– Иисус, благой, сладчайший.
Мне пошли свое прощенье!
За минуты смертной муки
Ты сподобь меня блаженства.
Мой язык направь к молитве
В этот жизни миг последний:
Сатана б не ухитрился
Ввергнуть душу в искушенье.
Звезд враждебных злая сила!
Ты, жестокий, черный жребий!
О, мой Муса благородный,
Для чего тебе не верил!
Если б внял твоим словам я,
Избежал бы ныне смерти!
Раз вручил Иисусу душу –
Не страшна мне гибель тела.
Пусть Христа благие руки
Вознесут ее в небесный
Тот чертог, что христианам
Им от века был обещан.
Муса добрый, внемли просьбе,
Обращенной в час последний:
Под сосною здесь зеленой
Прах предай мой погребенью;
На моем надгробном камне
Напиши причину смерти,
Возвратившись же в Гранаду,
Королю про все поведай.
Расскажи, как пал я в битве,
Как Христа обрел пред смертью,
Как корана ложь рассеял
Правой веры ясный светоч.
 
      Благородный Муса с большим вниманием выслушал слова новообращенного христианина и такое почувствовал сострадание, что не смог Удержаться от слез, вспомнив про доблесть умиравшего рыцаря и про великие победы, одержанные им над христианами, богатства, оставляемые им, блеск, отвагу и мощь его личности, большое уважение, которым он пользовался… И видеть его теперь так серьезно раненным, распростертым на жесткой земле, утонувшим в собственной крови, – и ничем не быть в состоянии ему помочь! Муса хотел заговорить, чтобы утешить его, но в этом не было необходимости, ибо тот уже отходил. Муса увидел, как доблестный рыцарь-христианин осенил крестным знамением свой лоб и уста и, соединив руки у себя на груди, сложив пальцы крестом, отдал душу ее творцу.
      Когда добрый Муса увидел глаза его закатившимися, зубы сжатыми и лицо побледневшим, он убедился, что тот умер, и, не сдерживая себя более, дал полный исход своим слезам и разразился тысячею стенаний над телом христианского рыцаря; и он долго не мог утешиться, так как Альбаяльд был его хорошим другом. Но видя, что слезами и скорбью не помочь, он перестал плакать и стал помышлять о том, как в этом пустынном месте предать тело погребению, что было довольно трудно. Бог помог ему в крайности, дабы был погребен христианский рыцарь и не осталось тело его среди пустынного поля в добычу птицам. И случилось, что в это время четверо поселян отправились за дровами в Сьерру-Эльвиру, захватив с собой топоры для рубки и заступы для выворачивания корней. Муса, увидев это, очень обрадовался и позвал их; они подошли, и Муса им сказал:
      – Друзья мои! Ради вашей ко мне любви помогите мне похоронить тело этого рыцаря, здесь умершего! Аллах воздаст вам за это.
      Крестьяне ответили, что исполнят это очень охотно. Муса указал им тогда место у самого подножья сосны, где нужно было вырыть могилу, и крестьяне выполнили это тщательно. Затем они сняли с мертвого рыцаря марлоту и плащ, сняли с него латы, так плохо защитившие его от копья и меча магистра. Затем они снова надели на него марлоту и плащ поверх золототканой рубашки и похоронили его, причем добрый Муса не переставал проливать слезы. После погребения крестьяне, устрашенные видом глубоких и смертельных ран рыцаря, ушли. Муса достал из своего дорожного мешка письменный прибор и бумагу, которые он всегда носил при себе, так как был человеком любознательным, готовым записывать все интересное, что могло ему встретиться. Он написал и прикрепил к самому стволу сосны эпитафию, гласившую следующее:
 
Прах лежит здесь Альбаяльда,
Кто отвагой славен львиной,
Кто сильнее был Ринальда ,
Всех сильнее паладинов.
Смерти горестной причина –
Зависть рока, что сразила
Эту жизнь в расцвете силы.
И боялся Марс кровавый,
Что сей рыцарь бранной славой
Славу Марсову затмил бы,
Если дольше здесь прожил бы.
 
      Такую эпитафию поместил добрый Муса на стволе сосны над могилой доброго Альбаяльда. Затем он подобрал кольчугу, шлем, чалму, плюмаж и адаргу убитого. И, сделав из всего этого почетный трофей с альфангой и обломком копья посредине, он подвесил его на одну из веток сосны, а сверху прикрепил надпись:
 
Сей трофей здесь вместо лавров
После рыцаря кончины,
Альбаяльда Саррасина,
Кто храбрее был всех мавров
Из Гранады и Долины.
Александр здесь над могилой
Плакал, верно б, с большим пылом,
Полный зависти без меры,
Чем над тем, чья у Гомера
Воспевалась громко сила .
 
      Поместив трофей и надпись над ним и видя, что здесь уже больше нечего делать, добрый Муса сел на своего коня и, взявши альбаяльдова коня за узду, отправился в обратный путь в Гранаду. Дорогой он хулил коня Альбаяльда. Он говорил коню: «Иди же, проклятый конь! Пусть Магомет тысячу раз проклянет тебя, ибо ты явился причиной смерти твоего господина: если бы ты не споткнулся о копье, пущенное магистром, и не упал бы, твой господин не получил бы такой жестокой раны и бой не закончился бы для него столь плачевно. Но я не хочу обвинять тебя чрезмерно: что бы ты ни сделал, но совершившееся было уже предопределено небом; так должно было случиться, и некого здесь обвинять, как только суровый рок, противоборствовать которому невозможно».
      Так рассуждая, он не проехал и трех миль, когда заметил двух очень нарядно одетых рыцарей. Один был в желтых марлоте и плаще и с перьями того же цвета; щит наполовину синий, наполовину желтый; на синен его половине находилось солнце среди черных туч, а над солнцем – луна, его затмевавшая, и тут же надпись по-арабски:
 
«Солнца радости затменье.
Диск печали бледный всходит
И уныние наводит:
Нет надежд на просветленье».
 
      Копье этого рыцаря было все желтое, желтое и все убранство коня и стяг на копье. И очень ясно было видно, что рыцарь этот пребывает в состоянии отчаяния и, судя по надписи, лишен всякой надежды.
      Второй рыцарь был одет в марлоту наполовину красную, наполовину зеленую; на нем были плащ, чалма и плюмаж тех же цветов; копье его было зеленое с красным, красно-зеленый стяг на нем и тех же цветов все убранство коня; одна половина щита – зеленая, другая – красная, и в красной его части – искусно вырезанные золотые буквы, гласившие следующее:
 
«Ярче солнечного света
Блеск звезды моей сияет.
Он мне радость обещает,
Полный силы и привета».
 
      Под этими золотыми буквами находилась большая звезда, также золотая, с очень длинными лучами, и когда солнце освещало ее, она сверкала так, что всякий, взглянувши на нее, в ту же минуту был ослеплен.
      И было очень хорошо видно, что этот рыцарь живет счастливым и довольным, о чем свидетельствовали цвета его одежды и вооружения и девиз на его щите. Марлоты обоих рыцарей были из очень дорогого дамаса. Конь рыцаря Затемненного Солнца был андалусской породы, светло-гнедой, и казался очень хорошим. Конь рыцаря Звезды – пегий, очень могучий и тоже андалусский. Рыцари ехали и беседовали друг с другом.
      Благородный Муса вгляделся в них, стараясь их узнать, но это ему не удалось, пока они не подъехали совсем близко. Тут он узнал их. Узнайте же, что рыцарем в желтом оказался добрый Редуан, одевшийся в этот печальный цвет из-за того, что Линдараха из рода Абенсеррахов разлюбила его. Другой же рыцарь, в красном и зеленом, оказался мужественным Гасулом и оделся в такие цвета, потому что Линдараха любила его. И они ехали, чтобы решить оружием, кому из обоих достанется прекрасная дама. Муса удивился, увидя их, а они удивились, увидя Мусу, влекущего за собой на поводу коня и не сопровождаемого оруженосцем. Съехавшись вместе, они приветствовали друг друга по обычаю, и первым заговорил Муса:
      – Клянусь нашим Магометом, мне удивительно видеть вас вдвоем на этой отдаленной дороге. Ваше появление здесь – не без какой-либо тайной причины, и вы доставите мне большое удовольствие, поведав ее. Редуан ответил:
      – У нас еще больше оснований для удивления, видя вас одного и с этим конем, ведомым на поводу. Наверно, вы имели поединок с каким-нибудь христианским рыцарем, убили его и взяли его коня.
      – Я был бы счастлив, если бы это было так, – отвечал Муса, – но скажите мне, сеньор Редуан, неужели же вы не узнаете этого коня?
      Редуан вгляделся тогда в коня и отвечал:
      – Или глаза мои обманывают меня, или же конь этот – Альбаяльда. Да, конечно, это его конь! Но где же остался его господин?
      – Раз вы у меня про это спрашиваете, – ответил Муса, – я вам скажу. Узнайте же, что вчера, во время игры в кольцо, после того, как магистр Калатравы сыграл в свои три копья и выиграл у Абенамара, на площадь явился Альбаяльд и, помня, что магистр некогда убил его двоюродного брата Магому-бея, в моем присутствии вызвал его на смертный бой. И они порешили встретиться сегодня у Источника сосны. Альбаяльд должен был привести с собой своего дружку Малика Алабеса, а магистр избрал себе в дружки дон Мануэля Понсе де Леон, после чего покинул площадь и уехал. Сегодня утром, будучи во дворце, я заметил отсутствие Альбаяльда и Малика Алабеса, и, вспомнив про состоявшийся вызов, никому ни о чем не сказав, отправился на назначенное место у Источника сосны и там нашел четырех упомянутых рыцарей. Напрасно старался я помешать совершению поединка: магистр соглашался уступить моим просьбам, но Альбаяльд упорно настаивал на бое, и в конце концов они взялись за оружие. Малик и дон Мануэль тоже уже имели раньше между собой бой, который, как вы знаете, остался незаконченным, и им также хотелось его сегодня закончить. Так что обе пары вступили между собой в жестокую битву. И, наконец, по вине вот этого коня, Альбаяльд оказался тяжело раненным, ибо конь упал вместе со своим господином, споткнувшись о копье магистра. И Альбаяльд, побежденный и при смерти, сказал, что хочет стать христианином. Малик тоже оказался побежденным и раненным дон Мануэлем и только благодаря моему вмешательству избежал смерти. Я просил дон Мануэля, как о милости, пощадить его жизнь, что он и исполнил, как подобает честному рыцарю. Я перевязал Малику раны и полагаю, что он теперь лечится в селении Альболоте. Альбаяльд же, крещенный рукою магистра и нареченный дон Хуаном, немного спустя испустил дух, призывая Иисуса Христа. Перед смертью он просил меня, чтобы я его похоронил под той сосной. Я так и поступил, сделал из его оружия почетный трофей и повесил над могилой. Вот что произошло. Теперь же окажите мне милость и ответьте, куда держите путь; мне очень хотелось бы это узнать, ибо если только я смогу вам чем-нибудь помочь, то помогу очень охотно.
      – Мы обязаны, – сказал тогда храбрый Гасул, – дать вам отчет о нашем путешествии, раз вы, сеньор Муса, сообщили нам о всем случившемся. Но прежде, откликаясь на злосчастную судьбу Альбаяльда и Малика, скажу, что скорблю о них душой, ибо были они оба добрыми рыцарями, которыми гордились Молодой король и все королевство. Теперь скажу вам о нашей поездке: сеньор Редуан вызвал меня на поединок, а причина этого вызова только та, что Линдараха его не любит и выказывает мне свое расположение. Он говорит, что должен убить меня, ибо я похититель его счастья. Потому мы едем к Источнику сосны, месту очень уединенному, где никто не помешает нашему бою.
      Муса удивился такому случаю, посмотрел на Редуана и сказал ему:
      – Как же вы хотите, сеньор Редуан, силой добиться любви дамы, вас не любящей? Плохая то будет любовь. Ведь она любит другого, кто ей больше пришелся по сердцу, а вы хотите вступить в соперничество и в бой с человеком, ничем перед вами не виноватым, и рисковать при этом своей жизнью? Раз она вас не любит, ищите другую, которая вас полюбит. Вы – рыцарь, пользующийся уважением в королевстве, не уступающий никакому другому рыцарю ни в храбрости, ни в богатстве, ни в знатности рода. Вот было бы в самом деле славно, когда бы лучшие рыцари, каких только имеет наш король, ежедневно выезжали бы в Долину убивать друг друга, и король наш остался бы, наконец, не имея при дворе ни одного рыцаря, к которому он мог бы обратиться за помощью в крайности, ибо каждый день почти появляется враг у самых ворот Гранады. Вспомните, чем кончил Альбаяльд, не послушавшийся моего совета. Незачем вам ехать дальше, возвращайтесь со мной в Гранаду! Вам хорошо известно, сеньор Редуан, как я всем сердцем любил прекрасную Дараху и как она сначала тоже оказывала мне милости, какие можно было только оказывать рыцарю, но как затем она изменила свое отношение, отдала свою любовь Сулеме Абенсерраху, а на меня перестала обращать внимание. Когда я это увидел, то хотя и сильно страдал, но вскоре утешил себя, понимая, что воля женщин и их постоянство подобны флюгеру на башне; я махнул тогда на нее рукой и устремил свои желания в другую сторону. Вот было бы славно, если бы из-за того, что Дараха разлюбила меня и полюбила Сулему Абенсерраха, я убил бы ни в чем неповинного Сулему!… По-моему, господа, вы должны переменить свое намерение и перестать враждовать из-за дела, которому так легко помочь.
      На этом закончил свои увещания благородный Муса, и Редуан ответил ему:
      – Мои мучения настолько сильны и настолько велик ад, бушующий внутри меня, что они не дают мне ни мгновения покоя; по ночам в груди моей пылает Монхибело, а днем жгут меня Вулкан и Эстронгало , и они ни на минуту не перестают меня жечь. И для погашения ужасного огня, горящего внутри меня, я не нахожу другого средства, как бой насмерть, который положит всему конец.
      – Я хочу спросить вас, сеньор Редуан, – сказал Муса, – какое надеетесь вы стяжать себе облегчение от своих страданий после смерти?
      – Покой! – отвечал Редуан.
      – Но если случится, – продолжал Муса, – что в бою, который вы собираетесь начать, вы останетесь победителем и убьете своего соперника, и все же дама по-прежнему будет пренебрегать вами, – какого облегчения добьетесь вы этим?… В особенности же если она впоследствии полюбит какого-нибудь другого рыцаря… Что же? Неужели вы должны будете убить и его?
      – Не знаю, что сказать, – ответил Редуан, – теперь я желал бы приступить к назначенному поединку, а в дальнейшем время подскажет, как нужно поступать.
      – Не будем больше откладывать, – сказал храбрый Гасул, – чем дальше откладывать, тем хуже.
      И с этими словами он пришпорил коня, чтобы ехать дальше. То же сказал и Редуан. Благородный Муса увидел непоколебимость обоих рыцарей и нежелание Редуана внимать его доводам, поехал вслед за ними к Источнику сосны – посмотреть, чем кончится дело, и еще раз попытаться отклонить их от поединка.
      Они ехали настолько быстро, что скоро достигли Источника сосны. Муса привязал коня Альбаяльда к сосне и снова принялся уговаривать Редуана отказаться от боя, но тот, ни слова ему не отвечая, сказал Гасулу:
      – Ну, похититель моего счастья, теперь мы находимся там, где возродится моя надежда!
      И, проговоривши эти слова, он пустил коня вскачь по полю, вызывая Гасула на бой. Храбрый Гасул, уже сильно раздраженный поведением Редуана, пытавшегося лишить его сокровища, воспламенился гневом, словно змей, и помчался ему навстречу. В один миг они сблизились друг с другом и с большим искусством стали обмениваться ударами копий. Редуану первому удалось пробить щит соперника и проткнуть тонкую кольчугу, надетую на добром Гасуле. Гасул получил на этот раз не особенно большую рану в бок, но кровь из нее текла обильно и скоро замочила седельную луку и его полусапожки. Гасул, увидев себя раненым в самом начале боя и будучи опытным в бранном деле, стал дожидаться того времени, когда Редуан повернет своего коня боком, чтобы с поспешностью нанести ему удар в открытое место. И так оно и случилось, ибо Редуан, заметивший, что он ранил своего противника, очень обрадовался и намеревался повторить удар, для чего он кружился вокруг доброго Гасула, приближаясь к нему, как только мог. И когда Гасул увидел его на таком близком от себя расстоянии, он с такой поспешностью устремил против него своего коня, что прежде чем Редуан подумал уклониться от столкновения, оно уже произошло, и он едва успел закрыться адаргой, чтобы принять на нее удар; но мало пользы принесла ему его адарга, хотя и была она очень крепка: она оказалась пробитой острием копья доброго Гасула. Пробив адаргу, копье пробило кольчугу, и Редуан получил тяжелую рану. А могучий Гасул заставил своего коня сделать скачок и снова налетел на Редуана, будто орел, в то время как Редуан мчался на него. И оба столкнулись с такой силой, не будучи в состоянии избежать этого столкновения, что оба копья сломались, и каждый рыцарь получил по жестокой ране в грудь. Находясь так близко друг от друга, они схватились между собой, стараясь каждый выбить другого из седла. И долго боролись они и не могли опрокинуть один другого. И кони их ржали в волнении, и раскрывали рты, чтобы укусить друг друга, и, невзирая на своих седоков, лягались, стараясь вести войну и ногами. И в ту минуту, когда кони поворачивались, охватившие друг друга рыцари упали на землю. Редуан, превосходивший своего противника по силе, падая, увлек за собой доброго Гасула и оказался под ним. Кони, увидев себя свободными, с пущей яростью продолжали свое единоборство. Редуан, оказавшись в такой опасности, не утратил, однако, своей отваги, изо всех сил уперся ногами в землю и, сбросив с себя Гасула, придавил его правой ногой к земле. Гасул же с отменным мужеством очень крепко оперся о землю правой рукой, чтобы наверстать утраченное, но не смог, так как Редуан уже раньше его крепко оперся левой рукой и оказывал ему сопротивление. Так, продолжая борьбу, они поднялись на ноги, поспешно схватили свои адарги, выхватили из ножен альфанги и начали осыпать Друг друга ударами слева и справа, и скоро не осталось у них в руках адарг, рассыпавшихся на тысячу кусков, и каждый из них получил не меньше шести ран; но больше ран было у Редуана, еще дважды раненного копьем. Но все же до сих пор ни один не имел превосходства. Оставшись без адарг, они причиняли друг другу еще больший вред. Уже мало оставалось от их марлот и плюмажей. Жалко выглядело их оружие, и теперь каждый из них хорошо знал самые уязвимые места своего противника. Альфанги были дамасской стали очень крепкого закала и не наносили ни одного удара, чтобы при этом не пробить кольчуги и не ранить. И вот после двухчасового боя рыцари пришли в такое состояние, что уже нельзя было надеяться, чтобы кто-либо из них остался в живых. Редуан хотя и был сильнее, но больше пострадал в битве, потому что Гасул превосходил его в проворстве: легче и безопаснее наскакивал на него, разил, как хотел, чего не мог делать Редуан, почему и получил больше ран. Оба были тяжело ранены и истекали кровью. Муса, увидевший это, понял, что если бой продолжится еще, эти два добрых рыцаря умрут, и, движимый состраданием, соскочил с коня, бросился между сражавшимися и крикнул им:
      – Сеньоры рыцари! Окажите мне милость и не доводите вашей битвы до конца! Ибо если вы будете сражаться дальше, то вас обоих призовет к себе смерть!
      Гасул, как рыцарь сдержанный, сейчас же отступил, но Редуан не захотел этого сделать сразу, однако в конце концов вынужден был покориться, так как между ним и его противником стал Муса, королевский брат. И, разнявши их, Муса сам перевязал им раны. Затем все они сели на коней, Муса взял альбаяльдова коня за узду, и они поехали в Альболоте.
      Было часов пять пополудни, когда они приехали туда и, спросивши, где находится Алабес, нашли его тяжело раненным, лежащим в постели, но под тщательным надзором одного тамошнего искусного врача. Редуана и Гасула тоже положили в постели, снабдили всем необходимым и тщательно лечили. Алабес чрезвычайно удивился, увидя их, и огорчился, так как они были его друзьями. Но оставим их примирившимися выздоравливать от ран. А мы возвратимся к Гранаде и расскажем про некоторые происшедшие в ней события в самый день двух поединков.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
В ней рассказывается про ссору Сегри с Абенсеррахами и про то, как Гранада оказалась на краю гибели