Темнота быстро накрыла город. Менять место ночлега теперь было опаснее, нежели оставаться на месте, и брат Така махнул рукой.
      — Просветленный очень силу да умение за себя постоять в людях ценил. Сам в этом деле большого мастерства достиг и приверженцев себе таких же подбирал.
      Ты думаешь, легко им было Гэйль взять? Да без людей Просветленного эта толпа огородников и к стенам-то не подошла бы. Это уж потом, когда Император кавалерию прислал, тогда уж умелец на умельца пошел. Фермеры-то разбежались, а Просветленный со своими в лес отошел. Вот тогда они и показали чего стоят. Я до этого места не дошел, — монах улыбнулся, словно вспомнил что-то приятное. — Мне еще в монастыре голову проломили. Но уж того чего я там насмотрелся — не забуду.
      Шумон слушал и кивал.
      При Императорском дворе отличавшемся большой веротерпимостью (Император считал себя человеком далеким от вопросов веры) ему приходилось встречаться и с приверженцами Просветленного Арги, а одного из них (Эрмитриона, счетовода Императорской библиотеки) он даже знал лично.
      Эрмитрион был небольшим и тощим мужичком, уже в годах и никак не походил на тех безжалостных и умудренных в единоборстве пробивателей монашеских голов, столь живо обрисованных братом Такой.
      — И что же все они такие были? — спросил Шумон, держа в памяти щуплую фигурку Эрмитриона.
      — Все, — подтвердил брат Така и тут же поправился. — Тех, кого я видел — все!
      Шумон расхохотался.
      — Я тоже знал одного просветленного.
      Монах вопросительно поднял брови.
      — На него сядешь — переломится, рукой сожмешь— не вода польется, а труха посыплется.
      Монах не обиделся на недоверие Шумона, только сказал:
      — Ну, это твоё счастье. Мне другие попадались… Тут где-то, кстати, место одно есть. Подземелье. Там он…
      — Подземелье? — насторожился книжник.
      — Да. Подземелье. Просветленный там своих людей испытывал.
      — Откуда ты знаешь об этом? — спросил Шумон.
      — Рассказывали люди, — неопределенно ответил монах. — Они его называли «Ходом 12 смертей». Кто его проходил, того Просветленный особо выделял. Так они…
      — А что там было?
      — Никто не знает.
      — Так уж и никто? — усмехнулся безбожник.
      — До чего ж люди одинаково устроены, хоть дураки, хоть умные… — одобрительно кивнул монах. — Когда мне об этом рассказали, я точь-в-точь так же спросил.
      — И что же?
      — Отвечу тебе, как мне ответили: кто не ходил — не знает, а кто прошел или там остался — не скажет.
      Шумон потер рукой лоб.
      Рассказ монаха, при всей его вздорности нес в себе зерно здравого смысла. Если конечно он был правдив, то он давал им еще одну возможность (кроме ворот и Божьей милости) попасть за Стену.
      — Как считаешь, чтоб от двенадцати смертей увернуться места много нужно? А?
      Младший Брат медленно кивнул, представив себе тоже, что и безбожник — подземный ход, начинавшийся в городе и уходящий за Стену.
      — А не боишься среди чужих смертей на свою наткнуться? Сразу двенадцать штук — не шутка.
      Шумон серьезно возразил:
      — А я и с одной шутить бы не стал…
      Монах посмотрел на него внимательнее, словно пытался разглядеть то, что недосуг было разглядеть раньше.
      — Слабоват ты для этого дела… У Просветленного молодцы были — не чета тебе.
      Шумон отчего-то почувствовал обиду.
      — Это я им не чета,
      Он выразительно постучал себя по высокому лбу.
      — Пять лет прошло все таки. Если там и вправду что-то было, то уж истлело давно.
      Монах неопределенно пожал плечами.
      — Я так понимаю, что мы просто так через Стену не переберемся. Не для того ее строили, чтоб запросто туда попасть можно было бы. Разве только подкоп сделаем… А вот если этот ход еще цел, то все возможно…
 

Дурбанский лес.

Город Справедливости.

Колодец.

      Все следующее утро они осматривали развалины, отыскивая вход в подземелье. Ни тот ни другой не представляли где он может находится и как выглядеть поэтому немудрено, что хотя его никто не прятал отыскали они его только к тогда, когда солнце уже съехало вниз, пройдя почти две трети положенного ежедневного пути. Бестолковые эти поиски приведи их в подвал одного из разрушенных зданий, где они и обнаружили выложенный камнем колодец. По его стенам, растворявшимся в негостеприимной темноте, спиралью уходили вниз опоясывающие его выступы — ступени. Вокруг колодца Шумон насчитал двенадцать круглых камней. По каменному полу, откуда-то из темноты, тек прозрачный ручеёк. Он скользил между обломками камней вспыхивал яркими бликами в одиноком солнечном луче, пробившимся через разбитые перекрытия и стекал в темноту колодца. Где-то глубоко внизу вода разбивалась о камни. Шум возвращался назад в подвал, наполняя его глухим угрожающим бормотанием. Увидя ручей брат Така ухватил Шумона за руку и сказал торжественно:
      — Вот он. Знак!
      — Посмотрим, посмотрим, — ответил Шумон, озабоченный открывающимися перспективами.
      Темнота не сулила ничего приятного, да Шумон и не ждал от неё ничего доброго. Выйдя из монастырского подвала, он с осторожностью относился к любому месту, напоминавшему хотя бы и отдаленно, столь не любезное его сердцу подземелье.
      Привязав веревку к обломку столба, словно пенёк торчавшему рядом с колодцем, экс-библиотекарь начал спускаться вниз. Из колодца тянуло холодом. Несильный сквозняк поднимал снизу запах сырости и тления.
      Льющаяся сверху вода, когда он неловко поворачивался, попадала ему на голову и стекала оттуда до самых пяток. Спускаться было трудно, но Шумон находил время и поглядывал на верх.
      Привыкшие к темноте глаза скорее угадывали, чем видели свет над головой. Более темным пятном там выделялась фигура Младшего Брата. Время от времени он спрашивал озабоченности.
      — Эй? Эй? Эй?
      Шумон не отвечал ему — было не до того, но до монаха долетало напряженное дыхание безбожника, и он успокаивался.
      Задержав спуск, Шумон бросил припасенный еще наверху камень и почти тотчас услышал, как тот ударился о дно колодца и покатился по камням. Спустившись чуть ниже, безбожник почувствовал под ногами дно.
      — Прибыл! — крикнул он, вместе со словом выпуская напряженное ожидание беды.
      Эхо исказило голос, но монах услышал его.
      Сверху он увидел, как в кромешной тьме вспыхнула и разгорелась яркая звездочка — Шумон зажег факел. Потом она пропала, опять появилась. Монах понял, что там внизу какой-то зал и Шумон ходит по нему. Брат Така зашептал охранительную молитву. Не успел он дочитать ее и до середины, как снизу донеслось.
      — Вылезаю. Помоги.
      Веревка натянулась, задрожала, принимая на себя вес Шумона. Монах ухватился за нее и потянул, радуясь, что все обошлось.
      По пути наверх он окончательно промок и продрог. Когда он появился перед монахом, зубы его лязгали, но это не мешало ему радостно улыбаться. Сев на край колодца он сорвал с себя одежду и отжал ее.
      — Там внизу пещера и ход в сторону Стены!
      — Я же говорил что это Знак! — брат Така поднял вверх палец и провозгласил: «И будет вода тебе проводником!..»
      — Это откуда? — поинтересовался Шумон, ежась на холоде. Монах нашел не самое подходящее время, чтоб блеснуть образованностью.
      — «Отповедь искусителям» Кабрина.
      — А насчет того чтобы костер разжечь и поужинать у твоего Кабрина там ничего не было сказано?
      Брат Така обиженно засопел. Не разозлился, не заскрипел зубами, а просто обиделся.
      — Ладно уж, извини, — по-доброму сказал Шумон. — Я ведь не со зла. Я твои заблуждения очень даже уважаю.
      Монах махнул рукой. Мудрость Кархи, что свела его с безбожником оставалась за рамками его понимания, но даже не понятое веление Бога должно было быть выполнено.
      Выйдя из подвала, они развели костер. Шумон согрелся огнем и едой. Остаток дня ими был проведен в подготовке к завтрашнему предприятию — брат Така молился и плясал, а Шумон размышлял о неприятностях ожидающих их в самом ближайшем будущем.
 
 

Город Справедливости.

Подземелье.

«Ход двенадцати смертей».

      Утром с самым восходом солнца Шумон и брат Така вернулись к колодцу.
      Солнце еще не пробило завесу из ветвей и листьев и от этого место испытания выглядело мрачным. Даже ручей, еще вчера исполненный солнечным светом, сегодня казался неживым и словно отлитым из стекла. Из колодца тянуло холодной сыростью.
      — Мрак и безобразие, — сказал монах.
      — А лезть все-таки придется, — отозвался книжник. — Как у тебя с предчувствиями?
      — Что может с нами случится плохого, если Карха рядом?
      Шумон сбросил одежду и упаковал ее в мешок.
      — Раз так… Вы с Кархой тут пока постойте, а я вниз.
      Он посмотрел в темный зев. Где-то там, за темнотой наверняка было дно, и там их могло ждать все что угодно. Конечно, он не верил в призраков, Дьяволовых подручных и тому подобные сказки, но там вполне могла прижиться семейка змей или ядовитых пестрых пауков. А если ход все-таки действительно сообщался с болотами, то змеи там были наверняка.
      Он привязал веревку к уже знакомому обломку и, ничуть не стесняясь наготы, перелез через каменное кольцо. Сразу стало мокро. Пальцы ног занемели от ледяной воды и он зашипел от ощущения холода, попавшего под кожу.
      Держась за веревку Шумон начал спуск. Ступени держались крепко. Они были вытесаны точно на длину ступни, и единственным неудобством было то, что некоторые их них, особенно с той стороны, где текла вода поросли мхом. Ноги на нем скользили, и приходилось крепче держаться за веревку, чтоб не сорваться вниз.
      Где-то на полпути Шумон остановился перевести дух. Темнота вокруг становилась все более и более непроглядной, а внизу ступени и вовсе терялись во мраке.
      Отпустив веревку, он немного постоял, прислушиваясь к шуму падающей воды. Шум будил жажду. Безбожник набрал воды в пригоршню и напился.
      — Эй! — крикнул он вверх. Там появилась голова брата Таки.
      — Что?
      — Воды набери. Не забудь…
      Монах кивнул, голова его исчезла. Шумон отыскал глазами следующую ступень и сделал шаг. Наступая на нее, он чувствовал надежность камня, но спустя мгновение раздался хруст, словно сломалась высушенная временем кость, и под ногой не оказалось ничего. Шумон вскрикнул, обеими руками вцепившись в веревку и, вцепившись в веревку двумя руками, повис над пустотой.
      Сейчас же над ним появилась готова брата Таки.
      — Что случилось? — крикнул он. Шумон перехватил веревку ногами и чуть съехал по ней вниз. Коварная ступень оказалась прямо напротив глаз. Он рукой тронул её и она снова, как и мгновение назад, с сухим щелчком убралась в стену колодца.
      — Первая!
      Брат Така понял его. Первая смерть.
      Не отводя от нее глаз, Шумон продолжил спуск. Сюрпризов больше не было. Просветленный, похоже не любил повторяться. Ступени крепко стояли на своих местах и не таили никаких неожиданностей.
      Встав на дно, он свистнул. Веревка поползла вверх и вскоре вернулась с мешком брата Таки. Положив его на возвышение, безбожник достал свою одежду и факел. Вскоре в его свете он наблюдал, как сверху спускается вязанка веток, которыми они намеревались освещать путь. Потом внизу оказалось небольшое бревно, а затем вниз полетела и сама веревка. Предупрежденный Шумоном, брат Така спускался с осторожностью каждый раз, пробуя ступень на прочность. Пользуясь своим ростом, он иногда, когда считал ступеньку не надёжной, упирался руками в противоположную стену и таким образом проходил участки казавшиеся ему опасными. У ненадежной ступени его ждал поднявшийся снизу Шумон. Ему было видно, как грузная фигура монаха едва поворачивается в колодце.
      «Такой, если и упадет, до дна не долетит. Застрянет», — подумал он, а вслух сказал:
      — Вот тут поосторожней.
      Внизу, облачившись в рясу, монах совершил преддорожную пляску. Плясал он с прежним усердием, но острый глаз Шумона отметил, что монах плясал заметно быстрее обычного. Понаблюдав за ним он увидел, что глаза его неотрывно смотрят на брешь в стене.
      «Любопытство!»— понял Шумон. — «Все у него как у людей!»
      Действительно любопытство терзало монаха не меньше, чем безбожника.
      В полутемном зале ход выделялся мрачным пятном на одной из стен. Как не старался брат Така сосредоточиться на пляске, ему это не удавалось. Глаза сами собой искали мрачный проём, а в голове вертелось вчерашнее:
      «Кто не ходил — не знает, а кто прошел или там остался — не скажет.»
      Отплясав положенное, Шумон дернул веревку.
      — Оставь, — сказал Шумон. — Пусть висит. Нам по ней еще назад выбираться.
      Монах посмотрел на него с недоумением.
      — Привел нас сюда Карха, он и выведет… Причем тут твоя веревка?
      Спорить Шумон не стал.
      — Тебя пусть Карха хоть за уши тянет, а я уж как-нибудь сам, по веревке…
      Монах пожал плечами, подхватил бревно и стал пристраивать его за спину. По их договоренности монах должен был идти вторым. Шумон был уверен, что справиться с любой неожиданностью, а на долю брата Тани останется лишь следовать его советам. Брат же Така был настроен более серьезно. Он думал, что название «Ход двенадцати смертей» это подземелье получило не случайно. Хорошо помня мастерство приверженцев Просветленного, он понимал, что и на его долю достанется много интересного. Он шел вторым с совершенно спокойной совестью, понимая, что смерть тут может прийти и сверху, и снизу и спереди и сзади. Поэтому бревно, пристроенное за спиной, он не считал лишним.
      Монах подпрыгнул несколько раз, проверяя, крепко ли оно держится, и нетерпеливо спросил:
      — Ну?
      Шумон решительно шагнул в темноту.
      С этого шага, он хорошо понимал это, они начинают состязание между коварством давно умерших творцов «Хода двенадцати смертей» и их сообразительностью и смелостью. Он не ждал неожиданности от первых шагов по темному лабиринту и отчасти оказался прав.
      Первые два шага не принесли ничего, зато третий…
      Пол резким рывком ушел вниз, и они полетели куда-то в темноту
      Спустя мгновенье Шумон, угодивший в западню первым, коснулся пола. Ловушка была неглубокой. За грохотом метательных камней, посыпавшихся из рясы Брата Таки, он ничего не услышал, но спиной почувствовал близость монаха, падающего следом. Безбожник не сумел не только подняться, но даже и подумать об этом. Придавленный монахом он только дернулся, но мгновение спустя тяжёлый удар припечатал его к полу. Несколько секунд оба лежали неподвижно, приходя в себя.
      — Что там? — простонал Шумон.
      — Не могу повернуться, — прохрипел монах. — Он меня держит.
      По спине безбожника словно ледяные паучки пробежали.
      — Держит?
      Шумон представил огромную когтистую лапу, лежащую на спине монаха, темноту над ним, таящую в себе огромную отвратительную морду с зубами-кинжалами и попытался выползти из-под монаха. Тот лежал недвижной глыбой. Шумон дернулся раз, другой,
      — Шевелись! Сожрут же! — крикнул безбожник.
      — Зубы обломают, — бодро отозвался монах. В голосе его Шумон не услышал страха. Монах явно видел больше безбожника. — Кто на тебя худого позарится…
      Никакой это был не зверь. Скрытый в стене механизм нанес удар чудовищной силы — рукоятка секиры от удара переломилась, а лезвие глубоко засело в дереве. Все это Шумон увидел, выбравшись из-под монаха. Ухватившись за обломок рукояти, он с трудом вырвал его из дерева.
      — А ты говоришь пять лет, — сказал брат Така сиплым голосом, разглядывая блестящее лезвие. — Если б по спине…
      — Если б по спине, — отозвался Шумон, — тогда бы до бороды разрубил.
      Он передернул плечами.
      — Теперь я, пожалуй, могу представить, что за люди выходили отсюда.
      — Что-то дальше будет, — голосом, не обещающим ничего хорошего, сказал брат Така. Он собрал вывалившиеся у него камни, по хозяйски поднял обломанную секиру, ногтем щелкнул по лезвию. Металл отозвался тонким комариным звоном, напоминавшим о заупокойной церемонии.
      — Одна радость. От двух увернулись. Осталось только десять.
      — Только-то… — усмехнулся Шумон и поднял факел.
      Провалившись вниз, они оказались в каменной щели. Запах влаги тут уже не чувствовался. Огонь освещал сухие стены, пропадавшие в темноте, но отнюдь не заканчивающиеся там. Тем же порядком — Шумон первый, монах следом за ним — они, осторожно ступая, двинулись вперед.
      Ход, хотя и был широк, (в некоторых местах монах, расставив руки не доставал от стены до стены), но низок. Бревно только что спасшее ему жизнь то и дело задевало за потолок, но брат Така не спешил с ним расстаться. Чуть пригнувшись, он выглядывал из-за плеча Шумона, прикрывая им его голову и одновременно пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте.
      Они двигались вперед с осторожностью пестрых пауков. После секиры благодушия у Шумона сильно поубавилось. Две первых ловушки, настороженные пять лет назад, сработали так, словно и не было этих пяти дет бездействия, тишины и молчаливого ожидания своего часа. Было ясно, что остальные десять ловушек сделаны не менее добросовестно.
      Вскоре они увидели перед собой отблески огня на полированных гранях. Не доверяя своим глазам, Шумон пощупал камни.
      — Тупик, — удивился он.
      — Не может быть, — очень уверенно возразил брат Така. — Не мог нас Карха в тупик завести!
      Пока Шумон с сомнением смотрел на стену, монах упершись в камни, попытался сдвинуть их. Ряса натянулась на могучих плечах, затрещала. Он чувствовал что-то, что не чувствовал Шумон.
      — Помоги, богохульник, — скомандовал монах, продолжая нажимать на камень. — Неужто считать разучился? Две прошли, значит остальные десять за этой стеной…
      Шумон ухватился за какой-то выступ, и стена сперва дрогнула, а потом сдвинулась с места и со скрипом отодвинулась в сторону.
      — Лишь бы не все сразу.
      Он не успел поднять факел, оставшийся лежать на поду как в открывшейся перед ним пустоте что-то громко треснуло. Брат Така, оказавшийся впереди отпрыгнул в сторону, заваливаясь назад. Он валился, валился вниз, но никак не мог упасть — бревно зацепилось своим верхним концом за какой-то выступ и он в полулежачем состоянии отчаянно скреб ногами по камням стараясь отодвинуться подальше от чего-то такого, что видел только он, но никак не мог этого сделать
      Шумон прыгнул к монаху. Ухватившись за бревно, он, упершись ногами стену, дернул его вниз. Что-то захрустело, и они повалились на догоравший факел. Спине стало горячо, Шумон попытался встать, но монах, почувствовавший его движение, крикнул:
      — Лежи!
      Безбожник осторожно откатился к стене. Факел потух. Он смотрел в темноту. Там плавали какие-то цветные пятна, летали искры. И ничего более.
      — Что там?
      — Не знаю, — сказал монах, — но у него копье!
      Вряд ли там был человек. Никакое терпение не вечно, а пять лет в этом подземелье вполне можно было приравнять к вечности.
      Достав из кармана огниво, Шумон застучал им, высекая искры. Через несколько минут ход вновь осветился. Они сидели друг против друга. То есть сидел только Шумон, а брат Така лежал там, где упал. Перевернувшись со спины на живот, он, ругаясь, развязал веревки и снял бревно. Убедившись, что спутник его цел и невредим, Шумон посмотрел вглубь коридора. Там в пяти-шести шагах от него отражая неверный свет факела, из темноты блестел металлический наконечник. За ним смутной тенью угадывалось древко копья уходящее в стену.
      — Покойник с копьем, — пошутил сквозь страх Шумон. Страшно ему стало по-настоящему. Впереди был не живой покойник, ни черный колдун, ни дьявол Пега — сказки это все — а кто-то живой, реальный…
      Злобно скалясь монах произнес:
      — Так уж и покойник…. Посторонись-ка.
      Шумон повернулся. Брат Така отошел назад, держа бревно подмышкой. Свободной рукой показал.
      — Ты к стеночке, к стеночке поближе….
      Шумон послушно пододвинулся к стене, освобождая ему место. Брат Така по молодецки крякнул и, сделав несколько энергичных шагов, метнул бревно вперед.
      Оно еще не успело долететь до цели, как монах уже лежал рядом с Шумоном, уткнувшись лицом в камни. Впереди раздался треск, за ним — громкий щелчок и над ними вдоль по коридору пронеслись обломки копья.
      — Третья!
      Шумон поджег упавший рядом обломок древка. Сухое дерево занялось весело и жарко. В свете двух факелов они внимательно оглядели расщелину. Шумон увидел, что ошибся. Ничего живого там не было, а стояла в отдалении обыкновенная метательная машина, выбрасывающая копье, когда обрывалась натягиваемая в нескольких шагах перед ней веревка. Таких устройств Шумон в своё время навидался достаточно, да и брату Таке они были не в диковинку. Присев на корточки безбожник попытался найти веревку, ведущую к спусковому механизму, но ничего не обнаружил, кроме каких-то волокон неизвестного происхождения. Он тихо рассмеялся. Веревки не было, а без нее ловушка хоть и настороженная сработать никак не могла. Поняв в чем дело, брат Така ничуть не смущаясь, пожал плечами — кто ж знал?
 

Город Справедливости.

«Ход двенадцати смертей».

Пещера.

      Укрепив бревно на спине монаха, они вновь двинулись вперед, ожидая нового удара из темноты. Они медленно, ощупью, крались вдоль стен, готовые принять любую неожиданность не зная что её не будет. Откуда им было знать, что пять лет назад этот коридор простреливался тремя арбалетами и по сей день стоящими где-то над их головами, но безобидными сейчас из-за того, что некому было натянуть их тетивы? Только в конце коридора, там, где света факела уже не хватало на то, чтоб рассеять мрак большой пещеры, прошлое напомнило о себе.
      На выходе из коридора, с двух сторон, почти вплотную друг к другу стояли две клетки. Проход между ними был настолько узок, что протиснуться там можно было лишь боком. Не особенно приближаясь к ним, Шумон поднял факел.
      — Что это? — спросил монах у него из-за спины.
      — Клетки? — не-то спросил, не-то ответил безбожник. Толстые, с руку, жерди огораживали кусок пещеры длинной и шириной в два человеческих роста. Внутри клеток никого не было. Только какая-то труха и осколки костей.
      Шумон резко опустил факел. Пламя фыркнуло разгораясь. Труха оказалась остаткам подстилки, истлевшей от времени. Она уже даже не пахла ничем живым. Монах, оттеснив Шумона в сторону, самым внимательным образом осмотрел жерди.
      — Зверей держали. Другого пути из коридора кроме как между клетками не было.
      Он представил какую ловкость должны были проявить испытуемые, которым нужно было даже не пройти — проползти, протиснуться между двумя клетками с когтистыми тварями.
      — Как их только не забыли тут в этой суматохе? Когда общий штурм начался…
      Вместо ответа Шумон сунул факел в клетку и в дальнем конце монах увидел пролом.
      — Звери о себе сами позаботились. Давай-ка и мы поступим так же.
      За клеткам начиналась большая пещера. Факел освещал небольшой кусочек каменного пола, и что было там, в темноте, люди могли только гадать.
      — Хороша норка, — сказал Младший Брат, вертя головой. — Представляешь, какие тут червячки живут? Слышал историю про зверя-тарвала?
      — Сказки это все, — пробурчал Шумон, — нет такого зверя. Лишь бы не разбойники… Эти тоже к пещерам неравнодушны.
      Пройдя по пещере с четверть поприща, они вышли к обрыву. Земля тут обрывалась, и край отвесно уходил в темноту. Брат Така бросил туда один из метательных камней, прислушался, но тот канул в темноту беззвучно, словно в шерсть.
      — Ну и что? — спросил Шумон.
      — Если не вперед, то назад…
      — Тогда вперед…
      Не сговариваясь, они осторожно расползлись в разные стороны от оставленного на камнях факела, и вскоре Младший Брат крикнул:
      — Нашел! Мост!
      То что нашел Брат Така за мост можно было принять только в потемках. Наверняка это было частью какого-нибудь испытания — слегка обтесанное бревно шириной две сложенные вместе ладони уходило в темноту и не известно было упирается ли оно там во что ни будь или просто повисает над пустотой. Однако ничего другого им Просветленный предложить не мог.
      — Как они тут ходили? — спросил Шумон, понимая, что ответа не получит.
      — Кто тут только ходил? — поправил его Младший Брат. Глядя на освещенный конец моста Шумон опять спросил.
      — И кто выходил с другого конца?
      — Это— простой вопрос… Про трульдовских проникателей слышал?
      — Слышал, конечно… Кто про них не слышал.
      — Я точно знаю, что их учил кто-то из тех просвещенных, кто этот ход прошел.
      — Пройдем и мы — и будет нам честь и слава…
      Посмотрев на хлипкий мостик, брат Така с сожалением снял с плеч бревно. Риск получить стрелу в спину тут был несравненно меньше, нежели возможность сорваться из-за него вниз. Вместо бревна он, тщательно перевязав, водрузил у себя за плечами свой мешок. Шумон все это слышал, но не видел. Он стоял спиной к монаху, оценивающе осматривая мост. Доверия это сооружение не внушало никакого, кроме того, он смутно догадывался, что висит он тут не спроста.
      «Как по-умному все сделано, — подумал он. — Идешь между стен, свернуть некуда. Вот стеночки-то тебя прямо на ловушку выводят… А тут вообще не увернуться…»
      Делать, однако, было нечего и, собравшись духом, он вступил на него.
      Бревно под ногами колыхнулось, оправдывая самые неприятные ожидания Шумона. Шаг. Еще шаг. Бревно дрогнуло и словно большая рыба попыталось уйти в глубину. Чуть повернув голову, Шумон увидел монаха.
      Он хотел, было, остановить его, но услышав причитания монаха: — «Ай, зря бревно бросил. Ай, зря…» почел за лучшее сказать лишь:
      — Ты потише там.
      Мелко семеня, стараясь попасть в такт движениям бревна, Шумон двигался вперед, не забывая при этом смотреть под ноги. Пламя факела плясало в воздухе, освещая мост едва на пять шагов. Что там было дальше безбожник не знал, н даже не пытался гадать. Опыт и здравый смысл подсказывали, что там может быть все что угодно.
      «Нет лучшего мешка для неожиданностей, чем темнота» — подумал он и словно в ответ на его мысли где-то раздался протяжный скрип. Его услышал и монах. Они остановились, ожидая что произойдет дальше, и дождались.
      Произошло все чрезвычайно быстро.
      Далекий скрип сменился сухим приближающимся шелестом. Услышав его Шумон выставил руку с факелом словно стараясь раздвинуть темноту перед собой.
      Именно в это мгновение что-то светлое с растопыренными во все стороны белесыми отростками влетело в освещенное факелом пространство и смело Шумона бревна. Слабый вскрик его унесло в темноту. Монах упал ничком. В лицо ему пахнуло запахом гнилого дерева. В обступившей его темноте он лихорадочно соображал, что же произошло?
      Он успел заметить только множество растопыренных лап. Воображение живо дорисовало все остальное— когти, горящие глаза, кривые жвала, сочащиеся ядом….
      В этот момент, когда мужество почти покинуло его, он услышал голос Шумона:
      — Э-ге-ге! — кричал тот. — О-го-го!
      И не было в его голосе ни страха, ни боли, а было какое-то очумелое торжество. Голос безбожника приближался. Брат Така поднял глаза. Освещенное факелом лицо Шумона неслось обратно.
      То ли неожиданно бодрый голос Шумона, то ли свет разгоревшегося на ветру факела словно сдернули пелену с глаз монаха. Шумон пролетел рядом с ним, обдав его запахом гнилого дерева, и унесся в темноту. Глядя вслед ему, монах вдруг понял тщетность своего страха. Никакой это не паук, а всего-навсего изрядной величины пенек на длинном канате.
      Шепот страха в ушах умолк. Впереди и позади себя он услышал шелест и почувствовал порывы ветра. Он не видел, но чувствовал, как над погруженным в полную темноту мостом болтались туда-сюда несколько пней.
      С неумолимостью предначертания Шумон вновь пролетел над мостом. Монах проводил его взглядом.
      — Прыгай!
      — Нет. Опасно! — крикнул в ответ Шумон, проносясь над бездной. — Останови меня. Брось мне веревку!
      Он воткнул факел в гнилое дерево и приготовился ловить её.
      Монах, однако, не спешил. Сев на мостик, он сперва крепко привязал один конец к нему, а другой конец, аккуратно смотав в кольцо, взял в руки.
      — Держи!
      Веревка взвилась вверх, к несущемуся на монаха пню. Им повезло. Шумон поймал ее с первого раза, и брат Така, намотав на ладони полы своего балахона начал притормаживать движение Шумона. Веревка дергалась, он то отпускал её, то снова сматывал. Дважды из-за этого он чуть было не сорвался с моста, но и результат был на лицо — пенёк колыхался все более лениво.
      — Четвертая это или пятая? — спросил сверху Шумон.
      — Ты сперва слезь, — сквозь зубы отозвался монах, — а то летаешь тут как… муха.
      Шумон высокомерно улыбнулся. По своему монах был, конечно прав — путь оказался трудным и опасным, но и он был прав — справились же вот… Уже с десяток раз проскочив туда и обратно, пенек вдруг затрещал и вспыхнул ярким бездымным пламенем. Огонь охватил сухое дерево разом, словно оно было пропитано маслом. Шумон взвыл и, рискуя сломать себе шею или разрушить мост, прыгнул к монаху. Тот подхватил его, а пенек, освободившийся от груза, улетел в сторону, унося с собой факел.
      — Ну что? Накатался? — поддерживая Шумона, спросил монах. Шумон кивнул, но тут глаза его выкатились и он крикнул:
      — Назад!
      Монах отпрянул, безбожник распластался на мосту, а над ними, рассыпая искры, пронесся пылающий пень.
      Они проворно отползли подальше. В свете мечущегося клубка пламени им были хорошо видны и другие маятники, размеренно двигавшиеся над мостом.
      Так, где ползком, где на карачках, они перебрались на другую сторону. Худшие опасения Шумона к счастью не оправдались. Конец у моста все же был, и, что самое главное, он упирался в такую же каменную площадку, как и с другой стороны.
      Добравшись до нее, они повалились на камни, рассчитывая передохнуть.
      Огненный шар первого маятника уже не качался над мостом, а висел над ним, рассыпая искры. Издали зрелище выглядело великолепно: по пещере разливался ровный оранжевый свет, в котором плавно и величаво проносились гигантские тени качающихся маятников, иногда по пещере проносился треск и из пня вылетал фонтан белых или желтых искр. Они, медленно догорая в воздухе, спускались вниз.