Тень орла

Мингес развернулся к казакам и с криком Васпанья! всадил штык в горло самому прыткому, а остальные навалились сверху, но в этот миг рвануло у него прямо под ногами, мост взлетел на воздух, и отправился Мингес вместе со своим капитаном прямиком на небеса, где его уж заждались, наверно, педерасты из Сан-Фернандо, которые тоже ведь, в сущности, бедные храбрые солдатики.

Эпилог

Спустя полтора года после пожара Москвы, на склоне дня — последнего апрельского дня 1814 года — одиннадцать человек и одна старая гитара пересекли пограничный рубеж между Францией и Испанией. Они были в отрепьях, отдаленно напоминавших остатки синих французских мундиров, в стоптанных и драных сапогах. Исхудалые и измученные, обросшие, грязные, они напоминали стаю затравленных бродячих волков, ищущих, где бы переждать опасность, а не выйдет — сдохнуть.

Они ковыляли по двое, по трое, кое-кто отставал и тащился в отдалении. Солнце жгло беспощадно и немилосердно, и французские таможенники, прятавшиеся от зноя под крышей, над которой с недавних пор полоскались лилии вновь воцарившихся Бурбонов, перемолвились между собой в таком примерно духе: гляди, Пьер, еще идут, нечего, я полагаю, с них требовать документов, пусть с ними разбираются испанцы, — и пропустили их беспрепятственно, провожая презрительными взглядами, пока не скрылись из виду. Не они первые, не они последние. После падения Корсиканского Чудовища, ныне томящегося на острове Эльба, по дорогам Европы бредут толпы эмигрантов, бывших пленных и выслуживших срок солдат — все возвращаются домой. Эти же одиннадцать изможденных призраков с распухшими от цинги деснами, с воспаленными от лихорадки глазами являли собой то, что осталось от Второго батальона 326-го линейного пехотного полка, побывавшего на полях сражений всей Европы. Герои Сбодунова.

Плавилась под отвесными лучами солнца дорога от Эндайи до Ируна. Педро-кордовец поднял голову, ощупал засаленную повязку, закрывавшую дыру на месте глаза, выбитого в ходе приснопамятной переправы на Березине, и спросил: «Мы уже в Испании?» Кто-то ответил ему: «Да», ткнул пальцем в притулившийся на изгибе дороги домик таможни. Стоявшие возле него двое мрачных карабинеров со все большей подозрительностью разглядывали приближавшихся оборванцев, облаченных в лохмотья, которые покроем и цветом намекали, что были некогда мундирами Великой Армии. Тогда Педро-кордовец снял висевшую за спиной гитару и не без труда — одной струны не хватало — взял аккорд, вывел начало протяжной тоскливой мелодии. Что-то там такое о женщине, которая ждет, а муж в горы ушел, все никак не придет. Когда-то мелодия эта плыла над стенами Кремля, потом смолкла, а теперь вновь зазвучала, негромко и печально, в раскаленном послеполуденном воздухе.