Вы уже слышали про то, как храбрый Саррасин покинул площадь, полный гнева и ярости из-за неудачного конца игры в кольцо и потери портрета своей дамы. Рыцари, сопровождавшие его на состязание, проводили его до дому и здесь простились с ним. Он соскочил с коня, сорвал с головы очень ценные украшения и плюмаж и с дикой яростью кинул на землю марлоту. И, пройдя к себе в спальню, бросился на постель, по обилию ярости похожий на ядовитую змею, и начал жаловаться на самого себя и на свой несчастный жребий, говоря:
      – Ответь мне, низкий рыцарь и презренный негодяй: какой отчет дашь ты, чем оправдаешься перед прекрасной Галианой в потере ее портрета и нарукавника, утраченных из-за недостатка в тебе мужества и ловкости? С каким лицом предстанешь ты перед ней? О, Магомет, предатель, пес, коварный обманщик! Вместо того, чтобы благоприятствовать моим надеждам, ты изменил мне! Скажи, собака, ложный пророк, не обещал я тебе разве принести обильные золотые дары и сжечь множество благовоний на твоих алтарях, если ты дашь мне победу в этот день?… Почему же, коварный, ты оставил меня?… Так, клянусь же аллахом, за такую обиду, лживый дон Магомет, я выйду из твоей секты, где одна только ложь, и стану христианином, ибо религия христиан лучше, и даю клятву рыцаря: где бы и когда бы ни пришлось мне услышать твое имя, я буду хулить его!
      Это и еще многое другое говорил отважный Саррасин, жалуясь на свою печальную судьбу и на Магомета .
      Но если он был полон досады и гнева, то не менее его разгневалась прекрасная Галиана, и хорошо всем был виден гнев, наполнявший ее душу. Но она всячески старалась скрыть свою печаль и разговаривала с королевой и другими дамами, которые утешали ее, говоря, что она вольна посмеяться от всего сердца над тем, что рыцарь проиграл ее портрет. «Меня это ничуть не огорчает. – отвечала прекрасная Галиана, – это дело рыцарей». Но, хотя она и говорила так, в сердце чувствовала иное. Самой же себе она говорила: «Ах, рыцарь Абенамар! Как ты щедрой рукой отомстил мне за мою к тебе неблагодарность! Теперь себе на славу мой портрет и нарукавник, вышитый мною с такими стараниями, ты приносишь в дар своей даме, столь гордой победой своего рыцаря».
      Так говорила она себе и не настолько безучастно, чтобы ее глаза не свидетельствовали о внутренних мучениях: они были полны слез. Ее сестра Селима утешала ее и упрашивала скрыть перед королевой и дамами свои чувства. Галиана, притворяясь, как только умела, старалась казаться веселой и незаметно вытирала платком глаза.
      В это время на площади раздался шум, все взглянули по его направлению и увидели, как по улице Эльвиры выступал огромный змей, извергавший из себя пламя. За змеем следовало тридцать рыцарей в одеждах белого и лилового цвета. Перья на их шлемах и убранство их коней были тех же цветов. В середине кавалькады шел конь без всадника в украшениях и попоне из лиловой и белой парчи с одноцветным плюмажем на голове. Процессия сопровождалась звучной и стройной музыкой гобоев и флейт. Огромный змей сделал круг по всей площади и, остановившись перед окнами, из которых смотрели король, королева и весь двор, начал усиленно извергать из себя пламя; множество искр сыпалось, громко трещал огонь и раздавались взрывы. Так весь змей сгорел и изошел в огне, его оболочка распалась, и из нее показался рыцарь в одежде из лиловой и белой парчи, богато расшитой золотом и серебром; перья плюмажа тоже были лиловые и белые. С ним находились четыре дикаря, державших трон, обитый лиловым бархатом, причем гвозди обивки были из золота. На троне стояло изображение дамы, в которой все сразу узнали Харифу, а в рыцаре – отважного Абиндарраэса. Изображение было одето в пышное платье из белой и лиловой парчи, обшитой золотом и осыпанной блестками. Парче не было цены. Портрет был настолько хорош, что равнялся оригиналу.
      Король, королева и все присутствовавшие взглянули на прекрасную Харифу, в тот миг покрасневшую от благородной стыдливости и еще более похорошевшую от этого. Королева сказала ей:
      – Теперь, прекрасная Харифа, наступил час, когда мы увидим храбрость вашего рыцаря и храбрость Абенамара, а также какому из двух портретов достанется слава победы.
      – Пусть судьба делает, как знает, – отвечала ей Харифа, – я же с одинаковым лицом приму оба исхода.
      На этом они замолчали и стали смотреть на то, что будет делать отважный Абенсеррах; все очень удивились, увидя, что ни он, ни его четыре дикаря, ни портрет Харифы совершенно не пострадали от огня большого змея.
      Отважный рыцарь тотчас потребовал своего коня, ему его подвели, красивого, белого словно снег, птицей вскочил в седло и, сопровождаемый рыцарями, с ним явившимися, и четырьмя дикарями, несшими трон с портретом Харифы на нем, объехал всю площадь кругом с таким изяществом, что все смотревшие пришли в восхищение. Достигнув того места, где находился отважный Абенамар, четыре дикаря остановились, поставив трон у себя на плечах так, чтобы портрет был всем хорошо виден.
      Храбрый Абиндарраэс подошел к хозяину праздника и сказал ему:
      – Доблестный рыцарь! Не угодно ли вам, на условиях данного праздника, соревноваться со мной на трех копьях?
      – В добрый час, – ответил ему Абенамар, – я здесь нахожусь как раз для этого.
      С этими словами он взял в руки копье, сделал на коне разбег, бурей помчался к кольцу и, промчавшись под самой веревкой, нанизал кольцо на конец своего копья. Затем отъехал шагом, приказав укрепить кольцо на прежнее место.
      После этого отважному Абиндарраэсу, ничуть не смущенному, подали копье. Он проехал нужное.для разбега расстояние и затем, пустив своего коня с быстротой орла, домчался до кольца и точно так же нанизал его себе на копье. Среди зрителей поднялись шум и крики, но все вскоре смолкло, и все стали дожидаться, чем кончится состязание на остающихся копьях.
      Устроитель праздника, раздраженный успехом своего соперника, вернулся на ристалище и во второй раз сорвал кольцо. Настал черед могучего Абиндарраэса, и он точно так же в одно мгновение нанизал кольцо себе на копье.
      Большой шум стоял на площади, и все говорили: «Закладчику нашелся достойный противник!»
      Взглянувший в тот миг на Харифу и Фатиму сразу увидел бы, с каким страхом дожидаются они третьего копья и насколько ни той, ни другой не хочется, чтобы ее рыцарь проиграл. «Святой аллах! Чем это кончится?…», – шептали они обе.
      Затем воцарилась глубокая тишина, словно на площади не было ни одной живой души. Могучий Абенамар взял третье копье, в третий раз сделал разбег, пришпорил коня, помчался к цели, как ветер, и, к немалой славе его и прекрасной Фатимы, кольцо оказалось у него на копье.
      А прекрасная Фатима после счастливого для себя исхода игры глянула на Харифу и, увидев, что та вся переменилась в лице, смеясь сказала ей:
      – Сестра моя Харифа! Незачем так преждевременно меняться в лице! Вашему рыцарю остается еще одно копье, и может так случиться, что он еще ничего не потеряет.
      – Я в этом сильно сомневаюсь, – заметила королева, – большое будет чудо, если Абиндарраэс и на сей раз выиграет кольцо.
      Тут они устремили взгляды на Абиндарраэса и увидели, как он взял новое копье, сделал разбег и, с громким кличем устремив своего коня, помчался будто стрела, пущенная из стального лука. Но на этот раз он был не так счастлив, как в два предыдущих, ибо теперь он не сорвал кольца, хотя и коснулся его острием копья.
      Тотчас же зазвучали трубы и гобои закладчика в знак радости по случаю одержанной победы. Судьи призвали к себе Абиндарраэса и сказали ему, что он проиграл, на что он, сохраняя на лице веселое выражение, ответил: «Ясно было, что один из двух должен был проиграть, и если Магомет пожелал, чтобы проиграл именно я, мне на это нечего возразить». И хотя могучий Абиндарраэс и говорил так, иначе было у него в груди: ни за какие сокровища в мире не хотелось бы ему потерять портрет своей Харифы.
      А тем временем под радостные звуки музыки портрет Харифы был поставлен к подножию портрета Фатимы, рядом с портретом Галианы.
      Находившаяся рядом с Харифой королева со смехом сказала ей:
      – Скажи мне, милая Харифа, ты более не опасаешься, что портрет Фатимы попадет к тебе в руки? Разве я не говорила тебе, что коней, венчает дело? Созерцай же теперь свой портрет у ног портрета Фатимы. Разве тебе неизвестно, что Абенамар – один из самых лучших рыцарей двора и что ни Абиндарраэсу, и никому другому с ним не сравняться? И не думай, что дело ограничится этими двумя побежденными портретами, – их окажется больше, нежели ты предполагаешь.
      Харифа возразила на это:
      – Пусть несчастен был жребий Абиндарраэса, но я утешаю себя тем, что другие окажутся счастливее его.
      И отважный Абиндарраэс покинул площадь вместе со своей свитой и четырьмя дикарями. Но судьи велели его вернуть, потому что они решили между собой, что он заслуживает некоторой награды за свою изобретательность. И когда Абиндарраэс вернулся, они об этом ему сообщили. И затем один из них, Абенсеррах, снял два драгоценных золотых браслета, стоивших двести дукатов, и дал их Абиндарраэсу. Тот с радостью принял их, под звуки музыки надел на конец копья и затем, подойдя к балконам, где находились королева и дамы, протянул копье своей даме, прекрасной Харифе, и сказал ей:
      – Прекрасная дама! Раз налицо оригинал, не печалит меня отсутствие портрета. Я сделал ради вас все, что смог, но судьба была против меня, и это не оттого, что в красоте вашей есть какой-либо изъян; лишь мое недостаточное искусство явилось причиной потери правого дела. За изобретательность мне дали вот эту награду; благоволите принять ее хотя бы только в память моего неуменья защитить вас как было должно.
      Прекрасная Харифа засмеялась, с повеселевшим лицом взяла красивые браслеты и сказала:
      – Я удовольствуюсь этим, поскольку оно выиграно изобретательным рыцарем. И если утрачен портрет мой, хорошо было бы, чтобы он попал в достойные руки, которые с ним по-хорошему обойдутся.
      Прекрасная Фатима хотела ответить на слова Харифы, но не успела, так как в это время из улицы Сакатин на площадь выступила большая скала, настолько искусно сделанная, словно только что была отрезана от горной цепи; ее покрывало множество разнообразных цветов и трав, а внутри ее раздавалась красивая музыка различных инструментов, услаждавшая слух всякого, кто только ее слышал. Окружая скалу, ехало двенадцать рыцарей, одетых в великолепные одежды из темной парчи. Таким же было и убранство коней; сквозь их вырезные и покрытые блестками попоны виднелась подкладка из зеленой парчи, необыкновенно красивая. Все было расшито золотом. Оперение головного убранства коней состояло из зеленых и темных перьев большой ценности.
      Все зрители с большим интересом смотрели на скалу и ждали, чем закончится ее появление. Скала между тем, достигнув балконов короля и королевы, остановилась, и тотчас из двенадцати рыцарей один, самый нарядный и мужественный на вид, соскочил с коня. В рыцаре все узнали Редуана, и всем очень понравилась его выдумка. И, наблюдая за его действиями, увидели, что Редуан обнажил свою красивую альфангу из дамасской стали и с решительным видом пошел к скале, но когда он находился от нее всего на расстоянии трех шагов, в ней распахнулись ворота и из ворот вырвался огромный язык пламени, заставивший доброго Редуана отступить на два или на три шага. После того как пламя скрылось туда же, откуда появилось, из скалы выскочило четыре отвратительных и свирепых дьявола; у каждого из них было в руке по огненному жезлу, и вчетвером они напали на Редуана; но последний сражался с такой отвагой, что загнал всех четырех обратно в скалу. Но едва они в ней скрылись, как оттуда выскочили четыре дикаря с палицами и вступили в бой со славным Редуаном, а он с ними; и после долгой борьбы дикари оказались побежденными и ввергнутыми обратно в скалу. Причем Редуан проник туда вслед за ними. И едва он вошел в скалу, как ворота захлопнулись и внутри раздались шум и крики, а затем их сменила услаждающая слух музыка.
      Зрители были поражены и восхищены всем виденным.
      Вскоре ворота в скале снова раскрылись, и оттуда вышел отважный Редуан в сопровождении четырех дикарей, несших драгоценную четырехстворчатую арку в форме раковины с множеством украшений. Под ней был установлен трон чрезвычайной ценности, весь из слоновой кости, белый как снег, и на нем две тысячи нарисованных и изваянных старинных историй; а на троне находился портрет ламы редкой красоты в платье из синей парчи. Платье было на подкладке из оранжевого шелка, видневшегося сквозь все разрезы. Каждый разрез был перехвачен золотой петелькой, и столь хорош был этот наряд, что всех восхитил.
      Все сразу узнали портрет прекрасной Линдарахи из славного рода Абенсеррахов. За дикарями и портретом дамы следовали музыканты, а позади них демоны, закованные в серебряные, судя по виду, цепи. И когда вся эта компания вышла из недр скалы, последняя извергла огромные языки пламени и была ими пожрана целиком. Затем отважному Редуану подали нарядного коня, на которого он вскочил, не коснувшись ногой стремени, и, приветствовав короля и королеву, проехал к шатру закладчика. Подъехав к Абенамару вплотную, он обратился к нему с такими словами:
      – Доблестный рыцарь! Насколько я знаю, условия игры заключаются в состязании на трех копьях, однако я предложил бы вам, ежели будет на то ваше согласие, ограничиться одним, чтобы не утомлять себя понапрасну скачкой туда и сюда.
      – Если вам угодно состязаться лишь в одном копье, – ответил Абенамар, – я тоже на это согласен.
      С этими словами он взял копье, проехал ристалище и, сделав разбег, со скоростью ветра помчался к кольцу, но удар его не получился таким, как он желал, намереваясь сорвать кольцо, как в прошлые разы. На этот раз копье прошло слишком высоко. Он промчался мимо и, не теряя спокойствия, вернулся к своему шатру, где стал дожидаться, чего достигнет его соперник. Редуан взял копье, отъехал на конец ристалища и отсюда со скоростью мысли достиг кольца; но в миг удара судьба была к нему неблагосклонна: копье прошло слишком высоко.
      Он отъехал от мишени и, с неомраченным лицом, сказал:
      – Я равно несчастен как в одном, так и в другом.
      – Вы проиграли, – объявили ему судьи, – но за изобретательность и отвагу получите приз.
      И они вручили ему турецкие серьги с подвесками из драгоценного золота, тщательной отделки, стоившие двести дублонов; и это было исполнено под звуки музыки, раздававшейся со всех сторон. А триумфальная четырехстворчатая арка, трон и портрет прекрасной Линдарахи были поставлены к подножию портрета прекрасной Фатимы, немало радовавшейся великой удаче своего рыцаря, в то время как Галиана и Харифа терзались завистью. Редуан, скрывая огорчение, взял серьги, надел их на конец копья и, сопровождаемый многочисленными рыцарями и музыкантами, отправился под балкон дам, где находилась прекрасная Линдараха; он протянул ей на копье серьги и сказал:
      – Благоволите принять, госпожа моя, этот скромный дар, хотя и очень дорого мне обошедшийся: но, невзирая на мою неудачливую судьбу в игре в кольцо, ради моего сильного желания служить вам, примите маленький подарок, данный мне судьями не по достижениям моим, но лишь за мое стремление быть истинным рыцарем.
      – Принимать призы, выигранные ради них в игре в кольцо, – таков обычай дам, – отвечала прекрасная Линдараха, – только чтобы не заслужить нареканий и из уважения к обычаю, принимаю я ваш дар; но знайте, сеньор Редуан, меня очень огорчило, что вы без моего на то согласия выставили мой портрет; и если вы его проиграли, меня это ничуть не печалит, ибо не было здесь моего согласия. И знайте также, что я ни в чем не признаю над собой превосходства Фатимы: если она из рода Сегри, то известно, что я из рода Абенсеррахов; итак, Редуан, мне нет дела до вашего поражения.
      Проговорив эти слова, она приняла серьги с острия копья и поблагодарила, как того требовал от дамы по отношению к рыцарю обычай.
      Редуан хотел возразить прекрасной даме, но не успел, ибо в ту самую минуту на площадь как бы выплыла красивая галера, настолько хорошо и искусно сооруженная, словно она плыла по воде; ее украшало множество вымпелов, лиловых и зеленых, из прекрасной парчи. Куртки гребцов были из дамаса, наполовину зеленые, наполовину лиловые. Все весла, мачты и реи – из прекрасного серебра, отделка кормы – из прекрасного золота, навес – из пурпуровой парчи. Так была нарядна и величественна эта галера, что никогда не один властелин над морями, как бы богат и могуществен он ни был, не плавал на судне столь великолепном. Галера была снабжена тремя фонарями, которые, казалось, были сделаны из золота. Девизом галеры был дикарь, разрывающий пасть льву: знак и эмблема славных Абенсеррахов. Все матросы были одеты в алый дамас с многочисленными украшениями и вышивками золотом; все оснащение галеры было сделано из тонкого лилового шелка; на ней находился стеклянный земной шар, обвитый золотой лентой с надписью: «Всё– мало».Отважный по смыслу герб, под стать славному Александру или Цезарю; однако в дальнейшем этот герб принес большой вред блистательному роду Абенсеррахов, тридцать представителей которого следовали в галере, все нарядно одетые в пурпуровую парчу, богато отороченную и расшитую золотом. Плюмажи были пурпуровые и синие, с золотыми и серебряными блестками, на что стоило посмотреть. Абенсеррахами предводительствовал рыцарь по имени Абенамет, рыцарь великой отваги. Он стоял на вырезном носу галеры, который, как казалось, был сделан из драгоценного золота.
      Так под музыку гобоев и труб, настолько сладостную, что от нее туманился рассудок, вступила на площадь богатая и нарядная галера. С великим искусством была она сделана, и казалось, будто она плывет по воздуху. В ней сидели гребцы по пяти в ряд, и все паруса ее были распущены, так что она шла на парусах и на веслах, и с таким проворством, что это вызывало великое восхищение. Когда она поравнялась с королевскими балконами, с нее раздался салют из пушек и других имевшихся на ней орудий, настолько оглушительный, словно взорвался весь город Гранада. Перестала стрелять тяжелая артиллерия, – и тогда двести стрелков, находившихся внутри галеры, подняли оглушительную стрельбу. И такой дым пошел от стрельбы, что трудно было видеть друг друга. На площади воцарился мрак из-за облаков порохового дыма. На салют галеры ответила вся артиллерия Альгамбры и Алых Башен, как то было условлено раньше. И казалось, будто весь мир проваливается.
      Зрелище и грохот доставили всем огромнейшее удовольствие, и король сказал, что этот выход был лучшим из всех.
      Смертельным бешенством и завистью пылали Сегри и Гомелы при виде такого великолепия, как эта галера, сделанная Абенсеррахами, и один из Сегри так и сказал королю: