В известных случаях он, приводя в своей повести такой исторический романс (например, «Боже, что за смелый рыцарь…», «Абенамар, влюбленный рыцарь…», «В день Хуана утром ранним…», «Из Гранады мавр поехал…» и т. д.), считал необходимым наделить его эпитетом «старый». Помимо этих источников, Перес де Ита использовал испанские исторические сочинения и хроники, упоминаемые в повести, в первую очередь «Хронику католических королей» Эрнандо дель Пульгара (1430? – 1493?), напечатанную под его именем в 1567 г., и «Хронику и всеобщую историю всех королевств Испании» (1571) Эстебана Гарибая де Самальоа (1525 – 1599).

Наконец уроженец Мулы и участник похода против морисков, Перес де Ита хорошо знал местные условия и, очевидно, собирал, где только была возможность, устные предания, сохранившиеся в памяти населения. Трудно сказать, в какой мере можно полагаться на сведения повести о некоей Эсперансе де Ита, родом из Мулы, в 1480 – 1490-х годах рабыни султанши, чьи свидетельства иногда приводит автор.

Как бы то ни было, ясно одно, что повесть Переса де Иты не должна рассматриваться как документ, имеющий историческое значение. А между тем это произведение, которое, по замечанию австрийского исследователя Фердинанда Вольфа, автора трудов по истории испанской литературы, представляет собой нечто среднее между романтической историей и историческим романом, было одно время сочтено за исторический источник и потом совершенно незаслуженно подверглось в качестве такового резкому осуждению со стороны историков. Граф Альбер де Сиркур, писавший в 40-х годах прошлого века свою историю испанских мавров, совершенно справедливо указывал, что Перес де Ита – не историк. «Его ошибка заключается в том, – отмечал Сиркур, – что он соединил под одним заглавием два различных произведения: одно – являющееся поэтической фантазией, другое – повествующее о реальных событиях. Его несчастье состояло в том, что первое произведение приняли всерьез, и последующая дискредитация его критикой была распространена на второе…» [112] Сиркур говорит, что и в повести Переса де Иты есть верные исторические факты, которые не упоминают испанские историки его времени, но которые можно узнать из арабских источников. Такова центральная часть повести – вражда Сегри и Абенсеррахов. И Сиркур готов допустить реальное существование Эсперансы де Иты, к рассказам которой могли восходить сведения, вполне соответствовавшие действительности.

Чтобы лучше разобраться в вопросе, как Перес де Ита изображает исторические события в своей повести, необходимо принять во внимание подлинную историческую обстановку, которая создалась к концу XV в. в Испании и, в частности, в последнем оплоте прежних мавританских завоевателей – в Гранадском королевстве. Перес де Ита описывает в повести последние годы и месяцы существования независимой Гранады. Нельзя не заметить, что Гранада в это время и уже задолго до этого была в значительной степени под воздействием испанской культуры. Менендес и Пелайо приводит свидетельство Абен-Халдуна, арабского автора XIV в., что мавры Андалусии уже в его время многое переняли у испанцев, познакомившись с их обычаями и нравами, – вплоть до обыкновения украшать статуями и фресками внутренность зданий и стены города. В повести Переса де Иты мавры представлены почти так, как современные им испанские рыцари, с соответствующими приемами обхождения, развлечениями, поединками и борьбой партий. В известной степени это соответствовало действительности. Но главный интерес повести сосредоточен на истерии Абенсеррахов, трагические судьбы которых запечатлены во многих воспоминаниях и легендах. На этом следует остановиться несколько подробнее, касаясь событий последних лет существования Гранады и причин ее падения в 1492 г.

После семи с половиной столетий Реконкисты, т. е. борьбы испанцев с мавританскими завоевателями за отвоевание территорий Пиренейского полуострова, к середине XV в. только Гранада оставалась последним оплотом арабов в Испании. Падение мавританского государства на Пиренейском полуострове находится в тесной связи с теми условиями, которые в предшествовавшую эпоху вызвали распад могущественного арабского халифата и ослабление образовавшихся из него самостоятельных единиц. Как известно, в конце VIII в. арабская держава распалась на несколько независимых государств, а ее политический центр передвинулся на восток – из Дамаска в Багдад, что было первым шагом к отрыву восточных арабов от западных. В X и XI вв. территории арабских владении постепенно суживаются под влиянием сопротивления византийцев и напора турок. Экономическая мощь западных арабов (в частности завоевателей Пиренейского полуострова, где образовался Кордовский халифат), основывавшаяся главным образом на торговле с восточными странами, была подорвана турками, занявшими Сирию, через которую проходил торговый путь арабов. К этому времени могущество арабов было сломлено и на юге Пиренейского полуострова. В 1236 г. король Фернандо (Фердинанд) III, впервые объединивший Кастилию и Леон, освободил Кордову, а Хаиме (Яков) I, король Арагона, освободил Валенсию и Балеарские острова. Через несколько лет тот же Фернандо III отбил у мавров Хаэн, Кармону, и, наконец, в 1248 г. в его руки отошла тогдашняя столица мавританского халифата Севилья. Бывший в то время правителем Гранады Абу Абдалла Мухаммед (исп. Магома), известный в истории гранадских эмиров как Мухаммед I, предпочел вступить в вассальные отношения с Фернандом III, и с 1252 г. Гранада осталась единственным арабским самостоятельным феодальным государством, которое время от времени пыталось освободиться от вассальной зависимости, призывая на помощь султанов Марокко или других североафриканских князей. Первая такая попытка была сделана самим Мухаммедом I при короле Кастилии и Леона Альфонсе X, но без серьезных результатов.

Сведения о хозяйственной жизни и социальном строе Гранады эпохи ее кратковременного расцвета и упадка (XIV – XV вв.) крайне скудны. Мы вынуждены ограничиться несколькими общими замечаниями. В XIV и XV в. Гранада имела оживленные торговые сношения с Левантом, с североафриканскими арабскими владениями и с итальянскими торговыми городами. Историки упоминают, например, о заключении торгового договора между Гранадой и Венецией. Оживленная торговля способствовала процветанию и росту, помимо Гранады, ряда других городов Гранадского королевства. Мавританские города по богатству не уступали крупным торговым городам Европы. Согласно сообщению арабского писателя XIV в. Ибн-Альхатиба (Бенальхатиба), Гранада представляла собой мощную крепость с множеством построек и многочисленным населением (что подтверждают и более поздние христианские историки). Это был также крупный центр арабской культуры. В нем процветали науки и искусства. Его постройки являются шедеврами мавританской архитектуры (таков, например, знаменитый дворец в Альгамбре). По сообщению Бенальхатиба, в окрестностях города были роскошные сады и виллы, принадлежавшие халифу и богачам. Сельское хозяйство и ремесла Гранады находились на более высоком уровне, чем в Кастилии и Арагоне. Недостаток земли побуждал население к тщательной обработке полей, к устройству искусственного орошения посредством сложной системы каналов. Главным продуктом сельского хозяйства являлась пшеница, урожаи которой при хорошей обработке почвы были очень велики. Разбивали плантации фруктовых садов, виноградников, тутовых деревьев. Производили также сахар, который вывозили во многие страны. Значительную роль играло скотоводство. В изделии шелковых тканей с Гранадой соперничал лишь Багдад. Особенно славились гранадские разноцветные плащи из грубого шелка, парча, вышитые золотом и серебром ковры и бархат. На большой высоте стояло ювелирное дело: гранадские ожерелья, браслеты, запястья, серьги ценились за их художественные достоинства. Развитию этой отрасли ремесел способствовала эксплуатация богатых рудников, где добывались золото, платина, серебро, железо и ляпис-лазурь.

В течение XIV в. происходили постоянные столкновения испанских королей с эмирами Гранады из-за обладания то тем, то иным стратегически важным пунктом. Гранадские владетели обращались за помощью к султанам и князьям Северной Африки, которые принимали участие в похода«против испанцев. Так было при Мухаммеде IV (1325 – 1333), при его преемнике Юсуфе I (1333 – 1354) и др. Во времена Юсуфа I Гранада была прекрасным городом с полумиллионным населением, в котором при дворе находились выдающиеся ученые, поэты, художники и архитекторы. Мухаммед V (1362 – 1391) уже решился вмешиваться во внутренние дела Кастилии. Так, он принял сторону Энрике II в его борьбе против Педро Жестокого. Считается, что этот период истории Гранады является высшей точкой ее экономического и культурного развития.

Но в начале XV в. наступает период постепенного упадка государства. Заманчивая картина внутреннего состояния Гранадского королевства, которую нарисовал Бенальхатиб в своем описании, не лишена и мрачных красок. Он говорит, что в городах часто ощущался недостаток продовольствия, прекращалась торговля, население страдало от дороговизны и тяжелых налогов, что богачи были жадны и жестоки, что здания разваливались из-за долгого отсутствия ремонта.

Ослаблению мавританского государства на Пиренейском полуострове способствовали постоянные войны с испанцами, в результате которых теперь ему в свою очередь нередко приходилось выплачивать противникам тяжелую дань. Так, по договору 1470 г. Гранада обязалась платить Кастилии ежегодно по 20 тыс. золотых дублонов.

Важнейшей причиной упадка Гранадского государства было обострение в нем внутренних противоречий. По своему социальному строю Гранада оставалась феодальной страной. Правящий класс составляли феодалы-помещики, большинство же населения занималось земледелием на правах арендаторов, обязанных определенную часть своей продукции отдавать феодальным владельцам. Принимая во внимание долю народного дохода, которая в католических странах уходила на содержание духовенства, можно допустить, что положение крестьян в арабских землях было несколько лучше, чем, например, в Арагоне. В городах Гранадского эмирата вместе с ростом богатства аристократии и купечества обострялись противоречия, и в кровавых усобицах городская беднота использовалась знатью в своих целях, что придавало еще более ожесточенный характер распрям аристократических группировок.

Наконец к факторам, способствовавшим падению Гранады, необходимо отнести национальные распри среди народностей, составлявших ее население. Согласно исследованиям, цифра населения Гранадского королевства в XV в., по-видимому, колебалась между 4 – 5 мл. Преобладающее большинство тех, кого испанцы называли маврами, составляли берберы – представители одного из африканских племен, покоренных арабами. Потомки завоевателей и представители династии, арабы растворились в массе берберов, а также испанцев – остатков коренного населения, обращенных в мусульманство, или бежавших от притеснений арагонских и кастильских правителей, или нагнанных из завоеванных испанцами мусульманских земель. Значительная часть населения Гранады состояла из военнопленных – христиан-рабов. В этом национальном конгломерате арабы представляли как бы особую, высшую касту. Это была земледельческая феодальная знать. Ей принадлежали главные государственные посты. Но составлявшие войско многочисленные и враждебные верхушке власти берберы постоянно подрывали ее силу своими интригами, партийной борьбой, заговорами и восстаниями. В династической борьбе принимали деятельное участие арагонские и кастильские короли, поддерживая ту или иную группу. Все это в совокупности с указанными пороками социальной организации и с внешним политическим положением Гранады быстро привело страну к окончательному поражению.

Появление более подробных сведений по политической истории Гранады связано с периодом ее вступления в последний этап самостоятельного существования, когда на престоле оказывается Абу-л-Хассан (Абуль-Гасен испанских источников; в повести – Мулаасен, Старый король, редко – Альбоасен, девятнадцатый король Гранады). Принц Абу-л-Хассан отнял трон у своего отца Абу-Нассра (в повести – Исмаил, восемнадцатый король Гранады), который непосильными налогами и своей расточительностью возбудил в стране недовольство, вылившееся в ряд восстаний. В целях самозащиты Абу-Насср возложил всю ответственность за свою неудачную внутреннюю политику на губернатора Мофарраха и на своих приближенных Абен-ас-Серрахов (Абенсеррахи испанских источников), изобразив их своевольниками, с которыми он не смог справиться. Абенсеррахи, по некоторым данным, известны в Гранаде XV в. как могущественная охрана (вроде преторианцев римских цезарей) законных эмиров Гранады, а иногда и узурпаторов. В надежде удержать свою власть Абу-Насср пожертвовал одним из своих губернаторов и главою Абенсеррахов, приказав их казнить, но народные волнения против него не улеглись, и, воспользовавшись этим, Абу-л-Хассан (Мулаасен) отнял у отца трон. Его брат Мухаммед Эс-Сагал (т. е. храбрый) сначала хотел было оспаривать этот трон, но вскоре примирился с братом и получил в удел Малагу (в повести упоминается брат Мулаасена – Аудильи, третий из одновременно правивших в Гранаде королей накануне ее падения в 1492 г., видимо, соответствующий историческому Эс-Сагалу). Абу-л-Хассан первое время чувствовал себя довольно твердо, но затем положение его осложнилось вследствие борьбы аристократических группировок, разгоревшейся вокруг трона. Поводом к этой борьбе послужили внутренние неурядицы, начавшиеся у него во дворце.

От своей старшей жены Аиши (по-испански Айха) Абу-л-Хассан имел двух детей: Абу-Абдаллаха (в повести – Боабдил или Аудильи (Абу-Абдала), так называемый Молодой король; по-испански el rey Chico – «король-малец») и Юсуфа, из которых первый считался наследником (в повести – инфантом). Однако Абу-л-Хассан приблизил к себе и сделал своей любимой женой одну христианку, рабыню Анши, – Изабеллу, которая была вынуждена принять ислам и стала известна под именем Зорайи. Это обстоятельство и послужило причиной вражды к эмиру со стороны Аиши и ее сыновей и дало толчок к образованию двух враждующих партии при дворе, из коих одна во главе с Сегри поддерживала сторону Аиши и ее старшего сына (Боабдила), а другая, возглавленная Абенсеррахами, защищала эмира – Старого короля и Зорайю. Ожесточенная вражда нередко выливалась в вооруженные столкновения и поединки. К концу царствования Абу-л-Хассана она достигла крайних пределов, и достаточно было удобного случая, чтобы партия Сегри открыто выступила против эмира.

Между тем в самой Испании произошли события, в сильной степени способствовавшие укреплению ее могущества. В 1469 – 1479 гг. завершилось объединение важнейших государств феодальной Испании – Кастилии и Арагона, оформленное браком принца Фернандо, затем короля Арагонского, с Исабель (Изабеллой) Кастильской. Потребность ограничения сепаратизма и своеволия феодалов привела Изабеллу к созданию в Кастилии специальной полиции под именем Святого братства (Santa Herman-ciad), составившей опору королевской власти. В 1478 г. в Испании учреждается инквизиция, вскоре сделавшаяся страшным орудием не только духовной, но и светской политики, передавшая в руки королевской власти огромные богатства, конфискованные у представителей имущих классов, обвиненных по тем или иным причинам, в том числе у евреев и мавров.

Стремясь к увеличению королевских доходов, Фернандо еще в 1478 г. обратился к Абу-л-Хассану с требованием внести испанской короне причитающиеся с Гранады платежи, которые много лет уже фактически не выплачивались. Гордый своим могуществом Абу-л-Хассан заявил испанскому королю, что его монеты чеканятся теперь не из золота, а из острия копий, и отказался от выполнения обязательств. У короля Фернандо в то время еще не было возможностей начать военные действия, и он заключил с Абу-л-Хассаном мир на три года, но сам стал готовиться к наступлению. По истечении срока мира, в конце 1481 г., Фернандо начал военные действия с захвата расположенного недалеко от Гранады.местечка Альгамы. Абу-л-Хассан двинул на защиту свои главные силы и сам отправился во главе войска. Его отсутствием воспользовалась враждебная ему партия. Аиша подготовила бегство из Альгамбры сыновей. Старший из них, Абу-Абдаллах (Боабдил), направился в Кадикс, где его провозгласили эмиром, а затем в качестве такового вернулся в Гранаду и был благосклонно принят населением. Абу-л-Хассан нашел себе оплот в Малаге, откуда пытался вернуться в Гранаду, но после нескольких неудачных для него боев принужден был отступить назад. Из Малаги Абу-л-Хассан вел военные действия с испанцами.

В свою очередь Боабдил тоже пытался оказывать сопротивление испанцам. Но Фернандо прекрасно понял, какие возможности ему сулят распри между правителями Гранады. Весной 1485 г. Боабдил во время похода в область Кордовы был неожиданно атакован испанскими войсками и взят в плен. Считая Абу-л-Хассана более опасным, Фернандо после переговоров с Аишей и Боабдилом заключил с последними договор на следующих условиях: Боабдил признает себя вассалом испанских королей. обязывается выплатить единовременную контрибуцию, освободить христианских пленников и предоставить испанским войскам свободный проход через свои владения для ведения дальнейшей войны против Абу-л-Хассана. На этих условиях заключалось полное перемирие на два года.

Однако ожидания Фернандо оказались обманутыми. Гранада после заключения этого договора отказалась признать Боабдила эмиром, и он вынужден был искать приют и поддержку в незначительных городах на востоке территории около Лорки, где расположены Велес Алый, Велес Белый и Вера. Между тем Абу-л-Хассан в союзе со своим братом Мухаммедом Эс-Сагалом вел военные действия против испанцев, причем Эс-Сагал захватил в одном из походов Альмерию, где в это время властвовал второй сын Абу-л-Хассана, Юсуф. По приказу Абу-л-Хассана Эс-Сагал казнил захваченного в плен Юсуфа.

Устрашенный судьбою брата, Боабдил обратился к королю Фернандо с просьбой о подтверждении заключенного ранее мирного договора, и Фернандо согласился на это. Эс-Сагал же продолжал решительные действа;; против испанских сил и после смерти Абу-л-Хасана в 1485 г. принял верховную власть.

Боабдила не покидает мысль обосноваться в Гранаде, и поскольку горожане были заинтересованы и скорейшем прекращении военных действии, по часть населения Гранады признала его своим эмиром. Но многие феодалы остались верными Эс-Сагалу. В 1486 г. между обоими претендентами на власть в Гранаде был заключен мир на условиях, по которым Боабдил получил определенный лен и вместе с Эс-Сагалом должен был продолжать войну с испанцами. Узнав о нарушении договора со стороны Боабдила, король Фернандо вторгся в новые владения Боабдила. завладел им и вторично взял в плен самого Боабдила. Пытаясь себя спасти, Боабдил согласился порвать с Эс-Сагалом и начать против него военные действия в союзе с испанцами. В 1487 г. Фернандо выступил против Малаги. Ее губернатор Эл-Сегри просил помощи у Эс-Сагала, который двинулся с войсками на выручку. Боабдил же занял Гранаду и в качестве эмира открыл враждебные действия против шедших на помощь Малаге войск Эс-Сагала. Эс-Сагал был вынужден уйти в Кадикс, и судьба Малаги была предрешена. 18 августа 1487 г. город сдался испанцам, которые изгнали из него часть жителей.

Еще два года Эс-Сагал продолжал сопротивляться, но в середине 1489 г. он вынужден был сложить оружие. В результате Эс-Сагал получил небольшой лен как вассал испанских королей. В это время независимой оставалась одна Гранада, и вопрос о ее падении был только вопросом времени. Боабдил сделал еще одну попытку сопротивления и начал военные действия около самой Гранады, в районе ее долины – Беги. В ответ на это испанцы стали регулярно осаждать город. Гранадские горожане вступили в тайные переговоры с испанским королем. Есть предположения, что сам Боабдил вел подобную же политику, но, опасаясь военной партии, долго не решался открыто заявить о своих действиях. В конце ноября 1491 г. официальные переговоры об условиях сдачи Гранады были закончены. Эти условия предусматривали двухмесячный срок сдачи и предоставление Боабдилу лена в пожизненное владение. 2 января 1492 г. на сторожевой башне Альгамбры были подняты испанский флаг и крест вместо полумесяца [113].

Таковы исторические факты, которые составили канву повести Переса де Иты. Писатель сосредоточил свое внимание на последних месяцах самостоятельного существования Гранады и сумел дать живое изображение мавританских нравов и быта. Все критики отмечают ценность его повести именно в этом отношении. Джемс Келли считает, что с исторической точки зрения произведение Переса де Иты не представляет интереса, «действительная ценность его заключается в нарисованной им картине из жизни Гранады в последние недели до сдачи… Его живое изображение развалин великой культуры производит больше впечатления, чем множество точных летописей». Свою характеристику творчества Переса де Иты критик заканчивает словами: «Все же он всегда интересен, и очарование его стиля неизменно» [114].

Сехадор и Фраука в своей «Истории испанской литературы» также подчеркивает изящество и художественный колорит произведения Переса де Иты, свойственные вообще мавританским романсам.

Известный испанский ученый Менендес и Пелайо, характеризуя источники этого произведения, много места отводит изложенной автором истории Абенсеррахов, доказывая, что в основе его рассказа лежат различные устные предания. В этих преданиях смешаны отдельные факты, но в целом изображение исторически верно. По мнению Менендеса и Пелайо, оригинальность книги Переса де Иты в том, что она является новеллистической хроникой завоевания Гранады, причем эта оригинальность достигается путем освещения событий не с точки зрения испанца, а с позиций мусульман. Правда, мавры Переса де Иты в значительной степени условны и даже романтизированы, но эта новизна была привлекательной и отвечала той идеализации мавров испанцами, которая появилась, когда прежние враги почти исчезли с испанской территории. Именно таких мавров мы встретим потом и в произведениях западной литературы вплоть до XIX в.

Указывая на целый ряд достоинств повести, Менендес и Пелайо справедливо заключает, что повесть Переса де Иты – одно из самых привлекательных произведении новеллистической литературы Испании XVI в.

Следует еще остановиться на значении Пepeca де Иты как одного из первых авторов, способствовавших развитию жанра мавританских романсов. Первоначально романсы в Испании представляли собой вид народной поэзии лиро-эпического характера, в которых отражались события первых столетий испанской истории. Эти так называемые старые романсы по своей внешней форме первоначально выделялись как поэтические произведения, сложенные особым шестнадцатисложным стихом с ассонансами. Позднее жанр романсов начинает проникать в литературу, и с XV в. многие поэты пытаются подражать стилю старых романсов, а затем постепенно вводят новые темы, в первую очередь лирические, используя старую стихотворную форму, которая при этом несколько видоизменяется: гипотетический первоначальный длинный стих распадается на два самостоятельных полустишия, и, таким образом, основным метром романса становится восьмисложный стих. За произведениями, написанными этим стихом, закрепляется название романса независимо от содержания.

Историки испанской литературы по-разному классифицировали романсы. Но если обратиться к классическому– труду о героической народной.испанской поэзии Мануэля Мила и Фонтанальса [115], то можно насчитать не менее восьми видов этого жанра испанской литературы. Здесь необходимо отметить, что начиная с XVI в. пробуждение национального самосознания испанцев, в связи с объединением Кастилии и Арагона, открытием и завоеванием Америки, обострило интерес к национальной народной поэзии. Старые романсы, посвященные героическим временам Реконкисты, вначале печатались на отдельных листах, а с середины века они уже входят в сборники, в так называемые песенники (кансьонерос). Если еще в середине XV в. маркиз де Сантильяна, один из последних представителей средневековой традиции в испанской литературе, относился к романсам с пренебрежением, считая, что они служат развлечению «людей низкого и рабского положения», то сто лет спустя поэзия романсов, по справедливому замечанию Ф. Вольфа, «столь укрепилась во вкусах литературно образованной публики и столь вошла в моду, что… даже цеховые ученые начали облекать в форму романсов свои педантские развлечения…» К началу XVII в. этот процесс завершился выходом в свет в 1600 г. сборника «Романсеро Хенераль», содержавшего все старые и новые романсы.

Пересу де Ите, как уже говорилось, принадлежит определенная роль в развитии жанра так называемых мавританских романсов, чему особенно способствовали его повесть и мемуары. Мы знаем, что Перес де Ига использовал те народные романсы, которые слагались еще г› XV в. на темы событий из пограничной жизни и стычек испанцев с маврами («романсес фронтерисос»). К этим романсам он добавил несколько своих собственных поэтических творений, восточный колорит которых делал их заманчивым, новым видом поэзии. Этот-то восточный колорит давал повод ученым и литераторам эпохи романтизма предполагать непосредственное влияние арабской поэзии на испанскую. Еще Агустин Дуран, издатель «Романсеро» в серии «Библиотека испанских писателей», предпринятой Мануэлем Риваденейрой в первой половине XIX в… писал в предисловии, что «войны, сражения, праздники, выражение чувств, идеи и имена в мавританских романсах являются верным отображением тех воспоминаний, которые мавры оставили нам. когда удалились в берберийские пустыни, и которые, слившись в одно целое с элементами нашей древней цивилизации и прогрессом новой, образовали поэтическую народную систему, господствовавшую в Испании с конца XVI в. до последней трети XVII». Влияние мавров Дуран усматривал в том, что они передали испанцам свою любовь к поверьям, свою пылкую фантазию, свое лирическое вдохновение, свою утонченность и многое другое, «что способствовало преобразованию нашего варварства и образованию у мусульман и христиан почти тождественных обычаев, нравов и литературы». Позднейшая критика во многом оспорила представления об арабском влиянии на европейскую литературу.

Использование Пересом де Итон в своих стихах и романе мавританского местного колорита говорит о его поэтическом такте и вкусе. И в этом отношении его повесть сыграла значительную роль. Она способствовала распространению уважительных и сочувственных суждений о бывших врагах испанцев – маврах. Это тем более важно, гак как Перес де Ита писал в эпоху жестокой католической реакции в Испании времени Филиппа II. Сочувствие к маврам сочеталось у Переса де Иты с противопоставлением христианской религии мусульманской, с традиционно патриотическим чувством, побудившим автора только с положительной стороны трактовать переход обиженных Абенсеррахов на службу к кастильскому королю, а местами преувеличивать особые достоинства и доблесть испанских рыцарей.

«Повесть о раздорах Сегри и Абенсеррахов, мавританских рыцарей из Гранады» была одним из наиболее известных произведений испанской литературы рубежа XVI – XVII столетий. Огромный успех у читателей сменился в XVIII в. осуждением со стороны ученых-педантов, искавших в ней фактографической точности. Начиная с XIX в. она вновь была оценена по достоинству. Книга Переса де Иты переносит нас в малоизвестную эпоху, своеобразие и аромат которой хороню переданы автором. Надо лишь помнить, что перед нами поэтическое произведение, и не повторять ошибки прошлого, не требовать от повести достоверности исторического источника.