…. Исин вышел из темноты с подносом в руках. На подносе в окружении зелени торчала курица — единственное, что нашлось в этот час в корчме. Он поставил ее перед княжной, а сам сел рядом, словно одновременно и охранял ее и служил ей. Княжна искоса посмотрела на него и кивнула. Исин руками разорвал курицу так, что сок брызнул Гавриле на руки. Тот зашипел, но ругнуться не посмел, только посмотрел на княжну и лизнул обожженное место.
      Они сидели в бедной корчме, и были там может быть последними, а может быть и единственными посетителями. Хозяин заведения, заложив дверь засовом, ушел к себе, а они остались в зале около догорающего очага. Пустили их без особой охоты, только потому, что хозяин знал Гаврилу, а иначе и Изборово серебро не помогло бы.
      Он отодвинул кувшин. Пришло время поговорить.
      — Княжна, ты просила помощи. Расскажи чего тебе нужно.
      Княжна ответила не сразу. Она подождала когда Исин поглубже вгрызся в курицу и сказала.
      — Я ехала к жениху. К князю Брячиславу в Пинск……
      Исин издал горлом странный звук. От натуги его глаза начали вылезать наружу. Он что-то силился сказать, но курица плотно запечатала его горло. Княжна с размаху ударила его кулачком по спине и сунула ему под нос кувшин с медовухой.
      — Слава Богу, что со мной оказался мой сотник.
      Глаза Исина выкатились еще дальше, за пределы отведенными для них натурой. Из кувшина веером выхлестнула струя медовухи. Гаврила поморщился и отсел подальше. Он сидел спиной к очагу и лицо его было скрыто тьмой.
      — Ишь добрый какой. Одним кувшином всех угостил.
      Княжна сняла со своей руки перстень и одела на палец дергающемуся хазарину.
      — Если б не сотник… — мечтательно сказала она.
      Кроме Исина эти слова никого, похоже, не удивили. Ну разве что и сам Избор немного удивился. Так. Чуть-чуть. Самую малость.
      После того как Отец нынешнего князя, Неистовый Святослав, разгромил Хазарское царство хазары рассеялись по свету и служили кому попало. Русские князья охотно брали их к себе на службу, но такого Избор и предположить не мог.
      В свите княжны вся охрана была из хазар. Да что там охрана. В караване все было хазарским от оружия у мужчин, до украшений у женщин. Еда — и та была хазарская, без свинины.
      Княжна спокойно смотрела на него, моргала красивыми глазками. Конечно, она лгала, но Избор не подал виду.
      — Не на того налетела, красавица — подумал он — Разберусь я с тобой…
      Он поднялся. Тень из-за спины выросла и уперлась в низкий потолок.
      — Ладно. Гаврила, проверь комнату княжны. Сам ложись у порога. Ставни на окнах не открывать.
      Гаврила нехотя встал. Он еще не признавал старшинства Избора, но не мог не согласиться со здравым смыслом в его словах. Сейчас ни один из них не был в безопасности.
      Княжна встала, собираясь идти, но Избор жестом остановил ее.
      — Подожди, княжна. Дай мне свои румяна.
      Она удивленно моргнула, наморщила лоб. Ей показалось, что она ослышалась.
      — Зачем?
      Избор нахмурил брови и поднялся. Княжна почувствовала что сейчас она снова близка к тому что бы потерять его. Она прикрыла рот ладошкой, чтоб ни одно лишнее слово не выскочило из него.
      — Княжна, давай условимся наперед. Если тебе действительно нужна моя помощь, то никогда не спрашивай у меня, зачем мне нужно то или это. Просто делай то, что сказано. Теперь я тебе говорю: «Дай мне твои румяна или духи»
      Она благоразумно не стала спорить. Откуда-то из пояса достала прозрачную склянку и вложила в протянутую руку.
      — Жалую тебя духами.
      Избор склонил голову. Когда он поднял ее, княжна уже всходила по лестнице. На середине она остановилась и приказала.
      — Сотник, посвети.
      Хазарин был умницей. Первым делом он посмотрел на Избора. Тот едва заметно кивнул. Она не хотела оставлять его с ним, значит, она действительно лгала ему, но сейчас это ничего не значило. Разобраться в этом он всегда успеет. Ступени скрипели все тише и тише. Круг света, поднимавшийся вместе с княжной вверх делался все слабее и слабее. Они остались вдвоем с Гаврилой.
      — Я в комнате спать не могу — мрачно сказал тот — Я в духоте сам не свой делаюсь. Предупреждаю.
      — Так ведь спать и не придется. — успокоил его Избор — Сядешь в дверях, на сквознячке, и кто в окно полезет, будешь назад вышвыривать. У тебя это здорово получается. Научил бы.
      Он ударил себя по кулаку. Звонкий звук проскочил по комнате негромкий и не страшный. Это тоже было странностью Гаврилы, но странностью неизвестной.
      Гаврила замотал головой.
      — Где таким вещам учат?
      — Таким — нигде. Это благодать нового Бога, идущего на Русь. Она или есть, или ее нет. Научиться этому нельзя. Каждый, кто принимает его, получает от него что-нибудь. Я получил это.
      В его голосе была смесь сожаления и самодовольства.
      — Что за новый Бог? — без любопытства спросил Избор. Гаврила выпрямился, глаза его сверкнули. Это был не отблеск пламени, а внутренний огонь.
      — Христос пришел в мир. Пришло время Руси узнать свет его веры!
      Избор покивал, соглашаясь не столько с Гаврилой, сколько со своими мыслями. Проповедников разных вер Избор в своей жизни повстречал множество. Похоже, что Гаврила стал одним из них.
      — А сюда ты каким боком влез? Княжна в Пинск, а ты куда? Проповедовать?
      — А ты? — не пожелал ответить Гаврила.
      Избор сел напротив него, достал меч, посмотрел на лезвие. Ему хотелось, что бы этот разговор получился как бы между делом. Сталь блеснула. Гаврила отвел глаза.
      — Я тебе жизнь должен. Отслужу и в сторону. А ты?
      — Я?
      Гаврила пожал плечами. Избор видел, что ему либо нечего сказать, либо то, что есть тот не хочет выложить ему.
      — Смотрю — баба. Жалко ее. Пропадет одна…
      Избор пожал плечами. Ухватил кусок не доеденной княжной курицы, оторвал белого мяса, начал жевать.
      — Не одна. Сотник с ней. Не защитит что ли?
      — Сотник… — процедил Гаврила. Он тоже оторвал кусок мяса — Знаем мы этих хазар…
      — Врешь — спокойно сказал Избор — Зачем?
      — Не вру. Ты про совесть что-нибудь слышал?
      Избор поднял брови, подумал и кивнул.
      — Наблюдал.
      Гаврила тяжело вздохнул.
      — И за мной понаблюдай…
      Избор поднялся.
      — Не беспокойся. Пронаблюдаю. Самым внимательным образом.
      Он прислушался. Сверху все более явственно доносились приглушенные человеческие голоса. Избор поднялся и знаком позвал за собой Масленникова. Время, которое он отмерил княжне что бы она поговорила с хазарином, истекло.
      Дверь в комнату открылась с певучим скрипом. Избор попробовал ее и так и этак, но скрип не пропал. Он одобрительно качнул головой. Нынешняя ночь весело началась, и продолжение ее обещало быть не менее веселым. За дверью друг против друга сидели княжна и Исин. Княжна, похоже воспитывала сотника. Она стучала кулачком по столу, а он таращил глаза с таким видом, словно боялся этого. На Избора он взглянул с облегчением.
      — Княжна. Спать сегодня придется по походному. Охранять тебя будет Гаврила.
      Он знал, что это ей не понравится, и не ошибся.
      — Сотник…
      — Исин нужен для другого дела. — отрезал он — Мы будем рядом, в соседней комнате.
      Говоря это Избор обошел комнату, проверяя рукой бревенчатые стены. Княжна не решилась что-либо сказать. Избор отворил ставни, выглянул во двор. Земля была совсем близко. Он посмотрел в небо. Край крыши нависал над окном. Лунный свет обливал серые от времени доски. В небе мелькнула птичья тень. Избор присмотрелся. Большая черная птица кругами ходила над домом. Черный лебедь. Оперенье его взблескивало в лунном свете острыми блестками полированного металла. Точно так же, как и над корчмой, где все они встретились, а скорее всего тот же самый. Ощущение опасности вошло в него и осталось.
      — Ну что ж, дом они нашли… Помогу им найти комнату…
      Он вывалил на подоконник кусок мяса, остро пахнущий чесноком, из приготовленного кувшина плеснул браги на ставень и оставил него полу прикрытым. Теперь из открытого окна тянуло мясом, чесноком и брагой — запахом доброй гулянки, завершившейся крепким сном ничего не опасающегося человека.
      Перейдя в соседнюю комнату он, как только что в комнате княжны, подошел к окну. Из данной ей склянки брызнул на подоконник и по комнате растекся запах благовоний. Исин, смотревший неодобрительно, ничего не сказал — пещернику виднее.
      — В отхожем месте ее запереть бы — вдруг зло сказал хазарин — Ни в жизнь там ее никто не найдет.
      Избор прищурил глаза то ли смеясь, то ли примериваясь куда ударить.
      — Вон ты каков, сотник — сказал он — Как ты о княгине-то. Князь узнает — выпорет.
      — Князь — тоскливо сказал Исин. Лицо его стало кислым, он повторил. — Князь
      Он словно пробовал это слово на вкус.
      — А правда, что ты Хазарского кагана люто ненавидишь?
      — Я? — удивился Избор — А где он?
      — И что если б знал где он, то убил бы?
      — Кто тебе это сказал?
      — Княжна. Только что.
      Избор пожал плечами.
      — Ну раз говорит, значит знает…Она грамотная. Ты все понял?
      Он показал на окно. Исин кивнул. Чего тут было не понять? Те, кто искал княжну наверняка знал как пахнет благородная женщина и по запаху мог отличить комнату где спит княжна от комнаты загулявшего дружинника.
      Избор огляделся, запоминая, что где в комнате стоит, и погасил лучину. Глаза быстро привыкли к темноте и та разлиновалась лунными лучами, проникшими через закрытые ставни. Исин сел сбоку от окна, что бы в случае чего бить в спину, а Избор сел у спинки кровати. По комнате бродил запах духов.
      За стеной было слышно как ворочается княжна. Исин зевнул с завыванием и тут же получил ногой от пещерника. От кровати донесся стальной шелест и Исин тоже обнажил саблю.
      Было тихо и муторно. Они долго сидели, наблюдая как по полу движутся тени, как лучи света то усиливались, то умирали… А потом в одну секунду все изменилось. В ставни что-то ударилось и они разлетелись мелкими щепками. В комнате появились остроголовые. Двое первых покатились по полу, а двое влетевших следом за ними, опрокинули начавшего подниматься Исина. Он заверещал от боли. Попытался подняться…Сабля его зазвенела и…улетела к двери.
      Тесно было в каморке, ой как тесно, но для Избора это было спасением. Там где четверо стоявших рядом воинов не могли размахнуться он эту возможность имел. Меч его скользнул над остроголовыми и задел ближнего. Звон металла заглушила ругань Избора. В тесноте он не успел повернуть меч и тот плашмя ударил врага по шлему. К счастью он не пожалел сил и этого хватило. Воин опрокинулся назад, но вместо него встало сразу двое. Избор отступил, к двери. Остроголовые молча сделали несколько шагов и ввязались в драку. Они уже поняли с кем имеют дело. Меч, отобранный у одного из их товарищей говорил об этом весьма красноречиво. В это длинное мгновение Избор одним взглядом охватил поле битвы.
      Исин тянулся к выбитой сабле, подставляя под удар не защищенное горло. Над ним нависал один из остроголовых. В его глазах была радость. В глазах хазарина — обреченность. Он знал чем обернется это его движение, но остаться без оружия не пожелал. Только и это было напрасно. В полумраке он еще не понял как далеко улетела его сабля. А она была так далеко, что впору было ползти за ней, а не тянуть руки. Избор, отбивавшийся сразу от двоих, уловил движение вздернутого вверх клинка, готового обрушиться на Исина и прыгнув в сторону достал противника хазарина. Кольчужная сетка на шее защитила его, но удар настолько силен, что он не удержался на ногах и полетел на пол. За это мгновение Исин успел выхватить нож и тот упал на острие, придавив степняка. Они оба задергались, словно и того и другого свалил на пол приступ кашля.
      Этим мгновением воспользовался второй. Для размаха у него не было места и он ударил Избора хитрым сарацинским ударом, использовав меч как копье. Избор крутанулся на одной ноге, уворачиваясь от отточенной стали. Словно ветка ивы он качнулся в сторону, одним длинным шагом он оказался за спиной у противника. Жесткая кожа доспеха смялась под крепкими пальцами. Ухватив его за плечо он добавил свою силу к силе остроголового и швырнул того себе за спину, на стену. Там мокро хрустнуло, выпал, звякнув клинок. Третий явно не ждавший такой прыти откачнулся в сторону, но Избор оттолкнувшись спиной от стены проскользнул ему под руку и рубанул по не защищенному боку. Удар прорубил его чуть не наполовину. Кожаная рубаха у того на животе лопнула и с тихим шипением наружу полезли кишки. Удар был точен и покойнику они уже были без надобности. Все кончилось.
      Избор обернулся и быстро пересчитал тех, кто был в горнице. Кроме него на ногах тут уже никто не стоял. Все четверо, что успели заскочить в окно лежали на полу. Трое еще хрипели, с кровью выбулькивая свою жизнь на тесовый пол, а четвертый лежал в углу тихо и, похоже, уже не дышал. Избор ногой перевернул ближайшего на спину. Да. Все то же самое. Это были люди из нынешней веселой ночи. Видно на роду у него было написано, драться сегодня только с ними. Можно было попробовать набить морду этому настырному хазарину, но можно было бы прозакладывать голову, что из этого ничего не выйдет. Он покосился на Исина. Тот уже выползал из-под своего противника. Крови на нем было столько, словно его самого зарезали. Избор брезгливо поморщился.
      — Какой же ты сотник, ежели человека зарезать по-хорошему не можешь…
      Исин обиженно молчал. Как ни говори, а волхв был прав. Хазарин тяжело дышал и это освобождало его от ответа.
      — Ты мне, между прочим, жизнь должен, понял?
      — Понял. — не сдержался он — Как разбогатею — отдам.
      Хазарин отдышался и уже спокойней продолжил.
      — А может быть и раньше.
      Рука четвертого, того что не дышал, дернулась и поползла под себя. Исин прищурился. Его рука так же осторожно, как и у кстати ожившего противника потянулась к ножу. Случай вернуть долг сам шел в руки. Пещерник стоял к тому спиною и не видел, как «покойник» подбирается для прыжка и удара. Похоже, что он даже не был ранен. Исин обрадовался. Подворачивался случай вернуть долг пещернику.
      — Видно не убил. Для меня оставил.
      Тень за спиной пещерника росла, обретая злую силу. Исин сквозь полузакрытые глаза с надеждой смотрел на нее, выбирая то мгновение, когда своим метательным ножом поставит точку в этой схватке… Пещерник в глупой своей самонадеянности не смотрел за спину, наверно надеялся на своих Богов, а еще вернее на свой кулак. Нехотя, давая отдых натруженной руке, Избор взял меч, качнул так, что бы свет ярким бликом пробежал по лезвию, показывая щербины.
      — Доспехи у них ничего. Крепкие. Вон смотри, даже меч выщербил.
      Он протянул лезвие Исину, но хазарину было не до того. Абсолютно бесшумно воин позади пещерника сделал шаг. Кончик вздернутого вверх лезвия блеснул в свете луны.
      Исин резко отбросил руку с ножом назад, но тут пещерник опережая его движение небрежно махнул мечем за спину. Там всхлипнуло, вверх выбросило фонтан крови и голова последнего из нападавших покатилась по полу.
      — Доспехи хорошие. О такие не одну саблю затупишь — как ни в чем не бывало продолжил пещерник — Только дуракам достались.
      Исин в растерянности смотрел как у убитого подогнулись колени и тело последовало за головой. Из обрубка плеснуло теплой кровью, а Избор, вложив меч в ножны, сказал.
      — Ну да ничего. Это-то как раз поправимо. Раздевай их. Снимай доспехи.
      Растерянности Исина перешла в злость. Он с размаху всадил нож в стену. Пещерник засмеялся..
      — Вот вы, иудеи, какие скорые. Ваш брат с других по две шкуры дерет. Гривну дал в долг, а потом две требуешь, так я с тобой так же поступлю. Я тебе твою жизнь в рост отдам. Быстро не расплатишься — будешь две должен.
      Он сбросил улыбку с лица, сразу став похож на изображение идола. Тень очертила скулы и морщины сделав лицо и печальней и старше.
      — Поднимай всех. И тут мы не зажились.
      Он вышел за дверь. Потом вернулся. Кивнул на трупы.
      — Обшарь этих. Им теперь деньги без пользы.
      Он еще раз оглядел побоище и добавил.
      — Тем более, что они их и не заработали…

      Гаврила, как и было условленно, сидел в дверях. На шум шагов он высунул голову в коридор, узнал Избора, но дверь открывать не поспешил.
      — Поднимай княжну. Уходим.
      Избор взмахнул перед ним окровавленным лезвием.
      — Где она?
      — Лежит — неопределенно ответил Гаврила. Что-то не понравилось Избору в его ответе. Он распахнул дверь и еле устоял на ногах под напором волны гадливого ужаса. Окно было разбито, а вся горница была забрызгана кровью. Красный цвет был везде — на полу, на стенах, на кровати и на самой княжне. Она лежала такая же неподвижная, как в тот раз, когда он впервые ее увидел в шатре Чичак. Только тогда она была серая. А теперь — кроваво красная. По всей комнате — на кровати и даже на самой княжне лежали окровавленные ошметки, еще истекающие сукровицей. Сверху на Избора упала теплая еще капля. Он с уважением посмотрел на Гаврилу. Вот это воин! Пока они там вдвоем дрались против четверых тут произошло настоящее побоище. Уж он-то знал толк в этих делах. Причем, похоже, Масленников не только резал им глотки, но потом еще и прыгал у них на груди — иначе как кровь могла очутиться на потолке… Он огляделся, отыскивая трупы. Их не было.
      — Ты куда тела дел?
      Гаврила смотрел не понимающе. Избор, удивляясь скромности товарища, пояснил.
      — Где трупы? Тут крови человек на шесть.
      — Это как резать — со знанием дела ответил Гаврила — иного зарежешь, а крови будет, как у девки после свадьбы.
      Избор покосился на княжну и понизив голос сказал.
      — Тут-то крови на тысячу девственниц будет. Так где трупы-то?
      — Все тут — откликнулся Гаврила. — Он один и был. Размазало его так.
      Избор укоризненно покачал головой. Говорить было нечего. Гаврила чувствовал себя очень не уютно, и смущенно баюкал правую руку. Только сейчас Избор понял, какой страшный человек Гаврила Масленников. Он запоздало подумал, что надо бы быть с ним повежливее.
      — Ладно. Хорошо, что не промахнулся и не развалил этот курятник. Поднимай хозяина. Мы уходим.
      — Куда?
      — Уходим из города. Они дважды находили ее, значит найдут и в третий раз.
      Гаврила с сомнением посмотрел на бездыханную княжну.
      — Ей своими ногами не дойти.
      — Жить захочет — дойдет.
      Он вспомнил Ханукку.
      — Добром не пойдет — плетью погоню. Главное придумать, как из города выйти…
      Избор стиснул рукоять меча. Оставаться на месте значило погибнуть. Остроголовые теперь знали где они, знали сколько их. Прятаться в городе было немыслимо. Нужно было уходить из него.
      За окном начинался день, скрипели телеги. Городской шум прогонял безмолвное торжество ночи. Откуда-то издали донеслась песня. Лицо Избора осветилось счастливой мыслью. Он водил рукой по щетине, щурил глаза, но молчал.
      — Ты что задумал?
      — Есть добрая мысль. Уйдем из города как калики перехожие. А впереди пустим настоящего дурака. Такого, которого в городе знают. Может, повезет? Дуракам, говорят, счастье. Так что хотя бы один на этот случай нам всегда пригодится.
      Гаврила не понял, шутит Избор или нет. Он переступил ноги на ногу. Пол под ним поскрипывал, словно тоже был в недоумении.
      — Ты знаешь, я посмеяться люблю, только вот не всегда понимаю когда это нужно делать.
      — Я серьезно. Нет у нас другого выхода. Купим сейчас у хозяина тряпья поплоше, мешки…
      Все еще не решаясь поверить в такое безрассудство он переспросил.
      — И это ты называешь доброй мыслью? Это же бред. Стражники в два счета разберутся кто настоящий калика, а кто так…
      Избор не стал спорить. Он просто спросил.
      — Ты что, предлагаешь остаться?
      Гаврила открыл рот, потом закрыл его и побежал на улицу. Небо у него над головой светлело, растворяя в себе звезды. Над домом кругами летала большая четная птица. Тех, кого она привела за собой уже не было в живых и поэтому было бы только справедливо… Он оглянулся. Улица была пуста. Люди уже проснулись, но жизнь шла за высокими заборами — там мычали коровы, блеяли овцы. Тогда он сложил пальцы в трубочку и несильно стукнул по ним ладонью… В небе вспухло облачко из перьев. Ветер подхватил их и разнес вдоль улицы.
      Гаврила прошел улицу до конца и в раздумье присел около забора. Если б они были в Киеве! Как просто было бы осуществить задуманное. Он представил себе церковь святого Николая угодника, построенную еще бабкой нынешнего князя. Именно в этом месте на него снизошла благодать, ниспосланная новым Богом…
      Деревянная колокольня понималась не только над улицей, но и над всем городом. Место тут было высокое, веселое. Такое должно было понравиться любому Богу. Выбеленный дождями шатровый верх колокольни освещал еще темное предутреннее небо. Оттуда к земле летели звонкие удары. Маленький человек, одетый в черное, дергал в поднебесье веревку, превращая силу своих рук в звонкую славу новому Богу. Самому справедливому, самому доброму, самому, самому… Гаврила задохнулся от любви, всхлипнул и открыл глаза…
      Около церкви постоянно бродили нищие и собрать из них ватагу не составило бы труда, но тут? Где их взять тут?
      Он просидел так несколько минут. Потом вскочил и пошел вперед. Он сам так недавно был язычником, что не успел забыть что церковь для язычника — кружало.
      Из открытых дверей ближней корчмы воздух выносил запахи браги и пережаренного мяса. Около крыльца толпились разные дорожные люди. Они обстоятельно Их было около двадцати. Гаврила остановился поодаль, присматриваясь к ним выбирая попутчиков. Он не успел приглядеться, когда несколько человек поднялись и положив друг другу руки на плечи пошли прочь. Слепцы! Они проходили мимо него обдавая запахом пота, лежалого тряпья, пыльной дороги. Лохмотья хлестали по земле, поднимая облака пыли. Это было то, что нужно. Гаврила обогнал их и через минуту был около корчмы. Княжна и товарищи ждали его внизу. Гаврила сунул голову за дверь и крикнул.
      — Быстро. Он сейчас будут тут.
      Избор бросил мешок и выхватил меч. Гаврила увидел, что и его не так поняли и замахал руками.
      — Слепцы идут! Пристроимся к ним.
      Избор снова засунул меч в мешок и превратился в поселянина. Он оглядел Исина и княжну. Хазарин был похож на нищего. Грязи на нем, конечно, было поменьше, чем на странниках, но до ворот тот вполне мог успеть поваляться в пыли. Потом он посмотрел на Ирину. Ту тоже все было вроде…
      — Светлые Боги! — ужаснувшись подумал Избор — Вот так так!
      Княжна, хоть и была в грязных мужских лохмотьях, но никому не пришло в голову снять с нее украшения. Все это еще было на ней — и подвески, и странного вида ожерелье, и кольца.
      — Ну что, княжна, жить хочешь? Жениха хочешь увидеть?
      Она кивнула.
      — Тогда снимай с себя все золото…
      Княжна коснулась пальцами ожерелья.