В ДЕРЕВНЮ!

«Дублин» встретил нас приветливо. Холодным пивом и горячими крылышками. Свободным оказалось то же самое место у камина, где мы с Аристархом сидели первый раз. Символично. Можно даже вспомнить народную мудрость о том, что свято место пусто не бывает. Но что значит «свято место»? Место рядом со мной или место у камина? Вечер прошел весело и недвусмысленно. Сначала мы пили пиво, потом Глеб предложил мне кое-что покрепче, и я согласилась, а потом мы перебрались в его однокомнатную квартиру где-то на Гражданке. Журналист оказался вполне сносным парнем. Мне даже понравилось проводить с ним время, по крайней мере в этот вечер. А может быть, все просто совпало: ему хотелось утешения, мне – забвения, и мы были так искренни в своих желаниях, что у нас обоих это получилось? Ночь тоже не разочаровала ни меня, ни его. Его даже изумила. Хотя, судя по некоторым приемам, мужчина он был более чем опытный. Так как уроки Жанны требовали практики, а практиковать тайские изыски русскому человеку лучше на пьяную голову, опробовала я все именно на Глебе. Кажется, он даже на мгновение протрезвел и спросил, чем я зарабатываю на жизнь, помимо подиума? И сколько я возьму с него за услуги? И где я, черт побери, этому всему научилась? Я хохотала так, что свалилась с кровати. Когда я наконец-то успокоилась, то рассказала моему случайному партнеру о своей работе, о Жанне и о курсах, которые я организовала. Он облегченно рассмеялся и посоветовал на будущее информировать своих мужчин об источнике моего сексуального мастерства, а то у них возникнет искушение оставлять мне на подушке баксов этак по двести. А это соблазн перейти из категории любительниц в категорию профессионалок. Хотя… Вот он, например, охотно стал бы моим менеджером по раскрутке, проще говоря, сутенером, потому что доходы на телевидении не вполне отвечают его потребностям. «Подумай, – смеялся Глеб, – перспективный проект! Во всех отношениях». Я ответила, что в любом случае сама найду применение своим способностям, а уж менеджеры по раскрутке всегда найдутся, только свистни, тем более я показала еще не все, чему меня научила Жанна. Удивительно, но нам было легко и весело друг с другом. Эта ночь была даже более яркой, чем ночь с Аристархом, с той только разницей, что мое сердце не взлетало, как на качелях, и тогда никто не называл меня в порыве страсти незнакомым женским именем. Трудно было не догадаться, что я, да и Глафира тоже, для Глеба всего лишь лекарство от не прожитой до конца любви. Интересно, с кем лечится Аристарх? Если, конечно, есть от чего лечиться. И кого он называет моим именем? И моим ли?

Конечно, Глеб был далеко не прост. Даже наоборот. Еще в «Дублине» я заметила, что Глеб как будто выискивает в моем характере слабые места, чтобы уколоть. Сначала легко, а потом больнее и больнее. Все вроде как в шутку, но несколько напоминает разведку боем. Вот только после показа, когда я еще помнила себя Царевной Лебедь и еще дышала восторгом толпы, что называется, достать меня было трудно. И задеть намеками на отсутствие интеллекта, столь свойственное большинству моделей, тоже. Девочки из профессорских семей редко считают себя глупыми. И договор с издательством, лежащий у меня дома, тоже согревал мне душу, добавляя уверенности в себе. Так что Глеб потерпел неудачу в своих попытках меня уязвить. Может быть, пару месяцев назад я, как и трепетная Глафира, была бы ранена словесными стрелами коварного журналиста и принимала бы обиду за влюбленность, но… Два месяца назад я бы бежала от Глеба как черт от ладана, потому что стандартные радости мазохиста оставляют меня равнодушной, более того, вовсе не кажутся радостями. Это раз. И потом, даже два месяца назад с моей самооценкой все было относительно в порядке, и я бы отбилась. Это два. Так что, по большому счету, в том, что Глафира пострадала, есть доля ее вины. Ее неуверенность как магнитом притягивает к себе людей, стремящихся самоутвердиться за Глашкин счет. И еще вечные сомнения в своей женской привлекательности делают ее слишком легкой добычей для таких, как Глеб. Тех, что мстят любой женщине за то, что она не та. Не ТА, чье имя вырывается помимо воли… Изредка…

Меня разбудили бесцеремонно, но нежно. Потрепали за плечо и поцеловали в щеку.

– Саша, вставай, иди завтракать. Мне пора на работу, я довезу тебя до метро или, если хочешь, посажу на такси. До дому не успею. У меня эфир. Тебе деньги нужны? На дорогу?

– Нет. Довези до метро. Такси через весь город – долго.

– Тогда вставай. У тебя полчаса на душ и завтрак.

Я встала и, не утруждая себя поиском одежды, пошла в душ. В ванной царила идеальная чистота. Как будто здесь вообще не моются, а только наводят порядок и любуются им. Никаких признаков женских вещей. Заколок, забытого тюбика помады. Только дорогая мужская косметика и парфюмерия. Несколько гелей для душа на выбор. Различные шампуни. Кондиционеры для волос. Муссы для укладки. Были даже и такие, что использую я. Неплохо. С любовью к себе в этом доме все в порядке. Я быстро вымыла голову и, обернувшись пушистым полотенцем, вышла в коридор, где и стала сушить волосы феном. Фен, кстати, тоже недешевый, вполне профессиональный. Потом быстро оделась, мою одежду Глеб самым аккуратнейшим образом повесил на стульчике в прихожей рядом с ванной. Он ждал меня за столом на кухне. Мы молча завтракали. Глеб сварил хороший кофе. Поджарил глазунью. Многое в отношениях людей зависит от того, какое у них первое утро. Если оценивать это утро по пятибалльной шкале, то… так, четыре с минусом. С большим минусом… Такое было мое внутреннее ощущение. И если бы не кофе с яичницей, то можно поставить всего лишь твердое три… Журналист первым прервал молчание:

– Саша…

Я подняла голову от тарелки.

Глеб взял мой телефон, который почему-то оказался на кухне. Видимо, в моих глазах застыл вопрос, и Глеб счел за лучшее объясниться.

– Он валялся в прихожей. Наверное, выпал из сумочки или из кармана брюк.

Ах да! Раздеваться мы, помнится, начали в прихожей. Немудрено.

– Так вот, Саша, я записал тебе мой номер телефона. Вот он. Если этот номер тебе нужен, сейчас нажми кнопку вызова, и на моем телефоне отразится твой.

– Глеб, – я замялась, но собралась с духом, – мне было хорошо с тобой… А тебе?

– И мне тоже. А в чем но?

– Ну так вот, это «хорошо», как я думаю, было просто лекарством от моих и твоих ран… У лекарства есть побочное действие… Мне кажется, не стоит увлекаться лечением.

– Почему ты так решила? Почему лекарство?

– Понимаешь, меня зовут Саша… А вот ночью я слышала другое имя. Не мое… Видимо, это больное?

– Больное. Обиделась?

– Нет. Я тоже могла спутать имена. Просто я лучше себя контролировала. Ты бежишь от кого-то, а кто-то бежит от меня. И я пытаюсь не запутаться во всем этом.

– Понятно. Живем как в пошлом анекдоте «Секс еще не повод для знакомства».

Кажется, обиделся. Вот этого я совсем не хотела. Ладно, подслащу пилюлю. Может, получится остаться друзьями. Я молча нажала кнопку вызова. Зазвонил мобильный Глеба. Он улыбнулся:

– Будем дружить?

– Будем. Калганова Саша. Глеб записал.

– Я запишу «Модель Саша».

– Не стоит. Я не только модель. Лучше запиши по имени и фамилии. Только давай так. Без обид. Если что – просто не берем трубку. Оба. Договорились?

– Договорились. Правда, иногда бывает, что звонка не слышишь.

– Но в этом случае можно и перезвонить.

– Идет.

Я собрала сумочку. Глеб цепко осмотрел свое жизненное пространство на предмет забытых мною вещей. Я ничего не забыла. Да, женские вещи в мужской квартире наводят на мысли… других женщин. Мы спустились вниз. У подъезда пипикнул чистенький белый «фольксваген». Глеб любезно открыл мне дверь. Машина резво взялась с места. Мы скоренько доехали до ближайшего метро «Озерки». Очень удобно, без пересадок. На прощание даже поцеловались. Я помахала рукой и нырнула в вестибюль станции. Эскалатор понес меня вниз, народу мало… на душе мерзко.

Когда на станции «Электросила» я набрала Катерину, она мне не ответила. Дома попыталась еще раз. Катька сняла трубку и скороговоркой сказала:

– Сашка, мне здорово некогда. Пока. Потом перезвоню.

Стало совсем нестерпимо. Я собрала рюкзачок, положила в него ноутбук, штук пять очков от солнца, вторые любимые джинсы, зарядное устройство для телефона и кое-какие нужные вещи, закрыла квартиру на все замки и поехала в Вырицу. К папе с мамой на дачу. Надо не забыть купить по дороге продуктов…

В электричке, уткнувшись взглядом в пробегающие мимо пейзажи, вдруг почувствовала, что слезы катятся по лицу сами собой. Развернувшись всем телом к окну, я позволила им течь. Нет, ни стыда, ни раскаяния за мое приключение я не испытывала. Просто мне было грустно. Невыносимо грустно. Меня, как писали в старинных романах, томила печаль по уходящей любви к Аристарху. И эта печаль не была светла…

Дача встретила меня звонким лаем тети-Люсиной собачки. Симпатичный карликовый шпиц Рома, обаятельный негодяй, любимец всей семьи, со звонким голосом и манерами записного дамского угодника сначала облаял меня, потом узнал и полез целоваться, подпрыгивая чуть не до самого лица. Пришлось взять его на руки и приласкать. На лай шпица из дома вышли папа, мама и тетя Люся. Родители и тетушка так откровенно обрадовались моему появлению и тому, что я буду жить на даче до конца отпуска, что айсберг моей печали начал таять, как горка мороженого в вазочке. К вечеру в душевном море только кое-где мелькали обломки ледяной громады. Папа натопил баню, и я смыла с себя суету и страсти. Мы сидели на веранде и пили чай. Я уже похвасталась родителям ноутбуком и, естественно, продемонстрировала приобретение, которое папа и мама стали с энтузиазмом осваивать. Наконец, настала пора более серьезных новостей, и я, как фокусник из шляпы, вытащила из рюкзачка копию договора с издательством. Это была сенсация. Конечно, родители отдавали должное моим успехам – самостоятельная девочка, зарабатываю себе на вполне достойную жизнь, – но втайне всегда мечтали о большем. И вот оно, большее. Теперь можно рукоплескать. Я засмущалась и поспешила заверить родных, что я пока далеко не Лев Толстой. Родители посоветовали мне не комплексовать, а работать над собой, глядишь – и дорасту до классиков. А они помогут. Мама вызвалась быть моим редактором, а папа – критиком. Папа с мамой заявили – теперь наконец-то они займутся моим развитием и не дадут угаснуть моему таланту. Я пошутила, что, хоть они и опоздали, мне очень приятна их забота. Главное, чтобы не перестарались в стремлении сделать из меня настоящего писателя, а то я от них сбегу. Наконец мы устали болтать, строить планы, играть с ноутбуком и разбрелись по комнатам. Я поднялась в свою девичью светелку. Пока я мылась, тетушка навела там порядок и застелила мне постель чистым, до хруста накрахмаленным бельем. Сверху на одеяле лежала моя дачная ночнушка в голубенький цветочек. От рубашки пахло кондиционером для белья. На подоконнике стояла вазочка с моими любимыми цветами. Тетушка зашла пожелать мне спокойной ночи. Весь вечер она как-то слишком внимательно присматривалась ко мне. Вообще-то тетя она не мне, а отцу, но я никого не могу называть бабушкой, кроме бабули. Тетя Люся не обижается. Она никогда не скрывала, что я ее любимица. Я ведь так похожа на отца, ее красавца племянника! Меня в семье вообще баловали больше Влада, а когда он женился, тем более… Сейчас тетя Люся присела на край кровати.

– Саша, – спросила она, глядя на меня фамильными папиными глазами, – Саша, что-то случилось? Почему ты такая потерянная?

– Разве? Что, так заметно?

Тетя кивнула. Глянула с прищуром:

– Влюбилась?

Я растерянно улыбнулась:

– Угу.

– И что? Хотя зачем я спрашиваю, старая дура! Было бы все хорошо, ты бы на дачу не приехала и книжки писать не стала! Ладно, девочка моя, наплюй! Ты У нас умница и красавица, у тебя все будет хорошо. Он еще пожалеет! Спи, моя деточка, утро вечера мудренее, сама знаешь.

И тетя Люся ушла, поцеловав меня на ночь, как маленькую, а я еще немного поплакала в подушку и заснула.

И потянулись идиллические дни на даче. Конец лета оказался теплым, вода Оредежа не остывала за ночь, и мы с папой и мамой каждый день ходили купаться. Удивительно, но на даче мне почти не хотелось спать. Я вставала раньше всех и садилась работать. Потом просыпался отец, и мы ехали на велосипедах на реку окунуться. Завтрак – и опять работа. Позже всех просыпалась мама и, отогнав меня от ноутбука, садилась редактировать старое и просматривать новое, а я снова прыгала на велосипед и ехала на пляж думать и загорать. После позднего обеда где-то около часа я спала – и опять за компьютер. Иногда по вечерам я зачитывала уже готовые куски. Меня слушали, обсуждали, «как большую», но в основном хвалили и подбадривали. Несколько раз мы с отцом сходили на рыбалку, однажды даже пришли с добычей, из которой тетушка приготовила обед и ужин. Я как губка впитывала уют, заботу, родительскую любовь, и мне хотелось, чтобы этот отпущенный мне кусочек лета длился и длился. Видимо, желание оказалось настолько сильным, что произошло маленькое чудо: позвонила Александра Петровна и сообщила, что на работу нужно выходить на неделю позже, потому что соседи сверху залили часть помещений, когда устанавливали новые батареи. Сейчас в салоне ремонт, поэтому я могу отдохнуть лишнюю неделю. Она ждет меня на работу где-то 28 августа, но просила предварительно позвонить, мало ли что. Я обрадовалась несказанно, потому что родители тоже собирались в город не раньше 28-го и я могла еще немного насладиться своим «вторым детством».

Только без бабушки. Но этого не поправишь. Пару раз звонил Глеб, один раз я даже взяла трубку. Он поинтересовался, не нужен ли мне тренажер для отработки моих «тайских» навыков? Если да, то он готов предоставить себя, любимого, для дальнейших экспериментов. На что я глазом не моргнув соврала – и рада бы попрактиковаться, но в данный момент отдыхаю с родителями в Тверской губернии – и предложила перенести тренировки на осень.

– А кто твои родители? – поинтересовался дотошный Глеб.

– Преподаватели, – уклончиво ответила я.

– Учителя?

– Нет. Преподаватели.

– Чего и где?

– Словесности и истории в гуманитарном вузе.

– Так ты девочка из хорошей семьи! Приятно! Когда приедешь-то? – поинтересовался Глеб.

– Числа тридцатого, скорее всего. Как отец решит.

– Вы на машине?

– Да, так удобнее.

– Позвони мне, когда будешь в городе. Скучаю. Пока.

И Глеб быстро повесил трубку. Кажется, я зацепила его, может быть, тем, что ему не удалось зацепить меня. Вариант. Не стоит отказываться. С этим человеком можно позволить себе такую роскошь – получать удовольствие и не любить. А если надоест… Он не утруждает себя состраданием к женщинам, значит, и я могу его не жалеть. Почему нет? Осенью появится Аристарх, а у меня нет ни одного страховочного варианта. Пусть будет Глеб. Как-то же надо защититься. Катерина пропала. Один раз проявилась коротким звонком в ночи: «Ты где, Сашка?» Я ответила, что на даче. «А, – протянула она, – тогда понятно, ну ладно, пока», – и отключилась, видимо, хотела зайти перекусить, а меня не оказалось дома. И все, ни тебе спасибо, ни рассказать, как дела. Я помнила бабушкины нравоучения о том, что не стоит обижаться на эгоизм талантливых людей, но… обидно, черт возьми!

Как все хорошее, дачное время подходило к концу. Уже зарядили дожди, и мы всей семьей несколько раз сходили за грибами. Обрел форму и близился к концу «Дневник начинающей ведьмы», который издатель ждал от меня в конце сентября. Подходила к концу моя «бонусная» неделя отпуска. Надо же! Я даже и не думала, что уложусь, а вот ведь получилось! Вот что значит трудолюбие и настойчивая родительская помощь. Всего-то и надо работать каждый день и не отвлекаться на светскую жизнь. Единственное, что меня не устраивало в написанном, – совершенно «проваливалась» любовная линия. Романтическая жизнь моей лирической героини была какой-то невнятной. Как у меня сейчас. Я же все-таки пишу с натуры. Со своей непутевой натуры. А что я могла придумать? «Хороший» герой исчез, с «плохим» тему развивать не хотелось. Лучше маркиза да Сада все равно ничего не напишу. В голову не заглядывала даже самая завалященькая идейка. Развести ведро розового киселя, как в дамских романах, мне не позволял вкус, привитый родителями и хорошей литературой еще в детстве. А жизнь все никак не подкидывала чудес в виде счастливой развязки отношений с Аристархом. Чудес в моей жизни пока не предвиделось.

А вот сюрприз все-таки случился. Как-то поутру, когда я вовсю стучала по клавишам, слушая, как тетушка внизу погромыхивает кастрюлями, позвонила Катерина.

– Привет, Сашка! А ты где? Все еще на даче?

– Да. А что? Покормить некому?

– Не хами. Ты когда в город?

– Через три дня. Приеду вместе с родителями.

– Так, понятно. Ну, жди меня тогда. Где твоя дача, я помню, скоро приеду. Если начну блуждать – перезвоню.

Вот это новости! Чего это она ко мне собралась? Устала от грязного и пыльного мегаполиса? Так три дня шли дожди, посвежело. Солнышко только со вчерашнего дня радует, прорываясь сквозь облака и раскрашивая небо сочными августовскими радугами.

Катерина заявилась к обеду. И не одна. У калитки загудела знакомая машина Андрея. Залаял Ромка.

Я вышла на балкончик. Мне было прекрасно видно, как Катька и Андрей вытаскивают из машины какие-то вместительные сумки. Пожить они, что ли, у нас на даче собрались? Не дай бог! Только вошла в рабочий ритм, а тут эта сумасшедшая парочка! Я в первый раз была не рада Катерине. А может, я еще злилась на нее? Катька заметила меня и заорала как оглашенная:

– Сашка! Спускайся! Я приехала к вам жарить шашлыки и устраивать прощальный ужин! Я лечу в Париж. На полтора года! По контракту!

– Когда?

– Завтра. Я приехала за тобой, хочу, чтобы ты меня проводила.

– А мама? Твоя мама?

– Нет. Я с ней дома попрощаюсь. Она будет в аэропорту рыдать так, как будто я в Магадан улетаю, тюремные робы шить. Что ты там стоишь? Спускайся!

Так вот в чем дело! Мое сердце упало и покрылось пупырышками от холода и одиночества. Вот почему она таилась! Все-таки Париж. На целых полтора года! Какая удача! Какая жалость! А как же я? Как же я без нее? Я спустилась вниз. Через полчаса суматохи и неразберихи мы, наконец, сидели с Катькой и следили за костром, чтобы не прозевать угли, а папа с Андреем собирали мангал под шашлыки. Мясо Катька купила уже замаринованным в каком-то, по ее мнению, проверенном месте. Тетя Люся и мама деликатно удалились резать помидоры. Катька привезла им подарки. Маме она сшила длинное платье из голубого шелка с росписью в виде тонкого цветочного орнамента из незабудок, а тете Люсе яркий блузон. Темные маки на алом поле. Куда тетушка будет в нем ходить – неясно. Но выглядела она в этом наряде невероятно молодо. Лет десять улетело, как ласточки с проводов.

– Сашка, – Катерина шевелила палочкой горящие поленья, – а я ведь вбила в свой контракт одну русскую модель на показы. По моему выбору. Два дня бодались. С оплатой проезда и проживания. За сам показ тоже деньги будут, но так, ерунда. Хотя… Это для европейских ерунда, для наших девушек это даже… Они здесь о таком не мечтают… Приедешь? Я тебя, между прочим, имела в виду. Плохо ли, четыре раза в год в Париж сгонять? Я думаю, неплохо.

На душе у меня потеплело, как будто жар от костра внезапно проник в самую середину груди. Мурашки на сердце исчезли. И дело было не в Париже. Я так же обрадовалась бы и поездкам в Караганду, если бы знала, что меня зовет подруга детства. Катька, которую я знаю с песочницы.

– Ты серьезно?