Пока монах обдумывал слова Шумона, тот вслушивался в звуки, долетавшие из леса.
      — Думай быстрее, — поторопил он монаха, — нам надо договориться до прихода негодяев из банды Хамады.
      — Кого?
      Не видя монаха, но, чувствуя его недоумение, Шумон пояснил, не в силах удержаться от мелкого ехидства:
      — Разбойников. Тех самых, которых вчера «зверь задрал».
      — Но ведь благородный рыцарь… — начал, было, монах и остановился. Шумон, однако, понял недосказанное им, так как думал о том же.
      — Во всяком случае, пятеро из них недавно стояли там же где и ты. Кстати, у них луки и очень злые морды.
      Брат Така вспомнил и потасовку у часовни, и побег из бандитского логова. Разбойники попались ему не такие страшные, как их слава. От него досталось многим.
      — Не пугай, не страшно.
      Упрямство монаха, проявляемое им в любом удобном и не удобном случае, уже успело надоесть Шумону.
      «Наплевать!» — подумал он. — «Я его предупредил, а дальше пусть как знает…»
      Он бесшумно сполз с глыбы и в этот момент услышал:
      — Ладно. Клянусь, что не трону тебя. Но и ты поклянись, что…
      — Клянусь не причинять тебе зла, — сказал Шумон, выходя из-за камня. Он заметил, как у монаха дернулась рука, в которой тот держал пращу. Движение было коротким, почти незаметным. Шумон протянул ему мешок.
      — На. Пощупай.
      Мешок монах взял. Глядя на Шумона, тщательно ощупал его. В мешке он обнаружил моток веревки, флягу и еще какую-то мелочь явно не похожую на страшный камень.
      — Спрятал? — насупился монах. — Куда?
      — Потерял… — откровенно огорченно вздохнул Шумон. — Не я… Рыцарь…
      Так они снова соединились, второй раз за эти три дня. Ни тот, ни другой и не предполагали, что такое возможно.
      Бредя вслед за Шумоном, Брат Така растерянно думал, что безбожник, которого он не должен был упустить, трижды мог уйти и трижды не сделал этого, а Шумон, с тем же недоумением в душе, размышлял о том, что трижды у него была возможность избавиться от опеки Младшего Брата и он не воспользоваться ни одной из них.
      Помолчав, скрепив молчанием перемирие, они углубились в горы. Шумон рассчитывал, удалившись как можно дальше от лагеря Хамады, продолжить путь к Замским болотам.
      Из рассказа Хилкмерина выходило, что до них оставалось не так уж много.
      Хотя идти по камням было трудно, но они успели пройти целое поприще, как вдруг монах остановился и страшным голосом произнес: «Рыцарь!» Шумон резко повернулся, думая, что брат Така увидал их спасителя, но за его спиной никого не было.
      — Рыцарь, — повторил монах. — Он же спит!
      Тут пришла очередь испугаться Шумону. Заботясь о брате Таке, он совершенно забыл о рыцаре, оставив его одного, против разбойников. Не сговариваясь, они побежали назад.
 

Дурбанский лес.

Окрестности места происшествия.

      Сергей же тем временем метался по лесу, разыскивая беглецов. Первое время он бежал, ориентируясь на крик, а когда он смолк — на собственную интуицию.
      Прочесав опушку и не найдя там ничего он пробежал метров 300 вдоль полосы кустов и опять свернул в лес. Через десять шагов на него пахнуло кровью. Сладковатый запах только что живой плоти заставил егеря остановиться. Поймав его носом он свернул в сторону и сразу же наткнулся на тушу недавно убитого зверя. Рядом с разбитой головой лежал окровавленный камень размером с кулак взрослого человека.
      «Монах, — подумал егерь. — Его работа!»
      Он невольно оглянулся, нет ли кого рядом.
      За тушей кабана-жульде егерь увидел просвет в стене кустарника и побежал туда отыскивая по сторонам следы беглецов. Бежать становилось ощутимо труднее. Лес редел, приближаясь к горам, а между деревьями разрастались колючие кусты и лошадиная трава. Туман в небе расползся на клочья, показывая невидимые до этой поры горы. Выскочив из леса, Кузнецов огляделся.
      Пусто. Ни монаха, ни Шумона. Ветер размотал туман, и видно было вообще-то неплохо, хотя отдельные клочья его еще лежали у подошвы холма и дальше на равнине. Рыцарь посмотрел на часы. С того мгновения, как он проснулся, прошло 26 минут.
      Сергей задумался: сколько же он спал в одиночестве и самое главное — чей же крик он слышал? Подумав над этим, он пришел к выводу, что с уверенностью ответить ни на тот, ни на другой вопрос он не может. Осознав это, Сергей решил больше не бегать, а действовать как человек разумный. То есть сесть на аэроцикл попытаться обнаружить беглецов с воздуха.
      Он спрыгнул с валуна, и уже не спеша, двинулся вперед, отыскивая группу деревьев, под которыми была спрятана машина.
      Аэроцикл стоял там, где ему было положенное. Раздвинув окутавшие дерево лианы, Сергей выкатил аппарат на поляну. Он поднял ногу, собираясь сесть в седло, но в этот момент ощутил сильнейший удар в плечо, который отбросил его за аэроцикл.
      Сергей сел и только тогда почувствовал боль — из плеча, пробив его насквозь, торчала стрела.
      Подняв голову, он увидел, что из кустов к нему бегут люди. Он даже не успел испугаться.
      Сработал автоматизм. Натренированное умение встречать любую неожиданность активным действием.
      Когда он учился в Кейптаунской школе егерей, ему довелось услышать массу историй о человеческом любопытстве и цене, которую приходилось за него платить. Еще в те времена он вывел для себя правило. «Сначала, если можешь, останови процесс, а уж потом разбирайся». До этого случая правило не подводило его, и Сергей поступил так, как подсказывал ему опыт.
      Вынув левой рукой разрядник, он направил его на бегущих.
      Люди попадали, словно наткнулись на бегу на натянутую у земли проволоку. Несколько секунд он смотрел на них, борясь с дурнотой — не поднимется ли кто, но те лежали как статуи. Обезопасив себя, Сергей сломал стрелу, вытащил древко из раны. Едва он это сделал, как ощутил, что у него в плече появились сообщающиеся сосуды, которые начали попеременно наполняться болью. Разорвав куртку, залил рану вирусофагом и заклеил пластырем. И только после этого подошел к лежащим.
      В телах, казалось не осталось ни капли жизни, но впечатление это было обманчиво. Сергей знал, что через полчаса они придут в себя и, как ни в чем не бывало, примутся за то дело, сделать которое он им помешал. Иначе говоря, они возьмутся за него самого. Поэтому не мешкая он снял с разбойников перевязи с ножами и зашвырнул их за камни, отобрав для коллекции Шефа два никогда не виданных им еще экземпляра — из ручки каждого выходило два лезвия одно вниз другое вверх. Сломав оба лука, он забрался на аэроцикл и поднялся в воздух.
      Если б он оглянулся, то наверняка бы заметил Шумона и брата Таку. Оба они были настолько поражены увиденным, что им даже в голову не пришло спрятаться за камнями.
      На их глазах аэроцикл с оседлавшей его персоной благородного рыцаря Коррула-у-нанна двинулся вперед, в сторону набухавших близким дождем облаков над Замскими болотами и медленно распухая, превратился в обычное белое облако.
      Шумон пришел в себя первым.
      — Ты знаешь, что меня беспокоит больше всего? — спросил он своего спутника. Монах не ответил, продолжая следить за уносившимся вперед облаком. Ноги его дергались в судорожной пляске, словно он не решил еще, что следует плясать — «Избавительную» или «Благодарственную». Поняв, что ответа он дождется еще не скоро, если вообще дождется, безбожник ответил себе сам:
      — То, что и нам нужно в ту же сторону.
 

Дурбанский лес.

Пещера.

      Дождь все-таки разразился.
      Сначала безобидно мелкий, сыпавшийся из сизых облаков над их головами потом все более и более крепчавший и, в конце концов, превратившийся в сильнейший ливень, заставивший монаха и безбожника остановиться в одной из кстати подвернувшихся пещер.
      Сутки он пережидали непогоду, коротая время, кто размышлением, кто молитвой.
      То, что случилось, не могло пройти бесследно ни для одного, ни для другого.
      Произошедшее на их глазах было потрясением для каждого из них. Значение увиденного ощущали оба, но каждый по-своему.
      Для одного это было чудо, еще одно из неисчислимых свидетельств силы БОГА, а для другого— реальное воплощение того к чему он стремился последние годы.
      Для одного потрясение было в самом факте его овеществленной мечты, а для другого в том, что Карха дал ему возможность увидеть чудо своими грешными глазами.
      Они не обсуждали события прошлого дня между собой, без разговоров понимая, что обсуждение принесет спор и разрушит то ощущение радостного праздника, которое каждый хранил в своей душе. Каждый был занят своими мыслями и не обращал внимание на соседа поэтому Шумон не сразу заметил изменения происходящие с братом Такой. Монах стал кроток и благостен. Молитва его осталась истовой, но потеряла прежнюю ожесточенность, а обращение с Шумоном стало более мягкое, словно безбожник стал сам для него ближе по духу. Про дьявола, невесть как оказавшегося в его мешке он не вспоминал.
      Рано утром открыв глаза, Шумон увидел не лес в проеме пещеры, а лицо Младшего Брата.
      — Надо возвращаться.
      В его голосе не было ни радости, ни сожаления.
      — Еще чего!
      Шумон сбросил с себя сон.
      — С Богом спорить нельзя…
      — Убьет? — хмыкнул безбожник.
      — Расплющит, — серьезно ответил монах. — Не смейся. Надо возвращаться. Не зря же Божий помощник нас хотел отвести в город…
      Шумон смотрел на него, на руки, которыми монах легко мог скрутить троих таких как он, на пещеру, что не давала возможность убежать и на мешок, в котором уже не было заветного камня. Тут же как-то само собой всплыло в памяти лицо Старшего Брата Атари, на фоне замшелой стены каземата. Он замотал головой, прогоняя видение. Ах, ожерелье, ожерелье!
      Возвращаться в Эмиргергер совсем не хотелось.
      — Что башкой веришь? Сомневаешься?
      — Да вот Старшего Брата Атари вспомнил.
      — Хороший человек! — с готовностью поддержал разговор Брат Така.
      — Не сомневаюсь, — сказал Шумон с таким выражением лица, что любому стало бы ясно, что на самом-то деле кое-какие сомнения в этом у него все же есть.
      — Ты мне вот что скажи…
      В голове Шумона стремительно складывался план разговора.
      — Как это вы у себя определяете кто из вас ближе к Кархе, а кто дальше от него?
      — Просто.
      Младший Брат усмехнулся чуть покровительственно.
      — Кого Карха отличает, того и награждает.
      — Как это?
      — Через руку Императора, эркмасса или Старших Братьев.
      — Понятно, — покивал Шумон. — А кто тогда, по-твоему, ближе к Кархе стоит? Ты или он?
      — Понятно — Старший Брат…
      — А почему не ты?
      — Карха отличил его, сделав Старшим над нами.
      — Значит, ему более чем тебе ведомы замыслы Кархи? — глубокомысленно спросил Шумон.
      — Конечно!
      — Так!
      Экс-библиотекарь потер руки.
      — Как же тогда ты можешь ослушаться приказа Старшего Брата, лучше тебя знающего, что нужно Братству? Он ведь послал нас с наказом дойти до конца. До самого конца и понять, что там твориться…
      Брат Така потер лоб. Голос его выдавал необычную для него неуверенность.
      — Но ведь Божий помощник, что спас нас от злодеев, ближе к Кархе?
      — А с чего ты взял, что это был Божий помощник? — спросил спокойно Шумон. — Неужели только оттого, что он летал?
      Монах не ответил, занятый своими мыслями, но Шумон почувствовал, что угадал.
      — То, что он летает это ведь не повод во всем его слушаться. Вон шельхи летают, а кто их слушает?
      Младший Брат молчал, предоставив Шумону возможность говорить дальше.
      — Вот ты уверен, что там, — Шумон махнул рукой в сторону леса, — там Зло и Божьи помощники отвращают тебя от него?
      Така кивнул. Он продолжал безмолвствовать, но молчание его было скорее упрямым, чем каким-либо иным.
      — А если это не так? Если тот, кто нас спас и есть Зло, которое прячется от твоих глаз, чтоб никто не узнал о нем правды? Ведь чудеса может творить и Пега?
      Така молчал. Тогда безбожник зашел с другого бока.
      — А вот, кстати… Могут ли Божьи помощники лгать?
      — Нет, — твердо сказал Младший Брат Така. — Нет и нет… Ложь слуге Божьему дозволяется только в одном случае — во имя пользы для Братства и Шестивоплощенного Кархи!
      Шумон кивнул.
      — А ведь он нас с тобой обманул…
      — Когда?
      Монах спросил так, что Шумон понял, что еще один удар, и он пробьет брешь в стене, но ему не пришлось ничего напоминать монаху. Тот сам вспомнил вчерашний вечер.
      — «Он разорвал их всех…» — пробормотал тот.
      — Именно. Он обманул и меня и тебя… А была ли от этого польза Братству? — он покачал головой — Сомневаюсь…
      Шумону показалось, что дело уже сделано. Монах замолк надолго. Безбожник, ждавший ответа, нетерпеливо перебирал пальцами, потом не выдержал.
      — Я даже готов допустить, что может быть в первый раз нас спас настоящий Божий помощник, но в этот раз… Тогда у разбойников он остался невидимым, не показался нам, почему же он не поступил так же и в другой раз? Потому что ему не нужно было нас отговаривать! Мы шли верным путем, и Божий помощник незримо помог нам!
      — Ты же не веришь в него?
      — Нет, — согласился Шумон — но главное, что в него веришь ты… Ну и…
      — Что?
      Безбожник потупился.
      — Ну… В самом деле кто-то же спас нас, и тебя и меня…
      Монах ни сказал ни слова.
      — Ладно, — подытожил разговор Шумон. — По всему получается, что нам вперед надо идти, а не назад… У тебя небесный заступник есть, а я и так обойдусь… Пойдем.
      — Выходит, впереди Зло?
      Безбожник пожал плечами..
      — Дойдем — посмотрим.
      — Пойдем, — согласился монах. — Не пристало Брату По Вере от Зла по пещерам прятаться.
      Они покинули пещеру, променяв её дикий уют на прелесть пути по мокрому лесу.
      После видения возносящегося в небо рыцаря, после суток размышлений, Шумон был готов ко всему. В своих мыслях он даже не пытался представить себе, что ему еще предстоит увидеть в этом лесу.
      «Дьявола Пегу видел, то ли помощника Божьего, то ли Дьяволова пособника тоже наблюдал. Что же у них еще есть?»
      Он не знал, кто это «они» и не ответил бы на этот вопрос даже под пыткой, но «они» были. В этом у него сомнений не было.
      Монах держался спокойно и, как показалось Шумону, светился изнутри. Он шел не глядя по сторонам в полной уверенности, что после того, что было ничего скверного с ним не случиться.
      — Смело идешь, — напомнил Шумон монаху — по сторонам не смотришь… А ну как…
      Он хотел сказать «черти», но вовремя прикусил язык. Напоминать монаху о встрече с Дьяволом Пегой не стоило. На мгновение замявшись, он сказал:
      — …зверь в кустах?
      Монах заминки не заметил.
      — Теперь я спокоен, — сказал он. — Тень руки Его над нами и свидетельство тому Его посланец, спасший нас из рук кровожадного Хамады и убравшего с нашего пути коварного посланца Дьявола Пеги!
      После разговора с Шумоном Младший Брат как-то разом прозрел, поняв, что твориться с ними и вокруг них.
      Теперь-то было совершенно ясно, что в первый раз от разбойников их спас настоящий Божий Помощник. Именно он разбил ненавистную цепь, он вывел их из пещеры и помог бежать из разбойничьего логова. Тогда их тихий спаситель не сказал ничего, и не дал никакого знака, отвращающего их от намеченной Старшим Братом цели. Это значило, что им нужно было просто выполнять волю Старшего Брата Атари. С чистым сердцем они пошли на это, но тут опять вмешался Хамада, не иначе как вставший на службу к Пеге, и носивший его самого в заплечном мешке, что по случайности унес из разбойничьего логова безбожник.
      Их второй освободитель, прикинувшийся благородным рыцарем, хотел совсем другого. Если б не мудрость безбожника, несомненно внушенная тому Кархой, Младший Брат мог бы попасть в расставленную ловушку, но обошлось.
      Хамада, их лживый освободитель и Тот, кому они все служили, чего-то боялись. Они не хотели, чтобы Младший Брат что-то увидел, что-то понял, но Карха не оставил их своим попечением….
      Единственное, что смущало брата Таку в этом умственном построении, так это то, что он не мог понять почему разбойники их просто не убили. Это ведь было так просто — убить. Особенно для разбойников. Они уцелели просто чудом…
      Эта мысль мелькнула и он вдруг понял, что это и есть объяснение всему. Чудо.
      Они живы, потому что Карха сотворил очередное чудо.
      Он остановился и заплясал Большую Благодарственную.
      Шумон, прокладывающий дорогу оглянулся и по лицу товарища поняв, что это надолго присел, прислонившись спиной к дереву.
      Он тоже думал о происшедшем, но у него были свои соображения на этот счет. Высказывать их он не стал, оставив до времени при себе. Ясно ему было главное — теперь монах все, что с ними приключится в дальнейшем, встретит без страха, с несокрушимой верой в своего заступника.
 

Дурбанский лес.

Стена.

      Так оно и получилось.
      Когда к концу дня они вышли к Стене, то к радости безбожника монах принял её как должное.
      Он не упал в обморок, не впал в молитвенный экстаз. Осмотрев преграду, он улыбнулся, словно ему давно было известно о том, что она встанет на их пути.
      Присев рядом он совершил охранительную пляску и со спокойной улыбкой стал наблюдать, как Шумон удовлетворяет свое любопытство. Стена была полупрозрачным монолитом лилового цвета. Высоту её он определил в десять своих ростов. Деревья на той стороне проступали сквозь нее неясными силуэтами. Подобрав с земли ветку побольше, безбожник осторожно дотронулся до поверхности Стены. Палка скользила по ней словно по льду.
      Поколебавшись, Шумон протянул руку. Едва пальцы коснулись стены, по телу пробежало ощущение колючего холодка и пропало. Стена действительно была скользкой и упругой. Он нажал на неё. Лиловое марево слегка поддалось, но за этой податливостью вскоре почувствовалась твердость камня.
      Шумон провел ладонью по стене. Ощущение колкости усиливалось, по мере того, как ладонь продвигалась вверх. На самом верху жжение стало непереносимым. Безбожник отдернул руку, и жжение мгновенно угасло.
      — Эй, брат, дай-ка пращу… — обратился он к монаху. Брат Така ни слова не говоря, снял пояс и протянул его Шумону.
      — И пару камней…
      Камень попал совсем не туда, куда он рассчитывал, но это было неважно. На мгновенье он прилип к Стене, и от места удара по поверхности разбежались оранжевые кольца, словно камень подал не в стену, а в воду.
      — Красиво, — заметил брат Така когда кольца добежали до кромки Стены и, вспыхнув, погасли.
      — Да уж, — согласился Шумон. — Что скажешь божий угодник?
      — Что уж тут скажешь? — Смиренно сказал монах. — В Ларской обители свидетельства есть о третьем воплощении. Иконы в два цвета между прочим — лиловый да оранжевый.
      — Забавно, — отозвался безбожник. — А я тебе вот что скажу. Есть у нас Пальское княжество, ты о таком верно и не слышал, так у него боевые цвета — оранжевый да лиловый.
      — Хочешь сказать, что князек Пальский у нашего эркмасса болото оттяпал? — лениво усмехнулся монах. — Оттяпал и огородил?
      — Да нет. Этого я как раз сказать не хочу.
      Брат Така всплеснул руками.
      — Не глупый же вроде человек. Понять же должен, что не людским трудом, и не высший промыслом…
      — А Божьим упущением! — докончил за него Шумон. Монах насупился, но Шумон легко потрепал его по плечу.
      — Разберемся. За тем и шли.
      Достав из мешка веревку (монах опасливо покосился на него) Шумон прикинул в руке её вес. Попытка перебросить веревку через стену была единственной реальной возможностью перебраться на ту сторону, если не считать, конечно, строительства башни из бревен, которых и срубить-то пока было нечем… Шумон, прямо сказать, не мог рассчитывать тут на успех — слишком тяжела была веревка, но попробовать определенно стоило. Первая попытка оказалась неудачной.
      Привязав к концу веревки камень, он раскрутил его, и выпустил веревку из рук. Она рванулась вверх увлекаемая камнем, но за стену не перелетела.
      Шумон не знал, поднялся ли камень над стеной или нет. Единственное за что он мог поручиться, так это за то, что камень, уже падая вниз, отлетел от нее, словно был отброшен чьей-то невидимой рукой.
      Еще дважды под насмешливым взглядом монаха он пытался перебросить веревку на ту сторону, но все попытки окончились безрезультатно.
      То есть результат-то конечно был, но что от него проку?
      Наблюдая за Шумоном, монах улыбался.
      Известно было, что Дьявол Пега умеет хранить свои тайны и надеяться на то, что он просто так откроет ее было смешно. И кому? Безбожнику, даже не верящий в того, кто поставил на их пути эту преграду!
      Самонадеянностью безбожника даже не злила, а обескураживала. Результат этой безумной затеи для брата Таки был известен заранее. Не стоило и пробовать.
      В перерывах между второй и третьей попыткой брат Така ушел в кусты и вернулся оттуда с парочкой диких дынь. Располосовав их он окликнул Шумона, рассеянно смотревшего то на верёвку с камнем, то на стену.
      — Ты, брат, совсем обезумел.
      Шумон повернулся к нему, словно ожидал дельного совета.
      — Ты одно пойми, безбожник, — ласково сказал монах. — От тебя все это нисколько не зависит. Хоть ты себе руки до колен отмахай со своей веревкой, а не захочет Карха и будем мы по сю сторону стены, ну а если захочет — чихнуть не успеешь, как на той стороне окажешься.
      — Или Карха, или князь Пальский, — поправил его Шумон, глядя на дыню. Монах на эту ребяческую выходку не обратил никакого внимания. Исполненный благодати он был выше этого.
      Подкрепившись, путники остались на месте. Путь, указанный Хилкмерином закончился Стеной. Конечно, её следовало обойти, но с какой стороны? Шумон посмотрел направо — стена терялась за частоколом деревьев налево — тоже самое. Прикрыв глаза, он восстановил в памяти план, начерченный старым охотником. Где-то правее их лес потихоньку сходил «на нет» и сливался со степью. Поворот влево сулил им достаточно неприятную дорогу через матерый лес и болото и все же Шумон выбрал именно его — уж очень ему не хотелось после случая с вознесением рыцаря, идти по открытому месту.
      — Молись, брат, — сказал он монаху, — дорога будет длинной.
      — Куда мы теперь-то?
      — Стены без ворот не бывает.
      — Умный ты больно, — поморщился монах, — учишь тебя, учишь… Не ворота искать надо, а место где Карха явит нам свою милость!
      Шумон не хотел напрасно злить монаха и поэтому ответил уклончиво.
      — Тут уж кому раньше повезет… Или мне с воротами или тебе с милостью Божьей.
      Первое время Брат Така шел молча, лишь изредка принимаясь распевать духовные песнопения. Он довольно часто отходил в сторону, отыскивая в кустах что-то съедобное, однако на шестом поприще пути принялся ворчать. Шумон не обратил на это внимания. Ему было не до этого, Появление Стены, судя по всему, было быстрым и безжалостным. Словно секира она вонзилась в лес, устлав своё подножие стволами рухнувших деревьев, место которых пожелала занять. Их путь превратился в пытку. На каждый шаг вдоль Стены приходилось четыре — пять шагов в сторону, что бы обойти поваленные в беспорядке деревья. Прорубаясь сквозь перепутанные кусты, Шумон услышал.
      — Стена и стена, а за ней что? Может за ней уже и ни леса, ни болота?
      Мысль была правильной. Он даже удивился, как это не пришло ему в голову раньше.
      Ничуть не сомневаясь в том, что лес за Стеною все-таки есть он начал искать глазами дерево повыше, чтоб поднявшись на него определить: есть ли конец у этой Стены.
      Немного спустя путники вышли на поляну, сплошь устланную синеватыми зарослями «усни травы». На другом краю поляны в небо возносились храмовые деревья.
      — Отдохнем? — спросил Шумон.
      — И подкрепимся! — брат Така бросил на землю порядком раздувшийся мешок. Карха воздвигнув стену и повалив деревья, позаботился в неизреченной милости своей об их пропитании.
      — Хорошо. Только сначала… — Шумон кивнул в сторону деревьев. Монах все понял без слов.
      Скинув рясу, Младший Брат полез на серый, залепленный лишайником ствол, возвышающийся над окрестностями. Шумон с травинкой во рту наблюдал за ним. Монах, с проворством голодного жука, быстро лез по стволу вверх, туда, где в небо поднимались самые сочные листья. Оттуда сыпались ветки, сухой мусор.
      — Ты что там, гнездо вьешь? — нетерпеливо крикнул Шумон. — Рассказывай, что видишь.
      — Болото на месте. Пахнет, — откликнулся монах. — Драконы!.
      В том, что болото осталось на прежнем на месте Шумон не сомневался. Другое интересовало его сейчас.
      — Посмотри на Стену. Есть ли где-нибудь проход?
      Монах молчал долго. Снизу было видно как он вертит головой, пытаясь что-то разглядеть.
      — Нет, — наконец донеслось сверху. — Прохода не вижу.
      — Та-а-ак, — выдохнул безбожник. У него оставалась надежда на слабость зрения монаха.
      — Эй, брат, — окликнул он его и подняв два пальца спросил.
      — Сколько пальцев?
      — Два, — донеслось сверху.
      Шумон в расстройстве сел на землю. Зрение у монаха было как у птицы. Вскоре к нему присоединился и Младший Брат. Он тяжело дышал, горела оцарапанная щека, а порты были измазаны свежей зеленью.
      — По-моему стена вокруг всего болота.
      — А со стороны альригийцев?
      — И там тоже.
      — Что делать будем? — спросил Шумон.
      — Дальше пойдем, — беззаботно, словно это было само собой разумеющимся, сказал монах. — Тень Кархи над нами. Я верю в это.
      Он плеснул из фляги воды в ладонь и ополоснул лицо.
      — Там впереди трех поприщах что-то вроде большой поляны и развалины какие-то. Посмотреть бы надо.
      Шумон согласился. Пока у него не было своих идей, он мог довольствоваться идеями Младшего Брата.
      Подкрепившись, они продолжили свой путь вдоль стены. Деревья становились все ниже и вскоре над зеленой полосой листьев они увидели голубую полоску неба. Стволы уже не загораживали панораму и позволяли путникам видеть вперед шагов на двести. Увиденное ошеломило Шумона.
      — Город? — удивленно сказал он. — В этой глуши?
 

Дурбанский лес.

Развалины «Города Справедливости».

      Путники миновали разрушенную стену.
      Лес уже крепко вцепился в отобранный у него когда-то людьми клочок земли, однако остовы домов и остатки мощеных камнем улиц сопротивлялись его нашествию.
      То, что когда-то было дорогой, вывело их на широкую поляну, поросшую подлеском, когда-то, видимо, бывшей центральной площадью.
      Шумон остановился, огляделся.
      Не ясно было, кто кому помогал в разрушении города — то ли время людям, то ли наоборот, но одно ему было совершенно ясно: оба этих разрушающих начала соединились здесь, чтоб уничтожить город. Монах смотрел по сторонам хмуро, словно любопытство сыграло с ним скверную шутку, заведя его в это место. Осмотрев ближайшие развалины, он мрачно сообщил:
      — Плохое место. Проклятое.
      Не оборачиваясь — развалины были куда интереснее монаха — Шумон спросил:
      — Ты знаешь что это?
      — Похоже, что да, — кивнул монах. — Город Справедливости. Гнездо ереси Просветленного Арги. Воистину гнездо Дьявола!
      Это была новость! О городе ходили разные слухи, то толком никому ничего известно не было.
      — Да ну?
      — Засеку помнишь? И засека и город так же их рук дело.
      В словах брата Таки Шумон не уловил осуждения. Давно сгинувшие люди вложили во все это свои силы и ум, и не смотря на то, что титанический, хотя и оказавшийся бесполезным труд, пошел прахом, он все равно внушал уважение.
      Разобравшись с городищем, экс-библиотекарь повернулся к Стене. В этом месте она теряла свою идеальную прямизну и обходила развалины по широкой дуге, словно понимая, что пройди она иначе, люди, когда-то жившие в этих домах, могут обидеться. Шумон смотрел на изгиб как зачарованный. Он говорит ему о многом. Стена не появилась сама собой. Стену поставил кто-то, кто мог отличить развалины человеческого жилья от простой груды бревен.
      Заходящее солнце скатывалось за Стену, погружая людей и развалины в темноту. Еще несколько мгновений оно заливало лиловым светом, прошившим Стену насквозь, а потом увязло в болоте. Пользуясь последними мгновеньями дня, путники собрали кучу хвороста, и затащили её в полуразрушенное каменное здание, поднятое над площадью на ступенчатом постаменте.
      К предложению Шумона заночевать в развалинах монах отнесся очень неодобрительно, однако безбожник просто не стал слушать возражений монаха. На все его просьбы уйти из города он отвечал успокаивающим похлопыванием по плечу, и монаху пришлось смириться.
      Пока Шумон возился с костром, тот с особым тщанием несколько раз оплясал место ночлега, совершив вечернюю и охранительную пляски.
      Когда он закончил, Шумон, готовивший вечернюю трапезу спросил:
      — Ты что-то словно не в себе? Случилось что?
      — Плохое место, — угрюмо в который уж раз, повторил монах. — Очень плохое. Дьявольским следом помечено! Зря мы здесь.
      Не принимавший всерьез настроение монаха Шумон усадил его около костра.
      — «Рука его над нами», — напомнил Шумон. — Чего же ты боишься?
      Он засмеялся.
      — Приведений?
      — А хотя бы и их, — прищурив глаза ответил монах. Посмотрев на младшего Брата, Шумон понял, что его спутника беспокоит нечто более реальное, нежели призраки. Он посерьёзнел.
      — Так чего же ты боишься?
      — Людей.
      Шумон невольно оглянулся.
      — Людей, людей, — подтвердил монах. — Живых приверженцев Просветленного.
      — Здесь?
      — Именно здесь. Где же им быть как не тут? «Муха ведь всегда там, где смердит».
      — Ты выражаешься как поэт.
      — Это не я. Это Брат Фега «Свет и Сияние».
      — Какие мухи? Тут ни мух, ни душ, ни тел, — удивился безбожник. — Ты же сам видишь — развалины пусты.
      Брат Така с сожалением посмотрел на товарища.
      — Пусты… — пердразнил он. — Я этих людей в деле видел. Ты на него сядешь и не заметишь. Рукой схватишь — а он из руки как вода вытечет…