— ...То, что ты видел в своем беспамятстве, могло быть не более чем отражением прочитанной когда-нибудь раньше книги. Мало ли описаний морского дна встречается в историях у Жак-Ива Кусто, Жюля Верна или Виктора Гюго!
      — Но откуда мне стали известны все эти названия — анемоны, асцидии, мадрепоровые кораллы — я ведь, блин, и до сих пор их помню! — строматеи, хвостокол-арнак, султанки?.. Я никогда этим не увлекался и не занимался!..
      — Да, странно. Хотя... Кто знает? Может быть, это сам Океан делился с тобой своей информацией. Ведь говорят, что вода — это некая живая материя, информационный фонд планеты. И получается, что, теряя сознание,ты тем самым как бы включал на это время подсознание,а через него-то как раз, говорят, с нами и общаются тонкие миры...
 
      Каперанг появился у меня в каюте опять, как и при первой нашей встрече, во время моего сна, и когда я проснулся, он уже сидел рядом с кроватью на табурете и о чем-то думал.
      — ...Ну, что? — после некоторого молчания подал он первым голос. — Ты все гадаешь, что означает весь этот маскарад с фамилиями? И кто и зачем его устроил?
      — Да как вам сказать, — пожал я плечами. — Наверное, мне было бы гораздо спокойнее находиться сейчас на берегу и ожидать, когда поднимут со дна моря тот — настоящий — «Курск». Но раз уж мы оказались с вами в одной лодке... причем, не в образном смысле, а в самом что ни на есть буквальном... то хотелось бы, конечно, понимать, куда она направляется и что меня в связи с этим может ожидать.
      — Понимаю. Но сначала — один вопрос. Откуда ты... Ты не возражаешь, если я буду с тобой на «ты»? Ну и хорошо. Так вот, откуда ты узнал, что мы существуем и, главное — что мы всплыли тогда ночью в той бухте?
      — Да не знал я ничего этого! — фыркнул я. — Шел себе по берегу и вдруг смотрю — «Курск» стоит, целый и невредимый! Я чуть не офонарел. Ну, вспомнил, что со мной фотоаппарат, кинулся снимать... А тут сзади кто-то... Это Колесников?
      — Да, они с Аряповым ходили в гарнизон... Ну, была в том необходимость. И, возвращаясь на лодку, увидели, как ты прячешься с фотоаппаратом за камнем. А поскольку мы не совсем обычная АПЛ, а лодка-двойник...
      — Кто?
      — Двойник, точная копия «Курска». Вплоть до дублирования фамилий экипажа.
      — Зачем? Для чего это нужно?
      Лячин надолго задумался, а затем, приняв какое-то внутреннее решение, махнул рукой.
      — Ладно, слушай... Эта идея витала в руководстве ВМФ России уже давно, еще с той самой поры, как в марте 1968 года на Тихом океане погибла советская ракетная подлодка К-129 (класс «Гольф») с девяносто восемью членами экипажа на борту. Мы подозревали, что ее протаранила американская атомная субмарина «Суордфиш», но лодка затонула на пятикилометровой глубине, и установить точную причину ее гибели было невозможно. Однако в ходе совершенно секретной операции ЦРУ под кодовым названием «Дженифер» летом 1974 года специально построенное судно «Гломар эксплорер» осуществило подъем нашей лодки, хотя при этом ее корпус и переломился пополам. На глубине две тысячи четыреста метров большая часть нашей АПЛ — с рубкой, ракетами и энергетической установкой — вырвалась из объятий ЦРУ (в буквальном смысле!) и вновь опустилась на дно океана. Носовая же часть, в которой были обнаружены две торпеды с ядерными зарядами и шесть погибших членов экипажа, была поднята на поверхность... Шесть человек в первом и втором отсеках — это положение экипажа ПО БОЕВОЙ ТРЕВОГЕ,в повседневном же походном режиме их было бы втрое больше. Ведь в первом отсеке устроены 8 спальных койко-мест, а во втором, кроме постов, находятся кают-компания, каюты командира, старпома и разведчика, а также выгородка и хозяйство вестового... То есть напрашивается вывод, что в момент своей гибели К-129 с кем-то или с чем-то сражалась... Увы, но с кем именно, мы уже никогда не узнаем. В июне 1975 года, после модернизации, «Гломар эксплорер» еще раз сходила к месту гибели К-129 и, надо полагать, подняла остатки нашей лодки. Но правительство СССР еще за год до этого отказалось признать лодку своей, хотя в поднятой тогда носовой части и были опознаны тела троих советских моряков — Владимира Костюшко, Виктора Лохова и Валентина Носачева. Разве брежневская команда могла позволить себе публично признаться в том, что наши АПЛ шныряют в территориальных водах США? Вот тогда-то в верхах и родилась идея: одновременно с каждой подводной лодкой создавать и ее «двойника» — чтобы в случае какой-либо конфликтной ситуации в чужих водах можно было бы не просто отнекаться, говоря, что это не наша АПЛ торпедировала натовский крейсер или пустила ракету по Нью-Йорку, но и немедленно предъявить противной стороне для достоверности и саму «эту» лодку, находящуюся в тот момент где-нибудь за тысячи миль от района произошедшего инцидента — либо в своей российской базе, либо же вообще на другом конце Мирового океана. Мол, что-то вы, ребята, перепутали — «Курск» не мог стрелять по вашей территории, поскольку он в эту минуту находится у берегов Индии. Вот вам для убедительности сама лодка, а вот и ее экипаж — Лячин, Щавинский, Безсокирный, Колесников... Такая вот, понимаешь, «военная хитрость». Похлеще, чем тридцать восемь снайперов... Однако от рождения идеи до ее материализации у нас проходит не менее двадцати лет, поэтому первая лодка-двойник, копирующая собой атомный подводный ракетоносец «Курск», была тайно спущена на воду только в июле 1999 года, когда ее прототип уже четыре года находился в строю и как раз готовился к походу в автономное плавание.
      — Но ведь натовские акустики давно занесли в свои компьютеры шумовые характеристики всех наших АПЛ и в два счета отличат по «голосу двигателя» любой псевдо-«Курск» от настоящего!
      — Ты прав, и именно поэтому создание нашего двойника на целых четыре года отстало от постройки своего прототипа. За это время было сделано нечто, что позволяет одурачивать даже акустиков НАТО. Во-первых, на нашей лодке установлены новые ядерные реакторы, увеличивающие срок автономного плавания с трех до шести месяцев. На сегодняшний день наш корабль является самой быстрой и бесшумной лодкой во всем ВМФ России. Мы можем развивать скорость до сорока пяти узлов и погружаться на глубину до восьмисот метров. И что особенно важно для нас, при скорости в пять-восемь узлов АПЛ становится практически неуязвимой для систем акустического слежения... Ну а во-вторых, на ней впервые установлена система звукомаскировки, способная в случае необходимости прикрывать собственные шумовые характеристики звуковыми копиями, имитирующими работу двигателей почти всех плавающих ныне по морям надводных и подводных судов как России, так и других стран, включая и членов НАТО.
      — То есть, вы можете спокойно подойти к побережью Америки, а они будут думать, что это их «Лос-Анджелес» или какой-нибудь испанский сухогруз?
      — Ну не так чтобы очень уж спокойно, но вроде того. Хотя и должны будем для этого сбросить свои собственные обороты до минимума... Кроме всего мною названного, лодка подверглась целому ряду других усовершенствований, что сделало ее практически невидимой для системы обнаружения противника.
      — Здорово! Хотя и в единственном экземпляре, но мы все-таки превзошли уровень штатовских субмарин.
      — Ну... Насколько я знаю, они тоже постоянно модернизируют свои подлодки. В 1994 году, например, была спущена на воду, а в 1996-м введена в строй атомная субмарина ВМС США «Гриневилл» (класса «Лос-Анджелес»), которая совершила всего один поход в Западную Атлантику и через полгода после начала службы была поставлена на переоборудование. В процессе модернизации лодка получила новую систему управления и современное вооружение, а также была приспособлена под носитель специального глубоководного аппарата DSRV, который представляет собой мини-субмарину водоизмещением двадцать пять тонн, способную перевозить помимо двух членов экипажа, еще двадцать четыре спасателя или диверсанта... Хотя, скажу, не без хвастовства, на нашей подлодке имеются вещи и получше. Причем, как в спасательном, так и в стратегическом плане.
      — Но почему же ничего этого не было на «Курске», да и наверняка нет на других лодках нашего ВМФ?
      — Ну почему же это — «ничего»? Кое-что было. По крайней мере, должно было быть. Например, приборы гидроакустического противодействия, которые могут выстреливать имитатор шумов атомохода, сбивая его преследователей с истинного курса. Правда, ими разрешается пользоваться только во время реальных боевых действий, но это уже вопросы инструкции. Должны также были быть ЛДЦ — ложно-дезинформационные цели, которые маскируют маневренные действия подводных крейсеров, ну и кое-какие другие уловки. Хотя я и не могу сказать, в каком состоянии все это имелось на «Курске», — пояснил каперанг. — Точно знаю, что наши крылатые ракеты были оснащены одинаковыми системами искусственного интеллекта, которые позволяют ракете самойпринимать решение, какой из кораблей противника ей наиболее важен, как ей бороться со средствами противовоздушной обороны и как навести на цель все остальные двадцать три ракеты подлодки. Ну а кроме того, после августовских учений «Курск» должен был стать в док на модернизацию, а мы вместо него — отправиться в автономное плавание к берегам Америки, но... Ты ведь знаешь, что произошло 12 августа.
      — Только результат.
      — Это понятно... Хотя, наверное, у тебя тоже есть своя версия случившегося?
      — Да не то чтобы версия... Но меня не покидает такое ощущение, что «Курск» был, в буквальном смысле слова, обреченна погибель. Во-первых, как сейчас стало известно, на его борту была готовая в любой момент взорваться неисправная «толстая» торпеда, от которой Лячину нужно было как можно скорее избавиться. Во-вторых, прямо над головой у идущего почти в надводном положении «Курска» осуществлял стрельбу сверхмощными ракето-торпедами «Петр Великий», и одна из этих ракет оказалась тоже бракованной и произвольно сменила курс своего полета. В-третьих, карауля практически каждое движение К-141, на ее «хвосте» сидели сразу целых три натовские субмарины, что делало возможность столкновения с одной из них почти неизбежным. В-четвертых, стометровая глубина, на которую по какой-то причине залез «Курск», была весьма небезопасной для плавания подлодки таких габаритов, и при неожиданном дифференте на нос это грозило столкновением с гранитным дном и разрушением корпуса АПЛ. Ну и, в-пятых, в самом экипаже «Курска» недосчитывалось девятнадцать боевых единиц, а с десяток мест было
      занято перед самым выходом лодки в море первыми попавшимися людьми; да и те, кто был постоянным членом команды, испытывали, как пишет «Независимое военное обозрение», чувство апатии к службе, вызванное социальными неурядицами, низким денежным содержанием и его многомесячными задержками. И еще... Хоть об этом сегодня вроде как и неэтично говорить, но сам командир лодки Лячин собирался после окончания учений подавать рапорт о выходе на пенсию. И если вспомнить, что еще за несколько лет до трагедии в Баренцевом море знаменитая болгарская ясновидящая Ванга в одном из своих предсмертных пророчеств предсказывала, что Курскдолжен будет погибнуть «под водой», а в июле 2000-го года об аварии на атомном объекте в северных водах предупреждал уже наш старец Николай с острова Залита, да при этом еще и называл точную дату — 12 августа, то становится невозможным отделаться от ощущения, что «Курск» просто не должен был возвратиться с этих учений и его гибель является предопределенной свыше,причем не просто предопределенной, но обеспеченной с такой степенью «надежности», что, не столкнись он тогда с американской субмариной — в его бок обязательно въехала бы английская, уклонись он и от нее — на борту взорвалась бы «толстая» торпеда, успели бы сбросить за борт торпеду — лодку накрыл бы сверху своей экспериментальной ракетой «Петр Великий», а если бы промахнулся ракетой — так разрубил бы ее сверху своим килем, потому что их курсы пересекались, ну а избежали бы, нырнув на глубину, и этой напасти — так врезались бы носом в гранитное дно, от чего сдетонировал бы торпедный боезаряд первого отсека, или произошла бы какая-нибудь другая нештатная ситуация, но уйти в этот день из района учений невредимым «Курску» было, похоже, не суждено.
      — Да-а, — мрачно покачал головой собеседник. — Картина нарисована почти полная.
      — Почти? — удивился я. — Значит, существует еще какая-то версия случившегося?
      — Если бы это была версия! — тяжело вздохнул он. — Но в том-то и дело, что в момент гибели «Курска» мы находились не более, чем в миле от него, а потому прекрасно знаем все, что произошло НА САМОМ ДЕЛЕ.
      — Знаете?! — вскочил я, так резко тряхнув головой, что в глазах поплыли темно-оранжевые круги боли. — Ну так и ЧТО ЖЕтам произошло?!.
      — Погоди, — остановил он меня жестом. — Не торопись... Для начала необходимо припомнить, что произошло за последние десять-пятнадцать лет со всем нашим российским флотом.
      — А что произошло? Вы же сами говорите, что уровень флота — высокий.
      — Говорю. Потому что знаю его ПОТЕНЦИАЛЬНЫЕвозможности. То есть — то, на что он способен ПРИ ОБЕСПЕЧЕНИИ СООТВЕТСТВУЮЩИХ УСЛОВИЙ.А вот их-то, к сожалению, сегодня и нет... За послеперестроечные годы мы под давлением США уничтожили свой подводный флот почти полностью. Северодвинские заводы работают сегодня исключительно на утилизацию наших субмарин, дальневосточный завод «Звезда» — тоже. Там уже разрезано девятнадцать атомных подлодок Тихоокеанского флота, в ближайшее время будут распилены на металлолом еще пять АПЛ. Самое любопытное, что эту работу финансирует американская сторона, причем очень активно. Недавно в прессе мне попалось на глаза сообщение о том, что авторитетная комиссия американских экспертов считает процесс «реформирования» российской армии и флота крайне медленным и призывает правительство США потратить в ближайшие десять лет тридцать миллиардов долларов на помощь России в обеспечении безопасности ее запасов ядерных материалов, в том числе и на утилизацию наших подводных носителей. Ты понимаешь, они готовы оторвать от себя тридцать миллиардов — лишь бы только не остановились наши заводы, распиливающие АПЛ на иголки!
      — Им-то зачем такая благотворительность?
      — Да как раз им это больше всех и надо... Ведь до этой гребаной перестройки мы были фактически хозяевами всех океанов, наши лодки постоянно дежурили у берегов Америки, готовые в любой момент нанести ракетный удар не только по их надводным судам, но и по объектам на суше. Они, конечно, «пасли» нас в морях, но приоритет, безусловно, был тогда наш, это однозначно... А вот за последние десять лет мы оказались вытесненными со всех морей, наши АПЛ сегодня почти не ходят в Атлантику, и в Мировом океане безраздельно царствуют субмарины НАТО. Ради этого они и финансируют программы по утилизации наших подводных лодок. Пилите, мол, ребята, пилите. Зачем вам эти долгие плавания и прочее?.. Они уже стопроцентно сбросили нас со счетов и надеялись больше никогда не увидеть наших АПЛ за пределами российских доков, как вдруг произошло нечто, от чего их чуть не хватила кондрашка.
      — И что же это?
      — Летом 1999 года подводный крейсер под командованием капитана первого ранга Геннадия Петровича Лячина совершил невероятно дерзкий поход по Атлантике, утерев нос расслабившимся от собственного величия американцам! Это был воистину шедевр в жанре подводных рейдов! «Курску» удалось незамеченным выйти из Баренцева моря...
      — Как? — не понял я. — Баренцево море — это ведь почти что российская акватория, от кого же там прятаться?
      — Увы, — горько усмехнулся каперанг. — Это капитан Немо, признаваясь в своей любви к морю, еще мог, сто лет назад, утверждать, что оно «не подвластно деспотам». Это на поверхности морей, говорил он, «они могут еще чинить беззакония, вести войны, убивать себе подобных, но тут — их могущество кончается! Тут, единственно тут, настоящая независимость! Тут нет тиранов! Тут — я свободен!..»
      — А сегодня?
      — Сегодня деспоты добрались и до дна океанов. Практически все выходы из наших морских баз контролируются специальными автоматическими системами слежения, за каждым морским «углом», чуть ли не у самых выходов из наших бухт, нас караулят натовские субмарины; Мировой океан буквально утыкан гидрофонами, отслеживающими каждое появившееся на воде или под водой судно! На пути в Атлантический океан необходимо пересечь Фареро-Исландский рубеж с его суперчувствительными гидроакустическими станциями SOSUS, кроме того, надо постоянно помнить о противолодочных самолетах, эхолотах, спутниковом наблюдении из космоса...
      — А еще говорят о каком-то партнерстве во имя мира!
      — Эти разговоры ведутся — на суше, а под водой творится совсем иная картина... Помнится, я однажды читал такую повесть — «Ватер(по)лоо» называется, забыл, правда, кто автор. Так там описывается некое условное государство, в котором процветает своя особенная философия игры в водное поло. Основа тренировки игроков заключается там в том, что их учат, сохраняя самые добродушные улыбки на лицах, совершать в это самое время под мутной водой наижесточайшие щипки и удары ногами, выводя таким образом из строя игрока команды противника. Фактически то же самое происходит сегодня и с нашими флотами. На встречах в Брюсселе американские адмиралы говорят о сотрудничестве во имя мира, а под толщей морской воды ведут самую настоящую охоту за нашими подлодками. И вдруг они узнают, что капитану Лячину удалось обойти все расставленные на пути ловушки и провести свой корабль незамеченным сначала по Баренцеву и Северному морям, потом проскользнуть через заграждения Фареро-Исландской линии, пройти Атлантику и выйти прямо к Средиземному морю! Американцы обнаружили К-141 только на обратном пути, уже где-то после Гибралтара... О-о, это была настоящая паника! Ведь российская подводная лодка (а тем более — такого класса) в этот район не заходила уже очень, очень давно... По тревоге был поднят весь шестой флот США, одного только топлива, израсходованного на поиски нашей подлодки, было истрачено американцами на десять с половиной миллионов долларов, а расходы на поиски и попытки слежения за «Курском» обошлись им в двадцать миллионов долларов! Но экипаж Лячина выполнил все (ты понимаешь — ВСЕ!)боевые задачи и благополучно возвратился домой...
      — Вот это класс!
      — Да. Но могли ли после всего этого в НАТО спать спокойно, зная, что где-то в океане дежурит наша суперподлодка, способная в любую секунду нанести удар по их хваленому Белому дому вместе с его знаменитым оральным кабинетом? Да они занесли ее в список личных врагов Америки,причем под первым номером!
      — И все это время искали возможности столкновения с «Курском»?
      — Не только столкновения... Помнишь, я тебе говорил, что в нашей погибшей в 1968 году подлодке К-129 обнаружилось шесть трупов в двух первых отсеках, что означает, что в лодке успел прозвучать сигнал боевой тревоги и она готовилась к отражению чьей-то атаки?
      — Вы хотите сказать, что американцы...
      — Да, натовские подводные лодки уже давно позволяют себе вести атаку наших АПЛ на поражение.
      — И «Курск» стал жертвой такой атаки?
      — А вот ты сам посуди... Еще 11 мая 2000 года Агентство военных новостей дало сообщение, что в рамках планируемых на июль-август военно-морских учений на Северном флоте атомный подводный ракетный крейсер «Курск», имитируя аварию, должен будет лечь на грунт, а спасательное судно «Михаил Рудницкий» (проект 05360) проведет операцию по выводу на поверхность его «пострадавшего» экипажа. Как, по-твоему, могли охотники за К-141 пройти мимо такой ситуации?
      — Но ведь в район учений незаметно не войдешь — там же десятки наших кораблей, самолеты...
      — Вот именно. Куча надводных и подводных судов на небольшой акватории, десятки работающих эхолотов, масса учебных целей. Да, плюс ко всему, малая глубина моря, делающая почти невозможной точную работу гидроакустиков. Да кучи учебных мишеней на дне, которые затонули тут в ходе проводившихся раньше в этом районе стрельб... Ты представляешь себе, что такое учебная мишень?
      — Смутно, — признался я.
      — Это сваренные друг с другом в огромные секции металлические понтоны, которые после попадания в них торпеды идут на дно и создают там своей массой радиолокационные помехи. Так что, сам подумай, возможно ли в таких условиях отследить каждое появившееся в районе учений судно? Тем более что, по данным журналов «Scientific American» и «Зарубежное военное обозрение», уже к 1990-м годам американские АПЛ были тише наших подлодок на целых 30 дБ. Практически это значит, что при скорости шесть-восемь узлов их шумность не превышает уровня шума моря. Добавь к этому привычку натовских субмарин держаться в приповерхностном слое воды, который имеет свою собственную температуру. В частности, в Баренцевом море в районе гибели «Курска» в дни трагедии этот слой был прогрет до плюс девяти градусов по Цельсию, тогда как температура придонных слоев была около плюс четырех градусов по Цельсию. При таком соотношении образуется слой, в котором при незначительных изменениях глубины резко меняются значения температуры воды, от чего как раз очень сильно зависит скорость звука. В таких гидрологических условиях возможно возникновение различных акустических «теней», «линз», «зеркал» и «завес», под прикрытием которых лодки, обладая даже высокой шумностью, могут скрываться и оказываться «невидимыми» даже для самых совершенных средств гидроакустического обнаружения. Что-то, конечно, можно зафиксировать и в такой обстановке, но пока у нас об этом доложат начальству, пока согласуют, что это за объект, пока разберутся, чей он... А вокруг идут показательные стрельбы, а с «Петра Великого» шмаляют экспериментальными ракетами... Подходи, расстреливай под шумок ненавистный тебе «Курск» хоть с трех метров — пока поймут, что он затонул взаправду, а не лег на грунт, «имитируя аварию», лодка-убийца будет уже надежно спрятана в каком-нибудь из портов Норвегии.
      — И все так и было на самом деле? Да.
      — Но как вы это могли «видеть», если на лодке нет ни иллюминаторов, ни телекамер?
      — Ну, во-первых, при помощи сонаров — они дают достаточно ясную картину того, что происходит вокруг, — а у нас установлена аппаратура абсолютно нового поколения, способная четко отделять все помехи даже в таких неблагоприятных условиях, как я описал. А во-вторых, мы перехватили радиосообщение (мы ведь тоже находились на перископной глубине), которое натовский командир на радостях отправил в Норфолк, и наш дешифровалыцик сумел его тут же прочитать. Текст говорит сам за себя: «Оскар сдох! Я его сделал!..»
      — Кто-кто? — не понял я.
      — «Оскар-II». Такое наименование имеет, по натовской классификации, наша К-141.
      — А-а, да-да... Но почему же вы не уложили эту лодку-убийцу прямо там же, рядом с «Курском»?!
      — Да потому, что между ней и нами как раз и находился сам «Курск»! Это я тебе тут рассказываю все по порядочку, чтобы ты успел нарисовать себе мысленную картину, а на деле все происходило далеко не так однозначно. На хвосте у «Курска», как ты сам говорил, висели в тот день не одна и даже не две, а сразу целых три натовские субмарины — «Мемфис» и «Толедо» ВМС США и британская АПЛ «Сплендид». Все они находились на перископной глубине и на очень маленьком расстоянии друг от друга, «Мемфис» и «Сплендид» — не более мили от «Курска», а «Толедо» прямо под носом — чуть ли не в трехстах метрах! Натовские подлодки вообще любят находиться в приповерхностной зоне, где слои воды интенсивно перемешиваются, и это значительно ухудшает гидроакустический контакт. При этом американцы с их более совершенной аппаратурой наши подводные лодки все же фиксируют, а мы их, как правило, нет. «Курск» был атакован двумя торпедами, причем обе были нацелены в область торпедного аппарата.
      — И они попали?
      — С трехсот-то метров отчего ж не попасть? От этого попадания и сдетонировала «толстая» торпеда в аппарате, выбросившая шлейф огня внутрь первого отсека. Одновременно с этим в правый борт подлодки (в районе двадцать четыре шпангоута на стыке первого и второго отсеков) угодила вторая торпеда, вследствие чего могли взорваться носовые цистерны главного балласта и произойти мгновенное стравливание воздуха, а это — огромные массы под давлением четыреста килограмм на квадратный сантиметр! При этом неизбежно произошло разрушение прочного корпуса, вода хлынула внутрь первого отсека, который размером с хороший спортивный зал...
      — Так вот что имел в виду один из разработчиков оружия, когда говорил в интервью нашей газете, что «Курск» имеет пробоину «с загнутыми вовнутрь оплавленными краями», а это, мол, свидетельствует о том, что он «мог быть потоплен только специальным боеприпасом»! — вскричал я, перебивая рассказ капитана. — Подлодку просто-напросто расстреляли.Да еще и практически в упор, с трехсот метров! Но кто это сделал? «Мемфис»?
      — Нет... Это была «Толедо».
      — «Толедо»! А вы? Неужели ничего нельзя было предпринять?
      — Я же говорю, что между «Толедо» и нами оказался подбитый «Курск». Видимо, еще не поняв, что произошло, Лячин успел отдать приказание аварийно продуть балласт и увеличить обороты, но поскольку в носу уже была гигантская пробоина (два на три метра!), в которую врывалась вода, то вместо экстренного всплытия на поверхность лодка резко дернулась вперед и, протеревшись правым боком о корпус своего убийцы, изменила дифферент на нос и, вследствие почти мгновенного поступления воды в первые отсеки, стремительно пошла вниз. Винты еще продолжали крутиться, гоня ее ко дну, «Толедо» продолжала катиться вдоль ее корпуса, сминая рубку, крыши ракетных шахт, комингс-площадку кормового аварийно-спасательного люка... Остававшиеся до дна семьдесят-восемьдесят метров «Курск» прошел за какие-то десять-двадцать секунд, а там, на дне — крепчайшие базальтовые породы, только сверху чуть «присыпанные» илом. Удар форштевнем об эту плиту был страшнее любого возможного столкновения, от него, как я понимаю, сорвалось с мест все тяжелое оборудование, повылетали сальниковые уплотнения на валах, сдетонировали и начали рваться стеллажные торпеды...
      — И это — при том, что, как стало сегодня известно, переборки между отсеками «Курска» были в три раза тоньше, чем это предусматривалось первоначальными расчетами. Если прочный корпус лодки просчитывали на давление в шестьдесят атмосфер, то внутренние переборки — уже только на двадцать, — припомнил я попавшуюся мне где-то ранее на глаза информацию. — А кроме того, в целях экономии материалов на лодке вырезали целые километры трубопроводов, уменьшили размеры аварийных аккумуляторных ям и чуть ли не вполовину сократили объем охлаждающего контура реакторов.
      — Безумие! — поморщился командир. — Это же не лодка, а просто плавучий гроб. Я слышал, что она сделана с отклонениями от проекта, но чтобы до такой степени...
      — Но разве ваша — не является ее полной копией?
      — Во всем, кроме технологических отступлений. Я сам курировал ее строительство и следил за выполнением проектных требований. Последние четыре года я прожил практически не дома, а на заводе...
      — Ну, так и что произошло дальше? — вернул я его к прерванной мною самим же первоначальной теме разговора.
      — Дальше... Дальше произошло невероятное. По какому-то дикому, иначе и не назовешь, стечению обстоятельств, почти одновременно с падением на дно погибающего «Курска», с нашего крейсера «Петр Великий» была выпущена разрабатываемая в химкинском ЦКБ «Алмаз» экспериментальная ракета-торпеда «Гранит», курс которой пересекался с курсом К-141... Представь себе пять сошедшихся на сравнительно небольшом пятачке моря подводных лодок — три натовских, «Курск» да еще мы неподалеку... Итого — общая масса металла около ста тысяч тонн!
      — Прямо «Курская» аномалия...
      — В том-то и дело! И могла ли пролетающая над ней самонаводящаясяракета не среагировать на такое громадное магнитное поле? Нет, конечно. И она изменила траекторию своего полета и, нырнув в воду, клюнула носом-болванкой (жаль, что без боевого заряда!) в корпус оказавшейся ближе всех к ее курсу «Мемфис».
      — Так, значит, «Мемфис» все-таки не просто так заходила в Хоконсверн, а, и правда, подлатывала там свои повреждения!
      — Ну да. После того как «Курск» рухнул на дно, они тут же кинулись врассыпную. «Сплендид» мы потеряли из виду почти сразу, а обе американки пошли прямиком в Норвегию зализывать раны — у «Мемфис» оказался поврежденным легкий корпус в районе рубки, а «Толедо» во время столкновения с подстреленным «Курском» и трения о его борт потеряла часть своего рубочного ограждения. Так что сейчас они обе находятся в поле нашего зрения, и мы ждем, когда они покинут норвежские причалы. Особенно «Толедо».
      Мы оба немного помолчали — я, переваривая услышанное, а он, видимо, размышляя над тем, правильно ли сделал, что посвятил меня в свои тайны.
      — Ну вот, — резюмировал он. — Теперь ты знаешь, куда и зачем мы движемся. И вообще... Все остальное.
      — Простите, — приподнялся я, поудобнее усаживаясь на кровати. — Но почему вы не перестанете называть себя фамилиями погибших? Это ведь так нелегко — нести на себе тень чужой жизни. Я вот даже в мыслях и то до сих пор спотыкаюсь, когда называю вас Лячиным... Да и какой теперь в этом смысл?
      — Я думал об этом, — кивнул он в знак того, что понимает меня. — И я бы уже давно отменил употребление имен наших погибших двойников, но хочу завершить начатое нами дело ОТ ИХ ИМЕНИ.
      — То есть... торпедировать «Толедо»?
      — Да, — жестко кивнул каперанг.
      — Но разве... разве для русских людей характерна... характерно такое чувство, как мстительность? Ведь Господь как раз и призывал нас прощать обидчиков и молиться за врагов наших, а вовсе не мстить им?..
      — А это, парень, никакая и не месть, — спокойно ответил он, пожав плечами, и поднялся с табурета. — При чем тут месть? Просто — мир должен знать, что, какими бы слабыми и беспомощными мы ни казались, никто не смеет унижать нас безнаказанно. И если бы даже мы и хотели закрыть глаза на произошедшее с «Курском», то не имеем права нарушить закон неотвратимости кары, так как это может привести к очередному дисбалансу добра и зла на планете.
      Пожелав мне быстрой поправки, он покинул «лазарет», и я снова остался в одиночестве. Какое-то время я просто лежал, продолжая глядеть в закрывшуюся дверь и переваривая свою беседу с командиром, а потом вспомнил про принесенную мне ранее акустиком статью Николая Черкашина («На, изучай историю подводного флота, раз уж ты стал его частью», — еще пошутил он тогда, отдавая мне ее в руки), которая так до сих пор и лежала под подушкой, куда я ее в тот раз сунул, и, вытащив ее, раскрыл на первой странице: