Е.Переслегина
      Альтернатива? Экранопланы!
      Короткая повесть
      "Будет в нас всего с избытком, а не будет пустяки", - напевал Фил извечную песенку флегматика. Он все сосчитал, и их всех сосчитали, и даже пригрозили-пообещали круизом по месту предполагаемых работ. Пока, однако, они перли на это самое место на своей машине и за свои деньги.
      Игра закончилась правительственным заказом на весь следующий год. Им предстояло поработать в хорошей компании, с умеренными, правда, средствами, и обрести славу строителей портов, дорог и каналов. Потому что они не выиграли космическую программу - и "сама не по-ни-ма-ю почему" - вопило радио голосом бессмертного Кукина. Это означало, что кассета закончилась и полились городские волны. Фил был всеяден до авторской песни, и в кризисные моменты строки вставали ему поперек жизни неким лыком, останавливая бег расчетов или суеты. Суета была двух сортов - прекрасная и ужасная. Прекрасную устраивала дочь - она пела, танцевала, декламировала невероятное и изображала сопло ракеты в детском мюзикле "Звезды, кто они?". Ей исполнилось восемь лет, и она находилась совершенно в своем праве видеть отца свидетелем своих побед и триумфов. Ее семнадцатилетний менеджер, похоже, имел куда меньше шансов прожить эту жизнь сколько-нибудь плотно или замечательно. Она наняла его, вычислив среди рыбаков лесного озера самого бесстрастного, и бесстрастно пригласила на работу. Это случилось прошлым летом, когда они с женой попеременно отдыхали с юной фурией в той глуши, которую артистка предпочитала Шиншильским островам.
      Маша тогда еще бестактно заявила дочери, что они через десять лет поженятся с этим самым менеджером, потому что так бывает всегда. Девочка пожала плечами. Фил унес ее спать, не проясняя далеких планов. В тот вечер он принимал вахту в деревне Горбунки Каменского района Новгородской области от любимой, но разведенной жены. Начиналась недельная чудесная суета вокруг Алиски.
      Еще у Фила случалась плохая суета, связанная с постоянным, неотступным вмешательством Игры в жизнь: Игры, которая путала карты и тормозила реальные дела, и приходилось еще и отдавать ей должное, потому что, не будь ее, - фиг бы они сейчас что-то считали и строили.
      Двоевластие в стране, между тем, пошатывалось, но держалось. Иностранные недоброжелатели и партнеры с замиранием сердца ждали, что же еще отчебучит эта держава чудаков. Двоевластию исполнилось семь лет: за это время было натворено столько, что не считаться с вмешательством Игры в жизнь государства было нельзя, а считаться Филу не хотелось. Три года назад они развелись с Машкой, которая ушла по ту сторону Власти - в прежнее Государство - и теперь картинно улыбалась со всех плакатов: "ОДИ - наша надежда". Он остался Игроком. Она ненавидела ОДИ, но за последние годы нагородила для них больше пиаровских чудес, чем Рузвельт для своих "соединенных штанов" во время японской войны. Маша все делала наоборот и, зная все модные Протоколы Общения, встречаясь с Филом, превращала эти официальные полчаса в неофициальный ад. Он по-прежнему любил ее. Все остальное оказывалось суетой.
      Проект обещал быть быстрым. Фил взялся за расчеты, свалив всю организацию на Петеньку, потому как генетика всему голова, а генезис всему шея.
      Петенька любил женщин, комфорт, деньги, хорошую компанию и выглядел царем Природы, при этом он мог не спать, не есть и пахать до трех суток вчистую и еще столько же на стимуляторах и только после зверел и вырубался. Он был ценным сотрудником; он путал сроки, и в прошлом Проекте они по его милости засыпали небольшой лесной массив до елочных верхушек, но он был гением, а елки откопали эмчеэсовцы, которые имели должок и благоволили к ОДИ. Еще Петенька дружил с Анваром: они поделили Богов и отпустили Протоколы - непонятно было, понимает ли Петенька фарси так, как Анвар русский, но вот самого Анвара Петенька понимал прекрасно. Петенька опаздывал везде, но все электронные игрушки, которые он носил с собой постоянно, оглашали все виды молений Анвара. Биолог, не спрашивая группу, останавливал машину, ложился на траву и слушал укомплектованного в наилучшие CD Паваротти, пока Анвар творил свои молитвы. Петя презирал филовских бардов за их детскую музыку, а слова к своей жизни с удовольствием выбирал сам. Петенька всюду таскал за собой женщину Ляльку, которая была красива, умна, языкаста и добавляла группе проблем. Еще Петенька был генетиком и утверждал, что дети у него возьмутся только от Ляльки и что ему лучше знать, а комплексы других, с позволения сказать, ловеласов, кивал он на Фила, его не занимают.
      Еще был Герберт. Он был всегда. Сколько себя помнил Фил, рядом с ним стоял Герберт. Он откликался на Уэллс, а в детстве, почему-то на "берет". Уэллс рано женился на красавице, любил ее спокойно и нежно, объездил с ней всю Россию и близлежащую заграницу, был вечно мастерски прикинут и возмутительно чисто выбрит, но образование имел восемь классов околомузыкальной школы. Как журналист Уэллс умел все, кроме мордобоя. Агрессивность других вызывала в нем такое искреннее остолбенение, что оно иногда передавалось противникам. Фил всегда думал, что из Уэллса получилась бы прекрасная женщина, гораздо лучшая, чем Ляля. Уэллс был вежлив и добр, для жизни ему не требовались Протоколы: он заплывал в людей, как золотая рыбка, и выплывал аккуратно, вроде и ничего не тронув, но смахнув ноющую проблему шелковым хвостом. Его Дарька смеялась и говорила, что он святой. Он радостно обнимал ее и был умеренно застенчив при этом.
      - Ты, как это, - говорил Петенька, - гармоничен мирозданию, - и мироздание согласно кивало в ответ. Однажды Дарька призналась, что за их десятилетнюю супружескую жизнь Уэллс орал один раз. Ребята смеялись, Фил принес ей расчетик на компьютерной розочке, утверждающий, что этим можно пренебречь, и она, Дарья Альбертовна, может считать себя счастливой абсолютно и бесповоротно. Дарья училась с Лялькой в одном классе.
      Любить технических исполнителей "можно было необязательно". Они были отдельно, и спасибо им было за это. Фил мог уважать человеков до бесконечности, но любить, это - пас. Такая беда с ним уже однажды случилась, и теперь вот он в месяц раз мчится на детский спектакль с дальних концов страны и мира, потому что чудеса не путешествуют рядом с нами, а живут своей отдельной творческой жизнью. Кто-то считал его флегматиком, не обращающим внимания на временные трудности.
      2
      Валяясь на траве, Фил вдруг понял, что Анвар прекрасно инициирует им шестиразовый короткий отдых , а иначе бы они все скурвились, особенно Петенька со своим рулем. А сейчас вокруг был лес Новгородчины: где-то здесь в прошлом году они "пасли" Алиску. Комары по июлю утихли, и рай течения внутренних голосов выглаживал внутренности извилин, которые как будто и не обязаны двадцать часов в сутки думать, считать, озвучивать и получать пресловутую обратную связь от измотавшихся в поисках сути мозгов столичных коллег. Впереди, по карте километрах в пятидесяти, была большая река, о ней мечталось. Лялька в ярком купальнике валялась на траве, напоминая о солнечных пляжах Крыма.
      "Давно уж он в Венгрии не был, с тех пор как попал на войну", вспомнил Фил и проникновенно вздохнул.
      Дарька, лежащая рядом с Уэллсом, вздрогнула и изогнулась вопросом к нему.
      - Купаться хочешь? Я - тоже. Уже скоро.
      Она вечно угадывала его простенькие бытовые мысли и делала это удивительно приятно. На Дарьке был венок из колокольчиков. Уэллс спал, не видя, какая она красавица. Эту мысль ей тоже не мешало бы прочесть.
      Дарька облизнулась и кинула в него камешком. У нее были розовые плечи в веснушках - загорала она плохо, как все рыжие, но при этом на любом пляже дочерью солнца казалась именно она.
      "Это никакая не работа, а отпуск", - думал Фил. Вчера они вообще все спали по восемь часов, потому что Петенька чинил свой микроавтобус, изрядно скрещенный с гусеничным трактором. А сегодня уже доедут до шлюза. А семинар - на ходу, так что еще делать? Даже в затылке не ломит. Жизнь прекрасна! Это тебе не ОДИ, где на пятые сутки хочется умереть от несообразности чужих языков и необходимости говорить на них.
      Анвар закончил свой атман, то есть намаз.
      3
      Было прекрасно, пока Петя с Лялькой не заговорили о том, как в Индии недосжигают трупы и в таком виде спускают в Ганг - священную реку. Фил был сторонником походов, костров и отчасти мокрых вещей. Но такого он не любил. "И, кстати, не собираемся же мы на этом автобусе прямо в Индию?"
      Петенька с Лялькой успели побывать даже в Тибете. Только это им совершенно не помогло, как считал Фил. Они не стали терпимее, спокойнее и великодушнее. Может быть, они сумели навязать себя Тибету, но он, великий и неделимый, ничего, похоже, им дать не смог.
      Фила тревожила экономическая сторона нынешнего безумного предприятия. Его очевидная нерентабельность. "Мы напоминаем Голливуд 60-х годов: автобус с обкуренными психами, познающими мир. Опять же в автобусе коннект плохой". И, потом, у них даже почти нет с собой оружия.
      - О русская земля, ты уже за холмом, - воскликнул вечно юродствующий Петенька, намекая на давно покинутую Ленобласть.
      4
      Два месяца назад Волховский шлюз на Фила впечатления не произвел. Весь Волго-Балт в своей северной, то есть Питерской, части нуждался в технической модернизации и, прежде всего, - в ликвидации прежнего начальства. Работы по его, Фила, проекту начались там с 1 июня. Филу был несколько неудобен отъезд группы: он любил наблюдать за работами сам, сидеть на объекте и радостно бросаться в прорыв. Ему никогда не мешало наличие собственного дела, особенно же в стадии активного "Начали!". Он был готов решать всю тактическую лабуду заказа на месте, если неукротимая секретарша Леночка с лабудой не справлялась. Он любил работу и любил, когда Лена находилась где-то рядом. В последние несколько месяцев он даже немного грустил, что секретарша бесповоротно замужем, несмотря на причудливые места их совместных с Филом проектных бдений вдали от дома. Лену слушалась даже безудержная Лялька, потому что от Филовой секретарши исходило энергичное дыхание уснувшего монстра, и Лялька не хотела даже думать о том, что будет, "когда спящий проснется". Лена с ними не поехала, осталась за и вместо Фила, выписала к себе семью и, наверное, счастлива.
      Когда-то давно Фил сидел в НИИ, там было тихо и бесславно, последовательно и многозадачно. Фил выходил на Средний и плыл в горячем воздухе к прохладному дому, с окнами во двор-колодец. Иногда не хватало денег, потом стало хватать, потом Машка заняла все время и вписала его в жизнь с разъездами и штурмами социальных проблем, потом случилась Алиска немного солнца в холодной воде бытия. Она росла, они старались не уезжать, в это же время нечаянно укрепилось в стране Двоевластие, они с Машкой оказались в разных ведомствах, она, конечно же, пошла в гору, а Алиска пошла в нее. Обе не теряли времени, вписывая себя в реальность, а Фил на все так долго решался - он прочно любил НИИ и горячий воздух питерского лета. Уже три года Фил работал на разных объектах страны, мало напоминающих НИИ. Уже три года Машка с Алиской жили в Москве. Машка заканчивала Литературный институт. Она всегда училась. Уэллс как-то сказал, что Мария учится, чтобы не допустить себя в недостойное "сегодня". Точно - она даже в деревне с Алиской чего-то творила на лаптопе по ночам. Машку все хвалили. Она была безупречна. Она вполне могла бы стать президентом страны. "Тогда я пропал", - подумал Фил.
      - Повел бы машину, что ли, - над ним навис Петенька.
      - Ага, - ответил Фил. Петенька был улыбчив и участлив - хотелось по-дружески дать ему в рожу.
      - Не приставай к нему, я поведу, - заявила Дашка.
      Фил чмокнул ее в щечку и полез за руль.
      5
      Мельников отдыхал на туретчине, потому что всегда на ней отдыхал: он ездил сюда два раза в год, как к себе в деревню. Его не обманул ни один турок-торговец, не тронуло второе уже подряд "курортное" землетрясение, не сгубил дурацкий восточный автопрокатный сервис. Мельников всю жизнь делал двигатели; ему пришлось притвориться менеджером, бритым коммерсантом и даже рачительным капиталистом в те пять лет, когда с двигателями в стране стало плохо, а с родным Приморском случился полный застой. Он пережил этот дурацкий театр, заработал на "абонемент" в Турцию и снова начал делать двигатели - те же и другие. Он любил молодых, благоволил к ОДИ, смастрячил нечто подобное в своей структуре, в политику не лез, но был везде приглашен эдаким свадебным генералом от Космоса. Когда накалялись страсти по деньгам, он молчал и, казалось, насвистывал про себя марш Мендельсона.
      Он приехал на одну-единственную Игру. Не пил на ней, вопреки традициям, спал по шесть часов вместо вмененных руководителям двух, склеил невероятной красоты проект и выиграл у группы Фила космическую программу. Особых Зубров на этой ОДИ никто не ждал. Они приехали все и безжалостно съели молодежь - не перепили, но переиграли. Машка была от них без ума. Петенька впервые встретил авторитет, типа ИДЕАЛ, и надолго запал. Можно было прибиться к монстрам, вместо того чтобы изучать шлюзы. Асселкин оказался большим другом Мельникова, и Зубры вдвоем благословили группу Фила на строительство Пути в Индийский океан. У обоих Зубров были шунтированные сердца, красавицы жены и устойчивое положение в государстве. Правда, само государство пошатывалось, может быть, потому, что боялось положиться на группу Фила. "Не верю я в стойкость юных, не знающих бороды". Об этом думать не хотелось. Впрочем, у Асселкина разница с Мельниковым насчитывала 17 лет. А это означало, что Михаил Евграфович в возрасте ребят был уже совершенно свободен от навязчивого общественного микрокосма и мог запросто дружить с великими комбинаторами двигателей. У Асселкина была давняя кличка Салтыков-Щедрин. Он был нежно-язвителен и поощрял молодежь. Оказавшись вписанным во все мировые семинары и конференции по разнообразным вопросам будущего, он величественно не доезжал до половины из них. Он назывался легендой "Фигаро" и выдергивал себе кадры по случаю из невероятных мест своего пребывания. Петенька сначала хотел устроиться работать на него и "жить безбедно и при деле", что-то помешало, и теперь Фил нет-нет да и ловит на себе укоризненные взгляды генетика.
      "Дорога ныряет в заросли, сейчас она мне как милостыня", - вспомнил Фил, дорога петляла. Вяло начиналось обсуждение. Петенька без руля был многословен. Анвар перебивал его мягко, с поклоном, и, если бы не Персик, Петенька говорил бы час без перерыва - он три года работал ведущим на радио. Решений со вчерашнего вечера не было.
      Дурацкий крюк через деревню Остров, который они договорились сделать с Петенькиной подачи, казался временной петлей и замыкал мозги Фила на ненужные воспоминания. В автобусе их было шестеро, много... Фила вполне устроил бы один Анвар и один Уэллс, а с ним одна Даша. И небольшая комфортная "Тойота" Фила вместо этого гроба с аппаратурой и шезлонгами. Пикник упорно сползал на обочину его души. Фил не любил путать отдых с работой, он и вообще не очень умел отдыхать. Чувство единого мозга группы распадалось с каждым километром. Фил знал, что с этим делать, когда перед ним было сто безмозглых вологодских работяг и десяток толковых инженеров. Там не было друзей, там был иной, донельзя простой Протокол. Кто кого перешифтует - длилось от пяти минут до получаса, затем: оптимальный график работы на весь срок проекта, его поддержание и затыкание прорывов собой. За кадровый вопрос отвечала Лена. У нее для всех, кроме него, было отчество, серьезность, достоинство, и она не говорила лишних слов, никому и никогда. Словно бы родилась стихийным хранителем Языка. Конечно, Фил был благодарен ОДИ за ликвидацию страхов, тревог и прочих глупостей эмоционально-волевой сферы на все время большой работы. Шутка заключалась в том, что когда-то наступала обыденная жизнь, и все беды недосказанных "себе и людям" чувств вылезали наружу - как сейчас. Появлялись женщины, как женщины, и цветы, как цветы. Все это составлялось в букеты общения и преподносилось с язвительной лаской "ты опоздал, милый, опять чего-то не заметил, да-а-аа?!". Машка нашла прекрасный выход: она, кажется, не жила вовсе. Крутилась, блистала, впечатляла, работала мозгами и выдавала на-гора. Кажется, Фил снова ушел в себя.
      Автобус ржал, покатывался со смеху и переминался вприсядку на задних колесах, все напоминало клуб кота Бегемота или залихватский тренинг с мескалином и девочками. Интересно, что такого Фил ответил на последний вопрос Петеньки про ресурсную базу? Интересно, что конкретно Петенька спрашивал?
      Отсмеялись.
      6
      Впереди переливалась красками лета Оредеж.
      - Мы здесь останавливаемся, ставим лагерь и сутки работаем, - тускло произнес Фил и заглушил мотор.
      - Ура, - выскочив, завопила Дашка и кинулась обнимать Уэллса.
      - Ты, никак, подаришь нам сутки счастья, мерзавец, - спросил Петенька, сгреб его из кабины и деловито стал устраивать машину подальше от реки в подлеске. Девочки на ходу разбросали одежду и убежали в холодную речку. Стругацковский мир возобладал над реальностью, и Фил обязался сутки стоять на страже, чтоб мир не уполз или не улетел.
      - Когда тебе кажется, что ты потерял целые сутки, то иногда стоит разрешить себе потерять еще двое - можно хотя бы себя найти, - сказал Филу как-то Асселкин на семинаре по технологическим темпам операций. Сказал, выиграл темп, нашел себя, прибился к Мельникову и занимается, подлец, космической программой.
      7
      Анвар ездил с ребятами четвертый год. Он закончил железнодорожный институт, был младше всех, но был обязателен и всенепременен. В крайнем случае, он читал вслух Лермонтова. Он был достопримечательностью. Однажды его взяли на Игру по культурологическим аспектам религий, он совершил свой намаз во время семинара, а потом как ни в чем не бывало произнес безукоризненную речь об особенностях этики четвертой афганской войны. Там еще были психологи, которые задали сто безумных вопросов, на последний вопрос он грустно процитировал: "А вы ноктьюрн сыграть смогли бы на фльейтах водосточных труб?" - тогда он чуть-чуть картавил. Сейчас акцент исчез совсем. Наверное, Анвар учил русский через стихи. Тоже неплохой способ.
      Когда тот далекий семинар закончился, ребята бурно обсуждали его итоги и свои промахи, Анвар вдруг сказал, что ОДИшники это не люди, это элементы Силы, а Сила тоже хочет жить, но совсем иначе, чем люди. "На востоке всего этого нет, там мы прямо обращаемся к Богу, мы достойнее и свободнее, а я зачем-то вас так полюбил", - добавил он грустно.
      Петенька тогда взорвался, он слыл шовинистом, наверное, не признавал мусульманских поз в сексе. Петенька, который, собственно, и привел Анвара, шипел и ныл каждому по отдельности и всем вместе, что не мусульманское это дело осваивать русские деньги и строить дорогу в будущее. Анвар исчез на две недели, потом принес четыре тысячи долларов Филу и сказал: это мой вклад в ваше "будущее", я буду с вами. Фил обалдел и вернул деньги Анвару. Анвар купил первую машину для группы, так основа для мобильного штаба была создана. Два раза за это время Анвар ездил в Персию. На один и на два месяца. Говорил, что работал. Даша однажды попросила Анвара нарисовать его возлюбленную. Он нарисовал палочкой на песке большую птицу и попросил Дашу приложить ладошку к тому месту, где должно было быть сердце. Даша почувствовала странные ощущения в руке и более никогда не приставала к Анвару с вопросами и другим не давала. В конце концов, Персик был специалистом по железным дорогам, единственным в группе, кстати, а также водителем - по горным.
      За три года террористы успели не так уж много. Первый шок прошел, Европа напряглась, Америка ощетинилась, а Россию западным умом опять-таки оказалось не понять. Так или иначе, Университет Чрезвычайных Ситуаций был построен, а военная мысль, подкормленная бюджетом, заработала с новыми силами. На территории Университета, которая составила не менее тысячи гектаров бывшего легендарного Пущино, разместилась чертова куча невероятностей. То есть все местные, кто выдержал пропускную систему, остались, иным без проволочек дали площадь в Москве. Американцы могли позавидовать - проблема стариков-ученых и их опыта решалась без привлечения средств и организации клубов по интересам. МЧС-университет съел всех. Пущино осваивало целинные земли своей молодости, к ним вернулся Советский Союз, и предавшие его дети могли запросто приехать погостить. Семидесятилетние ветераны танцевали с юными дамами и обыгрывали в преферанс их кавалеров. Все учили все языки, а патентное бюро корпорации на второй год существования выписывало себе специалистов со всего мира. Через три года университет выплачивал государству субсидии на проекты и готов был поглотить Москву, Питер и еще пару-тройку европейских столиц. Мешала военная дисциплина. Фил попал туда на стажировку, прежде чем начал "строить и жить".
      Никто из группы более не был в Пущино: все пробавлялись на ОДИ и кляли методологов почем зря. Мельников сидел в Пущине три месяца в году, жил у генетика Василевского и играл в преферанс с молодежью - там, где бридж еще не вытеснил пульку.
      Петенька считал, что Университет - это мафия, и недаром государство от него отдельно, а власть оно предпочитает делить с "двойками", "тройками" и командами, прошедшими игры или иные испытания, которых все прибавляется в стране.
      8
      Деньги дают под людей. Люди составляют команду. Домены снялись с места и поехали по дороге. Группа оказалась больше, чем семья. Экспансия молодежи вылилась в переезды. Она заворачивалась вихревыми потоками. Россия стала цыганской страной. Довела до абсурда американскую непривязанность к месту, заменив на привязанность к работе. Расцвели временные дизайнеры и разработчики всех сортов товаров и упаковок в дорогу. Вся молодежь ехала. Мебель встраивалась.
      Люди перестали солить грибы и мариновать огурцы, остались города и деревни со стариками, где веяло сладким безвременьем. В одной из таких деревень они пасли Алиску. Где было тихо. Кислая капуста. Роса по утрам. Белый летний туман над рекой. Глушь. Комары. Вкус прошедшего. Насмешливая земля, утробно вздыхающая полями. С женской сущностью. От которой Фила чуть-чуть ежило. Развелось немерено культов природы, многие выздоровели от всяких хроник или успокоились в единении с травой и воздухом. Полисы, окученные ланшафтным строительством, распадались на старые и новые времена. Беспечные дизайнеры интегрировали пространство в вечность, а вечность обветшавшими стенками, окруженными чертополохом, смеялась из-за угла. Строители наивно полагали, что учли ее и вставили в ансамбль. Вечность возражала. Крепкая еще старуха, она пакостила, неслышно проклиная город, облагороженный обобщенными пригорками из папье-маше под названием ветонит. Однако в Питере прочистили каналы. Петроградскую не тронули. Коломна осталась. А Университет, переехавший обратно в Санкт-Петербург, поменял проводку, а из инноваций ограничился компьютеризацией и подвальчиками-кафе. Там по коридорам по-прежнему слонялись демоны, их лелеяли и разводили, уничтожали и перепрограммировали. На историческом факультете через весь вестибюль была построена панорама альтернативного города Питера, обросший Ванька Греков, наркоман, вечный студент, курировал сие сооружение, и иногда лампочки загорались, все приходило в движение и напоминало что-то вроде детской железной дороги, скрещенной со стереокино. Тут по ночам, в темноте и мерцании альтернативной жизни, проходило посвящение в студенты. Они, как водится, вызывали изможденного за день Духа города и договаривались с ним, торжественно клянясь старику в верности, размазывая капельки крови по белым листам дурацких петиций. Фил был на одной такой мистерии приглашенным магом, как раз после окончательного разрыва с Машкой. Ему налили какой-то очень сомнительной жидкости, и под ее влиянием он всю ночь отплясывал с полуодетыми красотками что-то, наверное, положенное ему по роли. Тогда он впервые куда-то затерял три дня. Или осень остановилась.
      Теперь же, когда они остановились, время устроилось вокруг них и не текло вовсе, а, как уснувшая кошка, растворялось в коленях. Анвар ушел бродить, парочки купались. Фил прилежно учился осознавать, что это все - и есть счастье. Он уже пятнадцать минут разговаривал с пузатым шмелем, не улетавшим с толстого клевера, сгибая его под тяжестью нелепого, но летающего, однако, тела. Шмель был самодостаточен. А Фил - нет. По этому поводу Фил задремал.
      9
      Тонкий крик Дашки пронзил тишину. Фил вскочил на ноги. Прямо на него шел Анвар, шел странно, словно выбрался из зачарованного леса на ватных заколдованных ногах, он держался за щеку, с руки капала кровь. Лялька успела первая, она подбежала, отняла от щеки руку и прижала к лицу намоченный в чем-то бинт. Анвар подошел, поморщился и сказал:
      - Я закончил намаз и просто сидел, если они пришли бы раньше, я был уже бы мертвый.
      - Кто? - выдохнула Даша.
      - Они сказались христианами, - ответил Анвар. Получилось нечаянно по-старорусски.
      - Далеко ли ушли? - деловито осведомился Петенька, перезаряжая что-то тяжелое. Он стоял спиной к компании, и плечи его ходили ходуном.
      Фил очертил рукой круг, Петенька, пыхтя, сел в него последний - он был сторонником быстрых ответов.
      - Елки засыпать не будем, - угрюмо сказал Фил. - Сначала Анвар, потом соображения.
      Анвар рассказал, что в лесу, где он сидел, в километре от лагеря, на открытой поляне к нему подобрались трое мужчин, которые, видимо, наблюдали, как он совершает намаз. Один подошел к нему с улыбкой, вынул нож и приложил к шее со словами:
      - Вас еще не хватало в нашем лесу, магометовых ублюдков!
      Анвар сказал, что откинулся назад, вскочил и блокировал двух прыгнувших на него с разных сторон. Он был удивлен, а не зол, и крикнул на
      русском:
      - Давайте говорить, я знаю русский!
      - У нас тут все ваши русский знают, сволочь, - ответил первый и замахнулся ножом. Анвар успел увернуться, но тот все же попал ему по щеке, и кровь стала заливать нижнюю часть лица. Почему-то это остановило двоих. Они отскочили к деревьям. Главный поплясал вокруг Анвара, но не достал. Анвар еще подхватил небольшую сучковатую палку... Главный отошел к товарищам.
      Они еще посовещались, но, то ли видя, что Анвар легко отбивает атаку двоих, то ли еще почему, решили, что напакостили достаточно, и свалили, оглядываясь и отпуская угрозы.
      - Если твой бог, Филипп, помог мне, скажи ему спасибо! - добавил Анвар. - Вчера я видел сон. Персия стала выжженной землей, вы все умерли, а я вот жив, по Каспийскому морю плавают большие лодки, в них стоят люди в плащах с крестами. Мы с этими людьми из одного времени, а вы из другого. Вы берете и везете нам свое время. Вам не жалко. Но вы везете чашу слез. Чаша большая, как Каспий, в нем хватит слез, чтобы вы попали в рай.
      - Да, всплывем на гребне волны! Анвар, ты жив? Шрам тебе к лицу. Вон женщины скажут. Ужин, однако. В рай нас с Лелей грехи не пустят, хоть выпей мы этот твой Каспий, в бога душу мать, - наигранно бодро закончил Петенька и ушел собирать дрова.
      Уэллс долго объяснял потом Анвару соотношение между парадоксальностью и сальностью русских ругательств. Дашка тихо пела про "полянку, цыганку и про то, что было".
      10
      Фил думал о том, что же будет с ними на выцерковленной Новгородчине, где тебе не Лужская заброшенная земля с тремя храмами на округу. Православие послало им кровавую весточку, слабенький укус зарвавшимся прогрессорам непутевого мятущегося государства. После ужина он запросил сводку преступлений по Псковско-Новгородской областям на религиозной (национальной) почве. С принятия государственного проекта "Великий шелковый Путь" прошло два месяца. Версия "Пророк Мохамед" и вообще не была утверждена. Последний собор в Питере величественно и спокойно отверг всякое содействие кощунственным идеям. "Приближалась довольно скучная пора..." сказала Лялька, стоящая у него за спиной и глядящая в экран. Когда она залезла в автобус - Фил не услышал, впрочем, дверь была открыта. Маленькая Лялька могла спокойно стоять, не уперевшись в крышу, не то что Петечка. Фил сидел полуобернувшись, когда она вдруг подошла к нему вплотную, прижала его голову к своему животу, обняла и сказала: "У нас будет ребенок с Петькой". Помолчала, погладила ежик Фила.
      - Мы останемся живы? - вдруг очень буднично спросила она.
      - Да, - машинально ответил Фил, - купим тачку побольше и будем жить.
      Лелька засмеялась, наклонилась к нему, поцеловала в лоб и облизала нос кисловатым язычком.
      Фил вспомнил беременную Машку на Рижском взморье - в коротких шароварах, босиком, в его рубашке и в чем-то звенящем на шее и запястьях. Фил ощутил себя старым, несмотря на то, что Петенька родился раньше него на пять лет, а Дарька с Лелькой - на три года.
      Лена прислала письмо-отчет. На шлюзе все шло гладко. Туда зачем-то приезжал Мельников. "Проездом из Байконура, что ли?" - изумился Фил. Мельников ничего не делал "зачем-то".
      Вечером пришло письмо от Мельникова, он приглашал Фила принять участие в космическом проекте вместе с Марией Кириченко (бывшей Бельской), копии договора, мол, высылает.
      "Не, - написал Фил, - мы будем рожать", - и подписался.
      "Еще бы Анвара зашить завтра. Некогда на Байконур, да и недосуг, стар я менять длинные пути на короткие, а с Марией Кириченко работать я не смогу - каждый день умирать, что ли? Слаб я", - решил Фил и успокоился.
      - Слаб человек! - заявил он подошедшей Дашке. - Уик-энд не удался. Завтра едем в Лугу утром, зашиваем Анвара, а то сочиться будет всю дорогу. Потом двумя пробегами в Поволжье. Там есть работа и есть разведка. И Волга.
      У Дашки пылало лицо, как солнце на закате, предвещающее ветер. Она сгорела за уик-энд.
      - Волга помнит очень многое, - сказала Дашка, - иди спать, нечего в себе копаться.
      11
      Они ехали, коротко отдыхали, пили неожиданный финский кофе в "старинном городе Обломове", где дети, приезжие и местные организовали что-то вроде Флоры - антиказантип. У них был лидер - прославленный героинщик, рыхлый мыслями и телом, отец и брат, собравший толпу разноцветных овец, среди которых преобладали "флористки" от четырнадцати и старше и "флористы", немногочисленные и неказистые, от двадцати до сорока. Все они жили в доме, там была вода, хотя и холодная. Дом стоял спиной к городу, степь подступала к нему, как волна у Стругацких. Впрочем, они часто спали в степи. И она их не трогала. В доме водились книги - от Тоффлера до Ницше и далее до "Гамлета". Все далее тянулось вниз, к предыдущему миру, только искаженному. Советский Союз был перевалочной точкой в этом погружении, далее виделся провал.