Радость полета распирала его и, не сумев сдержаться, он бросил аэроплан из «горки» в «штопор», а затем в «мертвую петлю». Небо и земля поменялись местами. Над головой мелькнуло белое на грязной едва-едва оттаявшей земле здание поста управления полетами, темно-зеленые квадраты палаток. Тренированный глаз уловил там движение. Разглядеть того, кто выбежал на летное поле он не успел, хотя гадать нужды не было. После его воздушного хулиганства это мог быть только товарищ Бехтерев, орденоносец, комполка… Или комиссар товарищ Зямшиц. Хотя нет. Комполка сейчас наверняка на «Троцком».

Педаль, штурвал. Машина завалилась на крыло и пошла на разворот. Вот он!

Мишень – полотняный конус – тащил за собой древний по авиационным меркам аэроплан. Такой древний, что впору было списать его еще лет десять назад, но ни у кого рука не поднималась. Шутка ли дать распоряжение на списание аэроплана, числящимся под названием «Орел Энгельса»?

Да у кого из красвоенлетов на такое рука поднимется?

Энгельс, конечно, был не тот. Не настоящий, хотя как сказать…

Это «Товарища Троцкого» можно было бы в одночасье переименовать. Полтора пуда краски и все. Сегодня на боку одно название, а завтра – другое. Все-таки главвоенмор к дирижаблям отношения не имел. Ну, может быть, только вдохновлял немного красвоенлетов своим именем, а с самолетом все обстояло совсем по-другому. Самолет сделал самый настоящий Энгельс. Нет, конечно, не тот, что с Марксом, но все равно настоящий. Евгений Робертович, штабс-капитан русской армии. Что характерно не белогвардеец, так как погиб в 16-м году и не успел им стать. Он собрал машину в мастерских Севастопольской летной школы и хорошо собрал, на совесть, раз дожил аэроплан до нашего времени. Его чинили, латали. Раз в полгода перебирали 80-ти сильный «Гном» и аккуратно подновляли надпись на борту «Орел Энгельса» Проверяющие, кто добирался до него не разбирались, что к чему и только похваливали за политически правильное название.

Пока он думал, белый конус мишени оказался заключен в сжимающиеся круги прицела. Зачерненные проволочные кольца казались ребрами тоннеля, уходящего к конусу.

Гашетку на себя…

К грохоту мотора добавился треск пулемета. Аэроплан задрожал, от далекого конуса полетели клочья, он дернулся, теряя воздух и проваливаясь вниз. Попал!

Пару секунд Федосей раздумывал, не уйти ли снова на радостях в «мертвую петлю», но не рискнул. Комполка обязательно припомнит воздушное лихачество и на политзанятиях вставит фитилище, толщиной с руку, как он это умеет, с присовокуплением тяжкого положения мирового пролетариата, Интернационала, угнетенных народностей. Придется стоять и чувствовать себя предателем Мировой Революции… Нет, не надо…

Вместо «мертвой петли» он плавно, как и было положено, развернулся к востоку, где за плотным строем надвигающихся на аэродром облаков должна была находиться цеппелин-платформа.

Отсюда «Товарищ Троцкий» выглядел серебряным огурцом, для чего-то подвешенным в небе, но это только казалось… С каждой секундой он разрастался, закрывая собой и голубизну неба и белый пух облаков. Впереди, сейчас он это не видел, но это было так, округлый нос воздушного гиганта украшала красная звезда с серпом и молотом, а с этого курса видны были только алые буквы «…роцкий». Развернись громадина боком, то отсюда, с расстояния в три версты не особенно напрягая глаза можно было бы прочитать фамилию недавнего председателя Реввоенсовета, Главвоенмора товарища Троцкого. Рабочие-путиловцы настояли на таком названии, не смотря на политические осложнения для заводского парткома, коими это могло обернуться.

Хотя, товарищ Сталин, похоже, на такие мелочи внимание предпочитал не обращать, тем более, что аппарат считался секретным и мало кто знал, не только его название, но и просто о его существовании.

Ниже огромного, разделенного на внутренние секции тела дирижабля на тонких, невидимых издалека тросах висела посадочная платформа.

После стрельб, когда он угодил в мишень, оставалось сделать самое простое – сесть на неё. Точность при этом требовалась не меньшая. На сумасшедшей скорости верст в двести в час ему нужно будет проделать библейский фокус с верблюдом – проскочить в игольное ушко…

Посадочный створ, конечно поболее игольного ушка будет, но ведь это дирижабль, а не верблюд. Он на месте не стоит.

Дирижабль медленно развернулся, становясь по ветру, потихоньку превращаясь в сверкающую живым серебром сферу.

Холодный ветер скользнул по щекам. Расстояние в две версты. Самое время посадочной команде начать давать указания. Повод для волнения был, но, честно говоря, не такой уж и большой. Федосей сажал самолет не в первый раз, и до сих пор как-то все у него получалось. Хотелось бы надеяться, что и впредь…

Дымная струя ударила вправо от дирижабля и тут же вниз пошла зеленая ракета.

Д-а-а-а-а. Рация тут и впрямь оказалась бы кстати…

Федосей довернул штурвал, доводя курс до верного и снижая скорость. Три секунды, пять, десять… Желтая ракета. Значит все верно!

Посадочная платформа, только что почти не различимая, обрела цвет и протяженность. Она подплывала снизу, словно гладь реки, на которую нужно было сесть.

Над головой потемнело. Мир вокруг стал широкой щелью между платформой и оболочкой дирижабля. Хлесткий удар колес о палубу. Аэроплан тряхнуло. Машина попыталась подскочить в воздух, но зацеп уже захватил посадочную балку, и самолету не осталось ничего другого как остановиться. Из патрубков с треском рванул сизый дымок, мотор взвыл в последний раз и замолк. Прозрачный круг перед машиной исчез, превратившись в лопасти тянущего винта.

Федосей выпрыгнул на крыло, съехал на палубу, и в два шага дойдя до появившегося сбоку человека, вскинул ладонь к виску:

– Красвоенлет Малюков полет закончил! По вашему распоряжению отрабатывал атаку на движущуюся цель. Условная цель поражена с первого захода! Происшествий нет!

Позади Товарища Бехтерева обнаружился еще один человек в военном реглане, только вместо летного шлема или пилотки его голову украшала фуражка с непривычным тут черным околышем. Из-за этой фуражки Федосей сразу окрестил его «простым железнодорожником». Хотя наверняка никаким железнодорожником гость не был – ни простым, ни сложным. Не полагалось ни тем, ни другим бывать на «Товарище Троцком» даже в порядке шефской помощи.

Малюков не успел рассмотреть гостя попристальнее, как товарищ комполка выдал со злым придыханием:

– Распоряжение? А вертеться в воздухе как вошь на гребешке тоже было мое распоряжение?

Он поглубже вздохнул и начал:

– Нам трудовой народ бензин по капле из себя выжимает…

Чем чекист Малюков тут на самом деле занимается, знал только начальник Особого отдела. Для всех остальных, в том числе и для товарища комполка Федосей оставался обычным летчиком, присланным осваивать новую технику.

Федосей уже смирился, что получит «по-полной», но тут все и кончилось. Добавить грозный командир ничего не успел. Довольно бесцеремонно «железнодорожник» дернул его за рукав.

– Ну, не начинай, Семен, не начинай… Дай-ка я с ним сам поговорю… Если будет за что, я ему и за тебя и за себя вставлю так, что из ушей потечет…

Комполка резко дернулся и «железнодорожник» более жестко добавил:

– И за Мировую Революцию тоже…

Федосей удивился, но про себя.

Занятно. Выходит, гость знает про засекреченного комполка больше, чем положено обычному человеку. Учитывая, чем занимался комполка и степень секретности вокруг эскадры боевых дирижаблей выходило очень интересно…

Характерно и другое. Товарищ Бехтерев возражать не стал, только погрозил проштрафившемуся летчику пальцем, мол будет у них еще время, и ушел в сторону. «Железнодорожник» проводил его взглядом, дождался, пока голова комполка исчезла в обрезе люка, повернулся к летчику.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.