13 августа, в воскресенье, командующий Северным флотом адмирал Попов, давая интервью представителям СМИ, высоко оценил результаты проходивших учений, мастерство моряков и состояние боевой техники. Как будто он не знал, что к этому моменту связи с «Курском» нет и об этом уже доложено в Главный штаб ВМФ.
      Распоряжение о создании комиссии по расследованию причин аварии премьер-министр Михаил Касьянов подписал только в понедельник. С момента катастрофы прошло уже более 48 часов.
       Количество членов экипажа.
      Впечатление такое, что атомная субмарина — это простая электричка, на которой ехали все, кто успел в нее перед отправлением запрыгнуть. Флотские пресс-службы утверждали, что на борту «Курска» находится то сто семь, то сто тридцать, то сто шестнадцать или сто семнадцать человек. Путин в среду вечером заявил, что на борту сто восемнадцать человек.
       Связь с подлодкой.
      Вероятно, надеясь на русский авось, в начале недели пресс-службы ВМФ сообщили в СМИ, что «с подлодкой уже установлена связь, имеется контакт с личным составом». А из администрации Мурманской области даже заявили «Интерфаксу», что в лодку подаются кислород и топливо...
      Через какое-то время выяснилось, что «контакт» — это не что иное, как периодический стук в борт лодки изнутри.
      Днем в среду появилась информация о том, что экипаж перестал выходить на акустическую связь. К вечеру это подтвердили помощник главнокомандующего ВМФ РФ Игорь Дыгало и вице-премьер Илья Клебанов. Но первому заместителю начальника Главного штаба ВМФ России вице-адмиралу Владиславу Ильину это не помешало почти в то же время заявить обо всем с точностью до наоборот. «Есть контакт», — бодро сообщил он. Мол, неправда, что не стучат. Стучат.
       Погода.
      По сведениям синоптиков, в субботу и воскресенье 12-13 августа погода над Баренцевым морем была вполне нормальной. Однако, как только приступили к спасательным работам, сразу пошла информация о шторме.
      Как сообщил «Интерфаксу» начальник пресс-службы Игорь Дыгало, по состоянию на 23.00 понедельника 14 августа 2000 года погода резко ухудшилась. Ветер — северный, северо-западный, скорость — 15 м/с, волнение — от 4 до 5 баллов.
      Однако «Интерфакс», примерно в то же самое время, сообщил, что «все благоприятствовало спасательным работам». Весь вечер приходили сообщения, что погода улучшается, шторм — 2-3 балла. Но потом, когда ничего не получилось, погода, как специально, стала портиться. И с тех пор шторм в сводках не прекращается...
      Еще резче тогда выступила газета «Жизнь», поместившая в одном из своих номеров большущее письмо бывшего старшего торпедиста, а ныне матроса запаса Владимира Топоркова, под красноречивым названием «Хватит врать!», в котором он без обиняков писал:
       «...Я понял, почему Гитлер напал на СССР в ночь на 22 июня. До этого не понимал. Думал, он дурак: выбрал самую короткую ночь. А тут понял, что он гений: выбрал ночь на воскресенье.
       И дело не в том, что офицеры разошлись по домам, старшины пьют, а бойцы снизили бдительность. Просто — Сталин спит. На даче, в воскресенье — кто рискнет его тревожить? Ну и что — что летят, что бомбят? Это в песне так складно поется: «Ровно в четыре утра — Киев бомбили, нам объявили, что началася... »
      Бомбили-то в четыре. А объявили...
      Сергееву тоже сказали в четыре часа утра. А он президенту доложил в семь (сам об этом сказал по телевизору — вся страна слышала!). О чем же думал министр эти три часа? Живы они там или уже нет? Как их спасать? Какие средства привлечь?
      Да ни хрена он такого не думал! Думал: можно будить президента — или еще нет? В четыре, конечно, рано — ну а в шесть?
      Три часа министр обороны страны ждал, пока президент проснется!
      А у них, у экипажа К-141, и было-то на все — две минуты пятнадцать секунд, между первым взрывом и вторым. А у тех, кто после этого остался в живых, еще несколько часов. Чтобы спастись. Или дождаться помощи. Может, как раз те самые три часа и были.
      Да только время — там, под водой, и в коридорах власти — течет по-разному. В коридорах его много, как воздуха. Можно сутки ждать, а можно — неделю. А на дне его не хватает. Как воздуха. Оно кончается. И они там, на дне, ждут: спасут их или опоздают?
      А их никто и не спасает!
      Бедный Клебанов!
      Как его штормило! Как кидало из стороны в сторону, как тошнило! Ему моряки врут, а он, сухопутный, верит. Ему сегодня так врут, а завтра — наоборот. Сегодня говорят: работать нельзя, там бешеное течение: целых 4 узла! А потом уточняют: не 4, а 0,4 — можно! Сегодня говорят: нет у России глубоководных водолазов, в СССР было два, а теперь один на Украине остался, а другой то ли в Киргизии, то ли в Казахстане. А завтра выясняется, что есть, и не единицы, а целый отряд, и не один! А он, бедный, всю эту врань озвучивает — все эти военно-морские галсы (по-сухопутному — загогулины), всю эту лапшу на уши.
      А они: «Честь имею!» — и ушли.
      Да не имеете! Имели бы — так давно бы уже застрелились. Или, по крайней мере, погоны с себя сняли. Просто честь перепутали с наглостью. Вот ее — да, имеют. В избытке. Поэтому вы их не слушайте. Или, по крайней мере, фильтруйте их «взвесь» (по-сухопутному — муть)...
 
      Понятно, что на фоне таких вот высказываний любые упреки в неполноте или неточности напечатанного нами списка членов экипажа можно было считать не более чем комариными укусами.
 
      Однако когда этот, второй, список появился в печати, в Видяево уже и так было полно съехавшихся туда родственников членов экипажа, так что командованию Северным флотом пришлось заниматься их размещением, обеспечивать медицинское и прочее обслуживание, а самое неприятное — встречаться с матерями и женами затонувших подводников и отвечать на вопросы о том, почему их никто толком не спасает. А, как сообщала нам в своих корреспонденциях с места происшествия Исламова, по Мурманску уже давно ходит слух, что никакой спасательной операции в Баренцевом море не ведется, потому что на Северном флоте просто нет оборудования для спасения замурованных в подлодке моряков. Что же касается шторма, то погодная обстановка на месте аварии «Курска» благоприятная, спасательной операции ничто не мешает. Подводные течения, на которые все время ссылаются военные, по оценке ряда моряков, тоже не запредельные и даже не особо сильные — до 0,5 узла.
      Почему же так медленно развивается операция по спасению?..
      Этот вопрос беспокоил всех еще и потому, что заканчивались лучшие в погодном отношении дни, за которыми уже, и в самом деле, начиналась пора осенних штормов и зыбей, делающая спасательные работы практически невозможными. Но пока еще надежды на спасение моряков казались вполне реальными, и люди надеялись, что хотя бы часть экипажа будет поднята на поверхность живыми.
      Вот примерная хроника того, что происходило в те августовские дни так, как это подавалось на страницы газет и в другие средства массовой информации в официальномизложении пресс-центра ВМФ России.
 
      12 августа, суббота.
      В Баренцевом море заканчиваются учения Северного флота, в которых задействованы более 30 надводных и подводных кораблей и вспомогательных судов, десять береговых частей, две воздушные армии России, а также авиация Украины.
       10.00-12.00.Многоцелевая атомная подводная лодка К-141 «Курск», которой командует опытный командир — капитан первого ранга Геннадий Лячин, обнаруживает в районе патрулирования искомую учебную цель и ложится на боевой курс, чтобы приступить к ее уничтожению.
       15.00-18.00.Лячин докладывает командующему Северным флотом адмиралу Вячеславу Попову о готовности произвести атаку, и на этом связь с АПЛ прерывается. Практически одновременно с этим акустики на соседних надводных кораблях и подлодках фиксируют в районе местонахождения «Курска» два подводных взрыва, значительно превосходящих по силе звуки стартующих торпед.
      Начинается поиск лодки силами флота, и через 4 часа ее обнаруживают лежащей на глубине 108 метров приблизительно в 150 километрах от Североморска (69 градусов 40 минут северной широты, 37 градусов 35 минут восточной долготы). Аварийные буи над местом аварии АПЛ отсутствуют.
 
      13 августа, воскресенье.
       11.00-13.00.Командующий Северным флотом адмирал Вячеслав Попов сообщает ИТАР-ТАСС, что учения флота прошли успешно. О «Курске» не говорится ни слова.
       14.00-00.00.В район аварии приходят спасательные силы СФ, глубоководный аппарат спускается на дно и пытается обследовать лодку. Выясняется, что носовые отсеки «Курска» почти полностью разрушены, вдоль правого борта видна глубокая борозда, процарапанная каким-то массивным, тяжелым предметом, на дне заметны элементы обшивки и куски резиновой оболочки, что говорит о том, что на затонувшем ракетном крейсере могут быть человеческие жертвы.
 
      14 августа, понедельник.
       8.00-11.00.Пресс-служба ВМФ России впервые дает информацию о том, что на атомной подводной лодке «Курск» возникли «неполадки» и она легла на дно. Слова «авария» и, тем более, «катастрофа» не употребляются. Заявляется, что с лодкой установлена полноценная связь и на нее подается воздух.
       11.00-16.00.Исходя из небольшой глубины, на которой лежит лодка, специалисты уверяют, что со спасением экипажа «проблем возникнуть не должно».
      С надводного корабля опускают вниз специальный «колокол», с которого осматривают лежащую на дне АПЛ, и обнаруживают в носовой части большую рваную пробоину. Замечены также многочисленные трещины в корпусе, через которые в лодку сочится вода. По низкому уровню радиации делается вывод, что реакторы заглушены.
       16.00-18.00.После доклада экипажа «колокола» о результатах обследования начинают выдвигаться всевозможные версии случившегося. Основная из них: во время стрельбы взорвались торпедные аппараты. Но есть и другие — о столкновении с иностранной субмариной или миной Второй мировой войны.
       18.00-00.00.Главком Владимир Куроедов делает предварительные выводы о наличии жертв в носовой части подлодки. Лодку поднять нельзя, так как она может развалиться, поэтому речь можно вести только о спасении остающихся в живых подводников. Но надежд на спасение, как признается главком, мало.
      Снова говорится о столкновении «Курска» с одной из подлодок НАТО, осуществлявших скрытное слежение за нашей АПЛ. Создана комиссии по расследованию причин аварии подлодки «Курск» во главе с вице-премьером Ильей Клебановым.
 
      15 августа, вторник.
       16.00-21.00.Начинаются спасательные работы по выводу экипажа из лодки, но пока они терпят неудачу.
      Распространяется версия о столкновении «Курска» с подводной миной времен Второй мировой войны, хотя опытные моряки говорят, что это откровенная глупость.
       21.00-00.00.Штаб ВМФ выдвигает версию о том, что причиной аварии на «Курске» мог стать невыход торпеды из торпедного отсека в момент пуска.
      Со спасательного судна «Михаил Рудницкий» спускают глубоководный спасательный аппарат «Приз», который должен состыковаться со шлюзовым люком подлодки. К месту катастрофы собираются 22 корабля Северного флота.
 
      16 августа, среда.
       00.00-07.00.В результате осмотра К-141 установлено, что у лодки сильно повреждена рубка, сорван щит обтекателя двух ракетных шахт правого борта. «Курск» лежит на дне с поднятым перископом.
      Состыковаться с ним по-прежнему не получается, спасатели сообщают о двух затопленных носовых отсеках, однако пресс-служба продолжает уверять, что с лодки идут «стуковые» сигналы.
      Министерство обороны Великобритании готовит к отправке спасательные мини-субмарины, одна из них (LR-5) уже погружена в готовый к немедленному вылету самолет в шотландском порту Прествик, однако ответа от российской стороны пока нет.
       07.00-08.00.Спасательный снаряд «Приз» пытается пристыковаться к «Курску».
       11.00.Состыковаться с лодкой пытается российский глубоководный аппарат «Бестер».
       14.00.Пресс-центр ВМФ заявляет, что состыковаться с лодкой не получается.
      В аэропорту Глазго ждет сигнала к вылету британский самолет с мини-подлодкой LR-5 на борту.
       14.00-15.00.Очередные попытки стыковки оказываются неудачными. Акустический контакт с лодкой почти утерян. Попытки доставить кислород на борт «Курска» не удаются.
      Но от помощи НАТО Россия отказывается.
       15.00.Информационные агентства распространяют заявление президента Путина: «Ситуация с подводной лодкой «Курск» тяжелая, критическая, но флот располагает всем арсеналом средств спасения, и попытки будут продолжены».
       20.00.В военный морской порт Видяево, откуда ушла в свое последнее плавание К-141, продолжают прибывать родственники потерпевших аварию подводников, а также медики для оказания им поддержки.
       20.26.МИД России передает в правительство официальное предложение Великобритании и Норвегии об оказании помощи в спасении экипажа подводной лодки «Курск».
 
      17 августа, четверг.
       00.00-01.00.Продолжаются безуспешные попытки наших аппаратов пристыковаться к люкам К-141 и рассуждения специалистов о возможностях иностранных спасателей.
 
      18 августа, пятница.
       00.00-08.00.Для оказания помощи в район аварии направляется судно «Сиуэй Игл».
       22.00.Установлено, что в результате сильнейшего удара «Курска» о дно произошла деформация его комингс-площадки, где расположена шахта, через которую экипаж подлодки мог бы перейти в спасательный снаряд. В пресс-центре ВМФ ситуацию называют «закритической».
 
      19 августа, суббота.
       00.00.В Видяево и Североморске ожидают прибытия иностранных спасателей. Специалисты США продолжают обсуждать первоначальную причину катастрофы лодки. Зафиксированные сейсмографическими станциями в день аварии сигналы свидетельствуют о том, что на АПЛ К-141 произошли два взрыва с интервалом в 2 минуты 15 секунд. По данным норвежского сейсмологического института, мощность первого взрыва соответствует мощности взрыва одной обычной торпеды (примерно 100 кг тротила), а мощность второго — эквивалентна взрыву одной-двух тонн тротила, что объясняется одновременным взрывом сразу нескольких сдетонировавших торпед или крылатых ракет.
      (Операторы эхолокационных систем, следившие за ходом учений на борту двух или трех подлодок НАТО, расположенных на почтительном расстоянии, чуть не оглохли от грохота, раздавшегося в их наушниках. Взрывную волну второго взрыва зарегистрировали сейсмические станции, расположенные в 3200 километрах от места аварии. По оценкам норвежских экспертов сейсмологического института НОРСАР, характер пиков и горизонтальных участков зарегистрированного сигнала говорит о том, что второй взрыв был на самом деле сериейвзрывов, прогремевших практически одновременно.)
 
      20 августа, воскресенье.
       01.00.К месту аварии прибывает норвежское судно «Сиуэй Игл» с глубоководными водолазами.
       10.45.В Видяево находятся более 150 родственников экипажа «Курск» и группа врачей-психологов.
       14.00.Председатель комиссии по расследованию причин гибели «Курска» И. Клебанов заявил на пресс-конференции, что столкновение лодки с неизвестным подводным объектом произошло на глубине 16-18 метров, после чего «Курск» резко упал на дно, от удара о которое сдетонировали три или четыре единицы оружия мощностью от 1 до 2 тонн тротила. В первые минуты погибли все, кто находился в первых отсеках подлодки, затем вода начала затапливать остальные и дошла до девятого, закрыв тем самым проход к запасному выходу.
       14.50.Анализ результатов осмотра лодки норвежскими водолазами свидетельствует о том, что все первые шесть отсеков субмарины затоплены.
       16.30.Похоже, что затоплена вся лодка.
       20.00.Норвежские водолазы обнаруживают рядом с корпусом лодки большие куски обшивки, что говорит об очень сильном повреждении «Курска».
 
      21 августа, понедельник.
       00.50.В Видяево съехались уже более 200 родственников моряков с затонувшей АПЛ К-141. Норвежцы заявили, что аварийный люк на «Курске» находится в нормальном состоянии и его можно открыть. Россия официально запрашивает помощь британской мини-подлодки. К месту аварии выходит норвежское судно «Норманн Пионер II», везущее на своем борту подлодку LR-5.
       07.45.Норвежские водолазы вскрывают верхнюю крышку кормового аварийного люка, из-под которой выходят мелкие пузырьки воздуха. Адмирал Попов полагает, что девятый отсек затоплен.
       12.30.Британская мини-подлодка LR-5 начинает погружение с целью стыковки с «Курском».
       15.00.Операция по спасению экипажа К-141 прекращена после того, как английские и норвежские водолазы обследовали полностью затопленный отсек лодки. То, что они там увидели, не дает никакой надежды на то, что на лодке еще могут оставаться живые люди.
 
      ... А жизнь тем временем шла своим трагическим чередом. Одновременно с теми официальными материалами, что распространялись через пресс-центры ВМФ России, практически каждый из понаехавших в Видяево и остававшихся в Москве журналистов вел свое собственное, независимое от точки зрения адмиралов расследование того, что произошло 12 августа в Баренцевом море с атомным ракетоносцем К-141, и едва ли не активнее всех в этом направлении действовала наша Исламова. То, что Машка присылала в редакцию из Видяево, всегда имело привкус ярко выраженной сенсационности и беспрекословно шло на первые полосы газеты. По сути, это именно она одной из первых раскрутила в СМИ версию о том, что «Курск» был потоплен неисправной ракетой, выпущенной с нашего крейсера «Петр Великий». Так, она один за другим передала в редакцию два интервью, свидетельствующие о причастности «Петра Великого» к гибели подлодки К-141. Вот что, например, рассказал Исламовой в первом интервью один из работников телевидения, снимавших 12 августа по заказу ОРТ сюжет об учениях Северного флота:
       «Нас с самого начала ознакомили с планом учений на 12 августа — чтобы мы, мол, лучше ориентировались в происходящем. До 12 часов дня должен был отстреляться ракетами «Петр Великий». А в 12 часов 40 минут по плану значилась торпедная атака «Курска». Офицеры на корабле еще хвастались — запомните, мол, этот день получше, так как вы присутствуете при испытании новой суперракеты! И мы снимали все пуски с «Петра Великого». Ракеты «Гранит» красиво стартовали и, набрав скорость, улетали за пределы нашей видимости. А вот последняя из выпущенных ракет полетела не так, как предыдущие — в какой-то момент она резко поменяла курс и на большой скорости почти вертикально вошла в воду. Начальство сразу засуетилось, и мы поняли, что произошло что-то незапланированное. Конечно, у нас и мыслей не было о том, что эта ракета кого-то подбила, просто подумали, что флотские с этим последним пуском слегка оконфузились — из-за этого практически все телекомпании и вырезали потом этот кадр из своих программ, чтобы, дескать, не портить праздничного впечатления».
      — Вот как надо работать! — восторженно прицокивая языком, потрясал очередным номером газеты с Машкиной публикацией проводивший летучку Гусаков. — Продавцы говорят, что «Молодежка» с материалами Исламовой расхватывается быстрее всех других газет. Так что — прошу ориентироваться и перенимать опыт...
      — Зато потом и жалоб на ее статьи больше всех, — заметил кто-то. — Нет, мол, ни слова правды, все высосано из пальца.
      — Ну, из пальца там или еще из чего — это уже профессиональные секреты непосредственно каждого из работающих в газете. Мне, в данном случае, важно, чтобы опубликованные у нас материалы не менее, чем на корпус, опережали поступление официальной информации и хотя бы на полкорпуса — публикации в других периодических изданиях. Понятно?
      Мы что-то невнятно пробормотали в ответ и закивали.
 
      — О! — после выходных неподдельно обрадовался Гусаков, увидев меня на пороге редакции. — Слушай, ты просто как никогда более вовремя! Тут у нас вчера Исламову лишили аккредитации, и кому-то необходимо срочно вылететь вместо нее. Ты себя как чувствуешь? К командировке готов?
      — Как говорится в одном рекламном ролике: «Ой! Ну надо, так надо». Когда отправляться?
      — Сегодня у нас что? Десятое декабря? Во, блин, как время летит, уже и Новый год скоро... Давай, значит, завтра и вылетай, я сейчас распоряжусь, чтоб тебе выдали командировочные и заказали билет до Североморска. Машка сказала, что двенадцатого в Видяево состоится вручение наград родственникам погибших, так что надо поторопиться...
      — Ну завтра так завтра, — согласился я. — А за что Исламову-то турнули? Кому она там не угодила?
      — Да считай, что всем! — махнул рукой Гусаков. — Командование Северного флота и раньше жаловалось, что она дезинформирует общественность своими статьями. А после ее последних публикаций их терпение лопнуло... Да ты вон возьми почитай, ты же декабрьских номеров, наверное, еще не видел?.. — И он бросил мне несколько номеров «Молодежки».
      «На дне вокруг «Курска» лежали руки и ноги», — гласил набранный белыми буквами на густо-черном фоне заголовок одной из статей, и далее шел записанный Исламовой рассказ научного сотрудника НИИ «Моргеофизика» Андрея Попова, принимавшей участие в обследовании потопленной К-141:
       «Аппаратуру OCEAN ROVER MK-3 мы получили в 1990 году в Шотландии. С ее помощью мы и исследовали лодку со всех сторон. Работа велась на небольшом научно-промысловом судне «Скаллопер», которое арендовали специально для этих целей. Люди под воду не спускались, только аппараты. Работали на протяжении трех недель по восемнадцать часов в сутки. Я был старшим научным руководителем группы. Рядом со мной постоянно находился особист — капитан первого ранга — и еще один технический работник.
       Я смотрел результаты исследования в черно-белом и цветном изображении. Врагу не пожелаешь такое увидеть! Вся носовая часть лодки разворочена и метров на восемь залезла в грунт. Никакой пробоины нет, просто весь первый отсек — большая дыра. В него можно войти не через аварийный люк!
       Наблюдал через монитор и лежащие на дне части тел — руки, ноги, элементы обшивки, резиновую оболочку носовой части субмарины. Все лежит недвижимо: на этой глубине течения почти нет.
       В столкновение с другой подлодкой не верю абсолютно! Не тот характер разрушений, даже тот след на правом борту, вероятнее всего, появился в результате удара о грунт, о подводный камень... Разумеется, никаких, даже мельчайших обломков иностранной субмарины мы не видели, и о якобы найденном там ограждении рубки — все вранье! Судя по картине разрушений — это был внутренний взрыв, причем произошел он не на грунте, а на плаву: траекторию движения лодки можно проследить по лежащим на дне обломкам...»
 
      ... А на исходе следующего дня я уже был в Североморске.
      — Значит, опять расстаемся? — потупилась перед моим выходом из дома Ленка.
      — Ничего не поделаешь, — пожал я плечами. — Такая работа.
      — Да, я понимаю. Просто...
      — Ты что-то хотела сказать?
      — Да, — кивнула она, пряча еле сдерживаемые за ресницами слезы. — А впрочем... Ладно. Узнаешь потом, как вернешься... Только постарайся хоть на этот раз не пропадать дольше, чем на полгода, — и, не сдержавшись, всхлипнула и уткнулась мне в грудь лицом.
      — Ну вот, — растерялся я, чувствуя, как мне вдруг стремительно перехотелось куда бы то ни было ехать. — Ну... ну, перестань, пожалуйста, а то я сейчас тоже раскисну. А мне надо быть в форме...
      — Хорошо, — покачала она головой. — Я перестану. Только ты уж не исчезай надолго, а то я больше не выдержу.
      — Договорились, — сказал я, целуя ее на прощание, а минут пятнадцать спустя уже мчался в вагоне метро к началу своего нового этапа жизни и журналистской деятельности.
      Впрочем, первый «командировочный» репортаж я написал, еще не вылетев из Москвы, в здании Центрального аэровокзала, где, разговорившись со случайным соседом по залу ожидания, узнал, что он работает инженером одного из северодвинских заводов, на котором превращают в металлолом отходившие свой срок подлодки. Заметка называлась «140 субмарин распилят на части». А уже на следующий день, 12 декабря, оставив вещи в гостинице города Североморска, куда я добрался накануне вечером, я был вместе с другими журналистами и телевизионщиками в военном гарнизоне Видяево, где в зале местного Дома офицеров командующий Северным флотом адмирал Вячеслав Попов, по поручению президента России, вручал награды родственникам погибших моряков атомохода «Курск».
       «Весь экипаж подлодки, —писал я в своей корреспонденции с места проведения церемонии, — все сто восемнадцать человек отмечены орденами Мужества, однако их пока получили близкие только 31 моряка, проживающие в Видяеве. Звезда Героя России вдове командира подлодки Ирине Лячиной будет вручена позднее лично президентом РФ Владимиром Путиным.
       Не обошлось и без эксцессов. После вручения наград родственники некоторых из погибших моряков начали выражать негодование тем, что и по сей день не названы виновники трагедии и не оглашены причины, повлекшие катастрофу. Когда страсти достигли наивысшего предела и некоторых родственников стали выносить на носилках с сердечными приступами, командующий Северным флотом Попов демонстративно покинул зал».
 
      Тем же вечером я возвратился в Североморск и, продиктовав по телефону информацию в корпункт нашего мурманского приложения (с тем, чтобы они напечатали ее у себя и переслали факсом в Москву), лег отдыхать. На следующий день, едва я успел умыться над пожелтевшей от времени раковиной умывальника и натянуть на себя майку и брюки, ко мне зашли познакомиться корреспонденты «Независимой газеты» и «Комсомолки», которые сказали, что, в принципе, меня сюда уже можно было и не посылать, потому что вчерашняя акция в видяевском Доме офицеров — это скорее всего последнее, имеющее отношение к «Курску» событие вплоть до его предстоящего подъема летом будущего года.
      — Но, может, какие-нибудь пресс-конференции планируются, не слышали?
      — Вряд ли, — махнул рукой корреспондент «Комсомолки». — У тебя тут стаканы найдутся? Отлично...
      Он разлил спирт по стаканам, вынул откуда-то три холодные котлеты, хлеб и несколько сморщенных мандаринов.
 
      Очнулся я уже на кровати в штанах и свитере. Тулуп мой валялся на полу у входа, ботинки были разбросаны по номеру, шапка лежала на столе среди стаканов.
      Во рту стояла страшная сушь, и я понял, что хочешь — не хочешь, а мне сейчас придется разлепить глаза и подняться. «Главное, это не пить воды, когда проснешься», — вспомнились мне наставления провожавшего меня до номера Вадима... Или Владимира? Ни фига, блин, не вспомнить, какая-то дыра в памяти...
      Стараясь не делать резких движений головой, я тихонечко встал с кровати и дошел до стола. Там, между кусками недоеденного хлеба, стаканами и шапкой, лежал маленький ярко-оранжевый мандарин, и, жадно схватив его дрожащей рукой, я сорвал кожуру и, разломив на две половинки, по очереди затолкал их в рот и втянул в себя глотки оживляющего кисло-сладкого сока.
      А утром ко мне опять заявились мои новые знакомцы и повели с собой опохмеляться. Очнулся я опять в своем гостиничном номере, лежащим прямо в штанах и свитере на кровати...
 
      ... Дня через четыре я понял, что вернусь домой законченным алкоголиком, и предпринял попытку вернуть себя к трезвой жизни. Коротко говоря, я — сбежал. Проснувшись рано утром и представив, как через какие-нибудь час-полтора распахнется дверь и на пороге появятся Вадим и Владимир, и надо будет опять вталкивать в себя этот опротивевший, обжигающий все нутро спирт, я поднялся с кровати, привел себя, насколько это было возможно, в человеческий вид, проверил, не потерял ли я за эти дни паспорт и деньги, а потом прихватил на всякий случай фотоаппарат и покинул гостиницу. Куда сейчас пойду, я не думал, у меня не было какого-нибудь четкого плана на день, но оставаться в номере и пить было уже невыносимо.
      Прослонявшись около часа по утреннему городу, я оказался на его окраине. За спиной досыпал свои утренние часы Североморск, в кармане тулупа грелись завернутые в бумагу бутерброды, которые я на всякий случай купил в одном из работающих всю ночь на каждом этаже гостиницы буфетов, а прямо передо мной лежала уходящая в сторону Видяева дорога — я помню, как нас везли по ней несколько дней назад автобусом на вручение наград. Перед самим гарнизоном было два кордона безопасности, но в стороне от дороги, за полосой безлюдной холодной тундры, чувствовалось, хоть мы и ехали туда и обратно по темноте, как бьются о скалы волны Баренцева моря. И сейчас мне вдруг нестерпимо захотелось попасть туда — не просто на береговую полосу, заваленную в районе города пустыми металлическими бочками из-под солярки и бензина, а именно на ту пустынную прибрежную кромку под скалами, где нет ни людей, ни шума машин, ни тем более никакого спирта, а есть только море, небо да ощущение холодного безмолвия...
      За спиной послышался шум догоняющей меня машины, и, оглянувшись, я увидел направляющуюся в сторону Видяева легковушку. Подняв руку, я помахал ею, прося водителя остановиться. Он спокойно притормозил рядом со мной и распахнул дверцу.
      — В Видяево?
      — Не совсем... Я хочу выйти где-нибудь по дороге, поглядеть на море.
      — А обратно как? — удивился он.
      — Да как и сейчас. Кто-нибудь же да будет ехать мимо? Наверное...
      Потихоньку мы разговорились. Хозяина машины, 43-летнего офицера-подводника, звали Александр Харламов, он был родом из Казахстана, но уже много лет служил здесь, на базе в Видяево, занимая должность заместителя командира одной из флотилий.
      — ... Для нас это трагедия, — говорил он, вглядываясь в припорошенную снегом дорогу. — Мы же там все друг друга знаем. Я знаком со всеми офицерами, служившими на этой лодке. Провожал их когда они выходили из базы.
      — А с командиром «Курска» Лячиным — тоже были знакомы?
      — Геннадия Петровича я знаю еще с семидесятых годов, как и его жену Ирину. Это один из самых больших профессионалов. Он начал службу, как и я, на обычной дизельной подлодке, так что у него есть опыт... У меня, кстати, тоже были аварии. Однажды в моей подлодке произошел пожар. Но не суметь всплыть — такого со мной никогда не случалось. Даже «Комсомолец» в восемьдесят девятом году сумел всплыть, прежде чем мы его потеряли. Здесь же произошло что-то совсем непонятное...