— Жизнь и сложнее и проще… Она как зеркало…
      Мовсий вздрогнул, посмотрел пристально на библиотекаря.
      — Если ты посчитаешь их врагами и поведешь себя с ними как с врагами, то они и станут врагами. Если ты поведешь себя с ними как с друзьями, то они могут стать друзьями.
      Император молчал. Молчание тянулось долго-долго. Слова Шумона поколебали уже сложившееся решение.
      — Войска собрать в Гэйле. В лес не входить. Ждать моего приказа. Или знака, что даст Карха!
      Средний Брат Така радостно улыбнулся и посмотрел на Старшего Брата Черета. Тот горестно качал головой.
 

Замок Трульд.

Зал Мечников.

      Эйтель остановился в проеме двери и вопросительно посмотрел на брайхкамера. Не вставая из-за стола, Трульд показал проникателю на место напротив. Тот уселся так, что видно было не первый раз он садится в это кресло. Так же молча брайхкамер пододвинул ему кубок с вином и блюдо с мясом. На этом любезности кончились. Словно исполнив долг гостеприимства, и посчитав себя далее свободным от дальнейших обязательств перед гостем, хозяин, не дав тому даже пригубить вино, спросил.
      — Что с людьми?
      Тот все-таки хлебнул и только тогда ответил.
      — Слава Кархе, все в порядке. Все оправились…
      — Да, — без улыбки сказал Трульд. — Ловить колдунов дело опасное. Никто не отшатнулся?
      — Нет. Все как и прежде преданы тебе.
      — Чем занимаетесь?
      — Готовимся…
      — К чему? — насторожился брайхкамер. — Я не приказывал…
      Гость отодвинул кубок в сторону и посмотрел в глаза хозяину.
      — Ко всему. Прыгаем в основном. Не все нам без дела сидеть. На это приказ не нужен.
      Трульд встал, прошелся от окна до стола. Проникатель провожал его глазами, профессионально оценивая хозяина как угрозу, как опасность.
      — Три дня на сборы, — наконец сказал брайхкамер, — и на зализывание последних ран.
      От его голоса Эйтель поднялся и вытянулся перед хозяином. Тот подошел ближе, покачал перед его носом кулаком.
      — Через три дня мне понадобятся каждый нож и каждая капля крови… Каждый нож…
 

Имперский город Эмиргергер.

Императорский дворец.

Личные покои Императора.

      — Почему ты не хочешь напасть сейчас? — спросил Иркон. — Если твой шпион прав, то их всего около четырех десятков.
      Император не ответил.
      — Это четыре десятка колдунов, — возразил за Императора Верлен. — Тебе мало того, что у нас тут недавно творилось? Сколько их было? Двое? Трое?
      Он шлепнул ногой, и по воде, служившей напоминанием о недавнем прошлом, и по поверхности побежали круги. Сталкиваясь друг с другом, они покрыли зеркало воды рябью. По-своему Верлен был прав, но и Иркон был уверен в своей правоте.
      — Пока мы будем ждать, их может стать больше. Сто колдунов хуже, чем полста.
      Император молчал. Никто из сидящих не знал, что скрывается за молчанием и слегка нервничал от этого. Поспешивший с речами мог серьезно опоздать к раздаче Императорской милости, а то и вовсе головы лишиться.
      — По крайней мере, тогда все станет ясно… — наконец сказал Иркон, обращаясь уже не к Императору, а к Верлену.
      — Вспомни, что стало с первыми, вышедшими против Злых Железных Рыцарей.
      — Так что ж нам сидеть и терпеть? — набычился Иркон. — Ждать? Чего?
      Старший Брат Черет вдруг вздохнул глубоко, словно решался на что-то опасное.
      — Подумаешь, болото… — осторожно сказал он. — Что ценного в этом болоте? Там и земли-то нет. Одна вода. Ну, драконы если только…
      — Это наша земля, — вспыхнул Иркон, обрадовавшись, что есть еще одни спорщик. — Часть Родины, если хочешь…
      — Родина? — спросил Старший Брат, демонстративно поворачиваясь спиной к Императору, словно разговор этот никак его не касался. — Земля? Люди? Лес? Болото это?
      Иркон молчал. То ли подбирал слова, то ли сказать ему было нечего. Старший Брат покачал головой с сомнением.
      — Нет, наверное, людей, которые за всю Империю страдают. Они ее всю и не видели. Император вот разве что…
      Он поклонился Мовсию, проверяя, слушает ли он, но Император смотрел не на него. Он смотрел на Верлена, что с одобрением кивал, слушая монаха. Мовсий не стал отвечать монаху, хотя и понимал, что все, что тот говорит — говорит для него.
      — А для тебя Родина это что?
      — Для меня? Для меня Родина Рохлой. Замок. Соколиная охота, сеновал, где башенных девок валял. Мать. Руки ее помню.
      Мовсий кивнул, словно ничего другого и не ждал услышать. Верлену даже показалось, что он помог Императору прийти к какому-то решению и торопливо закончил:
      — Скорее люди и воспоминания. Пока я жив, и пока в карманах будет звенеть золото, такая родина всегда будет со мной.
      Монах повернулся к нему.
      — Ты хочешь сказать, что для тебя Родина это не место, где ты появился на свет?
      Верлен пожал плечами.
      — Конечно, нет! Тем более что в таком случае защищать Родину значило бы защищать камни, деревья.
      — Болото, — сказал Мовсий.
      — Болото, — подтвердил Старший Брат. — Если Родина место, то защищать Империю никто не пойдет. Каждый сядет около своего забора, и будет ждать, когда враг подойдет к нему.
      — Чтоб этого не было, существуют наемники, — заметил Иркон.
      Монах повернулся к нему, стараясь не упустить из виду лицу Императора.
      — Наемники? Да. Но они защищают не Родину, а свой карман.
      — Это так, но без них не обойтись — какой смысл бедняку из Гэйля идти защищать имущество Братьев, которые сами туда и не сунутся?
      Иркон улыбнулся.
      — Есть довод, который звенит…
      — Деньги?
      Старший Брат покачал головой.
      — Да. Это серьезный повод, но не высокие слова о Родине. Беднякам нет смысла говорить о Родине, да и богачам тоже. С кошельком золота в кармане тебя примут везде.
      — Может быть Родина это люди, которые тебе дороги?
      — Может быть. Но в этом болоте не живет никто, из тех, кто мне дорог. И уж тем более тем, кто мне дорог никто не угрожает. Этим кровь почему-то не нужна. Они никого не убили до сих пор и, похоже, не собираются менять своих привычек.
      — Не ошибаясь в частностях, ты ошибаешься в главном. Родина не место и не люди, тут ты, скорее всего, прав. Людей можно увести, а камни… Зачем защищать камни?
      — Вот видишь!
      — Для меня Родина шире всего того, что ты сказал, — спокойно продолжил Верлен. — Родина это образ жизни. Бог, в которого верю, люди, которых люблю. Ты также прав в том, что бедняк не будет защищать богача, но он будет защищать себя и то, что составляет смысл его жизни — спокойный труд, вечернее пиво, ожидание спокойной старости, отсутствие перемен…
      — А вот дикарям ты отказывал в праве иметь Родину…
      — Человек сам определяет, есть у него Родина или нет. Никто другой сделать этого не может.
      — И как же он это делает?
      Мовсий посмотрел на него пристально и под этим взглядом Иркон смутился.
      — Все просто. Если готов ее защищать и умереть, если будет нужно — есть у тебя Родина, а если не готов — то нет ее у тебя.
      Старший Брат Черет вздохнул. Он понял, что за свое болото Император все же будет драться.
      — Поручи это мне, — сказал он.
      — Почему?
      — Во мне нет азарта Иркона и столько же здравомыслия, сколько и в Верлене. Я без дела в драку не полезу…
      — Этого мало.
      Монах несогласно покачал головой.
      — Мало? Это не мало, если со мной вдобавок к твоей силе будет и сила Братства. Ты же знаешь, что она у нас есть!
 

Имперский город Эмиргергер.

Ворота Слезливого монаха.

      Шеренга колышущихся в воздухе копий уходила за поворот, но поток людей не кончался — им на смену из-за угла дома выплывали другие. Перед глазами Сергея и прогрессора Шуры прошло уже не меньше десяти тысяч человек — лучники, пращники, копейщики, прошли те, кого всеобъемлющая жажда убивать ближних своих вооружила мечами, топорами, и чем-то удивительным, чему земляне не знали ни названия, ни применения.
      И егерь и прогрессор чувствовали себя от этой демонстрации как-то противно. Они не боялись силы. Все, что мог противопоставить им Император, все, что они сегодня видели если пройдет через лес, то упрется в Стену.
      А если и найдутся здешние умельцы, что попробуют Стену преодолеть (а найдутся, конечно, найдутся!), то на всю их хитрую механику достаточно будет одного излучателя. Другое удручало — в каждом из них было не меньше пяти литров крови и, судя по лицам и песням, все они горели желанием пролить ее за обожаемого Императора.
      — Акт агрессии, — сказал Никулин, глядя на удаляющиеся иззубренные наконечники копий. Вместе с топотом ног до них долетала варварская музыка.
      — Варвары, — сказал Сергей.
      — Туземцы, — поправил его Никулин. — Не отступай от терминологии.
      — Теперь скорее варвары. Это эмоциональнее…
      Они одновременно посмотрели вниз.
      — Пожалуй, — согласился прогрессор. — Что будешь делать?
      Сергей вспомнил банду Хамады и свои планы по перевоспитанию разбойников.
      — Доложу и полечу следом. Главные дела теперь в Гэйле начнутся. В Эмиргергере почти никого не осталось.
      — Да, — с сожалением подтвердил Никулин, — тут уже следить незакем… Такое впечатление, что в городе остался только Мовсий, да еще два-три человека…
 

Имперский город Гэйль.

Окрестности города.

      Сергей уже давно собрался разобраться с бандой Слепого Хамады. Следовало бы укротить зарвавшихся разбойников — мерзавцы обнаглели настолько, что пытались постреливать по аэроциклам. Не по злому умыслу, а со страху, конечно, но кому от этого легче?
      Он посчитал, что прибытие в Гэйль Имперских войск должно было утихомирить шайку Хамады, но ошибся. Первые три дня те и правда вели себя тихо, похоже, посчитав, что войска явились по их души, но когда разобрались — осмелели, и жизнь в банде вновь забила ключом.
      Войска Императора пришли в город с самыми настоящими деньгами в карманах и по этому случаю торговцы со всей округи ринулись в город, в надежде, если не разбогатеть на воинах, так хоть подправить собственное финансовой положение. Ничто человеческое разбойникам оказалось ни чуждо, и они не захотели оставаться в стороне от этого увлекательного процесса.
      Предвкушая большие барыши, Хамада отправил в Гэйль сразу троих разбойников, нагрузив каждого мешком фальшивых денег, еще горячих, как свежевыпеченные пирожки. Присутствовавший при сборах Сергей, интереса ради, увязался за ними, решив как-нибудь исхитрится, и стащить у разбойников все три мешка ради оздоровления Имперской экономики — у него был день отдыха и это могло стать достойным развлечением.
      Свой план он осуществил в двух или трех километрах от Гэйля.
      Мог бы и раньше, но облегчать труд тащивших на себе немалую тяжесть разбойников и грабить их на пороге родной пещеры он не считал нужным. Если уж люди не трудятся в поте лица, то грех было бы не воспользоваться обстоятельствами и не заставить их поработать грузчиками, если уж не сложилось у них в жизни поработать землекопами или хлеборобами. Раз так, то пусть уж хотя бы тяжести потаскают.
      Когда до города осталось рукой подать и над макушками леса показалась верхушка Карцерной башни он не долго думая парализовал джентльменов удачи и забрал мешки на аэроцикл.
      Сперва он хотел разбросать фальшивое золото по лесу, но потом подумал, что разбойники, устрашенные атаманом, вполне ведь могли начать собирать деньги по всему лесу. Еще не решив, что делать с деньгами, он поднялся в воздух и по широкой дуге полетел к Большой Дороге.
      Пока он выбирал место, лес под ним кончился, и впереди показались первые домики Императорского города Гэйля.
      Все тут было как всегда, только пустырь, что отделял Дурбанский лес от Гэйля, заросший травой и низкими кустами теперь пустым не назвал бы и последний пессимист. Еще три дня назад пустовавшая земля теперь кипела жизнью.
      Сергей поднялся повыше, чтоб оглядеть окрестности.
      Пустошь превратилась в военный лагерь, и это превращение заслуживало того, чтоб отнестись к нему со всяческим вниманием.
      Лагерь под ним наверняка не был образцовым. Военный человек точно нашел бы там какие-нибудь изъяны, но на взгляд Сергея он, все-таки выглядел идеальным — квадраты палаток, прямоугольники плацев, рвы по периметру, а между лагерем и лесом вообще стояла бревенчатая стена, не столько защищающая туземцев, а скорее показывающая, откуда они ждут подвоха. Некоторую легкомысленность лагерю придавали пляшущие монахи, но Кузнецов уже сталкивался с этим и особого внимания на них не обратил.
      Пляшут и пляшут. Работа у них такая.
      Посчитав палатки, уважительно присвистнул. Под ним ждали своего часа тысяч восемь солдат. Он и раньше знал, что в Гэйль прибывают Императорский войска, однако до сих пор туземцы как-то рассасывались в городе, а тут вот на тебе… Сюрприз не сюрприз, а неприятность.
      Он начал выполнять «ромашку» — стандартный маневр, позволявший внимательно осмотреть значительную территорию, выбрав за центр массивную деревянную башню вокруг которой и плясали монахи… Аэроцикл начал выписывать пресекающиеся восьмерки с центром в одной точке, стараясь создать в небе ровный шестилепестковый цветок.
 

Лагерь Имперской Панцирной пехоты.

Палатка Старшего Брата Черета.

      За матерчатой стеной палатки кипела жизнь. Слышались слова команды, гремело оружие, кто-то пел, слышался топот братии, а Старший Брат сидел за складным походным столом, подперев голову, отдав себя на растерзание единственной мысли. Взгляд его бродил от чернильницы до песочницы, но думал он о вещах более неприятных.
      Если б не прямой приказ Императора не входить в лес! Если бы не он!
      Войска подходили и подходили, и с каждым днем он чувствовал себя сильнее и сильнее. Что там сила! Он ощущал за собой силу куда как большую, чем сила людей, вооруженных копьями и мечами, но приказ Императора связывал ему руки.
      «В лес не входить до приказа или знака, что даст Карха!»
      Полог палатки отнесло в сторону, и внутрь ввалился брат Така. Глаза у него были круглые и злые.
      «Этот бы никого слушаться не стал бы!» — мелькнуло в голове у Старшего Брата. Он уже разобрался в характере Среднего Брата. Этот готов был стать мучеником. Черет чувствовал в нем силу веры, которую не остановили бы ни приказ императора, ни что-либо еще.
      — Дождались! — заревел монах. — Дьяволовы пособники уже в лагере!
      Старший брат откинулся в кресле.
      — Что ты несешь, брат?
      Така наклонился к нему, едва не ткнувшись лицом в лицо. От него пахло потом и хорошим вином.
      — Правду! Один уже над нами, а скоро их тут будет видимо-невидимо!
      Старший Брат сидел неподвижно, и тогда Така ухватив за плечо, потащил его за собой к выходу из палатки.
      — Вон! Смотри! Вон он, посланец дьявола!
      Он ткнул пальцем в небо. Старший Брат Черет посмотрел вверх. В небе над лагерем медленно плыло пышное облако. Такое белое и плотное, что его хотелось коснуться рукой.
      — Облако, — сказал Черет. — И что?
      — В нем сидит колдун! Смотри! Он идет против ветра, Он крутится над нашими головами! Какой знак тебе еще нужен?
      Облако и впрямь повернулось и против божеских законов заскользило против ветра. Монах ухватил его за руку.
      — Смотри! Он летает над «Гневом Кархи»!
      Глаза у Старшего Брата расширились. Брат Така был прав!
      — Камнеметы! Камнеметы к бою!!!
 

Атмосфера.

Пятьдесят метров выше лагеря Имперской Панцирной пехоты.

      Сделав «ромашку», Сергей завис над плацем, наблюдая за учениями.
      К войне эти люди готовились на совесть. Под ним ровной шеренгой стояло десятка три солдат, и упражнялись в выпадах. Политая водой земля не пылила, и наблюдать за слаженными движениями туземцев было истинным удовольствием.
      Раз! И пики летели вперед, распарывая влажный утренний воздух.
      Два! И с дружным криком шеренга как один человек поворачивалась, что отразить нападение сзади. С земли поднимался мощный топот вперемешку с железным лязгом. Улыбаясь по себя, Сергей задумался над тем, какими приемами туземцы начнут избегать парализующих ударов пришельцев из космоса, но услышал чуть в стороне крик:
      — Камнеметы!
      Что такое камнемет рассказывать ему было не нужно, потому он сразу завертел головой. Его любопытство имело самый прикладной характер. В прошлый свой визит на планету, да и в этот, несколько дней назад он убедился, что эти штуки весьма даже эффективны в поражении низколетящих целей, к каковым его аэроцикл, безусловно относился..
      Камнеметы отыскались около массивной деревянной башни, вокруг которой плясали монахи. Отыскать их было не трудно, так как вокруг них началась суета. Кто-то накручивал тетиву, кто-то сыпал камни в метатель, а кто-то рычагами разворачивал его выцеливая аэроцикл.
      — Кто ж там такой умный? — пробормотал Сергей, нащупывая излучатель. — Кто ж это там такой злопамятный?
      А потом в голову пришла другая мысль.
      Он не стал дожидаться залпа, снизился до десяти метров и ножом ударил по надутому боку ближайшего разбойничьего мешка. Из прорехи на землю хлынуло золото.
      Он летел над лагерем, оставляя за собой золотой след, мгновенно становившийся черным от невесть откуда появившихся людей. Рев, что несся снизу, заглушал и звон железа, и все остальные звуки. Внизу кипело сражение. Люди внизу походили на эритроциты, стремившиеся залатать своими телами золотую царапину. Раной ее Сергей назвать постеснялся — уж больно не солидно она выглядела по сравнению со всем лагерем.
      Вскоре к золотой дорожке сбежался весь лагерь. Даже бравые камнеметчики бросили свои страшные аппараты и бросились в общую кучу. Выдержку проявили только монахи. Они, похоже, были не от мира сего. Отточенные движения следовали одно за другим. Неподвластные зову золота они остались на своих местах, продолжая неспешную пляску.
      — Ну, я вам! — злорадно сказал уязвленный Сергей. — Мы еще посмотрим, чья возьмет!
      Он распорол последний мешок и обрушил кучу фальшивого золота на голову плясунов. Золотой поток водопадом обрушился вниз, и тут же, добавляя жизненности в картину бесшумного золотого потока, с самым настоящим ревом на монахов набежали имперские пехотинцы.
 

Лагерь Имперской Панцирной пехоты.

Башня «Гнев Кархи».

      Стиснув кулаки, Старший Брат Черет стоял около палатки и смотрел на колдуна, осыпавшего золотом людей под собой так, словно смеялся над человеческой слабостью. Люди под ним валялись в грязи, и только монахи, устоявшие от соблазна, возвышались над дерущимися солдатами.
      «Если это не знак, то что ж это такое?» — подумал он.
      От палатки Верлена побежали десятники, ударами мечей плашмя приводя людей в чувство. Сам Верлен стоял рядом с палаткой и так же как и Черет смотрел в небо.
      — Эй, Верлен!
      Императорский казначей обернулся. Старший Брат указал пальцем в небо.
      — Это Знак!
      — А то я не понял! — отозвался Верлен. — Барабанщикам, играть «Общий сбор»! Играть «Выступление»!
 

Дурбанский лес.

Опушка.

      С самого утра Сергей устроившись в верхушке дерева, наблюдал за лагерем. После вчерашнего он не рисковал лететь над ним, уверенный, что камнеметчики только и ждут момента, когда он появится над излучателем. Его там ждали. Кто-то довольно осведомленный о том, что происходит в Заповеднике, рассказал им о аэроциклах, и у них хватило ума сложит один и один и сделать вывод их этого.
      Лента панцирной пехоты двинулась к лесу только около полудня.
      Воевать с пришельцами туземцы собрались всерьез, по настоящему.
      Первые отряды уже достигли леса, а из ворот Гэйля все выходили и выходили вооруженные люди. К удивлению Сергея впереди шли не воины, а какие-то связанные люди. У них не было оружия, не было брони.
      — «Вояки…» пренебрежительно подумал Сергей.
      Следом за ними, шагах в пятидесяти шли монахи, окружая плотным кольцом массивную деревянную башню. Усилиями братьев она катилась на толстых деревянных колесах, напоминая вездеход.
      Сергей покачал головой, восхищаясь достижением местной конструкторской мысли, и связался с «Усадьбой».
      — Игорь Григорьевич! Они выходят из города!
      — Много? — Помолчав, спросил Игорь Григорьевич.
      — Все, что есть… — ответил егерь. — По моим подсчетам их тут тысяч двенадцать.
      — Дай картинку…
      Сергей направил объектив вниз, на людской поток. Шеф несколько минут наблюдал за ними
      — Покажи опушку…
      От передового отряда до опушки оставалось метров двести.
      Систему безопасности Сергей настраивал сам и прекрасно знал, что сейчас происходит и что произойдет через несколько минут.
      В эти самые мгновения, автоматика инфразвуковых излучателей, прощупывая пространство вокруг себя, обнаружила приближающихся туземцев. Несколько секунд у автоматики уйдет на то, чтоб определить массу приближающегося тела, рассчитать импульс, накопить его и приготовится выплеснуть на непрошеных гостей, совсем недавно бывших тут хозяевами.
      Сергей представлял, что там творится, и словно бы управлял автоматикой. Он чувствовал, как энергия удара накапливается, как поступает на эмиттеры, как импульс…
      Первый ряд остановился. Было видно, как они завертели головами, еще не слыша, но уже чувствуя незримую опасность. Напор беспричинного страха становился все сильнее. Он стал плотным как ветер, а потом превратился в ураган, погнавший их назад, к городским воротам, словно кучу сухих листьев.
      — Ничего, — сказал Игорь Григорьевич, глядя на бегство. — Как всегда началось, как всегда и кончилось. Наивно с их стороны было думать, что связанные руки уберегут кого-то от инфразвука.
      Он ошибся.
      Монахи не получившие своей доли ужаса остались на месте, окружая колесную башню. Их танец не прекратился ни на секунду. Пируэт сменялся пируэтом и Сергей тут же вспомнил братьев, плясавших вокруг дворца в Эмиргергере, в тот роковой день, когда они воспитывали инфразвуком несговорчивого Императора.
      Сергей привстал. Не прекращая танца, монахи уперлись в башню и слегка развернули ее.
      Егерь хотел сказать Андрею Васильевичу, что туземцы сейчас достанут что-нибудь вроде чудотворных мощей или изображения Кархи в какой-нибудь зловещей ипостаси, но ничего этого не успел.
      Из черной щели на самой верхушки башни вылетел огненный луч и полоснул по кустам и деревьям около дороги, по связанным людям, что бежали навстречу, одержимые ужасом. В небо взлетели птицы, но уже через несколько секунд небо занавесил дым, подсвеченный снизу языками оранжевого пламени. Кричали обожженные и перерезанные люди. В огне что-то оглушительно грохало, волнами плотного воздуха разбрасывая беспрепятственно бежавших вперед монахов. Вспышки ослепительно-голубого света озаряли коричневые рясы, делая их угольно-черными.
      Своим глазам следовало верить, но Сергей отказывался делать это. На его глазах происходило настоящее чудо, происходило невозможное.
      — Что это у них? — заорал Главный Администратор. — Что ты видишь?
      — Видимо, то же что и вы, — медленно ответил Сергей. — Применение Братьями по Вере боевого лазера.
      С земли кто-то проорал, упиваясь всесилием.
      — Победим Зло Злом… Они боятся крови — мы нет! Мы ничего не боимся!
 

Имперский город Эмиргергер.

Ограда Императорского дворца.

      Лао в небе напоминал небрежно подброшенную какими-то спорщиками золотой.
      Сходства с монетой добавляли облака, что бежали по небу и, при известном напряжении ума, можно было представить, что она кувыркается в небе, не решаясь упасть на землю, чтоб показать, кто из спорщиков выиграет.
      Не простыми, надо думать были эти спорщики, если не пожелали обойтись медной или серебряной монетой! И вопрос, наверное, решали не простой, а какой-то особенный, раз золоту поручили быть судьей в споре….
      Наверное, Лао тоже чувствовал особенность этой ночи, как ее чувствовал Трульд.
      Ночь эта была особенной по многим причинам и монета в воздухе напоминала брайхкамеру не просто о риске проигрыша — о смертельной опасности.
      Она может упасть так, что стража, что стояла на стене Императорского дворца, не смотря на свою малочисленность, проявит чудеса храбрости или стойкости, и тогда все кончится очень быстро и нехорошо для него и его людей, а может упасть и так, что выгорит дело, выгорит!
      Он медленно потер ладонь о ладонь.
      Ну, что бы Судьба ни готовила, это решится сегодня.
      Трульд поднял руку. Из-за спины послышалось.
      — Здесь…
      — Подскоки.
      Справа и слева зашуршало. Быстрыми тенями Проникатели бросились к стенам, неся на руках пружинящие куски кожи, натянутые на стальные обручи. Все было отрепетировано и повторено ими несчетное число раз. У них было всего с десяток мгновений, чтоб свершить небывалое.
      Раз!
      Двое поставили подскок на землю и ухватились за края.
      Два!
      Отстававший от них на четыре шага человек ни на мгновение не остановившись и не растратив силы движения, подпрыгнул, целя наступить на растянутую кожу. В одной руке он держал лук, а другая, ухватив стрелу, повторяя заученное движение, уже натягивала тетиву.
      Три!
      Наперекор Богам человек взлетел в небо. Он поднимался все выше и выше, а рука оттягивала тетиву все дальше и дальше к уху.
      Трульд словно сам почувствовал, как перья щекочут щеку, а стрела рвется из пальцев. Он не спускал глаз с Найкера, но краем глаза видел, как взлетают над землей другие.
      Четыре!
      Фигуры в воздухе на мгновение застыли, и правые руки их безвольно упали. Несколько мгновений спустя он услышал чуть растянутый во времени щелчок — стрелы ушли в темноту, в поисках намеченных целей. Не оборачиваясь назад спросил.
      — Где Маввей?
      — Позади. С ним Момул.
      — Спит?
      — Спит…
      Где-то сбоку квакнула лягушка. Сигнал!
      Трульд оторвался от земли и рванулся вперед, к стене. Если все получилось как надо, если его люди не зря ели его хлеб, то на стене не должно остаться ни одного живого стражника.
      Все было высмотрено еще вчера — и число стражников, и их оружие, и даже особенности походок тех, кто не стоял на месте, а предпочитал бродить по стене, коротая службу в карауле… А сегодня им осталось сделать совсем немного — сперва превратить это знание в чужую смерть, а чуть позже — во власть…
      Выучка не подвела. Стрелки сделали свое дело.
      В этом молчаливом беге они не потеряли ни одного человека. Как он не спешил, его обогнали двое и, прикрывая от случайной стрелы, повели к тайной калитке, что предусмотрительный предок Императора врезал в стену на беду своему потомку. Трульд улыбнулся. Счастье было совсем рядом. В нескольких шагах, в одном калиточном скрипе.
 

Имперский город Эмиргергер.

Ограда Императорского дворца.

      Длинный двор лежал перед ним, как путь к славе и могуществу, а в самом конце, там, где поляна двора упиралась в стену дворца, что-то блестело. Трульд мельком подумал о том, что это блестит, поднимаясь над землей, звезда, его славы…
      Похоже, он зазевался. Эйтель коротким тычком вернул его из будущего в настоящее. Они уже были около стены. Да… Не подумал Мовсий об этом… Хотя как подумаешь? Ели не знаешь беды, то от нее и не обережешься. Чтоб защититься от того, что он уже почти сделал, Мовсию нужно иметь кое-что получше тех стражей, которые стояли во дворце. Против разбойников или даже наемных убийц альригийцев они возможно чего-то стоили, но чтоб защитить себя от проникателей, нужны были другие проникатели. Императорские проникатели. А их у Мовсия не было.
      Так что все это было почти решено.
      Почти, но не наверняка.
      Трое с тяжелыми луками встали возле стены, недобро поглядывая по сторонам предупреждая неприятные сюрпризы, а остальные придвинулись ближе к стене. Эйтель распоряжался по праву старшего воина.
      Никто не говорил. Повинуясь жестам старшего, проникатели подтащили под Императорские окна два подскока. Один из подскоков поставили в трех шагах от стены. Четверо проникателей — двое с одной стороны, вставшие друг другу на плечи, двое — с другой подняли один из подскоков на поднятые руки.
      «Давай» — негромко сказал Эйтель. Это было первое слово, произнесенное вслух.
      Жоля отошел на несколько шагов от стены и, на мгновение остановившись, чтоб собраться с силами, рванулся вперед.
      Бесшумный рывок превратился в бесшумный прыжок. Дважды, один за другим, охнули подскоки, и проникатель оттолкнувшись от них, словно гигантскими шагами пробежал по воздуху приближаясь к самому верхнему из окон. До них долетел звук влажного шлепка, шипение. Он прилип к стене и завис там, приходя в себя.
      Каждый, кто стоял внизу затаил дыхание.
      Несколько долгих мгновений Жоля висел на голой стене, осторожно раскачиваясь. Он висел и висел, почти незаметно для глаза перебирая ногами и Эйтель наконец вздохнул с облегчением. Вздох стал сигналом для остальных. Обошлось… «Липучка» держала. Несколько долгих мгновений и вот, наконец, сверху падает веревка.
      Самое сложное им уже почти удалось.
      Почему бы тогда не удастся и всему остальному?
 

Императорский дворец.

Дворцовая стена.

      Все остальное, если честно, и было самым сложным.
      Затеплилась жаровня. Рядом вздохнули меха холодуна. Деревянная трубка направлена была на спящего Мовсия. Струя воздуха подхватила дым и, сплетя его косицу, забросила в Императорскую спальню, к изголовью кровати. Меха мерно раскачивались, наполняя спальню Императора Мовсия дымом «усни-травы».
      С железом, перегораживающим окно в Императорскую спальню, они никогда не справились бы, но это и не понадобилось. Тайное знание Предвестников подсказало обходной путь. Подобравшись к окну на липучках, они выплеснули на стену Слюну Пожирателя Камней. Каменная кладка мгновенно вздулась пузырями, и проникатели ножами принялись расковыривать ставший мягким как тесто камень. Лепешки падали вниз, прилипали к земле. Проникатели, уже ученые, сторонились едкой слизи.