45

В Вестхэвне, в тихом скучном зале судебных заседаний Уэйн Корриган заканчивал свою речь, опровергающую аргументы Гордона Джефферсона.

— Таким образом, мы надеемся, что суд постарается защитить конституционное право мистера Харриса на законное судопроизводство и его право ответить на обвинения противной стороны. Мы еще раз заявляем, что не имеем никакого намерения причинять вред Эмбер Брэндон или наносить ей новую эмоциональную травму. Мы хотим лишь добраться до истины — и это, мы полагаем, есть то малое, что наша юридическая система должна позволять любому обвиняемому. Благодарю за внимание.

Он занял свое место рядом с Томом Харрисом. Том взглянул на часы. Было около четырех часов дня.

Трое судей тоже посмотрели на часы. Пожилой судья, сидевший в середине, собрал бумаги.

— Благодарю вас, мистер Корриган. Благодарю вас, мистер Джефферсон и мистер Эймс. Все ваши аргументы тщательно продуманы и ясно представлены. Суд берет перерыв на день. Мы объявим наше постановление в четверг, то есть послезавтра.

Тук-тук-тук! Судебный пристав постучал молотком и сказал: «Всем встать!» — все встали, и судьи удалились.

У Эймса и Джефферсона был несколько мрачный, даже раздраженный вид; они смерили Корригана и Тома нехорошими и очень выразительными взглядами и покинули зал судебных заседаний.

— Хм, — протянул Корриган. — Я не планировал выступить настолько хорошо.

— По-моему, вы выступили великолепно, — сказал Том.

Корриган пожал плечами:

— Что ж… мы молились. Все в руках Божьих. — Он слабо улыбнулся, опустил глаза и признался:

— Но я не знаю, Том. Иногда я задаюсь вопросом: может это я никудышный адвокат, а может просто Господь не желает присутствовать в залах суда? Последнее время у меня было мало оснований для довольства собой.

Том улыбнулся от глубины своего сердца.

— О, что бы ни случилось, Бога не обмануть. Он — Господь Вседержитель, Уэйн. Как Он ни пожелает повернуть дело, я смирюсь с Его волей. — Он похлопал Корригана по спине. — Пойдемте пообедаем.

Корриган слегка замялся.

— Надеюсь, у вас есть при себе деньги.

— M-м… да, доллара три наберется.

— Окей, думаю, у меня столько же.

— Значит перекусим в «Макдоналдсе»!

Безмятежная гладь озера отражала прибрежные деревья, сохраняя чистоту и ясность очертаний и все богатство весенних красок, а над самой водой плясали мириады мошек, в лучах солнца похожие на крохотные золотистые искорки. Одинокий рыбак сидел в алюминиевой лодке, радуясь тишине, наслаждаясь своим одиночеством. Это был мужчина за пятьдесят, с волосами с проседью и моложавым лицом; он был в джинсах, фланелевой рубашке и рыбацкой шляпе с обвисшими полями — очевидно, любимой уже много лет. Рыба особенно не клевала, но он наслаждался покоем, за которым приехал сюда, и чувствовал полное удовлетворение. Сейчас он лениво облокотился на борт лодки и просто тихо плыл по течению, расслабившись, ни о чем не думая.

Примерно в полдень он услышал легкий плеск весел и посмотрел из-под полей шляпы. Да, кто-то приближался к нему в маленькой деревянной шлюпке.

Когда гость подплыл ближе, рыбак выпрямился. Он знал этого полноватого мужчину в очках и соломенной шляпе. Они не были друзьями в строгом смысле этого слова, но неоднократно сталкивались по разным делам. Что он здесь делает? Рыбак предполагал укрыться в этом месте на некоторое время от всех.

Гость обернулся через плечо, улыбнулся и продолжал грести, не говоря ни слова.

У рыбака возникло какое-то нехорошее предчувствие. Если гость молчит, тогда будет говорить он.

— Джим?

Джим снова обернулся через плечо.

— Привет, Оуэн! — Несколькими последними сильными ударами весел он подогнал шлюпку к алюминиевой лодке. Оуэн перебросил ему короткую веревку, чтобы соединить лодки. — О, спасибо!

— Чему обязан вашим визитом? — спросил Оуэн Беннетт. — Надеюсь, вас привели сюда не дела. Я сейчас в отпуске.

— О, я решил, что здесь прекрасное место для небольшого разговора с глазу на глаз. — Джим оглянулся на берег. Там отдыхало несколько семей. — Но я буду говорить тихо, Оуэн. Звук сегодня разносится очень далеко.

Оуэн понизил голос и сказал:

— Так излагайте ваше дело побыстрее. Сегодня я очень занят ничегонеделанием и хотел бы немедленно вернуться к этому занятию.

Джим глубоко вздохнул, уперся локтями в колени и несколько мгновений просто молча смотрел на Оуэна.

— Я перейду прямо к делу, но даже это потребует некоторого времени. Полагаю, вы следили за событиями в Бэконе-Корнере?

Оуэн посмотрел на него ничего не выражающим взглядом и покачал головой.

— Никогда не слышали о таком городе?

— Нет. Боюсь, нет.

— Что ж… я тоже о нем никогда не слышал. ААСГ начала там судебный процесс, а я знал, что в связи с этим их путь пересекся с вашим. Вдобавок они выдвинули обвинение против христианской школы и привели все свои силы в боевую готовность, включая вас.

— Ну, если это ныне идущий процесс, очевидно, я не вправе обсуждать его… Джим поднял руку.

— О нет, нет, нет… Не волнуйтесь, у нас нет необходимости обсуждать дело, сэр. Мы можем побеседовать о других вещах.

— Хорошо.

Джим взглянул через озеро, собираясь с мыслями.

— Полагаю, мы можем побеседовать о некоторых личных предметах… ну, например, о некоем тайном обществе, Королевском и Священном ордене нации.

Оуэн улыбнулся.

— Но послушайте, если я заговорю о нем, вероятно, это перестанет быть тайной, не так ли? Джим кивнул:

— Я именно так и понял. Вы знаете, меня удивляет тот факт, что так много моих предполагаемых друзей знает все, что угодно, кроме того, что я хочу узнать об этой организации.

— Это просто масонская ложа. Ничего особенного. Джим не хотел позволить собеседнику отмахнуться от предмета разговора.

— Эх-х-х… вы должны понять, что человек моего положения немножко пугается, когда люди вашего положения начинают покрывать друг друга и держать при себе свои маленькие секреты. Я сказал маленькие секреты, но на самом деле я не знаю, какого они размера, правда?

Оуэн сидел с плотно сжатыми губами. Эту встречу организовал Джим, пусть он и поддерживает разговор. Джим так и делал.

— Я слышал, что Карл Сантинелли является членом упомянутого общества, и это волнует меня — тем сильнее, чем большее влияние обретает он в Вашингтоне. Как подумаешь, что вы двое, закадычные друзья, состоите в одном тайном обществе, холодок по спине пробегает.

Оуэн немного напрягся, и голос его прозвучал резко:

— У меня возникает совершенно естественный вопрос, хотя едва ли я получу ответ: откуда вы это узнали?

— Я читал кое-какие письма, Оуэн. Много писем. — Джим прямо взглянул на него. — Письма, написанные Салли Бет Роу.

Удар достиг цели. Джим видел, как изменилось лицо его собеседника при этих словах. Оуэн опустил голову и пробормотал:

— О, черт…

— А, у всех пас есть свои тайны, Оуэн. Вы знаете это обо мне, а я знаю это о вас.

Оуэн не мог сдержать любопытства:

— А что… Неужели она писала вам?

— О нет. Она писала директору той христианской школы — полагаю, чтобы снабдить его кое-какой секретной информацией и выручить из беды.

— Что ж… надеюсь, вы в силах отличить правду от лжи мстительного человека.

— М-м-м… В первом письме среди всего прочего она написала, что она не умерла, и ее правдивость произвела на меня впечатление.

— Джим, мне кажется, вы говорите загадками.

— Хорошо, остановите меня, если вы уже слышали эту историю: Салли Роу написала целую пачку писем директору той христианской школы — полагаю, с целью выручить его. Единственная проблема заключалась в том, что он не получил эти письма, поскольку кто-то нарушил закон Соединенных Штатов о тайне переписки и перехватил их все. Как выяснилось, этим человеком была начальница местного почтамта, являющаяся одновременно истицей в судебном процессе; она согласилась сотрудничать с нами и сообщила, куда отправляла все письма. Вы ни за что не догадаетесь, куда: в Саммитский институт! Агенты ФБР отправились туда и нашли письма, все до единого, у кого бы вы думали? Вы готовы услышать? — у Карла Сантинелли, самого мистера ААСГ. Ему сейчас действительно приходится туго.

— Я не имею к этому никакого отношения. Казалось, Джим был несколько потрясен.

— Куда делся старый добрый дух товарищества, Оуэн? Я думал, вас связывают узы масонского братства.

— Это ничего не значит.

— Хорошо, хорошо, постараемся никого не обвинять на основании косвенных данных.

— Был бы вам чрезвычайно признателен.

— Но чисто из любопытства позвольте спросить: разве каждый член ордена не имеет особое кольцо братства — такое забавное золотое кольцо с изображением уродливого лица на внешней стороне и выгравированным кодовым именем на внутренней?

— У меня нет такого кольца.

— Я знаю, что его у вас нет. Оно у Салли Роу. Вернее, было у Салли Роу. Сейчас оно у нас.

Оуэн просто молча смотрел на собеседника.

— Да, оно принадлежит вам, все верно. Мы нашли ваше тайное имя в списках членов Ордена нации. «Гэвайн», не так ли?

Лицо Оэуна хранило ледяное выражение.

— Какую игру вы ведете?

— Это одна и таже игра, Оуэн. По словам Салли, она научилась этому у вас. Именно поэтому она хранила кольцо все эти годы. Оно — козырная карта Салли, и оно служит убедительным подтверждением ее истории, особенно с тех пор, как к ней случайно попало еще одно кольцо, принадлежавшее Джеймсу Бэрдайну, вашему брату по ордену, жалкому выскочке, работавшему адвокатом в фирме Сантинелли. Кольцо Бэрдайна каким-то образом оказалось на пальце сатанистки. — С подобающей случаю зловещей интонацией Джим добавил:

— Женщины, которую наняли убить Салли Роу. — После чего быстро присовокупил:

— Убийца провалила дело. Она была сама убита, а мы теперь имеем в своем распоряжении и это кольцо тоже.

Таким образом в этом деле прослеживается своего рода связь между всеми четырьмя: вами, Карлом Сантинелли, Джеймсом Бэрдайном и упомянутой сатанисткой — можете назвать ее женщиной или как-нибудь по-другому, если хотите.

Джим снял свою соломенную шляпу и вытер лоб.

— Оуэн, готов побиться об заклад, остальное вам уже известно: весь этот судебный процесс с участием маленькой девочки, страдающей каким-то душевным расстройством типа раздвоения личности, обвинения ААСГ, выдвинутые против христианской школы с целью установить власть государства в стенах церкви и… Что ж, это был грандиозный план, да, сэр. — Он взглянул прямо в глаза Оуэну перед тем, как произнести следующие слова:

— План, ради которого стоило убить Салли Роу — план, ради которого стоило скрыть тот факт, что кто-то покушался на жизнь Салли Роу. План, ради которого стоило перехватывать письма и охотиться за Салли Роу.

Оуэн, занятый своим спиннингом, не поднимал глаз.

— Джим, мне кажется, я устал от вашего общества.

— Это был ваш ребенок, так ведь?

Оуэн на миг замер на месте. Если Джим пытался поразить его, то ему это удалось. Он наклонился вперед и принялся развязывать веревку, соединяющую лодки.

— Думаю, вам лучше оставить меня в покое. Джим положил ладонь на руку Оуэна.

— Вы входили в консультативный совет центра «Омега» и устроили Салли в центр, когда она закончила Бентморский университет. Вы проводили с ней много времени, не правда ли, всякий раз, когда приезжали на встречи со Стилом и прочими? До тех пор, пока она не родила ребенка вместо того, чтобы сделать аборт. Тогда ваша карьера оказалась под угрозой! Она могла взыскать с вас алименты через суд, предать все это дело гласности, верно? А есть ли лучший способ решить эту проблему, чем устранить единственную реальную связь между вами двумя — и уничтожить женщину в ходе судебного процесса?

Оуэн выпрямился с вызывающим видом.

— Вы что, действительно намерены утверждать, будто я несу ответственность за чудовищные заблуждения Салли Роу?

— Но это вы верили во всю эту духовную чепуху, не так ли?

— Это мое личное дело.

— И в свое время она тоже верила в это — с вашей помощью и с помощью всей этой компании из «Омеги».

— Это ничего не доказывает.

— Кто говорит, что газетам потребуются какие-то доказательства столь пикантной истории? Они просто напечатают ее сейчас, а докажут позже. Вы сами подкидывали им время от времени лакомые кусочки, вам это прекрасно известно.

— И можем подкинуть им еще — вам должно быть известно это!

Джим кивнул.

— Да, верно. Мы можем сильно осложнить жизнь друг другу, вне всяких сомнений. — Потом он хихикнул. — Но, честное слово, мне приятно представлять, как вы слушаете дело, возбужденное вашими братьями по ордену из ААСГ, зная, что они пытались укрепить свои позиции, убив женщину, некогда бывшую вашей любовницей. Чуете, Оуэн?

Оуэн Беннетт посмотрел через озеро и на миг задумался.

— Так чего вы хотите? Джим улыбнулся.

— У меня получилось, Оуэн? Я действительно нашел

Средство давления на вас?

— Чего вы хотите? — отрывисто повторил Оуэн.

— Не забывайте, звук далеко разносится над водой. — Джим остановился, чтобы собраться с мыслями. — Оуэн, я думаю, я был неплохим рядовым адвокатом, и думаю, смогу работать еще лучше, если определенные люди перестанут давить на меня и употребят свое влияние где-нибудь в другом месте. Я хочу, чтобы этот хомут сняли с моей шеи.

Оуэн казался мрачным.

— Я не надевал его на вас.

— Но вы связаны с людьми, которые это сделали. Вы один из их главных игроков.

— Я не могу выступать против них, Джим. Вам это известно.

Джим пожал плечами.

— Что ж, вы всегда можете уйти в отставку.

— Этого я тоже не могу сделать. — Джим остался непреклонным:

— Я дал вам выбор, Оуэн.

Том захватил номер «Хэмптон Каунти Стар» с крыльца и вошел в дом, где витал аромат горячего печенья, яичницы, мясного рагу, бекона и царила оживленная атмосфера.

— Что новенького? — спросил Маршалл.

— Немного, — сказал Том, просматривая первую страницу.

Было утро пятницы, последняя неделя не походила на все предыдущие, и основная группа, главные игроки собрались в доме Тома на роскошный завтрак — просто чтобы побыть вместе: Бен и Бив Коулы, Марк и Кэти Ховарды, Маршалл и Кэт Хоганы и Том. Просто Том. Если социальный работник Ирэн Бледсоу и слышала о последних потрясениях, она ничего об этом не говорила и пока не отвечала на звонки Тома.

— Как отреагировали ребята из ассоциации на постановление суда? — спросил Бен.

— Дело закрыто в любом случае, — сказал Марк. — Судебный процесс прекращен. Все кончено.

— Какая жалость, — колко заметил Том. — А я должен был давать показания на следующей неделе. Теперь я пропущу такое увлекательное приключение.

— Но еще не все кончено, — сказала Бив. — Я имею в виду, будет проводиться серьезное расследование, кого-то арестуют!

Маршалл слабо улыбнулся и покачал головой…

— Скорее всего нет.

— Да вы с ума сошли?

— Иногда мне так кажется…

— Но власти собираются заняться этим делом? — спросил Марк.

— Мой друг из ФБР так не думает. Дела существуют самые разные. И некоторые из них расследуются, а некоторые нет. История вроде этой… знаете, дело темное, сам черт ногу сломит; ниточки ведут в самые разные места, но ведь нельзя арестовать всех.

— Эй, послушайте-ка вот это, — сказал Том. — Тут цитируют высказывание Гордона Джефферсона. И даже фотографию поместили: он у дверей зала судебных заседаний.

— Подожди, — сказал Бен. — Я присяду. Том зачитал высказывание адвоката из Ассоциации свободных граждан:

— "Мы искренне жалеем о столь грубом нарушении закона и повсеместном ущемлении прав детей. Это постановление суда отшвырнуло наше общество далеко назад на пути прогресса. Если бы суд принял постановление в пользу ребенка, судебный процесс можно было продолжать, и мы могли бы бороться с таким бичом общества, как религиозный фанатизм и религиозная нетерпимость, направленная на наших детей. Миссис Брэндон попросила меня от ее лица выразить глубокое сожаление по поводу случившегося и поблагодарить всех тех, кто поддерживал ее повсюду, а также выразить глубокую надежду на то, что битва за наших детей будет продолжаться. Пока же она попросила нас — и мы выполнили просьбу — прекратить судебный процесс, оправиться от неудачи и продолжать жить дальше по мере сил".

Кэт пришла в ужас.

— Какая наглая ложь!

— Но как гениально все подано! — сказал Маршалл. — Обычная политика ААСГ: что бы ни случилось, из всего выходи героем!

— Дайте-ка мне взглянуть! — раздался голос с кухни. И Том вручил газету Люси Брэндон. Она просмотрела заметку и только потрясла головой. — Я прекратила судебный процесс во вторник, перед тем слушанием! — Она передала газету Бену и сердито сказала:

— Но они, конечно, никогда не признаются в этом, правда?

— А мы с Уэйном Корриганом все понять не могли, чего это Эймс и Джефферсон на нас так смотрели! Они уже знали, что судебный процесс прекращен!

— Честно говоря, — сказал Марк, — я думаю, что они выступили просто великолепно. Судьи все-таки приняли несколько довольно суровых постановлений.

Бен мрачно просматривал газету.

— Ничего больше о Джои и Кэрол Парнеллах. Бив положила руку на плечо мужу.

— Бен, ты только что восстановился на работе. Не начинай с расследования новой подтасовки. Оставь это вестхэвнским полицейским.

Но Бен казался страшно разочарованным.

— Мне просто тяжело смотреть на все это бездействие!

— Мне следовало предупредить вас об этом, — сказал Маршалл. — Очень трудно вынудить к действию представителей власти в делах столь неясных и темных… в которых замешаны сами представители власти.

Бен передал газету Маршаллу, все еще кипя от негодования.

— Что ж, но хоть один представитель власти должен же ответить. Должен же быть какой-то способ остановить их!

Маршалл пробежал взглядом первые несколько страниц газеты и улыбнулся.

— Думаю, мы сделали это.

— Нет, не сделали! Никакого расследования не проводится, никого не арестовали, в газетах не появилось даже правдивых сообщений о случившемся. И нам известно, из каких темных историй эти люди выходят чистенькими!

— О… мы задели их. Здорово задели. Мы выиграли эту партию. — Маршалл передал газету Кэт. — И… думаю, сейчас у нас есть хорошие шансы вернуть военнопленных.

— Джошуа и Руфь? — спросил Том. Маршалл кивнул.

— Убей крота в своем дворе, и ты избавишь от крота своего соседа. Посмотрим.

— А наша пропавшая без вести? — спросила Кэт.

— Салли… — проговорил Маршалл. Мысль о ней причиняла боль.

— Что говорит Хэрриген? Маршалл чуть замялся с ответом:

— Ситуация очень серьезная. Хулл и его люди, по всей видимости, совершали какой-то сатанинский ритуал в подвале коттеджа Горинга, когда туда явились федеральные агенты. У них должна была быть жертва, но никаких следов Салли Роу там не обнаружили, а Хулл отказывается говорить. Там нашли только письма Салли. Может, она сбежала, а может, сатанисты — Хулл и его шайка — убили ее и успели избавиться от тела до прибытия федеральных агентов. Мы просто ничего не знаем.

Том сильно помрачнел:

— Это Салли мы обязаны всем. Она просто должна остаться в живых.

— Мы будем молиться за нее, это уж несомненно, — сказала Бив.

— А я хотел бы встретиться с ней, — сказал Том. — Теперь, когда я прочитал все письма, у меня такое ощущение, будто я давно знаю ее. Я действительно знаю ее.

— Невероятная женщина, — сказала Кэт.

— Да, она была именно такой, — сказал Маршалл.

Не доезжая до границы Клэйтонвиля, один маляр остановил свой потрепанный автофургон и высадил попутчицу.

— Уверены, что не хотите проехать дальше? Отсюда до ближайшего жилья шагать и шагать.

— Спасибо, нет, — ответила Салли Роу.

Она осталась стоять на обочине — страшно усталая, грязная бродяга в джинсах, испачканной синей куртке и клетчатом шарфе — провожая взглядом старый фургон, громыхающий шатунами, изрыгающий клубы дыма из выхлопной трубы и низко осевший под тяжестью многочисленных банок с красками и лестниц.

Салли чувствовала себя такой же вот разбитой колымагой. Лицо ее хранило следы долгого путешествия, душа была измучена от боли, тело покрыто синяками и царапинами. Но… она упрямо продолжала путь и по крайней мере сейчас имела причины для этого.

Салли перебежала через дорогу сразу, как только представилась такая возможность, и углубилась в лес по старой ухабистой дороге, которой она некогда шла во мраке ночи… Когда это было? Казалось, уже много лет назад. Салли почти засомневалась, та ли это дорога: при свете дня она выглядела совершенно иначе — чудесная, мирная тропинка под пологом свежей весенней листвы, не имеющая ничего общего с той ужасной, населенной демонами дорогой в ад, какой Салли шла в прошлый раз.

Салли еще некоторое время шла по извилистой дороге, которая то поднималась вверх, то ныряла вниз между частыми деревьями, густыми зарослями кустов и низко нависающими над землей ветвями. Она не помнила, чтобы то место находилось так далеко. Может, она пропустила какой-то поворот? А может, просто слишком хорошо спрятала свой пикап?

О! Впереди, сквозь листву и ветви мелькнул знакомый голубой цвет. Отлично! Он все еще там!

Мота и Сигна стояли рядом со старым пикапом «шевроле», положив руки на эфесы мечей, настороженно оглядываясь вокруг, ожидая появления Салли. Их воины неотлучно охраняли машину с той самой минуты, как владелица оставила ее здесь. Ребятишки на грязных велосипедах, пешие и конные путники и любые потенциальные вандалы проходили мимо, не замечая автомобиля — и он остался в целости и сохранности (лишь слегка зарос кустами) и был готов ехать.

Салли продралась к машине сквозь разросшиеся кусты, вытаскивая из кармана куртки ключи. Дверца открылась со знакомым жалобным скрипом, запах в кабине остался все тем же, Салли до сих пор помнила о маленькой прорехе в сиденье — на нее не надо садиться, чтобы она не расползлась дальше. Сердце ее билось учащенно. Этот старый фургон был для нее благословенным даром: он был знаком, он принадлежал ей, он являлся частью ее жизни.

Пикап взвыл, немного помешкал, дрогнул несколько раз, а потом, когда Салли отработанным движением надавила на педаль газа — это нужно было сделать в точно рассчитанный момент — вернулся к жизни!

Мота и Сигна подтолкнули машину сзади, и Салли довольно легко развернулась. Два воина запрыгнули в кузов — и все тронулись в обратный путь в Бэконе-Корнер.

46

— Мне бы хотелось знать истинную причину моего увольнения, — требовательно заявила Ирэн Бледсоу.

Ее непосредственная начальница был пожилой женщиной с седыми волосами, туго зачесанными назад и скрепленными бесчисленными шпильками; у нее было натянутое выражение лица и, по причине ее тучности, трещавший по всем швам костюм. Одним словом, все в ней было натянуто, особенно ее спокойствие.

— Вам известны ваши водительские подвиги лучше, чем мне, — отрезала она, едва подняв взгляд от бумаг на столе. — Такая безответственность на дороге, особенно во время транспортировки детей, подрывает репутацию нашей организации и совершенно недопустима.

Бледсоу постаралась сохранить профессиональное достоинство, но не сумела скрыть возмущения.

— Мисс Блэр, у меня имеется дюжина подобных документов на других работников Комитета по защите детей; я располагаю даже результатами некоторых тестов на пригодность…

— Я все их видела и не желаю видеть снова.

— Мисс Блэр, вы ссоритесь не с тем человеком! Бац! Мисс Блэр швырнула на стол бумаги и карандаш и просверлила Бледсоу ледяным взглядом.

— Вы только что сказали это не тому человеку. Миссис Бледсоу, вы сейчас обращаетесь, в сущности, к государству. Мы ни с кем не ссоримся; мы выполняем свою работу и судим о наших служащих по тому, насколько успешно они справляются с нашей работой. Все дело в том, что вы повредили репутации Комитета, а следовательно, подлежите увольнению.

— Это все из-за дела Харриса, так ведь? Это истинная причина?

Мисс Блэр ответила холодным заученным тоном:

— Все дело в претензиях дорожной полиции к вам, миссис Бледсоу. Вы…

— Я просто выполняли приказы, которые получала!

— Вам просто нельзя доверять транспортировку детей, и это мое последнее слово. Теперь закончите все ваши дела должным образом — или я позабочусь о том, чтобы вы лишились выходного пособия!

— Вы… вы не можете сделать этого!

Мисс Блэр только улыбнулась своей холодной, расчетливой улыбкой. О да, она могла, и миссис Бледсоу это знала.

— Хорошо. Хорошо. Я освободила свой стол и передала дела Джули и Бетти. Что еще осталось?

— Отвезите детей Харриса обратно в Бэконс-Корнер.

Эд и Моуз все так же дежурили на своем посту перед парикмахерской Макса, просто наблюдая за всем происходящим на дороге Тоу-Спрингз — Клэйтонвиль.

Эд просматривал свежий номер «Хэмптон Каунти Стар», заботясь о том, чтобы держать Моуза в курсе всех последних событий, независимо от того, интересуют они приятеля или нет.

— Большой белый дом выставлен на продажу, — сообщил он.

Моуз рассматривал грязную лужу на противоположной стороне улицы и размышлял о том, не стоит ли там прорыть новую осушительную канаву.

— Я говорю, большой белый дом выставлен на продажу. Та пара, живущая в грехе, решила переехать.

— Что? Они решили разбежаться?

— Тут просто объявление о продаже дома. И никаких подробностей.

Моуз сделал паузу, чтобы сплюнуть.

— Ага, и наверно, никаких подробностей о сержанте Маллигане. Он тоже жил в грехе, я слышал. Он и та контролерша с фабрики Бергена.

— Ты имеешь в виду, они сожительствовали? — удивленно спросил Эд.

— Они же оба уехали, так ведь? Оба в одно и то же время. Кто-то видел их вместе. Я ж не вчера на свет родился, Эд.