий. Книгу Громов, конечно же, забыл, но зато привез протокол о моем выдвижении на премию "Хрустальная роза", о которой как раз шел на днях разговор. Сегодня же, откликнувшись на мою просьбу, прислал факс с поддержкой этого выдвижения и главный редактор журнала "Нижний Новгород" Женя Шишкин, так что я всё это прямо на секретариате передал в Комиссию по присуждению премии.
      Там же на секретариате обсуждали предстоящий нам в июле "Пленум на колесах" - МПС предоставляет для его проведения спецвагон с кондиционерами на 16 человек, вагон с душевыми кабинами, вагон-церковь, обеспечивает нас питанием на время всего путешествия и отправляет по Транссибирской магистрали от Челябинска до Владивостока с тем, чтобы мы выступали в проезжаемых городах перед народом. Тема Пленума: "Державный путь России".
      Идея великолепная, и в любое другое время я бы с удовольствием проехал весь этот путь от начала до конца (ведь это готовая книга, только успевай записывать!), но акция намечена на 7 - 27 июля, я столько ждал этого месяца, чтобы пойти в отпуск, выкинул 10 тысяч рублей на аренду дачи - и что? Проездить все это время в вагоне, а с августа уже опять втягиваться в работу?.. У меня накопилось столько ненаписанных сюжетов, хочется поработать над двумя романами, ждут написания несколько статей, да и просто я уже очень устал, хочется отдохнуть и побыть с ребенком... Поэтому я сказал Ганичеву, что, возможно, не смогу поехать, и похоже, его этим огорчил. Ну, а как быть?..
      * * *
      После секретариата часа полтора гуляли с Громовым по Арбату, поели сосисок, попили "меринды" и зашли в редакцию журнала "Москва", где я передал Александре Григорьевне Васильевой рецензию Олега Шестинского на роман Арсения Ларионова "Раскаяние", а Громов выяснил дела со своей рукописью. Прежний зам. главного редактора Виктор Калугин говорил, что уже подготовил к печати один из его рассказов, а также повесть самарского прозаика Ивана Никульшина, но потом его внезапно отстранили от работы и все эти материалы пропали. Как всякий безалаберный русский человек он ничего никому не передал, бросил рукописи неизвестно где (в том числе, кстати, и мои тоже) и оставил работу. Так что теперь его ищут, чтобы он их отдал, но у него умерла в эти дни жена, и т. д., и т. п. Короче, пока что всё тормознулось.
      8 июня, пятница. Столько дней уже мечтаю как следует выспаться, но опять пришлось подниматься в шесть утра! И всё из-за зуба, который меня мучит уже целую неделю - нельзя взять в рот ни горячего, ни сладкого. Вынужден здесь признаться, что я очень боюсь зубных врачей, мне всегда лечили и удаляли зубы с такой невероятной болью, что я обращаюсь в стоматологию только уже в самых крайних случаях. Сегодня такой наступил, и я поехал в больницу. Боясь, что не выдержу сверления бормашиной, я хотел, чтобы мне болящий зуб удалили, да и всё. Но хирург заставил меня сделать рентген и, посмотрев снимок, отправил лечить зуб у терапевта. "К опытному мастеру большая очередь, если хотите, то идите к начинающему врачу, у него нет ни одного клиента", - сказали мне в регистратуре, и я пошел к начинающему. И это было настоящее чудо - первый раз в жизни мне лечили зуб совершенно без боли! Или у парня золотые руки, или за то время, пока я боялся стоматологов и не ходил в больницу, так сильно усовершенствовались стоматологическая техника и технология зуболечения. Надо бы набраться духу, да отремонтировать у этого врача все больные зубы...
      * * *
      Сегодня вышел из печати очередной номер газеты "Российский писатель" с несколькими из моих заметок о новостях писательской жизни. В частности, я отдал сюда не уместившиеся в "День литературы" статьи о нашей литературной студии "Марьинская Муза", о съезде краеведов, в котором участвовал мой старицкий друг Александр Шитков, и о назначении Юрия Полякова главным редактором "Литературной газеты".
      Пролистав газету, попытался читать книгу стихов Александра Глембоцкого "Вкус жизни", о чем он меня просит уже чуть ли не год, а я всё оттягиваю это "удовольствие". Увы, мои опасения оказались не напрасными - диссонанс между полиграфическим оформлением книги и её художественным уровнем просто разительный! Под сверкающей цветной суперобложкой с репродукцией картины Клода Моне "Завтрак на траве", на сверхкачественной плотной бумаге, напечатаны по-дилетантски слабые, без всякого преувеличения графоманские стихи. При этом одно из них даже вынесено на обложку, и оно весьма красноречиво говорит о поэтическом уровне всей книги: "Стихи мои узнает вся планета, / и каждый, кто к Поэзии не глух, / услышит в рифмах русского поэта / благословенный протестантский дух". Вот так-то. А кто, стало быть, этого протестантского духа в стихах русского поэта не услышит, тот пусть пеняет исключительно на свою поэтическую (или же все-таки религиозную?) глухоту...
      Хотя, может быть, я и зря тут иронизирую, так как, по утверждению самого автора, его за эти стихи уже приняли в Московскую писательскую организацию. Не глухи, выходит, оказались там люди к поэзии. А может, и к протестантскому духу - кто знает?..
      * * *
      После работы заехал в МСПС к Марине, взял оставленную там для меня Николаем Лугиновым книгу "По велению Чингисхана" (первую её часть я читал ещё больше года назад, мы её тогда обсуждали в Правлении СП) да прочитал у них свежий номер "Литературной России" со статьей Владимира Ивановича Гусева "Литературный стиль: ориентация на местности". Есть много точных дельных наблюдений, видно, что автор успевает следить за появлением новых имен, но в общем-то статья представляет собой не более как констатацию литературной ситуации.
      В метро, по дороге на работу и обратно, успел прочитать во втором номере журнала "Московский Вестник" пьесу Станислава Говорухина и Юрия Полякова "Контрольный выстрел" - грустную историю о том, как практически всё в нашей жизни, включая чувства любви, верности и патриотизма, становится предметом купли-продажи...
      * * *
      ...Вечером, уже не боясь, что на зуб попадет что-нибудь горячее, с наслаждением попил чаю.
      9 июня, суббота. Весь день читал подаренный мне в Пскове Игорем Смолькиным роман "Спастись ещё возможно", выпущенный им под псевдонимом "И. Изборцев", - этакую уникальную попытку соединения православной проповеди с коммерческим триллером. На первый взгляд, автор делает в своей книге то же самое, что и большинство других корифеев криминального жанра, вот только его творческое внимание сосредоточено не на разборках и перестрелках (хотя в романе присутствует и это), а - на том, как, казалось бы, уже окончательно погибшая в грехах душа обретает отвергнутого ею ранее Бога. При этом Игорь Смолькин не просто изображает возвращение одного из заблудших бандюков к православной вере, но показывает всем (даже самым падшим!) путь к подлинному спасению души. Это - именно то, чего мне не доставало в романах Анатолия Афанасьева и многих других детективщиков и триллерщиков.
      * * *
      Вечером по телевизору передавали интервью с Александром Солженицыным, в котором он, в частности, сказал, что Запад не испытал в своей истории того, что испытали мы, а потому не может быть для нас судьёй и учителем, а также, что Ельцин и Чубайс произвели над Россией чудовищный эксперимент, создав из неё государство, основанное на ограблении большинства меньшинством. Увы, всё абсолютно правильно, да только кто сегодня к его словам прислушивается? Это ведь почти то же самое, если бы Иуда Искариот после казни Христа взялся разоблачать иерусалимских первосвященников в попрании принципов гуманизма...
      10 июня, воскресенье; праздник Всех Святых. Прочитал появившийся недавно журнал "Золотое перо", самым интересным в котором оказалось интервью с Михаилом Алексеевым. Всё остальное - довольно среднего уровня и на звание золотого пера явно не вытягивает. Хотя, может быть, это характерно только для данного номера?..
      Потом готовился к предстоящей поездке в Пензенскую область на столетний юбилей Петра Замойского - автора знаменитого некогда романа "Лапти". Читал его "Рассказ о себе", в котором есть эпизод о том, как он написал в детстве первый свой рассказ (о двух турках, разрезавших живот беременной болгарке, чтобы посмотреть, кем она брюхата - мальчиком или девочкой) и прочитал его односельчанам. "...По мере того, как читал, мужики курить перестали, а бабы принялись вздыхать и совсем пришли в ужас от конца рассказа. Как ругали они турок, как жалели болгарку! Особенно возмущалась моя мать. Они со своей кумой Маврой сидели на "судьей лавке" возле печки и обе чуть не плакали. Ведь какое дело: живот разрезали! А мне было радостно, что рассказ понравился. И толкнула меня нелегкая похвалиться:
      - А ведь это я написал!
      Все вдруг умолкли, а почему - не знаю.
      - Как это - ты написал? - тихо спрашивает дядя Матвей.
      - Так и написал. Сам придумал.
      Сказал и покосился на мать. У неё вдруг поджались губы - признак нехороший. А тут ещё дядя Матвей вновь потянул из трубки и, пуская дым через ноздри, обратился к матери:
      - Ну-у-у-у, Аринка, и этот не жилец в селе будет. Не поилец тебе и не кормилец. Вырастет и, как Мишка, тронется куда-нибудь на сторону; аль в приказчики, аль в фабришные. Не-ет, не кормилец..."
      Читал эту сцену и тут же вспомнилось отношение моей матери к моим занятиям литературой - как ни радовалась она моим успехам и публикациям, как ни хвасталась перед соседями журналами с моими стихами или статьями, а в душе (я это прекрасно видел!) все время считала меня каким-то ущербным, полублаженным, не таким, как все нормальные люди. Ей было бы намного спокойнее, если бы я ничего в жизни не искал, а стал обыкновенным шахтером, женился, растил на её глазах детей, был сыт, одет, обут... А эта литература, по её мнению, "сбила меня с истинного пути", куда-то все время влекла по свету, заставляла менять города и профессии, наполняла жизнь неопределенностью, долго не давала завести семью...
      Думаю, мама ещё и сейчас, наверное, не до конца верит, что я и правда стал писателем и живу за счет своего литературного труда и литературного имени...
      * * *
      Ровно в двенадцать часов дня вспомнил о недавнем звонке из Воронежа, в котором Иван Иванович Евсеенко жаловался на то, что после выборов у них нового губернатора редактируемый им журнал "Подъем" стали плохо финансировать. Пришлось всё отложив и написать главе Воронежской области В.Г. Кулакову письмо от имени секретариата СП с просьбой об оказании помощи "Подъему":
      "Уважаемый Владимир Григорьевич!
      Секретариат Правления Союза писателей России просит Вас не оставить без своего внимания и поддержки издающийся у Вас в области литературно-художественный журнал "Подъем", которым руководит известный русский прозаик Иван Иванович Евсеенко. В силу своей неординарности и высокого художественного уровня этот журнал давно уже вышагнул за рамки регионального издания и пользуется весомым авторитетом и известностью как в кругах литературных критиков, так и среди широких читательских слоёв. Надо признать, что, при всем многообразии творческих дарований российской провинции, похвастаться таким изданием может сегодня далеко не каждая область, и существование у Вас данного журнала ставит Воронежскую землю в один ряд с культурнейшими центрами Российской Федерации.
      К сожалению, из-за известных и Вам экономических трудностей, выживать самостоятельно литературным журналам сегодня стало весьма и весьма непросто, а потому мы искренне надеемся, что, понимая важность сохранения и поддержания высокого уровня российской культуры, Вы, Владимир Григорьевич, сумеете изыскать возможность и оказать необходимую материальную помощь редакции журнала "Подъем" для обеспечения его бесперебойного выхода к читателю, а также для достойного существования работающих в нем писателей.
      С глубоким уважением, и проч.
      Число, подпись."
      Писем, аналогичных этому, я за время работы в Правлении написал уже, наверное, несколько десятков - всё это страшно нетворческие дела, которые отнимают массу сил и времени, и утешает только то, что по крайней мере половина из них приносит кому-то реальную пользу.
      * * *
      Закончив с письмом в Воронеж, я наскоро поел пельменей и сел сочинять предложения к Правительству РФ от имени нашего Союза писателей. Наряду с заявкой на десять писательских грантов, просьбами о выделении финансовой помощи на создание писательского сайта в Интернете и на выпуск трехтомного альманаха прозы, поэзии и критики под названием "День русской литературы", я выкатил ещё предложение о совместном с Правительством издании нового журнала:
      "Секретариат Правления СП России высказывает предложение о создании художественно-политического журнала "ЛИТЕРАТУРА и ВЛАСТЬ", в котором бы могли публиковать свои произведения как представители власти, пробующие свои силы в литературе, так и писатели, пишущие на тему власти.
      Пример таких публикаций:
      - личные воспоминания политических деятелей недавнего прошлого;
      - дневники известных политиков, юристов, предпринимателей и писателей;
      - стихи членов Правительства и Госдумы, записки министров и генералов;
      - статьи политологов и экономистов о роли литературы и культуры в развитии государства; отклики деятелей государства на конкретные книги и творчество конкретных авторов;
      - романы и рассказы современных писателей, затрагивающие тему политической власти в России;
      - критические статьи, рассматривающие развитие темы власти в русской литературе;
      - заметки известных писателей о власти и государственном устройстве;
      - постоянная рубрика: "Слово Солженицына" (если, конечно, он захочет её вести);
      - открытая трибуна: "Как нам обустроить Россию", и другие разделы.
      ......................................................................
      Последние годы показали, что не меньше, чем профессиональные писатели, к перу сегодня обращаются президенты, политики, депутаты, губернаторы, мэры, генералы, промышленники и иные представители различных структур власти. В то же самое время тема управления страной все чаще становится объектом исследования писателей - об этом ныне пишут А. Солженицын и А. Проханов, Н. Коняев и А. Сегень (в историческом плане), П. Крусанов и В. Рыбаков, и многие другие. Так что журнал "ЛИТЕРАТУРА и ВЛАСТЬ" мог бы явить собой абсолютно новый тип издания, интересный и нужный самым широким слоям населения, полезный государству и выгодный писателям."
      После выходных покажу эти бумаги Ганичеву, и если он их утвердит, то отправим их Касьянову и останется только надеяться, чтобы эту идею поддержали в Правительстве. Хотя опыт почти всех наших предыдущих обращений к власти показывает, что нас там, к сожалению, стараются откровенно НЕ СЛЫШАТЬ...
      11 июня, понедельник. На днях мне попал в руки выходящий в Казахстане литературный журнал "Нива", и я решил послать в него кое-что из своих вещей, а заодно - попытаться ещё раз забросить через него запрос о маминых родителях. Она ведь у меня родилась именно в Казахстане, в селе Георгиевка, но помнит только то, что её отец был немец, и в конце двадцатых годов он уехал в Германию, и что мама её умерла, когда ей было шесть лет, брат Григорий погиб, а двое других - Иван и Егор - куда-то уехали. Я посылал два официальных запроса в Алма-Ату и Георгиевку, но разве же сегодня кто-нибудь на них ответит? Осталось одно - обратиться через журнал...
      Решил послать им повесть "Сладкая прихоть" и такую врезку о себе:
      "Николай ПЕРЕЯСЛОВ - поэт, критик, прозаик, родился в 1954 году в Донбассе, работал шахтером, геологом, инструктором туризма, журналистом. Окончил заочное отделение Литературного института им. А. М. Горького, автор четырех поэтических и трех литературоведческих книг, а также множества публикаций в периодике. Статьи, стихи и повести Н. Переяслова публиковались в журналах "Москва", "Октябрь", "Юность", "Простор" (Алма-Ата), "Поэзия", "Проза", "Роман-журнал, ХХI век", "Донбасс", "Север", "Наш современник", "Родина", "Вопросы истории", "Мы", "Новая Россия", "Подъем" (Воронеж), "Дальний Восток" (Хабаровск), "Десна" (Брянск), "Молодая гвардия", "Постскриптум", "Дон" (Ростов), "Нижний Новгород" (Н. Н.), "Литература в школе", "Русское эхо" (Самара), и других.
      В настоящее время живет в Москве. Член Петровской Академии наук и искусств. Секретарь Правления Союза писателей России.
      Пользуясь случаем, автор просит откликнуться всех частных лиц и административных работников, кому хоть что-нибудь известно о родителях или братьях его матери - ПОПОВОЙ Елизаветы Кирилловны, родившейся предположительно в 1924 году (или чуть позже) в селе Георгиевка Семипалатинской области. Ее мать (Наталья) умерла, когда ей было около шести лет, отец (он был немец, звали Карл) уехал в Германию и следы его там потерялись, братья Иван и Егор тоже разъехались по стране и исчезли из виду, а Григорий погиб. Но, может быть, ещё остался кто-нибудь из земляков или дальних родственников, кто может сообщить хоть какую-то информацию, или таковая сохранилась в местных или центральных архивах?.."
      ...Кто знает, может, кто-нибудь и вправду откликнется? Не хочется верить, что мир наш оглох окончательно...
      * * *
      Весь остаток дня работал над окончанием романа "Мой дедушка застрелил Берию", и вот эта вещь наконец-то дописана. Это принципиально новая для меня работа, в которой я взял вымышленного героя и наделил его фактами своей собственной биографии. И вообще вся атмосфера романа наполнена легендами нашего рода...
      * * *
      Вечером больше двух часов гулял с Мариной в парке имени 850-летия Москвы. В воздухе так чудесно пахло свежескошенной травой, аллеи полны истосковавшегося по хорошей погоде народа... Завтра решили поехать на дачу - пора обживать и помещение, и окружающее пространство, чтобы с началом отпуска там все было готово к нашему приезду.
      12 июня. Вчера до двух часов ночи смотрели с Мариной по телевизору кинофильм "Дневник его жены" - якобы история жизни Ивана Алексеевича Бунина в Грасе. Я говорю: "якобы", потому что от Бунинской жизни там осталась одна только грязная физиология - он и Вера Николаевна, он и Галина Кузнецова, Галина Кузнецова и Марга, да ещё вешающийся от любви к жене Бунина приживальщик Алексей Зуров... Не считая бегло показанной поездки Бунина в Стокгольм за Нобелевской премией да пятисекундного эпизода, в котором он читает свой новый рассказ собаке, в фильме практически нет ни одной сцены, которая бы рисовала нам Бунина-творца - ведь самое-то интересное в жизни писателя это как раз то, как он, в какой бы физиологической мерзости не жил, остается носителем светлых идеалов! Ведь в прозе Бунина нет ни грана пошлости, вот что интересно! А авторы фильма сознательно исключили из своей киноверсии какие бы то ни было проявления духовного поиска своего героя, сведя его жизнь исключительно к скотскому существованию в среде лесбиянок и пьяниц. Вот, мол, что такое писатель, и это - ещё один из лучших среди них, а что же тогда представляют из себя остальные? И слову таких людей должны внимать народы?..
      Нет, "Дневник его жены" - это не просто образчик того, что получается, когда современное киноискусство стремится потрафлять самым низменным вкусам своих потребителей. Этот фильм - сознательный и подлый удар по самой сути искусства, попытка "опустить" его до уровня порнографического комикса, вывести за рамки духовного водительства. Что останется в памяти зрителей "Дневника..." о жизни великого русского прозаика Ивана Бунина? Только нераспутанный клубок сексуальных страстей да нарочито выпяченная создателями фильма бунинская грубость, только грязь. И после этого кто-то будет верить словам писателей о красоте, которая спасет мир?..
      * * *
      Сегодня, наконец, выполнил данное Алинке обещание и загнал в компьютер два сочиненных ею стихотворения. Помнится, незадолго до своего отъезда к бабушке в Новокуйбышевск она как-то позвонила мне на работу и прочитала их в телефонную трубку. Я даже не поверил, что это написала она сама и переспросил, не переписала ли она их из какой-нибудь книжки - ведь до этого она сочиняла стихи лишь от случая к случаю, да и то не больше четырех-шести строчек. Но, посмотрев дома написанное глазами, я понял, что это действительно её собственные творения, и пообещал ей, что чуть позже подправлю кое-какие слабые места и, распечатав их на компьютере, перешлю ей в Новокуйбышевск.
      Первое стихотворение называется "Чудеса вверх тормашками", и после небольшой моей правки оно выглядит так: "Солнце светит - день прекрасный. / Дождь идёт - так день ненастный. / Если ж дождик с солнцем вместе, / Это значит, день - чудесный: / Чудеса вершатся тут! / То кошачья миска скачет, / То собачья будка плачет, / То заборчик встрепенулся, / Закружился, развернулся, / Крылышки расправил - / К морю путь направил. // Всё идёт наоборот - / Въехал домик в огород, / Речка по небу течёт, / Ну, а солнце в огороде, / В огороде нашем ходит. / Всё идёт наоборот! // ...Но - уймется дождь потом. / И опять на месте дом! / Речка по полю журчит. / Мурка радостно урчит. // Всё - на месте. Нет чудес. / Чудеса - умчались в лес!"
      По сути дела, это уже полностью завершенное стихотворение, достойное опубликования в любом из печатных органов. В отличие от предыдущих Алинкиных попыток творить поэзию, в нем ей удалось выдержать ритм и размер, а также прорисовать некую логическую картинку. Мое редакторское вторжение ограничилось следующим. В строчке "чудеса проходят тут" я заменил слово "проходят" на "вершатся", а в строчке о заборе, который "крылышки расправил, на моря направил" поставил "к морю путь направил", - так будет грамотнее и точнее. Последняя часть стихотворения начиналась строкой: "Брызнул дождик. Пыль столбом. И на месте стоит дом..." - и тут, во-первых, была одна смысловая неточность (одновременно и дождь, и пыль столбом, а, главное, нет никакой объективной предпосылки для прекращения чудес - дождь ведь шел и в начале стихотворения, так что всё должно оставаться в перевернутом виде и дальше), а во-вторых, смещение ударения в слове "стоИт", которое в авторском варианте читалось как "стОит"). Поэтому я и вынужден был поставить строку: "Но - уймется дождь потом", которая как бы предвещала возвращение всего на своё место.
      Сложнее обстояло дело со вторым стихотворением, которое называлось "Сказочный переход", но рассказывало скорее о метро, потому что в нем был эскалатор и турникет, за проход через который надо платить, а в конце дня этот переход закрывался. Поэтому я и вынужден был ввести в стихотворение букву "М", символизирующую собой вход в метро, заменив неуклюже звучащие строчки: "Переход на улице - главный пешеход" на: "Буква "М" над улицей видишь, пешеход?" Далее шли несколько сумбурные, не отшлифованные и не увязанные между собой строки: "Переход, переход, / Главный в мире пешеход, / Над ним ездиют машины, / Ну, а в нем народ идёт. / Не проколют люди шины, / Ведь - под шинами идут", которые пришлось организовывать совсем в другом порядке.
      С учетом нескольких более мелких поправок, получилось следующее стихотворение, которому пришлось дать название "Сказочное подземелье": "Улица-тянулица, / Шумит, гудит, снуёт. / Буква "М" над улицей - / Видишь, пешеход? // Для тебя прорыт тоннель - под землёй, / Так что можешь ездить ты - под Москвой! // Вот зияет вход - в переход. / Главный в мире кто? Пешеход! / Пусть над ним машины гудят, / В переходе - ходят, едят, / Не боятся быстрых машин, / Хоть и слышат пение шин. // В переходе будто базар - / Продается всякий товар: / Много разных сумок, газет, / Сигарет и вкусных конфет. // (Если ж вниз эскалатор зовёт, / То сперва - оплатить нужно вход...) // ........................ // ...Вот и всё. И закончен рассказ. / Подземелье с народом прощается... / Но грустить мы не будем сейчас, / Ведь метро - утром вновь открывается!"
      Думаю, что мы могли бы сочинять с ней в четыре руки вполне неплохие стихотворения. Сам я за такие вещи никогда в жизни не возьмусь, а по созданной ею канве пройдусь с удовольствием. Можно даже составить такую книжку - с объяснением того, что я и почему меняю в стихах дочери, то есть как бы этакий наглядный урок по стихосложению...
      * * *
      До конца дня сидел за компьютером - подчищал какие-то свои прежние вещи да пытался работать над статьей о проблемах современной литературы, которую мне ещё неделю назад заказал для своей "Литературки" Юра Поляков.