Но всё-таки как непохожи друг на друга взгляды двух этих писателей! Если, рисуя животный (даже скорее - звериный) мир своих рассказов, Варлам Шаламов ни разу не позволил себе перешагнуть за границу художественной этики, установленной русской литературной классикой, то Виктор Астафьев в своём новом произведении буквально не поднимает глаз от людских испражнений. Откроем для примера первую главу романа: "Несмотря на приказ и запрет, нассано было возле нар, подле дверей, в песке сплошь белели солью свежие лунки. Запах конюшни прочно наполнял подвал..." Или - чуть дальше: "Всё вокруг испятнано мочой, всюду чернели застарелые коричневые и свежие желтенькие кучи..."
      Вот - те детали, которыми живописует атмосферу своего романа автор таких этически и эстетически тонких вещей как "Царь-рыба" и "Последний поклон".
      Казалось бы, Бог с ним, для настоящего художника нет в жизни достойных или недостойных для творческого отображения тем и сторон, но в том-то и беда, что, сосредоточившись на внимании к самой "нехудожественной" стороне человеческого бытия, писатель, оглядываясь на историю Великой Отечественной войны, и её стал видеть в каком-то исключительно "фекальном" свете, наполняя страницы своего нового произведения изображением самых неприглядных сцен армейского и фронтового быта. Красная Армия по Астафьеву - это невероятный бардак, где санитарки делают друг другу аборты, выдавливая руками плод из живота, солдаты терпят лютый голод, толкающий их на воровство и самовольные отлучки к матери за молоком, за что их расстреливают неумолимо-жестокие особисты, да и вообще, если здесь и случаются какие-то военные успехи, то только потому, что за спинами наступающих бойцов стоят заградотряды, не дающие им повернуть назад, как в случае с описанной в романе переправой: "...Родиона ударили прикладом в лицо. С детства крошившиеся от недоеда зубы, хрустнув яичной скорлупой, провалились в рот. Родион выплюнул зубы вместе с песком. Ерофей подхватил напарника и вместе с ним опрокинулся в реку.
      - Сволочи! Сволочи проклятые! - отчетливо сказал он и потолкал плотик вверх по течению.
      Заградотрядчики работали истово, сгоняли, сбивали в трясущуюся кучу поверженных страхом людей, которых всё прибивало и прибивало, и прибивало не к тому берегу, где им положено было быть. Отсекающий огонь новых, крупнокалиберных пулеметов "дэшэка", которых не было на плацдарме, пенил воду в реке, не допуская к берегу ничего живого. Каратели набирали всё большую уверенность... Трупы здесь не вытаскивали: пусть видят все - есть порядок на войне, пусть знают, что сделают с теми подонками и трусами, которые спутают левый берег с правым".
      А вот, к примеру, те монологи и диалоги, которые звучат на страницах романа, характеризуя нравственно-интеллектуальный уровень русских воинов:
      "- А-а-а-а! Распровашу мать! Из-за вас! Из-за вас! Залегли, бздуны... залегли, жопы к берегу прижали... А-а-а!"
      Это - из криков раненого ротного, а вот фрагментик разговора командира с бойцом:
      "- Что тут у вас?
      - Колю в плен брали!
      - Взяли?
      - Хуеньки!.."
      Армейская жизнь рисуется Астафьевым такой, что шаламовская Колыма начинает казаться на её фоне чуть ли не домом отдыха. Поэтому и бегут наши бойцы к немецким окопам сдаваться - так бегут, что аж падают фашистам прямо на головы. Но те - добрые, те встречают наших дезертиров с пониманием, и хоть сначала и ворчат, но потом всё же по-дружески кормят:
      "С любопытством оглядел Макс Куземпель содрогающегося, землю когтями царапающего солдата, продолжавшего говорить:
      - Убейте меня! Убейте меня! Я не хочу жить! Не хочу-у-ууу!
      - Эй ты, хьер моржьовый! - сказал Макс Куземпель. - Не ори! Уже ты имеешь плен. Гольбах не убил тебя. Ему всякий говно стелалось жалко..."
      Такие вот они, оказывается, гуманисты, эти солдаты Вермахта. Не верите? Вот ещё пример:
      "...Нет, нет и нет, не все забыли о Боге и Его заветах, Лемке, во всяком случае, их помнил и при любой возможности, а возможности тогда у него были немалые, делал людям добро. Чтобы помочь человеку, не обязательно знать его язык. Лемке не раз перевязывал русских прямо в поле. А сколько раненых, спрятанных по сараям, погребам и домам, "не заметил", сколько отдал бинтов, спирта, йода в окружениях - под Смоленском, Ржевом, Вязьмой... Заглянул он однажды в колхозную ригу. А там на необмолоченных снопах мучаются сотни раненых и с ними всего лишь две девушки санитарки, он и по сю пору не забыл их прелестных имён - Нэля и Фая. Все речистые комиссары, вся передовая советская медицина, все транспортники ушли, бросив несчастных людей, питавшихся необмолоченными колосьями..."
      И что, вы думаете, сделал в этой пикантной ситуации офицер фашистской армии Лемке? Совершенно верно, дал раненым бинты, спирт и прочее, а сам деликатно удалился. Цивилизованный человек, не чета нашим. Ну вот сами смотрите, куда это годится? Такие цивилизованные немцы вокруг, спирт и бинты нашим раненым раздают, и - пожалуйста: "...Русский кошачьим прыжком перемахнул речку, больно схватил в горсть перекошенный рот Янгеля и нанес два коротких, профессионально отработанных удара ножом ему в бок. Янгель понял: он умирает. Почему умирает? Зачем? А Гретхен? Как же это? Что он сделал этому русскому? Он работал, изучал русский язык, готовился к будущей жизни. О, русский, русский, что ты наделал!.."
      (Даже как-то неловко и цитировать ТАКОЕ в романе русского писателя, знающего войну не по пропагандистским передачам "Немецкой волны", а по своему собственному опыту. Это ведь даже и не наивность, а откровенное подыгрывание вчерашним врагам и оккупантам - изображать дело так, как будто это вовсе не Янгель пришел с автоматом на русскую землю, а русские солдаты вторглись в невинную Германию, где Янгель изучал со своей Гретхен русский язык и готовился к будущей жизни!..)
      К сожалению, возможностей для показа таких вот цитат роман Виктора Астафьева дает более, чем достаточно, но только очень уж нелегко множить этот и без того тяжелый ряд. Тема войны для русского народа всегда была священной, хотя бы в силу тех двадцати миллионов жертв, что были принесены нами на алтарь нашей Победы. Плевать на святыни - это не просто признак некультурности, но свидетельство какой-то глубокой душевной озлобленности автора романа "Прокляты и убиты". Но против кого же направлена злоба Астафьева, коли он вознамерился "переписать" память целого народа?.. Да, четыре года войны были для русской армии не увлекательной прогулкой крови, пота и того, что так любит описывать Астафьев, было пролито на нашу землю немало. Но всё это, как говорил в "Мастере и Маргарите" Булгаков, "давно ушло в землю", и остался только поднимающий людей ввысь ДУХ. Он-то и был той силой, которая помогла нашему народу пережить и Колыму, и Чертову Яму, и нашествие фашистов-гуманистов. И очень жаль, что русский писатель Виктор Астафьев предпочел постижению этого великого духа копание в окаменевших испражнениях истории. А впрочем, что ж, пускай себе копается народ, как и Бог, поругаем не бывает...
      * * *
      ...Часа в два, как раз после того, как я отослал по факсу в "Парламентскую газету" свой материал о пьесе Сергея Михалкова в "Современнике", мне позвонил на работу Геннадий Гацура и сказал, что он наконец-таки открыл в Интернете свой сайт "Писатели Москвы и Московской области" (http://mp.urbannet.ru или www.mp.urbannet.ru), на котором уже разместил роман Валерия Ганичева об адмирале Ушакове и мою повесть "По дороге с поля". Это ещё раз подтвердило тот, уже сложившийся в моем сознании вывод, что без выхода в Сеть мне сегодня уже никак нельзя, а потому я набрался духу и позвонил в одну фирму, которая как раз сейчас прокладывает по Марьино кабель для подключения к Интернету, и дал заявку на подсоединение. Это, конечно, повлечет за собой некоторые дополнительные расходы (да и Марина всех этих компьютерных штучек побаивается), но иначе уже нельзя - в Сети сегодня кипит ничуть не менее активная литературная жизнь, чем и на страницах журналов, и не следить за ней - это все равно что не читать ни "Новый мир", ни "Неву", ни "Наш современник". Так что я теперь с нетерпением жду, когда дотянут кабель до нашего дома, и у меня появится возможность обозревать литературное пространство не глазами Сергея Костырко, а лично.
      Месяца через два обещают подключить.
      * * *
      В четыре часа дня я взял несколько своих книг, а также несколько только что вышедших в издательстве "ПАЛЕЯ-МИШИН" книг Александра Малиновского и поехал сначала в журнал "Новый мир", а потом в "Независимую газету". В "Новом мире" подарил по экземпляру каждой из них Андрею Василевскому да поговорили с ним о моей книге "Нерасшифрованные послания" и об отрицательной рецензии на неё Михаила Эйдельштейна, которая была опубликована в десятом номере "Нового мира". Я сказал, что меня такие вещи не расстраивают, так как, отпуская свои произведения в мир, я вполне предполагаю, что они могут кому-нибудь не понравиться. Более того, иногда я даже специально выстраиваю свои статьи так, чтобы они провоцировали полемику, ибо какой мне интерес писать вещи, которые не вызывают ни малейшего отклика? Ну а что касается рецензируемой в "Новом мире" книги "Нерасшифрованные послания", то в неё были включены мною не только мои неожиданные для всех трактовки "Слова о полку Игореве", "Мертвых душ" или "Мастера и Маргариты", но и статья о книге Владимира Солоухина "Последняя ступень", в которой он анализировал роль евреев в истории России, так что, я думаю, было бы весьма даже наивно с моей стороны ожидать, что какой-нибудь Эйдельштейн мог на неё откликнуться положительной рецензией.
      Главное для меня в данном случае - не положительный или отрицательный знак, выставленный мне за мои исследования, а уже одно только то, что рецензент "Нового мира" прочитал мою книгу и, пускай даже и с передергиваниями, подхихикиваниями и иронией, но все же полемизировал именно С ЕЕ ПОЛОЖЕНИЯМИ, а не СО МНОЙ КАК ТАКОВЫМ, что гораздо более выгодно отличает его от, скажем, того же профессора В.И. Гусева, который на днях опять напечатал в журнале Льва Котюкова "Поэзия" свои злобные (и главное - очень-таки низкопробные) эпиграммы в мой адрес, строящиеся не на опровержении моих взглядов или выводов, а единственно на стремлении побольнее укусить и обидеть.
      (Хорош в данном случае и сам Котюков, на каждом углу провозглашающий себя лучшим поэтом России, и одновременно - пропускающий в печать такую заборную ругань, такой едва зарифмованный примитив! Ну как же это можно до такой степени прогибаться перед каким-то откровенным самодуром, даже если он и является твоим непосредственным начальником?! Хоть немножечко-то уважения к себе все-таки надо иметь, иначе какой же ты, на хрен, "лучший поэт в России"? Лучший - он никого не боится, что ему какой-то там Гусев?..)
      * * *
      ...После "Нового мира" я заехал ещё в "Независимую газету" и оставил там на рецензирование по экземпляру каждой из имевшихся у меня книг - своей и Малиновского. А на обратном пути домой со мной произошел один, казалось бы, ничего не значащий, но имеющий явно мистический оттенок, эпизод. На станции метро "Пролетарская", делая переход с Таганско-Краснопресненской линии на Люблинскую, я чуть было не столкнулся лицом к лицу с одним милиционером с эдакой весьма характерной и оттого четко запоминающейся внешностью. Обойдя его, я перешел на станцию "Крестьянская застава" и к своему удивлению увидел там точно такого же (если не того же самого!) милиционера, как ни в чем не бывало вышагивающего мне навстречу. При этом мое сознание ещё не успело сделать ни малейших выводов, а подсознание уже отреагировало на это небольшим поэтическим экспромтом: "Вот мент стоит на "Пролетарской" / с багровой мордою татарской, / и на "Крестьянке" - что за блин? - / такой же мент, один в один! / Я им - не стану бить поклоны. / Они, хоть и в погонах - клоны! / А клон - созданье не Творца, / а опыт беса-подлеца..."
      30 ноября, пятница. Утром принесли "Литературную Россию" с замечательной статьей Анны Козловой "Мы будем жить по-новому" - о дроблении русского сознания при помощи идиотических телевизионных сериалов о всевозможных Мариях-Фернандах и Педро Антонио Ледесмах де Суарес, а также передачах типа "Моя семья" и "За стеклом", при помощи которых "из поля зрения народа вырезаются обширные доли, часто характеризующие жизнь, будущее (или его отсутствие) и политическое самоопределение страны. Для того, чтобы сознание не ощущало фантомной боли - не чувствовало вакуума, пустоты, образовавшиеся в нем дыры начинают заполнять дроблеными сюжетами на несравнимо более ничтожные темы..." Анализируя принципы создания заполонивших наше ТV латиноамериканских сериалов, автор статьи говорит, что мельтешащая в них чехарда действующих лиц отнюдь не так безобидна, как может подуматься, ибо "одной из основных предпосылок к деконструкции сознания" как раз и является "его дробление, или фрагментаризация. Фрагментаризация сознания, некое насекомье зрение, довольно характерно для общественной и культурной жизни в современной России, когда вместо фильма нам предлагается сериал, вместо идейного памятника - россыпь уродливых фигурок, вместо личности вождя нации - человек без лица, причудливо проявляющий себя то в восточных единоборствах, то в роли переводчика для германоязычной аудитории, то как счастливый владелец щенка лабрадора..."
      Думаю, это очень хорошо, что представители молодого поколения начинает видеть всё происходящее в России в его истинном свете. Это дает шанс надеяться, что они все-таки не позволит Путину окончательно задурить им голову и превратить нашу страну в американское подворье. Хотя, похоже, что именно к этому он всё и клонит...
      * * *
      ...На 17 часов в книжном магазине "Молодая гвардия" была запланирована встреча с читателями, в которой должны были участвовать я и Александр Трапезников. А потому, заехав не более чем на часок в Союз писателей, я сделал оттуда несколько необходимых звонков (из которых, в частности, узнал, что в пензенском журнале "Сура" опубликована моя статья "Куда ж нам плыть?", а в седьмом номере ростовского журнала "Дон" печатается роман "Мой дедушка - застрелил Берию"), после чего оставил кабинет и направился к метро. По времени была ещё середина дня, но из-за переведенных на час назад часов пейзаж вокруг выглядел уже явно по-вечернему, к тому же на крестах церкви Николы в Хамовниках сидели такие крупные черные вороны, что у меня само собой сложилось этакое философическое двустишие: "И черный ворон тоже Божья птица, / коль на кресты церковные садится..."
      В 17-00 я уже был в "Молодой гвардии", и началась наша встреча с читателями. Вел её сам Григорян - время от времени он объявлял через микрофон по всему торговому залу о том, что "сегодня в магазине находятся два известнейших московских писателя - Николай Переяслов и Александр Трапезников, и все желающие могут подойти и задать им свои вопросы, а также поговорить и приобрести их книги с автографами". Потом микрофон брали по очереди мы с Трапезниковым и рассказывали что-нибудь о себе или о своих книгах...
      Однако желающих приобретать наши детища оказалось немного, люди, похоже, приходят в магазин, чтобы купить себе какую-то конкретную, заранее намеченную книгу, и впарить им что-то сверх этой запланированной покупки весьма и весьма непросто. Трапезников за весь вечер подписал, наверное, всего только около дюжины своих книг, а я и того меньше - штук пять или шесть. Хотя, наверное, для начала и это неплохо - ведь КАК ПРОЗАИКА меня в Москве не знает ни одна собака...
      * * *
      Приехав в девять часов вечера домой, я до отвала наелся жареной курицы. Увы, пост я последние годы из-за дисбактериоза держать не могу, а потому не могу и отучить себя от переедания. Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое!
      * * *
      ...Оказывается, сегодня умер ещё один из членов знаменитой ливерпульской четверки "Битлз" - гитарист Джордж Харрисон. Утверждающийся в своих правах двадцать первый век словно бы торопится отторгнуть от себя то, что являет собой символы века двадцатого. Вчера умер Виктор Астафьев, сегодня - Харрисон...
      * * *
      ...А тем временем Президент Российской Федерации В.В. Путин наградил развалившего и СССР, и Россию Бориса Ельцина Орденом "За заслуги перед Отечеством". Ну как о нем после этого думать без мата, а?..
      1 декабря, суббота. Начался последний месяц первого года Третьего тысячелетия. Я сегодня на радио не поехал, так как мы договорились, что вместо меня эту передачу проведет Марина, и она уже пригласила на неё поэтессу Дину Терещенко. В 12 часов 10 минут я включил наш старый радиоприемник и послушал их беседу. На мой взгляд, все было весьма даже неплохо, а судя по звонкам радиослушателей, так и вовсе замечательно. Что, собственно говоря, и требовалось...
      * * *
      ...Вечером в новостях сообщили, что Путин подписал Указ о снятии с должностей командующего Северным Флотом РФ В. Попова, адмирала М. Моцака и целую группу других высших офицеров Военно-Морского Флота России. Официально - за нарушения, допущенные ими при подготовке прошлогодних учений, приведших к катастрофе "Курска", но ощущение такое, что он просто использует этот годичной давности случай для того, чтобы очистить места в руководстве ВМФ для своих ставленников. Хорошо, если это будут патриотически настроенные люди, способные на принятие самостоятельных решений (прежнее руководство флотом как раз не могло без согласования с вышестоящими органами сделать ни шагу, чем, собственно говоря, и погубило и "Курск", и флот, и самих себя), да вот только я боюсь, как бы Путин не ввел вместо них в руководство ВМФ как раз другую когорту военных чиновников тех, для кого самыми важными приказами являются слова Президента США да генералов НАТО...
      * * *
      ...Перед сном перевел на русский язык ещё одну поэму Абдурахмана Курбалиева - "Два брата": "Коротая человеческий свой век, / жили братья Бурджибек и Кефчибек. // Как-то раз они сидели под луной / и беседовали тихо меж собой. // - Ты скажи мне, Бурджибек, ужель весь век / жить нам вместе? - вопрошает Кефчибек. // - Хорошо, - ему со вздохом молвил брат. / Собирай народ, хоть я тому не рад. // Пусть приходят, пусть нас судят по делам, / и разделят наши вещи пополам..." - и так далее.
      2 декабря, воскресенье. В первой половине дня собрал уже давно лежащие посреди комнаты ящики для нашей новой кровати, а потом сел за компьютер готовить информационную полосу для газеты "День литературы". Чем дальше, тем эта, вмененная мне Ганичевым, обязанность отнимает у меня все больше сил и труднее осуществляется.
      * * *
      Из последних новостей:
      - В Израиле совершен очередной теракт, в результате которого погибло 28 человек и более 50 ранено.
      - В Чечне убит заместитель военного прокурора, машину которого обстреляли из пулемета.
      - В Хабаровском крае разбился наш самолет Ил-76 с 18 человеками на борту.
      - А бывший президент СССР Михаил Горбачев попал в больницу с диагнозом "Переутомление". (Пиццу, что ли, переутомился жевать перед телекамерами?..)
      * * *
      ...Поздно вечером позвонила Татьяна Набатникова и сообщила, что я включен в состав Большого Жюри премии "Национальный бестселлер". С января на неё начнут выдвигать произведения, а с февраля нам будет нужно приступать к их прочтению.
      3 декабря, понедельник. По пути в Правление Союза писателей увидел, что на окне аптеки на Комсомольском проспекте уже выставили символ наступающего года - красивую игрушечную Лошадь, и тут же сочинилось небольшое стихотворение: "Пусть мои успехи нынче шатки / (год Змеи коварен и непрост), / но спешит навстречу год Лошадки, / распушив удачу, точно хвост! // Заслонив собою бред экранный, / он забьет копытцем: "Выходи!" - / словно дым жилья в ночи буранной, / слыша запах счастья впереди..."
      Днем позвонили из Бюро пропаганды художественной литературы - просят выступить 20 декабря на семинаре перед библиотекарями Москвы, говорят, что, по общим откликам, сейчас никто, кроме меня, не отслеживает текущий литературный процесс, особенно в патриотическом стане. Такая оценка мне, безусловно, льстит, но 18 декабря я должен ехать с Ляпиным в Саратов, а потому сказал, что уточню вопрос со своей командировкой и после этого им перезвоню...
      4 декабря, вторник; Введение во храм Пресвятой Владычицы нашей и Приснодевы Марии. Днесь благоволения Божия предображение и человеков спасения проповедание, в храме Божии ясно Дева является и Христа всем предвозвещает. Той и мы велегласно возопиим: радуйся, смотрения Зиждителева исполнение.
      Пречистый храм Спасов, многоценный чертог и Дева, священное сокровище славы Божия, днесь вводится в дом Господень, благодать совводящи, яже в Дусе Божественном, Юже воспевают Ангели Божии; Сия есть селение небесное.
      Величаем Тя, Пресвятая Дево, Богоизбранная Отроковице, и чтим еже в храм Господень вхождение Твое.
      * * *
      Хоть Ганичев и попросил нас в эти остающиеся до Пленума дни приходить на работу пораньше, я сегодня решил не ходить на неё вовсе. Во-первых, мне нужно срочно доделывать информационную полосу для газеты "День литературы", за которую мне никто ни копейки не платит, так как считается, что я её делаю в виде общественного поручения (это четырнадцать-то машинописных страниц, которые нужно заполнить информацией о жизни нашего Правления и областных писательских организаций!), а потому у меня и нет никакого желания сидеть над ней в свое личное свободное время. Тем более, что его у меня практически и нет... Во-вторых, мне надо (и опять-таки срочно!) написать от имени секретариата СП приветственный адрес иркутскому журналу "Сибирь", которому на днях исполняется 70 лет. И в-третьих, мне не менее срочно нужно набросать для Валерия Николаевича тезисы к его будущему выступлению на Пленуме, касающиеся работы, проводимой нашим СП с молодыми писателями.
      Ну и плюс ко всему - сегодня позвонили из издательства "ГАЛА ПРЕСС" и попросили срочно (ну а как же еще-то, Господи!) приехать и согласовать с ними редакторскую правку моей готовящейся к печати книги "Тайна двух выстрелов". Так что с утра я сидел за компьютером и делал информполосу, потом поехал на Севастопольский проспект и до четырех часов дня вычитывал рукопись, а к шести вечера вернулся домой и засел за остальные дела.
      * * *
      По пути домой из издательства не удержался и купил в метро гороскоп на первый квартал 2002 года. Так хочется, наконец, увидеть впереди свет удачи...
      * * *
      ...А неподалеку от нашего дома, на Мячковском бульваре, сегодня открылся ещё один боулинг. Так что, куда теперь ни пойди, повсюду обязательно упрешься или в зал игровых автоматов, или в кинокафе, или в интернетсалон, или в боулинг, или же в одну из бесчисленных бильярдных.
      * * *
      Из событий текущего дня:
      - Сегодня В.В. Путин побывал в Северодвинске и принял участие в спуске на воду новейшей атомной подводной лодки многоцелевого использования "Гепард". На сегодняшний момент это самая бесшумная и быстроходная АПЛ в мире.
      - Израиль практически начал необъявленную войну против Палестины. Его авиация бомбит палестинские города, а танки блокируют территорию.
      - А тем временем в Москве на автостоянке у вещевого рынка в Измайлово сгорел автобус "Икарус", в котором погибло 12 пассажиров. Это были представители кубанского "челночного" бизнеса, регулярно приезжавшие в столицу за товаром для своих торговых точек. Пожар произошел из-за неосторожного обращения с газовым баллоном, когда одна из пассажирок решила разогреть себе пищу.
      5 декабря, среда. Сегодня проснулся раньше обычного - Алинка не могла найти свои шорты и потому была вынуждена спрашивать об этом маму. Я стараюсь не забивать свой дневник бытовым "мусором", но в общем-то - это у нас чуть ли не ежедневная утренняя картина: "Мам, куда ТЫ ЗАСУНУЛА мои шорты (карандаши, носки, колготки, фломастеры и тому подобное)?.." И сколько я ни борюсь с этим, а приучить её хотя бы к какой-нибудь элементарной самостоятельности пока что не получается.
      Пришлось вставать вместе с ними и, хотя и не искать шорты, то браться за свои дела - все равно мне надо распечатать написанные вчера тезисы и приветственный адрес да кое-что добавить в информационную полосу.
      * * *
      ...Идиотский день! Приехав на работу, вдруг обнаружил, что забыл взять с собой именно то, ради чего я сегодня сюда, собственно, и тащился - то есть те самые тезисы для доклада Ганичева, которые я все утро распечатывал, а также тексты факсовых сообщений для издательства "ГАЛА ПРЕСС" и журнала "Нева". И самое скверное во всем этом, что мне сегодня нужно идти сразу на две встречи с читателями - сначала в книжный магазин "Библио-Глобус" на Лубянке, а затем в "Московский Дом Книги" на Новом Арбате. Ганичев, говорят, уже вчера был недоволен моим отсутствием на работе, а тут опять придется уйти - так хотя бы тезисы ему отдать, всё бы смягчающее обстоятельство! Так нет же...
      Самое печальное, что и встречи-то наши с читателями прошли фактически впустую - что я, что Трапезников подписали всего книжки по три-четыре в каждом из магазинов, и всё. Люди даже не подходят, чтобы посмотреть на писателей, никому это сегодня не нужно. Наверное, в наше время необходимо делать действительно такие книги, каких ДО ТЕБЯ ЕЩЕ НЕ БЫЛО - как по форме, так и по содержанию.
      * * *
      ...Перед самым моим отъездом из Правления вдруг позвонили из "ГАЛА ПРЕСС" и сказали, что у них не раскрывается дискета с моей книгой, так что надо завтра привезти им новую. Потом, уже дома, когда я сел заполнять этот дневник, оказалось, что мой компьютер почему-то заменил все написанные курсивом цифры "6" на этакие небольшие квадратики, и пришлось возиться ещё и с ними. А в самом конце работы в дисководе заклинило дискету, которую я так и не сумел из него выковырять.
      Так что сегодня был явно не мой день, хотя в гороскопе, вроде бы, ни о чем подобном не говорится...
      6 декабря, четверг; память благоверного князя Александра Невского, в схиме Алексия, и святого Митрофана Воронежского. Слава тебе, святый княже Александре Невский, и тебе, святителю Митрофане Воронежский! Молите Бога о нас грешных и об Отечестве нашем - России!
      * * *
      Ехал сегодня утром на двадцать шестом трамвае от метро "Шаболовская" до Севастопольского проспекта и на улице Лестева увидел в просвете между домами такое потрясающее солнце, что душа не смогла не откликнуться на это стихами! И через несколько остановок родилось восьмистишие: "Господь - не подружка, и лесть Его - / не тронет: Он знает и так, / как классно на улице Лестева / надраен Им солнца пятак! / И как над плакатом с Ротарою, / гонимые из далека, / пугливой овечьей отарою / бегут сквозь века облака..."
      Я понимаю, что по законам русского языка фамилия Софии Ротару склоняться не должна, но некое поэтическое чутье говорит мне, что в данном случае надо написать именно "с Ротарою", ибо, перекочевав на рекламные плакаты, певица как бы перестала быть лицом одушевленным и стала просто одним из аксессуаров шоу-бизнеса, который склоняется уже отнюдь не по языковым законам. Да и у языковых законов имеется немало своих исключений! К примеру, сегодня вечером у нас в секретариате прошло очередное заседание Шолоховского комитета, на котором присутствовали В.Н. Ганичев, В.С. Черномырдин, В.А. Костров, М.Н. Алексеев, Ф.Ф. Кузнецов, С.А. Лыкошин, С.Н. Семанов, К.В. Скворцов, И.Т. Янин, А.Ф. Стручков, В.А. Устинов, Е.А. Исаев, Н.И. Дорошенко, Г.В. Иванов, Б.М. Шальнев (Липецк), В.В. Васильев (С. Петербург) и целый ряд других писателей, издателей и ученых, которые задействованы в издании полного собрания сочинений Шолохова. Сейчас как раз вышел первый том этого издания, включающий в себя самый полный и самый выверенный текст романа "Тихий Дон" с приложением хронологии жизни и деятельности М.А. Шолохова, и Александр Федорович Стручков (директор издательства "Московский писатель") рассказал, что они долго не могли решить, печатать ли им глагол "нагибаться", как того требует современное правописание, или же - оставить в тексте вариант "нагинаться", как это было написано в рукописи Михаила Александровича. Победил авторитет Шолохова, и в новом издании романа возвращено стоявшее в первоисточнике слово "нагинаться", что несомненно, и гораздо колоритнее, и ближе народному слуху. Так что в подобных случаях, я думаю, писатель имеет право доверять своей художественной интуиции больше, чем самым авторитетным словарям, потому что у него... вернее, потому что он... впрочем, Бог его знает, почему, но имеет право - да и всё тут! Не зря же ещё Пушкин в примечаниях к "Евгению Онегину" писал, что "не должно мешать свободе нашего богатого и прекрасного языка".
      (...Кстати, вот ещё одна иллюстрация к разговору о многосмысловом звучании русского слова. Говоря об организационной энергии самого А.Ф. Стручкова, директор ИМЛИ Ф.Ф. Кузнецов сказал, что "без его истовости" дело, мол, двигалось бы гораздо медленнее, - но при этом, то ли проглатывая комок в горле, то ли просто переводя на мгновение дыхание, он сделал какую-то невольную паузу, и начало фразы повисло как некое самостоятельное, характеризующее Стручкова определение: "бес его истовости", - и, немного уже зная Александра Федоровича по нашим совместным заседаниям, я подумал, что это ему подходит даже гораздо больше...)
      * * *
      ...К сожалению, совместить мои дискеты с программами компьютеров издательства "ГАЛА ПРЕСС" так и не удалось, так что приведенное выше стихотворение оказалось единственным положительным результатом моей утренней поездки в этот угол столицы.
      Появившись после издательства в Правлении, я встретил в кабинете у Гены Иванова В.Н. Ганичева и, передавая ему тезисы для доклада, рассказал про свою вчерашнюю забывчивость, на что Валерий Николаевич признался, что с ним вчера произошла точно такая же история - целый день готовился к какому-то выступлению, а, приехав на него, обнаружил, что не захватил с собой заготовленный доклад.
      В два часа дня мы собрались в кабинете у Сергея Лыкошина на планерку по вопросу подготовки к Совещанию молодых писателей, а в три уже началось заседание Шолоховского комитета. Интересный момент на нем сообщил нам Феликс Феодосьевич Кузнецов. По его словам, сын Шолохова - Михаил Михайлович - однажды рассказывал ему, что, будучи уже тяжело больным, лежавший в постели писатель вдруг спросил у него: "Мишка, скажи мне, когда там, по вашим учебникам, заканчивается гражданская война в России?" - на что он ответил: "В 1920 году, а что?" - "А то, - ответил Михаил Александрович, - что она не закончилась ещё и до сегодняшнего момента. Ты знай это..."