Южная окраина Империи.

Город Гэйль.

      О том, что в Дурбанском лесу появилась нечистая сила, жители Гэйля узнали не то чтоб с радостью (кого может обрадовать появление нечистой силы у себя под боком?), а с каким-то облегчением. Утвердившись в этой мысли, они благополучно списали на неё все недавние неприятности: поражение градосмотрителя Гэйля, эркмасса Гьёрга Гэйльского на турнире в Имперском городе Эмиргергере, рождение двухголового теленка, появление в городе большого числа фальшивой монеты и, конечно же, огненные знамения над Дурбанским лесом.
      Сведения о происках врага рода человеческого сначала были отрывочны и туманны. Город питался ими, рождая в себе слухи, все более и более невероятные. Фермеры Внешнего пояса обороны и ловчие, вышедшие и из леса, рассказывали в кабаках и на торжищах странные вещи. Не безнаказанно, конечно. Монастырская стража хватала их, Братья по Вере допрашивали их с пристрастием, выбирая из шелухи слухов зерна здравого смысла, однако помогало это мало. Слухи ширились.
      Город продолжал беспокоиться. Говорили, что де лес полон нечистой силы, которая в сроки, известные верным людям, захватит город для проведения шабаша. Не зная чего же ждать, к чему готовиться, горожане на всякий случай ставили новые запоры, навешивали решетки, укрепляли ставни.
      Горожане старались работать тайно, в разговорах посмеиваясь над слухами, однако, когда десять дней спустя, в зверинец эркмасса не поступила очередная партия драконов-шельхов, для дрессировки и продажи, да вдобавок этому не прибыл регулярный Императорский гонец, стало ясно, что слухи имеют под собой реальную почву.
      Город, живший торговлей драконами, забеспокоился.
      Когда все, в том числе и эркмасс Гьёрг Гэйльский и глава местной общины Братьев по Вере Старший Брат Атари, убедились в реальности постигшего их несчастья, были предприняты самые решительные меры. Первый делом эркмасс, ни во что, кроме военной силы не веривший, двинул в лес войска.
      Экспедицию ждал бесславный конец — едва войдя в лес, тарквинские наемники — краса и гордость гвардии эркмасса, в ужасе разбежались.
      Что любопытно и таинственно, позже, собравшись у городских ворот, никто из них так и не смог вспомнить, что же послужило причиной позорного бегства. Все, как один, говорили об ужасе, овладевшим ими, но что стало его причиной — не мог вспомнить никто.
      Еще дважды эркмасс предпринимал попытки проникнуть в лес, но обе они окончились одинаково неудачно. Такая же участь постигла и комиссию Братьев по Вере.
      Старший Брат Атари, лично наблюдавший за процессией, услышал, как умолкло хвалебное песнопение и комиссия, святотатственно побросав все шесть фигур божественного воплощения, пустились наутек, словно за ними гнался сам Дьявол Пега.
      Не оставив попыток пробраться в лес Старший Брат и эркмасс направили туда лазутчиков.
      Брат Фоока и лучник Оранжевой роты Сиркап-Хе беспрепятственно вошли в лес через Портняжный проход, что в трех поприщах от Большой дороги, однако вскоре вернулись, не помня себя от ужаса. Сиркап-Хе плевался пеной, и, что уж было совсем удивительно для лучника Оранжевой роты, пел и плясал охранительные пляски. Обоих пришлось связать.
      Отпоенные крепким монастырским вином оба утверждали, что дорогу им преградил сам Дьявол. Все другие лазутчики сообщали одно и тоже — Дьявол был везде. Он преграждал дорогу любому, рискнувшему углубиться в Дурбанский лес.
      Убедившись в тщетности своих попыток, Старший Брат Атари отправил послание в Центральную Комиссию братства, и стал ждать.
 

Имперский город Эмиргергер.

Зал Государственного Совета.

      Впереди Верлена бежала волна, и Император Мовсий чуть приподнял ноги, чтоб не обрызгало. За дни, что прошли с тех пор, как удалось выгнать из дворца колдунов-невидимок, к воде на полу не то чтоб привыкли, а как-то притерпелись. Свыклись с сырым воздухом, с мокрыми ногами и хлюпаньем, и очень быстро — двух дней не прошло — в моду вошло пропитывать сапоги ароматным салом. Помогало это мало, зато воздух в Зале Государственного Совета теперь удивлял сочетанием сырости болота с ароматами летней полянки.
      Иркон за щеголями не гнался и терпел сырость в ногах безо всякого запаха.
      — Скоро от такой сырости лягушки заведутся, — пробормотал Хранитель Печати. Не смотря на ругань и предостережения монаха, благо его и не было рядом, он нахально шлепал ногой по воде пуская круги. Они разбегались по комнате, сталкиваясь с ножками стола и лавок, переплетаясь причудливой вязью. — Будем жить как в болоте. Может, еще и сами заквакаем…
      Верлен, которому вода тоже надоела, все же проворчал:
      — Гляди, как бы колдуны опять не завелись от сухости. Вот тогда точно заквакаешь.
      Мовсий вздохнул.
      Последние дни он чувствовал, что в нем независимой жизнью живут два человека. Нет, колдовством тут и не пахло. Он сам и был этими двумя. Теперь все, что происходило вокруг, он оценивал с двух сторон. Первый внутренний голос, успокоенный почти десятидневной передышкой, надеялся, что все худшее уже позади, зато второй не менее уверенно предрекал новые испытания.
      Как и Старший Брат Черет, второй человек в нем не верил в то, что колдуны ушли насовсем. Прав был монах, когда говорил, что ихнее обыкновение — «Уходить и возвращаться»… Могли и вернуться… Пока, правда, все было спокойно. Никто не слышал ни их шепота, ни голосов приведенных ими чудовищ, никто ничего не видел, хотя это-то как раз и не было удивительно. Их никто никогда не видел, разве что Эвин, когда украл у заговорщиков плащ-невидимку.
      Казалось, что колдуны пропали так прочно, словно навсегда ушли из жизни Империи. Император вздохнул еще раз. «Только ушли ли?»
      Из-за этого состояния раздвоенности волей-неволей приходилось прислушиваться к тому, что говорил брат Черет. Все-таки именно ему, а не кому другому, пришло в голову залить пол водой, чтоб выследить колдунов-невидимок. Именно ему, и никому другому пришло в голову после этого два дня плясать вокруг дворца охранительные пляски, вроде бы окончательно извергнувших колдунов из столицы…
      Это конечно все так, только что вспоминать о прошлом-то, хоть и недалеком? Указал путь к спасению — спасибо тебе, а оставшуюся жизнь не порть. Надо же выдумать такое — ходить по воде, до тех пор, пока Карха знак не подаст? Сам-то в воде не сидит. Бродит где-то по сухому…
      Вода плескалась у самых ног, и эхо плеска отлетало от стен.
      — Где сам-то монах? — спросил Мовсий. — Давно его не слышно…
      Иркон потянулся к кувшину, налил, выпил, крякнул от удовольствия, ощутив, как огненный комок прокатился вниз, в желудок и оттуда теплом растекся по ногам.
      — Нужен он тебе… Клянусь Тем Самым Камнем, от него одни неприятности.
      Верлен прекратил шлепать ногой по воде и та успокоилась, только чуть подрагивала под ветром, залетавшим в окно. Не выдержав молчания, повернулся к Мовсию.
      — Помнишь, с чего все началось-то? Прибежал, Совет расстроил…
      Он покосился на Иркона, занявшегося курицей. И ему и бедной птице, похоже, было все равно есть вода на полу или нет.
      — …а как хорошо сидели…
      Мовсий соглашаясь покачал головой.
      — Бегущими Звездами грозил… Где они теперь его звезды-то? А? — он развел руками. — Нету… Поистрепались… Звездами все началось ими и кончилось… А ему все мало… Всех в воду посадил…
      Мовсий ещё раз кивнул. Казначей прав. Все со звезд началось, ими и кончилось. Пропали Бегущие звезды, в один день пропали. Восстановил Карха справедливость, отвел беду. Тут уж точно не монаха заслуга.
      Только вот надолго ли?
      Что-то коснулось его слуха. Император поднял палец.
      Как по команде друзья умолкли и в тишину, заполненную шелестом волн, ворвался далекий ритмичный топот.
      — Лошадь? — первым удивился Иркон. — Кто это решился во дворце на лошади разъезжать? Дворец у нас или что?
      Его удивление было немного фальшивым, но смысл в словах имелся. После того, что тут было недавно, любая странность сейчас выглядела бы вызовом Императору.
      Верлен не стал ничего выдумывать — подошел к двери и, открыв её, с удовольствием вышел на сухое место. Стоило ему открыть дверь, как стало понятно, что никакая это не лошадь, и даже не всадник. Просто где-то недалеко бежал человек. Быстро бежал.
      — Монах, — почему-то сказал Казначей. — Некому больше…
      Он посмотрел на Иркона, словно предлагал тому поспорить.
      — Опять у него неприятности. Торопится и нам жизнь испортить…
      — Спорим, что нет, — оживился Иркон, посреди этой юдоли скорби единственный, продолжавший радоваться жизни. От курицы осталась груда мелких костей, но вино в кувшинах еще плескалось. — У монаха бег мелкий, дробный, а это….
      — И спорить не буду. Тебя, сироту, обирать совестно…
      Шум вдруг пропал. Человек, похоже, устал и перешел с бега на шаг.
      Хранитель Печати посмотрел на мрачного Императора, пожал плечами и налив вина в два кубка и приглашающее кивнул казначею.
      — Ну, что я говорил? Если б неприятности, то монах непременно бы сюда забежал…
      Верлен отступил назад в воду, закрыл дверь, пошел к столу за кубком.
      — Наши неприятности от нас не уйдут…
      Он не успел дойти, как дверь распахнулась, и на пороге объявился Старший Брат Черет. Лицо его было бурым от прилившей крови. Монах не успел сказать ни слова, как Мовсий привстал.
      — Что? Опять?
      Никто не вздрогнул, не перепросил ничего. Не вздохнул даже глубже обычного. Мовсий понял, что, как и он сам, его товарищи, все это время жили ожиданием новой беды. Все они смотрели на монаха, как на вестника несчастья.
      Черет почувствовал это и слова, готовые сорваться с языка там и остались..
      Его остановило ощущение повторения. Несколько дней назад он уже врывался сюда с дурной вестью для тех, кто сидел тут. Для этих же самых людей. И вот снова…
      Он поперхнулся готовыми слететь с губ словами и почти спокойно сказал:
      — Рад тебя видеть, Император!
      — То-то бежал да радовался, — громким шепотом сказал Верлен. Мовсий слегка поморщился, вполне, впрочем, разделяя мнение товарища.
      — Проходи, Старший Брат, садись. Обрадуй нас чем-нибудь…
      Он произнес это и посмотрел в лицо монаху. Черет вздохнул и с сожалением покачал головой. Второй человек внутри Императора внятно сказал «Ага!»
      — Ну, раз ничего хорошего нет, тогда правду говори.
      — В Гэйле творятся чудные вещи…
      Император сел. Привкус близких неприятностей не пропал. Наверное, из-за того, что улыбка у монаха была какая-то кривая. Старший Брат дошел до середины зала и остановился в середине разбегающихся из-под ног кругов.
      — Старший Брат Атари пишет о странностях вокруг Императорского драконария, заставляющие подумать…
      Он замолчал, подбирая слова. Мовсий не стал торопить и переспрашивать, что Старший Брат скрывает за таким непонятным словом — «странности», — не для того же бежал, чтоб молчать. Сейчас все расскажет, но Иркон не выдержал, перебил.
      — Что там такое? Опять фермеры взбунтовались? Или Альригийцы лезут? Или, может, Бегущие Звезды снова повылазили?
      Он предлагал ответ, сдвигавший то, что там произошло в рамки обычного. Пусть неприятного, возможно опасного, но уже привычного.
      — Дьявол там объявился, — ответил Старший Брат, даже не поглядев в его сторону. Рано или поздно, но он должен был сказать о том, с чем пришел. — В Дурбанском лесу объявился Дьявол Пега.
      Монаху Мовсий поверил сразу, с самого первого слова. Какие там звезды, какие альригийцы? Это куда как хуже. То есть настолько хуже, что дальше и думать нечего. Сам Пега! Известно ведь, что ему всегда половины мало. Ему все целиком подавай, за что и ввергнут был Кархой в морскую воду и растворен до срока… Видно срок вышел. Пришло время…
      Впору было становиться в круг и начинать плясать «Охранительную». Предложи монах это, Мовсий ни мгновения не колеблясь начал плясать, но брат Черет молчал. Он смотрел на Императора как человек, который все-таки видел выход из этой беды.
      «Может быть не так все и плохо?» — подумал Мовсий, ловя надежду за хвост. — «А?»
      Он взял себя в руки. Хоть и сам Пега объявился, а негоже рыцарю и воину пугаться как простолюдину.
      — Кто его видел?
      — Многие… Братья из Гэйльской обители, наемники эркмасса.
      Лицо у монаха неожиданно задрожало, он дернулся, словно в нем нитка какая-то оборвалась, топнул ногой, подняв веер брызг.
      — Опять! Опять! Опять!
      Вспышка была короткой. Он вспыхнул, словно труха, пропитанная маслом, но тут же пришел в разум. Сзади подошел Иркон с кубком и монах не чинясь выпил. Лицо постепенно приобрело природный цвет.
      — Видно легка была наша победа над колдунами, если Карха решил нас испытать заново… — уже спокойно сказал он. — Что ж… Его воля…
      Мовсий медленно стер капли, попавшие на щеку.
      «Одному лазутчику не верь», — учил его отец. До этого раза он следовал этому правилу и оно его не подводило. Он посмотрел на Иркона.
      — А что эркмасс Гьёрг?
      Иркон покачал головой.
      — Ничего. Эркмасс молчит.
      С явным облегчением Мовсий вздохнул. Услышав вздох, Брат Черет покачал головой.
      — Этот твой Гьёрг пьяница и бабник…
      — Этот мой Гьёрг отвечает головой за драконарий… — поправил монаха Император. — Он по пустякам суетиться не будет. Я еще посмотрю, что скажет его гонец…
      Клетка стояла рядом — рукой достать. Мовсий подвинул ее в сторону, взял в руки пергаментную полоску. Пером начертил несколько слов.
      Едва он открыл дверцу, как голубь сам прыгнул в ладонь. Обернув послание вокруг лапки, Мовсий поднес птицу к окну. Дальше ученая птица все проделала сама. Сама прыгнула на подоконник и оглянувшись, сама выпорхнула наружу.
      — Ожидая лучшего, мы должны готовиться к худшему, — глядя ей вслед, пробормотал Старший Брат. — Колдуны, если ты не забыл, тоже хотели получить драконарий…
      Время на стенания Мовсий тратить не захотел. Ты в тоске руки ломаешь, а враги вперед идут. Нет, время на вздохи не оставалось. Ничему, похоже, монаха последние дни не научили!
      — Так колдуны это или Пега? Рассказывай, что знаешь!
      Он ткнул рукой в направлении лавки. Монах сел, сжав ладонями колени.
      — Пока не многое. Старший Брат пишет, что вот уже несколько дней из Дурбанского леса выходят люди, утверждающие, что видели дьявола…
      Мовсий переглянулся с Ирконом.
      — Он сам видел?
      Монах отрицательно покачал головой.
      — Старший Брат не пишет об этом…
      Император откинулся в кресле с явным облегчением.
      — Так может быть это все болтовня?
      Черет покачал головой.
      — Я понимаю, что всем нам хочется, чтоб все прошло и забылось… Нет Не выйдет. Он пишет, что братья пошли в лес и не смогли войти, так как дорогу им преградил Пега.
      У Иркона не нашлось, что сказать в ответ на это и монах, добивая еще теплившееся в глубине души надежду, добавил:
      — Я не знаю что, но что-то там есть…. Наверняка есть!
 

Имперский город Эмиргергер.

Эмиргергский монастырь Братства.

Келья Старшего Брата Черета.

      Старший Брат Амаха положил послание из Гэйля на стол, и оно мгновенно свернулось в трубочку.
      — Что тут правда? — спросил он.
      — Вот это тебе и предстоит выяснить. Кое-кто из комиссии считает, что Атари сошел с ума, или того хуже одержим бесом.
      — А ты?
      — Я жду неприятностей.
      Старший Брат Черет замолчал, уставившись на стену. Амаха деликатно кашлянул. Черет очнулся.
      — Ладно… Езжай…. Езжай и посмотри, что там можно сделать для Императора и для Братства.
      — Именно так? — повторил брат Амаха. — «Для Императора и для Братства»?
      — Ну, можно и немного по другому, — поправился Черет. — Можно так. Для Братства и для Императора… Не одному ли мы служим?
      Амаха улыбнулся кончиками губ, подумав про себя, что хозяин-то один, только у слуг кошельки разные. Вслух он ничего не сказал, но братья и так поняли друг друга. Нанесенная Братству еще двадцать три года назад отцом Мовсия рана все еще кровоточила. И не чем-нибудь, а золотом.
      — Поезжай. Если Старший Брат и впрямь тронулся умом, то ищи там наших врагов — колдунов-невидимок.
      «Да… Найдешь их.» — подумал Амаха. «Мы их тут не нашли, а уж там, а водиночку…», но Черет словно услышал его.
      — Их руку найти просто — если чудеса и ни капли крови, то ничего другого и искать не нужно. Это они…
      Брат по Вере кивнул.
      — А если с ним все в порядке?
      Черет поманил его пальцем и сказал в самое ухо.
      — Тогда посмотри, не появилась ли у нас в Гэйле возможность посрамить нечестивых и пополнить при этом казну Братства…
 

Дурбанский лес.

Замские болота.

Заповедник «Усадьба».

      Сергей стоял и смотрел на болото.
      После приключений в цивилизованной части Империи все вернулось «на круги своя».
      «АФЕС» с капитаном Мак Кафли и Джоном Спендайком умчался по своим делам, а он остался на планете, занявшись своим прямым делом — обеспечением безопасности заповедника. Дел было невпроворот. Работы навалилось столько, что на отдых времени не хватало. Сутки для сотрудников разделились на две части — работа и сон. Причем вторая часть была наименьшей.
      Но никто не жаловался. Все понимали, что иначе сейчас нельзя.
      Их появление на Имперских землях оказалось, мягко говоря, не совсем обычным и из-за этого приходилось относиться к безопасности Заповедника особо тщательно. Нужно было поскорее вгрызаться в ставшие внезапно спорными земли. Укрепиться так, чтоб здешняя власть почувствовала к ним уважение. Или страх.
      Что вообще-то одно и тоже.
      Шорох шагов за спиной, сочный хруст.
      — Как граница?
      Сергей обернулся. Игорь Григорьевич, Главный Администратор заповедника «Усадьба», смотрел вокруг весело, даже с вызовом.
      Никто из оккупантов не думал, что все пройдет так гладко. После инфразвукового удара по болотам туземцы разбежались, побросав, что можно (как говорила Татьяна Иосифовна, «оставили следы материальной культуры») и до сих пор не решились разобраться, что же твориться у них в лесу. Робкие попытки пока успешно пресекались на дальних подступах с помощью несложных технических устройств, которыми распоряжался он, Сергей Кузнецов, начальник отдела режима заповедника, и регулярно пополняли коллекцию «предметов материальной культуры».
      Они стояли на самом краю болота, вдыхая ставший уже привычным запах разложившейся травы и воды. За кустами взревывали драконы. Эти звуки уже никого не привлекали. Каждый из землян занимался своим делом и не бегал, как это случалось в первые дни, посмотреть на диковинных зверей.
      — Граница на замке, — ответил Сергей. — А ключ потерян…
      Над кустами поднялся фонтан, капли воды застучали по листьям, и они отошли подальше от края болота.
      — Нет, я серьезно, — Погасил улыбку Игорь Григорьевич. — Что у нас вокруг?
      Сергей пожал плечами. Стряхнул грязь с рукава.
      — Ничего. Тихо… Пока мы справляемся.
      Игорь Григорьевич довольно покивал.
      — Вы лучше скажите чего нам ждать от Императора? — спросил Сергей. — Собирается ли он строить козни?
      — Да он, по-моему, вообще еще не знает, что тут произошло.
      — А Никулин?
      — Александр Алексеевич из-за отсутствия значимых событий покинул дворец и сидит у себя в резиденции. Наблюдает, так сказать, дистантно.
      Император оставался серьезной проблемой, но наряду с ним начальнику отдела режима приходилось решать и проблемы более мелкие.
      — Ладно… Тогда я, пока есть время, займусь мелкими делами… — сказал Сергей. — Вы знаете, что банда Хамады так никуда и не ушла?
      — Хамада?
      — Да. Наш сосед. Фальшивоманетчик.
      — Вот как?
      Игорь Григорьевич удивился, но не очень.
      — Я надеюсь, что они за Стеной? То есть с той стороны?
      — Да, конечно, но они возле Стены.
      Ветер с трясины донес запах сырого мха. Какой-то дракон заквохтал, словно огромная курица, снесшая яйцо.
      — Интересно знать, где они отсиживались, когда мы проводили акцию?
      Главный Администратор посерьезнел.
      — Вокруг нас хватает и куда как более интересных загадок… Они нам мешают, эти ваши разбойники?
      — Нет. Вовсе нет… Скорее даже наоборот.
      — Ну так и Бог с ними… свяжитесь с Никулиным. Попросите его от моего имени почаще интересоваться делами Императора. Рано или поздно они узнают о нас, и мне не хотелось бы пропустить этот момент.
 

Имперский город Гэйль.

Гэйльский монастырь братства.

Келья Старшего Брата Атари.

      Начищенное серебро блестело так, что Старший Брат Атари, не смотря на плохое настроение, довольно прищурился. Монахи постарались на совесть. Видя это богатство на столе, никто не мог сказать, что Братство оскудело, и что сила и богатство его постепенно подтачивается властью Императора. Благородный металл заполнял стол, пуская солнечные зайчики по всей комнате, расцвечивая шелковые обои яркими бликами. Вилки, ножи, тарелки, блюда под дичь, вычурно изукрашенные фигурками животных, вазы для фруктов в виде распахнутых драконьих пастей показывали, насколько богат и могущественней хозяин дома. Подстать столу было и убранство комнаты — шелковые обои, яркие Харрарские ковры. По углам висели чаши с поющими рыбами из далекого Северо-восточного моря. Рыбы наполняли воздух мелодичным свистом, а раскрытое окно добавляло к нему охранительный звон колоколов и скрип телег, направлявшихся на недалекое торжище.
      Вместе с городскими шумами в окно залетал и аромат травы и цветов. Монах нахмурился. Этот запах, такой обычный для летнего утра, в этот день не радовал Старшего Брата. Он таил в себе либо вызов, либо опасность — брат Атари не решил еще что именно.
      Улыбка сползла с губ.
      Хмурясь, он смотрел на стволы деревьев, поднимавшихся недалеко от крепостной стены, перебирая в памяти происшествия последних дней, взбудоражившие город и даже заставившие его самого сделать несколько неосмотрительных поступков. Там, в десятке поприщ от стены, поднимались первые деревья Дурбанского леса.
      Дверь позади скрипнула и он, растягивая губы в улыбку, повернулся к вошедшему:
      — Я приветствую тебя, Старший Брат Амаха. Укрепил ли сон твое здоровье?
      — Благодарю, брат, — бесцветно ответил гость. Он быстро оглядел комнату, задержал взгляд на груде серебра, чуть улыбнулся, не то, радуясь обилию еды, не то, угадав потаенные мысли хозяина.
      Старший Брат Амаха прибыл в Гэйль вчера вечером, с намереньем лично во всем разобраться и примерно наказать виновных. В том, что они найдутся, сомнений у него не возникало, и самым первым подозреваемым был, конечно, сам радушный хозяин. Виданное ли дело? Дьявол в окрестностях Имперского города! Такое, действительно могла прийти в голову только безумцу!
      Поэтому Старший Брат Амаха, вняв своей природной предусмотрительности, захватил с собой смирительную рубашку.
      Чувствуя за собой силу и оттого пренебрегая приличиями, он оценивающе смотрел на главу местной общины, отыскивая в его поведении признаки безумия.
      Хозяина этот взгляд не смутил, ибо брат Атари понимал его причину.
      Выдержав положенную приличиями паузу, он пригласил гостя к столу. Тот пошел туда, но путь его протянулся странным зигзагом. Гость двигался, стараясь не поворачиваться к хозяину спиной. Атари внутренне усмехнулся, хотя на лице его, кроме уважения к высокому гостю, ничего не появилось. Повернувшись к окну боком, и глядя на брата Атари одним глазом, а другим в окно, брат Амаха спросил.
      — Это тот самый лес?
      — Да брат, Дурбанский лес. Единственное место в Империи, да и, пожалуй, в мире, где еще обитают драконы.
      Старший Брат Амаха ждал другого ответа. Чем был славен этот лес до его приезда сюда он и так знал. Сейчас важнее были самые последние новости, за которыми он, собственно, и приехал сюда. Он повторил вопрос с нажимом, показывая, что раскроет истину, как бы ее не старался скрыть глава местной общины.
      — Это тот самый лес, который, по твоим наблюдениям, облюбовал враг рода человеческого?
      Тон разговора несколько озадачил хозяина, и он ответил, отделяя свое мнение, сформировавшееся только вчера, от донесения, посланного наверх накануне.
      — Да, брат, люди говорят и об этом.
      Несколько мгновений Старший Брат Амаха глубокомысленно наблюдал за лесом, а затем вернулся к столу. Дела, конечно, вокруг творились не шуточные, но по опыту он знал, что самые серьезные из дел лучше всего решаются не на пустой желудок.
      За завтраком гость подобрел.
      Засучив рукава рясы, он отдал должное хлебосольству Старшего Брата, упирая на дары монастырского птичника и погреба, а, увидев, что хозяин в завязавшейся беседе проявляет рассудительность и завидное здравомыслие, он и вовсе успокоился. Разговор, конечно, крутился вокруг последних событий. Брат Атари выказал мирское любопытство к жизни обитателей города. Его интересовали любые странности, происшедшие в последние дни. Внутренне удивляясь праздному любопытству, брат Атари рассказал обо всем, что произошло в Эмиргергере за десяток дней до его приезда.
      Старший Брат Атари рассказал высокому гостю о тщетных попытках найти истину своими силами. О попытках эркмасса проникнуть в лес и бесславной их кончине.
      — Последний раз он попробовал войти туда вчера днем. Четырнадцать мелких отрядов по лесным тропам и главной дороге попытались дойти до Замской трясины.
      Он горестно вздохнул. Вилка в руке гостя задрожала. Кусок монастырской ветчины сорвался и упал назад, на блюдо.
      — Они все погибли? — грозно спросил гость.
      — Если бы… — немного помедлив, сказал Атари. — Если бы они погибли, то все стало бы на свои места. Да и совесть эркмасса была бы чище. Девять отрядов вернулись, повстречав на пути Дьявола. Два — огромных кровожадных пауков, которых они никогда не видели в наших лесах…
      — Огромных?
      — В четыре человеческих роста!
      Старший Брат Амаха невольно привстал и посмотрел на городскую стену. Это было только немногим ниже стены. Вершины деревьев качались угрожающе близко, но стена выглядела солидно. Немного успокоившись, он сложил в уме цифры.
      — А остальные?
      — С остальными произошла та же история, что и в прошлый раз. Они испугались.
      Гость недоверчиво опустил кубок.
      — Тарквинские наемники?
      Хозяин кивнул.
      — И чего же они испугались?
      — Они просто испугались.
      Чтобы гость оценил смысл сказанного, он повторил.
      — Просто испугались. И никто из них не смог объяснить чего именно.
      — И эркмасс…
      — Да.
      Старший брат сделал поминальный знак, и гость повторил его.
      — Он приказал обезглавить каждого пятнадцатого.
      Старший Брат Амаха не ужаснулся и не удивился. Может быть, для внутренних областей Империи это и было чересчур, но для Захребетья — в порядке вещей. Альригийцы тут были слишком близко, бродили в лесах дикари и остатки отрядов Просветленного Арги, так что опасность ощущали не только Императорские наместники, но и каждый житель.
      — Неужели Братство осталось в стороне?
      — Нет, конечно. Мы самого начала посильно старались разобраться в происходящем. С каждым отрядом, из тех, что эркмасс отправил в лес, я послал одного из братьев и поэтому знаю, что там происходило на самом деле.
      Амаха нахмурился.
      — Ты говоришь так, словно знаешь какую-то тайну.
      — Никаких тайн. Все было так, как и говорили воины. Братья собственными глазами видели и дьявола и кровожадных зверей и, так же как и простые воины эркмасса, бежали от неведомо почему приключившегося ужаса.
      Братья замолчали, разглядывая друг друга. Старший Брат Амаха постучал пальцами по столешнице.
      — Тут волей-неволей начнешь припоминать…
      Путь к истине был один. В этом Атари был уверен.
      — Да, да… Конечно, конечно… Мы с братьями так же начали припоминать все, что было хоть как-то походило на происходящее.
      — Случай в Роганской часовне? Саарский инцидент? — быстро спросил гость, прищурив глаза.
      — Скорее Саарский инцидент, только без той кровопролитности, которая….
      — Я понял.
      Они покачали головами, довольные тем, что шли к истине одни путем.
      — Я вижу, что и Центральная комиссия даром время не теряла, — сказал глава обители. Он посмотрел на тарелку гостя и спохватился.
      — По-моему мы слишком рано перешли к серьезным делам. Попробуйте-ка вот этого…
      Он, подкладывая и подливая опасному гостю, твердой рукой довел завтрак до того момента, когда настороженность, еще витавшая в воздухе, растаяла, и за столом установилось полное взаимопонимание.
      — Да, брат, — сказал, одобрительно поглаживая набитый живот, Старший Брат Амаха. — Коварство дьявола общеизвестно и след его можно найти даже в чернильнице епископа. Мы грешны, а уж светская-то власть… — он тяжело махнул рукой, словно говоря: «Ну что после этого можно еще ожидать?»
      — А не кажется ли тебе, мой душевный друг, что у наших бед есть причина куда как более прозаическая, нежели чем нечистая сила? — вкрадчиво спросил брат Атари разомлевшего гостя.
      — Конечно, эркмасс грешен… Более того, зная его личную жизнь и отношение к Братству, я выражусь слишком мягко, назвав его старым греховодником. Не далее как за три дня до событий, я, в беседе с братьями, удивлялся долготерпению Кархи и его неизреченной милости к нам.
      Старший Брат Атари легко коснулся золотой фигурки шестого воплощения Кархи, оберегавшей от невольной лжи и заблуждений.
      — Однако подумай, Старший Брат мой, какая кара выбрана Провидением? Не мор, не язва, не голод, хотя мы их, безусловно, заслужили, но удар по престижу Братства, подрыв Имперской торговли?
      Старший Брат Атари знал, о чем говорил, ибо Братство имело свои интересы в торговле драконами и интересы не малые.
      — Может быть, это не дьявола козни, а исконных врагов наших, еретиков альригийцев? Может быть это они морочат нам голову, пользуясь нашим всем известным простодушием и доверчивостью?
      — Морочат голову? Как?
      — Вот это и следует выяснить!
      Такой поворот беседы не застал брата Амаху врасплох. В раздумье, разрывая курицу, он ответил, сначала медленно, словно нащупывая мысль, а затем все быстрее и тверже:
      — Нам ли в грехе ходящим и ползающим в скверне судить о замыслах Его? Что с того, что Он, из неясных нам соображений допустил в лес нечистых слуг Своих? Какая разница, кто эти слуги — нечистая сила или Альригийцы — и то и другое — наказанье Божие. И бороться с ним, значит гневить Творца всего сущего.
      Он погрозил хозяину куриной ногой.
      — В ересь впадаешь, брат по вере!
      Разговор грозил принять характер богословского диспута, на что брат Атари совершенно не рассчитывал. Он сделал рукой легкий жест, в котором одновременно читалось и восхищение логикой брата Амахи и отрицание какой-либо связи с еретиками.
      — Разум человеческий слаб, и ему свойственно ошибаться. Конечно, бороться с предначертанием большой грех, но не ошибаемся ли мы, принимая испытание за кару? Может быть, Карха испытывает нас? Может быть, именно альригийцев он выбрал орудием испытания нашего?
      Гость молчал, смотрел заинтересованно, ожидая продолжения.
      — Послушай, Амаха, ведь сказано же у блаженного Кейзи: «Не ищи должника, а ищи заимодавца».
      Старший Брат Атари поднял руку, желая придать своим словам значительность.
      Ничего не возразив на это, Старший Брат спокойно доел курицу, запил ее кубком вина и только потом ответил:
      — В твоих словах, мой друг, есть резон. Необходимо предусмотреть и такой поворот событий. В конечном счете, ведь нам с тобой придется искать выход из этого положения. У тебя есть предложения?
      Брат Атари ждал этих слов, но момент показался ему не подходящим — гость придвинул к себе вазу с фруктами и погрузил руки в россыпь плодов дерева арида.
      — У меня было время поразмышлять над трудами отшельников. В сочинениях пустынника Рапула я наткнулся не завет: «Испытывай до пяти раз». Помнишь его притчу о трех мухах и горшке меда?
      Брат Амаха скучно кивнул. Голос его не выдавал энтузиазма:
      — Опять лазутчики?
      Веры в этот путь у Амахи уже не было. Только что хозяин рассказал, чем закончились все предпринимаемые попытки.
      — Да брат мой, но не совсем.
      Брат Атари поднялся из-за стола и принялся ходить по комнате. Такую походку он выработал, еще обучаясь у Сентелплера, в университете Братства. Она привлекала внимание, заставляя человека прислушиваться к тому, что говорится.
      — Предложение мое, возможно покажется тебе странным, но, поверь, оно направленно на пользу Братству, а значит и Шестивоплощенному.
      Брат Амаха покивал головой, всем своим видом показывая, что готов все внимательно выслушать.
      Подозрения в безумии хозяина более не посещали его, и он готов был выслушать и обсудить. Атари начал говорить медленно, разделяя фразы большими промежутками, словно давал брату Амахе время хорошенько обдумать их. Это заставило гостя искать в словах хозяина скрытый смысл.
      — И эркмасс и я посылали в лес людей преданных. Вера их может быть не так тверда, но искренна, и она подсказывала им ответ. Я думаю, что это как раз тот случай, когда Братству и истинной вере должен послужить безбожник. Почему бы нам ни послать в лес такого человека?
      Старший Брат Амаха вытянулся в жестком кресле, словно Карха явил очередное чудо и вырастил прямо под его гостевым седалищем острый гвоздь, и грозно спросил:
      — Что-о-о?
      Опережая протестующий жест гостя, хозяин быстро спросил:
      — Чем мы рискуем? Жизнь его не имеет цены. Если в лесу его постигнет смерть, то это будет смерть во имя Братства, которая, безусловно, пойдет ему на пользу.
      — Мы рискуем ничего не узнать, — сказал брат Амаха успокоившись. — Отпустив зверя в лес, мы лишь умножим стадо дьяволово и только.
      Он замолчал, заново обдумывая все, что услышал. Уже куда как менее грозно спросил.
      — Ты думаешь, он вернется?
      Вопрос повис в воздухе.
      Брат Атари не спешил отвечать. Он звякнул колокольчиком. Неслышно появившиеся монахи убрали со стола и внесли десерт.
      Сейчас перед Старшим Братом стояла самая сложная часть задачи. Нужно будет убедить Амаху принять нужное для него решение. Стараясь казаться беспристрастно логичным, он сказал:
      — Тот, кого я имею в виду, вернется. Нечистой силе он не нужен.
      Атари пренебрежительно махнул рукой.
      — Ведь он в нее не верит. А если там Альригийцы, то думаю, что он тоже вернется, предпочтя сухое подземелье монастыря возможности быть подвешенным за ноги, ведь его неверие распространяется и на их лжепророка Зизу!
      Брат Атари брезгливо улыбнулся. Старший Брат Амаха пошевелил бровями, размышляя:
      — А пойдет ли он тогда вообще?
      — Положись на меня. Пойдет. Я сумею его уговорить.
      Сановитый гость постучал пальцами по столешнице, брови его сошлись над глазами в густую щетину.
      — У тебя есть конкретные предложения?
      — У меня есть больше чем предложение, — внушительно сказал брат Атари. — У меня есть человек для этого дела.
      — Кто это?
      Брат Атари видел нетерпение в глазах собеседника и не отказал себе в удовольствии помучить того ожиданием. Безо всякой необходимости он начал переставлять приборы на столе.
      — Ну! — не захотел ждать брат Амаха.
      — Шумон Гэйльский!
      — Шумон-ашта?!! — переспросил Старший Брат. Атари молча покивал, радуясь впечатлению, произведенному на гостя.
      — Да-а-а, — с видимым уважением сказал гость. — Это фигура.
      Для такого тона у него были все основания. По его лицу промелькнула тень уважения к былой славе этого человека.
      Не смотря на хоть и не выставляемое напоказ, но явное безбожие, Шумон около пяти лет был советником Императора и хранителем его библиотеки. Потом он покинул свою почетную должность — по слухам вроде бы из-за внимания Императрицы к своей особе (хотя кто верит таким слухам?) — и уехал в провинцию.
      — И он сам пойдет? — недоверчиво переспросил брат Амаха. — Без принуждения?
      Человек способный пять лет продержаться при Императорском дворе и не кем-нибудь, а советником, в любом случае заслуживал уважения. Для этого требовались и голова на плечах и удачливость. Кроме того, у него не могло не остаться связей при дворе, особенно если слухи об Императрице верны… (Не на пустом же месте они возникают!)
      — Конечно сам. Император ему теперь не защитник, да и кто ему напомнит о нем? А поскольку нам известны за ним кое-какие грешки, то в расчете на нашу снисходительность он, я думаю, пойдет нам на встречу.
      Говоря это, Старший Брат Атари снял тяжелую крышку с широкой миски и по комнате распространился дразнящий пряный запах. Брат Амаха плотоядно пошевелил носом.
      — Это что? Суфле?
      — Попробуй, брат, я надеюсь, что тебе понравится, — смиренно сказал хозяин.
      Гость крякнул и с видимым удовольствием придвинул миску поближе, однако, прежде чем опустить туда ложку закончил серьезный разговор:
      — Шумон так Шумон. Пусть идет.
 

Имперский город Гэйль.

Гэйльский монастырь Братства.

Подземная тюрьма.

      …После удушливой жары монастырского двора подземелье показалось Старшему Брату Атари райским уголком. Влажные камни на открытых местах потели кристально чистой влагой, в воздухе имел быть прохладный ветерок, а глаз ласкала зелень мха, покрывавшего стены и неяркая желтизна прелой соломы, на которой сидел узник. Младший Брат Така, сопровождавший его, поставил рядом с кучей соломы трехногий табурет и, скрестив руки на груди, встал рядом. Старший Брат Атари с кряхтением сел и участливо спросил:
      — Ну и как тебе здесь, безбожник?
      Вопрос и ответ разделила мгновение влажной тишины.
      — Сыро, — ответил Шумон.
      К Старшему Брату Атари экс библиотекарь не испытывал никакой приязни, ибо знал его не понаслышке. Старший Брат оглянулся с таким видом, словно видел все это в первый раз. Насытив взгляд, одобрительно кивнул.
      — Ну, грешник, что заслужил, то и получи, — развел руками монах. — Зачем же ты народ смущал? Нам ведь все известно!
      Он погрозил ему пальцем и начал с видимым удовольствием перечислять:
      — И о сборищах тайных, и о школе твоей, и о предерзостных попытках проникнуть в Божественную тайну полета, и о связи с Дьяволом, и о мерзком твоем безверии…
      На каждое прегрешение Старший Брат Атари загибал палец, и когда все они собрались в кулак, он для наглядности потряс им около самого носа узника.
      — Мы терпели сколько могли. Сам виноват.
      Шумон молчал. Ссориться со Старшим Братом ему не хотелось, да и возражать ему по существу было нечем. По-своему прав был монах. Все это было. И школа, и попытки разобраться, почему драконы и птицы могут подняться небо, а человек — нет. Разве что вот связь с Дьяволом… Шумон усмехнулся и ничего не возразил. Он только поплотнее закутался в сырой плащ, что оставили ему гостеприимные Братья.
      Почувствовав, что разговор не задался, Атари решил расшевелить собеседника:
      — Послушай-ка, Шумон, Все говорят ты умный человек. Скажи-ка мне, сколько может прожить человек, подвешенный за ноги?
      Шумон ядовито усмехнулся.
      — По разному. Если подвесить тебя, в полдень, то до вечера ты не провисишь.
      Брат Атари то же усмехнулся и не менее ядовито поправил Шумона:
      — Почему меня? Тебя.
      Шумон побледнел и пожал плечами. Монах определенно куда-то клонил, но только куда?
      — Повесь, посмотрим.
      Старший Брат ухмыльнулся. Безбожник на глазах становился человеком.
      — Да, конечно ты прав. Надо попробовать. Мне просто хотелось узнать, не заржавел ли твой ум за то время, что ты является нашим гостем?
      — Золото не ржавеет, — презрительно сказал Шумон. — А вот…
      Он хотел еще что-то добавить, но монах, почувствовав, что разговор может пойти о пустяках, удачно пошутил:
      — Ну, тогда тебе на сырость жаловаться не следует.
      Шумон пожал плечами.
      — Надеюсь, что ум твой отсырел не настолько, чтобы ты не представлять себе положения, в которое ты попал? Сырая камера и прелая солома это еще не все неприятности, которые мы в состоянии тебе доставить.
      Атари поднялся, опершись на резной посох. Официальное уведомление, которое он собирался сделать, требовало к себе уважения.
      — Хочу поставить тебя в известность. В Гэйль прибыл представитель комиссии по охране Храма Веры. Ты понимаешь, чем это тебе грозит?
      — Костоломкой, — спокойно сказал Шумон, взявший себя в руки.
      — Ну почему обязательно костоломкой? — Атари снова сел и высморкался. Тут не поймешь что лучше — сухая жара или прохладная сырость. — Может быть колесованием, побиением камнями, «уткой» или четвертованием. Есть из чего выбрать? А?.
      Перечисляя виды казней, брат Атари внимательно смотрел на Шумона, ища в лице его признаки страха или слабости. Лицо книжника, однако, не выразило ничего.
      — Да, держишься ты не плохо, — признал монах, — но, плюнь на меня Карха, я думаю, чтобы все это тебя сильно привлекало.
      Шумон отвернулся. Сквозь решетку ему был виден кусочек стены и его башня, с которой он так недавно наблюдал полеты драконов над Дурбанским лесом.
      «Вряд ли он пришел просто поиздеваться, — подумал он. — Что-то ему от меня нужно».
      — Послушай-ка, Атари. Для меня видеть тебя, может быть и честь, но наверняка не такая уж большая радость, как это тебе возможно, кажется. Давай выкладывай чего тебе нужно. Зачем пришел?
      — А зачем существует Братство? — задал встречный вопрос Старший Брат, и сам себе ответил. — Для спасения людей. Вот я и пришел, чтобы спасти тебя.
      — Меня или мою душу? — уточнил Шумон.
      — И душу, и тело, раз ты его так ценишь.
      — Так-так. И дорого же мне придется заплатить за это?
      Такой поворот разговора развеселил безбожника. Что-то забрезжило впереди.
      — Это как посмотреть. Я думаю, цена для тебя будет вполне приемлемой. Учитывая качество товара, разумеется.
      Старший Брат опять сел. Начинался разговор по существу.
      — Какой же путь ведет к спасению? Уж не путь ли веры? — задиристо спросил Шумон.
      — Путь, указанный Братством, — уклончиво ответил Старший Брат и продолжил:
      — Я хочу пригласить тебя помочь Братству в разрешении одной задачи в сфере наших общих интересов.
      — Общих интересов? — озадаченно переспросил Шумон. Ему показалось, что он ослышался. — Что может быть у нас общего?
      — Больше чем ты думаешь, — ответил Атари. — Нам всем нужна истина. Ты ищешь ее, мы ищем ее… Давай искать вместе.
      — Не понял, — честно сказал Шумон. Монах его озадачил. Переход от четвертования к взаимопомощи оказался слишком стремительным.
      — Мы, как и ты ищем истину, — терпеливо повторил Старший Брат.
      — И что же?
      — Любая теория останется теорией, если она не пройдет проверку, и не…
      Уж этому-то он мог его не учить.
      — Ну да. И что?
      — Насколько я понимаю, твой тезис о не существовании Дьявола, ну тот самый, который ты изложил в «Степени приближения», нуждается в проверке, не так ли? Твое «нет» без реальных доказательств ничуть не убедительнее нашего «да».
      Старший Брат на секунду умолк, чтобы дать Шумону освоиться с предложением. Тот сидел, прикрыв глаза, и соображал что-то, поглядывая то на Атари, то на Младшего Брата.
      — Хочу предложить тебе сделку, — в голосе Атари зазвучали дружеские нотки. — Выгода обоюдная. Для тебя удовлетворение известной доли научного любопытства и наша снисходительность, а для нас — сведения из первых рук.
      «Ой, как я ему нужен!» — подумал Шумон. а вслух спросил:
      — Дурбанский лес?
      — Откуда знаешь?
      Монах сделал удивленное лицо, но на самом деле ничуть этому не удивился. По его приказу еще со вчерашнего дня стражники около камеры безбожника говорили только о нашествии нечистой силы на Дурбанский лес, распаляя любопытство опального библиотекаря.
      — Знаю, — уклонился от ответа Шумон. — Лес?
      — Да.
      Он уже двенадцать дней пользовался гостеприимством Старшего Брата и не совсем точно представлял, что творится за стенами монастыря. Правда, в последние дни новости хоть нехотя, но все же стали залетать в забранное частой решеткой окно. До вчерашнего дня он считал это обычной церковной суетой в предвкушении очередного чуда. Однако, похоже он обшибался, преуменьшая их значение. Теперь любезность Старшего Брата становилась понятной, хотя и уязвимой с точки зрения формальной логики..
      — Собираешься грести жар руками грешника? — усмехнулся Шумон. Ему показалось, что он нашел слабое место в рассуждениях Старшего Брата. — Почему бы тебе не послать туда Брата по Вере?
      В ответ на усмешку Шумона улыбнулся и Старший Брат Атари. Он показал, что принимает правила игры.
      — Кому как не грешнику не бояться нечистого огня?
      Улыбка Шумона стала еще шире. Он принял и оценил шутку, но не ответ. Атари смел улыбку с губ.
      — Ну, а если серьезно…. Должен же я буду хоть что-нибудь сказать в твое оправдание перед комиссией
      по охране Храма Веры? Считай, что я решил еще раз испытать тебя.
      «Ха! — подумал Шумон. — Очередная ложь!». Он упрямо молчал, ожидая продолжения.
      — А во-вторых, у меня на этот счет есть свое мнение, — уловив заминку, добродушно ответил монах безбожнику.
      — Я бы с удовольствием с ним ознакомился, — учтиво сказал Шумон. Он не рассчитывал узнать правду, но по лжи, сказанной Старшим Братом, мог догадаться о реальных причинах, заставлявших того так поступать.
      — Я думаю, что это совсем не обязательно, — задумчиво сказал Старший Брат. — Меня убеждает в этом разность наших положений.
      Он рассеянно посмотрел на безбожника. Тот на глазах наглел, словно начинал понимать, как нужен Братству. Правда, Старший Брат ничем не рисковал, сообщив ему правду, но все же… Он погладил ожерелье из фигурок Кархи. Цепь, на которой они висели, тихонько звякнула. Ладно…
      — Но все же в двух словах изложу тебе его.
      Атари словно сбросил маску. Взгляд его стал искренним. Этому взгляду он научился от эркмасса. Искренность всегда помогала в трудных разговорах.
      — Я думаю, там должен быть скептик. Для Брата по Вере все ясно. Чтобы он не увидал, все это будет для него кознями врага рода человеческого. Другого ответа он мне не даст.
      — А у тебя есть сомнения? — насмешливо спросил узник. Старший Брат Атари спокойно, даже с некоторым сожалением посмотрел на него.
      — У меня нет сомнений в том, что все произошло по воле Божьей, а не по наущению нечистого. Другое не ясно мне. Правильно ли мы поняли Его волю?
      В молчании они просидели немного. Шумон обдумывал предложение, а Старший Брат, осматривая темницу, думал, что семена его слов упали на хорошо возделанную почву.
      — Я вижу, ты желаешь мне добра, — медленно оказал Шумон. Карусель мыслей и догадок в его голове крутилась все медленнее и, наконец, остановилась.
      — Вне всякого сомнения, — ответил Атари.
      — Твои условия? Что ты хочешь знать?
      Старший Брат понял, что пленник, хоть и не сказал «да», уже согласен и дальше разговор пойдет легче.
      — Мы хотим знать все. Все, что произошло в лесу и, главное, почему произошло.
      — Сидя здесь я не смогу ответить на эти вопросы, — Шумон пожал плечами, словно стены темницы стискивали их.
      — Конечно. Ты получишь свободу — сказал Атари. Удивленный покладистостью Старшего Брата Шумон недоверчиво покачал головой. Словно не заметив его жеста, Атари продолжил:
      — Дело, которое я тебе предлагаю — тяжелое дело. Ты этому можешь не верить, но я понимаю, что, возможно, тебе придется столкнуться с самим Пегой. Клянусь Тем Самым Камнем, в одиночку противостоять Дьяволу немыслимо…
      Шумон откровенно усмехнулся, и Старший Брат вернулся на землю.
      — Да и не по Божески тебя одного в лес пускать… Одному и тяжело и скучно, поэтому грех было бы не дать тебе надежного друга.
      Он положил руку на плечо стоящего рядом монаха.
      — Брат Така поможет тебе.
      Монах, насупившись, качнулся вперед, на мгновение лицо его попало в полосу света, и Шумон увидел на нем гримасу презрительного отвращения.
      — Я ждал чего-то такого, — сказал Шумон, оглядывая квадратную фигуру своего будущего спутника и его хмурое лицо.
      — Он наверняка и бегает хорошо?
      Понимая иронию узника, Старший Брат ответил ему тем же.
      — Нет. Какой из него бегун? Подковы гнуть или камнем из пращи за сто шагов в яйцо попасть — это он мастер. А бегать? Куда ему… — Старший Брат махнул рукой. — И не предлагай даже…
      — Что ж ты мне его как камень к ноге привяжешь?
      Атари усмехнулся.
      — Нет. Он будет тебе не камнем, а каменной стеной. Охраной и защитой… Родной матерью, если захочешь…
      — Не захочу…
      Не желая оставлять меж ними недоговоренности, безбожник напрямую спросил:
      — Думаешь сбегу?
      — От него не сбежишь, — спокойно ответил Атари, — хотя наверняка попытаешься.
      Он прижал руку к груди.
      — Честное слово мне бы хотелось, чтобы ты спокойно занимался своим делом и не думал о невозможном. Иллюзии вещь крайне вредная.
      Губы у Шумона дернулись, расползаясь в улыбку. В устах Старшего Брата эти слова выглядели настолько нелепо, что по неволе бывший Императорский библиотекарь улыбнулся.
      — Даже допустив, что тебе удастся обмануть брата Таку, — ласково продолжил Атари, приложив руку к груди монаха, словно прося прощения у того за столь нелепое предположение, — деваться тебе все равно некуда.
      Старший Брат поднялся во весь рост. Теперь, когда согласие получено, можно в открытую объяснить бывшему Императорскому библиотекарю его положение — смирнее будет.
      — Твоя беда в том, что ты действительно умный человек. Ты привлекаешь к себе внимание. Поэтому где бы ты ни был, наши глаза тебя увидят, а уши услышат. Напомню, кстати, что Император тебе более не защитник, а руки у Братства длинные.
      Он двинулся, было к двери, но остановился.
      — После моих слов у тебя может возникнуть мысль покинуть Империю. Не советую.
      Шумон ни о чем не спросил, но Старший Брат посчитал, что напоминание об этом будет не лишним.
      — Где бы ты ни был, ты сам дашь знать о себе нам, а уж мы непременно сообщим о твоих воззрениях владетелю той страны, где ты найдешь убежище. Безбожники сейчас не нужны никому, даже альригийцам. Кроме того, учти, что наши руки длиннее твоих ног.
      Старший Брат Атари повернулся и пошел, предоставив Шумону возможность осмыслить сказанное. Безбожник считал его шаги, наблюдая, как фигура Старшего Брата растворяется в темноте.
      — Ты меня убедил, — в спину ему сказал Шумон. — Я согласен.
      — В таком случае до завтра, — не поворачиваясь, на ходу бросил Атари. — А сегодня Братство будет к тебе снисходительно…
 

Имперский город Гэйль.

Гэйльский монастырь.

Келья Старшего Брата Атари.

      Пройдя полутемными коридорами, Старший Брат поднялся во двор, на котором монахи совершали полуденную пляску. На минуту он остановился полюбоваться на отточенные движения Братьев по Вере, на пыльные султанчики, что слаженно, словно по команде вылетали из-под монашеских ног, но задерживаться не стал — его возвращения наверняка с нетерпением ждал Старший Брат Амаха.
      Атари поднялся по лестнице, сопровождаемый могучим топотом шести десятков пар ног и вошел в покои гостя.
      Старший Брат сидел в кресле, смотрел на лес, и по случаю жары обмахиваясь легкомысленным веером, украшенным изображение водопада на Фосском ручье. Такие веера были в моде у Братьев до тех пор, пока на ручье не поселился Отшельник и не отбил у праздношатающихся ремесленников любоваться водопадами. За то время, пока хозяина не было, он успел подумать о многом, и теперь в его голове теснились некие мысли. Он готов был повернуть дело так, что бы из оплошности Дьявола проистекла бы польза для Братства.
      — Он согласился? — спросил Амаха, едва Атари показался в дверях.
      Брат Атари опустился в глубокое кресло.
      — Конечно. Ведь я говорил, что по-другому не будет.
      — Твой авторитет у этого безбожника так велик? Или это страх перед нами?
      Брат Атари отрицательно качнул головой.
      — К сожалению ни то, ни другое.
      Он дотянулся до веера и медленно раскрыл его, скрывая лицо. То, что гость считал оконченным, таковым еще не было. Он не мог позволить себе расслабиться. Его разговор еще не окончился.
      — К счастью для нас он не испытывает страха. Им сейчас движут два чувства — желание сбежать от нас и разожженное мной любопытство.
      Брат Амаха понимающе кивнул. Бесстрашие безбожника перед гневом Божьим было вполне объяснимо. Не понятной, правда, оставалось побудительная причина. В бескорыстии врагов Веры Старший Брат давно разуверился.
      — Но, наверное, пришлось что-нибудь все-таки пообещать нечестивцу? Не верю я в такое вот внезапное раскаяние и желание помочь Братству…
      Хозяин кивнул, одобряя проницательность гостя.
      — Я пообещал ему свободу и нашу снисходительность.
      Старший Брат Амаха поморщился слегка. По его мнению, обещано было слишком много. Даже если глава общины и не собирался выполнять обещанное, все равно можно было бы пообещать и поменьше.
      — И что он?
      — Не думаю, что он во все это поверил.
      Хозяин замолчал, сосредоточенно сдвинув брови.
      — А ты действительно собираешься отпустить его, когда он вернуться?
      — Отпустить? — брови Старшего Брата Атари взлетели вверх. — С чего ты взял? Место грешника либо в аду, либо в уздилище.
      — Да-да-да, — вновь одобрительно покивал головой брат Амаха. Он был рад, что не ошибся в брате Атари. Брат по Вере оказался далеко не дураком и верно понимал свои обязанности перед Братством. — Ты прав. Грех надо осуждать, а грешника — наказывать. Это единственно верный путь к благости… Особенно если, идя этим путем, и Братство может извлечь выгоду из исправления грешника….
      Старший Брат Атари промолчал и только вопросительно сощурил глаза. Гость, похоже, и сам поворачивал в нужную сторону.
      Хоть жара не располагала к ведению беседы, но, тем не менее, брат Амаха не смог удержаться и заговорил о том, что его в данную минуту интересовало больше всего.
      — Скажи-ка, брат, каковы твои отношения с эркмассом? Имеешь ли ты влияние на этого грешника?
      Брат Атари усмехнулся.
      — Мне кажется, мы думаем об одном и том же.
      — Возможно. Скажи, в таком случае, о чем думаешь ты.
      Атари не спешил открыться и ответил уклончиво. Произнесенные слова ни к чему его не обязывали.
      — Я думаю о том, как увеличить богатство и силу Братства.
      — Ты прав, — живо отозвался брат Амаха. — Я думаю о том же. А как ты себе это представляешь?
      Брат Атари не ответил. Глядя в окно, он думал, до какого предела он может положиться на брата Амаху в задуманном им щекотливом деле.
      Перспективы, открывающиеся в случае выполнения плана, открывались ослепительные, но провернуть его в одиночку он был не в состоянии. Ему нужна была помощь в столице.
      — Ты уснул? — подал голос брат Амаха.
      — Нет, — отозвался Атари, — я думаю. Я думаю о мудрости Кархи, дающего в руки немногих возможность оказать Братству услуги, и об их судьбе.
      — Эти люди избранны Богом и судьба их достойна зависти, — твердо ответил Брат Амаха, — ибо на них изольется щедрость Кархи и Братства!
      — Ты в этом уверен? — быстро спросил хозяин.
      — Иначе не может быть! — категорично заявил брат Амаха.
      — Хотел бы я разделить твою уверенность, — вздохнул Атари. После недолгого молчания, когда каждый обдумывал сказанное, отыскивая в словах собеседника скрытый смысл, гость мягко потребовал:
      — Я вижу, у тебя опять есть и план и люди. Расскажи-ка мне о нем!
      — План? — переспросил Атари, все еще колеблясь. — Нет. Пока это только отдельные мысли. А что касается людей, то они действительно есть. Это ты и я.
      Старший Брат Амаха поднялся, бросив веер. Прислонившись спиной к прохладной стене, сказал.
      — Ну, ну, смелее, брат мой.
      Старший Брат колебался недолго. Он знал, что такое счастливый случай и знал, что эти случаи нельзя упускать — они не имели привычки возвращаться. Упущенная удача не ходила кругами, как взбесившаяся рыба, в ожидании, когда на нее обратят внимание, а норовила подплыть к кому-нибудь другому и предложить себя кому-то более расторопному. Он чувствовал, что именно сейчас она уже махала хвостом, что бы уплыть в другие руки.
      — Я знаю эркмасса, — начал Атари. — Он мыслит категориями главаря провинциального отряда наемников: сила, сила и еще раз сила. Он будет посылать в лес лазутчиков и войска. Ничего другого ему в голову прийти не может. И продолжаться это будет до тех пор, пока он не смириться с этим.
      Старший Брат Атари поднял вверх палец, подчеркивая важность сказанного.
      — Когда же это время наступит, нам нужно будет убедить его в бесцельности борьбы с Дьяволом с помощью военной силы.
      Гость наклонился вперед и понизил голос.
      — Все-таки с Дьяволом?
      — Именно с Дьяволом. Я не знаю, что там будет на самом деле, но эркмасс должен думать именно так! И именно так должен будет доложить обо всем Императору. Иначе упрямство его утроиться и дело кончиться войной с неведомыми захватчиками. В любом случае, кто бы там ни был, нам проще будет договориться с ними, нежели этому солдафону.
      Он заходил по комнате, размышляя в слух:
      — Я думаю в этом случае, нам удастся убедить Императора передать Дурбанский лес Братству. Для борьбы с нечистым, разумеется. А когда это произойдет… Когда на документе будет стоять Императорская печать…
      Он вздохнул.
      — Я буду считать, что наш план реализовался полной мерой.
      Слушая хозяина, брат Амаха задумчиво теребил кисточку веера. Когда тот умолк он спросил:
      — Это возможно?
      — В этом мире, к счастью, возможно все. Разумеется, если есть достаточно сильное желание. А уж если желание подкреплено возможностями…
      И гость, и хозяин отлично знали, что может Братство.
      — Это будет тонкая игра.. — мечтательно сказал брат Амаха. — Придется обращаться в Имперский Совет, или даже….
      Он поднял палец вверх.
      — Разумеется. Зато, какую награду можно получить в результате!
      Они переглянулись уже как соучастники, взявшиеся за одно дело. Лицо брата Амахи вдруг сделалось серьезным.
      — Но мы сами должны знать правду. Мы должны знать то, что там твориться на самом деле и что никогда и не при каких обстоятельствах не узнает ни эркмасс, ни Император.
      Они понимали друг друга.
      — Конечно. Поэтому все то, что узнает безбожник не должно уйти дальше наших ушей.
      В раздумье Амаха подошел к окну посмотрел на лес, на монахов, поднимавших пыль во дворе монастыря, и сказал, подводя итог:
      — Что нужно Братству, то нужно и нам.
 

Имперский город Гэйль.

Гэйльскй монастырь Братства.

Подвал.

      Дверь, как ей и полагалось, заскрипела и отошла в сторону.
      Подняв светильник выше головы, брат Така первым шагнул в темноту, жестом приглашая следовать за собой Старшего Брата. Атари шагнул следом и уже на правах хорошего хозяина по-свойски, за рукав, потянул внутрь Шумона.
      Запах кожи и слежавшейся материи заполнял келью так плотно, что казалось, неизбежно должен был просачиваться сквозь каменные стены к соседям.
      Горло у Шумона перехватило, он закашлялся и, морщась, стал оглядываться.
      Сапоги и плащи, что лежали тут поменяли за свою жизнь не одного хозяина. Шумон представил, сколько людей таскало это на себе, и передернул плечами. Словно прочитав его мысли, брат Атари улыбнулся.
      — Не нравится?
      Шумон не стал скрывать своих чувств.
      — Нет.
      — Это не для тебя, — успокоил его монах.
      — А зачем тебе это… Ну, чтоб я ушел отсюда как паломник?
      — Потому что из монастыря должны уйти монах и паломник. А ты пока на него не похож…
      Их темноты появился брат Така. В одной руке он держал сапоги, а на другой висел плащ. Не новый, но чистый и свежий.
      — Это мой, — объяснил Атари.
      — Высокая честь для меня, — съязвил Шумон.
      — Ничего, отработаешь, — отозвался монах и повернулся к Младшему Брату. — Шляпу…
      — В лесу? — с сомнением отозвался монах.
      — Именно. Чтоб никто не подумал, что вы идете в лес…
      Брат Така кивнул и опять скрылся в темноте. Его шаги удалились, в темноте заскрипела еще одна дверь.
      — У меня есть несколько слов только для твоих ушей, — негромко сказал Атари. Он снял с шеи и ожерелье с двумя фигурками и одел на шею Шумону.
      — Мне это не поможет, — серьезно сказал безбожник, узнав оберег. — Отдай лучше своему монаху…
      — Поможет. Не так, как ты думаешь, но поможет.
      В темноте что-то заскрипело и с шелестом посыпалось на пол. Атари оглянулся и придвинулся ближе к безбожнику.
      — Я вот о чем… Я не знаю, что вы там найдете, но вполне может случиться, что брату Таке все станет ясно, раньше чем тебе…
      Шумон оглянулся. Монах за стеной что-то перекладывал с места на место.
      — По-моему он и сейчас уже все знает…
      — Да. Он проще, и суждения у него несложные. Потому-то я и говорю с тобой без него. Возможно, что получится так, что он захочет вернуться в Гэйль раньше, чем ты выяснишь там все для себя. Если ты посчитаешь, что нужно остаться….
      Шумон усмехнулся.
      — Для того, что выяснить все окончательно, — невозмутимо продолжил монах. — Тогда покажи ему это ожерелье и скажи, что твое желание — это мое желание. Он поймет.
      Экс-библиотекарь пожал плечами и всем видом своим показывая, что идет на нешуточную уступку, спрятал ожерелье под одежу.
 

Имперский город Гэйль

Гэйльскй монастырь Братства.

Монастырский двор.

      Выйдя утром на монастырский двор, Шумон с видимым удовольствием потянулся — эту ночь он провел с относительным комфортом и не в подземелье, а в одной из монастырских келий. После ухода Старшего Брата Атари его проводили в маленькую, скромно обставленную комнату, хоть и с зарешеченным окном, но зато сухую и с кроватью.
      По распоряжению главы общины к нему по очереди привели лазутчиков и Шумон почти пол ночи слушал их россказни о несметном числе нечисти, невесть откуда появляющейся и неизвестно куда исчезающей, о личной святости лазутчиков, уберегшей их от несчастий.
      Рассказы их были похожи друг на друга, и вскоре он сам уже подсказывал монахам и солдатам, что произошло вслед за тем-то и тем-то.
      Не поленившись, Шумон все-таки выслушал их всех и уселся думать.
      Как не крутил он в голове рассказы монастырских героев об их приключениях, выходила явная несуразица. Существо, обладающее согласно догматам Братства возможностью творить ничем неограниченное зло действовало на редкость неумело и даже добродушно. Только этим можно было объяснить, что среди героев не было ни одной жертвы! Ни одной! Никто не потерял не то, что души — а даже руки или ноги. Все осталось при них.
      Все как один возвращались в город целыми и невредимыми — исцарапанные, перепуганные, но целые. Только один ухитрился сломать ногу, да и то по собственной глупости. Дело там обошлось без Пеговых помощников и их злых козней. Да и этот случай с одноногим героем скорее вызывал удивление, чем восхищение его смелостью. Не было ни погони, со щелкающими за спиной зубами, ни преследования, ни удивительных чудес и знамений. Просто бежал человек, да споткнулся. Да и споткнулся-то он уже подбегая к Гэйлю, на глазах у братии. Может быть, споткнись он тремя-четырьмя поприщами раньше, рассказ получился бы совсем другой, более красочный. Появилась бы в нем и схватка с самим Пегой и соблазнение большими деньгами и заморскими принцессами (бродили такие рассказы в народе после Саарского инцидента, бродили…) и грозный отказ от всех предложений и посрамление врага рода человеческого, и удачное бегство на одной ноге, но все вышло, как вышло, и приврать монах не решился.
      Слов было сказано много, но пользы из разговоров Шумон не извлек.
      Оставались еще, правда охотники и ловчие, что первыми вышли из леса, но разговоры с ними безбожник отложил на следующий день. Эти должны были не только рассказать о том, что видели своими глазами, но и о Дурбанском лесе и Замских болотах.
      Постояв несколько минут на солнце, он подошел к воротам, перед которыми его ждал брат Така.
      Вчерашней мрачности на его лицо не было, хотя и дружелюбным его назвать он не решился бы.
      — Здравствуй, брат!
      — Черт тебе брат, — угрюмо ответил монах. Шумон на секунду задумался.
      — Ну, здравствуй друг.
      — Черт тебе друг.
      — Нда-а-а-а, — озадаченно протянул Шумон. — Сердит ты приятель.
      — Черт тебе приятель, — монотонно ответил монах. Шумон понял, что любое обращение его к монаху у того есть готовый ответ.
      — А вот Старший Брат обещал, что мне с тобой веселее будет.
      — На кол бы тебя, для всеобщего веселья, — злорадно сказал монах.
      Младший Брат Така чувствовал себя униженным поручением Старшего Брата Атари. Обида переполняла его. Будущее рисовалось темным и неопределенным. Единственным светлым пятном в нем было обещание Старшего Брата сделать его по возвращении в монастырь Средним Братом.
      В очередной раз вспомнив об этом он подумал, светлея лицом:
      «Нет, братья, есть на этом свете польза и от безбожников, есть…»
      Понимая, что твориться в душе у монаха, и оттого сочувственно улыбаясь, Шумон все же был настроен решительно — он хотел, как можно скорее уйти в лес, подальше от гостеприимства Старшего Брата. Была бы его воля, он на руках отнес бы Младшего Брата к городским воротам, но, увы…. Монах казался неподъемным.
      — Сколь странен мир, — сказал тогда экс-библиотекарь, разглядывая спутника. — Безбожник стремится умножить славу Братства, а Младший Брат сидит в праздности и ругается!
      Укор не подействовал. Монах даже не пошевелился. На его лице, хранившем вид оскорбленной добродетели, ничего не дрогнуло. Шумону показалось даже, что тот вовсе и не слушает его. Оглянувшись, он увидел башенки монастырской тюрьмы, что поднимались над стеной, вспомнил сырость каземата и невольно поежился. Каждое мгновение, что не отдаляло его от этой скорбной обители, он считал напрасно прошедшим. Тем более, что Старший Брат вполне мог и передумать.
      Поняв, что монаха так просто сдвинуть с места не удастся, он зашел с другого бока.
      — Между прочим, твоя задница не лучшая подпорка для этих ворот, — сообщил он ему. Младший Брат только плечом повел — не хватало еще выговора от безбожника выслушивать.
      — Хотя, это твое дело. Можешь подпирать их и дальше, а я пошел. Так и передай Старшему Брату: «Ушел, мол, в лес Шумон. Велел добром поминать. Обещал вернуться».
      Услышав это, а главное, увидев, что Шумон действительно направился прочь от монастыря, брат Така живо сбросил одолевавшую его меланхолию.
      — Стой, безбожник! — крикнул он удаляющейся спине. Тот остановился, дружелюбно глядя на насупившегося монаха.
      — Так. Как ты ко мне будешь обращаться, мы определились. А я, с твоего, конечно разрешения, буду обращаться к тебе по-прежнему — брат Така. Не возражаешь?
      У монаха было, чем возразить, но безбожник, не дожидаясь возражений, пошел дальше.
      Идти к болоту теми дорогами, которыми уже ходили Братья и наёмники эркмасса Шумон не хотел. Чтобы он там не встретил, повторять их дорогу не имело смысла. Он решил идти своей дорогой, благо Старший Брат не настаивал на каком-то конкретном пути. Атари было важно, чтоб они дошли, и возможно он считал, что извращенная логика безбожника поможет там, где не могла помочь искренняя вера. Единственное на чем настаивал монах, так это на том, что они должны были найти малый охотничий домик эркмасса и часовню при нем.
      — От дьявола она вас защитит, а уж от альригийцев сами поберегитесь! — напутствовал их Старший Брат. — Кто знает, что там еще бродит…
      Предстояло как можно скорее выяснить как можно больше о том, что представляет собой Дурбанский лес, а особенно те его части, что лежат в стороне от Большой дороги. Помочь им разобраться в этом мог только кто-нибудь из ловчих или охотников за драконами.
      Старший Брат рекомендовал Шумону найти охотника Хилкмерина, который теперь, когда лес стал недоступен, дни и ночи проводил в харчевне «Под хвостом дракона».
 

Имперский город Гэйль.

Харчевня «Под хвостом дракона».

Общий зал.

      Харчевня стояла на другом конце города, у протоки, отводившей воду из реки в замковый ров. Среди окрестных добротных каменных строений она выделялась только вывеской, изображавшей драконий хвост, из-под которого на землю валились грудами золотые монеты, и тем, что к ней вела самая широкая и самая утоптанная дорога.
      В это время возле харчевни было малолюдно и тихо. Лошади у коновязи изредка ржали и били копытами в стену соседнего дома. Из открытой двери тянуло запахом свежего хлеба и пива.
      Хилкмерина они увидели сразу, как только вошли. Они лежали рядом — он и его широкополая шляпа с украшениями из чешуи дракона. Три пустых кувшина из-под местного вина объясняли причину неподвижности старого охотника. Шумон в нерешительности застыл, разглядывая, уткнувшегося лицом в объедки охотника и раздумывал, как быть дальше.
      — Это он? — спросил Младший Брат, одобрительно разглядывая неподвижное тело. Взгляд монаха говорил том, что нынешнее состояние охотника знакомо ему самому до тонкостей и что он молча переживает этот приятный момент вместе с ним.
      — Он, — с досадой ответил Шумон. Безбожник не был суеверен, но такое начало не предвещало ничего хорошего. Вряд ли сейчас старый охотник был разговорчивее своей шляпы, а как раз разговор с ним и интересовал Шумона более всего. Ждать, когда старый охотник проспится, и терять из-за этого еще один день Шумону не хотелось. Задерживаться в городе еще на сутки, рискуя вновь испытать гостеприимство брата Атари, он никак не улыбалось. Выход нашел брат Така.
      — Эй, хозяин! — зычно крикнул он. Хозяин вышел из-за стойки и, в знак уважения, подошел к монаху.
      Приподняв голову Хилкмерина за волосы, он спросил:
      — Он давно у тебя?
      — Нет, только спустился, — хозяин показал рукой вверх, где были жилые комнаты постояльцев. Монах довольно кивнул.
      — Когда успел? — в отчаянии пробормотал Шумон. Монах отвечать не стал. Умный бы спрашивать не стал, а дураку, как не ответь, он все не поймет.
      — Тебе заплачено?
      — Да.
      Брат Така оглянулся на столы, выбирая, чем тут можно поживиться. В воздухе промелькнул запах жареной птицы.
      — Тогда дай нам два кувшина вина и курицу.
      Он не стал раздумывать как Шумон над тем, что нужно делать. Ощущая состояние охотника как свое, он отлично знал, как ему его из него вывести. Монах подхватил Хилкмерина на плечо и двинулся к двери. Шумон словно лодка за большим кораблем пошел следом. У порога их нагнал хозяин с корзиной. Руки у брата Таки были заняты и её пришлось взять экс-библиотекарю. Выйдя из дверей харчевни Брат Така покрутил головой, что-то отыскивая, скомандовал:
      — Бреди за мной, греховное семя…
      Сквозь кусты, росшие левее харчевни, они вышли на берег протоки. Брат Така снял все еще спящего охотника с плеча и, поудобнее устроившись на камне, начал макать его в воду.
      После первого окунания Хилкмерин проснулся. Как положено в таких случаях он заорал, попытался вырваться, но монах перехватил его половчее и продолжил экзекуцию.
      Хилкмерин хлебал воду.
      Через некоторое время он перестал орать, так как брат Така вынимал его из воды все реже и реже и тех мгновений, что старый охотник был на воздухе, ему едва хватало на то, чтобы вздохнуть. Когда он перестал кричать и начал дергаться, брат Така поднял его и перевернул вверх ногами. Изо рта охотника хлынула вода и брань. Он кашлял, шумно извергая из себя потоки воды пополам с вином, а воздух выходил из него руганью и нечленораздельными проклятьями.
      — Что же ты делаешь, ногой тебя в грудь!!?
      Слова выблевывались вместе с водой, тиной и пузырьками воздуха. Намокшая борода падала на лицо, и Хилкмерин безуспешно отбрасывал ее нетвердой еще рукой. Брат Така приподнял его над водой так, чтоб можно было заглянуть в лицо. Глаза охотника вращались в орбитах, словно жили сами по себе, но каждый смотрел вполне осмысленно.
      — Ожил, — довольно сказал монах, — говорить способен. Спрашивай, что хотел.
      Он аккуратно поставил охотника на ноги и даже отряхнул водоросли, прилипшие к одежде. Однако вместо делового разговора, в ответ на такую заботу со стороны Братства, старик закатил скандал, требуя от них денег за три кувшина вина, которые он выпил. Вцепившись в рясу Младшего Брата, он взывал к его совести:
      — Девять монет! Кто мне их вернет, ногой тебя в грудь? Я платил деньги за вино, а ты наполнил меня водой, словно я коровье вымя!
      — Не до конца отрезвел, — озабоченно сказал брат Така Шумону, услышав про вымя. — Заговаривается. Видать, всосаться успело.
      — Это я не протрезвел, ногой тебя в грудь? — зашелся Хилкмерин, безуспешно пытаясь трясти Младшего Брата. — Я трезв как ребенок!
      Устав от шума брат Така легко поднял охотника и тряхнул. Зубы охотника лязгнули.
      — Не зуди, мирянин, а то еще окуну.
      Хилкмерин умолк, даже с полупьяну понимая, что монах легко выполнит угрозу. Воспользовавшись этим, Шумон убрал кнут и пустил в ход пряник:
      — У нас есть два кувшина вина. Один из них твой.
      — Один? — возмущенно переспросил Хилкмерин, тараща глаза.
      — Послушай, мирянин, — внушительно сказал брат Така. — Мы ждем от тебя помощи.
      — Двоим за один кувшин? — упрямо переспросил охотник, для верности пересчитав их. Чувствуя его правоту в этой странной арифметике, Шумон хотел, было уступить, но Брат Така равнодушно сказал:
      — Да, ты прав. У нас есть два кувшина.
      Он демонстративно провел ладонью по запотевшему боку, смахивая влагу делавшую кувшины прохладно— матовыми.
      — Но если ты не захочешь помочь нам, я оба разобью о твою голову. В этом случае оба кувшина станут твоими, но в твое брюхо попадет лишь несколько капель. А потом мы отведем тебя в монастырскую тюрьму. Выбирай…
      Эти слова побудили охотника к сотрудничеству. Хилкмерин понял, что силой ничего не добьется.
      — Что нужно вам от старого трезвого человека? — плаксиво и жалобно спросил он.
      — Нам нужна дорога к Замским болотам.
      Хилкмерин свистнул, тут же позабыв о своих слабостях.
      — В лес идете, ногой вас в грудь? — Он вроде бы даже как-то воодушевился. — Дорога-то вон она. Проторена. По ней драконов возим.
      — Сам знаешь, что теперь по ней идти — назад вернуться. Другой путь есть?
      Хилкмерин почесался, ему очень хотелось потребовать вина, и он даже набрел в грудь воздуху, что бы это сделать, но монах, уловив его желание, качнул перед лицом кулаком и охотник махнул рукой.
      — А ладно! Расскажу. Только что бы без обмана — оба кувшина. — Торопливо сказал он, уже ощущая, как вино смачивает горло, и как пальцы слипаются от жирного мяса.
      Опасаясь, что они передумают Хилкмерин, разровняв песок прутиком, начал рисовать план Дурбанского леса и пути к Замским болотам. Шумон смотрел, как прутик бегает по песку, и время от времени спрашивал:
      — Река? Так. А это что? Понятно. А сколько до нее?
      Хилкмерин знал лес, и план получился подробный, а выпив вина и съев курицу, он еще более подобрел и костью начертил ту его часть, которой владели Альригийцы, находившуюся за Внешним Поясом Обороны.
      — Туда лучше не ходите, — предупредил он их. — Ребята там крутые. Повесят за ноги, и спрашивать не будут, чего это вам там понадобилось.
      — Ой ли? — весело спросил Шумон, довольный оборотом дела.
      — Вот за ноги подвесят, тогда и ойкать будешь, — осадил его Хилкмерин. — Ты свою прыть поубавь. Дорогу-то знаешь да вот только пройдешь ли?
      — Пройду, — уверенно сказал Шумон, — вон у меня какой заступник! — и он показал на брата Таку.
      — А Пеговы помощники? — поинтересовался Хилкмерин. — Там, говорят, их видимо-невидимо? Куда ни плюнь — черт сидит!
      — А молитва? — в тон ему ответил Шумон.
      В силу молитвы старый охотник почему-то не верил и, покосившись на брата Таку, сказал:
      — Так не всякого черта молитвой возьмешь.
      — Кого молитвой не усмирим, того брат Така кулаком усовестит, — отшутился безбожник. Перспектива вернуться назад, в подземелье стремительно отдалялась.
      Сердце его радостно стучало, губы сам собой улыбались. Задержки удалось избежать. Хоть сейчас они могли покинуть город, грозивший ему столькими бедами.
      — Ну-ну, — хмыкнул Хилкмерин, неверно истолковавший улыбку экс-библиотекаря, — попробуй. Там черти кулаков не бояться. Зуппа вон, ножом одного ткнул со страху, и то ничего.
      — Какой такой Зуппа? — сразу став серьезным, спросил Шумон.
      — Как какой? Тот самый. Он один и есть. Младший ловчий в моей ватаге.
      Почувствовав их интерес к его рассказу, он задумчиво посмотрел на оставшийся кувшин. Шумон кивнул. Хилкмерин с видимый удовольствием поднес кувшин ко рту, и волосатый кадык его задергался, провожая в желудок порции зелья. Выпив полкувшина, он вытер губы ладонью, показывая, что готов к разговору.
      — И что же?
      — А он как черта увидел, так ножом в него со страху и двинул. С десяти шагов.
      — С молитвой надо было, — наставительно сказал брат Така. Хилкмерин хлебнул из кувшина и махнул рукой.
      — Какая в нашей молитве сила? Тут святому человеку молиться надо.
      — А сам Зуппа-то цел остался?
      — А что ему сделается? — удивился охотник. — Он ведь заговоренный — в прошлом году дракону на хвост наступил. А после этого пять лет страха не имеешь. Из любой переделки целым выйдешь. Проверенно.
      — Ну а дальше— то что?
      — Да ничего, — на лице Хилкмерина постепенно начало появляться сонливое выражение. Он зевнул.
      — Нож в него как в воду вошел — без всякого следа и даже не булькнул. Так что, ребята, на кулаки особенно не надейтесь.
      Он, отчего-то помрачнел, допил кувшин и, не попрощавшись, пошел в сторону харчевни. Несколько мгновений монах и безбожник молча наблюдали как впавший в меланхолию охотник, покачиваясь пробирается сквозь кусты.
      — Что ж, — сказал Шумон, — пора и нам.
      Он наклонился, рассматривая план. Рисунок на песке походил на детскую шалость, только вот толку от него должно было быть больше, чем от детской шалости.
      — Ты охотничий домик найдешь?
      — Найду.
      Безбожник разровнял песок, словно стер прошлое.
      — Тогда пошли.
 

Южная окраина Империи.

Замок Трульд.

      В комнате их было трое, хотя знал об этом только один. Двое других считали, что беседуют с глазу на глаз. За открытым окном, перед которым сидели враги Императора, виднелся лес и какие-то домики перед ним. Кто-то в одежде дружинника гонял там лошадь по кругу, приучая к седлу. Картина, в общем обычная, но заговоры плетутся не только там, где по углам висит паутина и позвякивает принесенное под полой оружие. Эвин Лоэр — личный шпион Императора, знал об этом лучше многих. Чаще всего заговоры творятся людьми с чистыми руками. Такими, что и не подумаешь, что возможно…
      Собеседники, зная толк в выездке изредка поглядывали в окно, но говорили о своем. Хэст Маввей, владелец замка Керрольд, а теперь еще и Злодей Империи, и заговорщик спросил:
      — Как там твои проникатели. Нашлись?
      Брайхкамер Трульд, эркмасс, владелец замка Трульд, а теперь так же, как и его собеседник, Злодей Империи и заговорщик, ответил другу и родственнику.
      — Нашлись…
      Особой радости в его голосе не было. Проникателей, личную охрану брайхкамера Эвин уже видел. Их привезли в замок еще вечером. Там было на что посмотреть! Похоже, что несравненные бойцы столкнулись с чем-то, что оказалось то ли сильнее, то ли проворнее их. А может быть умнее или страшнее. Потом, после того как Трульд с глазу на глаз, (То есть это они думали, что с глазу на глаз, а на самом деле Эвин стоял в трех шагах, одетый в украденный у колдунов плащ-невидимку, слушал и похваливал колдунов. Нет, все же цены такой колдовской одежде!) переговорил с начальником проникателей, выяснилось, что это и впрямь колдуны.
      Что-то посланцы злых железных рыцарей сделали с проникателями, что надолго лишило их возможности участвовать в злодействах заговорщиков. Некогда грозные тайные убийцы, обученные, говорят, еще приближенными Просветленного Арги, нынче шарахались друг от друга как слепые котята. Эвин своими глазами видел, как непобедимых бойцов СГРУЖАЛИ с телег. Ни один из них не мог идти без поводыря. Профессиональных убийц заводили в замок длинной вереницей, заставив их держаться друг за друга. В общей суматохе Эвин потолкался среди них, благо колдовская одежда позволяла, и понял, что все они не только полуслепые, но и полуглухие. Проклятье колдунов легло на них тяжким бременем.
      — Пусть отдохнут пока. Я решил дать им отдых.
      — А ответ? Они принесли ответ Императора?
      Эвин насторожился. Он бродил по замку третий день, слушал разговоры, но про переговоры с Императором слышал впервые. Сам Мовсий об этом не говорил. Почему, интересно?
      — Нет.. — подумав, ответил Трульд.
      Шпион Императора, стоявший до сих пор между шкафом и столом, присел, чтоб рассмотреть повнимательнее лицо брайхкамера. Хотя он уже привык к колдовской одежде, но сердце, не принимавшее колдовства всерьез, каждый раз сжималось, когда с трех-четырех шагов он заглядывал в глаза Императорскому злодею. Врал ведь, мерзавец наверняка врал.
      — Ты знаешь, а я так и думал, что ничем твоя затея не кончится… Зря ты ему вызов послал…
      Если Эвин не ошибался, то сказал все это Маввей с облегчением. Вон как лицо сразу расслабилось. Шпион слушал и смотрел на Трульда. Тот меланхолически улыбался, и видно было, что занимают его сейчас совсем другие мысли. Брови злодея шевелились как два червяка, словно он придумывал очередную каверзу.
      — Он не то чтоб не принял моего вызова… Он просто пообещал нам головы оторвать… Так что можно считать, что вызов он все-таки принял…
      — Нам?
      В голосе Хэста было столько удивления, что Эвин невольно восхитился лицедейством.
      «А он и впрямь дурак, если не понимает, что это единственное, на что может рассчитывать Злодей Империи».
      — А мне-то за что?
      — Мне — за наглость, это понятно… А вот тебе — как родственнику наглеца.
      Хэст смотрел не понимающе.
      — А может быть у него какие-то иные причины… Во всяком случае, он отчего-то обиделся и на тебя.
      — Хватит шутить.
      Эвин видел, что Маввей не испугался, но удивился.
      — Если б я шутил, я бы придумал что-нибудь повеселее, а так… Эта самая что ни наесть доподлинная правда. Обещал меня в порошок стереть, а тебя….
      Хэст заинтересованно наклонил голову.
      — А тебя по стене размазать…
      Маввей так и не поверил ему.
      — Ну тебя..
      Трульд пожал плечами. В движении сквозило сожаление.
      — Как знаешь. Я тебе правду говорю… Тут на него недавно покушение было. Так он почему-то сразу на нас подумал…
      «А ведь верно! — подумал Эвин. — Верно! Вот он следочек в Захребетье, о котором Оберегатель говорил!»
      Хэст повернулся. Теперь в его глазах Эвин увидел неподдельное беспокойство.
      — Тебе не кажется, что ты слишком далеко зашел в своих мечтах? Не хотелось бы возвращаться к этому разговору, но все же придется вернуться. В твоем желании сразиться с Императором есть что-то детское. Скажи, с какой стати он должен пойти тебе навстречу?
      Трульд вздохнул, и Эвин вновь переместился, чтоб видеть его лицо.
      — Думаю, что Император мою шутку так и не оценил. Как и ты…Клянусь Тем Самым Камнем к моей шутке он отнесся гораздо серьезнее, чем я думал..
      — Ну и что?
      — А то, что мы с тобой в одинаковом положении оказались. Как плясуны на канате.
      — Что это значит? — грозно спросил Хэст. Мовсий смотрел мимо него, но не было доброты в его взгляде..
      — А значит это, что нам идти можно только в одну сторону. Назад ни тебе, ни мне хода нет.
      Лицо Хэста сделалось удивленным.
      «А чего удивляться-то, — подумал Эвин злорадно, — Все верно злодей излагает. Если вы и впрямь к покушению руку приложили, то не пожалеет вас Мовсий, не пожалеет…»
      — Неужели не видел плясунов на канате?
      Хэст медленно кивнул — видел, мол.
      — Вот и мы теперь такие же… Нам теперь одно спасение — до другого конца каната добежать.
      Его пальцы сжались в кулак. В глазах метнулся страх и безысходность.
      — Добежать, пока никто не догадался тот, другой конец, обрубить.
      Несколько долгих мгновений Хэст молчал. Эвин переводил глаза с одного на другого и ждал ответа Хэста, но тот молчал. Так не сказав ни слова, он поднялся и вышел.
      «Неужели он ничего не понял? — подумал он. — Тогда Маввей либо дурак, либо… Либо я чего-то не понимаю…»
      Озадаченный Эвин остался с брайхкамером. Он не знал, что и думать. Ясная картина опять разломалась на куски, и каждый был сам по себе.
      В комнате осталось двое. Причем об этом знал только один их оставшихся. Второй считал себя сидящим в одиночестве.
 

Имперский город Гэйль.

Луковые ворота.

      Нельзя сказать, что Гэйль был самым большим из провинциальных городов Империи — в Семибашенной были города и побольше его, однако ни один из них, не смог бы сравниться с Гэйлем по оживленности, суматохе и размахам торговых сделок. Город стоял на перекрестке торговых путей, привлекая к себе купцов, разбойников и еретиков возможностью либо разбогатеть, либо затеряться в этой суматохе.
      Центральное место в нем, впрочем, как и во всех других крупных городах Империи, занимал монастырь Братства. Полностью разрушенный во время последнего восстания приверженцев Просветленного Арги, а до этого еще дважды сильно поврежденный во время Первого и Второго Альригийских вторжений он каждый раз заново отстраивался из своих же камней и сейчас производил впечатление могучего сооружения, построенного могучей организацией.
      В двадцати-тридцати шагах от него высилась новая каменная стена, построенная эркмассом Гьёргом. Внутри неё, кроме монастыря стоял дворец эркмасса и еще десятка два каменных зданий, а сам город— торжище, дома горожан победнее и ремесленников располагался за крепостной стеной..
      Крепостные ворота, а их в городе было пять, закрывали только на ночь. Днем же они стояли распахнутыми настежь, призывая купцов зайти в город и поделиться частью прибыли со Старшим Братом Атари и эркмассом, то есть отдать дань мудрости Братства и могуществу Императора.
      ….В карауле у Луковых ворот стояли лучники Синего отряда. То есть стояли они только на словах. Трое из них, разморенные жарой, сидели в тени ворот, положив рядом с собой кожаные шлемы, обшитые бронзовыми бляхами, а четвертый полулежал, опершись на створку.
      Шумон и брат Така дошли до стены и сели рядом с караульным. Тот повел мутным глазом, но ничего не сказал — жара.
      От открытых ворот дорога укатилась прямо в Дурбанский лес. Она была пустынной, по ней ходили только смерчи, скрученные ветром из дорожной пыли. Глядя на них Брат Така представил себе, как им придется по жаре пройти те шесть поприщ до леса, да еще с мешками за плечами, тоскливо и, понимая безнадежность ругани, выругался.
      — Чертов охотник. Вышли бы утром, по холодку прошлись бы.
      Шумон, занятый размышлениями, рассеяно ответил:
      — Не ворчи, монах. Куда бы ты ушел, не зная дороги?
      Но брат Така не успокоился, а напротив все больше наливался раздражением.
      — А перевязь твоя? Ножами обвешался. На черта с ножичком пойдешь?
      — Уймись, брат. Ты ведь и сам не лучше, — укоризненно сказал Шумон, тыча ему пальцем в живот и показывая на пращу, которой опоясался монах.
      — Ножи мои не от дьявола защита. Я думаю, что там мы можем встретить что-нибудь по опаснее твоих выдумок… Отдыхай. Думай о возвышенном. А еще лучше молитвы вспомни.
      Полежав немного с закрытыми глазами, Шумон спросил монаха:
      — Послушай-ка. Если ты Дьявола увидишь, побежишь?
      — Не знаю, — честно сказал монах после продолжительного молчания. — Трудно за себя ручаться.
      — А с молитвой?
      — Ну, с молитвой, — с сомнением протянул брат Така. — С молитвой может быть и устою. Особенно если с «Дневным покаянием».
      Он задумался, взвешивая свои возможности. Все-таки встреча с Дьяволом событие не рядовое.
      — Устою — уже твердо сказал монах.
      — Это хорошо. — Шумон потянулся и встал. Из-под ладони посмотрел в лес. — Значит так. Как зайдем за деревья, так сразу начинай творить молитву. Пусть охранит она и праведника и грешника.
      Голос его был серьезен. И хотя брат Така не без основания предполагал, что Шумон издевается над ним, он все же молча кивнул.
      Безбожник поднял голову вверх. Дойдя до зенита, светило, незаметно для глаз, сползало к горизонту. Время уходило.
      — Подъем, — скомандовал он, но брат Така, словно не услышав его, присел на корточки и стал творить дорожную молитву.
      Молитва была не длинной, и для крепости монах совершил еще преддорожную пляску.
      Безбожник, прислонившись к воротам некоторое время спокойно наблюдал за ним, а затем, махнув рукой на чудного спутника, пошел к лесу. Брат Така не стал дергаться — куда он, безбожник-то денется на ровном, как стол поле — а доплясал сколько положено и тоже последовал за ним. В этот миг он был полон сознания значительности и важности того, что им предстояло завершить. Не, оглядываясь (это было бы дурной приметой) шел, представляя себе, как Старший Брат Атари смотрит на него с монастырской башни, а губы его тихо шепчут напутственную молитву. Но это были только мечты, а в действительности вслед путникам безразлично смотрели только лучники синей роты, десяток нищих, толпой стоящих у караулки, да стандартная стационарная видеокамера.
 

Дурбанский лес.

Атмосфера.

      Лес под ним простирался во все стороны — вперед, назад, вправо, влево….
      Каждый раз, как он взлетал над стеной деревьев, память услужливо выдавала одну и ту же картинку двухгодичной давности — косматая зелень, изрезанная водным блеском от лесных речек. Таким Сергей запомнил лес, когда пролетал над ним на дирижабле. Правда, тот лес был другим, и находился чуть не в тысяче километров отсюда, но зато те места, что сейчас проплывали внизу, не были для него чужими.
      Сергей завертел головой. Где-то вон там, левее, и километрах в двадцати к востоку осталась тропа, на которой они попали в плен дикарям, а еще дальше, за лесом, там, где начинались горы, стоял замок старого друга Хэста Маввея Керрольда, едва не угробившего их в прошлый раз и вдобавок, подгадившего несколько дней назад.
      «Навестить его, что ли, тварь кровожадную?» — подумал Сергей, улыбаясь воспоминаниям. — «Обрадовать гада, что живой… Кстати и со зверями все решить можно. Он же тут всякую тварь тут по имени-отчеству знает…»
      Мысль пришла и ушла. Прямо под ним в просвете между кронами мелькнули полосатые спины вепрей.
      Отсюда, сверху, он видел, как животные возвращаются в лес. Не ведавшие никакого страха, кроме страха этой минуты звери, забыв ужас, заставивший их попрятаться по норам или разбежаться по всему лесу, возвращались на привычные места, но на его счастье пока лес был безлюден. Это говорили и глаза и здравый смысл и микролокатор, что прощупывал заросли.
      Затея с излучателями вполне удалась. Инфразвук вычистил лес вокруг заповедника не хуже урагана, и теперь внутри Стены оставались только люди и драконы. Конечно, была в болоте еще какая-то водоплавающая мелочь, но она в счет не шла.
      За Стеной, в непосредственной близости от нее, также была еще и кое-какая разумная жизнь.
      Самыми главными ее представителями пока были разбойники. Похоже, что им как-то повезло. Возможно, инфразвук не подействовал на них, а скорее всего, они в этот день грабили кого-нибудь на стороне, но, так как ходили они не обычными, а какими-то своими дорогами, то больших перемен в своей жизни они не ощутили. Для них лес остался лесом, горы — горами, а Стена… Ну и что, что появилась Стена? Шлепать фальшивую монету она не мешала, и слава Богу!
      Первое время наблюдая за лесными жителями Сергей удивлялся, что это разбойники не ходят след в след, да и никакой иной осторожности не проявляют, а потом понял, что эти ребята считают себя в лесу хозяевами и на самом деле ничего не боятся.
      Так и сейчас, они проходили под ним не таясь, чуть не в голос перекликаясь.
      «Глушь, — подумал Сергей. — Дебри. Кто их тут услышит?»
      Сам он висел над деревьями, глядя на джентльменов удачи сверху. После встречи у ристалища он не испытывал уважения к этой братии, но и пугать и наказывать их было пока не за что… Он смотрел на них и думал как бы извлечь из этих оборванцев ползу либо для Заповедника, либо, если не выйдет так, для себя лично.
      «Пугач им, что ли по дороге подбросить? — подумал он, но как-то без энтузиазма. — Посмотреть, как бегают?»
      Зуммер вызова оторвал его от размышлений.
      — Слушаю, — рассеянно сказал Сергей. Последний разбойник скрылся за кустами, и он повторил уже тверже. — Говорите, ну!
      — Добрый день, Сергей! Это Никулин!
      На экране появился «придворный» прогрессор Императора Мовсия.
      — А! Шура! — довольно откликнулся егерь. — Рад вас видеть без цепи на шее!
      Александр Алексеевич улыбнулся..
      — Надеюсь, что среди вашей родни нет ни пророков, ни свилл.
      Сергей слава Богу знал кто такие свиллы и отозвался, намекая на недавнее нахождение прогрессора в Императорской тюрьме.
      — Можно подумать, что у тебя в родне через одного то граф Монтекристо, то аббат Фариа.
      — Я не зарекаюсь, но мне хватило одного раза, — сказал прогрессор — Вы сейчас где?
      — Под облаками. Наблюдаю за местными разбойниками.
      Никулин усмехнулся.
      — Значит бездельничаешь?
      — Ничуть, — возразил Сергей. Нравились ему такие забавные переходы с «вы» на «ты». — Напротив лечу по делу. Хочу поставить кое-какую аппаратуру на «Кривом пальце».
      Шура погрустнел.
      — А я вот бездельничаю. Сижу в четырех стенах. Пью каспедийское. Кстати спасибо, действительно отличное вино.
      — Все ещё ищут нас?
      — Наверное… Лучше не рисковать…
      — И делать совсем нечего?
      — Совсем.
      — А что тебе в городе киснуть? Прилетел бы. Поохотились бы. Разбойников погоняли бы…
      Александр Алексеевич вздохнул.
      — Нельзя. Мало ли что тут…
      Сергей вспомнил последний разговор с Главным Администратором.
      — Кстати. Раз останешься на месте, выполни одну мою просьбу. Даже не мою, а руководства.
      — Давай. Выкладывай. Может, развлекусь…
      — Присмотрись повнимательнее к Императору.
      Лицо прогрессора стало серьезнее, даже грусть подевалась куда-то.
      — У вас есть сведения, что он…
      Сергей махнул рукой перед объективом.
      — Нет. Откуда в нашей глуши такие сведения? Просто здравый смысл. Когда до него дойдет слух о том, что тут случилось, он непременно захочет вернуть потерянное. Мы же его знаем?
      — Знаем, — подтвердил прогрессор Шура, опять став грустным. — Не беспокойтесь. Как раз за этим я и слежу самым внимательным образом.
      — Прошло уже десять дней. Неужели он так ничего и не понял?
      — Вы, коллега, в плену стереотипов, — покровительственно сказал прогрессор. — Возможно, что он даже не еще и не узнал, что там у вас произошло. На наше счастье информация тут распространяется медленно.
      — И все же рано или поздно это произойдет.
      — Разумеется. Император узнает об этом первым, а я — вторым. Едва это произойдет, как я оповещу вас. Лично ты узнаешь обо всем третьтм.
 

Дурбанский лес.

Опушка.

      Монах и безбожник не дошли до леса нескольких десятков шагов. Они остановились перевести дух, перед тем как войти в неведомое — страшное для одного и любопытное для другого.
      Отношение к лесу было написано на их лицах.
      Лицо монаха было отрешенно и бледно. Лицо же Шумона выражало лишь скептическую настороженность. Большая дорога, та, по которой в лес пытались войти войска эркмасса, осталась далеко в стороне. Шумон считал, что идти по ней бессмысленно — опыт военных походов эркмасса наводил именно на эту мысль, к тому же по плану Хилкмерина выходило, что к болотам можно было пройти более коротким путем.
      Собственно дороги там не было. Старый охотник дал только направление и неясное напутствие — «дня через два дойдете».
      Не вполне уверенный в брате Таке, Шумон поставил дело так, чтобы Дьявол, если он вдруг заинтересуется двумя бедными путниками, первым попался на глаза ему, а не монаху. Уж на кого, на кого, а на себя он надеялся.
      Последнее время, лет шесть, а то и больше, он уже не помнил точно, больше всего в жизни его интересовали два вопроса: в чем тайна полета и суть Саарского инцидента. До прошлого года его еще интересовал и третий вопрос — о природе нечистой силы, но его он успешно разрешил в упомянутой Старшим Братом Атари книге «Степень приближения», собственноручно написанной им во время работы в Императорской библиотеке.
      Уже потом, позже, правда, выяснилось, что в книге он выстроил для себя изящную логическую ловушку, на которую и указывал в недавнем разговоре глава Гэйльской общины: развенчивая логические выводы и свидетельства очевидцев Братьев по Вере в пользу существования Дьявола он сам не мог привести иных доказательств, кроме опять же логических, ибо не существование чего-либо нельзя доказать фактом.
      Обычно явления нечистой силы происходили где-то далеко и когда слухи об этом достигали Гэйля что-либо предпринимать было поздно — как объясняли Братья, приспешники Пеговы не любили задерживаться на одном месте подолгу и поэтому Шумон очень надеялся, что в этот раз ему улыбнется удача, и логические построения подтвердятся самым недвусмысленным образом.
      Через несколько мгновений они двинулись вглубь леса.
      Первым, спиной вперед, пятился Младший Брат Така не переставая бормоча молитву, а в двух шагах позади него, придерживая монаха за пояс шел сам бывший Императорский библиотекарь. Первые два поприща они прошли без приключений. Они шли, не разговаривая друг с другом, лишь изредка Шумон негромко направлял брата Таку в нужную сторону.
      Чем дальше они уходили от опушки, тем спокойнее становился монах. Вскоре он уже перестал вздрагивать от каждого шороха и начал спотыкаться.
      Прошло время, и они миновали ту часть леса, куда еще иногда заходили окрестные жители. Исчезли пеньки и следы порубок. Лес помрачнел. Мощные деревья возносились вверх, кронами загораживая тяготеющее к горизонту солнце. Все теснее и теснее обступаемые деревьями они все чаще обходили поваленные стволы и купы кустов. Дороги не было, но можно было хотя бы определиться с направлением. Охотничий домик эркмасса, судя по всему, был еще далеко и времени, чтобы дойти до него дотемна им могло не хватить.
      Они присели на упавшее дерево. Шумон молча, а монах со вздохом облегчения.
      — Ну и где твоя часовня? — спросил Шумон у него.
      — Часовня-то на месте, — ответил монах, — да где мы?
      — Вот именно это меня и интересует.
      Брат Така разминая затекшую шею крутил головой. Посмотрев вверх, он задумчиво спросил сам себя:
      — На дерево разве влезть?
      В это время ветер донес до них ослабленный расстоянием грохот. Чистый, тягучий звук протек над ними и растаял в зелени деревьев. Путники встрепенулись.
      — Часовня? — спросил Шумон.
      Брат Така отрицательно мотнул головой, настороженно вслушиваясь в ветер.
      — Нет. Это из города, из Карцерной башни.
      Вытянув голову, монах ждал повторения и после второго удара расплылся улыбкой, но тут в шум ветра неизвестно откуда залетел еще один звук — тонкий, едва слышный свистящий шелест. Был он тих, но и Шумон и брат Така поневоле обратили на него внимания — звук был совершенно не знаком.
      Брат Така вслушался, и лицо его сморщилось. Это отчасти походило на звук, издаваемый ручной мельницей. Похоже, но не то. Металл скрипел по металлу, но в нем не слышалось круговой завершенности, когда металлическая рукоять, поворачиваясь, возвращается на место и начинает движение снова. Казалось, что кто-то необычайно быстро открывает калитку, заставляя ее издавать противный скрежещущий звук.
      Он шел откуда-то сверху, вместе со светом просачиваясь через кроны деревьев, и как все незнакомое таил в себе опасность. Брат Така быстро закрутил головой, но Шумон, догадываясь чем может обернуться для монаха неожиданность, остановил его.
      — Спокойно. Встань лицом ко мне и молись.
      Монах послушно зашептал молитву.
      Ухватив его за рукав, Шумон задрал голову. Шум сделался явственней, выделившись из лесных звуков. Лес словно отказывался от него. Не желая прятать в шелесте листьев и щебете птиц, он отторгал его от себя как нечто чуждое этому миру.
      Ждать прошлось недолго. Шум усилился. Теперь он показался Шумону похожим на шум устройства, что альригийские ювелиры использовали для огранки алмазов, но ему и в голову не пришло перепутать одно с другим. Альригийские ювелиры, как и их Имперские коллеги, летать не умели, да и не стремились этому научиться, а тут… Звук набегал волной откуда-то с неба, и он прищурился, чтобы разглядеть то, что его создавало. На миг над головой Шумона в просвете деревьев мелькнуло что-то большое, с изящными округлыми формами. Тень от него стремительно скользнула по земле и унеслась, захватив с собой шум. Несколько секунд он, все более и более слабеющий еще был слышен, однако вскоре затерялся и пропал.
      Шумон ничего не успел разобрать — так стремительно было движение — только форму, и еще контур человеческого тела, сидевшего верхом на неведомом предмете остались в его памяти.
      — Что это? — спросил монах.
      — Не знаю, — ответил Шумон ошеломленный не меньше монаха. — Считай, что ничего не было. Пошумело, пролетело и все…
      — Пролетело? — вскричал монах.
      Шумон на секунду замешкался. Он не собирался рассказывать монаху то, что видел, понимая, что рассказ повергнет того в религиозный экстаз, который окончится либо продолжительной молитвой, либо пляской, а время терять не хотелось.
      — Пролетело? — переспросил он. — Кто сказал «пролетело»? Прошумело… Просто какой-то шум был вот и все. Был и пропал.
 

Дурбанский лес.

Парные холмы.

      Солнце у них над головами двигалась быстрее их. Это стало понятно, когда деревья расступились, и они вышли на обширную поляну, через которую шла гряда невысоких холмов. Они походили на хребет громадной змеи заползшей сюда в далекие времена и издохшей тут от приключившихся неприятностей. Теперь скелет рассыпался на части, зарос травой и кустами и каждый холм казался частью иссохшего позвоночника. Увидев их, брат Така обрадовался.
      — Это же Парные Холмы! Нам теперь отсюда вправо взять нужно.
      Определившись, брат Така заметно повеселел лицом и начал дергать Шумона.
      — Давай, безбожник, шевелись. Нам еще идти и идти.
      Подтягиваемый монахом экс-библиотекарь поднялся на первый холм. С него было видно, как где-то далеко, из гущи леса торчит шпиль часовни с фигуркой третьего воплощения Кархи на верхушке. Пока брат Така благоговейно рассматривал видение, Шумон оглядывал подходы к лесу, прикидывая, где лучше опуститься с холма и обойти заросли. Внимание его привлекли камни у подножья холма.
      Что-то было там, в траве, что-то призывно блестевшее на солнце. Сверху и издалека Шумон не мог различить, что именно там лежит, но место запомнил очень хорошо — между двух камней, похожих на остроконечные шапки горцев.
      — Ну что, будем стоять? — нетерпеливо спросил монах. — Шевелись, шевелись…
      Поддерживая друг друга, они начали спускаться вниз по склону холма. Ноги брата Таки путались в траве и время от времени он шепотом вставлял в молитву слова, которые уместнее было бы произносить в харчевне. Слушая его, Шумон поневоле занервничал:
      — Ты молись лучше, а не ругайся.
      — Я и молюсь, — огрызнулся монах. — Послушал бы я тебя, безбожник, кабы стал ты на мое место.
      — Ладно, ладно, — сказал Шумон, понимая неуместность спора. — Молись как хочешь, только иди.
      — Да как тут пойдешь? Трава…
      Окончить фразу он не успел. Зацепившись не то за куст, не то за некстати подвернувшийся камень брат Така опрокинулся навзничь, хватая руками воздух, покатился вниз. Посмеяться над неуклюжестью слуги Божьего экс-библиотекарь не успел. Не успев отпустить монаха, он тоже не устоял на ногах и полетел следом. Хотя склон был не очень высок, камней на нем оказалось предостаточно, в чем ему пришлось убедиться к собственному неудовольствию. У подножья холма Шумон оказался первым. Он едва успел снять с лица залепившие все глаза листья, как сверху навалился непрерывно ругающийся брат Така. На секунду у безбожника снова потемнело в глазах, но только на секунду. Когда сознание вернулось к нему, кругом была обычная лесная тишина, наполненная шумом ветра и щебетом птиц. Брат Така молчал. Шумон сбросил со своего лица его руку.
      — Ну, брат… — ничего больше он сказать не смог. Слова застряли в его горле, словно превратились там в сухие камни. И было от чего.
      Перед ним во всей своей мерзости стоял Дьявол.
 

Дурбанский лес.

Атмосфера.

      Настроив автопилот на маяк заповедника, Сергей убрал руки в карманы, и, как мог низко, пригнулся к корпусу аэроцикла. Загороженный остатками лобового стекла, он лежал неподвижно, стараясь не дать заползти за пазуху струям холодного воздуха, продувавшим насквозь разбитую кабину.
      Однако, пролежав так всего несколько секунд, он поднялся. Ветер с новой силой накинулся на человека, но Сергей предпочел мерзнуть, чем еще раз испытать ту тошнотворную дрожь, которой изнывала машина. Бесшумный, новенький аппарат, на котором он три часа назад вылетел с базы после неудачной посадки на вершину «Кривого пальца» издавал в полете какой-то недостойный механизма жалобно — всхлипывающий визг и мелко трясся.
      У Сергея было две возможности: либо, продолжая мёрзнуть, как можно быстрее долететь до базы и там погреться, либо снизить скорость и с комфортом долететь до финиша.
      Вне всякого сомнения, он предпочел бы второй вариант, но к несчастью фантоматическую установку аэроцикла постигла участь лобового стекла, и он был лишен возможности оставаться невидимым. Чтоб не давать туземцам поводов к суесловию приходилось смириться и терпеть.
      Отвлекаясь от неприятностей, он начал думать о кружке горячего какао, которую выпьет, едва переступит порог базы, о теплом душе, о махровом халате, о каплях прозрачной воды на чистой коже. Представив себе все это, он почувствовал прилив энергии и даже забубнил что-то бодрое.
      Проносившиеся под ним деревья слились в равномерно окрашенный зеленый фон. Далеко впереди зеленый цвет постепенно переходил в коричневый — там начинались знаменитые Замские болота, на краю которых и располагались жилые домики «Усадьбы».
      Он поднялся повыше, разглядывая уже знакомый для него пейзаж: болото, усыпанное многочисленными островками копошащихся на мелководье драконов, и аккуратные белые домики на берегу. Болото было для него чем-то вроде старого знакомого. Два года назад он с друзьями продирался через Замскую трясину, правда, не тут, а севернее.
      Сергей заложил крутой вираж и, заглушая визг аппарата веселым свистом, пошел на снижение. Какао из приятной гипотезы превращалось в реальность.
      В этот раз приземлился он удачно, однако надеждам на приятный вечер сбыться было не суждено.
      Прямо у посадочной площадки его перехватил Чен, и направил на разгрузку внепланового грузовика с базы на Мульпе — заповедник только-только строился, и грузы шли непрерывным потоком. Когда погрузка завершилась и челнок отбыл назад на Мульп он понял, что в какао и теплом халате уже не нуждается, разве что в душе… Но и тут его ждала неудача.
      Возвращаясь к себе он так, на всякий случай, заглянул в ремонтный модуль, где киберы занимались его аэроциклом и задержался там на три часа, помогая бестолковым механизмам ремонтировать покалеченный аппарат. Закончив с этим, он пошел в жилую секцию, чтобы, как выражался друг-Давид, «предаться разврату сна», но не тут-то было. В конференц-зале, который по старинке все кругом еще называли кают-компанией, шла дискуссия, о законности их присутствия на землях Империи, в которой с небольшим риском для жизни он до полуночи принимал участие….
 

Дурбанский лес.

Парные холмы.

      Первобытный, темный страх сжал шумоново сердце. Потом отпустил и трепыхнувшись, оно упало куда-то в глубину испуганного тела, словно в бездонный колодец. Холодный ужас волной прокатился от головы к ногам, парализуя всякое их движение…
      Сколько времени продолжалось это ужасное забытье он не помнил. Придя в себя, Шумон осознал, что все еще сидит на земле и, поглаживая по спине брата Таку, шепотом приговаривает:
      — Тихо, тихо, тихо….
      Младший Брат, кстати, в этом совершенно не нуждался, ибо лежал без сознания, упершись головой в камень, остановивший его неодолимое движение вниз.
      Три шага разделяло их — скованного страхом безбожника и Дьявола. Страх скрутил все оставшиеся мысли и забросил их куда-то на край сознания. Опустошенная ужасом голова, казалось, звенела на ветру тонким комариным звоном, и в этой оглушительной пустоте метался, почему-то, голос охотника Хилкмерина:
      — Вспотеете ещё, ногой вас в грудь…
      Парализованный страхом Шумон сидел, пока руки сами собой не потянулись к шее, где висел подаренный Старшим Братом оберег. Это движение наполнило его таким стыдом, что он скрипнул зубами. Стыд и неподвижность страшной фигуры привели его в чувство. Ему стало стыдно собственного страха.
      — Тебя нет, — едва слышно сказал он. — Нет и быть не может!
      Дьявол не ответил ему. Он просто стоял и смотрел прямо в душу.
      — Нет тебя! — уже громче повторил Шумон. Он понимал, что пропадает, но ничего не мог поделать с собой. — Нет тебя и не было никогда!
      Звук голоса дал смелость. Совершая над собой насилие, непослушной рукой он поднял с земли свою шляпу, и бросил её в сторону неподвижной фигуры. Порыв ветра подхватил ее и пронес на два шага больше, чем рассчитывал безбожник. Она упала дьяволу на ноги и тот… исчез.
      Все осталось на своих местах: солнце в небе, деревья, камни, похожие на остроконечные шапки горцев, его шляпа между ними. Не было только Дьявола.
      Шумон снял с плеча флягу и основательно приложился, унимая дрожь во всем теле. Мокрый от пережитого ужаса он расслабленно рассматривал свою чудесную шляпу. В том, что Дьявол не исчез, а сидит под ней, он был абсолютно уверен, как и был уверен, что Дьявола не существует. Это было очень странное чувство — быть уверенным сразу и в том и в другом, но так оно и было.
      Встав на четвереньки, он осторожно подобрался к камням.
      Сидя перед шляпой Шумон испытывал два прямо противоположных чувства. Ему очень хотелось посмотреть, что там, под шляпой, и в то же время очень не хотелось до нее дотрагиваться. Дремучий страх предков, что еще жил в нем под грудой знаний и научного скептицизма, всколыхнулся трясиной, куда как более опасной, чем Замские болота.
      Наконец, решившись, он, глубоко вздохнув, сунул туда руку. Шаря пальцами в траве, безбожник не думал о том, что должен найти там. Подсознательно Шумон был готов к тому, что его укусят за палец, либо ухватят за руку, но ничего подобного не произошло.
      Под шляпой было пусто.
      Под пальцы попадались только трава, листья да неправильной формы камень.
      Не поднимая шляпы, он подхватил и его и поднял над землей. Качнул, определяя вес, и удивленно вздернул брови — для своих размеров тот был слишком легок. Прижав шляпу к груди, он внимательно осмотрел место, где та только что лежала.
      Земля была пуста. Логика подсказывала, что Дьявол либо ушел под землю, либо в камень, который он прижимал к своей груди. Шумон вздохнул глубоко, как мог, давая себе мгновенную передышку. Нужно было решаться. И он решился.
      Напрягшись, он рывком сдернул шляпу с камня, и в ту же секунду от неожиданности выронил его. Вырвавшийся и небытия Дьявол качнулся, заваливаясь набок, полетел вниз и снова пропал. Уже не мешкая, Шумон наклонился за камнем и поднял его с земли. Снизу пальцы его нащупали ряд поперечных бороздок. Осторожно поворачивая камень, он увидел, как они вспыхнули ярким светом, и из камня возникла фигура Дьявола.
      Стиснув зубы, и шумно дыша, безбожник держал камень на вытянутой руке, поворачивая его то в одну, то в другую сторону и от этого Дьявол послушно то появлялся, то исчезал.
      Страха в человеке больше не было.
      Раз сто он поворачивал камень то туда, то сюда, заставляя Дьявола то исчезать, то появляться вновь. Фигура на глазах возникала из небытия, вырастала и пропадала неизвестно где. С каждым таким поворотом на него накатывалась волна радости. В груди словно повеяло свежим ветром, и восторг гремел как прибой в береговых скалах.
      Он не помнил, сколько простоял так, наполненный радостью победы и открытой истиной, но луч солнца, залетевший в глаза, привел его в чувство. Он вспомнил о монахе.
      Убрав камень в мешок, вернулся к все еще бездвижному Таке. Его товарищ лежал, обнимая камень, и у Шумона мелькнула мысль, что стоит монаху пошевелиться, разнять руки, как камень, который он протаранил головой, развалится на части.
      Сдернув капюшон, безбожник ощупал голову. Здоровенная шишка оказалась единственным повреждением, полученным монахом при падении.
      Шумон перевернул своего спутника на спину и приложил к губам флягу. Вино оказало чудесное действие. Брат Така дернулся и рывком сел. Шумон отскочил от него — глаза у монаха были бешенные.
      — Куда? — непонятно о чем спросил монах. Глаза его, оттолкнувшись от Шумона, быстро обежали окрестности. Пальцы сжались в кулаки. Он готов был постоять против кого бы то ни было. Но ни найдя врагов, расслабился, кулаки разжались. Ощутив боль, ощупал голову, немного успокоился и сел на землю.
      — Кто это меня так? — спросил он у Шумона, поглаживая шишку. По тону, безбожник понял, что тот хочет спросить, не Дьявол ли его ударил, но не решается произнести имя вслух, боясь накликать неприятности.
      — Это был добрый гранитный валун, — успокоил его компаньон. — Ребра целы?
      Брат Така пошевелился. Кроме головы ничего не болело, и он утвердительно кивнул. Шумон оттянул монашеское веко, заглянул в глаза спутника. Тот безропотно позволил это сделать.
      — Голова не кружится?
      Така тряхнул волосами.
      — Да нет.
      Безбожник смотрел на монаха и видел, как бешенство уступает там место безмерному удивлению.
      — Все живы и здоровы, — подвел итог приключению Шумон. Душа его пела. — Хватит сидеть, Божий угодник. Пойдем. Если мы не дойдем до часовни, и нас задерут черти, тебя разжалуют в Племянники.
      — Не такого звания — «Племянник», — пробурчал сбитый с толку монах, все еще подозрительно оглядываясь. Он все искал гадость, которая привела безбожника в такое хорошее настроение.
      — Для тебя выдумают. Вставай лежебока, вставай.
      Подталкиваемый веселящимся безбожником монах, бойко пятясь, обошел холм и снова вошел в лес.
      Шумон от возбуждения приплясывал. Он шел, улыбаясь, то и дело трогая свой мешок. Взвинченный случившимся он перестал настороженно вглядываться в окружавший их лес. Думая о загадочном камне, отыскивая место для него в своем видении мира, безбожник перестал следить за дорогой. Брат Така понял это, когда дважды наткнулся на здоровенные, в обхват, деревья, которые его поводырь никак не мог не видеть.
      — Ты куда смотришь, чертов пособник? — раздраженно опросил монах, потирая отбитую после очередного падения спину. — Ослеп? Глаза проглотил?
      И, не давая безбожнику прийти в себя, добавил:
      — Сейчас они у тебя назад вылезут!
      Обхватив ручищами Шумона, он легко повернул его спиной к себе и с наслаждением пнул ногой. Не устояв, безбожник покатился по траве, ломая молодую поросль.
      С удовольствием оглядывая дело ног своих, брат Така, готовый к драке, уставив руки в бока, смотрел на копошащегося в кустах Шумона. Подняв одну руку вверх, он провозгласил: — «…ибо слаб каждый, в ком нет силы Братства…»
      Возвращенный из заоблачных высот на землю Шумон сперва ошалело смотрел на спутника, прижимая мешок к груди, а, сообразив, что произошло, вскочил на ноги.
      Первым желанием, которое испытал экс-библиотекарь, было желание схватить в руки палку потолще и расквитаться с ухмыляющимся монахом.
      От взаимного истребления их спасло только то, что в первые горячечные мгновения ему ничего подходящего на глаза не попалось, а чуть поостыв он понял, что брат Така в какой-то мере прав: отвлекаться сейчас было никак нельзя. Неожиданности наверняка еще не кончились, поэтому месть следовало отложить на более подходящее время. Поквитаться с монахом придется чуть позже, когда ничто не сможет отвлечь его от этого занятия. А пока…
      — Шутки у тебя… — совершенно естественным голосом сказал он, потирая отбитое место.
      К своему удивлению брат Така не уловил ни злобы, ни раздражения в его голосе. Приготовившийся к потасовке монах расслабился. Необидчивость безбожника разоружила брата Таку. Некоторое время они молча стояли ожидая друг от друга извинений, но, не дождавшись их, пошли дальше.
      Вновь и для одного и для другого потянулось время, наполненное напряженным ожиданием неизвестно кем приготовленных подвохов.
      Посматривая за спину монаху Шумон размышлял о случившимся у «Парных холмов». В чудеса он не ветрил, и оттого ничуть не сомневался, что чудесный камень в его мешке дело рук человеческих, только вот где искать эти руки? Кому могло понадобиться разбрасывать такие камни по всему лесу? Для чего? Ответ вроде бы лежал на поверхности. Что подумает простой человек, или, что важнее, что сделает, увидев Дьявола, не нужно было гадать. Он просто сбежит. Сделает все то, что уже делали и Братья по Вере и эркмассовы наемники.
      Камень вызывал страх. Ужас.
      «Пугают, — подумал он, — пугают нас как детей. От леса отваживают… А зачем? Кому польза оттого, что в лесу людей не будет? Звери, конечно, вздохнут спокойнее, только куда зверям-то? Они твари неразумные…» Он представил себе лосиное копыто рядом с пугающим камнем и весело рассмеялся. Монах только головой покачал. Безбожник прикусил губу, оставляя смех за щекой.
      «Дикарям вот еще тоже облегчение. Не будут их с двух сторон стегать… Только куда им…Альригийцам если только…»
      Он почувствовал, что истина где-то рядом, замедлил ход.
      «Эти, конечно, могут. По подлости характера они наших ничуть не слабее, только кто там у них такое сделать сможет? Работа-то уж больно тонкая….»
      Он хотел сунуть руку в мешок, но сдержался.
      «Хотя выгода-то, все же, прямая видна — если с нашей стороны в лес хода не будет, то весь лес к альригийцам отойдет…»
      Шаги его становились все короче и короче. Он остановился. «Драконарий! Лесосплав! Это же все тогда, им достанется…. Страх, он лучше пограничной стражи держит!».
      Монах дернулся и тоже встал.
      — Что? — обеспокоено спросил он. — Опять?
      Безбожник посмотрел сквозь него и толкнул рукой в грудь — иди мол, нечего стоять…
 

Имперский город Гэйль.

Монастырь Братства.

      — Они ушли?
      — Ушли…
      Старший Брат Амаха с уважением посмотрел на хозяина и удовлетворенно потер ладони.
      — Быстро у тебя это получилось…
      Атари улыбнулся в ответ.
      — Когда хочешь, что получилось быстро, то оно так и получается.
      — Теперь бы захотеть, чтоб получилось хорошо…
      Старший Брат говорил то, о чем думал и сам Атари.
      — Пока это зависит от нас.
      Амаха кивнул.
      — Через пару дней пошлем первое письмо в Эмиргергер.
      — А писать его начнем прямо сейчас!
      Атари понимал нетерпение гостя, и подумав мгновение, согласился. Раз Карха измыслил все сущее, то он измыслил и то письмо, которое они должны написать Императору. Оставалось только принять его от Шестивоплощенного.
 

Дурбанский лес.

Разбойничий привал.

      Через три или четыре поприща Шумон, шедший лицом к ветру уловил запах дыма. Он закрутил головой, стараясь определить, откуда он, но не смог — ветер налетал порывами и запах то появлялся, то исчезал. Прекратив молиться, брат Така обеспокоено спросил:
      — Что, опять гудит?
      — Нет, — успокоил его Шумон. — Дым. Дымом пахнет.
      Брат Така остановился и принюхался. Налетевший ветер принес с собой запах гари и какого-то варева.
      — Точно. Похлебку варят, — сообщил он Шумону. — Где-то рядом.
      «Этого еще не хватало», — подумал Шумон. — «Неужели и впрямь альригийцы?»
      — Постой тут, — предложил он монаху, — а я посмотрю, что там такое.
      — Э-э-э нет, безбожник, — разом насторожившись, монах покачал головой. — Один ты никуда не пойдешь!
      Шумон усмехнулся, вспомнив о камне в мешке, и пожал плечами.
      — Ну, как хочешь. Пойдем вместе. Только имей в виду. Если Дьявол встретится, я с тобой не побегу и искать тебя не буду.
      — Не пугай, — насупился монах. Упоминание о Дьяволе охладило его рвение. — Я с молитвой.
      Не ответив, Шумон крадучись пошел вперед. Запах дыма становился явственнее. Вместе с ним сжали доноситься и звуки — металлический звон, смех.
      Стараясь не шуметь, Шумон пробрался сквозь кусты. Их заросли сбегали в большой овраг, на дне которого журчал неширокий — в два шага перешагнуть — ручей. Снизу поднималась сырость, но те, кто бродил по оврагу не боялся сырости и холода… Прямо под ними четверо из них сидели у костра, над которым висел котелок с каким-то варевом. Ветер донес до Шумона обрывки разговора:
      — А жрать я хотел — тут никаких слов не подберешь. Сорок поприщ с седла не слезая проскакал. Они из меня все вытрясли. Спрашиваю его: «Сколько стоит твоя тухлятина?» — «Пять монет» — говорит и интересуется — «А ты жрать— то сильно хочешь?» А по мне, наверное, видно было, что у меня на уме кроме еды нет ничего. «Конечно, — говорю — еще как хочу!» А он, собака, смеётся и говорит: «Ну, раз так, тогда семь монет!»
      У меня аж дыхание сперло от такой наглости. «Что ж, ты, говорю, бандит, прохожих обираешь?» Смеется, собака, зубы скалит. Ну, думаю, смейся, смейся. И я с тобой посмеюсь. «Давай, говорю, весь лоток за золотой?» У него глаза заблестели — давай, говорит, согласен. Еще бы ему не согласиться! Ну и купил я весь лоток. Не пожалел нашего золотого.
      Смех заглушил конец разговора.
      Хрустнувшая позади ветка заставила безбожника отвлечься. В спину осторожно засопел брат Така.
      — Что там? — неожиданно робко спросил он.
      — Посмотри.
      Шумон отодвинулся, освобождая место. Дав монаху насмотреться, он заметил:
      — Это не лес, это черт знает что. Тут людей как у эркмасса на кухне в день тезоименинства.
      — Может ловчие? — неуверенно предположил монах.
      — С такими то рожами? — усмехнулся безбожник. — Скорее уж бродяги. Как это их гнев Божий обошел?
      Люди внизу, казалось, ничего не боялись. И это не было похоже на браваду. Они держались совершенно естественно. Ни в разговорах, ни в их поведении Шумон не заметил никакой нервозности. Это заставляло думать, что перед ним либо ничего не боящиеся горожане, либо издревле живущие в этом лесу разбойники, почему-то понятия не имеющие о том, что твориться вокруг них.
      Шумон не успел поделиться своими соображениями с монахом, как люди у ручья зашевелились — видно варево уже поспело, и потянулись к костру. Через мгновение из-за деревьев вышли еще двое. Глаза одного из них были завязаны черной тряпкой. Он медленно шел вперед, ведомый своим спутником.
      — Слепой, — шепнул Шумону в ухо брат Така, а от костра кто-то крикнул:
      — Эй, Хамада, Ефальтий, где вы там?
      Эти два слова «Хамада» и «слепой» слились в голове Шумона в единый образ.
      Конечно, это были разбойники. Мало кто из горожан не слыхал о Слепом Хамаде, вожаке шайки фальшивомонетчиков.
      Дальнейшее сидение в кустах становились не только бессмысленным, но и опасным. Шумон пополз назад. Добравшись до брошенных мешков, он поднялся на ноги.
      — Стражников бы сюда, — мечтательно сказал брат Така, — мы б их прижали…
      Он тряхнул головой и улыбнулся своим мыслям, представляя, что тут начнется, если вдруг прямо с неба на разбойников посыплются стражники… Мысли Шумона были куда как менее радостными.
      — А вот им, что нас с тобой прижать никакой помощи ненужно. Своими силами обойдутся.
      Безлесный овраг еще щедро освещался солнцем, а в лесу потихоньку станови лось все темнее и темнее. Сумерки пока были ощутимы только у земли, глаза переставали отличать мелкие детали, и трава казалась ковром, стелящимся под ноги. Это означало, что скоро двигаться можно будет только на ощупь.
 

Дурбанский лес.

Часовня.

      Осторожно пробираясь в сгустившихся сумерках они прошли еще два поприща и вышли на засеку, сплошь устланную поваленными деревьями. Она осталась в память о бунте приверженцев Просветленного Арги произошедшем пять лет назад.
      Тогда фанатики из секты Просветленного подняли фермеров Внешнего Пояса Обороны, разоренных трехлетними недородами, и штурмом овладели Гэйлем. Этот бунт, обычный, рядовой по меркам Империи, какие случались чуть не ежегодно, был жестоко подавлен Императором.
      Выбитые из Гэйля повстанцы отошли в лес, к городу Справедливости, построенному Аргой где-то в глубине леса, соорудив эту засеку, в надежде отгородится ей от Императорской кавалерии. Это, однако, не помогло. Город Арги после пятнадцатидневной осады был захвачен и разрушен. Сам Просветленный погиб. Отдельными вспышками восстание продолжалось еще около года, но к началу полевых работ постепенно сошло «на нет», оставив после себя скрытые где-то в лесу развалины города Справедливости и эту засеку. Стволы лежали на ней в беспорядке, топорщась щетиной хотя и полусгнившие, но все еще способные выполнить свое предназначение — задержать любого, кто попытается пройти через них. Засека была шириной шагов в сто и уходила в обе стороны куда-то в глубину леса
      — Верно идем? — спросил Шумон.
      — Вернее некуда. Перейти надо, а там упремся…
      Брат Така не рискнул переходить преграду спиной вперед и, несмотря на приближающуюся ночь, в полный голос читая «Дневное покаяние», стал прыгать через стволы. Подгнившие деревья скрипели, грозили острыми сучьями, но остановить путешественников не смогли.
      — Вот и дошли, — удовлетворённо сказал монах на другой стороне. — За засекой еще три поприща и все. Отдых!
      Когда они вышли к часовне из-за кромки леса, отчетливо выделявшейся на сиреневом небе, показался Лао, добавив свой скупой свет к лучам заходящего солнца.
      Часовня стояла внутри легкой решетчатой ограды. Ажур металлических прутьев окружал сад и несколько низких домиков расположившихся внутри неё.
      Из-за деревьев виднелась крыла большого двухэтажного дома. Около ворот брат Така сбросил с плеч мешок и достал большой ключ. Запор щелкнул, монах плечом отодвинул створку, пропуская вперед Шумона:
      — Входи, безбожник, — голос его был весел. — Неси грешную плоть в святое место.
      Заперев дверь, он обычным образом, лицом вперед пошел к часовне. Здесь, за оградой, монах чувствовав себя в полной безопасности. Чувство зависимости от безбожника, угнетавшее его на протяжении всего пути исчезло, и он, по-хозяйски оглядывая постройки, уже не обращал внимания на Шумона.
      Поужинав, после вечерней пляски и охранительной молитвы, совершенных братом Такой они улеглись на длинные жестокие скамьи, предназначенные в обычное время для гостей, приглашаемых на богослужения. Через незакрытые ставни в часовню вливался свет Лао и Мульпа, падавший на мозаичный пол и груду скамеек, сложенных в углу до лучших времен. Несколько минут эхо бросало от стены к стене скрип скамеек и покряхтывание людей, устраивающихся на ночь, а потом наступила тишина.
      — Эй, безбожник, — негромко окликнул Шумона брат Така и задал вопрос, который мучил его с полудня, — Ты почему не сбежал сегодня? Там, у Парных холмов?
      — Куда торопиться? Успею, — откликнулся безбожник. — Будут еще возможности.
      Брат Така почувствовал, что он улыбается.
      — Что же это за возможности такие? — оскорбился он. — Другого случая у тебя не будет. Это я тебе обещаю.
      — Это почему же?
      — Я сильнее. И удар у меня покрепче будет.
      «Зазнался монах, — подумал Шумон, — осаживать его надо».
      — Есть сила духа, и есть сила тела… — наставительно сказал он.
      — Знаю, знаю, — откликнулся Брат Така.
      — Так вот у тебя сила тела больше, чем сила духа, а у меня наоборот. А куда телу против духа? Это самое главное!
      «Эка занесло его, — подумал монах, — если его не укоротить, так он черти что о себе возомнит».
      — Силу духа даёт только Вера, — сказал он таким тоном, каким обычно говорят с ущербными людьми, — а у тебя её как раз и нет!
      Шумон пропустил его тон мимо ушей и ответил по существу:
      — Вера есть у всех. Только каждый верит в своё. Ты веришь в шестивоплощенного Карху и тень его, а я в силу Духа и разум человеческий.
      — Да ты глуп, безбожник, — удивленно произнес монах. Он ответил так быстро, что Шумон понял — тот его и не слышал. — Как же можно верить в разум и не верить в Карху? Ведь наша способность размышлять от него.
      Он поднялся со своего скрипучего ложа и сел. Шумон же закинув руки за голову, спокойно ответил:
      — Тут, брат, опять-таки вопрос в точке зрения. Ты веришь в то, что Карха дал нам разум, а я думаю, что наш разум дал нам Карху.
      — Зачем? — удивился нелепости такого предположения монах.
      — Зачем? — переспросил Шумон. — А зачем костыль хромому?
      Он понимал, что не в силах убедить монаха в своей правоте, но все же начал говорить ему о своем видении мира. Безбожник говорил об этом, как давно продуманном, взвешенном в правильности чего ничуть не сомневался.
      Глядя на ночной свет, он излагал монаху свое понимание мира и причин меняющих его, ничуть не сомневаясь, что тот ничего не поймет. Не захочет понять.
      Нанизывая слово на слово, аргумент на аргумент, он видел, как на лице монаха все отчетливее читалась обидная мысль: «Если кто из нас тут и хром умом, то это точно не я». Шумон видел все это, и постепенно им все сильнее овладевало желание погасить эту улыбку превосходства, не сходившую с губ монаха, а когда заныл отбитый монахом кобчик, он решился.
      — Вот мы говорим о силе духа, — сказал Шумон, — матерью её может быть не только Вера, но и Знание.
      Брат Така скривился. Наслушавшись глупостей, он не хотел более умножать их число.
      — Я думаю, что жизнь даст нам возможность проверить, чья сила духа крепче — моя, основанная на Вере, или твоя, рожденная знанием, — сказал он с вызовом.
      — Остаётся только встретиться с Дьяволом, и он решит этот вопрос? — усаживаясь на лавке, вкрадчиво спросил Шумон.
      — Да. Когда-нибудь это непременно случится, — важно кивнул головой монах, — и тогда ты увидишь…
      — Это произойдет даже скорее, чем ты думаешь, — нехорошо улыбаясь, сказал Шумон.
      Он пошарил рукой под лавкой. Достав свою дорожную сумку, вынул из неё камень. В рассеянном свете он показался брату Таке каким-то ненастоящим — слишком уж легко держал его Шумон. Предчувствуя, что сейчас произойдет что-то страшное, он смотрел на него не в силах отвести глаз.
      — Есть Знание, и есть Вера, — раздельно произнес Шумон. — Есть я, и есть ты. А сейчас посмотрим, кто из нас чего стоит.
      Он резким движением руки перевернул камень и перед монахом ни из чего возник Дьявол…
      Далее события пошли в темпе и направлении, совсем неожиданном для Шумона. В то же мгновение монах вскочил на ноги. Дыхание его пресеклось. Несколько мгновений он неподвижно стоял, упершись глазами в ужасную фигуру. Даже в слабом свете, наполнявшем часовню, Шумон увидел, как побледнело его лицо и зрачки, расширившись, совсем скрыв радужную оболочку.
      Показывая свою власть над нечистью Шумон подбросил камень на ладони.
      Дьявол качнулся вперед. Монах дико вскрикнул и сломя голову выбежал из часовни.
      Когда брат Така исчез, Шумон повернул камень и Дьявол пропал.
 

Дурбанский лес.

Двор часовни.

      Оскорбленное достоинство безбожника ликовало!
      Это было почище, чем тот пинок, который он получил сегодня днем. Это была победа. Полная и не двусмысленная, тем более, что оспорить её было уже некому.
      Несколько мгновений он, остывая, сидел на лавке, и вскоре на смену ликованию пришло раскаяние.
      Покачивая камнем, безбожник прищурясь смотрел в распахнутую дверь, все больше укрепляясь в мысли, что поступил он не просто не разумно — такой веский аргумент, как личный Дьявол, следовало бы приберечь напоследок, но и просто нехорошо.
      Память о том, что он сам испытал там, у Парных холмов была еще свежа, и с запоздалым раскаянием Шумон представил себе, что почувствовал монах в тот момент, когда увидел Дьявола.
      — Хорошо сбежал, — подумал он вслух. — А ну как помер бы? Что тогда?
      Представив себе, возможные последствия своего поступка он только головой покачал. Ночной лес был полон опасностей. Там брата Таку подстерегали и звери, и разбойники и даже деревья. У него были шансы вернуться из леса живым, но никак не здоровым, а это означало задержку… Не мог же он бросить раненого? Шумон выбежал из часовни.
      Мульп заливал двор желтоватым светом, в котором отчетливо было видно и ограду, и деревья подступившего к ней леса. На ограде Шумон разглядел развивающийся на одном из штырей кусок материи. Забыв об осторожности, он закричал:
      — Эй! Монах! Вернись!!!
      Ветер отнес его голос в лес, и он пропал там, утонув в темноте.
      Шумон кричал долго. Звал монаха, убеждая его, что в часовне нет ничего страшного, каялся, но тот не возвращался — то ли не слышал, то ли не верил безбожнику.
      Проклиная себя за несдержанность, Шумон пошел назад, к часовне. Рядом с оградой заверещала какая-то птица и он, представив, что брат Така сидит сейчас так же вот в каких-нибудь кутах и с ужасом ждет погони, вновь закричал:
      — Вернись, брат, вернись!
      Обеспокоенный судьбой брата Таки он не заметил, как тот неслышно подкрался сзади и ударил его по голове своим тяжелым, как кувалда, кулаком.
 

Дурбанский лес.

Стоянка разбойников.

      Лицо монаха качалось прямо перед его глазами.
      Одна половина его была сизо-лилововй, от огромного синяка, а вторая просто залита кровью. Шумон видел его, но помочь ничем не мог — разбойники связали и руки и ноги, так что болтать он ими мог только вверх и вниз. Единственное, чем он мог достать монаха, так это голосом.
      — Така, Така, — шепотом позвал он монаха. — Ты живой?
      Лошадь, на которой они оба висели, встрепенулась и фыркнула, словно была заодно с разбойниками. Шумон повернулся к ней, чтоб посмотреть, нет ли неприятностей с той стороны. Ждать их сейчас приходилось отовсюду. Положение у книжника было скверное — между разбойниками и монахом. Все они были опасны.
      Срочно нужны были союзники, да вот где их брать?
      Разбойники в союзники не годились, монах, честно говоря, тоже, но выбирать было не из чего. С монахом он мог, по крайней мере, поговорить.
      Шумон вздохнул.
      Не оставалось ничего другого, как совершить чудо и примириться с братом Такой. Правда, договориться с ним после того, что случилось меж ними в этой часовне, могло оказаться еще сложнее, чем договориться с Хамадой, но что делать? Делать-то что? В голове крутилась одна и та же мысль — иного выхода не было.
      Лошадь проявила здравомыслие, прекратив фыркать, и не начав ржать. «Значит Така, — решил Шумон. — Начну с него. Не такое уж сложное дело— монаха обмануть».
      Когда он повернул голову, то встретил взгляд монаха. Глаза у того, едва он увидел книжника, загорелись, и в горле заклокотало.
      Брат Така вроде бы еще не понял где находится, но уже знал главное — его враг, враг его Веры был совсем рядом — рукой достать, ножом дотянуться. Хотя Шумон и понимал, что монах сейчас не опаснее червя или гусеницы, но по спине все же пробежала волна холодной дрожи. Это продолжалось всего мгновение, ощущение, едва появившись, сразу исчезло.
      — А-а-а-а-а, — заорал Брат по Вере, готовясь сказать что-то безжалостно-грозное, но кто-то невидимый в темноте, подскочил к нарушителю тишины и наотмашь, без жалости хрястнул того по голове. Шумон охнул, а монах страшно лязгнув зубами, перекусил свой крик. Вопль оборвался.
      После этого Шумон окончательно понял, что с разбойниками ему не договориться. Нет, он и сам считал, что орать нечего, но затыкать рот монаху таким способом — это уже слишком.
      В следующий раз монах очнулся быстро. И снова увидел Шумона. Урок, однако, пошел ему на пользу.
      — А-а-а-а-а, — протянул он страшным шепотом. — Живой, дьяволов прихвостень! Нет у тебя силы против истинной веры!
      Едва слышный голос монаха чудесным образом передавал весь накал бушевавшей в нем ненависти. Он не мог не попробовать разорвать веревки, дернулся. Шумон сочувственно поморщился, представив, что вот-вот выскочит какой-нибудь разбойник и прежним способом отправит монаха в небытие, но обошлось. Началась игра.
      — Убью, гадину!
      Шумон вытаращил глаза.
      — Меня-то за что? Разбойников убивай, Хамаду… Я, что ли тебя так отделал?
      Монах попробовал перегрызть веревку, но быстро понял, что в этом случае он не сможет говорить с книжником, а сдержаться он не мог.
      — Ты, тварь, хуже их. Ты дьяволов пособник!
      — Нет никакого дьявола! И не было никогда! — шепотом отругнулся Шумон. — Дурак ты… Я же тебе уже говорил.
      Монах задергался так, что лошадь оступилось.
      — Я-то может и дурак, да с Кархой на одной стороне, а ты..
      — И Кархи нет и Пеги твоего нет.
      Монаха уже нельзя было разозлить больше и он, задохнувшись, ответил тем же злым шепотом.
      — Моего?
      Злоба выпрыгнула из него плевком. Он плюнул, но не попал в Шумона.
      — Твоего! Твоего, паскуда! Ты дьявола в часовню привел!
      Шумон молчал и только головой качал недоуменно.
      — Ты что, заговариваешься? Видно сильно тебя по голове саданули…Чего ты несешь? Какого Дьявола?
      Монах продолжал шепотом сквернословить, и он не прерывал его, только языком цокал. Когда монах иссяк, он сказал с сожалением:
      — Если бы в злых духов верил, то сказал бы, что ты злым духом одержим…
      — Сам ты злой дух!
      — Да сколько тебе говорить, что нет ни злых духов, ни Кархи, ни Дьявола…
      — Дьявола нет? — чуть менее задиристо спросил монах. — И не было скажешь? Да я же ведь его своими глазами видел! Или, скажешь, почудилось мне?
      Шумон кивнул.
      — Ну… После того, как тебя по голове бьют многое может показаться, — ответил безбожник. — Голова-то не болит?
      Монах упрямо мотнул головой и закусил губу от боли.
      — Вот. Болит… Ты хоть помнишь, как мы в часовню пришли? — спросил он, постепенно забирая нить разговора в свои руки.
      — Все помню, — вздыбился монах. — Все до тонкости помню. И спор помню..
      — Правильно, — в голосе Шумона мелькнуло одобрение.
      — И чем закончился…
      Шумон хмыкнул, словно сдержал смех.
      — Да… Птичка вовремя прилетела! А то могли бы и подраться с тобой.
      Монах поперхнулся, а Шумон, словно и не заметив этого, продолжил.
      — Хорошо, что послание Старшего Брата тебя успокоило…
      — Врешь! — шепотом взорвался монах. — Не было никакой птицы, а у тебя Дьявол в мешке!
      Шумон затих, словно затаился, потом сказал.
      — Как же они тебя приложили…
      — Что ты мне зубы заговариваешь? Ты же своими руками из мешка своего поганого Дьявола Пегу вытащил!
      Монаха передернуло от отвращения, как он вспомнил, что произошло в часовне.
      Тучи над ними разошлись, и Мульп высветил сочувственно сморщенное лицо эксбиблиотекаря.
      — Досталось тебе, — тихонько сказал безбожник. — Они же, гады, всю память тебе отбили…Ты хоть имя-то свое помнишь?
      — Все я помню.
      — А мое?
      — Прислужник Дьявола!
      — Хватит тебе, — резко оборвал его Шумон. — Я серьезно… Похоже, что у тебя из головы много чего выскочило… Говори как меня зовут!
      — Безбожник Шумон..
      — Ну, слава Кархе! А кто тебя в лес отправил?
      Монах застонал.
      — Руки бы только развязать… Придавлю тебя, гада….
      — Забыл, значит, — грустно прошептал безбожник… — Ладно я тебе все сам расскажу.
      Он бесстрашно придвинулся, сколько мог к монашескому уху и зашептал.
      — Нас отправил сюда Старший Брат Атари. Помнишь?
      — Да я…
      Не давая ему сказать ничего больше, Шумон продолжил.
      — Мы идем, чтоб проверить, что твориться в лесу и на болотах. Помнишь?
      — Помню, только ты…
      — Дошли мы до часовни, спать устроились и тут спорить начали..
      — Да, да!
      — А потом в часовню птица залетела. Это Атари письмо прислал….Помнишь?
      Монах словно о стену грянулся.
      — Нет. Не было никакого письма!
      — Как «не было», если ты его читал?
      — О чем письмо? — недоверчиво спросил монах.
      — Ты мне ничего не сказал, — вздохнул Шумон.
      — А-а-а-а-а-а!
      — Только вот что передал.
      Он наклонил голову, показывая на шею. Така прищурился. Ожерелье. На простой веревке изображение второго и четвертого воплощений Кархи. Монах поперхнулся криком. Помнил он этот оберег. Старшего Брата украшение…
      — Наверное, Атари мне прислал… — продолжил Шумон. Глаза монаха осоловели. Безбожник его понимал. Спорить можно со словами, а с вещью, которую видишь своими глазами, не поспоришь. Рукой трогать можно, и удивляться, а вот спорить — нет.
      — А разбойники, — наконец спросил он, сбитый с толку. Глаза у него стали спокойнее. Из них исчезла ненависть. — Разбойники были?
      — Были, были. И сейчас есть! — успокоил его книжник.
      — Так что ж мне привиделось все? — спросил монах. — Все, все?
      — Не знаю я, что тебе привиделось, но разбойники вокруг нас настоящие, а вот стражников что-то не видно…
 

Дурбанский лес.

Заповедник «Усадьба».

      Утром следующего дня, все еще находясь под впечатлением вчерашней дискуссии, Сергей у самых дверей столкнулся с Давидом, продолжавший вчерашний спор профессором Никитиным.
      — Юрий Александрович! Ну как вы не хотите понять простой вещи? — всплескивал руками Давид. — Так ведь будет лучше для всех! Для всех, понимаете? И для них тоже! Их потомки всем нам еще спасибо скажут!
      — А с чего ты взял, что потомки скажут спасибо? — простодушно поинтересовался Сергей, встревая ва разговор. Собственной позиции у него еще не было, и поэтому он мог спорить с кем угодно только ради самого процесса спора. — Может быть наоборот, они скажут спасибо им, за то, что не пустили на свою землю наглых пришельцев? Можешь ты, положа руку на сердце, сказать, что на 100 % уверен в будущем?
      Давид промолчал.
      — Ну, конечно же, нет! — продолжил Сергей. — Ведь его еще нет! Да что там «будущее»! Мы и в прошлом не уверенны. Единственно, что сейчас есть, так это настоящее… Давай в нем и останемся.
      — Через 100 лет их потомки скажут нам спасибо, что мы сохранили драконов, сберегли их от истребления, — Возразил Давид.
      — А еще через 200 лет, возможно, проклянут за то же самое, — парировал Сергей. Давид замолчал. Профессор переводил взгляд с одного на другого, и кивал с таким видом, словно отдавал инициативу в руки Сергея.
      — Это вопрос вероятности, — добавил Кузнецов. — Вероятно и то и другое.
      — Хорошо, — вдруг согласился Давид. — Я так понимаю, что ты за то, что бы оставить аборигенам выбор? Они сами должны выбирать сами?
      — Конечно!
      — В таком случае нужно, что бы у них остался предмет выбора.
      — То есть? — не понял Сергей.
      — Драконы. Они должны прожить еще как минимум 300 лет, чтобы их потомки нынешних туземцев могли решить, нужны им они или нет?
      — Они сами уже чьи-то потомки, — ответил Сергей. — Решать можно в любой момент… Не совершить бы непоправимого.
      Из-за угла показался сам Игорь Григорьевич. Давид шагнул ему навстречу.
      — Шеф! Одну минуту… Мы тут спорим, кто имеет право на решение. Мы, как более умные, или они, как хозяева?
      Игорь Григорьевич посмотрел на раскрасневшиеся лица.
      — Вообще-то право на решение имеет тот, кто готов нести ответственность за его последствия, а что касается всего остального… Вы смотрите только с двух сторон. С нашей, и с Имперской… А есть еще и третья сторона.
      Он пальцем провел по притолоке, собирая пыль.
      — Да. Есть еще и третья сторона. Драконы не их и не наши… Простите за выспоренную фразу. Драконы принадлежат Вселенной… И не нам и не им решать исчезнут они или нет. Целый вид… Я бы на себя такой ответственности не взял.
      Он посмотрел на Давида, явно ожидая возражений, но тот молчал. Тогда Игорь Григорьевич удовлетворенно кивнул и обратился к Сергею.
      — А вы, Сергей как освободитесь — зайдите… У меня для вас маленький сюрприз.
      Никто ему не возразил и прежней задумчивости Игорь Григорьевич прошествовал дальше.
      — Вот она диалектика, — сказал с легкой завистью Сергей, когда спина начальника скрылась за поворотом.
      Давид согласно покачал головой.
      — Вот голова у шефа… Не голова, а…
      Он тряхнул рукой, подбирая подходящее слово.
      — Два головы, — сказал тогда профессор Никитин. — А то и две с половиной…
      Сергей кивнул.
      — Вселенная… Это тебе не наши масштабы — «от озера до леса».
 

Заповедник «Усадьба».

Кабинет Главного Администратора.

      Кабинет Главного Администратора был элегантно пуст. Пара стульев да стол — шеф любил разговоры с глазу на глаз. Зато по стенам кабинета чего только не висело — алебарды, пращи, ножи. Вся база знала о горячей страсти шефа к холодному оружию.
      Одну из стен кабинета занимала карта Дурбанского леса с обозначенной тонкой желтой нитью границей заповедника. На её зеленом фоне несколько огоньков стояло неподвижно, а кое-какие медленно перемещались вдаль границы.
      Шеф молча смотрел на карту. Вошедший Сергей присоединился к нему. Ему было о чем сказать, но он не решился нарушить молчание.
      — О чем вы там беседовали?
      — Обсуждали нравственные аспекты нашего нынешнего существования, — улыбаясь ответил Кузнецов.
      — В каком разрезе?
      — В разных.
      — И о захвате земли тоже?
      — Тоже, — согласился Сергей. Шеф хрустнул пальцами.
      — Я слышал слово «непоправимое».
      — Кое-кто считает, что, пытаясь избежать одного непоправимого, мы совершили другое непоправимое
      — А что думаешь ты?
      — Я считаю, что беспокоиться нет смысла. Если Земля прикажет уйти — мы уедем, — успокоил его Сергей.
      — Уйдем, — согласился Игорь Григорьевич, — но прецедент останется…
      Он оторвался от карты, повернулся к нему.
      — А ты чего такой улыбчивый сегодня? Дел что ли нету?
      — Дел — как грязи на болотах. Тут другое… Вы говорили, что у вас есть сюрприз для меня. Так вот у меня тоже есть сюрприз для вас.
      Игорь Григорьевич кивнул на кресло. Сергей уселся, переплетя пальцы. Улыбка все еще блуждала по губам.
      — Ну, и что? Что еще у нас тут произошло? — вздохнув, спросил Шеф. Сергей покачал головой, формулируя свое беспокойство.
      — Да есть тут проблемы научного свойства….
      Шеф поднял бровь.
      — Научного?
      «Не все ж ему меня озадачивать, — подумал Сергей, — вот я его…»
      — Да. Есть трения среди ученых. Новый мир не знает своего имени.
      Шеф, человек трезвый и практичный и непривыкший к поэтическим иносказаниям, да и не ждавший их от Сергея только сказал.
      — Ну, ну…
      — Звери не знают, как их зовут, — улыбаясь, объяснил Кузнецов.
      Игорь Григорьевич оглянулся на карту, хотел видно что-то сказать о ней, но передумал.
      — А им это нужно? Зверям-то? — повернувшись к Сергею спросил он. — Или среди них уже есть говорящие?
      Сергей смешался, не зная улыбаться ему или нет. К шуткам шеф склонности не имел, хотя… Чтобы не рисковать решил ответить серьезно.
      — Говорящих там нет, но должны же мы их как-то называть?
      Шеф откинулся в кресле, внимательно оглядывая собеседника.
      — Ты уверен, что это нужно решать именно тебе? Точнее прямо сейчас? Ты — егерь, начальник системы безопасности. Есть ученые….
      — Это может стать проблемой как раз для системы безопасности.
      — Подробности…. — насторожившись, потребовал Игорь Григорьевич.
      — Вчера профессор Гвадзабия дискутировал по этому поводу с профессорами Стельмаховым и Лу.
      Сергей замолчал, дожидаясь вопроса. Дождался.
      — Ну?
      — Пришлось разнимать.
      Игорь Григорьевич посмотрел на него с недоумением, и Сергей улыбнулся еще шире, показывая, что немного преувеличил, описывая ситуацию. Шеф понял, кивнул.
      — Причина?
      — Ученые мужи не смогли договориться о том, какой системы нужно придерживаться, выбирая названия животным.
      — Да, это повод, — облегченно рассмеялся шеф. — Есть же латынь, в конце концов…
      Сергей пожал плечами.
      — Вот Гвадзабия так же и сказал.
      — Я рад, что хоть кто-то из них мыслит столь же здраво. Так вот…
      Он повернулся к карте, но Сергей остановил его.
      — Не вздумайте сказать так при Лу. Он считает, что называть еще раз уже названных туземцами животных не только глупо, но и безнравственно и что от этого попахивает остатками Имперского мышления, недопустимого для гражданина Земной федерации.
      — Имперского? — переспросил шеф. — Прямо так и сказал?
      Сергей кивнул.
      — Ну, это он ошибся. Следовало бы сказать «неоколониального».
      Сергей вспомнил, что означает это слово, и в который раз подивился эрудиции Шефа. Держать в голове слова, которыми теперь не пользуется никто, с его точки зрения было глупо, но поскольку это делал его непосредственный начальник, что слово «глупость» трансформировалось у него в слово «странность».
      — Да, да, — закивал Сергей, — наверное, я ошибся. Наверное, он так и сказал.
      Шеф, заинтересовавшись проблемой, поскреб голову.
      — Да, пожалуй. В этом действительно нет смысла. А что Гвадзабия? Он ведь не смолчал?
      — Еще бы! Со всей ядовитостью, на какую он способен…
      — О! — мечтательно сказал шеф, вспоминая перелет от Земли до этого болота.
      — Да, — подтвердил Сергей и с удовольствием повторил. — Со всей присущей ему ядовитостью он осведомился, что же предлагает досточтимый профессор Лу. Тот ответил, что раз туземцы уже как-то назвали своих зверей, то элементарная порядочность требует, чтобы мы оставили им их имена, а не городить огород сызнова.
      Шеф задумался, сравнивая предложения.
      — И в этом тоже что-то есть, — благородно согласился он. Сергей никак не отреагировал на его слова и продолжил.
      — И тут Стельмахов спрашивает, не будет ли считаться шовинизмом и национализмом тот факт, что мы остановимся на каком-то одном названии, ибо каждое из животных в этих болотах имеет, по крайней мере, три.
      Игорь Григорьевич заинтересованно наклонился вперед.
      — Три? Откуда три?
      — Да. Первое — Имперское — на языке гвелеринов, второе — альригийское. Часть леса и болота принадлежит альригийцам, ну и третье — туземное. Тут ведь до недавнего времени жили дикари, которые тоже как-то зовут всех плавающих и ползающих тварей.
      От числа вариантов расклад становился радужным. Не одна и не две и даже не три точки зрения сошлись, чтобы определить верный путь развития науки!
      — И что было дальше, — живо спросил шеф, оценивший глубину конфликта.
      — Они перессорились и перестали разговаривать друг с другом. Теперь каждый агитирует сотрудников встать на его точку зрения.
      Шеф задумался. Конечно, на первый взгляд проблема выеденного яйца не стоила. Ученые в конце концов сами разберутся, что к чему без его помощи, но только когда и как это произойдет… За свою жизнь он успел наслушаться множество самых разных историй о том с каких мелочей начинались конфликты, приводившие в конце концов к человеческим жертвам и свертыванию научных программ.
      — Справедливости ради, следовало бы назвать зверей так, как их зовут дикари.
      — По справедливости оно, может и так, — согласился Сергей, — только по здравому смыслу… Во первых у них нет письменности, а во вторых Империю и альригийцев, с которыми нам придется иметь дело рано или поздно, трудно будет убедить отказаться от своих названий. И еще… Вы знаете, как на их языке звучит слово «дракон»?
      — Летающий ящер? — переспросил шеф. В его голосе Сергей уловил предостережение. Шеф предлагал уважать научный подход к проблеме и терминологию.
      — Да хотя бы и он. «Полисукачуповятсу». Представляете?
      — Поли…
      — Полисукачуповятсу.
      Шеф произнес слово про себя, или сделал вид, что произнес.
      — Правда, не совсем удачно? — спросил Сергей.
      Игорь Григорьевич пожал плечами и взмахом руки дал понять, что именно эту проблему он приоритетной не считает.
      — Если уж говорить о неудачах, то могу дать еще один пример.
      Он посмотрел на карту и Сергей понял, что начинается главное, по крайней мере, более важное, чем околонаучные споры. То, зачем его звали.
      — Ты знаешь где стоит летний охотничий домик эркмасса?
      — Да, — сказал тот, отставляя свои проблемы в сторону. — Опять нарушение режима?
      Шеф кивнул.
      В принципе ничего страшного в самом факте нарушения режима не было. По существу зона активной охраны заповедника, где действовали «Лесные бродяги» начиналась только в десятке километров перед стеной, однако то, что кто-то вошел в лес, и дошел до охотничьего домика, говорило о серьезности намерений нарушителей. Вряд ли зайдя так далеко, они захотят повернуть обратно.
      — Кто они?
      — Нашлись две забубенные головушки, — со вздохом сказал шеф,
      — Головорезы какие-нибудь? — сварливо поинтересовался Сергей. Последнее время он так хорошо поработал в лесу, что бродить по чащобе осмеливались только солдаты да лазутчики посланные эркмассом. Ни те, ни другие интереса не представляли. То есть люди подневольные. Своей охотой сюда уже не кто не шел. Что бы отвадить таких от болота достаточно было в нужных местах разбросать по лесу полтысячи «пугачей», а особо бесстрашным показать «лесных бродяг».
      — Да нет. Приличные люди. Монах и горожанин.
      Кузнецов недоуменно пожал плечами. С какой стати монаху и горожанину пускаться в лес? Монахи, бывало, ходили туда толпой, со своими знаменами, но чтоб в одиночку… А горожане те вообще в лес не ходили. Загадка.
      — Покажите… — попросил Сергей.
      Шеф провел рукой над столом, и над ним возникло четкое изображение городской стены.
      — Вчерашний полдень. Луковые ворота Гэйля. Вон те двое.
      Издали видно было плохо, но шеф не спешил увеличивать картинку.
      — В городе таких смелых трое-четверо, — заметил Сергей, понимая, чего от него ждет Игорь Григорьевич, — включая нашего соседа Хамаду. Интересно кто это?
      Шеф усмехнулся, словно готовил Сергею приятную неожиданность и прибавил увеличение. Фигуры выросли, обретая объемность.
      — Одного на них зовут брат Така. Так, серая личность. Монах, одним словом, зато второй…
      Кузнецов всмотрелся в фигуру горожанина и присвистнул:
      — Неужели Шумон-ашта?
      — Неужели… — в голосе шефа прозвучала странная смесь самодовольства и растерянности. Сергей поцокал языком и покачал головой!
      — Философская компания!
      — Философская? — удивился определению Игорь Григорьевич.
      — Ну, я имел ввиду диалектическая…
      Главный Администратор пожал плечами, признавав невозможность понять, что имеет ввиду егерь.
      — Диалектика. В чистом виде. Монах и безбожник идут разбираться в безобразиях чинимых космическими пришельцами. Где они теперь?
      — А вот это и есть сюрприз. Дело в том, что, не знаю каким образом, но им, вероятно, удалось пройти через пугачи.
      Сергей присвистнул.
      — И даже через «лесных бродяг».
      Тут пришлось вздохнуть. «Лесных бродяг» у него было только две штуки. Маловато для целого леса. Правда, на вчерашнем корабле прислали еще десяток, так ведь их еще собирать надо, да наладить…
      — Так далеко у нас никто не забирался?
      Сергей работал с шефом давно и неплохо разбирался в оттенках его настроения. Сейчас шеф определено был взволнован. Сергей понимал, что самому факту нарушения границы шеф не стал бы уделять столько внимания. Дело было в чем-то другом. Он решил, было, спросишь его об этом напрямую, но тот заговорил сам;
      — Как ты считаешь, сколько в городе людей с интеллектуальным уровнем Шумона?
      Сергей ответил мгновенно, ибо вопрос был прост до наивности. Еще Никулин назвал Шумона «объективно умным человеком».
      — Ни одного, а в Империи человек с десяток, вероятно, наберется,
      Шеф, соглашаясь, кивнул.
      — Посмотрим шире, — оказал он, — с точки зрения развития исторического процесса на планете.
      Сергей понял, что это продолжение внутреннего диалога шефа с самим собой и промолчал.
      — Наш с тобой интерес — сохранить заповедник заповедником, но любой ли ценой? Объективно мы сейчас заодно со здешними клерикалами.
      Шеф прошелся по комнате от стены до стены.
      — Он рационалист, скептик. Он верит в то, что видит, а мы ему встречу с нечистой силой устраиваем. Ему ведь после этого останется вернуться в город и вступить в Братство.
      Монолог шефа носил характер риторический, и Сергей слушал его молча,
      — Получается так, что мы прямо толкаем одного из немногих здешних материалистов в объятия Братьев по Вере.
      Сергей подумал и возразил.
      — Но ведь зону пугачей он уже прошел? Дальше только Стена.
      — А лесные бродяги? А наши патрульные облеты? А если он ухитрится и через Стену перебраться? Тогда как? Нам его остановить надо, а чем мы его остановим?
      — Черта я бы ему показывать не стал, — сказал, подумав, Сергей — Это, действительно с нашей стороны непорядочно, а вот чем-нибудь другим пуганул бы.
      Он задумался, перебирая возможности. К сожалению их было не так уж много.
      — Может, на них Хамаду навести? Под нашим контролем, разумеется.
      — Опоздал, — усмехнулся шеф. — Хамада их уже сам нашел. Вчера ночью. Я, кстати, запись сделал. Сцена была в твоем вкусе: трогательная история о встрече одинокого монаха с группой не раскаявшихся фальшивомонетчиков.
      — Почему одинокого? — удивился Сергей. — Их же двое?
      Шеф махнул рукой.
      — Долго объяснять. Сейчас сам все увидишь.
      Луковые ворога исчезли, а на их месте возник охотничий домик эркмасса. Таймер, рядом с изображением часовни, высветил время — по заповеднику, конечно. Света было достаточно, чтобы Сергей разглядел одинокую фигурку сложившую ладони рупором у рта:
      — Вернись, монах! — донеслось до них.
      — Что-то у них там случилось, — пояснил шеф, — в часовне. Похоже, монах чего-то испугался и убежал. Минут сорок он его уговаривал вернуться и вот что из этого вышло.
      Шеф включил перемотку и Шумон смешно забегал перед домом. Потом он медленно пошел в часовню. Не дойдя до неё остановился и закричал:
      — Вернись брат, вернись!
      Кусты позади него бесшумно раздвинулись, и оттуда показалось перекошенноето ли ненавистью, то ли ужасом лицо монаха. Он взмахнул рукой и обрушил кулак на голову Шумона.
      — Он жив?
      — Жив. Смотри.
      Монах выскочил из кустов и взявшейся откуда-то веревкой ловко связал своего напарника. Шеф остановил запись.
      — Это так сказать, увертюра, а сейчас будет само побоище.
      Опять замелькали цифры таймера, налезая друг на друга. С бешеной скоростью понеслись по экрану облака. Заметно осторожничая, к часовне приблизилось несколько человек. Они держались в тени, и трудно было определить, сколько их и кто они.
      Шеф пустил запись в нормальном темпе.
      Разбойники на экране собрались у входа в часовню. Посовещавшись, часть из них отошла к окнам, а остальные вошли внутрь. Таймер бесстрастно отсчитал 43 секунды, видимо ушедшие на попытку выяснить отношения мирным путем, и действие началось.
 

Дурбанский лес.

Двор часовни.

      Из дверей часовни вылетел кто-то из разбойников и неподвижно застыл на земле.
      Следом за ним мешая друг другу гурьбой выскочили все остальные подгоняемые Братом Такой.
      Монах был страшен. У него не было под руками подходящего оружия, но для безумия оно и не было нужно. Безумие в нем и не нуждалось. Подхватив первое, что попалось под руку, он выбежал из-под сводов с желанием наказать порок и помочь добродетели восторжествовать.
      Размахивая тяжелой скамьей с такой лёгкостью, словно в руках его была мухобойка, он гонялся за разбойниками, швырявшими в него, чем попало.
      Те, похоже, не рассчитывали на такое яростное сопротивление, и первое время растерянно метались перед часовней, однако, оправившись, проявили резвость и находчивость.
      — Ножи! — крикнул Хамада. — Убейте же его.
      Полтора десятка лезвий сверкнуло в воздухе. Услышав крик, Брат Така проворно упал на землю, загородившись скамьей от врагов. С глухим стуком три лезвия вонзились в нее. Откатившись в сторону, Младший Брат вскочил, держа в одной руке скамью словно щит, сжимая метательные ножи в другой. На мгновенье все застыли, даже облака остановились в небе, а через секунду монах, метнув ножи назад, бросился на ближайшего разбойника. Ударом скамьи он отшвырнул его в кусты, и, резко повернувшись, смахнул еще двоих, набегавших со спины. Разбойничьи кости хрустнули так, что у Хамады по спине прокатилась холодная волна, но монах только расхохотался.
      Пережитый только что ужас ещё жил в нем. Стыдясь его он старался доказать сам себе, что сила тела может значить не меньше силы духа да и случай для этого был подходящим.
      Упоение боем не лишило его осмотрительности. Отбивая и нанося удары он старался делать в поле своего зрения всю площадку, однако где одному уследить за более чем десятком проворных негодяев.
      Из кустов, сразу с двух сторон, к нему метнулись две фигуры. Он увернулся от одного и уперевшись доской в землю ногами с лету, опрокинул другого разбойника в темноту. Тот отлетел, страшно вскрикнув.
      Второй же, выставив вперед нож, попятился. За его спиной темной громадой вырастала стена часовни. Отступив на два шага, он уперся в неё и затравлено крутил головой, ища путь к спасению.
      — Ступай к Дьяволу, мирянин! — закричал Така и, крутанувшись вокруг себя, обрушил удар скамьи на разбойника. Тот мгновенно поняв чем для него это кончится от испуга присел и закрыл голову руками. Это его и спасло. Младший Брат промахнулся. Промахнулся по человеку, но не по часовне.
      Та содрогнулась. Всем, кто был рядом показалось даже, что сверху, оттуда, где на шпиле восседал Карха в одном из своих воплощений, донесся не то звон, не то жалобный скрип.
      Часовня содрогнулась, но устояла, а скамья в руках монаха рассыпалась грудой щепок. По инерции он повернулся немного и зашатался, поскользнувшись на влажной траве. В туже секунду сверху на него упала сеть. По поляне пронесся радостный вой, но брат Така, выхватив из-за пояса ножи, двумя круговыми движениями разрезал её, и выпростался из обрывков
      Крик смолк, а монах, тяжело вздохнув, широко расставил руки с двойными малахарскими ножами и пошел на разбойников. Он шел медленно, и всем на поляне было ясно, что он идет побеждать, а не обороняться. Все было именно так. Именно эти чувства и испытывал браг Така, однако, чувства чувствами, но в любом случае никогда не мешает осмотреться и выяснить, что происходит у тебя за спиной.
      А посмотреть там было на что.
      Одна из неподвижных фигур, лежавших перед входом в часовню поднялась и, ухватив обломок скамейки, одним прыжком достала монаха. Звука удара Сергей не услышал, но видно было, что попали туда, куда нужно — монах, ухватившись руками за голову, упал в траву.
 

Заповедник «Усадьба».

Кабинет Главного Администратора.

      Шеф остановил запись.
      — Лихо! — выдохнул, расслабляясь, Сергей.
      — Лихо, — согласился с ним шеф, вкладывая в это слово совсем другой смысл. — Лихо одноглазое. А будет еще хуже. Что было дальше, тебя интересует?
      Сергей закивал головой, рассчитывая посмотреть еще одну серию исторического боевика, но Игорь Григорьевич не стал его баловать.
      — Они взяли и монаха и Шумона, и пошли на юго-запад, к горам. Что они там с ними сделают объяснять тебе не надо. Ты Хамаду уже неплохо знаешь. Спасать их надо. Спасать. Считай это заданьем.
      Он застучал пальцами по столу, показывая, что разговор закончен и Сергею следует с максимальной скоростью вылететь из кабинета, и бросится на поиски. Но тот поступил иначе.
      — А где они? Где их искать.
      — Основное логово — в горах, за Кривым пальцем.
      Сергей кивнул. Места были знакомые.
      — Да и искать-то нет смысла. Я следом «воробья» пустил. Канал 9. Найдешь…
      — Хорошо…
      — Можешь идти.
      Сергей дошел до двери и Игорь Григорьевич остановил его.
      — Кстати. Личная просьба. Когда будешь их вытаскивать оттуда, постарайся не попасться им на глаза…
      Сергей мог бы и не спрашивать почему, но он все-таки спросил:
      — Это еще почему?
      — Чтобы лишних объяснений не было… А то придется рассказывать кто ты, да откуда…
 

Имперский город Гэйль.

Гэйльский монастырь Братства.

      Келья Старшего Брата Атари.
      Уже на третий день брат Амаха стал в монастыре своим человеком.
      Братья, конечно, понимали, что он приехал из столицы и неизбежно туда вернется, но приняли его хорошо. Вскоре гость уже и плясал с ними, и трапезничал, и ходил по монастырю и городу без провожатых.
      Кстати, с его приездом в городе и впрямь стало спокойнее. Несчастий из леса ждали, но веры в благополучный исход испытания прибавилось. Собранные эркмассом войска и появление столичного гостя внушали не просто надежду — уверенность в этом.
      Бродя по монастырю, гость не забывал и хозяина. Несколько раз в день он приходил к Старшему Брату Атари за новостями, но новостей не было. Старший Брат только руками разводил.
      — Надо ждать..
      — Живы ли они?
      — Будем надеяться, брат. Надеяться и молиться…
      Вопросы, которые задавал брат Амаха, брат Атари и сам задавал себе каждый день, но ответ все не приходил.
      Сегодня Амаха пришел с теми же вопросами в глазах и Атари снова отрицательно качнул головой… Гость после этого не ушел.
      — Новостей от них нет, — сказал тогда брат Атари. — Надо ждать…
      — Да, да, брат, — повторил за ним гость. — надо ждать… Боюсь только, что если мы будем заниматься только этим, то дождемся совсем другого…
      Атари наклонил голову.
      — Ты слышал, что эркмасс снова собирает войска?
      — Он их и не распускал…
      — Я слышал, что он снова хочет предпринять попытку войти в лес..
      — Скорее не войти, а ворваться…
      — Нет смысла играть словами. Это так?
      — Да. Вчера Император прислал ему послание…
      Опережая вопрос Амаха, Атари сказал:
      — Я не знаю, что в нем, однако могу догадаться. Тут большого ума не нужно. Император хочет знать, что твориться на болоте.
      — А кто тут этого не хочет? — вздохнул Амаха. — Я готов неделю поститься, только чтоб узнать, что там происходит…
      — Не боишься похудеть?
      Гость провел рукой по животу.
      — Я боюсь другого… Боюсь, что упорство эркмасса в конце концов превратиться в удачу. Боюсь, что он все-таки прорвется в лес.
      — И что?
      — Он что-то увидит там, а как он поймет увиденное? Так как нужно нам или нет?
      Словно подтверждая его опасения, в окно залетел железный грохот и ослабленные расстоянием слова команды. Где-то недалеко наемники занимались своим делом — готовились проливать кровь.
      — Мы должны опередить его, — сказал Амаха таким тоном, словно это было единственным решением. — Мы должны раньше него узнать, что там твориться. Мы должны рассказать ему об этом. Только мы!
      Он посмотрел на товарища.
      — Наш план должен осуществиться.
      После недолгого молчания Атари отозвался.
      — Мы пошлем второе послание брату Черету.
      — Не все решается в столице.
      Амаха поднял голову.
      — Не понял…
      Атари понял, что тот действительно не понимает и засмеялся.
      — Не стоит ограничиваться только этим. Мы ведь можем пойти и дальше…
 

Дурбанский лес.

Атмосфера.

      За час он добрался до охотничьего домика эркмасса.
      После схватки монаха с разбойниками тут осталось множество следов — щепки, мятая и вырванная с корнем трава, отпечатки ног, кровь. Сергей смотрел на все на это, и само собой вспомнилось, как всего года два назад он сам смотрел, как Хэст Маввей Керрольд читал следы паломников, утащивших его индикатор. Тогда все казалось колдовством — и прищур глаз и пересыпание земли с ладони на ладонь, а теперь… После года учебы в школе егерей он мог вполне рационально все объяснить. Конечно он не туземец, с самого детства обученный этому искусству, но все же.
      Облака над головой неслись в сторону гор. До предгорий отсюда было километров тридцать. Наверняка разбойники уже прошли их и добрались до своих пещер. В тех местах Сергей уже бывал и представлял, с чем придется столкнуться. Под убежище фальшивомонетчики облюбовали себе пещеру в горе, пронизанной жилам железной и медной руд и жили там припеваючи, кажется, выплавляя бронзу и штампуя из нее фальшивые деньги.
      Когда, уже после возведение Стены и отлета «АФЕСа», Сергей наткнулся на них, то первым его побуждением было выкурить их оттуда инфраизлучателями, но подумав и посоветовавшись с Игорем Григорьевичем он отложил реализацию плана. В конце концов, они работали на него — живые разбойники, обитая в своих пещерах, только добавляли Дурбанскому лесу дурной славы.
      На экране монитора он видел вход в одну из пещер.
      «Воробей», подзарядившись от взошедшего солнца, давал картинку мирной разбойничьей жизни. Несколько человек зевая и почесываясь бродили около входа, кто-то просто грелся на солнышке. Лица у туземцев были мрачные, далекие от идиллических, но Сергей не делал из этого никаких выводов. Их состояние вполне можно было объяснить не внутренней злобой и пороками, а ощущениями, которые наступают на следующее утро после доброй попойки. Он уже успел понаблюдать за ними с тех пор, как стал присматривать за Заповедником и знал, что его подопечные очень любят вести разгульную жизнь.
      Похоже, что пристрастия разбойников за время их разлуки с ним не изменились.
      «Воробей» дал панораму, и егерь увидел остатки вчерашнего пиршества — чьи-то кости, объедки, черепки разбитых кружек. Ну и людей, конечно. Пересчитал кого увидел.
      — Девять человек, — сказал он сам себе. — Не много… Но и не мало.
      На самом деле их было больше. Даже в той памятной встрече на дороге их было не меньше полутора десятков, но на его счастье кто-то из них наверняка был в городе.
      Среди тех, кого он увидел, не было ни монаха, ни Шумона. Он не стал гадать, куда они подевались. Нужно было, не тратя времени лететь туда и разбираться на месте.
      Спустя двадцать минут он уже был на месте. Сергей не стал разглядывать разбойничье становище вблизи, а не долетев до него метров двести въехал в развесистую крону самого высокого дерева и смотрел на них сверху.
      Его немного удивило, что никто не охраняет вход. «Разбойники», — немного презрительно подумал егерь — «Ни порядка, ни дисциплины… А ну, как вместо меня Имперская кавалерия?»
      Он не знал, была ли у Императора кавалерия, и занималась ли она отловом разбойников, но эти два слова ему понравились, и уже вслух он сказал:
      — Да, а вот если Имперская кавалерия, тогда как?
      Глядя на монитор, он, отцепившись от верхушки, облетел склон. После этого ему стало ясно, почему так беспечны разбойники. Гора была изрыта штольнями. Он насчитал, по крайней мере, пять выходов на поверхность, и один Бог знал, сколько их еще на склоне, скрытых густыми кустами. Ставить по человеку у каждого — разбойникам это было не по силам. «Выйти-то я там выйду», — подумал Сергей, — «Но вот войти лучше через центральный шлюз».
      Он вернулся к дереву, с которого наблюдал за разбойниками. Оставить аэроцикл на земле Сергей не рискнул. Разбойники наверняка обжили окрестности, и новый валун вполне мог попасться на глаза какому-нибудь любознательному ворюге и тогда — прощай тонкий механизм. Не желая рисковать аппаратом, он оставил его в ветвях. Отойдя от дерева на десяток шагов, оглянулся. Облако на верхушке дерева выглядело вызывающе. Оно просто будило желание найти где-нибудь топор, срубить дерево и освободить воздушное создание из плена ветвей. Сергей скомандовал «Листья!» и вмиг белая вата, укутывавшая крону, превратилась в листву. Он вздохнул.
      Тут тоже не все было, хорошо — листва шевелилась не в такт порывам ветра, а в соответствии с программой, но все же это было зеленое на зеленом, а не белое на нем же…. Был и еще один минус — оставляя аэроцикл на дереве, он осложнял себе жизнь. Забираться на деревья под стрелами занятие скверное и очень часто идущее во вред здоровью, а дело тут вполне могло бы кончиться именно этим.
      Некоторое время Сергей сидел за кустами, наблюдая за хождениями разбойников. Сейчас их перед входом было слишком много, и он решил не рисковать. Он пытался найти хоть какую-то систему в их пермещениях, но те, словно сговорившись, ходили, кто как и куда хотел. Кто-то с охапкой поленьев уходил в гору и пропадал там навсегда, но тут же другой с точно такой же вязанкой только сунувшись внутрь, тут же выходил назад, с кружкой вина, и усаживался на солнышке.
      «Зачем такому интересно Шумон?» — подумал Сергей, глядя на жмурившегося от удовольствия громилу. Рожа у того была жуткая, а глаза — красные, словно тот всю ночь читал. «Книжки, что ль таким вот читать перед сном? Монах — понятно. Во-первых враг номер один… А во вторых здоровый. Его можно приспособить хоть те же вязанки носить или ворот какой-нибудь крутить… „Вечный двигатель“ его фамилия… А вот Шумон? Или Хамада начал библиотеку собирать?» Ничего более легкого, чем можно было бы с пользой для себя занять умного человека ему в голову не пришло, и он, слегка пошлифовав свое остроумие, прекратил об этом думать.
      Прошло больше часа, прежде чем суета вокруг входа стихла. Постепенно, по одному, по двое разбойники разбрелись — кто-то ушел в лес, кто-то вернулся в гору. Когда между ним и входом осталось только двое, Сергей медленно вышел из убежища и остановился в десятке шагов перед ними. На всякий случай помахал руками. Убедившись, что его не видно, стараясь держаться в тени, он, высоко поднимая ноги (чтобы не шелестела трава), прошел мимо первого (тот как пил, так и не остановился), а потом и мимо другого (что закусывал) и черный зев пещеры поглотил его.
      Воздух тут еще был сухой и пах травой, что осталась позади.
      Сергей оглянулся. На фоне черноты камня вход в штольню виделся ярким пятном. За спиной слышался смех и винное бульканье — беспечные туземцы радовались жизни.
      «Гуляют книголюбы, — беззлобно подумал он, — гуляют. Праздник, видно у библиофилов… Ну устрою я им сегодня культурную программу…».
      Не спеша, и вполне осознавая опасность того, что он собирался сделать, он пошел вглубь.
      Первые шаги дались легко. Вторые— еще легче. Ход шел вперед, и вниз. Его наклон уже ощущался ногами — приходилось придерживаться за стены, а временами каменные уступы под ногами превращались в ступени. Одно было неудобно — с каждым шагом темнота сгущалась и, в конце концов, ему пришлось остановиться. Переведя регулятор на минимум, он включил фонарь. Даже этого света хватило, что бы в полной темноте разобраться куда идти. Ход тут раздваивался, и немного поколебавшись, Сергей выбрал правый поворот. Выбрал не просто так— оттуда отчетливо несло гарью.
      Ход пошел по кругу и, придерживаясь рукой за стену, Сергей последовал приглашению. Через два десятка мелких шагов снова пришлось выбирать. Ход снова раздвоился. Теперь, правда, выбрать было сложнее, поскольку гарью несло из обоих входов. Рука сама собой поднялась к затылку, но натолкнувшись на скорлупу шлема вернулась назад. Сергей посветил вперед сперва в один, потом в другой ход. Левый оказался длиннее. Егерь поставил метку на камне и посветил на нее. От луча фонаря стрелка вспыхнула, и налилась ярко-алым светом.
      — Годится, — подбодрил себя Сергей. — Полезем дальше….
      Ход его не подвел. Он тянулся вперед метров на сто, всего дважды разветвляясь короткими тупичками. Потом коридор повернул влево, и еще раз разделившись, свернул направо. Сергей прошел по нему метров пятьдесят, ловя носом пропавший запах гари, но вместо запаха у нему вернулся звук. Уже привыкший к звуковому фону подземелья он уловил какие-то новые звуки и остановился. Где-то далеко журчала вода. Луч фонаря обежал каменный свод, и он направил его вперед. Темнота впереди была абсолютной, словно не только никогда не видела света, но и не знала о нем. Несколько секунд он соображал, потом до него дошло. Дав полную яркость, где-то далеко впереди он нащупал лучом каменную стену. Между ней и фонарем лежала пропасть. Оттуда и доносился звук текущей воды.
      — Это не далеко, это скорее, глубоко и на литейное производство вовсе не похоже… — сказал он сам себе. — А значит нечего нам тут делать…
      Ему пришлось вернуться к последней развилке. Там он сел и задумался. Бродить в горе можно было сколько угодно. Нужно было подобрать ключ к этому лабиринту, или найти провожатого. Он представил, как пристраивается в хвост к какому-нибудь дрованоше… Тут его осенило. Он вспомнил одного из разбойников — здорового малого с огромной вязанкой за печами. Такой не везде сможет пройти, и, следовательно, нужно было искать такой ход, в котором мог бы поместиться этот здоровяк. Довольный, что нашел решение задачи, Сергей пошел назад, выискивая ход пошире.
      Подтверждая правильность его мысли, под ноги попалось оброненное полено.
      Сергей удовлетворенно хмыкнул и пошел вперед. Пойдя несколько неперспективных ответвлений, он встал отдохнуть. Опять отчетливо потянуло гарью. Он кивнул, подтверждая собственную правоту, и тут в наступившей тишине послышались шаги. Они дробились, раскладываясь на два звука. Сергей завертел головой.
      Звук шагов был и впереди и сзади. Егерь сделал шаг вперед, потом шаг назад, включил невидимку… Да, конечно он оставался невидим, но ведь не неощутимым же. Какой прок от невидимости, если в узкой штольне не разминуться? Голоса приближались и он, заранее огорчаясь тому, что должно будет произойти, выставил вперед разрядник. Уже не думая о том, что его могут услышать, он побежал вперед, что б перехватить тех, кто шел на него из глубины горы. На стене, что поворачивала налево, он уже видел отблески света от факелов.
      «Ох, как нам всем не повезло!» — с сожалением подумал он, прикидывая, во что превратится разбойничье убежище, если они поймут, что у них тут хозяйничает кто-то чужой. «Придется глушить всех, кроме Шумона и монаха… А как им тогда объяснить кто я такой и что случилось?»
      Свет впереди стал еще ярче и там появился факел. Он едва не пустил разрядник в дело, но тут краем глаза увидел темное пятно, справа от себя. Еще не сообразив, что это ход в соседнюю штольню он послушался своих ног, что сами собой прыгнули в темноту, избегая встречи с хозяевами пещеры. Вовремя! Свет позади него становился ярче. Отступая от него он сделал шаг назад, другой… Третьего шага сделать не удалось. Пустота не стала опорой для ноги и Сергей, опрокинувшись, полетел вниз…
 

Заповедник «Усадьба».

Кабинет Главного Администратора.

      После реализации плана «Аннексия» проблем перед Игорем Григорьевичем почти не было. Не вынеся акустического террора, туземцы удивительно дружно разбежались с болот, оставив поле боя за захватчиками.
      Добирая впрок эмоции, капитан Мак Кафли еще несколько часов носился над лесом и без всякой надобности поливал пустынный подлесок инфразвуком. Игорь Григорьевич смотрел на это снисходительно, а когда капитан до предела натешил свои низменные инстинкты, предложил ему заняться настоящим делом.
      Капитан не отказался, и за 14 часов они обнесли территорию заповедника силовыми щитами «Преграда» и разбросали по лесу, в основном вдоль дорог и тропинок полтыщи голографических проекторов. На первое время этого должно было хватить.
      А внутри, за стенами все шло как-то само собой — люди работали, на болоте один за другим вырастали сборные домики, биологи уже ходили по окрестностям и занимались возвращающейся живностью.
      Никулин обосновался в Эмиргергере, при Императорском дворе. Давид — наладил патрулирование окрестностей и наблюдение за ближайшим туземным городом. Все жили в ожидании больших событий. Сидеть бы начальнику в кабинете, да радоваться, но радости-то как раз не было, а было беспокойство. Вслед за белой полосой жизнь совершенно по-свински подбросила черную. Куда-то пропал Сергей Кузнецов.
      С того момента как он потерялся, прошли почти полные сутки. Егерь должен был связаться с «Усадьбой» еще десять часов назад, но не связался. Он не прилетел на ночевку, что само по себе уже было серьезным нарушением инструкций, но, что было хуже всего, он и не предупредил о задержке.
      Начавшиеся поиски почти мгновенно завершились частичным успехом. Поисковая группа нашла аэроцикл висящим на дереве около разбойничьего обиталища. Спасатели понаблюдали за разбойниками, но там было все спокойно. Фальшивомонетчики занимались своими обычными делами, и не похоже было, что они хоть как-то причастны к исчезновению Сергея. Мало того, не было сигнала от его личного аварийного маячка, который Сергей должен был включить в случае опасности. Игорь Григорьевич подумав, отменил масштабный поиск. Скорее всего, Сергей занимался освобождением книжника, и раз не просит помощи, то мешать ему не нужно. Но беспокойство никуда не ушло. Оно осталось на душе, улегшись там, словно злая собака и скалила зубы.
      То есть все было странно и не понятно.
      Игорь Григорьевич размышлял над этим, пока информационный центр не отвлек его.
      — Вызов, товарищ директор.
      Он кивнул. Над столом возник экран, а на экране — Давид.
      — Игорь Григорьевич! Зайдите к нам… Возможно, есть новости по Сергею, — озабоченно сказал он.
      — Что значит, возможно? — удивился Игорь Григорьевич. — Ты уж меня не пугай, пожалуйста… Так есть новости или нет?
      Глядя куда-то в сторону, Давид объяснил.
      — Только что состоялся разговор Старшего Брата Атари с эркмассом. Монах утверждает, что поймал помощника местного Дьявола и сейчас ведет эркмасса, что бы тот посмотрел на того…
      — Причем тут Дьявол? — не понял главный администратор. Потом понял. — Ты думаешь?
      — Кто его знает… Посмотрим. Если это Сергей, то придется предпринимать еще одну спасательную операцию.
      — Не в первой… — согласился Игорь Григорьевич. — Скоро мы тут все станем специалистами в этой области…
 

Имперский город Эмиргергер.

Зал Государственного Совета.

      Как не терзало прогрессора искушение усесться рядом с высшими сановниками Империи, он не поддался ему, и скромно встал в простенке, рассматривая Императора. Выглядел тот здоровым, только вот невооруженным глазом было видно, что на душе у него черная тоска.
      Если б он мог прямо в глаза сказать эти слова самому Мовсию, то тот наверняка бы согласился с ним. Отчаяние, что владело Императором, не саднило, словно свежая рана, а напоминало о себе привычной тупой болью, к которой требовалось относиться со смирением. Он бы и терпел безропотно, если б знал, что это воля Кархи, но как раз в этом уверенности у него не было. Оттого испытываемая им боль прочно связалась с унижением. Он ощущал его как камень, заполнивший грудь. Появившись там, глыба стояла твердо, и об нее разбивались все волны ярости, что поднимались в его душе за последние дни.
      «Смирение, смирение….», — повторял он себе, но волны все вздымались и бешено колотили в появившейся в груди камень..
      А он был крепок.
      Перед своими людьми Император не показывал растерянности, но перед самим собой он не мог не признаться, что не знает, что делать дальше. Два голоса, что поселились в его голове, дергали его в разные стороны и поэтому потихоньку, день за днем он сползал в состояние близкое к панике, когда решения принимаются одно за другим и ненужность их очевидна уже через мгновение. От понимания этого он злился все больше и больше. А ведь отгадка вполне могла лежать на поверхности….
      — Так что же там все-таки есть? — Мовсий повернулся к Иркону. — Альригийцы?
      — Я не знаю, государь…
      Глаза Императора выкатились из орбит, и Верлен поспешил на выручку Хранителю Печати.
      — Никто не знает… Три дня назад я послал задание нашим шпионам у них, чтобы выяснить так это или нет.
      — И?
      — Ничего. Пока ничего не известно. Ни одна птица не вернулась…
      Мовсий стремительно развернулся и зашагал по комнате.
      — А Гьёрг Гэйльский?
      — Почти ничего…
      — Точнее!
      В голосе Императора Иркон уловил свист палаческого топора. Император не шутил со смертью.
      — Можно и точнее, — послушно поправился он. — Твой наместник, эркмасс Гьёрг Гэйльский пишет, что предпринял четырнадцать попыток войти в Дурбанский лес. Ни одна из попыток не достигла цели.
      Братьям тоже не поздоровилось.
      Он вспомнил, как в этом же зале Старший Брат Черет всего несколько дней назад говорил о том, что ни находятся в самой середине обитаемой вселенной.
      «Накаркал!» — подумал Император, но вслух только спросил: — А что Братство? Они что-нибудь знают?
      — А что Братство? — переспросил обиженный Иркон. — Чешутся пока… Послали туда Старшего Брата Амаху проверить не сошел ли с ума глава тамошней общины.
      — Ну и?
      — Выяснили, что Амаха душевно здоров, а насчет всего остального… Брат Черет говорит, что они отправили в лес двоих лазутчиков. Кружным путем… Все же он считает, что это сам Пега.
      Мовсий сжал кулаки. Ему безумно хотелось сломать что-нибудь или ударить кого-то. Он перевел взгляд с одного на другого и Иркон, так и не поняв чувств, что кипели в Императорской груди, легкомысленно изрек
      — Придется ждать, пока оттуда само чего-нибудь не вылезет…
      Император развернулся и, прищурившись, словно метился, спросил:
      — А не боишься, что там наши колдуны или того хуже — Злые Железные Рыцари?
      В Императорских словах был яд. Иркон почувствовал это и рывком вскинул голову. Он посмотрел ему прямо в глаза, плюнув на последствия.
      — Ты знаешь, нет! Не боюсь!
      Император встретил гордый взгляд спокойно.
      — Смелый значит… Может и меня посмелее?
      Глаза его недобро сверкнули, и Иркон понял, что немного зарвался. Он обвел рукой зал.
      — А среди нас тут трусов нет. Какой Император, такие и слуги!
      Мовсий ничего не ответил, только раздраженно дернул головой. Эти не знали страха еще и потому, что бояться пока было нечего. Бояться сейчас было его заботой, ибо только он, среди всех сидящих тут дворян, думал о будущем. Эти жили настоящим.
      — Справимся! — поддержал Иркона Верлен — Если тех одолели, то и этих, смирных, осилим.
      — Смирных? Да мы не знаем еще, какие они!
      — Да какие бы не вылезли. Чтоб Империя да не справилась? Быть того не может!..
      Они не говорили прямо, но Мовсий и так видел, что они хотят сказать. Этим хотелось хорошей драки. Никто из них не думал, что в болоте может найтись что-то такое, обо что обломает железные зубы и Имперская Панцирная пехота и наемники.
      А ведь были случаи на памяти Императора, когда обламывали, были…
      — Значит, все-таки войска… — негромко спросил Император.
      — У нас нет другой силы, кроме военной, — отозвался Иркон. — Если мы хотим узнать, что же там происходит на самом деле, то должны бросить туда все наши силы. Пошлем самых бесстрашных, сомнем врагов.
      — Узнать бы сперва, что там за враги, кого мять берешься… — подал голос, молчавший до сего времени Юстап, эркмасс Толкана. Он был в Совете самым старым. Его сюда ввел еще дед Мовсия. К словам такого человека стоило прислушаться, ибо он знал цену слов, сказанных на Совете. — А то, глядишь, и самим намнут.
      — Узнаем, когда на копья поднимем, — бодро провозгласил Иркон. — Рассмотрим самым внимательным образом. Заодно и альригийцам во все карманы шишек насуем!
      — Что значит «кто»? Я, например, догадываюсь… — произнес Эсхан-хе, словно и не слышал Иркона. Через его голову он обращался прямо к Императору. Похоже, что он-то чувствовал страх Императора. — Я думаю там все же не Пега и не Злые Железные Рыцари.
      Император тяжело посмотрел на него. Иркон, уловивший в словах Эсхана поддержку своим мыслям, спросил.
      — А почему не они?
      — Обычаи у них другие.
      — Как же, разбираешься ты в обычаях… — донеслось с другого конца стола.
      — В таких — разбираюсь. Про Пегу ничего не скажу. А вот Рыцари… С чего те начали? А? Те сразу замок построили. А эти…
      — Мы не можем зайти в лес, и не знаем, что они там понастроили, — сказал тот же голос и Мовсий узнал Арсила, эркмасса Юккалина.
      — Есть и другое…
      — К чему клонишь?
      Эсхан-хе молчал, словно что-то знал, но не решался сказать.
      — Ну? — Император нетерпеливо дернул головой. — Давай. Удиви меня.
      — Есть соображения, — загадочно сказал Эсхан-хе. — Я так думаю, что там эти колдуны с Островов Счастья…
      — Почему это они?
      — Злые Железные Рыцари крови не боялись, а у колдунов все по-другому.
      Его поняли все, даже Александр Алексеевич. Никто пока не сказал ни слова, но на глазах у прогрессора на лицах членов Совета появлялось выражение просветления. Прогрессор почти физически ощущал, как куски головоломки в головах у туземцев складываются один к другому, и у них получается целая картина. Они переглядывались, кивали головами.
      — А похоже прав адмирал. Нет там пока убитых.
      — Да. Не так, так эдак…
      — Зря его тогда не убил… — произнес, наконец, Иркон. Александр Алексеевич сразу понял, речь идет о нем. Прошлая встреча закончилась для Иркона если не плохо, то уж наверняка унизительно. — Вот уж воистину — добра не сделаешь и зла не получишь… На одного меньше было бы…. Все полегче.
      — Дурак ты, — возразил Верлен. — Айсайдра не из них. Айсайдра нам друг, забыл что ли? А в лесу, скорее всего, этот… Чингисхан!
      О том, что творилось во дворце несколько дней назад, знали все. Колдовство, так или иначе, коснулось каждого, кто сидел здесь.
      — Колдуны — тоже люди…
      — И что?
      — Значит, их можно убить.
      — Это если огни такие же, как Айсайдра. А если нет?
      — Все равно. Он их прогнал, прогоним и мы!
      — Ну и как вы их убивать собрались? — насмешливо спросил Император. По залу словно ветер пронесся. Все заговорили разом.
      — Войска!
      — Тарквинские наемники!
      — Поднимем дружины эркмассов Захребетья!
      — Шесть дней священных плясок!
      Александр Алексеевич стоял в своем углу и, слушая разговор, прикидывал, как сам бы поступил на месте Императора. Хорошо было с высоты своего знания реального положения вещей оценивать убогость построений здешних стратегов. Ну, что они, действительно, могут сделать? Ну, пошлют еще войска, бросят в лес сотню лазутчиков… Напрасные труды. Небольшие отряды войск земляне разгонят инфраизлучателями, а одиночек, если они ухитрятся проскользнуть сквозь систему переносных «пугачей» и «лесных бродяг» остановит Стена. Единственно, чего можно было всерьез бояться — так это крупных масс Имперских войск. Больших отрядов, где есть инженеры, способные построить и осадную башню, и перекидной мост. Вот этого ни в коем случае допустить было нельзя.
      Он примерился к зеркалу и ударил кулаком. Толстое стекло с треском раскололось на части.
      Мовсий быстро, словно ждал нападения с этой стороны, повернулся к зеркалу.
      Через все стекло, от угла до угла бежала трещина, словно молния, соединяющая небо и землю и несущая в себе весть от Богов.
      Тишина висела не менее минуты. Потом кто-то сказал.
      — Стекло треснуло.
      — Зеркало… — прошептал Император. — Зеркало…
      Раздались голоса.
      — Подумаешь, зеркало! Или уж в Империи зеркал не осталось?
      Император поднял руку, обрывая разговоры. Прогрессор видел, что он вспоминает покушение, и сказанные тогда им в личине купца слова.
      — Значит войска?
      Прогрессор Шура мог поклясться на чем угодно, что вопрос Император задал ему, а не тем, кто стоял рядом с ним. Мовсий требовал знака.
      Дворяне, так и не понявшие, с кем разговаривает их сюзерен, стоя к ним спиной, закивали, и Александр Алексеевич тоже не остался в стороне. Он поднял руку, и еще раз ударил по стеклу. От второго удара зеркало осколками посыпалось на пол. Императору нужен был знак — так вот он. Наглядный, звонкий, шумный. Такой, о который каждый мог бы обрезаться.
      Мовсий молчал так долго, что каждый, кто сидел тут понял — зеркало разбилось не просто так, что Император видит нечто, что не видит ни один из них. Потом Мовсий кивнул, соглашаясь сам с собой.
      — Нет. Войска подождут.
 

Заповедник «Усадьба».

Пост видеоконтроля.

      «Шмель» сопровождал эркмасса и Старшего Брата, время от времени залетая вперед, и от этого их лица то приближались, то снова удалялись.
      — Где вы его поймали?
      — В лесу, недалеко от твоего летнего охотничьего домика.
      Игорь Григорьевич силой втянул воздух меж сжатых зубов. Давид покосился на него и спросил шепотом:
      — Мог он там быть?
      — Мог, — так же шепотом ответил Главный Администратор. — Если он к этому зверю в лапы попал….
      Он выдохнул и наклонился вперед.
      — И как же удалось его укротить? — донеслось до них из Гэйля.
      — Священной пляской, — ответил монах, — чем же еще можно укротить дьявольское отродье? Восемь монахов безостановочно плясали, пока шестеро вязали посланца зла.
      — Кто-то погиб? — живо спросил эркмасс.
      — Обошлось…
      Старший Брат сделал охранительный знак.
      — Но чего нам это стоило!
      — Ничего. Пустое это все… — высокомерно ответил эркмасс. — Раз не было крови, то, считай, нет и настоящей победы!
      Словно не услышав его, Атари продолжил:
      — Брат Торпа сломал руку, Брат Улер повредился умом… Кто теперь дошьет покрывало на образ третьего воплощения, заказанный твоей женой, я даже не знаю.
      Эркмасс Гьёрг рассмеялся.
      — Четырнадцать человек и едва-едва справились? Да…. Доблестью твои монахи не блещут….
      — А зачем им блистать доблестью, если для этого есть твои воины? — миролюбиво ответил монах. — Удел монаха скромнее — сияние Веры. Достоинство братьев в смирении и знании священных плясок… Без них его мы вообще не взяли бы…
      — Молитва? Не смеши меня, монах. Навалились, наверное, скопом твои толстобрюхие, да дубиной по затылку…. Знаю я их…
      Лица выросли, заполнив весь экран. «Шмель» перелетел им за спины, и стало видно, что они стоят перед закрытой дверью. Старший Брат положил руку на кольцо, собираясь открыть ее.
      — Между прочим, он умеет становиться невидимым! Но наши охранительные пляски отбирают у него силу.
      Рядом с Давидом что-то хрустнуло. Он посмотрел на Игоря Григорьевича. Тот, сжав пальцы в кулаки, неотрывно смотрел на экран. У Давида замерло сердце. Он не успел ни о чем спросить Главного Администратора, как Эркмасс сделал шаг вперед. Что толку было в вопросах, если все ответы вот-вот должны были обозначиться сами собой?…
      В помещении висела темнота, плавали клубы дыма. Откуда-то издали слышался ритмичный топот. Словно почувствовав, что нужно объяснить, что это такое Старший Брат сказал.
      — Братья неустанно пляшут с тех пор, как его привезли.
      Через головы пляшущих клерикалов Игорь Григорьевич увидел, что огражденный от монахов живым пламенем нескольких костров на стене кто-то висел.
      «Сергей! — екнуло в груди — Ведь Сергей же….»
      Сердце тревожно сжалось, а эркмасс, чуждый сантиментов и волнений, быстрыми шагами уже не слушая Атари пошел вперед.
      — Пока братья пляшут он почти безопасен, но ближе подходить не советую.. — быстро сказал Старший Брат, догоняя его. Эркмасс остановившись в десяти шагах смотрел на пойманного без испуга, скорее со злобой. Распятый в ответ затрясся, заревел нечеловечески и дернулся вперед.
      Игорь Григорьевич смотрел на прикованного, и никак не мог сообразить Сергей это или нет. Издалека тот был похож на егеря, но вот вблизи…
      Не выдержав напряжения, Главный Администратор, спросил, не отрывая взгляда от экрана:
      — Ну, он это или нет?
      Давид промолчал. Принять за Сергея то, что висело на стене, было невозможно. Хотя это явно был человек… Когда-то… Во всяком случае, там висел кто-то человекообразный.
      — Если принять во внимание, что здешние пытки могут сделать с человеком… — осторожно начал он, но эркмасс все испортил.
      Неожиданно он выхватил меч и шагнул к Пегову посланнику. За его спиной Старший Брат поднял руку, и несколько братьев бросились к эркмассу.
      — Прочь, отродье… — заревел градосмотритель.
      Игорь Григорьевич сперва не понял, чего хотят монахи. Сначала ему показалось, что их порыв направлен на то, что бы защитить эркмасса, но в суматохе проглядывала система — монахи не просто суетились. Они мешали эркмассу подойти ближе к пленнику.
      — Что это они? — спросил Главный Администратор. — Что-то там не так…
      Эркмасс тоже понял, что что-то тут не так. Он пинками расшвырял монахов и прямо сквозь огонь прыгнул к стене. Перед ним взметнулось высокое пламя, но эркмасс не обратил внимания на огонь и в два шага достиг пленника. У него за спиной кто-то заорал…
      Каким бы могучим не был здешний Дьявол, но у его помощника нервы оказались послабее, чем у сюзерена. Пегов помощник вдруг соскочил со стены и, звеня цепями, шарахнулся в сторону, подальше от эркмассова меча.
      — Убью! — заорал эркмасс. Игорь Григорьевич и Давид переглянулись недоуменно. Эркмасс Гьёрг явно понимал больше них. — Порублю! Никакой пощады…
      Пегов помощник рванулся в одну сторону, в другую, запутался в цепях и упал. Почувствовав, что смерть нависает над ним острием меча, он заорал вполне человеческим голосом:
      — Пощады эркмасс… Пощады!
      Шеф облегченно вздохнул. Отвернувшись от экрана он вытер лоб.
      — Это не Сергей!
      Что там произойдет дальше, его не интересовало.
      — А где же он тогда? — совершенно некстати спросил Давид, кося глазом в экран.
      — Хороший вопрос. Правильный… Осталось только найти того, кто знает ответ. И как можно быстрее.
 

Тизиранские горы.

Лагерь фальшивомонетчиков.

      Холод стал его первым чувством.
      Несколько секунд кроме него не было вообще ничего — ни звуков, ни света, ни запахов. Обретя сознание, Сергей еще не обрел мира, в котором ему предстояло жить. Мысли даже не плавали в нем словно ленивые рыбы, а пока только всплывали кверху брюхом. Ему показалось, что он погребен под глыбами черного льда. Вздрогнув от ужаса, он задергался и открыл глаза…
      Мускулы век напряглись, сделав свою работу, но пользы это ему не принесло никакой. Темнота вокруг осталась темнотой, более темной, чем беззвездная ночь. Холод, что окружал его, был и в голове. Он сковал мысли, превратив их в замороженных лягушек. Как-то отстранено он подумал, что ослеп и провел ладонями по лицу. Тупая боль возникла в плечах и он почувствовал, что кожа на лбу стала мокрой и по щекам побежали струйки влаги.
      Сразу вслед за этим пришел звук текущей воды и настоящая боль.
      Ледяной иглой она пронзила тело от шеи до пояса и осталась там, напоминая о себе с каждым движением. Холод унимал ее, но долго так продолжаться не могло.
      «Свет!» — захотелось сказать ему, но губы не послушались. Он ощутил себя парализованным, сжатым темнотой. Древний, слепой страх заживо замурованного человека всколыхнулся в нем, но егерь взял себя в руки.
      «Я мыслю, следовательно, существую…»— подумал Сергей. — «А вот что я еще могу, кроме как мыслить и существовать?»
      Где-то позади холод обрел объем и жесткость, словно каким-то чудом овеществился. Осторожно повернув руку, нащупал под собой камни. Следующим движением он коснулся лица и, нащупав пальцами губы, стал разминать их, возвращая себе способность говорить.
      — Эй, — сказал он через пару минут, — есть тут кто живой?
      Темнота молчала.
      — Так, — подбадривая себя голосом, произнес Сергей. Гоня от себя мысль о слепоте, он произнес.
      — Если тут и есть кто, то наверняка он либо немой, либо глухой…
      Он ощупал глаза. Там вроде было все в порядке. Коснувшись языком пальцев, он убедился, что это не кровь и не слезы. Вода как вода. Осторожно он надавил на глазное яблоко, сам не зная, что от этого ждать. В темноте вспыхнули яркие искры, поплыли смутные круги, расплывающиеся на ходу амебы..
      «Ну и что это означает? — подумал он. — Вижу я или нет?»
      Пока он лежал, все было ничего. Притерпевшееся к боли тело тихонько подавало сигналы о неблагополучии и только, но едва он попробовал подняться, как оно взорвалось ощущениями. Сергей тут же вернулся в прежнее положение, и по эху только что испытанной боли попытался определить, что у него не в порядке. Черпанув воды, он отхлебнул из ладошки.
      «Раз болит, значит, не отломилось…» — подбодрил себя Сергей. — «Значит, только треснуло…»
      Дождавшись когда боль утихнет, он сказал сам себе, оттягивая момент, когда придется встать и начать действовать:
      — Не понимает человек своего счастья. Мало ему, что живой, так ему, мерзавцу, обязательно еще и здоровым быть хочется.
      Он ждал эха, но оно не вернулось, потерявшись в журчании подземной реки.
      — И пещера у меня большая, и воды вдоволь…. — продолжил он, ощупывая себя руками, — а мне все мало….
      Бодрость, что он напускал в свой голос, была наигранной. Чувствовал он себя так, словно попал под лавину — тупой, притерпевшейся болью болела каждая кость, каждая клетка.
      В голове продолжало шуметь, но противного кружения, норовившего уложить его на камни и тошноты не было.
      — И ведь упал как удачно, — добавил он, — моя фамилия «Повезло». Даже без сотрясения мозга!
      Вытянув в темноту руки, он нащупал впереди себя каменную стену. Водя по ней пальцами, он никак не мог найти своих ног. Через несколько секунд он сообразил, что провалился в щель и ноги его находятся совсем в другой стороне. Он ощутил их боль и успокоился. Боль была не сильной. Будь там хотя бы один перелом, болело бы сильнее.
      Медленно и плавно, стараясь не делать резких движений, он ощупал «невидимку». В пещеру он сунулся налегке, без НАЗа, но несколько полезных в его положении мелочей вроде фонаря, аптечки и диагноста все-таки захватил. Точнее не выложил из карманов. Самое время было воспользоваться этим набором, но его ждало разочарование. Фонаря он не нашел. Вместо него на плече оказалась дыра, словно зверь хватанул там когтями. Диагност остался при нем, но, к сожалению, при падении ему досталось больше чем хозяину и Кузнецов выгреб его из чехла двумя горстями. Повезло только с аптечкой. Ее хоть и раскололо, но большая часть тонизирующих капсул остались целыми.
      Сергей проглотил сразу две и стал ждать, когда они подействуют. Химия сделала свое дело через минуту и туман, что висел в голове, стал постепенно рассеиваться. Мысли стали четче, побежали быстрее.
      — Черт! — выругался Сергей. — Ну и дурак же я…
      Руки уже слушались, и он коснулся запястья. Радиобраслет вспыхнул зеленым огоньком, сделавшим черноту вокруг еще более темной, но уже не слепой.
      — Все в порядке, — сказал Сергей, не стесняясь вспыхнувшей радости. Повод для радости был о-го-го какой! — Теперь я вижу, что связь есть.
      Он поднес браслет к губам.
      — Егерь-два вызывает заповедник. Егерь-два вызывает заповедник… Алло, Ян, слышишь меня? Отзовись…
      Дежурный молчал. Сергей на всякий случай тряхнул рукой, и вызвал базу еще раз, но связь не наладилась и тогда.
      — Та-а-а— к, — сказал Сергей, потому что сказать ему больше было нечего. — Кругом вопросы….
      Ответив на вопрос, зрячий он или слепой, он тут же поставил перед собой новый вопрос — почему нет связи. Выбирать можно было из двух зол: — то ли сломался передатчик, то ли он находится так глубоко под землей, что сигнал не доходит до заповедника. Так или иначе, выпутываться, наверное, придется самому.
      Закряхтев, он вытянул ноги из щели. Нащупав перед собой место поровнее, он присел и начал шарить вокруг. Сейчас ему были нужны две вещи — свет и оружие. И то и другое было у него, когда он свалился сюда, следовательно, все это тут и осталось. Правда, в каком виде все это теперь прибывало и в каком месте, сказать не мог никто.
      — Вот найду и посмотрю, — ответил Сергей своим мысли. — Что б я да не нашел?
      Начав от самых ступней, он ощупывал каждую щель. Чтобы не сбиться, он клал перед собой кусок диагноста и, кружась по часовой стрелке, ощупывал все, до чего дотягивалась рука. Потом он перекладывал метку, и все повторялось сначала. Система не подвела. Через четверть часа он наткнулся на разрядник, а еще минут через пять — на фонарь. Эта находка обрадовала его куда как больше, нежели первая.
      Направив его за спину и закрыв глаза, он нажал на кнопку. Розовый свет сквозь веки затек в него и несколько секунд Сергей наслаждался своей победой над тьмой. Приоткрыв глаза, он начал осматриваться. Темнота никуда не пропала. Она только отодвинулась в сторону, дожидаясь своей минуты.
      Луч фонаря скользнул по блестящим от воды камням. Подземная река разливалась тут так широко, что глубина ее не превышала полуметра и из нее тут и там, словно спины неведомых зверей торчали окатанные, гладкие камни. Сергей представил, сколько они тут лежат, не видя солнечного света, и почтительно покачал головой. Сотни тысяч, а то и миллионы лет сюда не ступала нога человека! От этой мысли он ощутил невольный трепет.
      Он направил фонарь вверх. Дыра, через которую он сюда попал, выделялась в стене черным пятном. До нее было метров восемь гладкого камня. Конечно, с разрядником он мог бы вырезать ступени в камне, но это он оставил на крайний случай. Сейчас он был ниже того места, с которого свалился, а, значит, ближе к Шумону и монаху, к разбойничьему логову. Следовало поискать ход, ведущий к разбойникам прямо отсюда.
      Оглядываясь на злощастную дыру, он побрел вперед. Сперва шел по камням, но вскоре вода поднялась. Пришлось остановиться и подумать. В нерешительности он, потрогал рваную «невидимку» а потом махнул рукой.
      — Чего утопленнику дождя бояться?
      И шагнул прямо в воду. Капсулы из аптечки, что он проглотил, уже разогнали кровь, и теперь холод уже ощущался не угрозой, а так… Неприятностью. Тело работало так, словно не было ничего — ни падения, ни лежания в ледяной воде. Скрипело, правда, что-то внутри, словно мышь там где-то скреблась, но по большому счету все было ничего.
      Светя по сторонам, он шел довольно долго. Привыкнув к шуму бегущей воды, он не обращал на него внимания, пока тот как-то скачком не усилился. Сергей завертел фонарем, пытаясь разобраться с несообразностью, и увидел вдалеке белую шапку пены. Около самой стены, состоявшей из кусков черного гранита, спокойно текущая вода вскипала буруном, словно наткнувшись на препятствие, и с клокотанием уходила в нее.
      Сергей остановился. Идти дальше было некуда. Пещера там и кончалась. Ее стены смыкались, и ему показалось, что он стоит в конце тоннеля, пробитого гигантским карандашом. Он поднялся немного повыше, там, где вода не достигала камней и, выбрав один поглаже, уселся подумать над ситуацией.
      Темнота накрыла его колпаком, и он невольно бросил взгляд на запястье, где продолжал тлеть зеленый огонек настроенной на постоянный прием рации. Он коснулся взглядом руки и тут же посмотрел левее. Темнота тут не была абсолютной. Там где вода уходила в стену, маячило желтоватое пятно. Сергей закрыл глаза, и оно исчезло, открыл — снова появилось.
      — Если это не галлюцинация, — обрадовано прошептал он…
      Он находился так глубоко, что свет в этой утробе мог быть только от разбойничьего костра. А это значило, что разбойники где-то рядом.
      То, что он принял за кусок черного гранита, оказалось проломом. В него-то и убегала вода. Здесь, вблизи от несущейся воды стоял такой грохот, что хотелось заткнуть уши. Он недоуменно посмотрел под ноги — эта подземная река не могла низвергаться вниз с таким грохотом, потом понял и кивнул. Проверяя свою догадливость, наклонился над проломом, и увидел чуть ниже себя стену воды, несущуюся вниз. Откуда-то сверху летел еще один поток, составленный может быть из десятка таких вот ручьев, в котором он стоял. Вода там светилась теплым светом, словно проносившийся перед ним поток воды на одну секунду окрашивался в оранжевый цвет.
      Дыра перед ним не просто манила обещанием приключения. Она подсказывала решение, выход из положения. Сергей посветил вниз. Луч фонаря уперся в близкие камни. Вода, падавшая этим путем, наверное, не одну сотню лет, разбила глыбы, и теперь из-под широкой водяной ленты влево шел каменный уступ или карниз. Что ж, это было лучше, чем ничего. Закрепив на спине разрядник, он осторожно спустил вниз ноги. Нащупав опору, он перенес вес тела и, стараясь не поскользнуться, пошел по мокрой каменной полке. Водяной занавес, что скрывал его от любопытных взглядов грохотал совсем рядом. Хотелось быстрее посмотреть, что твориться там, по другую сторону текучей завесы, но он благоразумно сдержал опасное любопытство, едва представил, как просовывает голову сквозь воду, и та увлекает его за собой вниз к гостеприимным камням.
      С каждым шагом в сторону вода за спиной истончалась и разбивалась на отдельные струи. Он развернулся и пошел вперед, прижимаясь спиной к камням.
      Усевшись за камнем, незваный гость отложил в сторону разрядник и достал бинокль.
      Пещера уходила вниз метров на пятнадцать. Прямо под водопадом клокотало небольшое озерцо. Из него вода бурным потоком устремлялась к противоположной стене, вращая по дороге водяное колесо. За шумом падающей воды не было слышно ни скрипа, ни шороха, хотя даже отсюда было видно, что сделано оно было на скорую руку. Ближе к противоположному концу стояла сложенная из камней конструкция, в которой с некоторым трудом Сергей распознал примитивную доменную печь. Над ней стоял устойчивый факел огня, освещавший всю пещеру. Он становился то выше, то ниже, дрожал, но никогда не пропадал вовсе. Рядом с печью стоял монах и с лицом, красным от близкого жара, качал меха, поддувая воздух в печь.
      — Так, — сказал Сергей. — Как всегда все ненужное попадается под руки в первую очередь…
      Трудился монах на совесть. От него только что пар не валил, однако поверить в то, что он получает удовольствие от этого занятия, было трудно, уж больно хмурое было лицо у него. Младший Брат смотрел на печь угрюмо, и не нужно было уметь читать мысли, что б понять, что сделал бы он и с разбойниками и с печью, была б на то его воля.
      «Но почему-то он ведь занимался этим», — подумал Сергей. — «Не из удовольствия и не за харчи же…»
      Кузнецов присмотрелся повнимательнее. Так и есть. По животу монаха охватывал темный металлический пояс, от которого в сторону тянулась толстая цепь, уходившая в скалу.
      — Та-а-ак, — протянул егерь. — Понято…. Понятно все, кроме одного. Где Шумон?
      Он рассмотрел всю пещеру. Нашел много интересного, включая одного разбойника, видно оставленного следить за порядком, и от безделья заснувшем на боевом посту, но Шумона не было.
      Сергей совсем уже собрался спуститься вниз и поискать книжника где-нибудь по темным углам, как монах повернулся и неслышно прокричал что-то. Из темноты, словно по мановению волшебной палочки появился бывший императорский библиотекарь.
      — Вот это дело! — обрадовался Сергей. — «Пришел во время» его фамилия…
      Он погладил разрядник.
      Вот теперь действительно было все ясно. Библиотеку разбойники собирать раздумали (если вообще собирались). Вместо этого они приспособили обоих пленников к простой работе, которую сами делать не хотели. Оставалось только освободить монаха, а уж дальше тот сам позаботится о том, что б выйти на волю. Сергей сунул руку в подмышку. Там в особом кармане лежала трубочка из прочного титанового сплава. Свернув пробку, егерь осторожно вытряхнул оттуда «шмеля». Выглядел он на «отлично». Совсем как огурец, только размером был значительно меньше.
      — Ну вот, — довольно пробормотал егерь, — дошло дело и до насекомых…
      Шмель примостился на камне, а Сергей с едва слышным шорохом опустил забрало, и оно отделило его от мира. От удивления он даже присвистнул. Теперь он видел мир вокруг не своими глазами, а через объективы вычислителя «невидимки». Изображение было четким, но двухцветным — красно-зеленым и видно было только половину того, что ему полагалось видеть. Другая половина забрала ничего не показывала и светилась ровным розовым светом.
      — Эка тебя приложило… — посочувствовал он «невидимке». — Ну ничего… Не все ж мне…
      На его счастье работала правая половина экрана. Случись по-другому, у него могли бы возникнуть сложности. Поставив разрядник на боевой луч, он прицелился, и первым же импульсом обрезал цепь, что приковывала монаха к стене. Тот не понял, что свободен и продолжил качать воздух в печь.
      Понимая, что сейчас начнется самое интересное, Сергей щелчком сбросил «шмеля» с камня и тот, посверкивая одному Сергею видимыми радиоимпульсами, полетел к пленникам, где Шумон заступал наместо монаха.
 

Тизиранский горы.

Пещера.

Рядом с воздуходувкой.

      — Смотри! — сказал брат Така.
      Шумон не прекращая работы, повернулся. Монах сидел на камнях и держал в руке обрывок цепи.
      — Порвал? — обрадовался Шумон. Он быстро посмотрел на сторожа. Тот спал, словно и не знал, чем все это может для него окончиться. — Ну, ты и здоров, братец…
      Но по лицу монаха уже было видно, что не все так просто.
      — Чудо! — сказал он торжественно. — Чудо! Только я вспомнил о Втором воплощении Кархи как цепь рассыпалась!
      Оставляя за монахом право иметь свою точку зрения на чудеса, он на всякий случай спросил его совершенно серьезно:
      — Что ж ты раньше-то не вспоминал? Столько времени напрасно потеряли…
      Не ждавший от безбожника ничего хорошего монах отругнулся.
      — Мог бы и сам Дьявола попросить.
      Шумон помрачнел и подумал — «Где ж его теперь найдешь…»
      Когда он пришел в себя мешка у него, конечно уже не было. Похоже, что так и не заглянув в него разбойники бросили его где-нибудь, посчитав, что ничего ценного у него и драчливого монаха взять нельзя.
      Он покосился на товарища по несчастью.
      Монах с растерянным и благоговейным видом смотрел на цепь, трогая пальцами оплавленные кончики звена.
      — Молния! — в голос сказал он. — Карха разбил цепь небесным огнем!
      От чувств он заплясал «благодарственную».
      — Грома не было! — отметил ради справедливости бывший Императорский библиотекарь. — Гром бы я услышал…
      — Молчи, безбожник, — грозно нахмурился монах. — Молчи, пока не удавил…. На твоих бестыжих глазах свершилось чудо, а ты…
      — Вот он проснется, — Шумон показал на беспечного сторожа, — он тебе покажет «чудо».
      Тот сидел на уступе на высоте примерно в два человеческих роста и спал. Пока спал. Монаху хватило рассудка, чтоб перестать ругаться и подойти к Шумону.
      — Другого случая не будет, — сказал монах. — Надо уходить сейчас, пока Божий помощник вместе с нами.
      Шумон машинально оглянулся, потом, поняв о чем речь, кивнул. Чудо не могло произойти без чьей-то помощи. Сами собой молнии в пещеру не залетают, значит, кто-то должен был принести ее сюда, под каменные своды разбойничьего притона. Он не стал спорить с монахом, ибо, что может быть глупее спора в тот момент, когда действительно есть возможность сбежать?
      — Ладно! Бог даст, не заблудимся в каменном чреве…
      — Бог? — ухмыльнулся Шумон. — Что ты своего Бога по таким мелочам беспокоишь? Заблудиться тебе и я не дам…
      Младший Брат посмотрел на него так, словно говорит безбожник не по-человечески, а на непонятном языке.
      — Ну-у-у-у?
      — Дорогу я знаю, — отмахнулся Шумон, показывая на соглядатая. — Вон там главная закавыка…
      — Знаешь? — подозрительно спросил монах. На разбойника наверху он внимания не обратил, — а откуда ты ее знаешь?
      Взгляд его стал острым, царапающим.
      — Был уже тут? Может ты с ними заодно?
      — Дурак, — поморщился безбожник, не спуская глаз с дремлющего стража. — Знаю, потому что запомнил.
      — Что ж ты в темноте видишь? Это умение от Дьявола…
      — Я считать умею. Если ты в носу ковырял, то я, пока нас сюда вели, повороты считал.
      Он осторожно показал пальцем вверх.
      — Нам бы его обойти как-нибудь и все в порядке.
      — Обойти? — изумился монах. — Я те обойду… Давай, качай не переставая….
      Он погрозил кулаком.
      — Качай, чтоб он никакой перемены не учуял.
      Водопад позади них наполнял пещеру ровным шумом и разбойник наверняка ничего бы и так не услышал, но Шумон не стал спорить. Он покладисто кивнул и продолжил поднимать и опускать рычаг.
      Младший Брат присел на корточки, и, не сводя взгляда со сторожа, начал перебирать попадавшиеся камни. Разбойники оставили ему его пояс, не подумав, как легко Младший Брат может превратить его в оружие. В руки попадались только осколки раздробленной породы — мелочь, которой только мальчишки могли баловаться, но никак не такой серьезный человек, как брат Така. Он шарил и шарил, но видно божий помощник куда-то отлучился, и ничего подходящего в руки не попалось.
      Бог знает сколько времени это могло бы продолжаться, но тут разбойник наверху шевельнулся.
      Руки Брата Таки заработали быстрее, но уже через мгновение он остановился. Время вышло. Нужно было что-то делать, иначе соглядатай поднимет тревогу.
      Не теряя времени, монах отбросил бесполезную пращу и, подхватив котелок, прыгнул к печи.
      Все произошло в несколько мгновений. Он черпанул расплавленный металл и резким движением плеснул его вверх. На мгновение он показался ошеломленному Шумону огнедышащим чудовищем. Струя огня вытянулась вверх и коснулась разбойника. Того подбросило, он вскрикнул, и ничего не понимая от боли и неожиданности, сделал шаг вперед. Не удержавшись на узкой площадке, ввраг свалился вниз, за камни.
      — Убил?
      — Я? — удивился монах. — Да я его пальцем не тронул….
      Брат Така опоясался пращей и требовательно посмотрел на безбожника. Судьба разбойника его не интересовала. Ему наплевать было жив тот или нет. Главное, тревоги он уже не поднимет.
      — Пошли….
      За валунами, куда упал разбойник, что-то скреблось и гремело камнями.
      — Посмотри.
      — Жалко стало? — презрительно прищурился монах. — Помочь захотел? Или добить?
      Шумон шагнул вперед. Монах остановил его, положив руку на плечо.
      — Он свою дорогу сам выбрал. Мог бы землю пахать или…
      Криво улыбнувшись, смерил взглядом безбожника и добавил:
      — Или книжки вон как ты читать, а он за ножик взялся…
      — Посмотри!
      — И смотреть не буду… Что ж я не видел, каким местом он на камни упал?
      За камнями утихло, только продолжал чадить оттуда нехороший дымок, словно выбиралась из злодея его скверная душа. Потом и он иссяк.
      — Вон! — удовлетворенно кивнул монах. — Помер и обсуждать нечего… Пошли…
      По дороге к выходу он объяснил Шумону.
      — Кто медь на золото меняет, должен понимать, что рано или поздно с него за это Карха спросит.
      — Нет твоего Кархи.
      Младший Брат презрительно прищурился. Он даже не стал обижаться.
      — Есть, есть. Не сомневайся… Кто ж как не он меня расковал? Неужто ты?
      — Нет его… — упрямо повторил Шумон.
      — Не знаешь, что плетешь…. — покачал головой монах.. — Так или иначе, Бог с каждого спрашивает. Только с кого прямо, а с кого через посредника.
      Он подобрал под ногами хороший камень, который, если его правильно положить в пращу, мог стать для первого встреченного ими разбойника хорошим вопросом от Кархи.
      — С этого я спросил, а могла бы спросить Императорская стража.
      — Получается, он дешево отделался?…
      Библиотекарь хотел, что б в его голосе прозвучала ирония и неодобрение, но монах его не понял. Голос его был серьёзен.
      — Это точно… У палачей он бы так легко не помер…
      У самого выхода из плавильни монах остановился. После света, оставшегося за спиной темнота впереди выглядела страшной.
      — Огонь нужен, — сказал у него из-за спины Шумон. — Свет. Со светом легче.
      — Факел, — поправил его Младший Брат. — Лучше несколько…
      Он посмотрел назад. Факелов для них никто, конечно, не запас, но дерево тут было, и наломать его ничего не стоило. Он повернулся, чтобы так и сделать.
      — Куда?
      — Пойду, дерева наберу.
      Шумон посмотрел по сторонам.
      — А хочешь, я тебя удивлю?
      — Чем ты меня удивишь?
      Шумон подмигнул монаху.
      — Чудо сотворю, хочешь? Подсказывает мне что-то, что с той стороны ждут нас факелы божьим помощником приготовленные…
      Монах нахмурился и придвинулся к нему с явным намерением дать по шее богохульнику, но Шумон, почувствовав настроение товарища, отпрыгнул в сторону.
      — Погоди, погоди… Когда нас вносили, я с той стороны то ли крышу, то ли деревянный настил видел. Наверняка там есть все, что нам нужно.
      Монах опустил руку, оглянулся и проворчал:
      — Откуда? Сам что ли клал?
      Безбожник пожал плечами.
      — Ходят же тут как-то разбойники? Не на ощупь же…
      Он проскользнул между камней. Тут было заметно темнее, но ноги сами нащупывали дорожку к деревянному навесу над большим плоским камнем. Теряясь в темноте, на нем лежала куча всякого барахла. Заметив деревянные палки, монах бросился к ним.
      — Ух-ты! — не веря тому, что видит, сказал Шумон. — Ты смотри….
      Слова слетели с языка сами собой. Не от необходимости, а от удивления.
      — Что?
      Монах повернулся, но не посмотрел на безбожника. Его руки пересчитывали факелы.
      — Еда вон, — с заминкой, которую монах не заметил, ответил Шумон. — Вон еды сколько… Хлеб, мясо… И перевязь моя…
      Еда и перевязь были не главными. Там лежал его мешок!
      Пока монах жевал хлеб, подбирал факелы, он, сунув руку в кучу тряпья, нащупал там мешок и, не открывая, провел рукой по боку. Сердце радостно застучало! Камень был там! Плечи сами собой расправились. Теперь он чувствовал себя вооруженным! Правда, брат Така мог воспротивиться этому, но Шумон решил и эту проблему.
      Пока тот бегал к печи, чтоб поджечь факел безбожник сунул свой мешок в какой-то другой мешок с головой Имперского дракона, а сверху навалил хлеба и мяса. Уж против этого Младший Брат возражать ни за что не станет…
      Брат Така вернулся и вместе с ним во тьму пришел свет.
      — Что у тебя там? — подозрительно спросил монах, когда увидел Шумона смешком за плечами. Он поднял факел повыше и Шумон понял, что монах вполне может прямо сейчас опустить его ему на голову.
      — Еда, — быстро сказал он. Раскрутив горловину, он вытащил оттуда хлеб, показал монаху. — У нас путь долгий, а они не обеднеют…
      Уже ни о чем не спрашивая, брат Така повернулся и крадучись пошел к выходу. Темнота впереди больше не казалась опасной, но, показывая, кто тут хозяин, он остановился и сказал.
      — Идем тихо. На глаза тут большой надежды нет. Значит, будем слушать в четыре уха.
      Шумон кивнул. Монах считал себя главным, но это он ошибался. Чтоб тот понял, что к чему безбожник скомандовал.
      — Сейчас пятьдесят два шага прямо. До поворота направо. Там сквозняк должен быть.
      Свет факела проникал в темноту не более чем на пять шагов, и поэтому их дорога казалась Шумону путешествием в кольце света. Факел освещал камень справа, слева, над головой и под ногами и эти пять шагов света реально существовали, а все остальное — нет. Он исправно отсчитывал шаги и повороты, как вдруг шедший позади монах коснулся его плеча рукой. Шумон слегка повернул голову, но идти не перестал.
      Монах наклонился и прошептал в ухо безбожнику.
      — Кто-то идет за нами.
      Библиотекарь замедлил шаг, хотел остановиться, но монах ткнул его в спину.
      — Виду не показывай… — прошептал он. — Иди. Сейчас я его от любопытства отучу….
      Шумон услышал, как монах замедлил шаги. Безбожник почувствовал, что вот сейчас все и произойдет. Он остановился и резко повернулся. Движение монаха он поймал, когда тот уже развернулся. Булыжник сорвался с его руки, словно с метателя катапульты и канул в темноту. Мгновение темнота молчала, но потом ответила искрами и грохотом расколовшегося камня. Брат Така в два прыжка выскочил из круга света и бросился назад.
 

Тизиранские горы.

Пещера.

Десяток метров позади беглецов.

      Сергей стоял ни жив, ни мертв. Если б не «шмель» на спине монаха тот наверняка убил бы его. По движению шмеля он понял, что монах поворачивается, и это его спасло. Камень раскололся о стену в шаге от егерской головы.
      Монах вынырнул из темноты с поднятой для удара рукой. Сергей замер, надеясь, что темнота и «невидимка» сделают его незаметным. Младший брат сделал еще шаг вперед. Он двигался грозно, как хозяин, как пещерный медведь в своем логове. Сергей отпрянул назад, прижался к стене. Монах стоял на краю освещенного участка хода. Позади в нескольких шагах стоял Шумон, а впереди — темнота. Он не боялся ее, и шумно понюхав воздух, сказал.
      — Тут он где-то…. Затаился.
      Его рука поднялась, чтоб нанести удар, как только он увидит врага. Сергей инстинктивно вжался в камень. С рукой занесенной для удара Брат Така стоял практически напротив него. Их разделял только небольшой каменный выступ.
      — Кто?
      Не отводя взгляда от пустоты перед собой, монах ответил:
      — Не знаю кто. Но тут он. Рядом.
      Шумон встал рядом. Факел колыхался на сквозняке, но и этом меняющемся свете было отлично вино, коридор позади них пуст.
      — Чудишь, монах….
      — Что «чудишь»? Дышит кто-то.
      Сергей задержал дыхание. Шумон приложил ладонь к уху. Стало так тихо, что все услышали дробный шорох капель, срывавшихся с потолка где-то за их спинами. Конечно, как и всегда под руками был разрядник, но что ему тут делать с двумя парализованными?
      — Вода. Вода капает… — нетерпеливо сказал Шумон. Он просто чувствовал, как уходит время.
      — Он дышит, — упрямо повторил монах.
      Шумон поднял факел повыше, освещая коридор перед собой еще на десяток шагов.
      — Кто дышит? Где?
      Брат Така и сам видел, что впереди пусто и Сергей разглядел, как на лице монаха проявляется выражение досады. То, что он видел своими глазами, противоречило тому, что он чувствовал кожей. Шумон шумно вздохнул.
      — Пойдем….
      Монах нерешительно потянул руку вперед. Сергей тихонько отвел ствол разрядника в сторону. «Стволом в солнечное сплетение, потом по голове… Вырубаю его минут на пять… А потом что? Все одно дороги не знаю». Было острое желание сделать несколько шагов назад, но он не решился шуметь, надеясь, что у Шумона вот-вот кончится терпение..
      — Божьи помощники могут становиться невидимыми? — вдруг спросил тот.
      — Могут. Они все могут…. — не оборачиваясь на голос, ответил Младший Брат. Монах трогал воздух впереди себя и был очень похож на помешенного.
      — Может быть тебе легче будет, если мы посчитаем, что там следом за нами идет Божий помощник, ну тот самый, который твою цепь разомкнул? И если ты от него отстанешь, то он нам еще в чем-нибудь поможет… Чудо какое-нибудь явит.
      От неожиданности Брат Така опустил руки. Воспользовавшись этим, бывший императорский библиотекарь ухватил монаха за рясу и потащил назад, приговаривая по дороге.
      — Идет он, наш благодетель, себе спокойно, добрым делам радуется, а ты в него камнем…. Нехорошо это… Неблагодарно… Святые мученики так никогда не поступали…. По крайней мере не помню я такого случая… И тебе не стоит…
      Фигуры скрылись за поворотом. Сергей, отпустив их шагов на двадцать, пошел следом, ориентируясь на отсвет факела. От пережитого его немного трясло.
      «Так мне и надо», — подумал он. — «Ишь расслабился… А ведь убил бы меня монах… Убил бы благодетеля и не вспомнил бы.»
      Он поежился от этой холодной мысли.
      Свет впереди замер. Наученный горьким опытом Сергей остановился и снял с плеча разрядник.
      — Что там еще? — пробормотал он. — Кого еще несет? Неужели в окрестностях еще божьим помощники объявились?
      То, что кто-то идет навстречу, он не сомневался. До сих пор Шумон, ведший всех их к свету, не ошибался. Во всяком случае, он не колебался в выборе дороги. Каждый раз, когда они меняли направление движения, он делал это с такой уверенностью, что Сергей не сомневался — еще чуть-чуть и впереди покажется выход.
      Он подкрался поближе. Монах и Шумон яростно шептались, а впереди, в темноте трудно было определить как далеко, горела яркая звездочка, и слышались голоса.
      — Их всего трое, — определил монах — С одним-то справишься?
      — Хотелось бы обойтись без этого всего…
      Шумон шевельнул ладонью, отметая воинскую отвагу монаха.
      — Спрятаться бы где…
      Не спрашивая монаха, он повернулся и побежал назад, ведя факелом у самой стены. Сергей отпрянул назад, в темноту. Идея у Шумона была хороша, но не настолько, чтоб ей безоговорочно следовать. Чтоб спрятаться нужно будет погасить факел, и что потом делать в темноте? Монах быстро сообразил.
      — Огонь увидят.
      — Погасим.
      — А…
      — Дойдем. Я и без света считать могу… Доведу…. Тут недалеко. Три поворота осталось…
      Сергей нащупал рукой боковой ход, который заметил еще раньше и отступил в него.
      «Тогда можно, — подумал он. — Тогда получится. Как раз на твоей стороне есть дыра, в которой вам самое место спрятаться».
      В проходе ему делать было совершенно нечего, тем более после падения он не уверен был в своей невидимости. Если уж монах смог услышать его дыхание, значит невидимка лишилась чего-то важного и следовало ждать сюрпризов. Шаги безбожника приблизились.
      — Вон! — прошипел монах. — Вон дыра! Туда!
      Сергей не успел сообразить, как перед ним фыркнул факел и в штольню ввалился сперва монах, а следом за ним — Шумон.
      Сергей, не рассуждая, сделал шаг назад. С последним светом факела он увидел, что за спиной есть несколько шагов свободного пространства, а дальше ход превращается в расщелину, поднимающуюся вверх. Стараясь двигаться бесшумно он ухватился за края и подтянувшись, завис там упершись ногами в противоположные стенки. Монах сделал шаг назад и очутился у него между ног.
      «Вот попал», — подумал Сергей. «Шмель» на плече монаха светился так близко, что он мог дотронуться до него рукой. Он осторожно выпустил воздух из груди.
      — Тут кто-то еще есть… — сказал монах. — Клянусь Тем Самым Камнем, есть!
      — Молчи! — скомандовал Шумон. Разбойники впереди были для него угрозой жизни несравненно более реальной, чем страхи монаха. — Дышать перестань!
      Сергей почувствовал, как монах у него под ногами зашевелился, пытаясь что-то нащупать у себя за спиной.
      «Вот дурак любопытный» — мелькнуло у егеря. — «Нет бы умного человека послушаться, спокойно постоять…» Брат по Вере сейчас был похож на корабль со старинной гравюры, что изображала Колосса Родосского. Он медленно отступал назад между расставленных в стороны Сергеевых ног.
      Если б у них было время, ну хотя бы секунд десять, неугомонный монах наверняка нащупал бы его, но тут очень кстати появились разбойники. Свет стал ярче, голоса приблизились. Сергей на всякий случай наклонил разрядник. Монах опять встрепенулся, но тут Шумон не дал ему разгуляться, а сжал руку. Он ждал, что сейчас мимо него проплывет расплывчатый свет, промелькнут фигуры и мир вокруг вновь погрузится во тьму, но произошло все иначе. Разбойники остановились, не дойдя нескольких шагов до их укрытия.
      — Ну, вылезайте! — прогремело из коридора. — Живее…
      Все трое затаились, надеясь, что разбойники все же пройдут мимо, но….. Прямо к ним просунулся факел, окатив их дымным светом.
      Когда Младший Брат проморгался, то увидел перед собой ухмыляющиеся разбойничьи рожи и руки с ножами. Он рванулся к выходу, что бы дать бой, но впереди стоял Шумон. Книжник загораживал его от разбойников и монах не мог выскочить, чтоб защитить себя и безбожника от длинных ножей! Монах наклонился, просовывая голову в щель между камнем и книжником.
      — Чтоб вы все сдохли! — заорал он от отчаяния. — Умрите, гады!
      Сминая Шумона он прыгнул вперед, но прежде чем огромная фигура брата Таки загородила проход Сергей успел нажать на клавишу разрядника и парализующий разряд достал разбойников. Не теряя ни секунды, он спрыгнул на камни и следом за монахом выскочил из щели.
      Разбойничий факел продолжал гореть, освещая озирающегося монаха. Лица его Сергей не видел, но можно было догадаться, кроме злобы и изумления на нем ничего не было. Враги лежали так, словно добровольно исполнили его просьбу.
      Шумон поднялся и, пошатнувшись, ухватился за стену. Он уже увидел все, что случилось, и теперь хотел получить объяснения.
      — Ну?
      — Мертвы! — пробормотал монах. — Мертвы! Я их убил! Я!
      Голос его дрогнул. В нем не было жалости о содеянном, но был страх. Он ощутил дрожь от своего могущества и испугался сам себя…
      «Как бы не так» — подумал Сергей. — «Только задержись на полчаса, так они тебе покажут, покойнички-то…»
      — Какой ты монах? — сказал Шумон не без одобрения в голосе. — Тебе бы нож в руки, да на большую дорогу, так….
      Монах был так ошеломлен происшедшим, что на лесть не поддался.
      — Не ножом. Я их верой убил!
      Он расставил руки и заплясал «благодарственную».
      Шумон склонился над ближними телами и стал рассматривать их. Крови действительно не было ни на одном.
      — Это как? — не понял Шумон.
      — Во мне сила Кархи! — задыхаясь от скромности сказал монах.
      — Кархи нет, — как-то автоматически сказал Шумон, отодвигаясь от последнего разбойника.
      — Раз есть сила, — монах ткнул в поверженных пальцем. — Значит есть и Карха… Пойдем, я докажу тебе…
      Сергей невидимо ухмыльнулся. Не дожидаясь безбожника, монах пошел в темноту.
      — Может быть, Карха тогда тебя и выведет? — ядовито спросил отставший Шумон.
      — Сам говорил, что Его такими мелочами беспокоить нечего… Тем более, что по его соизволению ты, знающий дорогу, идешь рядом со мной.
      Шумон не ошибся и действительно через три поворота Сергей увидел впереди свет. Монах шел вперед, словно он тут был полновластным хозяином. Шумон попробовал его приструнить, но тот отмахнулся от него так величественно, что Сергею показалось, что он даже стал выше ростом.
      У самого выхода на них наткнулся еще один разбойник. Плохо видя в темноте, он подпустил их довольно близко. Рядом с беглецами был подходящий ход, и можно было бы спрятаться там, чтоб разбойник вообще их не заметил. Но после того, что было, монах прятаться не захотел. Когда до разбойника осталось пять шагов и тот, неуверенно щурясь, потащил нож из-за пояса, брат Така повелительно протянул к нему руку и крикнул:
      — Умри, зараза!
      Сергей за его спиной послушно пустил в ход парализатор, и разбойник повалился на землю. Даже не обернувшись на него, Младший Брат прошествовал вперед. Именно прошествовал. Унижение последних часов, когда он своими руками подрывал экономическую мощь Императора, пропало, растворилось в ощущении сопричастности к божественной силе. «Кем он, интересно себя чувствует?» — мелькнуло у Сергея. — «Волшебником? Чудотворцем?»
      Шумон шел за ним следом потерянный и не понимающий того, что тут твориться. Он не понимал, что тут происходит и оттого злился. То, что только что случилось, имело все признаки чуда, но, он точно знал, что чудес не бывает. Точнее до сих пор не бывало…
      Он наклонился над разбойником, перевернул его на спину. Тот не дышал, и глаза уже смотрели стеклянным взглядом, словно жизнь покинула это тело. Шумон в растерянности посмотрел на Младшего Брата. Во взгляде его было столько недоумения, что Сергею стало не по себе.
      «Нет», — подумал Сергей. — «Еще чуть-чуть и он тоже плясать начнет… Кончать надо это шутовство».
      Зев пещеры становился все больше и больше, и мрак вокруг сменился рассеянным светом. Помня о порванной «невидимке» Сергей отстал еще на десяток шагов. Нужно было выходить и спешить к аэроциклу, но растерянный Шумон все еще вертел парализованного разбойника, а идти мимо него Сергей не решился. С поляны, что разбойники вытоптали перед пещерой, донеслось «Эге! Это кто ж это у нас тут прогуливается?» Сергей вытянул голову и увидел монаха и идущих ему наперерез двоих разбойников.
      От сознания неведомой силы, поселившейся в нем, монах двигался степенно и размеренно, словно боялся расплескать, то, что имел.
      — Стой, монах, — приказал первый. — Стой, пока жив….
      — Прочь с дороги, грешники, — ответил брат Така. — Во мне сила Божья! Разнесу!
      Такие слова конечно дорогого стоили, но, видя, что монах не вооружен, разбойники не обратили на них никакого внимания. Ближний размахнулся, чтобы ударить, но монах направил на него палец.
      — Умри, грешник!
      От неожиданности тот опешил, а Брат Така уверенный в своих силах даже не посмотрел, что стало с разбойником, заплясал на месте. Явно растерянно разбойник смотрел в спину своему несостоявшемуся убийце до тех пор, пока монах не подошел к его товарищу и не крикнул ему в лицо.
      — Умри, собака!
      Разбойник от неожиданности отскочил назад. Глядя на запрокинувшего в небо голову пляшущего монаха, разбойник, наконец, сообразил, что к чему.
      — Не режь его, Ефальтий! Он, похоже, умом тронулся.
      Младший Брат дернулся, словно его сзади током ударили. Ничего не понимая он смотрел на того, кого звали Ефальтием и пляска его становилась все медленнее. Ефальтий сунул нож за пояс.
      — Да пусть хоть совсем дурак…. Меха качать большого ума не надо.
      Он морщился, скреб голову, пытаясь как-то объяснить несуразность того, что видел, и тут его осенило.
      — Да он скорее угорел с непривычки… Вот его и вывели.
      Сергей смотрел на Шумона. Тот… улыбался. Конечно, он не разбойниками радовался, а тому, что мир снова стал с головы на ноги.
      — Нет чудес на свете! — крикнул он монаху, как противнику в споре. — Нет чудес!
      — И второй тут!
      Ефальтий заметил Шумона и повернулся к нему. Теперь брат Така оказался меж двумя разбойниками. Сергей приготовился вновь пустить в ход разрядник, но монах справился сам… Неожиданно быстрым и точным движением он обхватил головы разбойников и стукнул их друг о друга. По поляне прокатился сухой треск, словно от электрического разряда и разбойники упали на траву.
      — Ну, — задиристо спросил безбожник — Где ж твои чудеса?
      Он чувствовал себя так, словно живой воды хлебнул. Теперь все вокруг подчинялось логике и здравому смыслу.
      — Обернись назад и посмотри, где мои чудеса.
      Монах, безусловно, имел ввиду лежащих в пещере разбойников, но Сергей инстинктивно отступил еще на несколько шагов. Он наткнулся на какие-то камни и загремел. Этот звук неожиданно примерил и монаха и безбожника. Не рассуждая, Шумон бросился вперед и вместе с монахом нырнул в кусты.
      — В здравомыслии вам не откажешь, — прокомментировал эту ретираду Сергей. — Кто его знает, случится очередное чудо или нет, а так — и сам цел и шкура без пробоин…
 

Дурбанский лес.

Окрестности пещеры.

Атмосфера.

      Теперь, хоть он и смотрел на лес из седла аэроцикла, тот не казался пустым и безмолвным. Около пещеры и ее окрестностей бушевали страсти достойные пера какого-нибудь из местных Шекспиров или Гомеров.
      Сергей несколько минут любовался тем, как Слепой Хамада тряс разбойников, которых оглушил брат Така, как он ощупывал парализованных, пытаясь догадаться, что же тут такое произошло с его людьми. Сергей даже пожалел, что нет у него «шмеля», чтоб оценить всю красочность атаманских выражений и пополнить ими свой лексикон.
      Мысль о «шмеле» вернула его в реальность. Он вспомнил о монахе и безбожнике и посмотрел на экран бортового информатора. Те, вместо того, чтоб сломя голову бежать вперед, стояли на месте.
      Нет. Самих беглецов Сергей, конечно не видел, но сигнал от «шмеля», что сидел на плече Брата Таки шел с одного и того же места.
      Мгновенно потеряв интерес к разбойникам, Сергей развернул аэроцикл, и рванул туда.
      Не так скверно было, что они остановились. Мало ли какие сложности могли возникнуть у спасающего жизнь человека — камень в сапог попал или носом куда-нибудь не туда ткнулся. Плохо было то, что они вздумали остановиться всего в двухстах метрах от пещеры.
      В двадцать секунд Сергей домчал туда.
      Зацепившись за ближайшее дерево, он начал обозревать окрестности. На первый взгляд никого там, внизу не было, но «шмель» исправно сигналил, что находится прямо под Сергеем. Свесившись с седла, Кузнецов начал обозревать кусты, что росли среди редких деревьев. Он надвинул шлем на голову. Мир сразу стал красно-зеленым, но в нем вспыхнула яркая звездочка «шмеля».
      Кузнецов выругался. Все было плохо. Вместо того, чтобы сидеть на монашеской спине «шмель» лежал в траве и звал к себе Сергея.
      Нужно было спуститься и забрать «шмеля», но тут где-то позади послышался шум, и егерь обернулся, в надежде увидеть что-нибудь приятное.
 

Дурбанский лес.

Триста шагов от пещеры.

      На бегу Ефальтий обернулся, чтобы пересчитать, сколько разбойников бежит следом за ним. Сразу за спиной бежало четверо, и еще двое догоняли их, проламываясь сквозь лес немного левее.
      «Никто не остался! — подумал он. — У Хамады слово верное. Сказал, что зарежет — значит зарежет!»
      Хамада был несравненно страшнее, чем монах и горожанин, что сбежали из пещеры. От тех неизвестно чего можно было ждать, а вот атаман был весь как на ладони, поэтому никто не задержался, когда он, поняв в чем дело, приказал достать обоих беглецов.
      Теперь главное, не дать беглецам перебраться через ущелье. Он представил кусты и кучу валунов перед подвесным мостом и засмеялся. Чтобы поймать врагов, не нужны были даже луки, хотя они были у каждого, даже ножи тут были лишними. Достаточно было длинных ног и немного везенья.
      Деревья расступились, и Ефальтий остановился перевести дух.
      Самое простое и безопасное осталось за спиной.
      Теперь дорога лежала через овражек. Нужно было пробежать по скользкой траве десяток шагов вниз, а потом примерно столько же вверх. Это было хорошее место для засады. Имейся у беглецов луки, они могли бы заесть наверху, за деревьями и перестрелять преследователей по одному. Ефальтий почувствовал, как по спине разливается холод, но, вдохнув сыроватый воздух, пересиливая страх, первым бросился вниз.
      Ноги в беге с хрустом рвали траву, и он считал каждый шаг, отчетливо представляя сколь мало времени нужно хорошему лучнику, что б пустить одну стрелу и взять в руки другую.
      Самый страх накатил на него, когда сапоги расплескали воду ручья, что тек на дне овражка. Опытный воин непременно дождался бы этого момента. Кто бы ни был там, наверху, теперь вся погоня была у него на виду, и всем им предстояло на его глазах преодолеть крутой подъем. Ефальтий зарычал, загоняя свой страх поглубже и, хватаясь руками за кусты, рванулся вверх.
      Уже на полпути он понял, что засады наверху нет. Теми кто бежал от них, двигал страх, а не смелость… Ефальтий почувствовал азарт хищника.
      — Они боятся нас! Они трусы!
      Его товарищи, почувствовав, что беглецам не до засады, что те озабочены одним — спасти свои шкуры, а не испортить чужие, дружно заорали:
      — Догоним! У моста догоним!
      — Другой дороги нет!
      — Наддай!
      Они разом наддали, стараясь, все же бесшумно продираться сквозь кусты. Пару раз Ефальтий останавливался, поднимая руку, и в эти мгновения его воинство замирало на бегу, слушая шорохи леса. Ему казалось, что он слышит далекий треск, и тогда он срывался с места. Тропинок, что вели прочь от пещеры, было несколько. В конце концов, можно было бежать прямиком через лес, но как не беги, все одно миновать Пропасть никто не мог. А значит, не мог миновать и моста через нее. Ефальтий сильно надеялся, что они уже обогнали беглецов, не знавших этого леса.
      Зелень впереди словно стала прозрачней, сквозь нее мелькнули бело-голубые блики. Разбойники сами сообразив что к чему, без команды перешли на осторожный крадущийся шаг. Впереди был мост, перед ним — полянка и заросли кустов вокруг огромных валунов. Жестом Ефальтий направил двоих влево, троих вправо, а сам выглянул через щель в камнях.
      — Ва-ва-ва-ва… — забормотал кто-то справа, не в силах описать словами то, что видел.
      — Жельмицкий козырь!
      — Ногой вас в грудь!
      Беглецами там и не пахло, зато был там неведомый дух, посланец ночи и порождение тьмы. Он был похож на плывущую в воздухе голову, у которой велением дьяволовым в бок, из шеи выросла единственная рука. Ничего кроме этого у демона не было — ни шеи, ни туловища, ни ног, но он все же двигался. Плавно и быстро. При движении под ним словно струился теплый воздух, и пробегали какие-то искры.
      Ефальтий почувствовал, что рот открывается для крика. Ужас вскипел в нем и теперь, словно пар из-под крышки, рвался наружу криком. Он не удержался бы, но его кто-то опередил, закричав дурным от страха голосом:
      — Это страшный Головорук!
      Чужой страх привел Ефальтия в себя.
      — Стреляйте в него! Стреляйте!
      Бастак тут же упер лук в камень под ногами и стал набрасывать на него петлю тетивы. Обалдевший от страха Лукавчик повторял без остановки:
      — Это глупо! Это глупо! Это глупо!
      Ефальтий ухватил его за ворот. Убить бы надо было, но он просто сказал:
      — Заткнись, зарежу…
      — Головорук боится только золота! Его можно убить только копьем с золотым наконечником! — щелкая зубами от страха, объяснил он.
      Может быть, он и был прав, но Ефальтий был уверен, что правильно пущенная стрела может уложить кого угодно. А если это так, то почему бы ей тогда не уложить и демона?
      — Стреляйте!
      Они не посмели ослушаться и в демона полетели стрелы. Не иначе как колдовством тот отвел их от себя, и сам поднял руку, словно указывал кому-то на засевших за камнями разбойников.
      Это движение демона было каким-то особенным. Ефальтий почуял в нем угрозу и, подчиняясь своему страху, упал за камень. Он готов был услышать свист стрелы, либо грохот Черного проклятья, но вместо этого услышал странный всхлип. Подняв голову, он увидел, что Машага, не такой проворный, как он, валится на него. Ефальтий отпрыгнул назад. Его глаза искали стрелу или нож в теле товарища, но тот выглядел так, словно смерть в одно мгновение вынула из него душу и овладела телом. Ефальтий повидал на своем веку не мало умирающих людей. Многие из них умерли на его глазах, и не без его помощи и оттого он доподлинно знал, что ни одно оружие не может убить мгновенно.
      Он бросил взгляд на демона, но не увидел его, зато у него на глазах все его люди попадали на невысокие камни, что, может быть, защитили бы их от чужих стрел, но не стали преградой для проклятья демона.
 

Дурбанский лес.

Беглецы.

      Пробегая последнее поприще, Шумон уже не слышал звуков погони.
      В ушах грохотала кровь, трещали ветки, слышался за спиной голос монаха, но все это были нормальные, свои звуки, происхождение которых не нуждалось в объяснении и не несло знака опасности, а вот погони за спиной слышно уже не было, и Шумон замедлил бег. Монах, бежавший далеко позади, приблизился. Потерять Шумона он, похоже, боялся куда больше, чем погони, и потому вопил в полный голос:
      — Стой! Стой! Стой безбожник!
      Бежать по лесу монаху было несравненно тяжелее, чем ему — там, где Шумон проскальзывал, брату Таке приходилось проламываться, там где он подныривал под нависшими ветками монаху приходилось перепрыгивать, но он упрямо бежал следом, не переставая вопить.
      Против обыкновения, монах ругал не разбойников, а самого безбожника и тут Шумон вдруг понял, что от погони спасается он один. Монах бежал не от разбойников, а за ним. Когда он осознал это, то вовсе остановился.
      Младший Брат догнал его, встал рядом, положив на плечо руку. Чего было в этом жесте больше желания удержаться на ногах или уверенности, что бывший библиотекарь никуда не сбежит, Шумон не понял, но подержаться за себя разрешил. Грудь монаха поднималась и опускалась, поднималась и опускалась… Тяжело дыша, брат Така, наконец, пробормотал:
      — Ишь, библиотекарь… С такими ногами… тебе не в библиотеке работать… Тебе… скороходом быть…
      — Чего орешь?… Жить надоело?… — в свою очередь спросил Шумон в перерывах между вздохами. — Что встал?… Беги, давай!.. Думаешь, на тебя…. у них ножа не припасено?
      Также через вздох монах ответил:
      — Бьет не разбойник…. Он сам клинок… в руке вышней… Бьет Карха… А от него… не убежишь.
      Шумон все-таки сбросил монашескую руку с плеча и, сделал несколько шагов назад, прислушиваясь к лесным шумам. Они уже принесли им много неожиданностей, но наверняка и сейчас в них скрывалось что-то такое, что обязательно обернется неприятностью в ближайшем будущем.
      Погони действительно не было слышно. Никто не перекликался там, не улюлюкал, снедаемый жаждой догнать и зарезать. Уже спокойнее Шумон спросил у спутника.
      — Если тебя Хамада или Ефальтий догонят, станешь им по Карху рассказывать? Про смысл жизни?
      — Не догонят, — уверенно сказал монах. — Не догонят. Если они и живы еще, то им не до нас…
      Он говорил так уверенно, что помимо воли Шумон поверил ему на мгновение. Потом он тряхнул головой, прогоняя наваждение.
      — Ты их, поубивал что ли, или они от стыда сами померли?
      — Дурак! — поморщился монах. — Ничего ты не понял. Если Карха кому помогает, то на полпути не останавливается. Ты что не слышал, как Божий помощник позади нас мост обломил?
      Шумон прищурясь посмотрел на монаха. С таким одухотворенным лицом можно было ошибаться, но не врать. Правда грохот какой-то он действительно слышал.
      — Грохнуло что-то, — отозвался он. — Ну и что? Может быть какой-нибудь здоровый дурак, вроде тебя, лбом о дерево трахнулся?
      Монах пропустил оскорбление мимо ушей и с чувством собственного превосходства сказал:
      — За что тебя только Император отличал? Ни ума у тебя, ни сообразительности… Ноги вот только что…
      — Ну-ка, ну-ка… — подзадорил его Шумон. — Открой-ка мне глаза на тайны мира…
      Монах только открыл рот, но Шумон упредил его.
      — Только на ходу. А то мало ли… Вдруг у Божьего помощника на всех разбойников синяков и шишек не хватило?
      Он повернулся спиной к монаху и пошел дальше. Брат Така прыжком настиг его. Шумон не дал ему ничего сказать, а огорошил:
      — Если б хотел сбежать, то оставил бы тебя в горе, у разбойников…
      Монах поперхнулся вертевшимися на языке словами. В глазах его заблестела печальная радость откровения. Он покачал головой.
      — Вот твоя сущность, безбожник… Не выносит твоя душа близости с Кархой… Не можешь ты быть рядом с чудом…
      — Да какое это чудо? Никакое это не чудо!
      — А что ж это такое, то, что с нами тут произошло? Не чудо? Что же тогда?
      Полуобернувшись к монаху, безбожник посмотрел на него так, словно прикидывал, стоит ли делиться с этим человеком непосильной для него мудростью.
      — А это зависит от того, как на жизнь смотреть…
      — А что на нее смотреть? Дурное это занятие жизнь рассматривать. Жить надо. Дал Карха жизнь — живи. Так Братство учит. А чудо — оно и есть чудо… С какой стороны не смотри.
      — Братство учит тех, у кого своего ума нет. У кого он есть — те сами учатся. Ты вот от умных книг нос воротишь. А там есть чему поучиться. Жизнь может быть наградой, испытанием и наказанием… Вот для тебя жизнь что?
      Младший Брат задумался. Безбожник смотрел на него с вызовом, явно желая подловить на ответе и просмеяться. Брат Така собрался, словно отвечал Старшему Брату.
      — Ну, тогда конечно испытание. Карха смотрит на нас, а потом решает, кого и как наградить…
      Повторяя его интонацию, Шумон спросил.
      — За что тебя-то награждать? Только пляшешь. Ничего толком, наверняка делать не умеешь… — Он вспомнил наставления Старшего Брата Атари и поправился. — Только вот, может, камнями кидаться, да хороших людей по головам бить.
      — Ну, это не тебе решать, — грозно отозвался монах. Этот червь так и не понял, что без него, без помощи Кархи он и сейчас сидел бы около воздуходувки и крутил эту поганую рукоять… — Чего я стою и чего умею…
      Он был готов постоять и за себя и за свою веру.
      — И чем же он тебя наградит, твой Карха?
      Впору было рассмеяться, но Така сдержался. Бывали случаи, когда одно вовремя сказанное слово возвращало отщепенца в Братство.
      — Да всем, чем захочет… Может золотом, может должностью…Вот сегодня он мне свободу подарил.
      — Что ж он тебя из подземелья-то не вывел? — запальчиво спросил Шумон. Спорить с монахом не стоило, но спор завязался как-то сам собой.
      — Вывел бы, — хладнокровно ответил Монах. — Если б ты не справился, то сам и вывел бы.
      Он взмахнул рукой, словно сожалел о содеянном, словно только сейчас до него дошло, что тогда нужно было сделать..
      — Надо, конечно, мне было подождать, что б тебя в Вере утвердить. Ну ничего…. В следующий раз я тебе докажу.
      — Дуракам доказывай…. — бросил ему Шумон. Говорить с монахом было больше не о чем.
      Глядя в его спину, брат Така пожал плечами, словно говорил сам себе «Ну тут уж ничего не поделаешь», в два шага догнал товарища по несчастьям и хлопнул его по макушке…
      Когда Шумон пришел в себя, то сразу ощутил под собой мерную поступь вьючного животного. Перед глазами сквозь круги и искры просвечивало что-то грязно коричневое.
      — Ты… Что делаешь? — простонал он.
      — Мне так спокойнее, — объяснил монах. От него пахло потом, дымом и камнем. Шумон вспомнил запах расплавленного металла, свист воздуходувки и невольно ощутил радость оттого, что все это осталось позади. Впереди было столько тайн и открытий, что возвращаться к разбойникам не хотелось.
      — Дурак… — прошептал он, понимая, что что-либо изменить не в состоянии. — Догонят ведь.
      — Уймись… Некому нас догонять.
      Шумон застонал не столько от боли, сколько от бессилия. Мешок, что он захватил от разбойников, болтался у самого лица, но не зубами же доставать камень с дьяволом? Не сбавляя шага, Младший Брат повернул к нему голову.
      — Ты не злись. Это я ведь не со зла, а чтоб дурные мысли из тебя выбить и не искушать понапрасну. Я же видел, как ты по сторонам глазами зыркал. Сперва глазами вертишь, потом побежишь… Искать тебя после… Нет, так мы до болота быстрее доберемся.
      Поняв, что просить бесполезно Шумон замолчал.
      Поприщ через двадцать они вышел к реке. То есть вышел монах, а Шумон выехал к реке на нем, словно благородный рыцарь на лошади. Оглядевшись, Младший Брат, облегченно вдохнул и опустил драгоценную ношу на песок. Не бросил, с пренебрежением как попало, не свалил, а с некоторым даже удобством усадил безбожника у дерева, прислонив к стволу.
      — Ну, а дальше что? — спросил, прерывая затянувшееся молчание Шумон.
      — На ту сторону переправимся и дальше пойдем… — охотно откликнулся монах. Шумон посмотрел на реку. Отсюда, снизу она казалась широкой. Противоположный берег виднелся зеленой полоской где-то на виднокрае. Ветер гнал по воде мелкие волны, словно успокаивал людей, но Шумон от этого только больше разволновался.
      — Утопишь меня — с тебя Старший Брат взыщет.
      — Не утоплю, — дружелюбно отозвался монах. — Перевезу в лучшем виде. Штаны, разве что замочу. Раз уж Карха сегодня за мной смотрит, то и за тобой приглядит…
      Шумон беспокойно дернулся. Река показалась ему, стала шире. И глубже.
      — Ты, что, всерьез считаешь, что Карха сегодня на тебя внимание обратил?
      Младший Брат, собравшийся вернуться в лес, остановился. Не скрывая удивления, ответил:
      — Конечно! И Помощника своего прислал, чтоб нас спасти. Все в его руках.
      Шумон готов был всплеснуть руками и всплеснул бы, если б они не были связаны.
      — Да с чего же ты так думаешь?
      Монах улыбнулся, словно говорил с ребенком об очевидных любому взрослому вещах.
      — Ты, что ли мне цепь перекусил?
      Крыть было нечем. Если б Шумон мог сказать что-нибудь против этого, то он сказал, но говорить было нечего. Монах, не дождавшись ответа, пошел вдоль берега.
      — Ты куда? — крикнул Шумон.
      — За бревном….
      — Развяжи меня лучше…
      — Бревно я и без тебя найду, — словно не поняв стремления Шумона, ответил монах, — а ты только под ногами у меня будешь путаться. Сиди уж….
      «Ну ладно, — мстительно подумал книжник, — устрою я тебе сейчас дискуссию по вопросам Веры…»
 

Замские болота.

Заповедник «Усадьба».

Кабинет Главного Администратора.

      За столом у шефа сидел кто-то со смутно знакомой спиной. Сергей приотворив дверь, деликатно кашлянул. Отрываясь от разговора, Игорь Григорьевич поднял глаза и обрадовано улыбнулся. За начальника отдела режима пришлось поволноваться, но вот теперь нашелся и он. Одной головной болью стало меньше. Собеседник Игоря Григорьевича, почувствовав, что в комнату входит кто-то еще, обернулся.
      — То-то я смотрю— спина знакомая! — обрадовано воскликнул он.
      Александр Алексеевич, поднялся навстречу Сергею и с чувством тряхнул его руку.
      — Рад встрече!
      — Взаимно… Как здоровье Императора?
      — Спасибо, неплохо…
      Он усмехнулся.
      — Монарх живет воспоминаниями о нашем последнем визите.
      Кузнецов кивнул, понимая что прогрессор имеет ввиду.
      — Передавай ему при случае, что я его тоже помню, — усмехнулся в ответ Сергей. — Передай, что соскучился даже…
      — Ничего. Потерпи немного. Скоро увидишь своего Императора. — сказал Игорь Григорьевич. — Мовсий дал нам на обустройство еще немного времени.
      Сергей посмотрел на прогрессора. Тот кивнул.
      — Думаю дней десять у нас есть.
      — Не много…
      — Да-а-а-а— протянул Шеф. — знаешь, что это случиться, а все равно неожиданность…
      — Ничего… Справимся, — уверенно сказал Сергей. — Это даже интересно! А то последнее время все приходится со всякой шушерой общаться — с кабанами, да с разбойниками..
      На секунду Александр Алексеевич задумался. Он был тут уже почти два месяца и, хотя знал далеко не все, чего хотел, но о самом главном он уже имел представление.
      — А-а-а-а! Хамада?
      Сергей кивнул.
      — Он самый.
      — Насколько я знаю, он самый опасный, из того отребья, что отирается около Заповедника.
      — О, да! Он опасен! — включился в разговор Игорь Григорьевич. — Но он нам нужен. Он единственный живой элемент в нашем театре теней… Приходится терпеть, не смотря на сложности с ним связанные.
      Он жестом указал Сергею место напортив себя, и доверительно понизив голос сообщил Александру Алексеевичу.
      — Это, правда, порождает свои проблемы. Еще бы чуть-чуть и из-за них вам пришлось бы искать и спасать вашего спасителя так же, как он недавно спасал вас.
      — Я бы в долгу не остался…
      Игорь Григорьевич вежливо кивнул.
      — Надеюсь, что это никогда не понадобится. Куда вы теперь? В Гэйль?
      Прогрессор вздохнул, стал серьезным.
      — Нет. Опять в Эмиргергер.
      — Смотрите, не попадитесь…
      — Ничего… Если что…
      Он посмотрел на Сергея, положил руку на плечо.
      — Если что, тут есть, кому меня выручить.
      Пришел черед улыбнуться Игорю Григорьевичу. Глядя на поднявшегося из-за стола прогрессора он сказал.
      — Выручим конечно, но, знаете, все-таки поосторожнее. У нас на Сергея очередь…
      Прогрессор взмахнул рукой и вышел. Сергей, все еще улыбаясь, посмотрел на Главного Администратора.
      — Я не понял про очередь…
      — Объясню….
      Игорь Григорьевич снял со стены алебарду, покачал на руке, словно примеривался рубануть кого-нибудь.
      Затем повернулся к Сергею.
      — Ну, ты сам-то как?
      Сергей уселся поудобнее.
      — Как в сказке.
      — Не понял?
      — Ну, помните: «Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел…».
      Игорь Григорьевич покивал.
      — Про похождения колобка я уже слышал. А вот про твои еще нет. Отчитайся.
      Сергей понял, что сейчас решается как будет развиваться беседа дальше — или по пути разбора поведения злостного нарушителя дисциплины и последующего разноса и взыскания, или по пути обсуждения злоключений находчивого егеря, не посрамившего и не оплошавшего… Развилка, так сказать… И он точно знал по какой из дорог он хочет направить эту беседу.
      — Да никаких таких «похождений» не было. Только работа. Нашел я их быстро. «Воробей» не подвел. Полетал вокруг пещеры, понял, что они внутри… Спустился. Дорогой, правда, пришлось задержаться немного…
      — Немного? — переспросил Игорь Григорьевич. — Двадцать часов это немного?
      Егерь почувствовал, что и шеф тоже видит развилку разговора. Это было слабое место, но у Сергея уже была домашняя заготовка.
      — Если учесть с какой высоты я упал — немного, — веско сказал он. — Хорошо, что вообще жив остался…. Вы мою «невидимку» видели?
      Главный Администратор пожал плечами, словно говорил, что у него есть задачи поважнее, чем рассматривать драные «невидимки»..
      — Без слез не взглянешь… — мужественно сказал егерь. — «Невидимка» — вдребезги… Теперь над ней плачут киберы ремонтного центра.
      И не давая шефу перехватить инициативу, он торопливо продолжил.
      — Едва пришел в себя — попытался связаться с Базой, но не смог. Не хватило мощности пробиться сквозь камень.
      — И ты…
      — Я стал делать то, для чего пришел туда. Нашел пленников, перерезал цепь, на которой сидел монах и проводил их до выхода.
      — Все обошлось без неприятностей?
      Это слово для Игоря Григорьевича значило одно, а для Сергей — другое.
      — Если не считать неприятностью то, что монах меня чуть не убил ненароком на обратном пути, то все обошлось.
      — Они тебя видели? — насторожился шеф.
      — Нет. В том-то и дело. Если б видели, то убили бы….
      Он ждал, что Игорь Григорьевич начнет расспрашивать, и уже готов был добавить живописные подробности, но тот только махнул рукой, прося продолжать.
      — А разбойники?
      — Они так и не оправились. Я поработал там парализатором и обрушил за нашими друзьями мост, что связывал разбойничье гнездо с Лесом… Так что дело, считайте сделано…
      Игорь Григорьевич потер переносицу. У него в глазах что-то мелькнуло, но Сергей не успел понять что именно.
      — «Дело, наполовину сделанное, хуже, чем не начатое».. — процитировал шеф. — Кто сказал, знаешь?
      Сергей поджал плечами.
      — Нет. Но под этим я и сам готов подписаться…
      — Пока ты отсыпался, кое-что произошло….
      — Опять? — Сергей хотел, чтобы Игорь Григорьевич почувствовал легкую иронию усталого героя, но тот оказался нечувствительным.
      — Да, — не понял его шеф. — Ты даже не понимаешь насколько прав со своим «опять»…
      Тут до Сергея дошло, что он действительно что-то пропустил. Что-то крайне интересное. Он открыл рот, чтобы спросить, что же именно, но Игорь Григорьевич не стал томить его ожиданием.
      — Они опять у Хамады…
      Сергей почувствовал, как на него обрушивается поток холодной воды.
      — Опять? — тупо повторил он. — В смысле снова?
      — Во всех смыслах. И опять и снова и еще раз…
      — Как, если не секрет?
      — Да какой это секрет? Их догнали. Монах почему-то тащил Шумона на плечах и далеко уйти не успел…
      Сергей вспомнил разнос, устроенный Хамадой соратниками покачал головой.
      — Как их только сразу не убили… Неужели у них там такой дефицит рабочей силы, что некому воздуходувку крутить?
      — Произошло чудо, — сказал серьезно Игорь Григорьевич. — Ты веришь в чудеса?
      — Нет.
      — Я тоже, но не смотря на это они иногда случаются. Их выручил Дьявол Пега.
      Сергей ни о чем не спросил, и шеф объяснил ему сам.
      — Имей ввиду, что Шумон таскает с собой наш «пугач». Он их здорово выручил. Едва разбойники взялись за их мешки, как откуда ни возьмись появился Дьявол.
      Он помолчал. Сравнение само просилось на язык.
      — Как чертик из коробочки.
      — Эффект бомбы?
      — Почти. Главное, что их пока не убили. Так что тебе предоставляется вторая попытка покрыть себя славой. Только теперь придется спасать его и от разбойников и от монаха. Этот, кажется, почему-то готов убить его первым.
      Сергей сидел молча, не столько переживая неудачу, сколько досадуя на то, что опять придется срываться с места, и на ночь глядя, искать туземцев. Солнце за окном уже садилось в лес.
      — Задача та же?
      — В смысле?
      — В смысле освободить так, чтоб они меня не видели?
      — Хорошо бы.
      В устах Главного Администратора это звучало: «Так и только так»!
      — Тут есть сложность, — сказал Сергей. — Вызволить-то я их вызволю, а что дальше?
      — Что дальше? — повторил Игорь Григорьевич.
      — В прошлый раз, когда я вызволил их, они пошли тем путем, что сами для себя выбрали.
      — И что?
      — Нет никакой гарантии, что в этот раз они не поступят так же. Я освобожу их и….
      Сергей щелкнул пальцами.
      — И они опять пойдут к драконарию… — закончил за него Игорь Григорьевич. — И опять Хамада их сцапает… Да ты прав. Упрямства им не занимать. Ни тем, ни другим.
      Он несколько минут поразмышлял. Морщины на лбу то собирались одна над другой, то разглаживались. Сергей опередил его мысли своим предложением.
      — Тогда, думаю, что придется освобождать их с тарарамом….
      Главный Администратор наклонил голову, словно бы не расслышал.
      — Как это «С тарарамом»?
      — Это значит, с шумом и что они должны знать, кто будет их освободителем и, соответственно, прислушиваться к его мнению…. — довольно сказал егерь.
      — И кто же будет этим освободителем? — поинтересовался Игорь Григорьевич. — Неужели Сергей Кузнецов, начальник отдела режима заповедника «Усадьба», личный представитель Дьявола Пеги?
      — Отнюдь! — с достоинством ответил Сергей. — Я еще не знаю имени этого достойного человека, но уверен, что это будет неплохой человек с хорошей репутацией. Скоре всего дворянин и рыцарь.
      Игорь Григорьевич думал недолго. В конце концов, Сергей знал ситуацию много лучше него.
      — В одиночку-то справишься?
      — Справлюсь.
      — Может быть, возьмешь, хотя кого-нибудь в помощь. Вчера их чуть было не убили. Злые все…Тебе не страшно?
      — Нет. Спасибо не надо… Где они на этот раз?
      — На поляне, за третьим болотцем… По нашему плану эта полянка проходит как «Зеленый лужок номер шесть»…
 

Дурбанский лес.

«Зеленый лужок номер шесть».

Разбойничья стоянка.

      … Благородный рыцарь Коррул-у-нана (он же Сергей Кузнецов) бежал позади всех. Положение у них было незавидное. Разбойники, бросив лагерь и похватав, кто фонарь, кто факел, улюлюкая бежали следом. Беглецы опережали их шагов на 500–600, и этого было бы достаточно, если б не луны. В скупом свете Лао, дальнего спутника планеты, они сумели бы затеряться в лесу или спрятаться в горах, но с минуты на минуту должен был взойти Мульп, дававший света не меньше, чем Луна в полнолуние.
      «Чертово болото! — подумал Сергей. — Да и я, право, хорош. Столько провозился в этой трясине».
      Он на бегу оттянул рукав. До появления Мульпа оставалось восемь минут. Самое время было бросить газовую гранату, но делать это на глазах Шумона Сергей постеснялся. Творить чудеса в его планы никак не входило. По крайней мере при свидетелях. Дело было плохо, и он решил просить помощи.
      — Ян! Нуждаюсь в помощи, — шепнул он в микрофон. — У нас есть что-нибудь поблизости?
      — Доигрался? — немедленно откликнулся дежурный по сектору. — Вышли тебе боком твои «казаки-разбойники»? Авантюрист. Говорили же тебе — усыпи ты этот вертеп и выводи своих. Так нет. Захотелось в войну поиграть?
      Ян с удовольствием еще поговорил бы на эту тему, но Сергей перебил его.
      — Послушай, Ян, потом поговорим, а? Я тогда тебя с удовольствием послушаю. Скажи лучше, чем можешь помочь?
      — Направил к тебе «Лесных бродяг» номера 4 и 6.
      Сергей внутренне возликовал.
      — Спасибо!
      — Игорю Григорьевичу скажешь. Он как знал, чем все это кончится.
      — Скажу, скажу. Дай четвертому программу «Зверь» и переключи на меня.
      — Не учи, — донеслось из эфира, — беги быстрее.
      Сергей послушался совета и вскоре настиг Шумона, Тот бежал, ежеминутно перебрасывая из руки в руку дорожную сумку. Даже в скудном свете Лао было видно, как он измучен.
      Отличия в характерах беглецов проявились с первой же минуты обретенной ими свободы. Едва распутав веревки, они бросились собирать, что плохо лежит. Хозяйственный брат Така шепотом ругая книжника самыми скверными словами совал в мешок что-то съедобное, а Шумон, оглядываясь на попутчика на карачках добежал до пугача, сунул его в мешок и припустил прочь от монаха. Сергею показалось даже, что разбойников книжник боится куда меньше чем Брата по Вере.
      Теперь он тащил свой мешок, хрипло дыша и припадая на ногу. Где-то позади переполненной злобой хрипел монах.
      — Брось мешок, — крикнул Сергей.
      — Нет, — просипел Шумон.
      — Дай его мне, книжник, — прикрикнул он. В этот момент Шумон споткнулся и упал. Встать сил у него у него не было. Он скреб пальцами землю, даже не пытаясь подняться. Мешок выпал из ослабевшей руки и отлетел в сторону. Сергей склонился над экс-библиотекарем. Глаза старика закатились, ему были видны только белки. Коррул-у-нанна посмотрел на него без энтузиазма и быстро оглянулся. Разбойники на месте не стояли. Огоньки мелькали уже совсем рядом. Брат Така догнал их и встал рядом. Окинув быстрым взглядом книжника понял, что тот уже свое получил. Показал ему Карха, как таскать с собой всякое непотребство.
      — Благородный рыцарь! — жалобно оказал он. — Позволь побить разбойников!
      Монах дышал гневом и жаждал реванша. Кулаки его сжимались и разжимались, натягивалась на плечах, ряса потрескивала, словно по ней проскальзывал высокочастотный разряд.
      «Да, — подумал Сергей, — тебя только допусти. Тогда точно кровищи не оберешься».
      Злоба, распиравшая монаха, требовала выхода, к тому же он, похоже, отчасти чувствовал себя виноватым в случившемся и готов был перегрызть глотку каждому, включая Шумона, однако, слава Богу, на стороне Сергея была социология. В здешней иерархии рыцари стояли неизмеримо выше служителей Братства, и Брат Така никак не мог оспорить право рыцаря принимать правильное решение.
      — Нет, монах, твое дело молитва, — сказал он, как мог более надменно. — Бери книжника и иди вперед. Я сам их встречу!
      Предложение Сергея повергло монаха в озлобление.
      — Этого… — Така запнулся, ожесточенно затряс головой, подбирая нужное слово, не оскорбительное для слуха благородного рыцаря. — Нечестивца, состоящего в связи с Дьяволом?
      В ухо Сергею тихо шепнули.
      — Это Ян. Четвертый номер в 50 метрах левее тебя. Программа «Зверь» задействована.
      Отвернувшись от монаха, Кузнецов демонстративно развернул метательные ножи веером.
      — Иди, монах, не медли. И смотри, чтоб с книжником ничего не случилось!
      Брат Така ожесточенно стукнул себя руками по бедрам, но возразить, не посмел. Авторитет рыцаря заткнул ему горло. Монах, возражающий благородному рыцарю, это было что-то небывалое. Опасливо оттолкнув ногой мешок Шумона, он, всем видом своим выражая крайнюю брезгливость, взвалил на плечо слабо сопротивляющегося Шумона.
      — Осторожнее, господин благородный рыцарь! Он якшается с Дьяволом! — предостерег он Сергея. — В его мешке может быть сам Дьявол Пега!
      Рыцарь кивнул и монах, как и было, приказано, не оглядываясь, пошел вперед.
      Глядя на них, Сергей забеспокоился — уж больно беспомощно выглядел Шумон на квадратных плечах Младшего Брата.
      — Береги книжника! — крикнул он монаху, — он еще нужен Братству!
      Когда они скрылись за деревьями, Сергей убрал ножи в ножны, и принял менее воинственную позу. Поглядывая на приближающиеся огни погони, он сунул руку в мешок. Так и есть. Пугач. Обтерев грязь, откинул крышку и набрал на пульте комбинацию цифр, меняя программу, Спустя мгновение на поляне возникла каменная глыба высотой чуть больше человеческого роста ничем неотличимая от десятка других, что лежали вокруг. Окруженный со всех сторон видимостью камня Сергей на всякий случай приготовил гранату. В этот момент поляна осветилась. Восемь минут темноты, отведенные им астрономией, кончались.
      Огни погони приблизились и превратились из ярких точек в пляшущее пламя факелов. Миновав подъем, разбойники остановились. В наступившей тишине слышался отчетливый хруст. Это Брат Така на манер бульдозера ломился сквозь заросли. Кто-то из разбойников протянул руку, указывая на молодую поросль, за которой начинался лес.
      — Они там!
      Скалы еще не успели вернуть крик эхом, как на поляне появилось еще одно действующее лицо.
      Темная стена леса словно распахнулась, и оттуда легко и бесшумно выскользнуло животное, заставившее разбойников вскрикнуть от ужаса. В банде Слепого Хамады не было людей слабонервных, но то, что он увидели….
      Поржалуй даже вчерашний дьявол в чем-то проигрывал тому, что появилось перед ними.
      На взгляд Сергея оно представляло собой нечто среднее между громадной блохой и скорпионом, но какая часть тут была от какого животного, он сказать не брался. Говорят, такие водились на Пандоре, правда, поручиться за это Сергей не мог — сам он их живьем не видел.
      Что касается разбойников, то для них эта комбинация была воплощением ужаса. Что дьявол? Дьявол был хотя и страшен, но понятен. Он был порождением и необходимой частью их мира, но этот зверь…. Помахивая выдвинутыми вперед клешнями он неторопливо двигался к людям, когда Сергей шевелил пальцами и клешни тогда стригли воздух, наполняя поляну лязгом хитиновых пластин. В его неспешности угадывалась скрываемая до поры мощь и свирепость. Сам Сергей ощутил при этом противный холодок ужаса исходивший от зверя и посмотрел на разбойников. Те стояли как обесточенные. Если б не медленно плывущие по небу облака панорама вполне сошла бы за фотографию.
      В неподвижном воздухе бессильно висели ветки лошадиной травы, ровно, не мигая, горели факелы. Оторопь, сковавшая разбойников, могла продолжаться сколь угодно долго, и Сергей решил привести их в чувство, действуя проверенным гомеопатическим методом — «подобное — подобным».
      Он поднял зверя на дыбы и завыл.
      Вопль как стартовый выстрел смел разбойников с гребня. Словно сдутые звуковой волной они покатились по склону и, невидимые в темноте, понеслись назад, к лагерю. Ретирада их была настолько поспешной, что на земле осталось лежать какое-то тряпьё и фонари.
      Подобрав один из них, Сергей, воровато оглянувшись, запалил фитиль зажигалкой и, прикрыв огонь тряпкой, двинулся к лесу. О разбойниках он больше не думал — вряд ли в ближайшее время они найдут в себе смелость разобраться, кто же именно их напугал. Оставалось произвести такое же ошеломляющее впечатление на несчастных странников.
 

Дурбанский лес.

Два километра к северу от разбойничьего лагеря.

      Коррул-у-нанна вышел к ним бледным, как рыбье брюхо. По непрерывно подергивающемуся лицу бесстрашного рыцаря сбегали струйки пота. Разглядев в каком состоянии находится рыцарь, брат Така убрал пальцы с горла книжника и проворно вынул из-под полы флягу.
      — Вы видели? — шепотом спросил рыцарь. Голос его был голосом страха, и монах с безбожником переглянулись.
      — Разбойники? — спросил откуда-то с земли Шумон сиплым шепотом.
      — Чудовище! — еще тише сказал рыцарь. Руки его дрогнули, и фляга упала на землю.
      — Какое чудовище, благородный рыцарь? — переспросил ничего не понимающий брат Така, кося глазом в сторону отползающего книжника. Коррул-у-нана с отвращением передернул плечами.
      — Ужасный, кровожадный зверь!
      — А разбойники? Что с ними? — Шумон растирал пальцами горло другой рукой отыскивая на себе перевязь, оставшуюся у разбойников. Благородный рыцарь едва сдержал приступ рвоты.
      — Он растерзал их… Всех… На моих глазах… Ужас, ужас…
      Казалось, страх выпил его силу. Он покачнулся и, не удержавшись, сел в траву. Пересилив слабость в ногах, Шумон подскочил и, взяв за руки, попытался поднять его, но Коррул-у-нана мешком упал назад.
      В замешательстве монах и безбожник смотрели на него, не зная, что предпринять. Погоня, разбойники, чудовище — все перемешалось в их головах. Из этого состояния их вывел громкий шум на другом конце поляны. Услышав его, Коррул-у-нанна неожиданно резво повалил Шумона и монаха в кусты.
      — Ложись! — в его голосе они почувствовали силу приказа и поспешили его исполнить.
      — Что это?
      — Это ОНО! — сказал рыцарь страшным голосом. — Молчите.
      Уже подготовленный страхом рыцаря, Шумон всмотрелся в темноту и, наконец, увидел неведомого зверя. Такого он еще не видел, но именно о нем, похоже, рассказывали герои, глубже всех забравшиеся в лес. Монах дернулся, собираясь, видно, совершить охранительную Пляску, но рыцарь навалился на него и удержал на месте. Каким-то неведомым чувством Така понял, что это верно, что и плясать бесполезно и хвататься за пращу бессмысленно. Зверь, похожий на ночной кошмар, не спеша прошествовал множеством своих конечностей по поляне и вновь скрылся в лесу,
      — Надо уходить, — деловито сказал рыцарь. — Если мы останемся тут — нас постигнет участь разбойников.
      Он посмотрел на звезды и вытянул руку.
      — Город там. На северо-северо-востоке. Надо идти.
      — Я с ним никуда не пойду, — твердо сказал брат Така.
      Коррул-у-нанна вопросительно посмотрел на него.
      — Удавить его да бросить тут, а то с ним пойдешь, так и не заметишь, как в лапах у Дьявола окажешься…
      Он наклонился к книжнику и с явной издевкой спросил:
      — Или опять скажешь, что мне показалось?
      — Ты не с ним, со мной пойдешь, — оборвал его рыцарь. — Не разговаривать! За мной!
      Шумону повторять не пришлось. Он первым вскочил, показывая, что готов идти дальше. Брат Така скрипнув зубами последовал за ним. Страх и злоба клокотали у него за щеками.
      — Молчи! — прикрикнул на него Сергей. — Чудовищу все равно кого жрать. Для него, что мясо разбойника, что книжника, что Брата по Вере — все едино… Кто останется — пропадет!
      Брат Така нахмурился, упрямо выпятил подбородок..
      «Они передерутся», — подумал Сергей — «Что делать-то?»
      Монах глядел зверем. Шумон тоже, но его зверь был явно слабее.
      «Ладно, пока идут, не до этого будет, а там что-нибудь придумаю. Усыплю, в конце концов…»
      Шумон шел молча, вскоре смолкло и бормотание монаха. То есть ругаться он не прекратил, но теперь в его злобном шипении слышалось не только имя безбожника, но названия кустов и деревьев.
      Ночной лес сделал свое дело. Путь через него был нелегок и, пройдя около полутора километров, Сергей понял, что так дальше продолжаться не может. Ломать комедию дальше он уже не мог.
      То есть казаться испуганным, дрожать и затравленно оглядываться по сторонам — это пожалуйста, а вот продираться сквозь матерый лес, попадать в ямы и влетать в муравейники битком набитые злющими муравьями — извините. И когда впереди замаячил просвет в тени деревьев, он направился туда, рассчитывая дождаться рассвета. Спутники, оглушенные прошедшим, ни о чем не спрашивая, отправились за ним. Найдя на поляне поваленное дерево, рыцарь опустился на него, и несколько минут сидел молча. Монах и Шумон подошли и встали рядом.
      — Садитесь.
      Они сели.
      — Хлебните отсюда..
      Он достал из одежды флягу и протянул монаху. Они приложились, сделав по большому глотку странного вина. Внимательно глядя на них, и словно дожидаясь чего-то, Коррул-у-нанна медленно сказал:
      — Дождемся утра здесь. Теперь, я надеюсь, им до нас не добраться.
      Он подобрал несколько сломанных веток, и не спеша начал разжигать костер. Шумон хотел расспросить рыцаря о многом, но тот завернулся в плащ и, казалось, уснул, оставив книжника наедине с монахом. Шумон приготовился к его ругани, но неожиданно услышал ровное сопение. Брат Така спал. Без еды и оружия, под открытым небом безбожник чувствовал себя неуютно, однако и он вскоре погрузились в сон.
 

Дурбанский лес.

Место ночлега.

      Проснувшись, Шумон не поспешил раскрыть глаза. Во всем теле переливалась прозрачная легкость, словно предощущение готового вот-вот наступить рассвета. От вчерашней усталости не осталось и следа. Лежа он вслушивался в дыхание своих соседей, пытаясь определить, спят те или нет. Рыцарь дышал глубоко и спал спокойно, а монах всхрапывал и чмокал губами.
      Не переставая вслушиваться, Шумон слегка приоткрыл глаза. Облака, набежавшие с вечера, рассеялись. Мульп и Лао ушли за горизонт и поляну освещали только редкие утренние звезды.
      «Пора! — подумал Шумон. — Пора уходить».
      Ни один из спутников не внушал ему доверия, ни рыцарь, так кстати освободивший их из рук разбойников ни, тем более брат Така. События последнего времени, туго скрученные судьбой, не дали монаху возможность потребовать ответа на законный вопрос — «А откуда, собственно, у Шумона взялся личный Дьявол?» Однако экс-библиотекарь понимал, что едва только жизнь перейдет с галопа на шаг вопрос этот ему будет непременно задан. А на вопрос нужно будет дать ответ, которого у Шумона еще не было, и именно по этому спрос с него будет суровым.
      От монаха в конце концом можно было бы отбрехаться, заморочить голову, как он уже раз сделал, а вот брат Атари… Самое скверное было то, что главный вопрос будет задан не монахом, а именно им, и не тут, а в монастырском подземелье.
      Он без неприязни посмотрел на монаха, во весь рост распростершегося на мокрой от росы траве. При всех своих недостатках, в том числе тупоумии и вспыльчивости, тот оказался неплохим товарищем. Конечно, без него будет тяжело, но что поделаешь?
      Взгляд перебежал на благородного рыцаря.
      А рыцарь? Откуда он взялся? Кстати, конечно, ничего не скажешь, но откуда? Посреди леса. Без лошади… Ни дорог рядом, ни поселений…. Человек, конечно хороший, но тоже ведь не без странностей. По внешности вроде насмерть перепуганный человек, а сердце стучит ровно. До дрожи напуган неведомым чудовищем и после всего этого разводит костер и спит, ни о чем не заботясь. И что самое непонятное знает такое выражение, как «северо-северо-восток». До странности образованный рыцарь. Другой бы и разговаривать не стал, или просто рукой махнул, а то и по зубам врезал бы без всяких разговоров, а этот все объяснил, все выложил, даже о чем не спрашивали.
      Каждый из этих казусов в отдельности можно было бы как-то объяснить, но все вместе… И камень потерял… Нет. Это тоже странный спутник. От таких нужно держаться подальше.
      Приняв решение, Шумон поднялся и на четвереньках двинулся к недалеким кустам, однако через мгновенье чья-то рука ухватила его за лодыжку.
      — Куда?
      Вопрос не требовал ответа. Брату Таке и без того было ясно, что затеял Шумон.
      — Я же тебя предупреждал, — продолжил он со сдержанным торжеством, — другого случая у тебя не будет.
      Шумон, словно пойманный за ногу козленок, дернулся, пытаясь освободиться, но монах держал крепко. Тогда книжник обернулся и сказал, как ни в чем не бывало:
      — Тихо. Благодетеля разбудишь. Поговорить надо.
      Рыцарь что-то промычал во сне, промычал и вернулся в сон.
      — Надо! Надо! — довольным шепотом откликнулся монах, засучивая рукава. — Это ты сущую правду говоришь! Ты, морда безбожная, за всю свою поганую жизнь большей правды не говорил!
      Така отпустил его. Шумон понял, что монах уже пришел в себя. Он еще был готов убить его, но уже не безрассудно, а после размышления и распроссов, рассудочно… На четвереньках книжник обошел костер, соображая на ходу что же теперь делать. Монах не спускал с него настороженных глаз. Сев перед огнем, безбожник сунул туда несколько веток. Костер благодарно захрустел ими и кашлянул дымом.
      — Что будешь делать? — спросил Шумон.
      — С тобой?
      Брат Така ухмыльнулся, потер ладонь о ладонь и готов уж был рассказать, что он сделает с ним, по возвращении в обитель, но Шумон не дав ему рта раскрыть, отрицательно качнул головой.
      — Нет! Я слишком малая величина, чтоб заниматься мной. С поручением Старшего Брата Атари.
      На лицо монаха выплыло выражение досады, смешанной с недоумением. То, что произошло вчера и позавчера заставило его забыть о поручении. Он сгреб лицо в горсть и задумался, глядя на безбожника. Тот, уловив его колебания, сказал:
      — Рыцарь, да припомнит ему Карха содеянное, хочет отвести нас назад, в Гэйль, а что мы скажем Старшему Брату?
      — Я не знаю, что скажешь ты, а у меня найдется, что сказать! — монах значительно покачал головой. Мешок Шумона лежал у его ног крепко завязанный и, значит, безопасный.
      Шумон улыбнулся. Вооруженный Верой монах не знал, что разговаривает с безоружным. «Значит его глупость и станет моим оружием»— подумал безбожник. От его улыбки у брата Таки сделалось нехорошо на душе.
      — Ты имеешь в виду Дьявола в моём мешке? — Он качнулся к монаху, но тот остановил его резким жестом и кивнул.
      — А разве нас послали выяснить знаюсь ли я с Дьяволом или нет? — осведомился Шумон. — Если б я был в добродетели подобен тебе, то достаточно было бы послать одного тебя. А Старший Брат послал все-таки нас обоих. Знаешь почему?
      Монах оскалился, мотнул головой.
      — Потому что ты мерзкий последыш прихвостней Дьявола!
      — Вовсе нет, — не обиделся Шумон. — Потому что ему нужны ответы на вопросы.
      Порыв ветра раздул костер и погнал дым в сторону еще спавшего рыцаря. Шумон сунул в него пучок травы. Дым повалил еще гуще, но Младший Брат этого, казалось, не замечал. Глядя на него, Шумон подумал, что Старший Брат был прав, когда давал ему свое ожерелье. Как бы оно сейчас пригодилось! Жаль, что пришлось использовать его позавчера, жаль…
      Коррул-у-нанна засопел, чмокнул губами.
      — Думай, монах, решай. Рыцарь захочет отвести нас в город, а я хочу все же выполнить поручение Старшего Брата и дойти до болота.
      Брат Така сидел молча. Шумон тоже замолчал, не мешая спутнику думать, однако он ошибся. Монах не думал.
      Прикрыв глаза, он представил Старшего Брата, стоящего на монастырской башне и шепчущего напутственную молитву. Какая-то благостная легкость наполнила тело Младшего Брата Таки. Она распирала его, и он готов был разорваться, растаять в воздухе от переполнявшего его чувства. Не оправдать надежд Старшего Брата он не мог. Этот пособник Дьявола не понимал главного. Чтобы он о себе не думал, а был он тут вроде собаки — он должен был что-то разнюхать, что-то разузнать и если Старшему Брату это так важно, что он готов сделать его Средним Братом, то это подавно должно быть важным для него, Младшего Брата Таки. А что собака с норовом или блохастая, или шелудивая, так это никого не касается — нет у него сейчас другой собаки.
      Брат Така посмотрел на безбожника.
      «Нет. Это даже не собака. Это ложка. Ложка, которой Старший Брат собирается вычерпать какую-то тайну. Значит, он нужен Братству. Значит, пусть живет… Его Дьявол в мешке, а мешок вот он. Значит он бессилен».
      — Ты прав, безбожник, — сказал он, стряхнув оцепенение. — Ты прав. Надо идти.
      Не откладывая выполнение решения, монах шагнул к спящему рыцарю. Шумон остановил его.
      — Зачем? Пусть спит.
      Но монах не послушался. С почтительным выражением на лице он коснулся его плеча. Прикосновение не разбудило рыцаря. Он продолжал размеренно вдыхать и выдыхать лесной воздух. Тогда монах начал легонько трясти спящего. Движения его становились все резче, голова рыцаря болталась из стороны в сторону, но глаза его по-прежнему были закрыты.
      Поняв, что благородного рыцаря ему разбудить не удастся, брат Така поднялся с колен и повернулся к Шумону, словно приглашая безбожника разделить с ним его недоумение и наткнулся на….улыбку. Вряд ли она была наглой или издевательской — у Шумона и в мыслях не было ничего подобного, но монах расценил её именно так. Смена выражений на его лице от недоумения до ярости произошла необычайно быстро, но Шумон, предугадавший течение событий, готовый ко всему, прыгнул к мешку и сунул в него руку.
      Монах застыл на месте. Два чувства в этот миг боролись в нем: желание наказать безбожника и страх перед его страшным покровителем.
      — Чертов колдун! — прошипел он сквозь зубы.
      — Ты ничего не понял, монах! — оказал миролюбиво Шумон. — Это «усни трава». Он надышался дымом. Он просто спит.
      Но монах, похоже, и не слышал его. Взгляд Младшего Брата был прикован к мешку. Черный ужас вновь оживал в его душе. Омут страха против его воли затягивал в себя и на дне его он явственно видел безобразную фигуру алым гребнем на голове. Лицо его начало подергиваться. Шумон понял, что монах близок к обмороку.
      В это мгновение все и решилось.
      Шумон мог бы напугать монаха и продолжить путь один. Он знал, что сможет сделать это даже сейчас, не имея в руках камня с Дьяволом, но понял, что не хочет этого.
      Совесть его была бы спокойной, если б он сделал страх монаха оружием защиты, но он не хотел делать его оружием нападения. Повинуясь этому чувству, он сказал:
      — Не бойся, брат, тут ничего нет. Мешок пуст. Смотри.
      На глазах у парализованного ужасом монаха он высыпал содержимое мешка на землю.
      Нельзя сказать, что этот поступок Шумона сильно успокоил брата Таку. В обморок он действительно не упал. Напротив, даже не попытавшись разглядеть, что же такое выпало из мешка, тот с криком, больше всего напоминавшим вой, бросился прочь от костра. Шумон растерянно наблюдал, как спина монаха мелькает среди деревьев, пока он не сообразил, что монах бежит как раз в ту сторону, откуда они пришли, туда где бродил неведомый зверь. Он быстро побросал свои пожитки в мешок и, сорвав с перевязи спящего рыцаря нож, бросился за ним.
      Он догонял монаха молча — крик мог привлечь внимание чудовища. Монах — же, напротив бежал выкрикивая во весь голос «Дневное покаяние». С каждой секундой голос его становился все слабее и слабее. Шумон подумал, было, что тот бежит так быстро, что ему не угнаться за ним, однако ошибся. Просто монах приходил в себя и страх больше не вопил в нем в полный голос.
      Лес вскоре кончился, и библиотекарь увидел Брата Таку.
      Тот стоял шагах в пятидесяти от него и грозно размахивал пращей. Вспомнив доблести, которые Старший Брат Атари приписал монаху, Шумон мгновенно упал на землю. И вовремя. Камень, пущенный умелой рукой, свистнул над ним и расщепил стоящее за спиной дерево.
      Не теряя времени, Шумон отполз назад. Выбрав дерево потолще, он пристроился за ним, прислушиваясь не бежит ли монах навстречу. Прежде чем говорить с монахом, его нужно было успокоить. Стараясь перекричать Младшего Брата, Шумон запел ту же молитву.
      Однако это вместо того, чтобы умиротворить брата Таку, возбудило его еще больше.
      — Смеёшься? Молитву поганишь?
      Гнев ударил ему в голову, словно хмель. Забыв про свои страхи, он бросился к Шумону. Над его головой, обещая смерть, со свистом рассекая воздух, кружилась праща, заряженная увесистым камнем. Книжник растерянно метнулся из-за дерева. Монах был опасен, и ему ничего другого не оставалось, как броситься наутек вдоль опушки.
      Беззащитная спина его подняла и без того высокий воинственный дух монаха еще выше. С протяжным криком он метнул камень и остановился, наблюдая за его полетом.
      Неизвестно чем бы все это кончилось, если б Шумон не споткнулся. Камень пролетел над ним и разлетелся осколками, ударившись о гранитную глыбу. Оценив силу и точность броска, Шумон юркнул назад в лес.
      С ужасом он начал осознавать в какое положение попал — более легкий в беге он без труда обогнал бы брата Таку, но это его преимущество нечисто уничтожалось пращей монаха. Продолжая же погоню в лесу, он выдохнется много раньше своего преследователя.
      Сожалеть об этом, однако, было поздно. Дело было сделано, монах разъярен. Оставалось только следовать за событиями, то есть бежать как можно быстрее и стараться не подставлять спину под его пращу.
      В голове крутилась обидная мысль — «Кто слишком умный — тот дурак».
 

Дурбанский лес.

Окрестности места ночлега.

      В это же время в Дурбанском лесу произошло еще два события, сами по себе может быть и не значительные, но оказавшие в дальнейшем серьёзное влияние на происходящее.
      Сначала, в полутора поприщах к северо-западу одинокий, как первый спутник, проснулся Сергей Кузнецов. Был он злой и озябший. Ему хватило трех минут, что бы понять, что опекаемые им туземцы сбежали, и поручение Шефа выполнено только на половину. Осознав это рыцарь побежал на поиски нарушителей режима.
      Почти одновременно с этим в лагере разбойников Слепой Хамада поднял вверх руку и прикрикнул на окружавших его разбойников:
      — Тихо, вы, яйца шелудивые!
      Тонкий слух предводителя уловил вопли Младшего Брата. Убедившись, что он не ослышался, Хамада поднял разбойников и послал их проверить — кому это не спиться в столь ранний час. Ефальтий, уже побывавший в тех местах ночью, возразил и между ними завязался один из тех разговоров, когда оба спорщика понимают бесполезность спора. Хамада знал, что никуда они не денутся и пойдут, а Ефальтий, соответственно знал, что приказ Хамады ему выполнить все же придется.
      Энергично отругиваясь, более для того чтобы добавить храбрости себе и четверым своим спутникам, Ефальтий все же повел их к злополучному холму, но однако крики смолк, едва они подошли к его подошве. Осторожный Ефальтий поднялся на самый верх. Разбойники шли следом, шагах в 20 за спиной.
      Видимость там была куда как лучше. Туман, заливавший низину, редел, распушенный ветром и невдалеке отчетливо виднелась граница близкого леса. Ефальтий являя собой воплощение осторожности разглядывал пространство перед собой. Все тут было, как и нынешней ночью — лес, вплотную подступающий к горам, густые заросли лошадиной травы, навалившейся на ближние деревья. Не было только зверя. С гор потянуло ветром, и туман тронулся в лес. В клубящемся мареве Ефальтий вдруг увидел чью-то удаляющуюся спину. Разбойник даже не подумал о том, что бегущий спасается от опасности, которая может угрожать и ему самому. Он свистнул, подзывая товарищей, и бросился вперед, проклиная туман.
 

Дурбанский лес.

Предгорье.

      Шумон бежал, помня, что жизнь его была сейчас на конце пращи Младшего Брата, точнее в камне, заложенном в неё. К своему немалому удовольствию бывший Императорский библиотекарь отметил одно упущение в монастырском воспитании брата Таки — броски с ходу у него явно не получались. Камни то перелетали его, то крушили кусты справа и слева. Один из них, опередивший стремительный бег Шумона пробил туман прямо перед ним, и оттуда громыхнуло камнем о камень.
      Шумон не успел подумать о том, что это означает, как, проломившись сквозь колючие заросли держи-куста, остановился, чуть не разбив голову о выступившую из тумана каменную глыбу. Лес кончился. Он поднял глаза и увидел вырастающие прямо из тумана вершины близких гор. На фоне стремительно светлевшего неба они выглядели довольно зловеще — крутые черно-красные громадины, выходящие из тумана и уходящие в тучи, однако выбирать не приходилось. Не задерживаясь, он свернул, побежал по камням, размышляя на ходу, не лучше ли будет, если он все-таки побережет себя и не дожидаясь встречи с братом Такой заверяется в тумане. Кто знает этого монаха? Что взбредет ему в следующий раз? Вдруг, позабыв про разбойников, он начнет борьбу с Дьяволом Пегой прямо с него?
      Взвесив все «за» и «против» он решил так и поступить. Обидно будет пострадать от руки этого дурака и не узнать, что твориться в лесу.
      Миновав глыбы, россыпью лежавшие перед подъемом, Шумон заполз на вершину громадного валуна, нависавшего над опушкой. Убедившись, что монаха рядом нет, он высунулся, оглядывая кромку леса. Ждал он довольно долго, даже успел восстановить дыхание, но к своему удивлению увидел вовсе не монаха.
      Из тумана выскочило пятеро неряшливо одетых людей. Появились они примерно там же, где он сам вышел из леса. У двоих за спинами висели тяжелые боевые луки, какими обычно вооружались альригийские лучники. Без труда, но изрядной долей удивления, Шумон признал в них давешних разбойников.
      Несколько мгновений он одолевал удивление и думал в уме ли он, а потом вспомнил, свои мысли о неизвестно откуда взявшемся рыцаре.
      «Ай да благородный рыцарь!» — подумал Шумон, наблюдая, как враги, тихо переговариваясь, тыкали руками в разные стороны.
      «Он растерзал их…. — вспомнил безбожник слабый голос Коррула-у-нанна. — Всех!!!»
      И сказал уже вслух.
      — Выходит не всех! Ай да образованность…
      Потом он подумал о монахе. Легкое беспокойство шевельнулось в нем — что с этим-то?
      Шума схватки он не слышал, значит, монах, скорее всего еще не встречался с фальшивомонетчиками, а, значит, эта встреча могла произойти в любое мгновение прямо на его глазах.
      Шумон вынул нож и положил его рядом. Перешептывания разбойников прервал рев кабана-жульде. Они переглянулись, обрадовано вскинули руки и бросились назад в лес.
      Не успели они отойти и ста шагов, как перед Шумоном появился брат Така.
      Монах шумно высморкался и, оглядываясь, в задумчивости присел на камни, соображая, куда исчез безбожник. И ребенку было ясно, что монах в отчаянии.
      Голос Шумона заставил его вскочить. Раскрутив пращу, он выискивал голову врага в клочьях исчезающего тумана, но не мог найти её.
      — Старший Брат не одобрил бы твоего поступка.
      Звук метался среди скал и тумана. Голос, исходящий ниоткуда, и, главное, слова Шумона отрезвили Монаха.
      Праща его вращалась все медленнее и, наконец, бессильно повисла.
      — Где ты, дьяволово семя? — спросил монах.
      — Я рядом, — так и не высунувшись, ответил Шумон, — опусти пращу. Я могу поклясться любезным тебе Кархой, что не причиню тебе никакого зла, если и ты поклянется в том же.
      — Ты колдун и чертов пособник! — торжественно сказал монах. — Что мне твоя клятва? Можно ли верить тому, у кого Дьявол за плечами?
      — Ты не прав, — возразил ему Шумон. — Если б ты не убежал от костра, то сам убедился бы, что мешок пуст. Во всяком случае, Дьявола там нет.
      — Ты думаешь, я поверю тебе? — Монах определил, что голос безбожника доносится откуда-то сверху. И теперь его взгляд скользил по верхушкам камней.
      Шумон смотрел на пращу и понял, что взял не верный тон.
      — Да причем тут я? — вдруг возмутился он. — Сам же видел, что я мешок у разбойников взял. Помнишь?
      Монах молчал.
      — А чего они туда понапихали я не знаю. Схватил, что было…
      — Я своими глазами видел, как ты сунул проклятый камень в мешок. В свой мешок! Тот самый камень!
      — Ну, и что? Сунул.
      Отвечать было нечего, и Шумон перешел в наступление.
      — А ты чего хотел? Такая диковина — камень с Дьяволом! Неужели ты думаешь, что сам Старший Брат отказался бы от такой возможности — захватить Пегу? Захватить и посрамить его?
      Монах закрутил головой, не соглашаясь.
      — Ты меня обманул! Этот камень был у тебя еще когда мы были в часовне… Я вспомнил!
      Он говорил громко, но безбожник чувствовал слабину и неуверенность.
      — Ничего ты не помнишь!
      — Помню! Почему тогда Дьявол был одинаковый что сейчас, что тогда?
      Теперь замолчал Шумон.
      — А? — грозно спросил монах. — Прочему он везде одинаковый?
      — А разве Дьявол бывает разный? — нашелся Шумон. — Дьявол он везде одинаковый… Да и сам подумай, стал бы я бегать от тебя, если б он был со мной?
      Пока монах обдумывал слова Шумона, тот вслушивался в звуки, долетавшие из леса.
      — Думай быстрее, — поторопил он монаха, — нам надо договориться до прихода негодяев из банды Хамады.
      — Кого?
      Не видя монаха, но, чувствуя его недоумение, Шумон пояснил, не в силах удержаться от мелкого ехидства:
      — Разбойников. Тех самых, которых вчера «зверь задрал».
      — Но ведь благородный рыцарь… — начал, было, монах и остановился. Шумон, однако, понял недосказанное им, так как думал о том же.
      — Во всяком случае, пятеро из них недавно стояли там же где и ты. Кстати, у них луки и очень злые морды.
      Брат Така вспомнил и потасовку у часовни, и побег из бандитского логова. Разбойники попались ему не такие страшные, как их слава. От него досталось многим.
      — Не пугай, не страшно.
      Упрямство монаха, проявляемое им в любом удобном и не удобном случае, уже успело надоесть Шумону.
      «Наплевать!» — подумал он. — «Я его предупредил, а дальше пусть как знает…»
      Он бесшумно сполз с глыбы и в этот момент услышал:
      — Ладно. Клянусь, что не трону тебя. Но и ты поклянись, что…
      — Клянусь не причинять тебе зла, — сказал Шумон, выходя из-за камня. Он заметил, как у монаха дернулась рука, в которой тот держал пращу. Движение было коротким, почти незаметным. Шумон протянул ему мешок.
      — На. Пощупай.
      Мешок монах взял. Глядя на Шумона, тщательно ощупал его. В мешке он обнаружил моток веревки, флягу и еще какую-то мелочь явно не похожую на страшный камень.
      — Спрятал? — насупился монах. — Куда?
      — Потерял… — откровенно огорченно вздохнул Шумон. — Не я… Рыцарь…
      Так они снова соединились, второй раз за эти три дня. Ни тот, ни другой и не предполагали, что такое возможно.
      Бредя вслед за Шумоном, Брат Така растерянно думал, что безбожник, которого он не должен был упустить, трижды мог уйти и трижды не сделал этого, а Шумон, с тем же недоумением в душе, размышлял о том, что трижды у него была возможность избавиться от опеки Младшего Брата и он не воспользоваться ни одной из них.
      Помолчав, скрепив молчанием перемирие, они углубились в горы. Шумон рассчитывал, удалившись как можно дальше от лагеря Хамады, продолжить путь к Замским болотам.
      Из рассказа Хилкмерина выходило, что до них оставалось не так уж много.
      Хотя идти по камням было трудно, но они успели пройти целое поприще, как вдруг монах остановился и страшным голосом произнес: «Рыцарь!» Шумон резко повернулся, думая, что брат Така увидал их спасителя, но за его спиной никого не было.
      — Рыцарь, — повторил монах. — Он же спит!
      Тут пришла очередь испугаться Шумону. Заботясь о брате Таке, он совершенно забыл о рыцаре, оставив его одного, против разбойников. Не сговариваясь, они побежали назад.
 

Дурбанский лес.

Окрестности места происшествия.

      Сергей же тем временем метался по лесу, разыскивая беглецов. Первое время он бежал, ориентируясь на крик, а когда он смолк — на собственную интуицию.
      Прочесав опушку и не найдя там ничего он пробежал метров 300 вдоль полосы кустов и опять свернул в лес. Через десять шагов на него пахнуло кровью. Сладковатый запах только что живой плоти заставил егеря остановиться. Поймав его носом он свернул в сторону и сразу же наткнулся на тушу недавно убитого зверя. Рядом с разбитой головой лежал окровавленный камень размером с кулак взрослого человека.
      «Монах, — подумал егерь. — Его работа!»
      Он невольно оглянулся, нет ли кого рядом.
      За тушей кабана-жульде егерь увидел просвет в стене кустарника и побежал туда отыскивая по сторонам следы беглецов. Бежать становилось ощутимо труднее. Лес редел, приближаясь к горам, а между деревьями разрастались колючие кусты и лошадиная трава. Туман в небе расползся на клочья, показывая невидимые до этой поры горы. Выскочив из леса, Кузнецов огляделся.
      Пусто. Ни монаха, ни Шумона. Ветер размотал туман, и видно было вообще-то неплохо, хотя отдельные клочья его еще лежали у подошвы холма и дальше на равнине. Рыцарь посмотрел на часы. С того мгновения, как он проснулся, прошло 26 минут.
      Сергей задумался: сколько же он спал в одиночестве и самое главное — чей же крик он слышал? Подумав над этим, он пришел к выводу, что с уверенностью ответить ни на тот, ни на другой вопрос он не может. Осознав это, Сергей решил больше не бегать, а действовать как человек разумный. То есть сесть на аэроцикл попытаться обнаружить беглецов с воздуха.
      Он спрыгнул с валуна, и уже не спеша, двинулся вперед, отыскивая группу деревьев, под которыми была спрятана машина.
      Аэроцикл стоял там, где ему было положенное. Раздвинув окутавшие дерево лианы, Сергей выкатил аппарат на поляну. Он поднял ногу, собираясь сесть в седло, но в этот момент ощутил сильнейший удар в плечо, который отбросил его за аэроцикл.
      Сергей сел и только тогда почувствовал боль — из плеча, пробив его насквозь, торчала стрела.
      Подняв голову, он увидел, что из кустов к нему бегут люди. Он даже не успел испугаться.
      Сработал автоматизм. Натренированное умение встречать любую неожиданность активным действием.
      Когда он учился в Кейптаунской школе егерей, ему довелось услышать массу историй о человеческом любопытстве и цене, которую приходилось за него платить. Еще в те времена он вывел для себя правило. «Сначала, если можешь, останови процесс, а уж потом разбирайся». До этого случая правило не подводило его, и Сергей поступил так, как подсказывал ему опыт.
      Вынув левой рукой разрядник, он направил его на бегущих.
      Люди попадали, словно наткнулись на бегу на натянутую у земли проволоку. Несколько секунд он смотрел на них, борясь с дурнотой — не поднимется ли кто, но те лежали как статуи. Обезопасив себя, Сергей сломал стрелу, вытащил древко из раны. Едва он это сделал, как ощутил, что у него в плече появились сообщающиеся сосуды, которые начали попеременно наполняться болью. Разорвав куртку, залил рану вирусофагом и заклеил пластырем. И только после этого подошел к лежащим.
      В телах, казалось не осталось ни капли жизни, но впечатление это было обманчиво. Сергей знал, что через полчаса они придут в себя и, как ни в чем не бывало, примутся за то дело, сделать которое он им помешал. Иначе говоря, они возьмутся за него самого. Поэтому не мешкая он снял с разбойников перевязи с ножами и зашвырнул их за камни, отобрав для коллекции Шефа два никогда не виданных им еще экземпляра — из ручки каждого выходило два лезвия одно вниз другое вверх. Сломав оба лука, он забрался на аэроцикл и поднялся в воздух.
      Если б он оглянулся, то наверняка бы заметил Шумона и брата Таку. Оба они были настолько поражены увиденным, что им даже в голову не пришло спрятаться за камнями.
      На их глазах аэроцикл с оседлавшей его персоной благородного рыцаря Коррула-у-нанна двинулся вперед, в сторону набухавших близким дождем облаков над Замскими болотами и медленно распухая, превратился в обычное белое облако.
      Шумон пришел в себя первым.
      — Ты знаешь, что меня беспокоит больше всего? — спросил он своего спутника. Монах не ответил, продолжая следить за уносившимся вперед облаком. Ноги его дергались в судорожной пляске, словно он не решил еще, что следует плясать — «Избавительную» или «Благодарственную». Поняв, что ответа он дождется еще не скоро, если вообще дождется, безбожник ответил себе сам:
      — То, что и нам нужно в ту же сторону.
 

Дурбанский лес.

Пещера.

      Дождь все-таки разразился.
      Сначала безобидно мелкий, сыпавшийся из сизых облаков над их головами потом все более и более крепчавший и, в конце концов, превратившийся в сильнейший ливень, заставивший монаха и безбожника остановиться в одной из кстати подвернувшихся пещер.
      Сутки он пережидали непогоду, коротая время, кто размышлением, кто молитвой.
      То, что случилось, не могло пройти бесследно ни для одного, ни для другого.
      Произошедшее на их глазах было потрясением для каждого из них. Значение увиденного ощущали оба, но каждый по-своему.
      Для одного это было чудо, еще одно из неисчислимых свидетельств силы БОГА, а для другого— реальное воплощение того к чему он стремился последние годы.
      Для одного потрясение было в самом факте его овеществленной мечты, а для другого в том, что Карха дал ему возможность увидеть чудо своими грешными глазами.
      Они не обсуждали события прошлого дня между собой, без разговоров понимая, что обсуждение принесет спор и разрушит то ощущение радостного праздника, которое каждый хранил в своей душе. Каждый был занят своими мыслями и не обращал внимание на соседа поэтому Шумон не сразу заметил изменения происходящие с братом Такой. Монах стал кроток и благостен. Молитва его осталась истовой, но потеряла прежнюю ожесточенность, а обращение с Шумоном стало более мягкое, словно безбожник стал сам для него ближе по духу. Про дьявола, невесть как оказавшегося в его мешке он не вспоминал.
      Рано утром открыв глаза, Шумон увидел не лес в проеме пещеры, а лицо Младшего Брата.
      — Надо возвращаться.
      В его голосе не было ни радости, ни сожаления.
      — Еще чего!
      Шумон сбросил с себя сон.
      — С Богом спорить нельзя…
      — Убьет? — хмыкнул безбожник.
      — Расплющит, — серьезно ответил монах. — Не смейся. Надо возвращаться. Не зря же Божий помощник нас хотел отвести в город…
      Шумон смотрел на него, на руки, которыми монах легко мог скрутить троих таких как он, на пещеру, что не давала возможность убежать и на мешок, в котором уже не было заветного камня. Тут же как-то само собой всплыло в памяти лицо Старшего Брата Атари, на фоне замшелой стены каземата. Он замотал головой, прогоняя видение. Ах, ожерелье, ожерелье!
      Возвращаться в Эмиргергер совсем не хотелось.
      — Что башкой веришь? Сомневаешься?
      — Да вот Старшего Брата Атари вспомнил.
      — Хороший человек! — с готовностью поддержал разговор Брат Така.
      — Не сомневаюсь, — сказал Шумон с таким выражением лица, что любому стало бы ясно, что на самом-то деле кое-какие сомнения в этом у него все же есть.
      — Ты мне вот что скажи…
      В голове Шумона стремительно складывался план разговора.
      — Как это вы у себя определяете кто из вас ближе к Кархе, а кто дальше от него?
      — Просто.
      Младший Брат усмехнулся чуть покровительственно.
      — Кого Карха отличает, того и награждает.
      — Как это?
      — Через руку Императора, эркмасса или Старших Братьев.
      — Понятно, — покивал Шумон. — А кто тогда, по-твоему, ближе к Кархе стоит? Ты или он?
      — Понятно — Старший Брат…
      — А почему не ты?
      — Карха отличил его, сделав Старшим над нами.
      — Значит, ему более чем тебе ведомы замыслы Кархи? — глубокомысленно спросил Шумон.
      — Конечно!
      — Так!
      Экс-библиотекарь потер руки.
      — Как же тогда ты можешь ослушаться приказа Старшего Брата, лучше тебя знающего, что нужно Братству? Он ведь послал нас с наказом дойти до конца. До самого конца и понять, что там твориться…
      Брат Така потер лоб. Голос его выдавал необычную для него неуверенность.
      — Но ведь Божий помощник, что спас нас от злодеев, ближе к Кархе?
      — А с чего ты взял, что это был Божий помощник? — спросил спокойно Шумон. — Неужели только оттого, что он летал?
      Монах не ответил, занятый своими мыслями, но Шумон почувствовал, что угадал.
      — То, что он летает это ведь не повод во всем его слушаться. Вон шельхи летают, а кто их слушает?
      Младший Брат молчал, предоставив Шумону возможность говорить дальше.
      — Вот ты уверен, что там, — Шумон махнул рукой в сторону леса, — там Зло и Божьи помощники отвращают тебя от него?
      Така кивнул. Он продолжал безмолвствовать, но молчание его было скорее упрямым, чем каким-либо иным.
      — А если это не так? Если тот, кто нас спас и есть Зло, которое прячется от твоих глаз, чтоб никто не узнал о нем правды? Ведь чудеса может творить и Пега?
      Така молчал. Тогда безбожник зашел с другого бока.
      — А вот, кстати… Могут ли Божьи помощники лгать?
      — Нет, — твердо сказал Младший Брат Така. — Нет и нет… Ложь слуге Божьему дозволяется только в одном случае — во имя пользы для Братства и Шестивоплощенного Кархи!
      Шумон кивнул.
      — А ведь он нас с тобой обманул…
      — Когда?
      Монах спросил так, что Шумон понял, что еще один удар, и он пробьет брешь в стене, но ему не пришлось ничего напоминать монаху. Тот сам вспомнил вчерашний вечер.
      — «Он разорвал их всех…» — пробормотал тот.
      — Именно. Он обманул и меня и тебя… А была ли от этого польза Братству? — он покачал головой — Сомневаюсь…
      Шумону показалось, что дело уже сделано. Монах замолк надолго. Безбожник, ждавший ответа, нетерпеливо перебирал пальцами, потом не выдержал.
      — Я даже готов допустить, что может быть в первый раз нас спас настоящий Божий помощник, но в этот раз… Тогда у разбойников он остался невидимым, не показался нам, почему же он не поступил так же и в другой раз? Потому что ему не нужно было нас отговаривать! Мы шли верным путем, и Божий помощник незримо помог нам!
      — Ты же не веришь в него?
      — Нет, — согласился Шумон — но главное, что в него веришь ты… Ну и…
      — Что?
      Безбожник потупился.
      — Ну… В самом деле кто-то же спас нас, и тебя и меня…
      Монах ни сказал ни слова.
      — Ладно, — подытожил разговор Шумон. — По всему получается, что нам вперед надо идти, а не назад… У тебя небесный заступник есть, а я и так обойдусь… Пойдем.
      — Выходит, впереди Зло?
      Безбожник пожал плечами..
      — Дойдем — посмотрим.
      — Пойдем, — согласился монах. — Не пристало Брату По Вере от Зла по пещерам прятаться.
      Они покинули пещеру, променяв её дикий уют на прелесть пути по мокрому лесу.
      После видения возносящегося в небо рыцаря, после суток размышлений, Шумон был готов ко всему. В своих мыслях он даже не пытался представить себе, что ему еще предстоит увидеть в этом лесу.
      «Дьявола Пегу видел, то ли помощника Божьего, то ли Дьяволова пособника тоже наблюдал. Что же у них еще есть?»
      Он не знал, кто это «они» и не ответил бы на этот вопрос даже под пыткой, но «они» были. В этом у него сомнений не было.
      Монах держался спокойно и, как показалось Шумону, светился изнутри. Он шел не глядя по сторонам в полной уверенности, что после того, что было ничего скверного с ним не случиться.
      — Смело идешь, — напомнил Шумон монаху — по сторонам не смотришь… А ну как…
      Он хотел сказать «черти», но вовремя прикусил язык. Напоминать монаху о встрече с Дьяволом Пегой не стоило. На мгновение замявшись, он сказал:
      — …зверь в кустах?
      Монах заминки не заметил.
      — Теперь я спокоен, — сказал он. — Тень руки Его над нами и свидетельство тому Его посланец, спасший нас из рук кровожадного Хамады и убравшего с нашего пути коварного посланца Дьявола Пеги!
      После разговора с Шумоном Младший Брат как-то разом прозрел, поняв, что твориться с ними и вокруг них.
      Теперь-то было совершенно ясно, что в первый раз от разбойников их спас настоящий Божий Помощник. Именно он разбил ненавистную цепь, он вывел их из пещеры и помог бежать из разбойничьего логова. Тогда их тихий спаситель не сказал ничего, и не дал никакого знака, отвращающего их от намеченной Старшим Братом цели. Это значило, что им нужно было просто выполнять волю Старшего Брата Атари. С чистым сердцем они пошли на это, но тут опять вмешался Хамада, не иначе как вставший на службу к Пеге, и носивший его самого в заплечном мешке, что по случайности унес из разбойничьего логова безбожник.
      Их второй освободитель, прикинувшийся благородным рыцарем, хотел совсем другого. Если б не мудрость безбожника, несомненно внушенная тому Кархой, Младший Брат мог бы попасть в расставленную ловушку, но обошлось.
      Хамада, их лживый освободитель и Тот, кому они все служили, чего-то боялись. Они не хотели, чтобы Младший Брат что-то увидел, что-то понял, но Карха не оставил их своим попечением….
      Единственное, что смущало брата Таку в этом умственном построении, так это то, что он не мог понять почему разбойники их просто не убили. Это ведь было так просто — убить. Особенно для разбойников. Они уцелели просто чудом…
      Эта мысль мелькнула и он вдруг понял, что это и есть объяснение всему. Чудо.
      Они живы, потому что Карха сотворил очередное чудо.
      Он остановился и заплясал Большую Благодарственную.
      Шумон, прокладывающий дорогу оглянулся и по лицу товарища поняв, что это надолго присел, прислонившись спиной к дереву.
      Он тоже думал о происшедшем, но у него были свои соображения на этот счет. Высказывать их он не стал, оставив до времени при себе. Ясно ему было главное — теперь монах все, что с ними приключится в дальнейшем, встретит без страха, с несокрушимой верой в своего заступника.
 

Дурбанский лес.

Стена.

      Так оно и получилось.
      Когда к концу дня они вышли к Стене, то к радости безбожника монах принял её как должное.
      Он не упал в обморок, не впал в молитвенный экстаз. Осмотрев преграду, он улыбнулся, словно ему давно было известно о том, что она встанет на их пути.
      Присев рядом он совершил охранительную пляску и со спокойной улыбкой стал наблюдать, как Шумон удовлетворяет свое любопытство. Стена была полупрозрачным монолитом лилового цвета. Высоту её он определил в десять своих ростов. Деревья на той стороне проступали сквозь нее неясными силуэтами. Подобрав с земли ветку побольше, безбожник осторожно дотронулся до поверхности Стены. Палка скользила по ней словно по льду.
      Поколебавшись, Шумон протянул руку. Едва пальцы коснулись стены, по телу пробежало ощущение колючего холодка и пропало. Стена действительно была скользкой и упругой. Он нажал на неё. Лиловое марево слегка поддалось, но за этой податливостью вскоре почувствовалась твердость камня.
      Шумон провел ладонью по стене. Ощущение колкости усиливалось, по мере того, как ладонь продвигалась вверх. На самом верху жжение стало непереносимым. Безбожник отдернул руку, и жжение мгновенно угасло.
      — Эй, брат, дай-ка пращу… — обратился он к монаху. Брат Така ни слова не говоря, снял пояс и протянул его Шумону.
      — И пару камней…
      Камень попал совсем не туда, куда он рассчитывал, но это было неважно. На мгновенье он прилип к Стене, и от места удара по поверхности разбежались оранжевые кольца, словно камень подал не в стену, а в воду.
      — Красиво, — заметил брат Така когда кольца добежали до кромки Стены и, вспыхнув, погасли.
      — Да уж, — согласился Шумон. — Что скажешь божий угодник?
      — Что уж тут скажешь? — Смиренно сказал монах. — В Ларской обители свидетельства есть о третьем воплощении. Иконы в два цвета между прочим — лиловый да оранжевый.
      — Забавно, — отозвался безбожник. — А я тебе вот что скажу. Есть у нас Пальское княжество, ты о таком верно и не слышал, так у него боевые цвета — оранжевый да лиловый.
      — Хочешь сказать, что князек Пальский у нашего эркмасса болото оттяпал? — лениво усмехнулся монах. — Оттяпал и огородил?
      — Да нет. Этого я как раз сказать не хочу.
      Брат Така всплеснул руками.
      — Не глупый же вроде человек. Понять же должен, что не людским трудом, и не высший промыслом…
      — А Божьим упущением! — докончил за него Шумон. Монах насупился, но Шумон легко потрепал его по плечу.
      — Разберемся. За тем и шли.
      Достав из мешка веревку (монах опасливо покосился на него) Шумон прикинул в руке её вес. Попытка перебросить веревку через стену была единственной реальной возможностью перебраться на ту сторону, если не считать, конечно, строительства башни из бревен, которых и срубить-то пока было нечем… Шумон, прямо сказать, не мог рассчитывать тут на успех — слишком тяжела была веревка, но попробовать определенно стоило. Первая попытка оказалась неудачной.
      Привязав к концу веревки камень, он раскрутил его, и выпустил веревку из рук. Она рванулась вверх увлекаемая камнем, но за стену не перелетела.
      Шумон не знал, поднялся ли камень над стеной или нет. Единственное за что он мог поручиться, так это за то, что камень, уже падая вниз, отлетел от нее, словно был отброшен чьей-то невидимой рукой.
      Еще дважды под насмешливым взглядом монаха он пытался перебросить веревку на ту сторону, но все попытки окончились безрезультатно.
      То есть результат-то конечно был, но что от него проку?
      Наблюдая за Шумоном, монах улыбался.
      Известно было, что Дьявол Пега умеет хранить свои тайны и надеяться на то, что он просто так откроет ее было смешно. И кому? Безбожнику, даже не верящий в того, кто поставил на их пути эту преграду!
      Самонадеянностью безбожника даже не злила, а обескураживала. Результат этой безумной затеи для брата Таки был известен заранее. Не стоило и пробовать.
      В перерывах между второй и третьей попыткой брат Така ушел в кусты и вернулся оттуда с парочкой диких дынь. Располосовав их он окликнул Шумона, рассеянно смотревшего то на верёвку с камнем, то на стену.
      — Ты, брат, совсем обезумел.
      Шумон повернулся к нему, словно ожидал дельного совета.
      — Ты одно пойми, безбожник, — ласково сказал монах. — От тебя все это нисколько не зависит. Хоть ты себе руки до колен отмахай со своей веревкой, а не захочет Карха и будем мы по сю сторону стены, ну а если захочет — чихнуть не успеешь, как на той стороне окажешься.
      — Или Карха, или князь Пальский, — поправил его Шумон, глядя на дыню. Монах на эту ребяческую выходку не обратил никакого внимания. Исполненный благодати он был выше этого.
      Подкрепившись, путники остались на месте. Путь, указанный Хилкмерином закончился Стеной. Конечно, её следовало обойти, но с какой стороны? Шумон посмотрел направо — стена терялась за частоколом деревьев налево — тоже самое. Прикрыв глаза, он восстановил в памяти план, начерченный старым охотником. Где-то правее их лес потихоньку сходил «на нет» и сливался со степью. Поворот влево сулил им достаточно неприятную дорогу через матерый лес и болото и все же Шумон выбрал именно его — уж очень ему не хотелось после случая с вознесением рыцаря, идти по открытому месту.
      — Молись, брат, — сказал он монаху, — дорога будет длинной.
      — Куда мы теперь-то?
      — Стены без ворот не бывает.
      — Умный ты больно, — поморщился монах, — учишь тебя, учишь… Не ворота искать надо, а место где Карха явит нам свою милость!
      Шумон не хотел напрасно злить монаха и поэтому ответил уклончиво.
      — Тут уж кому раньше повезет… Или мне с воротами или тебе с милостью Божьей.
      Первое время Брат Така шел молча, лишь изредка принимаясь распевать духовные песнопения. Он довольно часто отходил в сторону, отыскивая в кустах что-то съедобное, однако на шестом поприще пути принялся ворчать. Шумон не обратил на это внимания. Ему было не до этого, Появление Стены, судя по всему, было быстрым и безжалостным. Словно секира она вонзилась в лес, устлав своё подножие стволами рухнувших деревьев, место которых пожелала занять. Их путь превратился в пытку. На каждый шаг вдоль Стены приходилось четыре — пять шагов в сторону, что бы обойти поваленные в беспорядке деревья. Прорубаясь сквозь перепутанные кусты, Шумон услышал.
      — Стена и стена, а за ней что? Может за ней уже и ни леса, ни болота?
      Мысль была правильной. Он даже удивился, как это не пришло ему в голову раньше.
      Ничуть не сомневаясь в том, что лес за Стеною все-таки есть он начал искать глазами дерево повыше, чтоб поднявшись на него определить: есть ли конец у этой Стены.
      Немного спустя путники вышли на поляну, сплошь устланную синеватыми зарослями «усни травы». На другом краю поляны в небо возносились храмовые деревья.
      — Отдохнем? — спросил Шумон.
      — И подкрепимся! — брат Така бросил на землю порядком раздувшийся мешок. Карха воздвигнув стену и повалив деревья, позаботился в неизреченной милости своей об их пропитании.
      — Хорошо. Только сначала… — Шумон кивнул в сторону деревьев. Монах все понял без слов.
      Скинув рясу, Младший Брат полез на серый, залепленный лишайником ствол, возвышающийся над окрестностями. Шумон с травинкой во рту наблюдал за ним. Монах, с проворством голодного жука, быстро лез по стволу вверх, туда, где в небо поднимались самые сочные листья. Оттуда сыпались ветки, сухой мусор.
      — Ты что там, гнездо вьешь? — нетерпеливо крикнул Шумон. — Рассказывай, что видишь.
      — Болото на месте. Пахнет, — откликнулся монах. — Драконы!.
      В том, что болото осталось на прежнем на месте Шумон не сомневался. Другое интересовало его сейчас.
      — Посмотри на Стену. Есть ли где-нибудь проход?
      Монах молчал долго. Снизу было видно как он вертит головой, пытаясь что-то разглядеть.
      — Нет, — наконец донеслось сверху. — Прохода не вижу.
      — Та-а-ак, — выдохнул безбожник. У него оставалась надежда на слабость зрения монаха.
      — Эй, брат, — окликнул он его и подняв два пальца спросил.
      — Сколько пальцев?
      — Два, — донеслось сверху.
      Шумон в расстройстве сел на землю. Зрение у монаха было как у птицы. Вскоре к нему присоединился и Младший Брат. Он тяжело дышал, горела оцарапанная щека, а порты были измазаны свежей зеленью.
      — По-моему стена вокруг всего болота.
      — А со стороны альригийцев?
      — И там тоже.
      — Что делать будем? — спросил Шумон.
      — Дальше пойдем, — беззаботно, словно это было само собой разумеющимся, сказал монах. — Тень Кархи над нами. Я верю в это.
      Он плеснул из фляги воды в ладонь и ополоснул лицо.
      — Там впереди трех поприщах что-то вроде большой поляны и развалины какие-то. Посмотреть бы надо.
      Шумон согласился. Пока у него не было своих идей, он мог довольствоваться идеями Младшего Брата.
      Подкрепившись, они продолжили свой путь вдоль стены. Деревья становились все ниже и вскоре над зеленой полосой листьев они увидели голубую полоску неба. Стволы уже не загораживали панораму и позволяли путникам видеть вперед шагов на двести. Увиденное ошеломило Шумона.
      — Город? — удивленно сказал он. — В этой глуши?
 

Дурбанский лес.

Развалины «Города Справедливости».

      Путники миновали разрушенную стену.
      Лес уже крепко вцепился в отобранный у него когда-то людьми клочок земли, однако остовы домов и остатки мощеных камнем улиц сопротивлялись его нашествию.
      То, что когда-то было дорогой, вывело их на широкую поляну, поросшую подлеском, когда-то, видимо, бывшей центральной площадью.
      Шумон остановился, огляделся.
      Не ясно было, кто кому помогал в разрушении города — то ли время людям, то ли наоборот, но одно ему было совершенно ясно: оба этих разрушающих начала соединились здесь, чтоб уничтожить город. Монах смотрел по сторонам хмуро, словно любопытство сыграло с ним скверную шутку, заведя его в это место. Осмотрев ближайшие развалины, он мрачно сообщил:
      — Плохое место. Проклятое.
      Не оборачиваясь — развалины были куда интереснее монаха — Шумон спросил:
      — Ты знаешь что это?
      — Похоже, что да, — кивнул монах. — Город Справедливости. Гнездо ереси Просветленного Арги. Воистину гнездо Дьявола!
      Это была новость! О городе ходили разные слухи, то толком никому ничего известно не было.
      — Да ну?
      — Засеку помнишь? И засека и город так же их рук дело.
      В словах брата Таки Шумон не уловил осуждения. Давно сгинувшие люди вложили во все это свои силы и ум, и не смотря на то, что титанический, хотя и оказавшийся бесполезным труд, пошел прахом, он все равно внушал уважение.
      Разобравшись с городищем, экс-библиотекарь повернулся к Стене. В этом месте она теряла свою идеальную прямизну и обходила развалины по широкой дуге, словно понимая, что пройди она иначе, люди, когда-то жившие в этих домах, могут обидеться. Шумон смотрел на изгиб как зачарованный. Он говорит ему о многом. Стена не появилась сама собой. Стену поставил кто-то, кто мог отличить развалины человеческого жилья от простой груды бревен.
      Заходящее солнце скатывалось за Стену, погружая людей и развалины в темноту. Еще несколько мгновений оно заливало лиловым светом, прошившим Стену насквозь, а потом увязло в болоте. Пользуясь последними мгновеньями дня, путники собрали кучу хвороста, и затащили её в полуразрушенное каменное здание, поднятое над площадью на ступенчатом постаменте.
      К предложению Шумона заночевать в развалинах монах отнесся очень неодобрительно, однако безбожник просто не стал слушать возражений монаха. На все его просьбы уйти из города он отвечал успокаивающим похлопыванием по плечу, и монаху пришлось смириться.
      Пока Шумон возился с костром, тот с особым тщанием несколько раз оплясал место ночлега, совершив вечернюю и охранительную пляски.
      Когда он закончил, Шумон, готовивший вечернюю трапезу спросил:
      — Ты что-то словно не в себе? Случилось что?
      — Плохое место, — угрюмо в который уж раз, повторил монах. — Очень плохое. Дьявольским следом помечено! Зря мы здесь.
      Не принимавший всерьез настроение монаха Шумон усадил его около костра.
      — «Рука его над нами», — напомнил Шумон. — Чего же ты боишься?
      Он засмеялся.
      — Приведений?
      — А хотя бы и их, — прищурив глаза ответил монах. Посмотрев на младшего Брата, Шумон понял, что его спутника беспокоит нечто более реальное, нежели призраки. Он посерьёзнел.
      — Так чего же ты боишься?
      — Людей.
      Шумон невольно оглянулся.
      — Людей, людей, — подтвердил монах. — Живых приверженцев Просветленного.
      — Здесь?
      — Именно здесь. Где же им быть как не тут? «Муха ведь всегда там, где смердит».
      — Ты выражаешься как поэт.
      — Это не я. Это Брат Фега «Свет и Сияние».
      — Какие мухи? Тут ни мух, ни душ, ни тел, — удивился безбожник. — Ты же сам видишь — развалины пусты.
      Брат Така с сожалением посмотрел на товарища.
      — Пусты… — пердразнил он. — Я этих людей в деле видел. Ты на него сядешь и не заметишь. Рукой схватишь — а он из руки как вода вытечет…
      Темнота быстро накрыла город. Менять место ночлега теперь было опаснее, нежели оставаться на месте, и брат Така махнул рукой.
      — Просветленный очень силу да умение за себя постоять в людях ценил. Сам в этом деле большого мастерства достиг и приверженцев себе таких же подбирал.
      Ты думаешь, легко им было Гэйль взять? Да без людей Просветленного эта толпа огородников и к стенам-то не подошла бы. Это уж потом, когда Император кавалерию прислал, тогда уж умелец на умельца пошел. Фермеры-то разбежались, а Просветленный со своими в лес отошел. Вот тогда они и показали чего стоят. Я до этого места не дошел, — монах улыбнулся, словно вспомнил что-то приятное. — Мне еще в монастыре голову проломили. Но уж того чего я там насмотрелся — не забуду.
      Шумон слушал и кивал.
      При Императорском дворе отличавшемся большой веротерпимостью (Император считал себя человеком далеким от вопросов веры) ему приходилось встречаться и с приверженцами Просветленного Арги, а одного из них (Эрмитриона, счетовода Императорской библиотеки) он даже знал лично.
      Эрмитрион был небольшим и тощим мужичком, уже в годах и никак не походил на тех безжалостных и умудренных в единоборстве пробивателей монашеских голов, столь живо обрисованных братом Такой.
      — И что же все они такие были? — спросил Шумон, держа в памяти щуплую фигурку Эрмитриона.
      — Все, — подтвердил брат Така и тут же поправился. — Тех, кого я видел — все!
      Шумон расхохотался.
      — Я тоже знал одного просветленного.
      Монах вопросительно поднял брови.
      — На него сядешь — переломится, рукой сожмешь— не вода польется, а труха посыплется.
      Монах не обиделся на недоверие Шумона, только сказал:
      — Ну, это твоё счастье. Мне другие попадались… Тут где-то, кстати, место одно есть. Подземелье. Там он…
      — Подземелье? — насторожился книжник.
      — Да. Подземелье. Просветленный там своих людей испытывал.
      — Откуда ты знаешь об этом? — спросил Шумон.
      — Рассказывали люди, — неопределенно ответил монах. — Они его называли «Ходом 12 смертей». Кто его проходил, того Просветленный особо выделял. Так они…
      — А что там было?
      — Никто не знает.
      — Так уж и никто? — усмехнулся безбожник.
      — До чего ж люди одинаково устроены, хоть дураки, хоть умные… — одобрительно кивнул монах. — Когда мне об этом рассказали, я точь-в-точь так же спросил.
      — И что же?
      — Отвечу тебе, как мне ответили: кто не ходил — не знает, а кто прошел или там остался — не скажет.
      Шумон потер рукой лоб.
      Рассказ монаха, при всей его вздорности нес в себе зерно здравого смысла. Если конечно он был правдив, то он давал им еще одну возможность (кроме ворот и Божьей милости) попасть за Стену.
      — Как считаешь, чтоб от двенадцати смертей увернуться места много нужно? А?
      Младший Брат медленно кивнул, представив себе тоже, что и безбожник — подземный ход, начинавшийся в городе и уходящий за Стену.
      — А не боишься среди чужих смертей на свою наткнуться? Сразу двенадцать штук — не шутка.
      Шумон серьезно возразил:
      — А я и с одной шутить бы не стал…
      Монах посмотрел на него внимательнее, словно пытался разглядеть то, что недосуг было разглядеть раньше.
      — Слабоват ты для этого дела… У Просветленного молодцы были — не чета тебе.
      Шумон отчего-то почувствовал обиду.
      — Это я им не чета,
      Он выразительно постучал себя по высокому лбу.
      — Пять лет прошло все таки. Если там и вправду что-то было, то уж истлело давно.
      Монах неопределенно пожал плечами.
      — Я так понимаю, что мы просто так через Стену не переберемся. Не для того ее строили, чтоб запросто туда попасть можно было бы. Разве только подкоп сделаем… А вот если этот ход еще цел, то все возможно…
 

Дурбанский лес.

Город Справедливости.

Колодец.

      Все следующее утро они осматривали развалины, отыскивая вход в подземелье. Ни тот ни другой не представляли где он может находится и как выглядеть поэтому немудрено, что хотя его никто не прятал отыскали они его только к тогда, когда солнце уже съехало вниз, пройдя почти две трети положенного ежедневного пути. Бестолковые эти поиски приведи их в подвал одного из разрушенных зданий, где они и обнаружили выложенный камнем колодец. По его стенам, растворявшимся в негостеприимной темноте, спиралью уходили вниз опоясывающие его выступы — ступени. Вокруг колодца Шумон насчитал двенадцать круглых камней. По каменному полу, откуда-то из темноты, тек прозрачный ручеёк. Он скользил между обломками камней вспыхивал яркими бликами в одиноком солнечном луче, пробившимся через разбитые перекрытия и стекал в темноту колодца. Где-то глубоко внизу вода разбивалась о камни. Шум возвращался назад в подвал, наполняя его глухим угрожающим бормотанием. Увидя ручей брат Така ухватил Шумона за руку и сказал торжественно:
      — Вот он. Знак!
      — Посмотрим, посмотрим, — ответил Шумон, озабоченный открывающимися перспективами.
      Темнота не сулила ничего приятного, да Шумон и не ждал от неё ничего доброго. Выйдя из монастырского подвала, он с осторожностью относился к любому месту, напоминавшему хотя бы и отдаленно, столь не любезное его сердцу подземелье.
      Привязав веревку к обломку столба, словно пенёк торчавшему рядом с колодцем, экс-библиотекарь начал спускаться вниз. Из колодца тянуло холодом. Несильный сквозняк поднимал снизу запах сырости и тления.
      Льющаяся сверху вода, когда он неловко поворачивался, попадала ему на голову и стекала оттуда до самых пяток. Спускаться было трудно, но Шумон находил время и поглядывал на верх.
      Привыкшие к темноте глаза скорее угадывали, чем видели свет над головой. Более темным пятном там выделялась фигура Младшего Брата. Время от времени он спрашивал озабоченности.
      — Эй? Эй? Эй?
      Шумон не отвечал ему — было не до того, но до монаха долетало напряженное дыхание безбожника, и он успокаивался.
      Задержав спуск, Шумон бросил припасенный еще наверху камень и почти тотчас услышал, как тот ударился о дно колодца и покатился по камням. Спустившись чуть ниже, безбожник почувствовал под ногами дно.
      — Прибыл! — крикнул он, вместе со словом выпуская напряженное ожидание беды.
      Эхо исказило голос, но монах услышал его.
      Сверху он увидел, как в кромешной тьме вспыхнула и разгорелась яркая звездочка — Шумон зажег факел. Потом она пропала, опять появилась. Монах понял, что там внизу какой-то зал и Шумон ходит по нему. Брат Така зашептал охранительную молитву. Не успел он дочитать ее и до середины, как снизу донеслось.
      — Вылезаю. Помоги.
      Веревка натянулась, задрожала, принимая на себя вес Шумона. Монах ухватился за нее и потянул, радуясь, что все обошлось.
      По пути наверх он окончательно промок и продрог. Когда он появился перед монахом, зубы его лязгали, но это не мешало ему радостно улыбаться. Сев на край колодца он сорвал с себя одежду и отжал ее.
      — Там внизу пещера и ход в сторону Стены!
      — Я же говорил что это Знак! — брат Така поднял вверх палец и провозгласил: «И будет вода тебе проводником!..»
      — Это откуда? — поинтересовался Шумон, ежась на холоде. Монах нашел не самое подходящее время, чтоб блеснуть образованностью.
      — «Отповедь искусителям» Кабрина.
      — А насчет того чтобы костер разжечь и поужинать у твоего Кабрина там ничего не было сказано?
      Брат Така обиженно засопел. Не разозлился, не заскрипел зубами, а просто обиделся.
      — Ладно уж, извини, — по-доброму сказал Шумон. — Я ведь не со зла. Я твои заблуждения очень даже уважаю.
      Монах махнул рукой. Мудрость Кархи, что свела его с безбожником оставалась за рамками его понимания, но даже не понятое веление Бога должно было быть выполнено.
      Выйдя из подвала, они развели костер. Шумон согрелся огнем и едой. Остаток дня ими был проведен в подготовке к завтрашнему предприятию — брат Така молился и плясал, а Шумон размышлял о неприятностях ожидающих их в самом ближайшем будущем.
 
 

Город Справедливости.

Подземелье.

«Ход двенадцати смертей».

      Утром с самым восходом солнца Шумон и брат Така вернулись к колодцу.
      Солнце еще не пробило завесу из ветвей и листьев и от этого место испытания выглядело мрачным. Даже ручей, еще вчера исполненный солнечным светом, сегодня казался неживым и словно отлитым из стекла. Из колодца тянуло холодной сыростью.
      — Мрак и безобразие, — сказал монах.
      — А лезть все-таки придется, — отозвался книжник. — Как у тебя с предчувствиями?
      — Что может с нами случится плохого, если Карха рядом?
      Шумон сбросил одежду и упаковал ее в мешок.
      — Раз так… Вы с Кархой тут пока постойте, а я вниз.
      Он посмотрел в темный зев. Где-то там, за темнотой наверняка было дно, и там их могло ждать все что угодно. Конечно, он не верил в призраков, Дьяволовых подручных и тому подобные сказки, но там вполне могла прижиться семейка змей или ядовитых пестрых пауков. А если ход все-таки действительно сообщался с болотами, то змеи там были наверняка.
      Он привязал веревку к уже знакомому обломку и, ничуть не стесняясь наготы, перелез через каменное кольцо. Сразу стало мокро. Пальцы ног занемели от ледяной воды и он зашипел от ощущения холода, попавшего под кожу.
      Держась за веревку Шумон начал спуск. Ступени держались крепко. Они были вытесаны точно на длину ступни, и единственным неудобством было то, что некоторые их них, особенно с той стороны, где текла вода поросли мхом. Ноги на нем скользили, и приходилось крепче держаться за веревку, чтоб не сорваться вниз.
      Где-то на полпути Шумон остановился перевести дух. Темнота вокруг становилась все более и более непроглядной, а внизу ступени и вовсе терялись во мраке.
      Отпустив веревку, он немного постоял, прислушиваясь к шуму падающей воды. Шум будил жажду. Безбожник набрал воды в пригоршню и напился.
      — Эй! — крикнул он вверх. Там появилась голова брата Таки.
      — Что?
      — Воды набери. Не забудь…
      Монах кивнул, голова его исчезла. Шумон отыскал глазами следующую ступень и сделал шаг. Наступая на нее, он чувствовал надежность камня, но спустя мгновение раздался хруст, словно сломалась высушенная временем кость, и под ногой не оказалось ничего. Шумон вскрикнул, обеими руками вцепившись в веревку и, вцепившись в веревку двумя руками, повис над пустотой.
      Сейчас же над ним появилась готова брата Таки.
      — Что случилось? — крикнул он. Шумон перехватил веревку ногами и чуть съехал по ней вниз. Коварная ступень оказалась прямо напротив глаз. Он рукой тронул её и она снова, как и мгновение назад, с сухим щелчком убралась в стену колодца.
      — Первая!
      Брат Така понял его. Первая смерть.
      Не отводя от нее глаз, Шумон продолжил спуск. Сюрпризов больше не было. Просветленный, похоже не любил повторяться. Ступени крепко стояли на своих местах и не таили никаких неожиданностей.
      Встав на дно, он свистнул. Веревка поползла вверх и вскоре вернулась с мешком брата Таки. Положив его на возвышение, безбожник достал свою одежду и факел. Вскоре в его свете он наблюдал, как сверху спускается вязанка веток, которыми они намеревались освещать путь. Потом внизу оказалось небольшое бревно, а затем вниз полетела и сама веревка. Предупрежденный Шумоном, брат Така спускался с осторожностью каждый раз, пробуя ступень на прочность. Пользуясь своим ростом, он иногда, когда считал ступеньку не надёжной, упирался руками в противоположную стену и таким образом проходил участки казавшиеся ему опасными. У ненадежной ступени его ждал поднявшийся снизу Шумон. Ему было видно, как грузная фигура монаха едва поворачивается в колодце.
      «Такой, если и упадет, до дна не долетит. Застрянет», — подумал он, а вслух сказал:
      — Вот тут поосторожней.
      Внизу, облачившись в рясу, монах совершил преддорожную пляску. Плясал он с прежним усердием, но острый глаз Шумона отметил, что монах плясал заметно быстрее обычного. Понаблюдав за ним он увидел, что глаза его неотрывно смотрят на брешь в стене.
      «Любопытство!»— понял Шумон. — «Все у него как у людей!»
      Действительно любопытство терзало монаха не меньше, чем безбожника.
      В полутемном зале ход выделялся мрачным пятном на одной из стен. Как не старался брат Така сосредоточиться на пляске, ему это не удавалось. Глаза сами собой искали мрачный проём, а в голове вертелось вчерашнее:
      «Кто не ходил — не знает, а кто прошел или там остался — не скажет.»
      Отплясав положенное, Шумон дернул веревку.
      — Оставь, — сказал Шумон. — Пусть висит. Нам по ней еще назад выбираться.
      Монах посмотрел на него с недоумением.
      — Привел нас сюда Карха, он и выведет… Причем тут твоя веревка?
      Спорить Шумон не стал.
      — Тебя пусть Карха хоть за уши тянет, а я уж как-нибудь сам, по веревке…
      Монах пожал плечами, подхватил бревно и стал пристраивать его за спину. По их договоренности монах должен был идти вторым. Шумон был уверен, что справиться с любой неожиданностью, а на долю брата Тани останется лишь следовать его советам. Брат же Така был настроен более серьезно. Он думал, что название «Ход двенадцати смертей» это подземелье получило не случайно. Хорошо помня мастерство приверженцев Просветленного, он понимал, что и на его долю достанется много интересного. Он шел вторым с совершенно спокойной совестью, понимая, что смерть тут может прийти и сверху, и снизу и спереди и сзади. Поэтому бревно, пристроенное за спиной, он не считал лишним.
      Монах подпрыгнул несколько раз, проверяя, крепко ли оно держится, и нетерпеливо спросил:
      — Ну?
      Шумон решительно шагнул в темноту.
      С этого шага, он хорошо понимал это, они начинают состязание между коварством давно умерших творцов «Хода двенадцати смертей» и их сообразительностью и смелостью. Он не ждал неожиданности от первых шагов по темному лабиринту и отчасти оказался прав.
      Первые два шага не принесли ничего, зато третий…
      Пол резким рывком ушел вниз, и они полетели куда-то в темноту
      Спустя мгновенье Шумон, угодивший в западню первым, коснулся пола. Ловушка была неглубокой. За грохотом метательных камней, посыпавшихся из рясы Брата Таки, он ничего не услышал, но спиной почувствовал близость монаха, падающего следом. Безбожник не сумел не только подняться, но даже и подумать об этом. Придавленный монахом он только дернулся, но мгновение спустя тяжёлый удар припечатал его к полу. Несколько секунд оба лежали неподвижно, приходя в себя.
      — Что там? — простонал Шумон.
      — Не могу повернуться, — прохрипел монах. — Он меня держит.
      По спине безбожника словно ледяные паучки пробежали.
      — Держит?
      Шумон представил огромную когтистую лапу, лежащую на спине монаха, темноту над ним, таящую в себе огромную отвратительную морду с зубами-кинжалами и попытался выползти из-под монаха. Тот лежал недвижной глыбой. Шумон дернулся раз, другой,
      — Шевелись! Сожрут же! — крикнул безбожник.
      — Зубы обломают, — бодро отозвался монах. В голосе его Шумон не услышал страха. Монах явно видел больше безбожника. — Кто на тебя худого позарится…
      Никакой это был не зверь. Скрытый в стене механизм нанес удар чудовищной силы — рукоятка секиры от удара переломилась, а лезвие глубоко засело в дереве. Все это Шумон увидел, выбравшись из-под монаха. Ухватившись за обломок рукояти, он с трудом вырвал его из дерева.
      — А ты говоришь пять лет, — сказал брат Така сиплым голосом, разглядывая блестящее лезвие. — Если б по спине…
      — Если б по спине, — отозвался Шумон, — тогда бы до бороды разрубил.
      Он передернул плечами.
      — Теперь я, пожалуй, могу представить, что за люди выходили отсюда.
      — Что-то дальше будет, — голосом, не обещающим ничего хорошего, сказал брат Така. Он собрал вывалившиеся у него камни, по хозяйски поднял обломанную секиру, ногтем щелкнул по лезвию. Металл отозвался тонким комариным звоном, напоминавшим о заупокойной церемонии.
      — Одна радость. От двух увернулись. Осталось только десять.
      — Только-то… — усмехнулся Шумон и поднял факел.
      Провалившись вниз, они оказались в каменной щели. Запах влаги тут уже не чувствовался. Огонь освещал сухие стены, пропадавшие в темноте, но отнюдь не заканчивающиеся там. Тем же порядком — Шумон первый, монах следом за ним — они, осторожно ступая, двинулись вперед.
      Ход, хотя и был широк, (в некоторых местах монах, расставив руки не доставал от стены до стены), но низок. Бревно только что спасшее ему жизнь то и дело задевало за потолок, но брат Така не спешил с ним расстаться. Чуть пригнувшись, он выглядывал из-за плеча Шумона, прикрывая им его голову и одновременно пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте.
      Они двигались вперед с осторожностью пестрых пауков. После секиры благодушия у Шумона сильно поубавилось. Две первых ловушки, настороженные пять лет назад, сработали так, словно и не было этих пяти дет бездействия, тишины и молчаливого ожидания своего часа. Было ясно, что остальные десять ловушек сделаны не менее добросовестно.
      Вскоре они увидели перед собой отблески огня на полированных гранях. Не доверяя своим глазам, Шумон пощупал камни.
      — Тупик, — удивился он.
      — Не может быть, — очень уверенно возразил брат Така. — Не мог нас Карха в тупик завести!
      Пока Шумон с сомнением смотрел на стену, монах упершись в камни, попытался сдвинуть их. Ряса натянулась на могучих плечах, затрещала. Он чувствовал что-то, что не чувствовал Шумон.
      — Помоги, богохульник, — скомандовал монах, продолжая нажимать на камень. — Неужто считать разучился? Две прошли, значит остальные десять за этой стеной…
      Шумон ухватился за какой-то выступ, и стена сперва дрогнула, а потом сдвинулась с места и со скрипом отодвинулась в сторону.
      — Лишь бы не все сразу.
      Он не успел поднять факел, оставшийся лежать на поду как в открывшейся перед ним пустоте что-то громко треснуло. Брат Така, оказавшийся впереди отпрыгнул в сторону, заваливаясь назад. Он валился, валился вниз, но никак не мог упасть — бревно зацепилось своим верхним концом за какой-то выступ и он в полулежачем состоянии отчаянно скреб ногами по камням стараясь отодвинуться подальше от чего-то такого, что видел только он, но никак не мог этого сделать
      Шумон прыгнул к монаху. Ухватившись за бревно, он, упершись ногами стену, дернул его вниз. Что-то захрустело, и они повалились на догоравший факел. Спине стало горячо, Шумон попытался встать, но монах, почувствовавший его движение, крикнул:
      — Лежи!
      Безбожник осторожно откатился к стене. Факел потух. Он смотрел в темноту. Там плавали какие-то цветные пятна, летали искры. И ничего более.
      — Что там?
      — Не знаю, — сказал монах, — но у него копье!
      Вряд ли там был человек. Никакое терпение не вечно, а пять лет в этом подземелье вполне можно было приравнять к вечности.
      Достав из кармана огниво, Шумон застучал им, высекая искры. Через несколько минут ход вновь осветился. Они сидели друг против друга. То есть сидел только Шумон, а брат Така лежал там, где упал. Перевернувшись со спины на живот, он, ругаясь, развязал веревки и снял бревно. Убедившись, что спутник его цел и невредим, Шумон посмотрел вглубь коридора. Там в пяти-шести шагах от него отражая неверный свет факела, из темноты блестел металлический наконечник. За ним смутной тенью угадывалось древко копья уходящее в стену.
      — Покойник с копьем, — пошутил сквозь страх Шумон. Страшно ему стало по-настоящему. Впереди был не живой покойник, ни черный колдун, ни дьявол Пега — сказки это все — а кто-то живой, реальный…
      Злобно скалясь монах произнес:
      — Так уж и покойник…. Посторонись-ка.
      Шумон повернулся. Брат Така отошел назад, держа бревно подмышкой. Свободной рукой показал.
      — Ты к стеночке, к стеночке поближе….
      Шумон послушно пододвинулся к стене, освобождая ему место. Брат Така по молодецки крякнул и, сделав несколько энергичных шагов, метнул бревно вперед.
      Оно еще не успело долететь до цели, как монах уже лежал рядом с Шумоном, уткнувшись лицом в камни. Впереди раздался треск, за ним — громкий щелчок и над ними вдоль по коридору пронеслись обломки копья.
      — Третья!
      Шумон поджег упавший рядом обломок древка. Сухое дерево занялось весело и жарко. В свете двух факелов они внимательно оглядели расщелину. Шумон увидел, что ошибся. Ничего живого там не было, а стояла в отдалении обыкновенная метательная машина, выбрасывающая копье, когда обрывалась натягиваемая в нескольких шагах перед ней веревка. Таких устройств Шумон в своё время навидался достаточно, да и брату Таке они были не в диковинку. Присев на корточки безбожник попытался найти веревку, ведущую к спусковому механизму, но ничего не обнаружил, кроме каких-то волокон неизвестного происхождения. Он тихо рассмеялся. Веревки не было, а без нее ловушка хоть и настороженная сработать никак не могла. Поняв в чем дело, брат Така ничуть не смущаясь, пожал плечами — кто ж знал?
 

Город Справедливости.

«Ход двенадцати смертей».

Пещера.

      Укрепив бревно на спине монаха, они вновь двинулись вперед, ожидая нового удара из темноты. Они медленно, ощупью, крались вдоль стен, готовые принять любую неожиданность не зная что её не будет. Откуда им было знать, что пять лет назад этот коридор простреливался тремя арбалетами и по сей день стоящими где-то над их головами, но безобидными сейчас из-за того, что некому было натянуть их тетивы? Только в конце коридора, там, где света факела уже не хватало на то, чтоб рассеять мрак большой пещеры, прошлое напомнило о себе.
      На выходе из коридора, с двух сторон, почти вплотную друг к другу стояли две клетки. Проход между ними был настолько узок, что протиснуться там можно было лишь боком. Не особенно приближаясь к ним, Шумон поднял факел.
      — Что это? — спросил монах у него из-за спины.
      — Клетки? — не-то спросил, не-то ответил безбожник. Толстые, с руку, жерди огораживали кусок пещеры длинной и шириной в два человеческих роста. Внутри клеток никого не было. Только какая-то труха и осколки костей.
      Шумон резко опустил факел. Пламя фыркнуло разгораясь. Труха оказалась остаткам подстилки, истлевшей от времени. Она уже даже не пахла ничем живым. Монах, оттеснив Шумона в сторону, самым внимательным образом осмотрел жерди.
      — Зверей держали. Другого пути из коридора кроме как между клетками не было.
      Он представил какую ловкость должны были проявить испытуемые, которым нужно было даже не пройти — проползти, протиснуться между двумя клетками с когтистыми тварями.
      — Как их только не забыли тут в этой суматохе? Когда общий штурм начался…
      Вместо ответа Шумон сунул факел в клетку и в дальнем конце монах увидел пролом.
      — Звери о себе сами позаботились. Давай-ка и мы поступим так же.
      За клеткам начиналась большая пещера. Факел освещал небольшой кусочек каменного пола, и что было там, в темноте, люди могли только гадать.
      — Хороша норка, — сказал Младший Брат, вертя головой. — Представляешь, какие тут червячки живут? Слышал историю про зверя-тарвала?
      — Сказки это все, — пробурчал Шумон, — нет такого зверя. Лишь бы не разбойники… Эти тоже к пещерам неравнодушны.
      Пройдя по пещере с четверть поприща, они вышли к обрыву. Земля тут обрывалась, и край отвесно уходил в темноту. Брат Така бросил туда один из метательных камней, прислушался, но тот канул в темноту беззвучно, словно в шерсть.
      — Ну и что? — спросил Шумон.
      — Если не вперед, то назад…
      — Тогда вперед…
      Не сговариваясь, они осторожно расползлись в разные стороны от оставленного на камнях факела, и вскоре Младший Брат крикнул:
      — Нашел! Мост!
      То что нашел Брат Така за мост можно было принять только в потемках. Наверняка это было частью какого-нибудь испытания — слегка обтесанное бревно шириной две сложенные вместе ладони уходило в темноту и не известно было упирается ли оно там во что ни будь или просто повисает над пустотой. Однако ничего другого им Просветленный предложить не мог.
      — Как они тут ходили? — спросил Шумон, понимая, что ответа не получит.
      — Кто тут только ходил? — поправил его Младший Брат. Глядя на освещенный конец моста Шумон опять спросил.
      — И кто выходил с другого конца?
      — Это— простой вопрос… Про трульдовских проникателей слышал?
      — Слышал, конечно… Кто про них не слышал.
      — Я точно знаю, что их учил кто-то из тех просвещенных, кто этот ход прошел.
      — Пройдем и мы — и будет нам честь и слава…
      Посмотрев на хлипкий мостик, брат Така с сожалением снял с плеч бревно. Риск получить стрелу в спину тут был несравненно меньше, нежели возможность сорваться из-за него вниз. Вместо бревна он, тщательно перевязав, водрузил у себя за плечами свой мешок. Шумон все это слышал, но не видел. Он стоял спиной к монаху, оценивающе осматривая мост. Доверия это сооружение не внушало никакого, кроме того, он смутно догадывался, что висит он тут не спроста.
      «Как по-умному все сделано, — подумал он. — Идешь между стен, свернуть некуда. Вот стеночки-то тебя прямо на ловушку выводят… А тут вообще не увернуться…»
      Делать, однако, было нечего и, собравшись духом, он вступил на него.
      Бревно под ногами колыхнулось, оправдывая самые неприятные ожидания Шумона. Шаг. Еще шаг. Бревно дрогнуло и словно большая рыба попыталось уйти в глубину. Чуть повернув голову, Шумон увидел монаха.
      Он хотел, было, остановить его, но услышав причитания монаха: — «Ай, зря бревно бросил. Ай, зря…» почел за лучшее сказать лишь:
      — Ты потише там.
      Мелко семеня, стараясь попасть в такт движениям бревна, Шумон двигался вперед, не забывая при этом смотреть под ноги. Пламя факела плясало в воздухе, освещая мост едва на пять шагов. Что там было дальше безбожник не знал, н даже не пытался гадать. Опыт и здравый смысл подсказывали, что там может быть все что угодно.
      «Нет лучшего мешка для неожиданностей, чем темнота» — подумал он и словно в ответ на его мысли где-то раздался протяжный скрип. Его услышал и монах. Они остановились, ожидая что произойдет дальше, и дождались.
      Произошло все чрезвычайно быстро.
      Далекий скрип сменился сухим приближающимся шелестом. Услышав его Шумон выставил руку с факелом словно стараясь раздвинуть темноту перед собой.
      Именно в это мгновение что-то светлое с растопыренными во все стороны белесыми отростками влетело в освещенное факелом пространство и смело Шумона бревна. Слабый вскрик его унесло в темноту. Монах упал ничком. В лицо ему пахнуло запахом гнилого дерева. В обступившей его темноте он лихорадочно соображал, что же произошло?
      Он успел заметить только множество растопыренных лап. Воображение живо дорисовало все остальное— когти, горящие глаза, кривые жвала, сочащиеся ядом….
      В этот момент, когда мужество почти покинуло его, он услышал голос Шумона:
      — Э-ге-ге! — кричал тот. — О-го-го!
      И не было в его голосе ни страха, ни боли, а было какое-то очумелое торжество. Голос безбожника приближался. Брат Така поднял глаза. Освещенное факелом лицо Шумона неслось обратно.
      То ли неожиданно бодрый голос Шумона, то ли свет разгоревшегося на ветру факела словно сдернули пелену с глаз монаха. Шумон пролетел рядом с ним, обдав его запахом гнилого дерева, и унесся в темноту. Глядя вслед ему, монах вдруг понял тщетность своего страха. Никакой это не паук, а всего-навсего изрядной величины пенек на длинном канате.
      Шепот страха в ушах умолк. Впереди и позади себя он услышал шелест и почувствовал порывы ветра. Он не видел, но чувствовал, как над погруженным в полную темноту мостом болтались туда-сюда несколько пней.
      С неумолимостью предначертания Шумон вновь пролетел над мостом. Монах проводил его взглядом.
      — Прыгай!
      — Нет. Опасно! — крикнул в ответ Шумон, проносясь над бездной. — Останови меня. Брось мне веревку!
      Он воткнул факел в гнилое дерево и приготовился ловить её.
      Монах, однако, не спешил. Сев на мостик, он сперва крепко привязал один конец к нему, а другой конец, аккуратно смотав в кольцо, взял в руки.
      — Держи!
      Веревка взвилась вверх, к несущемуся на монаха пню. Им повезло. Шумон поймал ее с первого раза, и брат Така, намотав на ладони полы своего балахона начал притормаживать движение Шумона. Веревка дергалась, он то отпускал её, то снова сматывал. Дважды из-за этого он чуть было не сорвался с моста, но и результат был на лицо — пенёк колыхался все более лениво.
      — Четвертая это или пятая? — спросил сверху Шумон.
      — Ты сперва слезь, — сквозь зубы отозвался монах, — а то летаешь тут как… муха.
      Шумон высокомерно улыбнулся. По своему монах был, конечно прав — путь оказался трудным и опасным, но и он был прав — справились же вот… Уже с десяток раз проскочив туда и обратно, пенек вдруг затрещал и вспыхнул ярким бездымным пламенем. Огонь охватил сухое дерево разом, словно оно было пропитано маслом. Шумон взвыл и, рискуя сломать себе шею или разрушить мост, прыгнул к монаху. Тот подхватил его, а пенек, освободившийся от груза, улетел в сторону, унося с собой факел.
      — Ну что? Накатался? — поддерживая Шумона, спросил монах. Шумон кивнул, но тут глаза его выкатились и он крикнул:
      — Назад!
      Монах отпрянул, безбожник распластался на мосту, а над ними, рассыпая искры, пронесся пылающий пень.
      Они проворно отползли подальше. В свете мечущегося клубка пламени им были хорошо видны и другие маятники, размеренно двигавшиеся над мостом.
      Так, где ползком, где на карачках, они перебрались на другую сторону. Худшие опасения Шумона к счастью не оправдались. Конец у моста все же был, и, что самое главное, он упирался в такую же каменную площадку, как и с другой стороны.
      Добравшись до нее, они повалились на камни, рассчитывая передохнуть.
      Огненный шар первого маятника уже не качался над мостом, а висел над ним, рассыпая искры. Издали зрелище выглядело великолепно: по пещере разливался ровный оранжевый свет, в котором плавно и величаво проносились гигантские тени качающихся маятников, иногда по пещере проносился треск и из пня вылетал фонтан белых или желтых искр. Они, медленно догорая в воздухе, спускались вниз.
      — Красота, — сказал монах, издали любуясь тем, что вблизи чуть не стоило им жизни. Шумон согласно покивал, с судорожным всхлипом втягивая в себя воздух. Дорога к истине, как оказалось лежала через подвиги, а подвиги давались нелегко.
      Отдышавшись, они огляделись. «Ход двенадцати смертей» не кончался этой ловушкой. В стене, рядом с ними, чернело его продолжение. Было видно, что коридор шел вверх.
      — Сколько их уже было? — спросил Шумон, предлагая монаху посчитать. Тот начал загибать пальцы.
      — Колодец, секира, копье. Звери в клетках опять же, наверняка тоже не для красоты там стояли… Мост. Пять получается.
      — Значит еще семь. Ведь и впрямь убить могут! — серьезно сказал Шумон. — Вот что значит на совесть люди работали..
      Он поднялся.
      — Ничего. С Божьей помощью одолеем… Пойдем что ли?
      Люди прошли по коридору почти четверть поприща, когда за их спиной раздался грохот. Они остановились. Шум, умноженный эхом, прокатился через них и унесся вперед.
      — Что это?
      Какое-то время они стояли молча, соображая, что к чему.
      — Мост, ногой тебя в грудь! — воскликнул Шумон и бросился назад. С каждым шагом становилось все светлее и светлее. Вбежав в пещеру, Шумон увидел то, что ждал и чего боялся. Мост горел. Точнее догорал. От него осталась только одна половина, полыхавшая веселым оранжевым пламенем… Вторая половина кучей обломков лежала внизу на дне пропасти.
      — Обратно нам тут не выйти, — подвел черту под печальным молчанием Шумон. — Все… Пропала веревка…
      Брат Така удивленно посмотрел на него.
      — Сколько же тебе говорить можно? Как обратно выйти думать будем, когда назад пойдём. Карха дал нам возможность зайти сюда, он нас отсюда и выведет, когда нужно будет, а пока нам совсем в другую сторону.
      Он похлопал обескураженного безбожника по плечу и пошел вперед.
      По плавно поднимающемуся вверх ходу они шли довольно долго, пройдя сквозь четыре небольших зала. Ловушек на их пути толи не было вовсе, толи они не срабатывали. Лишь в одном месте им пришлось перебраться через кучу камней, свалившихся откуда-то сверху.
      Вскоре в воздухе повеяло свежим ветром, и путники повеселели — конец пути был где-то рядом. И в этот момент….
      — Глаза, — неестественно спокойным голосом сказал брат Така.
      — Что с ними? — Шумон встревожено повернулся к монаху.
      — С моими — ничего, — так же спокойно ответил монах, уставившись куда-то поверх его головы. — Впереди нас глаза.
      Шумон повернулся как ужаленный.
      — Где?
      — Смотри прямо и вверх.
      Книжник послушно завертел головой. Свет мешал ему. Он отвел руку о факелом назад и увидел, как раз там, куда судя по стенам шел ход, из темноты смотрели на них два холодных немигающих глаза. Иногда в них что-то мелькало. В темноте окружавшей их они не могли понять, кому принадлежат глаза. Они не могли определить даже, насколько велик этот «кто-то», спокойно смотрящий на них сверху.
      — Голубые глаза и зеленый зрачок, — пробормотал за спиной брат Така, — что-то такое было в «Книге откровений», что-то с Дьяволом Мэмзой, кажется.
      Он силился вспомнить, что именно, но безуспешно. На лице его появилось такое выражение, словно он не мог простить себе своей короткой памяти. Темноту вокруг людей наполнило жутковатое предчувствие последнего, решительного испытания.
      — Он видит нас? — шепотом спросил монах Шумона.
      — Факел, во всяком случае, — прошептал в ответ Шумон. — Кем бы он ни был, а факел-то видит…
      За его спиной зашуршала ряса монаха. Сняв пращу, он пристраивал в ней камень.
      — Посторонись-ка брат.
      — Подожди, — остановил его Шумон. — Он не лезет и ты погоди… Сейчас мы его рассмотрим. Сколько факелов осталось?
      Не отводя взгляда от глаз, он свободной рукой пересчитал ветки.
      — Три.
      — Дай один.
      Шумон зажег новый факел, а старый бросил, как бросают копьё. Вперед. Он не старался попасть чудищу в морду, а просто бросил по направлению к глазам. Они ждали чего угодно: леденящего душу рева, прыжка из темноты и схватки с обладателем этих немигающих глаз, но факел не пролетев и десяти шагов, ударился в стену. Искры фонтаном брызнули в разные стороны, осветив крутой поворот.
      — У него же голубые глаза! — вдруг радостно и в полный голос оказал Шумон. — Голубые глаза! Не понял?
      Монах стоял как прибитый.
      — Это же небо! Небо и листья! Мы вышли!
      Он рванулся вперед, за поворот. Коридор закручивался двумя изгибами и выходил в большой сводчатый зал. Они остановились, радуясь обилию света лившегося на них через широкие проломы в стенах. Торопясь узнать, добились ли они своего или нет, Шумон вскарабкался на обломки. Развалин города он не увидел, их загораживала Стена. Шумон едва не прослезился, поняв, что случилось, а брат Така помолчав, сказал:
      — Ну вот. А ты всё вдоль неё с веревкой прыгал. Я же говорил — знак!
      Вряд ли Шумон слышал его. Полной грудью он вдыхал свежий воздух. В смеси ароматов, где запахи текли один за другим, он сразу уловил то, чего не было перед Стеной — тяжелый и резкий запах болота.
 

Замские болота.

Заповедник «Усадьба».

Кабинет Главного Администратора.

      Для того чтобы понять, о чем думает Шеф, Сергею не было необходимости читать его мысли. Все это аршинными буквами было написано на его лице.
      Не в силах вынести полный горького недоумения взгляд начальника Сергей уставился в карту заповедника. Глядя на желтые огоньки, медленно ползающие до зеленому полю карты он вдруг с необычайной силы тоской ощутил, что вот он — молодой и здоровый мужчина, обученный и любящий своё дело стоит с потупленной головой и оправданий случившемуся у него кроме той злощасной стрелы в плече нет и не может быть.
      То, что ему поручили пошло прахом. Умнейший ученый этого мира сгинул неизвестно куда, и что с ним случилось, но знает никто, даже он хотя именно это требовалось от него в настоящую минуту. Игорь Григорьевич сидел напротив него за столом и выбарабанивал пальцами что-то бравурное
      — Плохо, — с отвращением оказал он наконец. — Очень плохо. Ко всему прочему, сударь, вы позволили себя ранить.
      У Сергея мелькнула мысль, что эту фразу он уже читал в каком-то мушкетерском романе.
      — Я понимаю, — продолжил Шеф, — что это был выстрел в спину, но зачем же, черт вас дери, вы подставляете её? Вас учили не для того, чтоб вы служили мишенью для всякого сброда.
      Сергей молчал. Не услышав возражений, Главный Администратор махнул рукой.
      — Вы свободны. Сергей. Ищите Шумона и монаха. Сперва перед Стеной, а потом и за ней.
      Он протянул Евстафию карточку с номером.
      — Кстати. Просмотрите этот информационный блок. Очень любопытная информация.
      Поняв, что разговор окончен, Сергей повернулся и пошел к двери.
      — Жизнь Шумона Гейльского в опасности, имейте это в виду Сергей, — догнал его голос Шефа. — И рассчитывать ему, кроме как на нас не на кого.
 

Заповедник «Усадьба».

Комната Сергея Кузнецова.

      Вернувшись к себе, Сергей улегся в кресле и с десяток минут лежал там, приходя в себя после разноса. Он погрузился в какое-то сонное оцепенение. Тяжелая муть разговора медленно оседала на дно души, и Сергей словно оттаивал, созерцая это. От этого приятного занятия его оторвал стук в дверь. В комнату вошел Чен-Ли— Юнь. Вместе с ним в комнату залетел запах смазки. Одного взгляда ему хватило, чтоб разобраться в душевном состоянии друга.
      — Получил? По полной программе?
      — Получил, — вяло согласился Сергей. — По полной. В одно ухо влетело, во второе вылетело оставив после себя невосполнимые разрушения…
      — Пошли в спортзал. Я добавлю. — Китаец церемонно поклонился.
      — Легкой победы ищешь? — язвительно спросил обиженный Судьбой егерь. — Над раненым издеваешься? Моя фамилия «Подстреленный».
      — Какой ты раненый! — пренебрежительно махнул рукой Чен. — Это не рана, а одно недоразумение. Говорю тебе это как знаток Восточной медицины.
      Сергей не стал спорить.
      — Ладно. Вот выполню поручение Шефа, потом делай со мной все что хочешь, китайский доктор!
      Затребованный информационный блок прибыл через минуту. Затемнив окна, Сергей вставил его в считывающее устройство. Воздух над экраном дрогнул и, словно уплотнившись, превратился в колонну. Рядом с ней появились две фигуры.
      — Кто это, — поинтересовался Чен-Ли-Юнь, присаживаясь рядом. — Наши?
      Сергей отрицательно мотнул головой. Он тронул рукой клавиши, и фигуры двинулись навстречу друг другу.
      — Встретились, пауки, — вполголоса пробормотал он и добавил для Чен-Ли-Юня.
      — Слева эркмасс Гьёрг, справа — Старший Брат Атари.
      Он коснулся сенсора уровня громкости и комнату заполнил голос эркмасса.
      — Старший Брат! Я просил тебя прийти сюда, чтобы услышать новости о твоих людях, что ты направил в Дурбанский лес. Как они?
      Старший Брат Атари молчал, с улыбкой глядя на эркмасса, ожидая объяснения причин такого любопытства. А эркмасс молчал, не считая свою просьбу чем-то из ряда вон выходящим. Наместник Императора мог кого угодно спросить не только об этом и попробовал бы этот «кто угодно» не ответить.
      — Обычно мы не лезем в дела друг друга, — наконец напомнил Старший Брат эркмассу.
      Тот улыбнулся, но улыбка за грубом лице смотрелось оскалом.
      — Конечно, но сегодня иной случай. Моими устами с тобой говорит Император Мовсий. Он требует сведений о твоих посланцах.
      — О ком? — притворился не понимающим Старший Брат.
      — О брате Таке и этом безбожнике, которого ты скрываешь в своей темнице….
      Старший Брат закивал.
      — Поздравляю, эркмасс у тебя очень хорошие шпионы….
      Эркмасс в ответ только любезно наклонил голову, принимая лестную для себя оценку противника.
      — Да. У меня есть сведения… Час назад Младший Брат Така прислал голубя с отчетом. Крепитесь, эркмасс. Дело хуже, чем даже я думал. Болото захватили слуги Дьявола Пеги.
      Он развел руки в стороны, словно извинялся за столь горькую правду. Эркмасс нахмурился.
      — Чушь… Я не верю в это ни на волос.
      Голосом спокойным и даже участливым брат Атари произнес:
      — Ничего не поделаешь. Это не слухи. Это достоверные сведения. Наше болото захвачено слугами нечистого.
      — Наше? — злобно удивился эркмасс. — Моё! Императора!
      — Не будем считаться, — мягко возразил Атари. Теперь он был сама обходительность.
      — Важно не это. Важно другое. Сейчас лес и болото в руках Дьявола!
      — Бред, — лязгнул эркмасс. — После позавчерашней твоей попытки заморочить мне голову я не верю ни тебе, ни твоему дружку Амахе. Зачем Дьяволу болото?
      Он присел было в кресло, но опять вскочил и забегал по комнате.
      Старший Брат Атари сдержанно оказал:
      — Я бы на твоем месте расценил это как наказание. Должен с прискорбием констатировать, что твой образ жизни ничуть не напоминает тот, который завещал нам блаженный Кейзи.
      Эркмасс откровенно улыбнулся и сделал какой-то странный жест рукой. Для монаха он что-то значил. Оказалось, что спокойствие монаха было показным. Оно висело на таком слабом крючке, что сорвалось и разбилось от одного жеста собеседника.
      — Не ты ли не далее как три дня назад насмехался над страданиями мучеников? А твои отношения с подругами супруги твоей?
      Сергей наблюдал за разговором с все более возрастающим интересом. Назревало что-то необычное. Было видно что брата Атари понесло. Он стоял перед бегающим эркмассом сверкая глазами. Явно ведь понимал, что разговор сворачивает куда-то в другую сторону, но не удержался и добавил:
      — Твое скотство вошло поговорку! Я уж не говорю о твоем отношении к Братству!
      — Моё скотство? — возмутился эркмасс. Рука его легла на кинжал, но он опомнился и, усмирив свой гнев, язвительно сказал.
      — Если ты знаешь, что народ говорит о моем скотстве, то не можешь не знать, что говорят о твоем!
      Он сел перед оставшимся стоять братом Атари. По лицу его было видно, что сейчас он доставит себе большую радость, в которой долго и несправедливо отказывал.
      — Твои монахи! Что не брат, то обжора и пьяница. Попомни мои слова — когда-нибудь они прожрут твой монастырь. Или, что еще вернее, снесут его в ближнюю корчму!
      Брови Старшего Брата поползли вверх. Он, похоже, не ждал такого энергичного ответа.
      — А о тебе, Старший Брат, и говорить не приходиться. Нет! — Эркмасс тонко улыбнулся. — Вином ты не злоупотребляешь. Но твоя страсть к роскоши так же не позволяет мне причислить тебя к уважаемой мной когорте отшельников и аскетов, столь любезных твоему сердцу… Как хорошо звучат в твоих устах слова о стремлении к бедности, когда ты говоришь их перед братьями, а что делаешь сам?
      Сказанного с обоих сторон было уже достаточно и можно было бы остановиться. Цель оскорбить Старшего Брата эркмасс уже достиг — тот стоял бледный, с подергивающимся лицом, но словно кто-то тянул его за язык и эркмасс бросал в это бледное лицо оскорбление за оскорблением.
      — А о твоих отношениях с подругами моей жены я так же говорить не стану. И не потому, что мне нечего сказать. Напротив. От того, что это займет слишком много времени!
      — Братство! — провозгласил эркмасс. — Щит от бедствий, данный вам Кархой для защиты народа и Императора, вы превратили в ширму, за которой предаётесь всем известным порокам.
      Эркмасс разошелся не на шутку. В напряженной тишине было слышно, как скрипят его перстни о рукоятку кинжала.
      — Сейчас он его зарежет? — предположил Чен-Ли-Юнь. — В кинжальной школе «Журавля» есть один хороший удар, как раз из такого вот положения. Почти без замаха.
      — Не знаю, — несколько невпопад ответил ничего не понимающий Сергей. — Вряд ли. Посмотрим.
      Несколько секунд они еще грозно смотрели друг на друга, но Старший Брат вдруг улыбнулся и спокойно сказал:
      — Друг мой, есть ли смысл нам повторять слова клеветников, слова, которым мы сами не верим?
      Предложение пришлось как нельзя кстати. Эркмасс, почувствовавший наконец, что он зарвался, взял себя в руки.
      — Да, да. Конечно, ты как всегда прав, брат Атари. Зачем из-за каких-то сплетен терять нашу дружбу?
      Дальнейший разговор дошел совсем в другом ключе. Более всего он напоминал разговор старых добрых друзей. Выплеснув в споре напряжение последних дней, собеседники стали осторожны и осмотрительны. Эркмасс больше слушал. На вопросы Старшего Брата отвечал уклончиво и, наконец, видимо, утомившись, свернул разговор, сославшись на дела.
      Запись кончилась, но Сергей остался сидеть, изредка яростно скребя себя по голове.
      — А все же жаль, что они не подрались, — сказал Чен-Ли-Юнь. Прямо из кресла он подпрыгнул и нанес несколько ударов воображаемому противнику. Погруженный в размышления Сергей только рукой взмахнул да невпопад ответил:
      — А вот откуда им это знать?
      Он крутил разговор то в одну, то в другую сторону, прикидывая можно ли извлечь из него что-нибудь полезное. Например, сведения о местонахождении Шумона.
      Для него, живущего в обществе, избавленном от необходимости лгать, уверенность Старшего Брата могла иметь только одно объяснение — точное знание ситуации на болоте. Однако Сергей уже неплохо разбирался в психологии людей так похожих на его собственных предков и понимал, что эти слова могут быть ложью, подпитывающей какую-то интригу.
      «Откуда у него такая уверенность?» — подумал он. — «Неужели они вернулись? Не может того быть! Шумон так просто не отступит. Не для того же они сбежали от меня, в конце концов..»
      Нет. Если б они хотели уйти в город, то ушли бы вместе с ним. Сергей развернул кресло и уставился на карту заповедника. Он разглядывал зелёный массив изрезанный голубыми ниточками рек потом перевел глаза вверх. Там лес кончался, и начинались горы.
      Он повернулся к Чен-Ли-Юню.
      — Послушай-ка, Чен. Как ты думаешь, где проще перейти стену? В лесу или в горах?
      Чен прищурился, оценивающе разглядывая карту.
      — Кто пойдет? Абориген?
      — Да местные. Их двое.
      — Значит, придется снисходить, — вполголоса пробормотал Чен,
      — До чего? — не понял Сергей. — До их умственного уровня?
      Чен кивнул, а Сергей рассмеялся.
      — Ну нет. Можешь думать во всю мощь своего мозга. До уровня, по крайней мере, одного из них, мы не достанем, даже если влезем на плечи друг другу.
      — Ну? — удивился Чен. — Тут и такие есть?
      — Чего тут только нет. Так что?
      Чен подошел к карте. Рукой он пощупал желтую полоску, обозначавшую границу заповедника.
      — Я знаю свойства защитного поля. Ты это учел?
      — Конечно. Значит, ты назовешь действительно уязвимое место, если оно конечно есть.
      Чен, соглашаясь, улыбнулся.
      — Для начала установим, что поляризатора у них нет и сквозь Стену они пройти не смогут.
      Сергей кивнул. Поляризатор защитного поля даже при совершенной земной технологии был изрядных размеров сундуком весом в полторы тонны и иначе как на пневмоплатформе перемещаться не мог.
      — В этом случае я вижу три возможности: над стеной, под стеной, через воду.
      — Как ты себе это представляешь технически?
      Чен пожал плечами.
      — Обыкновенно. Над стеной — на драконе, аэроцикле, воздушном шаре..
      — Стоп, стоп, — остановил его Сергей. — Сам знаешь, что воздушное пространство над заповедником контролируется.
      Чен опять улыбнулся.
      — Конечно, знаю, но ведь контроль не может быть помехой проникновению? Он ведь и создан-то для того, чтобы зафиксировать такое проникновение, не более.
      Сергей поскреб голову. Тут Чен был, пожалуй, прав.
      — Так, хорошо, а второй путь?
      — Извини, еще не все. Этим путем они, скорее всего, придут из города.
      — Имеешь в виду зверинец эркмасса?
      — Да. Его в первую очередь, если, конечно, они не строят планеров.
      — Ну, тогда это не страшно. Мы наблюдаем за ним. Если они захотят воспользоваться драконом из зверинца, мы узнаем об этом.
      — Второй путь — под стеной, имеются ввиду подземные ходы, пещеры и тому подобное. Гигантские червяки тут есть?
      — До сих пор не было….
      — Тогда тебе повезло. Тогда все-таки пещеры. Значит горы. Там это вероятнее всего. И третий путь — самый простой. Тебе по роду занятий известно, что для сохранения экологических связей заповедника с остальным лесом защитное поле над реками имеет одностороннюю — по течению — проницаемость. Это значит, что им достаточно найти место, где река или ручей текут к нам.
      Сергей выслушал это сообщение с каменным лицом.
      — Смею тебя уверить, что это им будет сделать сложнее всего. Все эти ручейки учтены и перегорожены силиконовыми сетями.
      — Бедная рыба, — вздохнул Чен.
      — Ничего. Рыбе это только на пользу. Целее будет. Так значит горы?
      — Да, пожалуй. Шансов у них там будет больше.
      Чен сказал это уже стоя в дверях.
      — Как освободишься, зайди все-таки в спортзал….
      Оставшись один, Сергей долго сидел задумавшись. Со всем напряжением ума он мысленно перебирал пожитки, что успели унести от разбойников монах и экс-библиотекарь.
      — Только мешок… — сказал он, наконец, уверившись, что не ошибается. — Только мешок. Откуда там почтовые голуби?
      А потом ему пришла в голову простая мысль.
      — Может быть, Старший Брат и не врал…
      Сергей наклонился к пульту и включил разговор сначала. Ему хватило секунды, чтоб узнать, то, что он хотел.
      Встреча, только что просмотренная им, судя по таймеру, произошла в тот момент, когда он бродил вокруг бивуака Хамады, примериваясь как бы по искуснее выкрасть монаха и Шумона из разбойничьего логова.
      Теперь разговор в кабинете у Шефа представился ему совсем в другом свете.
      Не имея никаких сведений от Шумона и брата Таки, Старший Брат Атари, руководствуясь какими-то своими интересами начал интригу против эркмасса и теперь от Шумона нужно было только подтверждение того, что оказал Атари.
      Сергей понял, что имел ввиду Шеф говоря о том, что Шумон может теперь надеяться только на них. Как носитель какой-то другой информации Шумон был для Старшего Брата не только не нужен, но и опасен. И защитить его в этой ситуации мог только он — Сергей Кузнецов.
      Полчаса спустя он уже поднимался над «Усадьбой», а «Лесные бродяги» со всего Дурбанского леса расползались вдоль стоны, разыскивая двух беспокойных туземцев.
 

Имперский город Эмиргергер.

Зал Государственного Совета.

      Членов Совета спасало только то, что слуги неустанно подносили съестное и выпивку. По земным меркам они заседали уже часов шесть. К сожалению, ничего из этого изобилия не доставалось Александру Алексеевичу, стоявшему невдалеке от бушевавших страстей. Незваный гость стоял скромно и завидовал аппетиту гостей.
      — Ничего они не решат, — сказал Сергей сквозь зевок.. — Говорильня.
      Ему было куда как комфортнее. Он-то сидел в своем кабинете и прихлебывал охлажденный ананасовый сок, наблюдая за происходящим через «невидимку» прогрессора.
      — Посмотрим. Вон монах как дергается, — ответил Никулин, машинально прикрывая рот.
      — Да на Старшего Брата вся надежда… — согласился Сергей. — Ногами как перебирает..
      Наконец монах не выдержал. Он встал, и быстрым шагом пробежав по воде, подошел к Императору.
      — Это для тебя одного! — провозгласил Черет. Хотя любопытных не было, его рука предостерегающе повисла над покрывалом. Под куском материи угадывалась то ли шкатулка, то ли маленький ящик.
      — Это не клоун… Это фокусник какой-то, — сказал Александр Алексеевич. — Сейчас оттуда зайца достанет. Боевого. Ядовитого…
      — Боевого?
      — Ну не корову же? Ты на покрывало посмотри.
      Он уже разобрался кое в каких аспектах здешней жизни. На покрывале было вышито первое воплощение Кархи. Означало оно, по здешним религиозным заблуждениям, могущество и созидание. Так что вряд ли под таким чехлом скрывался заяц обыкновенный.
      — Ну, не знаю… Этот хитрован может и удивить.
      — Чем? Ты что ли клерикалов не знаешь? Мощи притащил какие-нибудь. Кожу и кости.
      Пока они переговаривались, Черет поставил свою ношу перед Императором. Тот потянул покрывало, но Старший Брат зажал его, не давая сползти. Император недоуменно посмотрел на монаха.
      — Только для тебя, — повторил монах значительно.
      С тем же выражением удивления, которое могло обернуться и гневом и радостью, он что-то сделал там, вроде как крышку открыл. Александр Алексеевич стоял шагах в десяти от Императора, но даже если б он стоял в одном шаге от Мовсия, то все одно ничего не разглядел бы — покрывало плотно окутывало тайну.
      — «Шмеля!» — сказал Сергей, но Никулин не пошевелился. Кто же мог подумать, что понадобиться «шмель», если он сам тут стоял и уходить никуда не собирался.
      Выражение удивления, что пребывало на лице Императора, не превратилось ни в гнев, ни в счастливую улыбку. Только удивление.
      — Зачем ты мне это подсунул? — спросил он монаха. — Зачем? Я это видел уже!
      — Это — нет!
      Старший Брат смотрел ему прямо в глаза.
      — Это— дело рук Братьев! Вера творит чудеса!
      Руки монарха под покрывалом стремительно заметались. Сергей мог поклясться, что удивление Мовсия переросло в растерянность.
      — Это?
      — Да! Теперь ты знаешь, что и у нас есть сила, освященная Кархой!
      Монах вытащил поднос из Императорских рук и так ничего и не показав тянущим шеи членам Госсовета, пошел прочь, в полной уверенности в том, что он сделал все что нужно.
      — Что ж он такого ему показал? — озвучил Сергей вопрос, вертевшийся на языке не только у Александра Алексеевича. — Сходил бы ты за ним, посмотрел, что к чему…
      Любопытство и так толкало прогрессора в спину, но Шура взял себя в руки. В зале совета творились серьезные дела, да и вода никуда не делась…
 

Дурбанский лес.

По ту сторону Стены.

      В том месте от стены до болота было совсем недалеко. Монах и безбожник не прошли и трех поприщ, как лес вокруг них постепенно и превратился сначала в клубок колючих кустарников, а затем в поросшую сочной травой равнину.
      Вдалеке она в свою очередь плавно переходила в покрытое зеленовато-коричневой коркой мха знаменитую Замскую трясину. Там, редкими отметинами на фоне светлого еще неба, торчали отдельные деревья, росшие на невесть как оказавшихся в глубине болота клочках суши.
      Попав за Стену, люди удвоили, утроили осторожность. Даже монах, свято веривший в заступничество Кархи, постоянно озирался, а уж, что касается Шумона, не верившего ни во что, кроме собственных ощущений, так он и вовсе не переставая вертел головой, разглядывая то землю, то небо.
      А оно не было пустым.
      Там величаво парили драконы-шельхи и висело несколько мелких облачков. Они-то и беспокоили безбожника больше всего. Не то чтоб он очень не хотел встретиться с Коррулом-у-нанной, напротив, он хотел, чтоб эта встреча состоялась, но тогда, когда этого захочет он, Шумон, а не благородный рыцарь.
      Выбрав одиноко стоящее у кромки болота дерево, они вдвоём полезли вверх. Болото лежало перед ними такое доступное, такое бесхитростное…. С каждой новой веткой оно раздвигалось все шире и шире, открывая им все новые и новые пространства, заполненные зеленовато-коричневой грязью.
      Шумон смотрел на него с чувством некоторого превосходства, глазами человека одержавшего победу. И пусть эта победа была небольшой и касалась болота лишь отчасти (подумаешь, дошел до него) но он чувствовал, что полоса везения, начавшаяся с города Справедливости, еще не кончилась.
      Когда ветви начали гнуться под ним, Шумон остановился.
      Первое, что бросилось ему в глаза, была сиреневая полоска Стены, окружающая болото со всех сторон. Она тянулась, плавно изгибаясь и не было в ней сколько-нибудь заметных брешей, ворот или перекидных мостов.
      «Крепость» — подумал Шумон. — «Или клетка. Боятся… За кого только? За себя? За нас?»
      Справа, на мелководье, лежали взрослые драконы. Молодняк же резвился в воздухе, пробовал крылья. Ветер доносил до людей их крики.
      — Смотри! — почему-то шепотом сказал монах. Брат Така сидел веткой ниже. Рукой он показывал в небо почти над их головами. Подняв глаза, Шумон увидел несколько облаков, а рядом с ними продолговатую черную каплю. Она довольно быстро двигалась навстречу ветру, дувшему с болота. Они провожали её глазами до тех пор, пока она но остановилась и не начале снижаться, становясь все больше и больше. Несколько мгновений спустя они увидели фигурку человека оседлавшего что-то темное, местами зеркально блестевшее на солнце.
      Монах до сих пор державшийся молодцом вдруг сдал.
      — Дьявол! — слабым голосом простонал монах. — Это Дьявол!
      Он зашептал молитву, но, сообразив, что этого мало, ломая ветки, съехал вниз и заплясал вокруг дерева. Шумон, на секунду отвлеченный треском ветвей, продолжал наблюдать за человеком. Мгновенье повисев в воздухе, тот снизился и потерялся из виду на фоне зелени болота.
      Во все глаза, забыв о драконах, Шумон разглядывал равнину. Безбожник внимательно, пядь за пядью рассматривал берег, рассчитывая увидеть движущеюся точку или блеск металла, но неожиданно для себя он увидел….Город.
      Он сразу понял, что это город. Пусть вид домов был непривычен, а между ними стояло нечто не похожее ни на что, виденное им в своей жизни, но это был город. Город, в котором наверняка жил Коррул-у-нанна. Ошарашенный и опустошенный увиденным, Шумон спустился вниз. Настроение победителя, с которым он только что смотрел на болото, куда-то улетучилось.
      Да! Он добился своего — вышел к трясине. Этому не смогли помешать ни монах, ни разбойники, ни воля тех, кто построил удивительную Стену, ни Коррул-у-нана. Однако, придя туда, куда он так стремился, он получил не ответы на вопросы — свои и Старшого Брата Атари, а новые вопросы.
      Посмотрев на пляшущего монаха, он ощутил легкую зависть — тому все было ясно. За Стеной для него не было места добру. Здесь должно царить Зло, с которым он был должен бороться. Все что происходило тут, имело только две причины: либо козни Дьявола, либо Божественный промысел. Третьему места не было.
      «Атари был прав, — подумал безбожник. — Тут нужен скептик вроде меня».
      Монах, закончив пляску, сел рядом с ним. Выглядел он плохо.
      «Скис монах, — подумал Шумон. — Вина бы ему…»
      Но вина не было. Приводить товарища в чувство нужно было как-то иначе. Но не успел Шумон придумать, чем ему подбодрить монаха, как тот опять вскинул руку вверх. В небе неслись две черные капли.
      — Сколько же их здесь? — в растерянности спросил монах. Оказывается он был не испуган, а просто изумлен обилием чудес, свалившихся на его голову..
      — Сколько б ни было. Ты разве забыл? «Рука его над нами!» — Шумон постарался, чтоб голос его прозвучал как можно более бодро:
      — Если уж ОН помог нам сюда войти, то и тут мы без присмотра не останемся!
      Он деловито поднялся.
      — Куда мы теперь? — спросил монах с земли, словно не решил ещё идти дальше или нет.
      — Надо найти лагерь ловчих или казармы Желтых лучников. Хоть какая-то крыша над головой будет. Осталось же здесь хоть что-нибудь?
      По плану Хилкмерина выходило, что стоянка ловчих находиться где-то рядом с мелководьем, на котором Шумон видел драконов. Добраться до неё было нелегко. Болото длинными кривыми языками вдавалось в берег и они, где переправлялись, где обходили холодную жижу. На западе солнце проваливалось в свинцово-серые облака, предвещавшие ночную непогоду. Болото затягивал вечерний туман.
      Брат Така сопел за спиной, неотступно следуя за Шумоном. Он молчал, ни о чем не спрашивая. Размышляя о чем-то.
      До казарм они так и не дошли.
      Когда почти совсем стемнело, они выбрались на сухой островок, поросший травой, и решили остаться там на ночь. Разложив остатки провизии, монах и безбожник уселись друг против друга. Ужин был скуден, а разговор, напротив, необычно оживлен. Доев свою долю кореньев, решив ничего не скрывать от монаха, Шумон рассказал брату Таке о городе. От таких новостей монах пришел в неистовство, разразившееся охранительной пляской.
      — Еще и Город! — В сердцах сказал он. — Мало нам Стены и летающих демонов! Зачем ему все это нужно? Стена. Город. Коррул-у-нанна… Одни вопросы. А ответы где?
      — Там!
      Шумон медленно протянул руку вперед показывая куда-то за спину брата Таки. Монах стремительно обернулся. Над низкорослыми кустами ближайшего к ним островка поднимался дымок костра.
 

Имперский город Эмиргергер.

Императорский дворец.

      Эвин бросил листы на стол и они, словно спеша скрыть от чужих глаз запретное знание, свернулись в трубку. Император молчал. Сидел спокойно, даже кинжал не трогал, хотя, как заметил Эвин, в последние дни это уже стало скверной привычкой. Не дождавшись вопроса, Эвин спросил сам:
      — Ну и что? Этому можно верить?
      Император поднес лезвие к своему горлу и осторожно почесался.
      — Хороший вопрос… С головой, в которой появляются такие вопросы только Императором и быть…
      — Да зачем мне это? — нетерпеливо отмахнулся Эвин. — Мне и так хорошо…
      Мовсий постучал себя костяшками пальцев по лбу, показывая своему шпиону, что тот ошибается.
      — Это другой разговор. Я же не говорю, что ты им будешь… Просто в императорской голове сидит тот же вопрос… Верить всему этому или нет.
      Эвин одним глазам глянул на листы.
      — Сведения от Гэйльского эркмасса?
      — Да..
      И опережая следующий вопрос Эвина Лоэра, добавил:
      — А лазутчиком у него монах…
      — Ага! — довольно сказал Эвин. Это многое объясняло. — Вот оно что… Понятно тогда…
      — Что тебе понятно? — неожиданно зло спросил Император. — Что тебе может быть понятно, если я сам еще ничего не понял?
      Эвин вскочил, отступил на два шага от кресла, поклонился, разведя руки в стороны. Он стоял долго, ожидая, что гнев отпустит Императора. Не видя Мовсия, он услышал плеск льющегося в кубок вина, а потом и голос. Ровный, размеренный, словно ничего только что и не было.
      — А второй там — Шумон Гэйльский.
      Эвин вздернул голову.
      — Шумон? Твой библиотекарь?
      — Шумон. Мой бывший библиотекарь, — подтвердил Император стеклянным голосом. — Этот— то уж точно ни в какую нечистую силу не верит.
      Эвин распрямился.
      — Значит тогда все это вранье!
      Чтоб Мовсий понял, что он имеет ввиду, он ткнул пальцем в сторону свернутых в трубку листов.
      — Шумон не тот человек, чтоб такое написать. Надо же… «Неодолимое количество»…
      — Может быть, — отозвался Император. — Но если это написал он, то значит, он видел это своими глазами. Шумон врать не будет.
      Эвин покосился на листы.
      — А он ли писал?
      Император пожал плечами.
      Они замолчали. Разговор зашел в тупик.
      — Что есть они, эти листы, что нет их….
      Мовсий скрутил их еще туже и поднес к факелу. Через мгновение бумага почернела по краю и обросла оранжевыми язычками пламени.
      — Никакой разницы нет.
      — Там, где между тобой и тем, что ты хочешь узнать, стоит посредник, всегда есть место недоверию.
      — Хорошая мысль, — одобрил Император — Верная. Только она не подходит для тех случаев, когда посреднику веришь как себе.
      Он посмотрел на Эвина пристально, без злобы. Эвин поклонился.
      — Есть еще одна верная мысль, — добавил Император. — Там где есть место недоверию, там всегда есть место подвигу.
      Эвин уже понял, чего от него ждет Мовсий, и отрицательно покачал головой.
      — Я не борец с нечистой силой.
      — Да я знаю, знаю я…
      Император жестом заставил его сесть.
      — Я посылаю тебя не силой с кем-то меряться, а посмотреть, что там есть… Понимаешь? Просто посмотреть и вернуться.
      Эвин посмотрел в глаза Мовсия и отвел взгляд. Те враги императора, с которыми до сих пор боролся Эвин были порождением этого мира — заговорщики, разбойники, шпионы… Но с кем предстояло бороться там? Он не боялся врагов. Он боялся только поражения.
      — Эркмасс уже попробовал «просто посмотреть» и что из этого вышло?
      — Ничего…
      — То-то и оно…
      — А у тебя выйдет. Должно выйти.
      — Почему это у меня должно получиться? — полюбопытствовал Эвин и в самом деле заинтересованный уверенностью Императора.
      — Потому что ты умнее эркмасса. Да и я тоже.
      — Этого мало. Нужно еще быть и удачливее.
      — Будет тебе удача. Будет еще и потому, что через лес тебе идти не придется.
      — Дракон? — смекнул Эвин.
      — Да. Дракон. Тебя доставят до самого питомника. Ты узнаешь, что нужно и сразу назад…. Я буду ждать тебя.
      Эвин задумался. Мысли его были не о том выполнять или не выполнять повеление Императора. Попробовал бы он его не выполнить! Мовсий не мог ошибаться в том, что нужно делать, но он мог ошибаться в том, как нужно делать это.
      — Лучше мне, все же идти лесом…
      — Почему?
      — Меня ждут неприятности? — спросил Эвин.
      — Думаю, что да, — спокойно подтвердил Император. — Именно поэтому я и хочу, чтоб, по крайней мере, часть их тебя миновала. Осталась под крылом шельха.
      Эвин недолго подумал и покачал головой.
      — По мне лучше начинать с мелких неприятностей и идти к крупным. В этом случае есть возможность оценить противника.
      — Это если он там есть.
      — Есть, есть… — ответил императору Эвин. — Что-то там точно есть…. Не зря же оттуда люди бегут.
      Император подумал, но все же резко и мотнул головой.
      — Нет. Времени нет. Полетишь драконом.
      Он поднялся, показывая, что разговор окончен. Чтобы конец разговора не показался Эвину обидным, он налил вина в два кубка.
      — Ты справишься. Я тебя знаю. Давай.
      Мовсий поднял свой на уровень глаз.
      — Чтоб удача не покидала тебя ни на земле, ни в воде, ни в воздухе!
      Император резко опрокинул в себя кубок, в три глотка осушив его. Эвин задержался. Император вопросительно поднял брови.
      — Ты забыл про болото, — сказал Эвин. — Это ведь и ни то, и ни другое, ни третье…
      Император на мгновение смутился, но быстро нашелся.
      — Если прижмет в болоте, то вылезай на кочку и будет тебе твердь под ногами, а не случится рядом кочки — тоже не беда. Ты подпрыгивай в воздух — и будет тебе легче….
 

Дурбанский лес.

Замская трясина.

      Дым манил.
      Он обещал ответы на вопросы, он обещал тепло и отдых не по колено в воде, а на сухом месте. Наконец он обещал определенность. Поэтому, не разбирая дороги, люди бросились к нему, боясь, что он бесследно растает в воздухе. Тот, однако, не исчезал, а напротив становился все гуще, словно у кострожога не было под руками сухого дерева. Наверное, до него было не более поприща и дорога, казалось, не сулила никаких неприятностей разве что промочить ноги, но стоило ли думать об этом бредущим по болоту?
      Сквозь кусты они продрались без особых потерь, но вот за кустами вместо пружинящего ковра болотной растительности простиралась трясина. Брат Така остановился и затоптался на одном месте. Идти дальше было некуда.
      Ах, азарт, азарт! Сколько раз он уже подводил в жизни Шумона!
      — Напрямик! — крикнул Шумон. — Рука его над нами!
      Брат Така, понимавший, что болото есть болото и что просто так его не перейдешь, остановился было, но услышав про руку, испытал сладостный экстаз и прыгнул на ближайшую кочку. С первого же шага он провалился в болото до подмышек. В тот же миг грязь впереди него поднялась фонтаном и опала. Разбрызгивая вокруг себя холодные брызги, со дна болота вверх рванулся крупный дракон. То ли от страха, толи наоборот, от проснувшегося мужества брат Така остался на месте и только смотрел, как опустившись на воду в десяти шагах от них тот, растопырив крылья, быстро-быстро побежал по мелкой воде.
      Выбравшись из трясины и оправившись от потрясения, путники взяли правее. Там под неглубокой водой ногами они нащупали песчаную косу. Взошедший Мульп осветил две фигуры осторжно бредущих от одного островка к другому.
      Они подбирались к костру молча. Только плеск воды под их ногами изредка нарушал тишину на болоте, да звук лопающихся пузырьков поднимающихся со дна.
      Берег островка порос лошадиной травой и путникам пришлось походить вдоль него, отыскивая место, где они могли бы выбраться из болота на сушу.
      Едва выбравшись на берег, они тут же попали в полосу дыма, и пошли на запах. Брат Така сняв пращу, за спиной приплясывал, бормоча «охранительную».
      — Страшно? — спросил Шумон.
      — Да, — прошептал монах, окончив молитву. — Злоба разбирает, а страшно… Черти, драконы, темно…
      Что-то шевельнулось в голове у Шумона. Что-то забрезжило.
      — Драконы? — повторил он вслед за монахом и в памяти его всплыл разговор со старым охотником.
      — Тебе ли бояться? — сказал Шумон монаху совершенно серьезно. — У меня сейчас только на тебя и надежда.
      Брат Така непонимающе смотрел на него, не прекращая, однако, приплясывать.
      — Хилкмерина помнишь?
      Монах кивнул.
      — Он еще про своего ловчего рассказывал, про Заппу?
      — Ну?
      — Так он заговоренный был оттого, что дракону на хвост наступил. А ты— так прямо на голову. Теперь-то тебе бояться и вовсе нечего.
      Сначала по дыму, а потом уж и по свету костра они вышли к маленькой полянке, окруженной со всех сторон кустами. Около костра лежал..
      — Человек?
      — Демон! — простучал зубами монах. Шумон взял его за руку. Младшего Брата колотила крупная дрожь.
      — Человек! Демонов не бывает!
      Найденыш, похоже, не притворялся, а на самом деле спал. Шумон не стал спешить делать опрометчивые поступки. Глядя на него, он прикидывал, чего можно ждать от незнакомца.
      Монах, наконец поверивший, что с демонами ему сегодня иметь дело не придется, открыл, было, рот, но Шумон прикрыл его ладонью. Их перешептывания разбудили незнакомца у костра. Он зашевелился и сел. Оставаясь невидимыми, они во все глаза разглядывали его. Шумон не верил своим глазам.
      Прямо перед ними у крохотного дымного костерка сидел не Дьявол, не Божий помощник и даже не внушающее необычайный страх невиданное чудовище, а человек. Мало того, что было совсем удивительно, это был знакомый Шумону человек.
      — Версифисаил, — позвал его Шумон, — ты ли это?
      Тот, к кому он обращался, отпрыгнул в сторону, но Шумон более ничего но, опасаясь, вышел из кустов на свет.
      — Это я. Шумон-ашта.
      Перед ним выставив вперед кинжал стоял человек в грязном оборванном мундире личного Императорского гонца. По его лицу в несколько мгновений пробежала вся гамма чувств: от ужаса, до радости узнавания. Он бросил кинжал на землю и с криком радости обнял колени Шумона.
      — Господин Хранитель библиотеки! А я здесь один! Кругом стена.. — сбивчиво заговорил он. — У меня послание Императора!
      Шумон гладил его по спине, успокаивая…
      Они проговорили всю ночь, поддерживая огонь пока над болотом не начал появляться утренний туман. Версифисаил рассказал о том, как он 17 дней назад выехал из Эмиргергера с посланием императора к эркмассу Георгу Гэйльскому.
      Обычный путь из столицы до Гэйля занимал почти трое суток. Несчетное число раз Версифисаил уже ездил этой дорогой, знал её, как знал и Дурбанский лес. Ничего не говорило о том, что в этот раз что-то должно быть иначе. Однако получилось как раз иначе.
      Он благополучно добрался до Замских болот, но тут что-то произошло. Ни с того, ни с сего, он почувствовал такой ужас, что погнал лошадь прочь от болота. Ужас был везде. Он преследовал его, он был сзади и спереди, справа и слева, он был у кончика носа и дышал в затылок. Лошадь, то ли почувствовав, состояние всадника то ли её преследовали свои, лошадиные кошмары, понеслась по лесу, не разбирая дороги. В конце концов, Версифисаил вылетел из седла и оглушенный провалялся в лесу до глубокой ночи. Придя в себя, он не обнаружил ни оружия, ни лошади, а когда пошел искать её, наткнулся на Стену. С тех пор он и бродит по болоту, пытаясь отыскать выход из заколдованного места.
      — Хорошо хоть послание не потерял, — он тряхнул кожаной сумой, — а то хоть в ближний омут.
      Версифисаил рассказал о своих блужданиях по болоту, о летающих людях, от которых он на всякий случай прятался, о Городе, выросшем на его глазах и еще о многих странных вещах виденных им на этом неспокойном месте. За разговором они не заметили, как ушел за горизонт Мульп, и взошло солнце.
      Разморенные теплом и бессонной ночью люди потушили костер.
      Оглядев окрестности, Шумон решил, что островок их ничем не примечательное других, точно таких же и, приняв кое-какие меры предосторожности, они легли спать. Время от времени то один, то другой просыпались, оглядывали небо и потом вновь засыпали.
      В очередной раз проснувшись, Шумон понял, что спать ему больше не хочется.
      Брат Така и Версифисаил уже проснулись и тихо беседовали. Солнце перевалило зенит, но стояло еще довольно высоко. В небе было пусто — ни облаков, ни драконов, ни летающих людей, однако, едва они развязали мешок, как в небе над их головами прочертила свой путь очередная черная капля.
      — Вблизи бы на них посмотреть, — безнадежно сказал Шумон. — Какие они…
      — А я одного видел! — похвастался Версифисаил, доедая хлеб.
      — И мы видели, — вздохнул Шумон, глядя вслед летающему человеку. Мелькнув между деревьями, он скрылся за стеной леса.
      — Да нет, я его как тебя видел. Чуть нос к носу не столкнулись. Еле спрятаться успел.
      — И мы как тебя… — Шумон замолчал, вдруг осознав, что сказал Версифисаил. Он приподнялся и сел на корточки. — Как меня? Ты что, к ним в город ходил?
      — Да нет.
      — Где же?
      — Да есть тут место одно. Капище ихнее, что ли.
      Бросив в рот крошки, Версифисаил небрежно махнул рукой куда-то поперек солнца.
      — Ну и что он? На кого похож? — ни капли не сомневаясь, что гонец врет, спросил Младший Брат. Не чувствовал он в нем смелости, ходить за занятым демонами болотам. Гонец это понял. Он почесался, собираясь с мыслями, потом пожал плечами.
      — Что не дьявол — точно. Не похож.
      Он пошевелил ладонями, словно пытался ощупать то, что предстало перед его мысленным взором.
      — И не Божий помощник, конечно, тоже.
      — Кто же он тогда как не Дьявол? — насмешливо опросил брат Така, которому уже все давно было ясно. — Альригиец?
      Гонец яростно замотал головой.
      — На счет Дьявола и Божьего помощника я, может и ошибаюсь. Тут тебе разбираться. Но что не Альригиец — точно. Что я альригийцев не видал? Он вообще не здешний! У нас тут таких нет.
      — Где это «у нас тут»? — высокомерно спросил брат Така.
      — У нас. Тут, — ответил не смутившийся Версифисаил, но, понимая, что этим он не убедит монаха, добавил:
      — Глаза — во! — он прищурил их, оставив только щелочки, — а сам он — такой.
      Он ткнул рукой в растущий рядом куст желтолиста. Куст был невысок. Всего по колено Шумону, и торчал во все стороны корявыми раскинутыми ветками. Он представил себе встреченного Версифисаилом человека и содрогнулся. Уж кем-кем, а местным он быть никак не мог. Даже в болоте такие не водились. Вспомнив, однако, статную фигуру Коррула-у-нанна недоверчиво спросил:
      — Ростом?
      — Цветом! — радостно оказал Версифисаил. — Желтый он, понимаешь? Совсем желтый!
      Это уж и вовсе не укладывалось в голове.
      — А может, тебе это с голоду привиделось? — осторожно спросил монах, прикидывая, не одержим ли бесом Императорский гонец. Надо же «желтый»… Чтоб такое придумать простой головы не хватит.
      Гонец всерьез обиделся и хотел, было достойно ответить монаху, но вмешался Шумон.
      — Вот если б он окорок увидел или жареную курицу… Такие вещи обычно от излишнего винопития случаются, а ему тут окорок было бы проще найти, чем кувшин вина.
      Слушая Шумона, Версифисаил качал головой.
      — И вообще. Не веришь? Тогда сходи и сам посмотри. Он там часто бывает.
      — И схожу, — хладнокровно откликнулся монах поднимаясь. После того, как он наступил на голову дракону и остался цел, его уверенность в заступничестве Кархи приняла форму бесшабашной смелости.
      — Видел я одного Дьявола, — сказал он, глядя на Шумона, — да вот рукой, жаль не пощупал. А уж теперь такого случая не упущу!
      Чтоб дойти до капища, где Версифисаил видел одного из обитателей Города, им пришлось почти до самых сумерек брести по болоту. Сплетенные из веток мокроступы сильно облегчили их дорогу, но все же прогулкой её назвать было нельзя. Время от времени они вылезали на сухие островки попадавшиеся на их пути и разогнав ящериц и цветочных пауков отдыхали.
      Версифисаил подбадривал их, вспоминая подробности встречи с желтым человеком. С его слов картина получалась уж вовсе небывалая — туловище у него было железным, а жёлтыми— только руки, ноги и лицо. И вызывал он какого-то невидимого духа, разговаривал с ним на неизвестном языке, и богатства на капище стояли неисчислимые…
      Монах слушал это со скептической насмешкой, но Шумон видел, что разговоры о серебре не дают ему окончательно не поверить гонцу.
      Когда в очередной раз они вылезли на сухую землю, Версифисаил отбросил мокроступы в сторону.
      — Пришли. Отсюда до ихнего Города с поприще будет, а до капища и того меньше.
      Продираясь сквозь кусты, безбожник продолжал размышлять о происходящем. Мысли эти, с тех пор как они вышли за Стену и увидели Город, не покидало его.
      Одно к одному складывались необъясненные события, возникали вопросы, ответить на которые он не мог. Пока не мог. По всему выходило, что похода в этот необычный Город ему не миновать. Он был уверен, что пусть хоть 20 дней они будут бродить вокруг него, ничего не изменится.
      Стена, Коррул-у-нана, неизвестное чудовище, камень с дьяволом летающие люди… Теперь вот капище с желтолицым жрецом. Загадок будет становиться все больше и большее, а вот ответы на них можно будет получить только там в Городе.
      Можно, конечно, как брат Така, заранее определившись смотреть на все это, объясняя необъяснимое кознями Дьявола. Для себя монах уже решил кто эти люди в необычном городе у болота, и что с ними делать, попадись они к нему в руки, а вот он, Шумон, нет. Ему проще было бы сказать, кем они быть не могут, но вот кто они и откуда пришли, чего им нужно на болоте — этого он не знал.
      Шедший первым гонец остановился. Безбожник и монах подошли и встали рядом.
      Не выходя из кустов, все трое оглядели то, что Версифисаил называл капищем. На поляне длинной шагов шестьдесят где прямо на земле, а где на тонких ножках стояло восемь серебряных ящиков тонкой заморской работы. У брата Таки даже дыхание захватило от такого богатства. Столько серебра разом он никогда не видел. Даже в монастырской казне, куда он дважды сопровождал Старшего Брата Атари, его было, наверное, меньше.
      — Все это принадлежит Братству, — сдавленным от волнения голосом объявил он, торопясь, чтобы никто не опередил его.
      — Это почему же? — возмутился Версифисаил. — Я это первый нашел. Это моё! В крайнем случае, Императора!
      — По-моему у этих вещей уже есть хозяева, — вмешался Шумон, слегка покоробленный корыстолюбием Императорского гонца, — которые сумеют отстоять своё право на эти ящики.
      Замечание Шумона остудило пыл гонца, но отнюдь не уняло монаха.
      — Ну нет! — сказал тот. — У Дьявола не может быть праведно нажитого богатства! Все в этом мире принадлежит Кархе и, значит, ящики эти тоже! Место им в монастырской сокровищнице, а не здесь в гнездилище дьявольских сил. Не зря у Саукура сказано:
      Он поднял руку с вытянутым вверх пальцем.
      — «…Если что и есть у Дьявола, так это хитрость, да злоба, да тень на земле…» И только! Карха с нами и Божьи помощники!
      — Как у тебя все просто. Либо черти, либо божьи помощники — поморщился Шумон, на которого слова монаха не произведи никакого впечатления. — А если они ни то, ни другое? Если это просто «люди из-за моря»?
      — Захватчики? — переспросил брат Така. — Все равно враги!
      — А если друзья?
      Монах махнул рукой.
      — Друзья так не поступают.
      Как они, по его мнению, должны были поступить, он сказать не успел. Версифисаил поднял руку и разговор смолк. В тишине угасающего дня невдалеке раздался мелодичный свист. Свистел явно человек.
      — Идет, — шепнул гонец и не мешкая нырнул назад в кусты. Тот, кого они ждали, появился неожиданно, вынырнув из кустов прямо перед ними. Он был точно такой, каким описывал его Версифисаил — узкоглазый и желтолицый. То есть руки, ноги и лицо у него были желтыми, а вот тело и половина головы казалось, были отлиты из какого-то мягкого блестящего металла.
      Насвистывая, он подошел к поднятому на тонких ножках ящику. Увидев перед собой хоть и не простого человека, но ведь и не Дьявола же, брат Така окончательно осмелел, а ящики около которых бродил желтолицый такие доступные на первый взгляд непомерно возбудили его алчность.
      Монах представил себе какой приём его ждет в монастыре, если он вернется туда с укрощенным подручным Дьявола нагруженном к тому же дьявольским серебром и у него сладко закружилась голова.
      — Эй, Версифисаил, — шепотом окликнул он гонца, — поможешь с ним справиться?
      Гонец зябко передернул плечами.
      — Не мое дело с Дьяволом драться. Сам, если хочешь, справляйся. Ты святой.
      Монах недобро прищурился.
      — Сам знаю, что твоё дело письма возить, да вот только что-то ты им не занимаешься, а отчего-то в болоте сидишь… Знаешь, что эркмасс с тобой сделает за то, что ты Императорскую грамоту во время не привез?
      Императорский гонец поежился. Рука у эркмасса была тяжелой.
      — А если поможешь мне, тогда Старший Брат Атари тебя в обиду не даст. Я слово скажу, он слово замолвит, глядишь, ты и вывернулся…
      Версифисаил заколебался, и монах добавил рассудительно и миролюбиво:
      — Это ведь не сам Пега, только подручный. С ним самим-то я б одной молитвой справился бы, а плоть только плотью победить можно.
      Это соображение успокоило Версифисаила. Он тряхнул дубиной и спросил.
      — Что делать-то?
      — Поймаем его, свяжем, серебром нагрузим и назад в Гэйль. Нам ведь еще через Стену перебраться надо. Кто ж, если не он, нас через Стену перенесет?
      Слова монаха окончательно успокоили Императорского гонца. Возможность попасть за стену, да еще с серебром решила дело.
      — Только серебром поделишься… Я свою долю в лесу спрячу…
      — Да ладно, ладно… Хватать его нужно, пока не ушел…
      Осторожно, не выходя из кустов, гонец начал обходить поляну отрезая желтолицему дорогу к Городу, а монах, улучив минуту, когда тот повернулся к нему спиной выскочил из кустов и обхватил руками, не давая двинуться с места. На секунду они замерли. Желтолицый явно не ожидал нападения. Он попробовал разорвать захват монаха, но тот, шутя, удержал его. Пегов подручный был явно слабее монаха. Брат Така понял это, но возрадоваться столь легкой победе не успел.
      Противник, проявив незаурядную ловкость, ударом ноги через голову достал его. Мир у монаха в глазах дрогнул, раздвоился, словно смотрел на него сквозь толщу воды. Потом прозрачные разводы расчертили разноцветные искры. Брат Така обмяк. В то же мгновение, разорвав его ослабевшие руки, желтолицый прыгнул к Версифисаилу, посчитавшему, что все уже закончилось и вылезшему из кустов собирая трофеи. Неробкого десятка мужик Версифисаил не сообразив еще, почему это монах вдруг отпустил противника, сделал отвлекающий замах левой рукой и обрушил правую, в которой держал дубинку, на голову жреца.
      Такой удар, попади он в цель, непременно разбил бы её, из чего бы она там не была сделана, но желтолицый умело согнулся, дубина мелькнула над ним и он, развернувшись из этого неудобного положения, нанес гонцу удар ногой по ребрам. Версифисаил зашипел от боли и выронил дубину.
      А желтолицый крикнув «Хо» дважды ударил его руками. Сначала одной, потом другой и, не оглядываясь на валящеся в траву тело, повернулся к брату Таке. Тот сидел в траве опираясь на серебряный ящик, ошалело тряся головой….
 

Замские болота.

Заповедник «Усадьба».

Метеоплощадка.

      Тот, что налетел на него сзади, в коричневой рясе Брата по Вере, сидел рядом с сейсмографом и приходил в себя, хотя по расчетам Чена он должен был бы еще минут пять лежать без сознания. Чен машинально посмотрел на руки.
      «Ослабел я, что ли? — подумал он, — Или это лоб у него такой крепкий…»
      Несколько мгновений он ждал нападения, но ничего не происходило. Враги либо закончились, либо перепугались до полной неподвижности.
      Не спуская глаз с монаха он застыл, чутко вслушиваясь в шум окружавших его кустов. Там, за стеной из ветвей и листьев мог оказаться еще кто-нибудь, но вокруг было тихо. Только стонал еле-еле второй нападавший. Землянин на всякий случай обошел его, не желая оставлять за спиной. Хотелось встать и крепко почесать затылок. Монах, кстати уже лупал глазами, озадаченный, пожалуй, не меньше Чена мыслью «Как же это все так случилось?»
      Положение было из ряда вон выходящим. За Стеной, в двух шагах от Базы, двое туземцев…. Ничего себе работает служба режима. Монах уже стоял на четвереньках и тряс головой. И тут Чен понял, кто лежит перед ним. Поднеся радиобраслет к губам, он вызвал Сергея. К счастью откликнулся тот быстро.
      — Послушай-ка, друг любезный. Ты своих пропащих путешественников нашел?
      — Нет, — коротко вздохнул Сергей. Конечно, ему не было видно, как на поляне монах поднялся с колен и медленными шагами двинулся к Чену. Тот начал отходить, но так, чтоб не оказаться между монахом и вторым поверженным.
      — Не там ты их ищешь. Они сейчас на метеоплощадке.
      Сергей помолчал, соображая, а потом обрадовано оказал:
      — Понял. Ты их видишь?
      — И вижу и рукой трогаю…
      Монах резко дернулся всем телом. Он уже подобрал с земли камень и готов был убивать. Чен, прервав разговор, задержал удар отработанным блоком, упав, ударил его ногой под колено. Бормоча не то молитву, не то проклятья монах снова упал.
      — Ты их только не повреди.
      — Попробую. Ты уж извини, но одного я уже повредил, — ни капли не раскаиваясь ответил Чен. — Тут твой монах камнями повадился драться, а его товарищ — дубинкой, даром что гений.
      Монах, словно поняв, что говорят о нем, вскочил, замахал руками.
      Блок. Захват. Бросок. Ноги монаха взвились в воздух, и он хлопнулся спиной об землю.
      — А вот за монаха можешь не беспокоиться. У него запас живучести как у батискафа.
      — Вот уж кого не жалко, так это его… Парализуй паразита.
      — Нечем… Кто ж знал, что у нас служба режима такая?
      — Какая?
      — Такая вот… легкомысленная. Ничего. Отработаю с ним как с манекеном.
      Увернувшись еще от одного удара, Чен оказался за спиной у монаха, и резко размахнувшись, рубанул ребром ладони тому по шее.
      Рубанул от души.
      С поправкой на необычайную живучесть.
      Монах падал медленно, как барометр, зато, упав, даже не сделал попытки подняться. К восьми неподвижно стоявшим на поляне ящикам прибавились два неподвижных тела.
      Уверенный в собственных силах Чен знал, что минут десять они пролежат неподвижно, и не опасаясь, что нападавшие куда-либо исчезнут, побежал за веревкой. Гости могли очнуться раньше, чем вернется егерь.
 

Дурбанский лес.

Замская трясина.

Капище неизвестных Богов.

      Солнце скатывалось в облака у горизонта, в лесу быстро темнело. В небе визжали шельхи. По лесу разносились гулкие удары — драконы шлёпались в теплую грязь, готовясь к ночевке.
      Едва странный человек скрылся, Шумон выскочил на поляну. Подбежав первым делом к гонцу — ему досталось явно меньше — не жалея он начал хлестать его по щекам. Не сразу, но жизнь все-таки вернулась к гонцу. Вернувшись в память Версифисаил начал быстро себя обшаривать, отыскивая Императорское послание. Найдя сумку у себя за спиной, успокоился и только тогда спросил книжника.
      — Где он?
      — Убежал.
      Шумон помог гонцу подняться на ноги. Тот гримасничал и приседал от боли, но услышав, что сказал Шумон, выпрямился, забыв о боли.
      — Убежал? — неподдельно удивился Версифисаил. — А что же брат Така? Он куда смотрел?
      Шумон нервно усмехнулся и сердито бросил гонцу
      — В землю. В землю твой брат Така смотрел. Он и сейчас туда смотрит. Помоги!
      Монах лежал в глубоком беспамятстве.
      Версифисаил со стоном держась рукой за бок, сделал шаг к поверженному монаху. Безмятежный вид товарища по несчастью объяснил, почему желтолицему демону все-таки удалось уйти на своих ногах.
      — За руки его да в кусты, пока тот не вернулся.
      Не разбирая дороги, они поволокли тело с поляны. За ними тянулась широкая полоса помятых и поломанных растений. Без всякого сомнения, каждый, кто захотел бы отыскать их, сделал бы это с легкостью и без всякого колдовства. И все же Шумон надеялся, что этого не случиться. Солнце к этому времени благополучно закатилось, а затянутое облаками небо прятало оба ночных светила. Над болотом висел плотный туман, который, Шумон в это верил, сослужит им хорошую службу.
      Пробежав на одном дыхании почти поприще, они повалились в траву. Отдышавшись, Шумон спросил Версифисаила:
      — Болит?
      — Болит! — погладил бок Версифисаил. — Меня раз боевой верблюд лягнул. Очень похоже. Так тот хоть ногу об меня сломал. А этому, кажется, все нипочем.
      Он беспомощно погрозил кулаком, и тут же сморщившись, стал тереть больной бок.
      — Легко отделался. Ему вот хуже пришлось.
      Зачерпнув воды из ближайшей лужи, Шумон вылил её на голову монаху. Тот замычал, задергался, открыл глаза.
      — Где он? — опросил он быстрым шепотом. — Где желтолицый?
      — А что ж ты про серебро не спрашиваешь? — ядовито поинтересовался Императорский гонец. — Сколько унесли. И сколько на твою долю достанется?
      Монах молчал, погруженный в неприятные ощущения и Версифисаил пренебрежительно сплюнул.
      — Может, вернемся? На богатства поглядим, чародеев погоняем?
      Младший Брат не отвечал, только требовательно смотрел на Шумона.
      — Далеко, — успокоил его тот. — Ему до тебя ни рукой, ни ногой не достать. Идти сможешь?
      Монах ожил, начал вертеть головой не то, осматриваясь, не то, проверяя, вертится она или нет.
      — Смогу, с Божьей помощью…
      Он поднялся, его повело в сторону, но Версифисаил подставил плечо.
      — Если нет желания снова встретиться с желтолицым, то лучше идти отсюда…
      Вряд ли кто из них сейчас мог бы высказать более глубокую и своевременную мысль. Отойдя подальше от болота, беглецы как могли быстро, пошли прочь. Позади них, похоже, что прямо над капищем в небе появился яркий луч света. Он был похож на нож, вспарывающий брюхо темноте.
      — Ищут, — сказал Версифисаил. В голосе гонца звучала тоска. — Связался я с вами…
      — А не связался бы, так и сдох бы в болоте… — зло отозвался брат Така.
      — Хватит вам собачится, — прикрикнул на них Шумон. — Нашли время…
      Несколько шагов они шли молча, но Версифисаил не сдержался.
      — Надо же… Один — двоих! Голыми руками…
      Шумон повернулся, чтобы наорать на обоих, но слова застряли в горле. В небе над капищем кружили уже три огненных лезвия. Монах не став отвечать гонцу, глянул через плечо, обогнал Шумона.
      — Не найдут, — уверенно сказал он. — Карха укроет, отведет беду…
      Шумон пожал плечами. Брат Така мог думать что угодно, но собственный здравый смысл говорил, что прямо сейчас, пожалуй, их и не поймают, однако это может произойти и завтра. Едва встанет солнце, как на них начнется самая настоящая облава. Он не знал хорошо это или плохо, но, во всяком случае, быть чьей-то дичью ему не хотелось.
      Брат Така не смотря на спокойствие в зватрашний день смотрел без особой радости. Обитающим тут приспешникам Дьявола было что скрывать от Братства и от эркмасса Гьёрга и от Императора Мовсия, не напрасно же была построена такая Стена, и с умыслом напал на них желтолицый пособник Дьявола. Поэтому черные силы, царящие здесь, постараются, чтоб никто за стеной не узнал о том, что здесь происходит. Но у них оставалась ночь. Целая ночь!
      Дождь, прятавшийся в сыром воздухе, осмелел и каплями упал на болото.
      Чтобы не идти по трясине, беглецам пришлось выйти почти к самой Стене. В её лиловом свете огни направились прочь от капища. Шумон шел первым. Он рассчитывал найти какое-нибудь подходящее место, чтоб укрыться на несколько дней. Гонец с монахом переругивались за его спиной, вспоминая схватку с желтолицым и это интересовало их больше всего. Никто не спрашивал, куда их ведет монах. Каждому просто хотелось уйти подальше. Шли молча, подталкиваемые в спину ожиданием погони. Дождь уже не капал, а лил, вытянув водяные струи от неба до земли.
      Стена впереди становилась вроде бы ниже. У Шумона радостно застучало сердце, но, приглядевшись, он понял что ошибся. Стена оставалась Стеной, просто в этом месте начинался спуск вниз и она следуя изгибу земли плавно опускалась в сырую темноту. Оттуда, из темноты, слышался приглушенный расстоянием шум. Люди замерли, определяя насколько он опасен.
      — Что там?
      Шумон, вспомнив план Хилкмерина, сказал:
      — Река. А за ней казармы охраны. Это кстати…
      Спускаться под уклон было легко, и они почти бежали на шум воды. На середине склона их ослепила вспышка молнии. В её ярком свете потерялся, растворился смутный свет Стены. За то мгновенье, пока капли дождя вместе с громом не долетели до земли, каждый увидел кусочек расстилавшейся перед ними панорамы.
      — Мост! — крикнул Шумон различивший впереди массивную громаду моста над бурным потоком.
      — Дорога! — крикнул брат Така. В полупоприще от них прямо из Стены выходила широкая, утоптанная дорога, скатывающаяся все ниже и ниже к реке, к мосту. Но самое важное увидел Версифисаил.
      — Болло! Смердящий Болло! — завопил он во весь голос. Страх перед вонючей тварью был так велик, что заслонил собой опасность быть услышанным летающими людьми. Крик его был знаком близкой и серьезной опасности.
      Земля вокруг колыхалась и вздувалась большими пузырями. Пузыри разламывались, выпуская из себя облака необыкновенно вонючего тумана и вздувались снова. Дождь прибивал его к земле, но все равно дышать было невозможно. Смрад душил, разрывал легкие кашлем. Самого Болло видно не было. Он сидел где— то рядом, под землей и пускал оттуда свою отраву на добычу. Один из пузырей лопнул под ногами Шумона. Волна вони окружила его, согнула пополам, потянула к земле.
      — Вперед! — крикнул Версифисаил растерявшемуся монаху. — Пока не сдох — вперед! На дорогу!
      Подхватив бесчувственного безбожника под руки, гонец с монахом ругаясь во весь голос — гром заглушал все звуки— побежали к дороге. Оба знали, что Болло не любил утоптанной почвы.
      На полпути к ней под землю провалился монах. Провалился неглубоко, по колено, однако все обошлось. Опередив вырвавшийся оттуда клуб ядовитого тумана, он выпрыгнул из ямы, оттаскивая от опасного места гонца и безбожника. Выбравшись на дорогу все свалились прямо в грязь, задирая головы вверх и жадно дыша.
      За стеной дождя им было видно, как земля на склоне продолжает вспучиваться и выпускать из себя смертоносный туман. Видя это, брат Така не выдержал и расхохотался. Сегодня это была первая победа. Смеясь, он тыкал пальцем в склон и пытался объяснить гонцу:
      — Он там… ха— ха— ха— дуется— ха— ха— ха!
      Монах надувал щеки, показывая, как дуется Болло. Глядя на него, засмеялся и гонец. В этот момент ветер переменился и погнал на развеселившуюся компанию волну вони. Размытая дождем, растрепанная ветром, она уже не была смертельно опасна, но все равно сидеть и ждать её никто не собирался. Таща волоком Шумона, они побежали к мосту.
      Река, на их глазах вздуваясь, злобно клокотала у опор моста. Вода кипела под каплями дождя, словно невидимки стегали её длинными прутьями. По поверхности неслись сломанные ветки и смытый с берегов мусор. Ветер подхватывал волны и швырял их в берега. Плотная стена воды, в которую превратился дождь, касаясь земли, мутными потоками устремлялись к реке. В этом буйстве стихий мост оставался единственным предметом, на который можно было смотреть без содрогания не ожидая каждое мгновение, что он либо рухнет в воду, либо взовьется в воздух. Мост был срублен из крепких бревен, скреплен железными скобами и выдерживал тяжесть повозки со взрослым драконом. При вспышке молнии люди разглядели на другой стороне реки приземистые казармы охранной полуроты Желтых лучников до недавнего времени охранявших питомник. Ветер, набиравший все большую силу, толкал их к мосту, словно приглашал быстрее перебраться через реку под защиту стен. Пришедший в себя Шумон крикнул:
      — Через мост не пройти. Сбросит. Надо ползком!
      — Ничего! — подбодрил его Версифисаил. — Троих не сдует…. Держись!
      Ухватившись друг за друга, они вползли на мост.
      Ветер навалился на них с новой силой, то прижимая к настилу, то, наоборот, дергая в сторону. Дождь зарядами обрушивался то спереди, то сзади. В тот момент, когда они уже спускались c него, Версифисаил поскользнулся на мокрых бревнах. Пытаясь удержаться, он резко дернулся в сторону, и кожаная сумка с Императорским посланием соскочила с его шеи и упала на край моста. На мгновение мир вокруг Версифисаила застыл. Утих ветер, вспышка молнии растянулась во времени. Вода под мостом остановилась, и сквозь неё проступило видение не то виселицы, не то костоломной машины. Никто, ни Шумон, ни монах не увидели этого, поэтому рывок гонца к краю моста был неожиданностью и для одного и для другого. Все произошло мгновенно. Брат Така пытавшийся удержать его потерял равновесие и подталкиваемый ветром упал в реку, увлекая за собой Версифисаила. Следующая молния осветила пустой мост, и Шумона, лежащего у его подножья. Придавленный ветром безбожник шевелился, пытаясь подняться, но ветер сбивал его с ног.
      Встав, наконец, на ноги Шумон побежал по берегу реки, выкрикивая имена своих спутников, однако через тридцать шагов он наткнулся на что-то и оглушенный упал на землю.
 

Дурбанский лес.

Воздушное пространство.

      После вчерашней грозы небо над лесом еще заволакивали опоздавшие к ней тучи. Их клочья проплывали то выше, то ниже, то накрывали их, обдавая сырым холодом, и от этого казалось, что воздух вокруг свежий и бодрящий. Так оно, наверное, и было, только при той скорости, с которой они летели, Эвин ощущал не свежесть, а самый настоящий холод.
      Воздух вокруг казался плотным и холодным, как горная вода.
      Распластавшись на шкуре шельха, Эвин чувствовал, что поток холода обтекает коченеющее тело. Воздушные струи скользили по бокам, словно живые змеи, забираясь в рукава, за воротник и куда только можно. От холода не спасала даже колдовская одежда. Холод и неудобство — вот два чувства, которые он испытывал в этот миг. Холод и неудобство.
      Немного повернув голову, он разглядел Аттага. Тот невозмутимо сидел на драконьих плечах и правил летающим зверем. Ему было куда как легче. Как человек привычный к такому передвижению он сидел закутанный в кожу. На нем была кожаная куртка и плащ, и даже лицо его скрывала кожаная маска с прорезями для глаз.
      Эвин вспомнил, сколько разговоров ходило об этой маске.
      Придворные фантазировали, как могли, стараясь объяснить, для чего она нужна седоку. Говорили, что Аттаг хочет остаться не узнанным драконом, ибо правя благородным зверем, причиняет ему боль, другие говорили, что вовсе наоборот, маска нужна для того, чтобы дракон не мог отличить одного погонщика от другого и повиноваться любому из них… Третьи искали сходство маски с изображениями древних Богов….
      Ошибались, как оказалось все. Все оказалось проще.
      Ветер и холод, которые Эвин сейчас чувствовал на своем лице, не касались Аттага.
      Там, на земле, в Эмиргергере она казалась лишней, но тут… Тут эта одежда вызывала не смех, а зависть..
      Ветер, бьющий прямо в лицо, выжимал слезы из глаз и Эвин, повернувшись боком, стал разглядывать то, что проносилось справа от него. Можно, конечно, одеть хитрый колдовской капюшон, но это значило бы показать Аттагу то, что ему видеть не полагалось. Приходилось терпеть.
      Мерные взмахи драконьих крыльев раз в несколько мгновений заслоняли от него мир, но в промежутках между ними он успевал увидеть уже надоевшую зелень Дурбанского леса.
      — Долго еще?
      Ветер затолкал слова назад, в грудь, но Аттаг не зря был самым опытным из драконьих погонщиков. Ему положено было услышать, что говорит Эвин и он услышал.
      — Нет.
      Его свистящий шепот проскользнул меж холодных струй и коснулся уха.
      — Уже видно… Совсем рядом.
      Ему положено было говорить так, чтобы его услышали, и Эвин услышал его. Приободренный голосом Императорский шпион попытался встать, но возничий жестом остановил его. Упираясь ногами в шею, Аттаг потянул на себя цепь, и дракон стал поворачивать влево. Эвин не успел ничего спросить, как возничий показал рукой вниз, на то, что увидел первым.
      Эвин послушно опустил голову.
      По всему лесу плавно загибаясь в обе стороны через зелень деревьев тянулась яркая полоса. Он сразу подумал, что это просека или дорога, но светло-фиолетовое сияние над ней сразу поставило на этой мысли крест. Императорский шпион попытался сообразить, что же это такое, или хотя бы на что это похоже, но весь прошлый опыт не дал ответа.
      — Что это? — прокричал он.
      Аттаг пожал плечами. Орать в ответ не было смысла — он не знал, что сказать, но глаза спутника были такими требовательными, что он все же ответил:
      — Раньше этого не было…
      В утреннем воздухе хорошо было видно, что линия изгибаясь, охватывает огромный участок леса.
      — Где питомник? — прокричал Эвин.
      Свист воздуха, пронзительный шепот.
      — Дальше. Сейчас начнутся болота, а в них уже…
      — Лети вдоль….
      Он не знал, как назвать то, что лежало под ним.
      — Вдоль этого.
      В очередной раз он поразился легкости драконьего полета. Тяжеленная туша, неуклюже передвигавшаяся по земле, в воздухе стала легкой, быстрой. Аттаг прокричал команду и дракон, немного снизившись, заскользил над линией. Теперь стало видно, что это такое. Стена. Эвин Лоэр смотрел на нее и мысли о неопределенном «неведомом», что вертелись у него в голове после разговора с Мовсием, стали оформляться во что-то конкретное — в планы, намерения, действия. Он махнул рукой, показывая, что нужно сделать.
      — Садись!
      Аттаг отрицательно качнул головой.
      — Нет. Мовсий приказал тебя до места доставить. Кто я такой, чтобы противится его воле?
      Эвин мог бы поклясться, что тот улыбается под своей проклятой маской, но ничего поделать не мог — не бежать же к нему и не стращать своим гневом, когда несешься под облаками. Да и как тут побежишь? Он только крепче вцепился в веревку. Настороженность уже не покидала его. Императорский шпион почувствовал новую тайну. Это уже не беспочвенные подозрения, не рассказы полусумасшедших солдат и монахов, это то, что можно потрогать руками. Повернувшись спиной к Аттагу, он смотрел, как хвост дракона при каждом взмахе крыльев пересекает фиолетовую линию.
      — Спустись пониже!
      На мгновение он замешкался с ответом.
      — Ну! — прикрикнул Эвин. Сейчас он чувствовал себя посланцем всесильного Императора, облеченный властью карать и миловать, подниматься в небеса и спускаться к земле. Аттаг снял перчатку, пошевелил пальцами, словно растирал в ладонях воздух.
      — Не сейчас, — наконец ответил возничий. — Дальше…
      Он что-то сделал с упряжью и шельх повернул к Солнцу. Быстрые взмахи крыльев погнали его по кругу. Эвин вцепился в веревки, забыв о своем высоком предназначении, и думая о том, как удержаться на неудобной спине. С каждым взмахом огромных крыльев они поднимались к облакам. Странную линию, разделившую лес надвое стало постепенно затягивать дымкой. Ее еще было видно, когда Эвин, прижавшись животом к драконьей спине, попытался разглядеть, куда она тянется. В разрывах облаков он проследил ее движение. Ему показалось, что она поворачивает, что все это — часть большого кольца, обруча или петли — удавки, наброшенной кем-то на лес. Облака замелькали чаще и он в бешенстве, что у него отняли разгадку, заорал.
      — Зачем?
      — Увидишь! — отозвался Аттаг. — Сам просил….
      — Зачем? — повторил Эвин.
      — Сейчас спустимся и пролетим над стеной. Держись крепче… Учти, когда вниз нырнем, ты станешь легче. Держаться не будешь — может воздухом снести…
      Эвин выслушал его ложь с каменным лицом.
      — Я худею только от неприятностей, — прокричал он Аттагу, давая понять, что оценил шутку, — а такая прогулка мне только в удовольствие…
      Но тот не обратил на его слова внимания
      — А когда начнем подниматься — станешь тяжелее. Учти это….
      Он дал знак, чтоб Эвин покрепче ухватился за свою сбрую и бросил шельха вниз, к земле…. То, что Лоэр испытал за этот полет, ни в какое сравнение не шло с тем, что началось мгновение спустя. Воздух, бивший в лицо, в одно мгновение превратился в поток плотного как полотно ветра. Эвин почувствовал, что его толкает назад. Носками сапог он нащупал какой-то заусенец на шкуре и уперся в него, сопротивляясь силе потока. В брюхе возникла холодная сосущая пустота, рванувшаяся к горлу, и он почувствовал, как воздух отрывает его от гостеприимной спины с такой легкостью, словно он и впрямь потерял вес. Из горла выскользнул крик, заставивший его вцепился в веревки.
      Когда у него хватило сил открыть глаза и скосить их на сторону, он увидел, что шельх несется вниз. Его движение, не смотря на стремительность, было плавным, словно он съезжал с огромной невидимой горы. Страх утонул в чувстве восторга, которое вошло в него вместе с ветром. Он стиснул зубы, чтобы не закричать.
      Обрывки облаков уже были позади, и теперь с каждым мгновением увеличиваясь, на него надвигались деревья. Разумом он понимал, что Аттаг не хочет ничьей смерти, но сердце требовало молитвы. Перед самой землей шельх шевельнул крыльями и понесся над фиолетовой стеной, словно метательный нож. Тяжесть тела вновь стала реальностью.
      Аттаг все рассчитал верно. Шельх теперь летел над стеной. Деревьев по обе ее стороны видно не было — движение смазывало их, но саму Стену Эвин прекрасно видел. То, что он осознал сразу — так это её высоту. Она была, по крайней мере, не ниже стены замка.
      «Все вранье, на счет нечистой силы, — сразу подумал Эвин, вспомнив о Шумоне и монахе. — Небыли они тут. Через такую стену человеку с голыми руками не перебраться…»
      — Держись!
      Скольжение кончилось, воздух больно ударил по ушам, и его прижало к грубой шкуре. Земля теперь стремительно удалялась. Вниз тянуло с такой силой, что показалось, что пока летел, зацепился за что-то там ногой и теперь это «что-то» не пускает его, тянет назад.
      Шельх летел вверх и горизонт задвигался во всю ширь.
      — Разглядел?
      Эвин кивнул.
      — Теперь куда?
      Оберегая дыхание, он показал рукой за Стену. Аттаг кивнул.
      Время текло, словно река, но Эвин не замечал ни его бега, ни холода. Теперь он смотрел вниз, отыскивая там приметы силы, сумевший поставить Стену, но ничего больше не находил.
      До места, где стояли казармы охраны, они добрались, когда светило уже вылезло из-за края земли почти наполовину. Аттаг ткнул пальцем вниз и ладонью показал, что собирается посадить шельха. Эвин кивнул, в который уж раз вцепляясь в веревку.
      Земля под ним неслась все быстрее и быстрее. Несколько мгновений назад, когда они были лишь немного выше, он видел под собой и стволы деревьев, и кусты, и проплешины чистой воды, и моховые подушки, а теперь трава, кусты и вода слились в однообразную поверхность, на которой уже вообще ничего нельзя было различить. Эвин оторвал взгляд от нее и посмотрел на Аттага, ожидая увидеть какую-то суету, предшествующую неприятностям, но тот сидел на своем месте и спокойно подергивал ремни и цепи, управляя полетом. Эвин почувствовал его уверенность, смешанную с презрением, понял на кого это презрение направлено и стиснул зубы.
      «Себя он убивать не собирается, а значит, и я уцелею», — подумал он. — «Что для меня в диковинку — для него не в первый раз». Крылья шельха сейчас спокойно лежали на воздухе, словно каким-то чудом тот стал плотным, как камень. Только дальние края крыльев, по которым стремительно бежали далекие деревья, трепетали прозрачной дрожью, как будто зверь на его глазах превращался в стрекозу.
      — Готовься! — просвистел Аттаг. Для Эвина это могло означать только одно — «Держись!».
      Два раза просить его нужды не было. Он вцепился в веревку, ожидая удара о землю и рывка, который сдернет его со ставшей такой маленькой и уютной шельховой спины, но все вышло иначе. Аттаг громко крикнул, и в одно мгновение мир вокруг сузился, оказавшись заключенным между огромных крыльев. Перепонка крыла вздулась, принимая на себя напор воздуха и гася движение, по бокам вспыхнули коротко радуги водяных струй, воздух упруго ударил в спину и полет превратился в плавание. Волна грязи поднялась перед грудью шельха и перекатилась через них.
      Эвин смахнул с лица ошметки. Он смотрел на расходящиеся вокруг круги и чувствовал, как расслабляются мышцы. Разжав кулак, посмотрел на ладонь. Только что белая, она розовела, на глазах наливаясь кровью.
      — Доставил.
      Аттаг стянул с себя маску и стряхнул плащ. Только сейчас Эвин ощутил, что через него только что прокатилась волна грязи. «До чего все-таки глупы все эти дворцовые пересуды», — еще раз подумал Эвин..
      — До берега-то доберешься? — деловито спросил возничий.
      Эвин не спеша вытер лицо, проморгался. До берега тут было шагов пятьдесят.
      — Торопишься?
      — Каждому свое… Тебе прогулки, а мне еще назад возвращаться…
      Эвин поднялся, отряхнул грязь. Ему не понравилось слово «прогулки».
      — А то остался бы. Вместе погуляли бы….
      — У меня своя служба.
      — Понятно…. Мовсию скажи, что Стену видел, а нечистую силу — нет. Да. И скажи, чтоб не верил письму эркмасса.
      Аттаг поднял бровь.
      — Он поймет, — сказал Эвин. — Просто передай «Эвин Лоэр говорит, что не было тут никого, мы с ним первые…» — и все…
      Где-то вдали заорали драконы, то ли подравшись, то ли приветствуя взошедшее солнце. Ездовой шельх встрепенулся, поднял голову, завертел ею, прислушиваясь. Аттаг подобрал ремни и быстро спросил:
      — Когда за тобой-то прилетать?
      Эвин посмотрел на небо, запоминая расположение солнца.
      — Еды у меня на два дня…. — задумчиво сказал он.
      — Ну так через два дня? — торопясь предложил Аттаг. — Тоже на рассвете?
      — Значит через день… — сказал Эвин. — Именно на рассвете. Завтра.
      — А хватит ли одного-то дня?
      — Если не убьют, то хватит….
      Эвин спрыгнул с драконьего бока и провалился вниз почти до подмышек. После воздуха болото казалось теплым и ласковым и это было приятно, хоть и не было в нем чистоты и свежести горного потока. Кое-как выбравшись на место помельче он развернулся и пошел, одолевая болото. Лоэр сделал десяток шагов, когда Аттаг позвал его:
      — Эй, Эвин…
      Императорский шпион обернулся. Возничий блестел зубами.
      — Живой приходи… Мне мертвецы ни к чему… Я их боюсь.
 

Дурбанский лес.

Замская трясина.

Мост через Свирлу.

      Когда он пришел в себя, было уже довольно светло. У земли ветер почти не чувствовался, но в небе над ним он еще играл облаками, то скручивая их в длинные жгуты, то собирая в большие рыхлые комья. Дождь прекратился, и успокоившаяся река вошла в прежнее русло.
      Ночь не прошла для Шумона даром. То ли от отравы Смердящего Болло, то ли от проведенной под дождем ночи, он чувствовал себя совершенно разбитым. Поднявшись на ноги, он первым делом огляделся, отыскивая своих спутников. Надежда на то, что они лежат где-то рядом, быстро угасла. Берега реки оказались пусты. Прижав сложенные рупором ладони, он крикнул:
      — Така! Версифисаил!
      — Жив! — донесся до него радостный возглас. — Он жив!
      — Где вы? — крикнул он в ответ, радуясь, что спутники отыскались.
      — На берегу, — крикнул Версифисаил. — Иди к нам!
      Шумон оглядел пустой берег и переспросил, уже зная, каков будет ответ:
      — Где вы? За Стеной?
      — Да… А ты?
      — Я у моста…
      Безбожник посмотрел на воду, уходящую в Стену, словно на её пути ничего не было.
      «Все же она преодолима, — подумал он. — Вот он и выход. Как все просто».
      — Иди к нам, Шумон, не медли, — позвал его монах. — Это промысел Божий. Вода привела нас в дьявольское место, вода и вывела!
      Он замолчал, вслушиваясь в ответ Шумона, но тот молчал.
      — Иди к нам, — вновь позвал он его, — подумай… Вместе мы туча, застилающая солнце, а порознь — капли дождя.
      Шумон еще помолчал и ответил:
      — Нет, брат Така. Не сейчас. Ты для себя все решил, а я нет. Если ты боишься, что уйду, лучше сам иди ко мне. Я подожду.
      — Нет, — с досадой сказал брат Така, — так нельзя!
      — Почему?
      — Не знаю. Вода течет только в одну сторону, — из-за стены к нам.
      — Ты пробовал?
      — Да. Мы тебя уже давно ищем.
      Они долго молчали. Шумон размышляя над новой загадкой, а брат Така с надеждой вслушиваясь в тишину.
      — Ну что же, — сказал экс-библиотекарь. — Значит, так хочет Карха. Через два дня ждите меня в часовне.
      — Нет, — твердо сказал монах. — Мы будем ждать тебя здесь.
      — Хорошо, — согласился Шумон. — Но если я не вернусь завтра до полудня — уходите! Прощайте.
      Он постоял, словно вспоминая, чем ещё может быть полезен своим спутникам и, не вспомнив ничего более, пошел к мосту. Перебравшись на другой берег, он обошел ловушку Смердящего Болло, а затем вдоль Стены зашагал за тайнами.
 

Замские болота.

Заповедник «Усадьба».

Кабинет Главного Администратора.

      — Ушел старичок-то? — спокойно спросил Игорь Григорьевич. — Убежал?
      Сергей опустил голову. Рассказывать шефу все то, что он и так знал, из его рапорта он считал бессмысленным.
      — Так значит, дело обернулось…. А товарищи его?
      — Их вынесло за пределы заповедника. Сейчас..
      — Сейчас? — поднял бровь директор.
      — Десять минут назад, — поправился Сергей. — Они сидели на берегу и совещались о том, как быть дальше.
      — Собираются уходить?
      — Не думаю, — признался Сергей. — Пока сидят… Видимо ждут кого-то…
      — Понятно, кого ждут… Кстати… Хороша служба режима. У нас, оказывается тут, с самого начала болтается местный, а мы и не знаем ничего об этом…
      — Кто мог подумать… — попытался защититься Сергей. Игорь Григорьевич не дал ему сделать этого.
      — Не знаю кто мог, а ты обязан был подумать… А если б он с ножичком или с кистенем? Знаешь что такое «кистень»?
      Начальник отдела режима замотал головой. Игорь Григорьевич улыбнулся, и Сергей сам понял, что и сам Главный Администратор не очень то верит в свое предположение.
      — Ничего страшного… На жилую территорию ему не попасть, а в поиск меньше чем по трое не ходят. Да и с ножичком против разрядника…
      Игорь Григорьевич пожал плечами.
      — А то он знает об этом… Да и будет ли он тебя спрашивать, сможет ли что его ножичек против твоего разрядника?
      Он явно хотел что-то добавить, но сдержался. Постукивая костяшками пальцев по столешнице, он смотрел в окно. Над болотом собирался туман и Сергей, едва увидев его, ощутил, как холодные коготки царапают спину. Тут же заныло простреленное плечо. Шеф словно почувствовав это, поинтересовался:
      — Как плечо? Болит?
      — Нет, — соврал Сергей, — не болит…
      Игорь Григорьевич постучал по привычке пальцами по столешнице и уточнил.
      — Значит здоров. Работать можешь?
      — Могу, — отозвался егерь.
      — В таком случае слушай боевой приказ. Шумона нужно найти.
      Сергей мрачно кивнул. Шеф понял, что его подчиненный понял приказ не до конца.
      — Нам надо найти его своими силами.
      Шеф сел в кресло. Он был расстроен и не скрывал этого.
      — Сам понимаешь, не спецназ же мне сюда вызывать… Ты только представь, что о нас говорить будут на Базе-1, если я обращусь к ним за помощью. Они же со смеху полопаются, если узнают, что мы старика-книжника поймать не можем.
      — Найти, — автоматически поправил его Сергей.
      — Найти, поймать… — отмахнулся от него шеф. — Какая разница? Мне важнее, чтобы он целым и невредимым оказался по ту сторону Стены. А еще лучше — сразу в городе.
      Под взглядом шефа Сергей слегка замялся, и вдруг мысль о предстоящей работе предстала перед ним совсем в другом свете.
      — Это что же будет? Охота на человека?
      Он произнес эти слова, и остановился, не зная улыбаться ему или нет. Столь чудовищно они звучали.
      — Охота? — переспросил шеф. — Скорее экспедиция по спасению одного из самых выдающихся умов Империи. Ты представляешь, что он может тут попросту погибнуть?
      Сергей долго молчал, а потом выдохнул.
      — Это какое-то средневековье!
      Он не хотел обижать шефа, но затея ему явно не нравилась.
      — А мы и живем в средневековье, — усмехнулся шеф, ничуть не смутившись.
      Сергей закрутил головой.
      — Нет. Средневековье осталось по ту сторону стены. Тут заповедник.
      — Заповедник говоришь? Ну, так обеспечь порядок на его территории… Ты знаешь, что вчера кто-то с той стороны прилетел к нам и вернулся назад?
      Сергей смотрел на него несколько секунд, потом неуверенно начал улыбаться.
      — Ничего смешного, — осадил его Игорь Григорьевич.
      — На чем прилетел?
      Главный Администратор откинулся в кресле и внимательно посмотрел на Сергея.
      — Ты меня пугаешь…. На чем тут можно летать? На драконе, естественно…
      Сергей хотел удивиться еще больше, но тут он решил, что его разыгрывают.
      — И что, видели, и никто не пугнул любопытного? Не нашлось доброго человека?
      Игорь Григорьевич нахмурился.
      — Если б видели — пуганули бы.
      — Так откуда же…
      — Александр Алексеевич предупредил. Два человека на драконе. Не иначе как разведчики….
      Сергей молчал, не зная, что сказать.
      — Не заповедник, а проходной двор…. — с чувством сказал Главный Администратор. — Что делать будем?
      Егерь думал не больше секунды. С неожиданным для Игоря Григорьевича энтузиазмом он произнес:
      — Я придумаю что-нибудь… Я такое «что-нибудь» придумаю!
      Когда Сергей ушел, Игорь Григорьевич запоздало понял, что придумал для егеря новую игрушку.
 

Дурбанский лес.

Замская трясина.

Окрестности драконария.

      Шумон чувствовал себя веревкой, которую тянули в разные стороны.
      Любопытство тянуло его к Городу, а осторожность, повиснув на ногах тяжеленной гирей, твердила, что глупо очертя голову незваным соваться к новым обитателям болота. Во всяком случае, оба чувства были согласны в том, что особенно рады ему там не будут… Особенно после вчерашнего.
      От этой заботы путь его, неизвестно куда лежащий, походил на полуокружность, центром которой был Город. Он не видел его, но помнил, где тот расположился. Тот тянул его словно терпейский камень птичье перо — незримо, но настойчиво.
      Так, раздираемый противоречиями, Шумон добрел до деревьев.
      Земля тут была настоящей землей, а не жидкой грязью и деревья вымахали в полный рост. Он смотрел на них, и в беспокойной душе проклюнулось решение. Придерживая шляпу, Шумон оглядел каждое, выбирая которое повыше.
      Он увидит Город. Обязательно увидит, но не вблизи, а издалека. Пока издалека… Наверняка эти люди постараются защититься от незваных гостей…. Конечно второй стены там он не видел, но кто сказал, что они не придумают что-нибудь похитрее? Император, когда отправлялся в походы, всегда окружал лагерь секретами и постами. Вряд ли они глупее. Так что….
      Шумон вспомнил оранжевые кольца на лиловой Стене.
      Нет, наверняка не глупее.
      Так что придется что-нибудь придумывать на ходу. Он выбрал самое высокое дерево и по-хозяйски похлопал его по влажному шершавому боку. Брата Таки рядом не было. Да если б и был он и в этом случае не пустил бы его вперед, а полез бы сам. Это был его путь в небо. Если не к Богу, то к знаниям…
      Все бы хорошо, но вот ветки… Первые ветки, за которые можно было бы уцепиться, начиная путь наверх росли примерно в пяти человеческих ростах над ним.
      Это не самая сложная задача, которую он решал в своей жизни.
      Отмерив кусок веревки, чтоб свободно обернулся вокруг ствола и его спины, он связал ее в кольцо. Несколько раз дернулся назад, проверяя узел на прочность… Веревка держала.
      Тогда он уперся ногами в ствол и рывком перебросил веревку на ладонь вверх. На мгновение задержавшись, он тут же сделал шаг вверх и опять перебросил веревку по стволу. Сдерживаемое дыхание рвалось из груди, но он сквозь темноту в глазах все же видел, как приближаются ветки. Добраться до конца в один присест сил не хватило. В двух шагах от ближайшей ветки он остановился, чтоб перевести дыхание. Что эти два шага там, внизу, на земле? А тут пришлось копить силы, чтоб четырьмя лягушачьими прыжками добраться до спасительного сука.
      Закрепив веревку, он позволил себе сидеть столько, чтобы восстановилось дыхание. Мир вокруг все еще был мрачен, но сверху уже лился солнечный свет. Любопытство толкало его посмотреть вперед, но он слишком хорошо знал, чем такое любопытство может закончиться. Собравшись, он начал движение вверх. С каждым движением мир вокруг становился все светлее и светлее. С каждой веткой солнце пронизывало его все сильней, не только освещая безбожнику путь в небо, но и согревая его.
      Наконец он добрался до толстого сука, который облюбовал, еще разглядывая дерево снизу. Листвы перед ним уже не было — она осталась внизу, и болото загораживал только древесный ствол. Ему оставалось высунуть голову из-за него, чтобы увидеть то, что прятали пришельцы из неведомой страны.
      — Никакого колдовства, — повторил он, настраивая себя на то, что ему предстояло там увидеть. — Никакого… Только знание… Только умение….
      Готовый увидеть все, что угодно он высунул голову….
      К его разочарованию, пришельцы не удивили его. Город, который он видел недавно с другого дерева остался на своем месте. Теперь, когда рядом не было монаха и никто не отвлекал его, он мог рассмотреть его повнимательнее. За болотом стояли домики, числом шесть штук. Они небыли похожи на дома, что строились в Империи, но это были дома. Ничем другим они быть просто не могли — окна, двери. Инстинктивно он искал приметы военного лагеря — не могли же они всерьез думать о том, что Император оставит их в покое, но Город был спокоен. Ничего похожего на казармы он не увидел. Не было и обязательной в Имперском войске площадки для воинских упражнений.
      Людей он там не разглядел, но это не значило, что никого там не было — слишком далеко от него располагался город, зато увидел клетки… Сперва он принял их за заросли какого-то редколесья, но приглядевшись повнимательнее понял свою ошибку — слишком уж правильно стояли стволики.
      — Эге! — сказал Шумон. — Вот оно как.
      Все-таки путь с Братом Такой не мог не оставить следа в его голове. Те разговоры, что тот вел, все-таки остались в памяти и произвели на Шумона впечатление. Поэтому первое, что он представил себе — клетки, набитые соотечественниками.
      Представил, а потом устыдился глупых мыслей. Если б им нужны были пленники или рабы, то ни за что бы они не выпустили отсюда ни ловчих, ни охрану. Скорее всего, это был зверинец. Обычный зверинец, такой же, какой имелся у Императора.
      В небе над Городом обнаружилось движение. Шумон напряг глаза. Точка, мельче самой мелкой мухи, возникла в небе и понеслась куда-то по своим делам. Он ждал уже знакомого превращения в облако, но его не произошло. «Они даже не прячутся», — подумал он. — «Не от кого им уже тут прятаться…»
      Становилось жарко. Солнце постепенно поднималось над деревьями и пронизывало кроны.
      Шумон сидел на дереве, наблюдая за чужой жизнью и не понимая ее. Радость постепенно сменилась досадой. Он что-то видел, но не понимал. Он что-то видел, но не мог догадаться, что именно видит.
      С тяжелым сердцем он отвернулся от Города и посмотрел левее, туда, где не так давно несокрушимым оплотом Имперских интересов на этом болоте стояли Желтые лучники.
 

Замская трясина.

Императорский драконарий.

Казармы Желтых лучников.

      Издали, сквозь кусты, казарма Желтых лучников не казалась ни заброшенной, ни обветшалой. Казалось, что подожди совсем немного, и обязательно выйдет кто-нибудь из дверей, прозвучит чей-нибудь голос, раздастся смех…
      Головой-то Шумон понимал, что нет там никого, что имея такие дома, что он видел на болоте, пришельцам нет смысла забираться в казармы, пропахшие тиной и сыростью, но он точно знал, что если он сам о себе не позаботится, то никто тут этого за него не сделает.
      Конечно, в казарме было наверняка хуже, чем в тех чудесных домах, что он видел за болотом, но сидеть под кустом было совсем плохо. Его одежда промокла, в животе что-то ерзало, словно желудок пустился ползать по брюху, в надежде отыскать там что-нибудь съедобное. А внутри казармы, возможно, что-то и было из того, что искал желудок…. И уж наверняка там была печка.
      Движение в небе заставило его отвлечься. По небу пролетел еще один гость.
      — Делать им нечего, кроме как печку здешнюю стеречь, — прошептал Шумон, добавляя себе бодрости.
      Раздвинув ветки, он вышел на поляну, что окружала казарму. Людей тут, судя по всему, не было уже с неделю. Дорога, что протоптали лучники к отхожему месту, стала зарастать молодой травкой, которой дела не было до Императорских неприятностей. Свежих следов на ней не было.
      Бебожник не пошел по дороге дальше, а повернул к казарме. С двадцати шагов было хорошо видно, что распахнутая дверь словно приглашала прохожих внутрь. Сделав несколько шагов, но, так и не дойдя до двери, остановился, присел на корточки.
      Дверь оказалась не распахнутой, а выбитой. Створки лежали перед входом, наподобие перекидного моста. Войди, и получи свою долю неприятностей.
      Была бы дверь просто открытой, это было бы ничего, но вот в выбитом варианте она наводила на нехорошие размышления.
      Безбожник задержался на несколько мгновений, но все-таки шагнул внутрь, мельком подумав, что потом дверь нужно будет все-таки поднять. Поднимать ее сейчас смысла не было — не исключено, что через мгновение придется бежать назад, как бежали отсюда те, кто жили тут до него, и дверь тут окажется только помехой.
      Поймав себя на этой мысли, он рассмеялся.
      Смех стряхнул оцепенение, как ветер стряхивает снег с ветки.
      Шумон входил внутрь с легким сердцем, хотя и сам не знал, чего ожидал увидеть тут. Теперь почему-то он был уверен, что ни изуродованных трупов, ни кровожадных чудовищ тут не увидит. Все, что он успел узнать о пришельцах, говорило о том, что они не сторонники крайностей. В его голове уже успел сформироваться образ новых хозяев болота — сильные, не склонные к крайностям, но способные, если придется, постоять за себя… Таким чужая кровь не нужна. Таких и так уважают, понимая, что все то, чего может бояться нормальный человек, они и так сделают, если посчитают необходимым.
      «Вряд ли они слабее Мовсия», — подумал экс-библиотекарь. Он еще раз вспомнил Стену и кольца пламени, бегущие по ней. — «Неторопливая сила…. Вот что они такое…»
      Шумон встал в дверном проеме, разглядывая комнату. Ветер толкнул его в спину, но он не сделал шага внутрь.
      Первое, что чувствовалось в воздухе — необитаемость этого места. Запах жилья почти выветрился, вытесненный запахом болота и свежей зелени. Он не чувствовал ни тепла, ни запаха масла, что должно было бы гореть в светильниках, живи тут лучники. А что уж тут говорить о запахе еды… Он думал об этом, а глаза сами собой обегали просторную комнату…
      И тут он увидел то, что заставило его на мгновение забыть о возможных опасностях. Левее входа стоял стол, а на нем… Не веря глазам он сделал несколько шагов, протянул руку…
      На столе лежало несколько сухарей, еще не тронутых плесенью и Шумон замычал от удовольствия, уминая рыхлое, вкусное крошево.
      Сухарь таял во рту, в кулаке лежал еще один, и повеселевший незваный гость уселся на скамью, подыскивая для себя вещи, которые мог ли бы ему пригодиться в здешнем отшельничестве. Зная дорогу назад, Шумон хотел остаться тут настолько, насколько в нем хватило бы любопытства и еды.
      Беспорядка кругом было с избытком. Повсюду валялось оружие, одежда, лежали опрокинутые скамейки. По всему видно, что люди отсюда не ушли, а сбежали. Он посмотрел на дверь, выбитую наружу, на вывороченный косяк и представил то, что тут творилось, когда в этой комнате еще были лучники.
      — Что ж они вам показали? — вслух подумал Шумон. — Что вам показали, такое, что вы все как один ничего не помните?
      Гость поднялся, и, стараясь не шуметь, пошел по комнатам. На благородной половине был тот же беспорядок, что и на простой, разве что к запахам болота добавился запах разлитого вина. Шумон стал смотреть внимательнее, и вскоре поиски увенчались успехом. Три кувшина красного вина нашлись под столом, где их не достали ни руки, ни ноги прежних обитателей. Отхлебнув из одного, пошел дальше, не опасаясь неприятных сюрпризов.
      Чтоб чувствовать себя полновластным хозяином в доме он решил посмотреть заодно и чердак. Шумон взглядом обежал казарму, отыскивая лестницу. Та должна была стоять или лежать где-то рядом, но ее тут не оказалось, ни рядом, ни вообще. Чтобы добраться до обреза люка ему пришлось придвинуть стол и поставить на него скамейку.
      С пола люк смотрелся темным провалом в полу, ямой полной непроглядной тьмы и он подобрал оброненный прежними хозяевами факел. Запалив его, Шумон сунул огонь в черноту, а следом за ним и голову.
      Темнота раздалась в стороны дав ему возможность увидеть несколько охапок соломы и лестницу, которую он не смог отыскать внизу. Воздух тут был суше, чем внизу и отчего-то пах копченой рыбой.
      Кроме темноты и запаха там вроде бы ничего не было, и он, опершись на скамью, забрался внутрь. Сидя на корточках у края люка прислушался. За стенами шумел ветер, какая-то ветка изредка касалась крыши и скребла по ней.
      Не отходя далеко от люка, Шумон повернулся, выискивая возможные опасности, но ни одна из них не проявилась.
      Тогда экс-библиотекарь сделал несколько шагов вперед. Доски под ногами заскрипели, и он остановился, словно этот звук мог спугнуть того, кто тут прятался. Он смущенно покрутил головой и готов был рассмеяться, но тут доски скрипнули не у него под ногами, а позади. Шумон замер. Неосознанный страх всколыхнулся в нем, и он остановился с поднятой вверх ногой.
      Скрип повторился. Шумон тихонько опустил ногу на пол и, выставив факел вперед, словно кинжал повернулся.
      У него за спиной ничего не изменилось. Там по-прежнему были темнота и люк. Несколько долгих мгновений он смотрел на светлый квадрат, но там ничего не происходило. Никто не пытался забраться к нему, и ничьи тени не мелькали там, внизу. Он заставил себя поверить глазам, которые говорили, что он один тут, а не чувствам, что кричали об опасности. Шумон отвернулся, намереваясь пройти дальше, и тут услышал то, что никак не ожидал. Человеческий голос.
      — Ты кто?
      Он резко обернулся. У него за спиной, там, где мгновение назад никого не было, да и быть-то не могло, между ним и люком, приведшим его сюда, стоял черный человек. Шумон сглотнул ком в горле. Слова нашлись не сразу, но нашлись.
      — А ты? Ты кто? Неужто Желтый лучник?
      Незнакомец не спешил отвечать. В поведении его не было ничего угрожающего, хотя по пружинистому покачиванию ясно было, что он, если придется, готов драться. Шумон поднял факел повыше. Свет коснулся фигуры и словно стек с нее.
      — А я тебя знаю! — вдруг сказал незнакомец. Напряженность, что только что была в его позе, исчезла. — Ты Императорский библиотекарь…
      — Бывший, — машинально поправил его Шумон. Впору было удивиться — посреди леса, за Стеной вдруг находится человек, который знает тебя по Императорскому дворцу. — Откуда ты меня знаешь?
      — Откуда и ты меня…
      Незнакомец шагнул ближе, погружаясь в свет.
      — Эвин Лоэр!?
      Эвин кивнул и жестом указал Шумону на охапку соломы. Шумон послушно сел. Удивление, что оглушило его, не позволило задать вопрос. Без долгих разговоров Эвин поставил перед Шумоном мешок с едой.
      — Ты один?
      Шумон не ответил. Выдернув изнутри копченую рыбью тушку, он разодрал ее надвое, и протянул половину Эвину. Тот рукой показал, что сыт и повторил вопрос:
      — Один?
      — Теперь один…
      — А где твой спутник?
      — Ушел в Эмиргергер. Нас ведь послал Старший Брат. Ну, вот он и…..
      Эвин махнул рукой, показывая, что ему многое известно.
      — Шутишь…Как ушел? А Стена?
      В рыбьей морде было что-то благостное, что-то монашеское и Шумон, кстати, вспомнил брата Таку.
      — «И будет вода тебе проводником!»
      — Что? — не понял Эвин.
      — Ты что, Кабрина не читал? — удивился Шумон, облизывая пальцы. — «Отповедь искусителям»? Ну, ну… Как же так можно? Оказывается, отсюда можно с водой выйти.
      — Как с водой? — удивился Эвин. — Мокрым что ли?
      Жалко было отрываться от изумительно вкусной рыбы, но Шумон сделал это.
      — Если прыгнуть в реку, то она вынесет за Стену. А ты-то как сюда попал?
      — Драконом. Император послал, что б я разузнал что тут и как.
      — Ну и разузнал?
      Эвин не стал отвечать. Он вспомнил разговор с Императором и спросил библиотекаря.
      — А ты или монах письма с дороги отправляли?
      Шумон пожал плечами.
      — Зачем тебе это? Ты мне лучше скажи, во что это ты одет?
      Вытерев палец, безбожник провел пальцем по его одежде. Тот словно скользил по полированному камню.
      — Одежда у тебя странная…
      Эвин слегка отодвинулся, пожал плечами.
      — Ничего странного… Самая подходящая одежонка. Тут все так одеваются. Так отправляли письма?
      Рыба, что таяла во рту, требовала хотя бы вежливости по отношению к человеку, который дал ему ее.
      — Я — нет.
      — А монах? Может быть, встретили кого дорогой, кто письма от него мог в Гэйль передать?
      — Монах?…
      Шумон покопался в памяти, вспоминая пройденный путь. Нет, монах все время оставался на глазах.
      — Нет и он тоже… Да и как? Птиц-то у нас не было…. А встречать многих повстречали. Банду Хамады, например, встретили, Брат Така одного Божьего помощника встретил, и одного Дьяволова пособника… Не-е-е-ет. Скучно не было.
      Эвин довольно улыбнулся, утвердившись в своей правоте.
      — Так я и знал.
      — Что ты знал? — оторвался Шумон от сочащейся жиром рыбы.
      Эвин задумался, не рассказать ли бывшему Императорскому библиотекарю о том, как и почему сюда попал, но решил промолчать.
      — Не скажу. Это секрет Императора.
      — Какие еще секреты? Все секреты там, — он махнул рукой в сторону Города. — Ты там был?
      Эвин посмотрел на Шумоновы сапоги, заляпанные тиной и грязью.
      — Похоже, что и ты там был. Посмотрел на них?
      — Посмотрел, — кивнул Шумон.
      — Ну и кто они, по-твоему?
      Эвин для себя уже знал ответ на вопрос и теперь ждал ответа от человека, чей ум признавал сам Император. Шумон посмотрел на него так, словно другого ответа и быть не могло.
      — Люди, конечно.
      — Люди?
      — Наверняка не демоны… Хлеба нет больше?
      Эвин покачал головой.
      — Я тоже так думаю…. Только вот неизвестно, что лучше. Может то, что они люди, оно и страшнее. Люди с тобой такое сделают, до чего и демоны не додумаются.
      — Второй монах, прямо… — пробормотал Шумон. Он взял в руки солому и начал оттирать руки.
      — Почему второй? — спросил Эвин.
      Солома сыпалась меж пальцев. Шумон подхватил еще пригоршню… Под мягким светло-коричневым ворохом высушенной травы пальцы наткнулись на мягкую шкуру. Он поднял ее, встряхнул.
      — Да был тут один до тебя хороший человек. Те же мысли его мучили. «Кругом враги… Жди удара в спину…Каждый сам за себя…»
      В голосе Шумона было столько пренебрежения слабоумием неведомого монаха, что Эвин не решился открыто возразить.
      — Может быть, он не так уж и не прав?
      Шумон пожал плечами. Шкура оказалась большой, покрытой со всех сторон шерстью. Видно кто-то из лучников тайком убил зверя и припрятал шкуру подальше от чужих глаз, чтоб хорошенько выделать ее в городе, после возвращения. Шумон улыбнулся. Это был настоящий подарок Судьбы.
      — Ты-то сам, что о них думаешь? — повторил вопрос Эвин. — Что Императору от них ждать?
      Опустил шкуру на доски, уселся.
      — Спроси чего-нибудь полегче… Для меня другое важно — раз это люди, то, значит, с ними можно договориться.
      Эвин погладил рукой рукав своей странной одежды. То, о чем он подумал, не отразилось на его лице.
      — Иногда договориться можно только с позиции силы…
      Шумон не стал возражать.
      — Что ж. Это тоже договор. Мы забыли, что в мире может быть кто-то сильнее нас…
      — А они сильнее? — спокойно спросил Эвин.
      — Вот это и нужно понять… В чем наверняка уверен — они больше знают, раз могут делать то, что не можем мы. И они не отсюда…
      — Ну, это-то понятно…
      — Понятно? И что дальше делать с твоим «понятно»?
      Эвин молчал, думая, как ему следует поступить.
      — А дальше надо будет возвращаться в Эмиргергер.
      Шумон никак не ждал такого ответа. Он удивился и даже не пытался скрыть своего удивления.
      — Эмиргергер? Ты все уже знаешь? Все понял? Во всем разобрался?
      В голосе его было даже не недоверие, а скорее презрение к человеку, добровольно — из страха или еще чего-нибудь подобного, отказывающегося от самого интересного, что может быть в этом мире — от тайны. Эвин не обиделся и уклончиво ответил:
      — Я выяснил то, за чем меня послал сюда мой Император.
      — И что же ты ему скажешь? — прищурился Шумон.
      — Скажу, что тут обосновались его враги. Что они укрепляются, что их пока немного…
      — А сколько их? — спросил Шумон, явно намереваясь подколоть Императорского шпиона.
      — Тридцать шесть человек, — тут же серьезно ответил Эвин, хотя не мог не почувствовать подначки. — Половина женщин. Так что воинов тут не много. Пока, во всяком случае.
      — Этого немного хватило, чтоб построить Стену… — напомнил Шумон.
      — Не только Стену, — поправил его Эвин, уже как знаток предмета. — Они строят свое поселение с помощью колдовства или чего-то очень похожего на него. Они могут летать… Если не поспешить, то их злоба и зависть…
      Шумон не сдержал усмешки и даже рассмеялся над словами Императорского шпиона.
      — Люди, познавшие Божественную тайну полета и сумевшие построить такую Стену, умны. А значит, не могут не быть благородными… Да и нет там никакого колдовства.
      — А если ты ошибаешься? — спокойно спросил Эвин. — Несколько дней назад я видел двоих из этой компании…
      Шумон отложил шкуру и уставился на Эвина.
      — Видел, видел, — подтвердил он. — Они расхаживают по окрестностям и уже есть предатели из благородного дворянства, которые снюхались с ними, в желании обрести права им неположенные. Мало того я даже знаю, откуда они пришли…
      Шумон наклонился к нему, стараясь не упустить ни одного слова.
      — Откуда?
      Эвин уже набрал в грудь воздух, чтобы ответить, но сдержался.
      — Не спрашивай. Это — секрет Императора.
      Шумон разочарованно поморщился и Эвин Лоэр поспешил добавить:
      — Они такое сотворили с замком Керрольд и Остой, что…
      — Да я о другом. Откуда знаешь? Кто сказал?
      У Эвина был большой соблазн рассказать о Всезнающем, которого библиотекарь знал лично, но он сдержался.
      — Сами и сказали… Был я свидетелем одного разговора…
      Он тяжело вздохнул, слова сами просились на язык, но… Нельзя! Нельзя!! Нельзя!!!
      — Завтра мы будем говорить с Мовсием. Я расскажу о том, что видел сам, а ты— о том, что видел вместе с монахом. Если он захочет, то посвятит тебя в свои тайны, а я сейчас не могу. Не мой секрет…
      — Нет у меня другие планы, — покачал головой Шумон. — Завтра я буду в их Городе.
      Эвин поморщился. Библиотекарь не понимал, что говорил и, главное, кому.
      — Труп твой будет в городе. Тебя поймают и, возможно, убьют.
      Шумон ухмыльнулся. Эвин замешкался, подыскивая какой-нибудь аргумент поубедительнее.
      — А может быть, и съедят… Откуда нам знать их обычаи?
      — Меня приведут туда с почетом и радостью…. — весело возразил ему экс-библиотекарь.
      — Почему? Неужели ты знаешь что-то такое, чего не знаю я?
      — Да. Потому что я знаю, что нужно делать…
      Он встряхнул шкуру, и длинные черные волосы заргра разлетелись в стороны.
      — Наряжусь завтра в нее и позволю себя поймать. У них там есть зверинец, я видел…
      — Это глупо, — с отвращением произнес Эвин. Уж кто-кто, а он-то отлично представлял что такое военная хитрость…
      — Почему? — спокойно поинтересовался Шумон. — Что же ты тут глупого разглядел?
      — Кого ты собираешься обмануть? Даже ребенок отличит живого зверя от чучела.
      — Ребенок? Возможно… Но они — нет, — убежденно сказал Шумон. — Откуда этим знать, как выглядит живой заргр, если они его никогда не видели?
      Эвин только рукой махнул.
      — Слышал я, что ты одержимый… И точно ведь.
      — Мне нужно знать, — мягко возразил Шумон товарищу. — Тебе тоже. Ты отчитываешься перед Императором, а я перед самим собой, и если Император может тебя простить, если ты не узнаешь того, что ему нужно, то мне себя прощать некому. Я должен знать — повторил он.
      — Я расскажу тебе все, что увидел… Ты столько не увидишь, даже если каждый из них откусит от тебя по куску…
      Шумон только рукой махнул.
      — Да что ты мог там видеть? Чтобы что-то увидеть, нужно быть внутри, вместе с ними…
      — Я видел все. Все, что меня интересовало.
      — Из-за дерева? Одним глазом?
      Шумон не успел пренебрежительно махнуть рукой, как Эвин сказал:
      — Смотри….На меня смотри… Обоими глазами смотри.
      Эвин Лоэр расчетливо медленно коснулся пальцем пряжки, и на глазах Шумона произошло настоящее чудо. Тот…. растворился в воздухе.
      Шумон отшатнулся.
      Нет, мир не изменился. Он видел проем люка, солому, на которой только что сидел Эвин Лоэр. Но его самого уже не было рядом с ним. Но все же он был рядом и вроде бы никуда не пропал. Его голос из темноты прозвучал чуть насмешливо.
      — Не пугайся…. Это их одежда. Когда мне подвернулась возможность, я украл ее. Я знаю, что ты меня не видишь. Это— одежда невидимка. Сегодня я ходил в ней по их городу и смотрел на наших врагов. Шумон не успел решиться и протянуть руку, чтобы ощутить, что пустота не так пуста, как кажется, но так же неожиданно, как и исчез, Эвин появился там же где и сидел.
      — Они действительно сильны. И, боюсь, могут стать еще сильнее, если к ним придут их сородичи. Императора следует предупредить немедленно.
      Шумон помимо воли протянул руку, чтобы дотронуться до волшебной одежды.
      — Завтра мы вместе летим в Эмиргергер, к Императору, — повторил Эвин.
      Шумон отдернул руку от него, словно очнулся.
      — Что? Нет!
      — Почему?
      — Я еще ничего не узнал.
      — Я же сказал, что расскажу…
      — Ты расскажешь не о том, что видел, а о том, как ты понял увиденное. То, что видел ты, я должен увидеть своими глазами. И понять.
      Он помолчал, словно искал выход из положения.
      — Я не прошу у тебя твой волшебный костюм…
      На всякий случай он сделал после этих слов маленькую паузу, считая, что Эвину ее хватит, что бы оборвать его и предложить бывшему Императорскому библиотекарю свою помощь, но тот не воспользовался этим, и Шумон продолжил:
      — Я знаю, что он нужен тебе самому, поэтому у меня нет иного выхода. Мое любопытство для меня страшнее, чем Императорский гнев для тебя.
      Эвин не стал с ним спорить. Спор— дело слабых и неуверенных в себе.
      — Ладно. Сейчас — спать, а завтра утром договорим. У тебя есть ночь, чтобы переменить решение.
 

Дурбанский лес.

Замские болота.

Окрестности казармы Желтых лучников.

      Утро не принесло никаких изменений. Бывший Императорский библиотекарь по глупости своей рвался не к Императору, чтобы предупредить того о свалившемся на Империю несчастье, а на поиски неприятностей, в Город. Что делать в этом случае для Эвина вопросом не было.
      «Не тяжел, а костист» — подумал Эвин оглядывая собирающегося в дорогу безбожника. Волочь его он на себе не собирался, по крайней мере, сразу, и решил устроить дело так, чтоб большую часть дороги тот прошел на своих ногах.
      — Ну, что, господин экс-библиотекарь, решился?
      — Нет.
      Обрывая возражение Эвина Лоэра, он выставил вперед ладонь.
      — И не уговаривай!
      Эвин пожал плечами, едва заметно усмехнулся.
      — Хорошо. Не буду…
      — А ты?
      — А я — назад, за Стену. Должен же кто-то и об Империи подумать.
      Шумон услышал явный укор.
      — И я думаю о ней….
      — О себе ты думаешь, — отмахнулся от него Эвин. — Любопытство свое тешишь, вместо того чтобы узнать и донести…
      Не продолжая разговора, он спустил вниз лестницу и кивнул.
      — Давай..
      — А ты? — поинтересовался Шумон.
      — Помогу тебе шкуру донести до полдороги и пойду своим путем. Мне дело надо делать, а не любопытство утолять.
      За порогом их встретил туман. Белые клубы окутывали казарму со всех сторон. В двадцати шагах от крыльца не было видно ни кустов, которые вчера окружали казарму ни деревьев, что стояли на несколько шагов дальше. Шумон счастливо улыбнулся. В этом облаке, спустившемся с неба так легко казалось затеряться, спрятаться, скрыться..
      — Хорошо! — выдохнул экс-библиотекарь. — Как же кстати!
      — Думаешь им этот туман помеха? — ухмыльнулся Эвин, уже знавший, чем все должно кончиться. — Колдунам туман не помеха…
      Сперва они шли по тропе, потом она куда-то подевалась, пришлось идти сквозь кусты. В мокрой тишине хрустели ветки, вздыхала облегченно земля, когда они вынимали из нее ноги. Говорить было не о чем — Шумон мысленно уже был в Городе и открывал жгучие тайны, а сам Эвин размышлял над тем, что и как скажет Императору он, а что Шумон.
      — Не передумал? — спросил Эвин ученую спину.
      — Опять ты за свое…. — радостно отозвался библиотекарь, предвкушая пиршество своего любопытства. — Надоело…
      — Ну это я так… На всякий случай… Вдруг да передумал?
 

Дурбанский лес.

Замская трясина.

Место встречи с Аттагом.

      Оглушить строптивца и связать его, для такого знающего свое дело слуги Императора, каким был Эвин Лоэр, ничего не стоило. Аккуратно (не враг же, наконец, а библиотекарь) Эвин кулаком стукнул того чуть пониже уха. Одного удара хватило. Шумон осел и повалился лицом в траву.
      «Вот и славно», — подумал Эвин — «Одной заботой меньше…» До места, где он вчера высадился, было чуть больше трех поприщ и он, вздохнув, взвалил Шумона на плечо. Конечно, служба у Императора имела свои положительные стороны, но иногда она оборачивалась и иной стороной.
      Пока он шел по нормальной, земле все было ничего, но когда она стала превращаться в грязь, он остановился. До места, где его вчера высадил Аттаг, было не меньше поприща, но Эвин понимал, что с таким грузом на плече он утонет раньше, чем дойдет до места встречи. Выбрав кочку посуше, он аккуратно положил экс-библиотекаря на землю.
      Тот, попав головой в лужу, очнулся, и сразу все поняв, поморщился.
      — Что ж вы все почем зря по голове-то лупите?
      — Почему это «почем зря»? Не почем зря, а по приказу Императора.
      Эвин посмотрел, как тот лежит, аккуратно поправил, прислонив поудобнее. Опережая слова, что висели у Шумона на кончике языка, он сказал:
      — Давай-ка мы с тобой с самого начала договоримся: ты не просишь меня, чтоб я тебе поверил на слово и развязал, а я за это разговариваю с тобой как с человеком…Годится?
      Шумон повертел головой. Он ожидал, что голова взорвется тупой болью, но с головой все было в порядке. Сразу видно, что били умело и жалеючи.
      — Нет. Я связанным с тобой разговаривать не буду, — гордо сказал он.
      — А вот это даже еще лучше! — обрадовался Эвин. — Помолчим… Кто знает сколько нам еще ждать?
      Экс-бибилиотекарь слово сдержал.
      Он гордо молчал и даже не просил Эвина передвинуть его в сторону, когда солнце стало подниматься над болотом и слепить глаза. Под лучами туман потихоньку рассеялся, и сквозь редкие ветки им стало видно Замскую трясину. От тишины звенело в ушах и Эвин, глядя на клюющего носом Шумона, и сам начал задремывать. Борясь со сном, он изредка приоткрывал глаза, чтобы убедиться, что Аттаг еще не прилетел, а потом закрывал их снова. Он отмечал движение теней, постепенно начиная волноваться. Аттаг опаздывал. В очередной раз открыв глаза, в надежде увидеть дракона над болотом, он увидел то, что сразу стряхнуло с него сонное оцепенение. Сон осыпался, как осыпается окалина с раскаленного клинка, опущенного в родниковую воду.
      Шумон, что сидел рядом, всхрапнул и Эвин выведенный этим звуком из оцепенения повалил его на землю.
      — Тихо!
      Шумон вскинулся, выпрыгивая из дремы.
      — Что?
      Эвин зажал ему рот.
      — Чужаки рядом… Двое…
      Шумон лежал рядом с ним и смотрел куда-то вверх. Он вертел головой, но из своего положения видел только землю и траву.
      — Где они?.. Ничего не вижу.
      — Летят… О, дьявол, как не кстати… Если они увидят Аттага.
      Уже не заботясь больше о собственном спокойствии, он взмахнул ножом, разрезая веревку на Шумоне. Тот не поблагодарив, и даже не взглянув в его сторону, сбросил с себя обрывки. Экс-библиотекарь крутил головой, но искал врагов слишком высоко, а те двигались на высоте не больше человеческого роста над болотом. Эвин пригнул его голову пониже.
      — Вон. Ниже и левее ветки с цветком…
      Шумон повернулся, ухватывая их взглядом. Два… Две… Он не знал как назвать то, что видел. Эвин сообразил быстрее.
      — Вон они как… На летающих повозках… Колдуны. Точно ведь колдуны…
      Да… На повозки это никак не походило, но как-то называть Это было нужно. Не отрываясь от наблюдения, Шумон бросил:
      — А Аттаг, что на телеге приедет?
      — На какой телеге? — не понял Эвин. — На драконе прилетит!
      — А что ж ты его в колдуны не записываешь?
      Эвин промолчал. Да и что отвечать на очевидную глупость?
      — Может быть, это у них тоже звери… — объяснил Шумон. — Отсюда не разглядишь.
      Пришельцы перемещались медленно и бесшумно, словно не просто пролетали мимо, а прибыли сюда по своим делам. Они то двигались вперед, то возвращались назад и, наконец, остановились. Сейчас они сливались цветом с камышами и почти не были видны.
      — Что им тут, интересно, нужно? — спросил Шумон. — Потеряли они тут чего?
      Эвин не ответил. Сейчас он больше думал не о чужаках, а об Аттаге. Он ведь должен был вот-вот прилететь. Представив себе, что может произойти, он затряс головой.
      — Лишь бы он еще задержался! — вслух взмолился Императорский шпион.
      — Как же, как же, — злорадно отозвался Шумон, обиженный на удар по голове. Отозвался так, словно то, что происходило тут, его вовсе не касалось. — А вон там, не он ли летит?
      Эвин повернулся. Дракон был еще далеко, и опознать его он не мог. Человека наверху, если тот там и был, он еще не видел. Эвин смотрел и смотрел, надеясь, что Шумон ошибается… Всякое ведь могло быть…
      То, что какой-то дракон летит через болото это ведь вовсе не так плохо. Мало ли драконов летает над болтом? Хуже было другое — этот летел со стороны Стены.
      — Ого! — охнул библиотекарь.
      Воздушные повозки разом приподнялись над болотом, словно у них выросли невидимые людям ноги. Эвин отвел глаза от дракона и посмотрел на Шумона. Вместо страха или удивления он нашел в его глазах какое-то понимание. Безбожник резким движением откатился в сторону, туда где ветки кустов были пореже и видимость получше и стал разглядывать пришельцев. Эвин не понял его.
      — Ты чего? — рыкнул на библиотекаря Императорский шпион. — Куда? В зверинец захотел?
      Шумон отмахнулся.
      — Интересно, чем им это место приглянулось? — вместо ответа сам спросил он. — Что тут такого есть, чего нет в десятке поприщ отсюда? Не соображаешь?
      — Смотри!
      Из их повозок, неведомыми силами удерживаемых в воздухе, возникли два луча. На мгновение они соприкоснулись, словно клинки. Шумону показалось, что сейчас оттуда брызнут искры, но вместо искр там зажглась яркая зеленая звезда. Эвин, не теряя из виду летящего дракона, схватил Шумона за плечо.
      — Ну, что звери это у них? Колдовство!
      — Элернийский червь во время двоелуния… — начал было объяснять ему Шумон природу света, но Эвин не стал слушать экс-библиотекаря. Не до того стало… Звезда вспыхнула ярче, словно гости подавали сигнал кому-то.
      — О-о-о-о-о! — выдохнул Эвин. Он вспомнил такое же хмурое утро, остатки тумана… Только вместо болота тогда перед ним была холмистая равнина, да и в руках он держал лук и стрелы, начиненные зельем.
      — Сейчас начнется… Сейчас они подерутся…Видал я такое….
      Но ничего не случилось. Точка запульсировала, то разгораясь до ослепительного блеска, то затухая и вдруг от нее во все стороны пошли разноцветные волны, словно кто-то из озорства запустил камнем в спокойную воду. Так продолжалось не больше трех вздохов, а когда круги растворились в воздухе, между пришельцами и трясиной возникло огромное чудовище. Оно именно возникло — не оказалось и не появилось. Просто мгновение назад ее не было, а спустя одно движение ресниц оно объявилось там, где ничего кроме воздуха только что не было.
      Ростом оно превосходило деревья, а морда показалась Шумону здоровенным сундуком, украшенным торчащими во все стороны шипами.
      Не сговариваясь, они бросились назад, под защиту дерева покрепче. Страх гнал их лучше плетки, но через десяток шагов разум взял свое и Шумон остановился.
      — Стой!
      Эвин, отбежавший на три шага дальше безбожника, обернулся.
      — Плеска не было, — сказал ему Шумон. — Ни звука, ни плеска…. Брызг не было..
      Эвин сразу понял, что хотел сказать Шумон. Каким бы колдовством не обладали пришельцы, вызванное ими чудовище, если оно было из плоти и крови, должно было коснуться воды и разогнать вокруг себя волну грязи. Но этого не случилось.
      — Это морок, — сказал Шумон, вспомнив камень с Дьяволом. — Я уже сталкивался с такими…
      Эвин поднял глаза вверх. В просвете между веток виднелась шея зверя, оканчивавшаяся огромной мордой. И то и другое выглядело очень убедительно. Эвин сглотнул.
      — А если нет?
      — Морок, — твердо сказал Шумон и сделал шаг назад.
      — Ну, а…
      — А в этом случае — тем более. Сейчас начнем прыгать — привлечем к себе внимание, он за нами побежит.
      Эвин посмотрел через Шумона и покачал головой.
      — Вот уж чего я действительно не хотел бы, так это этого…
      — С этим и я на перегонки не побегу… — согласился с ним экс-библиотекарь. — Но тебя же Мовсий не бегать по болоту послал, а разбираться? Ну так пошли разбираться.
 

Дурбанский лес.

Замская Трясина.

Точка рандеву.

      Дракон летел медленнее птицы. Хотя это могло только казаться. Его размеры вроде как скрадывали скорость, и им могло только казаться, что тот неторопливо взмахивает крыльями. Человек на шее у Императорского дракона дергался, тряс веревками, что и даже отсюда было видно, что очень ему не хочется подлетать ближе к аэроциклам.
      — Видишь его? — прозвучало в ушах у Сергея.
      — Трепещет, — отозвался Сергей. — Он активно не хочет с нами встречаться. «От страха помер» его фамилия.
      — Вот это точно было бы лишним… Ну-ка, пугани его…
      С аэроцикла Давида шел опорный луч, а луч модулирующий шел с его машины. Не спуская взгляд с гостя, Сергей протянул руку и добавил свирепости их зверю. На экране зверская морда распахнула пасть, сверкнув зубами. Сергей управлял зверем как марионеткой — мог заставить распахнуть пасть, мог заставить его прыгнуть, сесть, пригнуться… Были там, конечно и стандартные программы, но Кузнецов предпочитал самодеятельность любому организующему началу.
      Их противник, который и знать не знал о том, что он их противник также, похоже, был сторонником самодеятельности. Земляне представляли, какой приказ туземец получил от своего начальства — вряд ли психология гостей и хозяев разнилась настолько, что он прилетел с хлебом-солью или выражениями благодарности за вторжение… Соглядатай, конечно… Так вот он наверняка получил задание забраться в Заповедник и высмотреть все, что можно, однако в данную секунду со стопроцентной вероятностью гость вопреки приказу наверняка хотел оказаться отсюда как можно дальше… Сейчас вокруг него вились два «шмеля» и Сергею не было необходимости рассматривать его в бинокль — лицо болталось на экране
      — У Мванги и тут, оказывается родственники! — воскликнул Давид. — Негр же! Настоящий чернокожий! А говорили…
      — Маска, — отозвался Сергей присмотревшись. — Маска, и ничего больше… Наш Мванга куда как симпатичнее…
      — Самозванец, значит… — определил статус незнакомца Давид. — Зубки ему тогда покажи… Пусть вспотеет…
      Это была их собственная наработка. По Сергеевой команде зверская морда перед гостем на драконе расползлась в гнусной усмешке. Так мог улыбаться только обладающий злым разумом и мерзкими наклонностями хищник. Давид в свое время предлагал, чтоб при этом он еще и зазывно размахивал лапой, и делал похабные жесты, но Сергей это отмел. Они так пользовались доверчивостью туземцев, а так еще и вводить в их обиход легенду о разумном зле… Верховой на драконе зашевелился столь активно, что стало ясно, что он уже решил, что следует сделать прямо сейчас. Вцепившись в цепь, он рвал её, поворачивая драконью морду в сторону Стены.
      — Сейчас побежит…
      — Лишь бы с дракона не упал.
      Он улыбнулся и как ни в чем небывало спросил:
      — Кстати, что делать в этом случае? Инструкция на такой случай есть?
      Сергей задержался с ответом. По заложенной программе их зверь должен был плюнуть огнем. Этот момент его всегда трогал. Вспышка была резкой, и язык пламени из морды чудовища рванулся вверх. Он дождался, пока пламя опадет, и ответил:
      — Есть конечно… Спасать будем. Как же иначе? Вытащим, сопли вытрем, а там парализуем и назад, за Стену. Там его встретят…
      — Кто?
      Безо всякого сомнения иллюминацию их гость разглядел. По замыслу организаторов встречи она должна была подействовать на туземца как оглашение смертного приговора. Так оно и вышло. Голова Императорского дракона задралась так высоко, что теперь он смотрел прямо в зенит.
      — Кто послал, тот и встретит…
      — Ладно… Долго он еще?
      Их гость перепугался не на шутку. Когда из морды чудовища появился фонтан огня, он завопил, так что они услышали его не через «шмелей», а своими собственными ушами и успел развернуть своего дракона. Едва не свалившись вниз, зверь бестолково замахал крыльями и рванул в сторону. Седок у него на шее все время, пока его было видно, оглядывался, но вовсе не для того, чтоб, как водится, прокричать заветное проклятье, а по-простому прикидывал, чего еще можно ожидать от неведомого огнедышащего чудовища.
      Сергей и Давид смотрели, как он удирает, и чувствовали себя победителями.
      Дракон, оказывается, когда это было нужно седоку, мог двигаться очень быстро.
      — Дурим голову местным, — виновато произнес Сергей, глядя на редкое животное, превращающееся в черточку на голубом небе..
      — Ничего, — ответил, подлетая ближе Давид. Он перебросил коллеге шоколадку из неприкосновенного запаса и сам содрал фольгу со своей. — Зато сколько он теперь сказок навыдумывает!
      — Сказок! — хмыкнул Сергей. Шоколад оказался горьким, таким, какой он любил. Набив рот горько-сладкой массой, он ответил:
      — Сколько он еще, бедняга, отписываться будет…У них там своя канцелярия наверняка есть. Только кто ему поверит?
      Давид с любопытством посмотрел на егеря.
      — А почему? Почему не поверят? Все так натурально…
      — Здешняя эволюция не пошла по пути создания огнедышащих тварей. А мы ее подправили… Не было таких тут до нас, так что, кто ему там поверит?
      — Думаешь, кого другого пришлют?
      Сергей пожал плечами.
      — Прилетят орелики… Нам теперь во все глаза смотреть придется…
      Он отвлекся, не договорил. Мимо аэроциклов, в сотне метров впереди, пролетела стая каких-то птиц.
      — А жизнь-то возвращается… Скоро тут будет опять зверья — не протолкнешься…
      — Не думаю….
      Сергей задумчиво посмотрел в глубь болота.
      — Мне тут пришлось походить…. Не так уж много живности тут… Комары, если только да может быть вапсли.
      — Когда это было! Ты посмотри на обзорный экран.
      Сергей повернул голову к панели управления.
      — Видишь метки?
      В сетке разметки, по которой бегал поисковый луч, казалось, запутались два солнечных зайчика. Два маленьких пятнышка. Он сориентировался, прикидывая размер, но Давид сказал быстрее, чем он сообразил:
      — Триста метров позади нас. Вон за теми деревьями. Два зверя массой до 80 килограммов каждый.
      — Да… — согласился Сергей. — Жизнь свое берет… Интересно знать, откуда они тут? Неужели тоже летучие твари какие-нибудь…
      — Комары… Целых два… — хохотнул Давид… — Полетели, посмотрим?
      Сергей мгновение подумав, отрицательно мотнул головой.
      — Нет. Я уж сюда лучше Чена попрошу сюда биологов привезти. А то Татьяна Иосифовна уже нервничает…
 

Дурбанский лес.

Замская трясина.

Место встречи с Аттагом.

      Они смотрели, как новые хозяева болота на своих непонятных летающих повозках удаляются в сторону Города.
      Удалялись они неспешно, но не было в их движении ощущения опасения за недоделанную работу. Скорее уж неторопливость, за которой стояла уверенность, что работа сделана на совесть, и никто больше не осмелится посягнуть на завоеванные земли.
      Их страшный зверь пропал так внезапно, как и появился. «В карман, что ли засунули?» — подумал Шумон, а вслух сказал:
      — Ну и что дальше?
      Спросил без подначки, просто так спросил. Просто пришло время подумать и об этом.
      Эвин ответил не сразу, дождался, пока враги скрылись за зарослями камыша. Императорский шпион всерьез думал, что они могут и вернуться.
      — Дальше?
      Он замолчал, и Шумон понял, что он не ответил даже, а просто повторил последнее услышанное слово.
      — Дальше…. Это не вопрос, что дальше… Вопрос, что было перед…
      Не спуская глаз с камышей, словно ждал возвращения пришельцев, Эвин прислонился спиной к стволу. Взгляд его, шаривший по небу, вернулся на землю. Какое-то время он смотрел сквозь Шумона, а потом спросил:
      — Ничего тебе тут странным не кажется?
      Шумон хмыкнул. Вопрос был чудной. Не глупый конечно, но странный. Не по месту.
      — Тут? — уточнил он. — Вот именно тут? Тут мне многое кажется странным — от летающих пришельцев, до их дрессированных огнедышащих тварей…
      Эвин библиотекарской иронии не оценил.
      — Да, вот… Не верю я в то, что они угадали… Они ведь знали, что Аттаг прилетит. А откуда?
      — Сказал кто-нибудь.. — неопределенно отозвался Шумон.
      — Именно что сказали… Значит наверное, есть у них кто-то во дворце…
      — Наверное?
      Шумон рассмеялся легко, весело, словно услышал добрую шутку.
      — Это при такой-то одежде?
      Он ткнул Эвин в грудь, незамысловато напоминая тому, что на нем одето..
      — При такой-то одежде можно за спиной у Мовсия стоять и слушать…
      Эвин побледнел. Шумон сказал то, о чем он и думать-то не смел.
      Где-то там, за Стеной, там, куда только что умчался Аттаг сидел Император. Между ним и Замской трясиной были леса, стены замка, воины и слуги, но что все это значило, если знаешь, что враги настолько могущественны? Может быть прямо сейчас, в эти минуты кто-то из них, пролетев над водой, разлитой по полу, невидимый для телохранителей, с кинжалом в руке стоит за спиной Мовсия…. Эвин тряхнул головой, сбрасывая наваждение. Нет, нет… Все совсем не так… Все не может быть так. Это слишком легко и соблазнительно, чтобы не сделать.
      В голове кусочек к кусочку складывалась новая картина. На краю сознания скользнула мысль, что странно, что это случилось только сейчас. В картинку укладывалось все, что видел сам и все, о чем рассказали Мовсий и Шумон — странности с тюрьмой, с освобождением купца со Счастливых Островов, со Стеной. Только теперь все складывалось навыворот, не так, как это уже произошло пару дней назад. Если б эта мощь была напрямую направлена против Империи, Мовсию пришлось бы плохо, но ничего этого не было, а значит…
      — Они бояться Императора! Они боятся всех нас!
      Шумон хохотнул, словно Эвин неудачно пошутил, а тот, словно и впрямь убоявшись, что его примут за безумца, поторопился объяснить:
      — Они отгородились от нас именно потому, что боятся нас. Ибо, если б они не боялись нас, то с такой силой уже захватили бы Империю… Ведь им ничего не стоило, например, трусливо убить Императора! Убить любого!
      — Убить Мовсия?
      Слова, которые только что услышал Шумон, никак не годились для того, что б сказать их о загадочных пришельцах. Он смотрел на Эвина, откровенно веселясь.
      — А хочешь другой пример?
      — Ну… — позволил Эвин Лоэр. Шумон оглянулся, отыскивая что-то такое, что могло бы стать аргументом в споре. Не найдя ничего подходящего положил перед собой свернутую шкуру.
      — Представь, что есть пирог или горшок меда…
      Эвин кивнул, соглашаясь с допущением.
      — И вокруг него вьются мухи..
      Его руки запорхали вокруг, больше похожие на бабочек, чем на мух, но Эвин согласился и с этим.
      — Мухам мед нужен и тебе нужен… Кому он достанется?
      — Мне, конечно…
      — Почему тебе?
      — Глупости говоришь. Я — человек! Я сильнее.
      — Верно… Но мухи хоть и мелкие, а назойливые, во все щели лезут… Что ты сделаешь, чтоб они тебе не мешали?
      Эвин уже понял, куда клонит библиотекарь. Он и сам знал, что в таком случае проще всего накрыть горшок крышкой или чистой тряпкой, чем гоняться за каждой отдельной мухой, но упрямство взяло верх.
      — Я бы убил всех мух, если б смог…. А они не могут!
      Шумон хмыкнул. Опережая его, Эвин продолжил.
      — Это плохой пример. Мы ведь не мухи… Они не могут не понимать, что все тут решает Император, и если его убить…
      — Наверняка знают, — согласился с ним Шумон. — Поэтому пришельцы, имея за плечами такую силу, все-таки будут договариваться с Мовсием. Заметь, они только пугают нас. Нет пока ни трупов, ни покалеченных. Вон Аттаг… Чего уж проще было сжечь его и пепел прямо тут утопить… Никто ничего не и не узнал бы.
      — Они ведут себя так только до тех пор, пока их не трогаешь. В Керрольде…
      Императорский Шпион поднял брови и он прикусил язык, поняв, что сказал лишнее. Он даже губы поджал от огорчения, а Шумон уже поняв, что стал обладателем Имперского секрета, махнул рукой.
      — Да ладно тебе… Говори уж. Не о себе думаем — об Императоре!
      После мгновенного колебания Эвин раскололся.
      — В Керрольде, когда Хэст Маввей Керрольд и Трульд пытались задержать двоих из них, они чуть не разрушили весь замок.
      — Они защищались? — быстро спросил Шумон.
      — Да, — нехотя признал Эвин. — Но как! Ты бы видел…
      — Надо думать… При их-то возможностях…
      Они смотрели друг на друга, ища ответ на вопросы.
      — Нет, — сказал, наконец, Шумон. — Не нужна им Империя. Им это болото нужно.
      Эвин вспомнил недавние события во дворце, когда колдуны невидимки пытались силой вырвать у Императора согласие на передачу им этих болот.
      — Колдуны… — сказал он вслух. — Точно колдуны…
      — Что? — не расслышал экс-библиотекарь.
      — Ничего. Наверное, тут ты прав. Им действительно нужно только болото.
      Он действительно задумался, глядя то на Эвина, то на небо над головой. Сидеть и рассуждать о неизвестном, можно было сколь угодно долго, но что это даст им? Новые загадки?
      — Кстати… Делать нам тут, вроде бы нечего, — сказал Шумон. — После такого твой Аттаг вряд ли вернется… Пойдем, посмотрим, что тут и как. В конце концов, чем мы больше узнаем о них, тем легче нам будет их понять.
      — Или убить…
      — Я не знаю, что ты видел в Керрольде, но неужели этого тебе оказалось мало? — осведомился Шумон. — Пока мы не узнаем о них все, что можно, мы всегда будем рисковать вызвать их гнев.
      — Я не пущу тебя к ним, — ответил Эвин на не заданный Шумоном вопрос. — Мы идем к реке и потом — в Эмиргергер. Согласен, что мы знаем не много, но Мовсий не знает и этого. Его надо предупредить.
      Не сомневаясь, что библиотекарь сделает то же самое, он поднялся и пошел к недалекому берегу. Шумон и в самом деле без разговоров последовал за ним. Тут, на болоте, царило право сильного. Злясь на так повернувшуюся жизнь, Шумон подумал, глядя в спину молодого и здорового Императорского шпиона.
      «Дать ему палкой по голове вот и все… Не насмерть, конечно…»
      Взвесив в руке шест, с которым он теперь шел, Шумон представил себе, как это все может произойти, и помимо воли рассмеялся. Эвин обернулся, посмотрел на небо, и ничего смешного там не нашел.
      — Что случилось?
      Шумон извиняющимся жестом прикрыл рот.
      — Да так… Мыслям своим радуюсь.
      Впереди Эвин не видел ничего, кроме тухлой воды.
      — Давай вместе посмеемся.
      Безбожник посмотрел по сторонам и быстро нашелся.
      — Да думаю, как чудно жизнь устроена. Сперва все силы приложил, чтоб добраться до этого болота, а теперь столько же сил потрачу, чтоб выбраться отсюда…
      Эвин мрачно усмехнулся.
      — Вся жизнь такая. Чего добиваешься, оттого и страдаешь. Но ты не бойся. Я тебя выведу…
      Он почти выполнил обещание.
      До твердой земли осталось не больше двух десятков шагов, как дно у него под ногами пропало, и он с коротким воплем погрузился в грязь с головой. Шумон тут же остановился. Между ним и Эвином оставалось шагов пять. Безбожник понимал, что сделай он эти шаги, то обязательно очутиться в том же положении.
      Там, где только что стоял человек, было пусто. По коричневой поверхности ходили какие-то буруны, медленно кружа обрывки трав. Шумон видел, что грязь перед ним была настолько густой, что его товарищ не мог выплыть, тут она была больше похожа на густеющую смолу, чем на болотную жижу. Потом поверхность вздулась пузырем, и Шумон скорее не увидел, а угадал под грязью руку. Черные пальцы дергались, отыскивая точку опоры, словно откуда-то из болотных недр рвался к свету и воздуху необычный цветок.
      Шумон мгновенно выбросил шест вперед, в руку товарищу. Эвин вцепился в него и рванул так, что сразу стало понятно, что другой возможности спастись он не видит. «Неужели брошенное гнездо болло?» — встревожился Шумон. Старые гнезда болло были на болоте самыми опасными местами. Чтобы отложить яйца болло рыл в болотах ямы глубиной в 3–4 человеческих роста и заполнял их слизью — густой, клейкой и по цвету неотличимой от болотной грязи. Экс-библиотекарь напрягая все силы, потащил шест к себе.
      Трясина сопротивлялась как живое существо. Словно зверь, почувствовавший, что добыча ускользает, она сомкнулась на теле Императорского шпиона, его в коричневый кокон. Шумон не видел лица Эвина — грязь покрывала его целиком, но бесформенный комок грязи, из которого торчал Шумонов шест, рвался прочь из болота.
      Пальцы прорвали черную пленку на лице, и Эвин с всхлипом втянув в себя воздух, прохрипел:
      — Тащи!
      Шумон и так не стоял. Упираясь ногами в скользкое дно, он рывками стал выдергивать застрявшего в ловушке Императорского любимца. Эвин неловко, словно запутавшийся в сети разбойник, медленно ворочался в грязи, как мог помогая себя спасать, но пользы от этого было мало.
      — Не дергайся! — проорал Шумон. — Держись только…
      Пленник трясины услышал и послушался. Он ухватился за палку двумя руками и замер. Шумон нащупал ногой какой-то корень, уперся в него.
      — Спокойно, — повторил он. — Без резких движений.
      Он потянул его на себя, плавно наращивая усилие. Трясина, ждавшая метания и паники растерялась и Эвин потихоньку начал освобождаться от ее плена. Шумон отступал, пядь за пядью приближаясь к берегу, а за ним, словно легкая добыча тащился Императорский шпион.
      Трясина выпила из Эвина всю силу. Несколько раз шпион пытался подняться, но так и не смог утвердиться на ногах — падал.
      Теперь он лежал на боку и, хрипя, смотрел на Шумона. Тот уже сообразил, что и дальше придется действовать самому, ухватил товарища за руку и потащил к берегу. У самого берега Эвин сумел подняться на ноги, но не удержался и уселся в воду.
      — Сил нет? — спросил Шумон. Эвин не ответил, а только кивнул.
      Он, нащупав позади что-то твердое, откинулся назад. Сил не было даже на то, чтобы смыть с себя слизь и грязь. Грудь шпиона поднималась и опускалась, а потом Шумон услышал:
      — Зато теперь знаю, что чувствует муха, попавшая в горшок с медом.
      Библиотекарь чуть-чуть высокомерно пожал плечами.
      — Стоило из-за этого туда лезть? Я бы тебе и так все объяснил бы.
      Все героическое, что можно было совершить на этом участке болота, уже было совершено. И тот и другой интуитивно понимали это. По-хорошему оставалось подняться и тащиться по своим делам, но Эвин лежал в воде, словно выжидал чего-то и библиотекарь не дергался. Ждать — так ждать. Мало ли чего Императорский шпион знает такого, что ему знать не положено. Может у него еще где-то рядом парочка драконов помельче дожидается?
      Вокруг порхали стрекозы. Шумон от безделья смотрел на них, не решаясь потревожить лежащего в грязи товарища и ожидая его команды, понимая, что все неприятности уже кончились.
      — Колдуны! — вдруг прохрипел Эвин. — Летят…
      Его рука, с которой еще капало, поднялась и указала на небо.
      Над болотом медленно плыло что-то квадратное, угловатое, не похожее даже на те летающие повозки, что ни привыкли видеть в небе над Городом.
      Шумон и Эвин отступали в лес, стараясь не терять из виду летающую повозку. В этот раз она была одна, но размерами своими превосходила те, что они видели до сих пор. Им не приходилось ждать ничего хорошего и от маленьких повозок, а уж на такой огромной можно было привезти столько неприятностей, что хватило бы не только им двоим. Они переглянулись и не обменявшись ни одним словом бросились под защиту деревьев.
      Нет, они не бежали с поля боя. Они мудро отступали, стараясь не наткнуться спиной на стволы.
      Глаза их были прикованы к небу, и поэтому Шумон ощущал дорогу только ногами — каждый следующий шаг давался легче, все меньше грязи на них налипало. Поэтому ловушку смердящего болло он сперва почуял и только потом увидел.
      Земля под ногами разъехалась в разные стороны, и он почувствовал, что проваливается вниз. Ему хватило мгновения, чтобы все понять и задержать дыхание. Вонючий туман уже окружал его со всех сторон, а под ногами кашлял и копошился беспомощный Эвин. Такой же беспомощный, как и он сам день назад.
      «Вот это обычные люди и называют настоящим везением», — мелькнуло в голове у Шумона, склоняясь над блюющим Императорским шпионом. — «А Брат Така наверняка зазвал бы это или чудом или промыслом Божьим».
      Сунув руку в клубящийся под ногами туман, он ухватил Эвина за руку и потащил наверх. Шпион хрипел где-то внизу, еле видный сквозь ядовитый туман, а Шумон только морщился и вертел головой — глаза все же щипало.
      Сегодня их обоих спас вчерашний день. Если б вчера Шумон не надышался уже той же отравой, то яд болло остановил бы его и Эвина, но после вчерашнего плохо было только Императорскому шпиону.
      Эта опасность была явной, не то, что болтающиеся где-то в небе пришельцы и, не обращая более внимания на летающую повозку, Шумон потащил беспомощного Эвина в лес — подальше от смердящего болло и от непрошеных гостей.
      Он тащил товарища почти пол поприща, пока не перестал чувствовать горький запах отравы.
      Прислонив его к дереву, оглянулся. Листья тут закрывали небо, и он не видел куда подевались пришельцы из неведомых стран.
      — Полежи, — шепотом сказал он бесчувственному Эвину. — Я вернусь сейчас. Честно. Посмотрю и вернусь…
      Далеко идти не пришлось. Он не пошагал и тридцати шагов, как понял, что то, что он видит в просветах опоясывающих болото кустов никак не могло само собой появиться на этом месте.
      Он улегся и ползком пробрался сквозь заросли лошадиной травы. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять, что удача по-прежнему стоит у него за плечами.
      Это был случай.
      Тот самый, о котором он мечтал и который выпадает только раз в жизни. Все сходилось в одну точку. Пришельцы стояли сразу за кустами, а полуотравленный Эвин лежал в тридцати шагах от него и никак не мог ему помешать. Шумон на мгновение замер. Сейчас, после всего того, что произошло, у него было только одно оружие — ум. И два инструмента — терпение и хитрость.
      И этого должно было хватить для задуманного.
      Заморские гости стояли кучкой. Три человека.
      Ближний к нему стоял спиной, и Шумону показалось, что он узнал эту спину. Человек (все-таки человек!) повернулся и Шумон узнал желтолицего, что так ловко расправился с монахом и Версифисаилом. Он отошел в сторону, открывая взору своих спутников, и Шумон вздрогнул.
      Оказывается, Эвин не ошибался! Среди них действительно были женщины!
      Безбожник вглядывался в красивые и добрые с виду лица, понимая, что, скорее всего, именно они станут решать его судьбу. Он также понимал, что, возможно, делает самый опрометчивый поступок в своей жизни, но ничего не мог с собой поделать. Уже ощущая в себе звучание другого, трезвомыслящего голоса, который, словно заглянул в будущее, и знал уже, чем все кончилось, злорадно напоминал, что не сделай он этого шага, то спокойно встретил бы свою старость в монастырской тюрьме, и не пришлось бы ему…
      Шумон не дал себе дослушать.
      Он тихонько отполз назад и, оглядываясь, вернулся к Эвину. Осторожно поглядывая назад, бесшумно развернул шкуру.
      — Ты что? — прохрипел отравленный, но не потерявший сообразительности Эвин. — Не смей!
      Сил подняться у него не было, и библиотекарь отлично это понимал. Он попросту не обратил на хрипение внимания.
      — Лежи. Ты мухой в меду побывал, теперь я себя зверем в клетке почувствую.
      Не находя сил сказать что-либо Эвин упрямо тряхнул головой, но Шумон не обратил на него никакого внимания.
      — Сейчас по моим правилам сыграем. Тебя не увидят, отлежишься, доберешься до Императора. А уж я с ними….
      Он не стал договаривать. И так все было понятно. Он набросил шкуру, и не торопясь, словно оттягивая заветный момент, пошел к полосе кустов, за которой стояла летающая повозка.
 

Дурбанский лес.

Замская трясина.

      Восемь километров северо-западнее административного корпуса.
      Платформа двигалась над блестящей поверхностью болота чуть быстрее пешехода. В десятке метров под ней стелилась под ветром флора.
      — Ну и где обещанная фауна? — Спросила Полина Викторовна. Чен развел руками. Он уже понял, что засеченные егерем час назад звери куда-то подевались и обещанного сюрприза для биологов не будет.
      — Ушла ваша фауна куда-то, — сказал метеоролог. — Быстрее собираться нужно было…
      — Куда уж быстрее?
      — А зачем нужно было губы красить? — Вопросом на вопрос ответил Чен.
      — Ну и пусть ушла, — сказал Татьяна Иосифовна, посмотревшись в зеркальце на то, как лежит помада, — но ведь не пропала же? Где-то тут она бродит.
      Чен пожал плечами. Что тут скажешь? Если не утонула, то где-то бродит.
      — Бродит, — согласился он. — Сейчас поищем и обязательно найдем.
      Ни с кем не советуясь, он направил платформу в сторону берега. Если уж звери и впрямь сбежали, а не нырнули в глубину, то они должны были направиться к берегу.
      Через пару минут платформа зависла над краем болота.
      Природа вокруг была тихой, но пустой. Из зарослей, уходящих в болото несло какой-то незнакомой вонью. Чен поймал этот запах еще до того как посадил летающую платформу и решил, что так может пахнуть кто-то из зверей. Едва платформа коснулась травы, как из нее выскочили биологи. Обе дамы были настроены очень решительно.
      Кусты вокруг казались необитаемыми. Даже запах потихоньку куда-то пропадал. Обе дамы вертели головами, надеясь углядеть пропавших зверей.
      — Вам хорошо…. У тебя — циклоны, у Игоря Григорьевича драконы. Кузнецов тот вообще с разбойниками связался… А нам что делать? Вы же с этим захватом всю живность своими излучателями разогнали, — пожаловалась Татьяна Иосифовна.
      — Зато теперь тут безопасно, — утешил их Чен. — И вообще, радоваться надо, что хоть на планете сидим, а не там.
      Он показал рукой в небо, несомненно, подразумевая Мульп. Татьяна Иосифовна рассматривала болото в бинокль и, не отрывая его от глаз, ответила:
      — А какая для нас разница? Что там работать было не с чем, что тут…. Там зверей не было и нет, а тут были когда-то, а теперь тоже нет.
      — Может быть, поискать их? — предложила Полина Викторовна. — Они и найдутся?
      Чувствуя, что он все же обманул ожидания двух хорошеньких женщин, Чен пообещал:
      — Сейчас повыше поднимемся и разберемся…
      Они повернули к платформе, но тут за спинами раздался сочный хруст и Чен остановился.
      — Погодите, — сказал он. — Вон ваша фауна вылезла…
      Женщины повернулись и увидели, как из куста в десятке шагов от них появилось что-то мохнатое, но определенно живое. Чен дернулся поднять парализатор, но Полина Викторовна, увидевшая зверя секундой раньше, шепнула.
      — Погоди… Не пугай его…
      Парализатор Чен не опустил, но стрелять все же не стал.
      — Как бы он сам нас не напугал, — так же шепотом ответил он. Зверь, однако, вместо того, что оправдать его самые худшие ожидания, затрещал кустами и сдвинулся в сторону, вроде бы пытаясь сбежать. Чену пришлось сделать шаг в сторону, чтобы дерево не загораживало животное.
      — Это кто?
      — Это вы меня спрашиваете? — удивился Чен. — Хорошие же у нас биологи…
      В присутствии фауны на колкость просто не обратили внимания.
      — Я его сама как-нибудь назову, — сказала Полина Викторовна. — Вон у него морда какая симпатичная…
      Зверь не уходил, словно понимал, что разговор ведется о нем. Он повернулся боком и Чену стало видно, что его голову украшают тяжелые витые рога, похожие на бараньи.
      — Вон рожки у него… — шепотом сказала Полина Викторовна.
      — Это не рожки, а настоящие рога…
      — Не страшно. Главное, что рога есть. Значит Жвачное. Не хищник. Уж поверь биологу. Наверняка это что-то вроде здешней коровы.
      — Дикой коровы, — поправил ее Чен. — Вот он сейчас из кустов вылезет, а там такая туша…
      Зверь вылез, но туши там не оказалось. Высотой он был около полутора метров и настолько заросший, что даже вблизи казался большим клубком шерсти. Она окружала его со всех сторон колючим облаком, и только в двух местах были видны продольные кожистые складки.
      — У-у-у, а худой-то какой… Как же он тут остался?
      — Был в спячке, — предположила Полина Викторовна. — Проснулся и ничего понять не может… Бедненький…
      В ее голосе было что-то, что заставило Чена предположить.
      — Он еще и голодненький, наверное.
      Лучше бы он этого не говорил.
      — Точно! — сказал Татьяна Иосифовна. Не успел Чен сообразить, что она собирается предпринять, как в два шага супруга Главного Администратора добралась до зверя и сунула ему в заросшую волосами морду кусок хлеба.
      — Руки! — заорал обомлевший от такого поведения Чен. — Руки береги! Откусит!
      Он прыгнул вперед, чтобы загородить собой женщин, но прыжок его оказался более смешным, чем героическим. Ничего страшного так и не произошло.
      — Вот они, метеорологи… — рассмеялась смелая женщина. — Я же тебе говорю — это не хищник. У него же на морде самыми крупными буквами написано: Я — травоядное… «Му-му, молочка кому?»
      Словно подтверждая ее слова, морда качнулась вперед, обнюхала ладонь и отодвинулась.
      — Похоже, что он ручной…
      — Ни на что это не похоже, — возразил Чен. — Откуда тут ручные звери?
      — Тут же кто-то жил. Мы же сами дома видели. Может быть, после них остался.
      — Его надо взять с собой! — заявила Татьяна. — Он беззащитный. Он без нас пропадет!
      — Ага! С голоду околеет! — еще не остыв от потрясения сказал Чен, испытывая огромное желание ударить зверя стволом по морде..
      — Вполне может быть, что и околеет, — серьезно сказала Полина Викторовна. — Экологические цепочки разрушены… Когда еще они восстановятся!
      Чен понял, что женщины не шутят и засопротивлялся.
      — Ничего ему не сделается. Жил он без нас и еще… Вон травы кругом сколько!
      Понимая, что деморализованного метеоролога нужно добивать прямо сейчас Татьяна Иосифовна твердо сказала.
      — Мне нужен объект исследования. Травоядное. В конце-то концов, мы сюда тоже работать приехали, а это вовсе не саблезубый тигр. Сам ведь видишь, что это какая-то домашняя тварюшка.
      Отметая все возражения, она безбоязненно протянула руку и погладила зверя по боку. Чен тихо, но отчетливо выругался. Зверь, словно поняв, что сказал человек, дернулся, и Галине показалось, что он хочет сбежать назад в лес.
      — Это ты его пугаешь! Он тебя боится! — не оборачиваясь, бросила она Чену. Ей пришлось шагнуть за зверем, и ее рука нечаянно коснулась носа.
      — Нос у него сухой. Возможно, он болен!
      Она уперла руки в бока и категорически заявила.
      — И вообще я без своего зверя никуда не пойду!
      Татьяна Иосифовна выразительно посмотрела на подругу, и та встала рядом.
      Чен понял, что проиграл.
      — Давайте я хоть парализую вашу корову… — наконец сдался он, но женщины навалились на него сразу с двух сторон и дожали.
      — А потом что? На себе тащить?
      — Довезем!
      — А пустят нас с ним? — с сомнением сказал Полина Викторовна. — Он же септический…
      Зверь затопал ногами, затряс шерстяными боками, обдав их запахом раздавленной травы.
      — Пустят, — уверенно сказала Татьяна Иосифовна. — Я договорюсь с Игорем. Может же жена начальника иметь какие-то привилегии?
      — Зачем его внутрь тащить? — подсказал Чен. — Пусть в клетке пока посидит.
      Полина Викторовна отрезала кусок веревки и одела зверю на шею импровизированный ошейник. Тот, если и понял, что происходит, к своему пленению отнесся очень спокойно. Он мотал башкой, не делая никаких попыток вырваться. Махнув рукой на это безобразие, Чен опустил платформу на землю, откинул борт и, не отпуская пальца со спусковой клавиши, стал смотреть, как женщины заманивают зверя на платформу. Тот топтался так, словно никогда в жизни не видел летающей платформы.
      Женщины суетились вокруг него, и Чен решил внести в это дело долю мужской организованности. Зайдя сзади, он уперся плечом и неожиданно легко затолкал зверя на борт. Шерсть взметнулась над низким бортиком, и абориген оказался внутри.
      — Всего и делов, — довольно сказал Чен.
      — А где у него ноги? — спросила вдруг Полина Викторовна, — и сколько их?
      — Разберемся… Не на гусеницах же он.
      Она наклонилась, что бы тут же и решить все вопросы, но изнервничавшийся Чен сказал:
      — А вот он тебя сейчас копытом….
      Полина Викторовна отпрянула, и эта тайна осталась не раскрытой.
 

Замская трясина.

Город пришельцев.

Зверинец.

      От боевого настроя, с каким он сунулся в руки пришельцев, к середине ночи мало что осталось.
      Отдавая себя в их руки он считал, что предусмотрел все, однако как выяснилось, ошибся. К ночи стало ясно, что он упустил две очень существенных вещи.
      Этими двумя вещами были холод и голод.
      Клетка, как ей и было положено, не отличалась особенными удобствами. Он собственно и не ждал особенного комфорта, но, только попав за решетку, он понял, что жить в ней может лишь настоящий зверь, которому наплевать на то, где и как жить.
      Конечно, о нем позаботились — бросили охапку травы, но что ему та трава? Он-то ведь шел сюда за тайнами, да и при всем своем желании, есть ее он не мог. Воды, правда, было вдоволь. Ее было даже больше чем нужно и оттого страдать пришлось не от жажды, а от сырости.
      Он посмотрел на стальные прутья, покрытые мелкими капельками, и содрогнулся. Кроме голода его врагом был еще и холод. Конечно, у него была шкура, но что толку-то от нее? Что толку от шкуры, которая не греет своего хозяина? Чтобы согреться, нужно было вывернуть ее мехом внутрь, а пришельцы, при всей своей наивности, вряд ли поверили бы в то, что привезенный зверь утром ходит в одной шкуре, а к вечеру меняет ее на другую, выворачивая на изнанку. Так что вместе с голодом приходилось терпеть и холод.
      Он поднялся, начал ходить вдоль прутьев, стараясь ничем себя не выдать. Пока ему удавалось это. Ничего не заподозрившие пришельцы привели его сюда, заперли клетку и оставили одного размышлять над происходящим.
      Да. Сегодня он многое видел. И теперь оставалось только понять, что означает то, что он видел. По правде говоря, он был раздавлен обилием чудес, свалившихся на него сегодня.
      Запахнув шкуру поплотнее, он опять уселся вдруг без видимой связи с происходящим вспомнил, как года три назад наткнулся в Императорской библиотеке на комок тряпок.
      От них несло прахом и сухой пылью, и по всем правилам место этой пыльной охапке было где-нибудь на полу, в кухне, но она почему-то лежала на полке, среди книг и свитков. Для нее кто-то из его предшественников даже сколотил изрядных размеров ящик, в коем Шумон и нашел ее. Он попытался разобраться, за что выпала комку тряпок такая честь, но ничего путного сразу в голову не пришло.
      Он точно помнил, что не огорчился. Это была не первая загадка, встреченная им во дворце. В Императорской библиотеке было много интересного, и мало кто знал, что именно и в каком углу лежало. Ведь бывало, что после успешных войн, книги и свитки, захваченные у врагов Императора, привозили телегами и складывали в библиотеке до лучших времен. Но лучшие времена все не наступали — Император любил повоевать, удача улыбалась ему — и книг и трофеев в библиотеке все прибывало и прибывало, и никто до сих пор так и не удосуживаясь разобраться, что там к чему.
      Вытащив ящик из хранилища, Шумон стал рассматривать находку уже внимательнее. Только тогда он увидел, что это не простая веревка. Всю ее усеивали узлы, и она оттого была похожей на плети лошадиной травы, усеянную готовыми выбросить листья почками. При всей похожести, узлы были все-таки разными — большими и маленькими, двойными и тройными. Из некоторых торчали какие-то хвостики, в свою очередь усеянные узелками помельче, а в некоторых торчали какие-то палочки, перья и кусочки камней..
      Он быстро понял, что это не моток веревок, а книга и не зря ее положили именно сюда. Про письменность шень-шеней он уже слышал, хотя видеть их книги еще не приходилось, и вот теперь он держал одну из их книг в руках. Меж пальцев, стукаясь друг о друга мелкими камешками, проскакивали слова и мысли сгинувшего двести лет назад народа, но кто сказал бы ему, что означает кусок черного гранита, обвязанный тремя кошачьими узлами?
      Загадка… Последние из шень-шеней сгинули те же двести лет назад, знатоков умершего языка, насколько он знал, в Империи не было, и никто не мог сказать, была ли в этом пыльном мотке разгадка каких-то тайн или просто поваренная книга.
      Он помнил острое чувство разочарования. Держать в руках тайну и не иметь возможности узнать ее!
      Сейчас было не лучше. В его душе оживало то же мерзкое чувство.
      Хотя он попал туда, куда хотел, хотя он сидел посреди ТАКИХ тайн, пока он ничего не мог сделать, чтобы понять пришельцев. Он точно знал, что где-то тут есть люди, способные подняться в воздух и летать там, пришельцы наверняка знали, есть Дьявол-Пега или нет его, они могли становиться невидимыми и… Они много чего могли.
      Они могли даже то, о чем он и не догадывался, но понять это он сможет только тогда, когда его научат этому.
      Но как понять это? Как?
      Его мозг был в клетке, более прочной, чем та, в которой сидело тело. Что железо, если стереотипы и старые знания не дают понять, что происходит вокруг? Почему летают их повозки, если у них нет крыльев? Почему они могут становиться невидимыми, оставаясь осязаемыми? Почему? Понять это, не отказавшись от привычных знаний, он не мог.
      Поэтому он продолжал сидеть в клетке, хотя чудеса были вокруг него.
      «Ну и что? — подумал он. — Ну и что? Они знают что-то такое, что не знаю я. Конечно так. Но они не могут не поделиться знанием…»
      Он вспомнил Эвина.
      «Если они друзья, то они поделятся знанием, а если враги… Что ж, о врагах действительно следует узнать побольше».
      Отбросив шкуру с головы, он наклонился над замком.
      Он осмотрел его сразу, как только пришельцы вокруг угомонились. Он прекрасно понимал, насколько плохо будет его положение, если он не сможет открыть клетку. В этом случае ему придется остаться тут до утра. Или того хуже — на всю жизнь.
      Пальцы добрались до замка и пробежались по железу. Конечно, это было не совсем то, что он встречал в Императорском зверинце, но определенно мысль тех, кто изготавливал те и другие, шла одним путем. Запоры были похожи — те же толстые задвижки, только в этой клетке рядом со стальной скобой не было и намека на скважину для ключа, а соседствовали три окошка, в которых виднелись мелкие значки. Он смотрел на них, стараясь понять, что же они означают. Один из них что-то напомнил Шумону, он напрягся, вспоминая, где мог видеть точно такой же. Только что пригашенное решимостью действовать, в душе вновь стало подниматься чувство презрения к самому себе. Он готов был от стыда укусить себя за руку, но вдруг вспомнил.
      Коса.
      Такой же значок он видел на одном из Злых Железных Рыцарей, несколько лет назад непонятно откуда появившиеся в Империи, и непонятно куда сгинувших. В памяти мелькнули картины разоренного Саара.
      Ноги стали слабыми, и он уселся на пол.
      Коса. Коса… Значит, Эвин все-таки был прав. Это враги.
      Он расстроился настолько, что долго сидел, тупо глядя на свои руки.
      Из тяжелых мыслей его вытащил звук. Рядом зашелестела трава, звякнул металл. Ему показалось, что кто-то прошел рядом с клеткой и он, быстро набросив шкуру на голову, осмотрелся. Нет, показалось. Пусто, тихо…. А даже если и враги. Тем более, если враги! Надо посмотреть что там и как.
      Пространство вокруг замка заливал неяркий свет. Шумон понимал, что это не признак страха, скорее забота о тех, кто жил под крышей замка. Тут был такой порядок, что даже случайно оброненная кем-то палка казалась вызовом.
      Сидеть и ждать было простой потерей времени.
      «Все начинается с первого шага!» — подумал он. — «Враги или друзья — какая собственно разница? Да и не могут они быть врагами! Мало ли, что коса? Что ж у кого теперь коса тот и враг? Глупо это. Он-то живой. Воды вдоволь, да и травы вон сколько положили…»
      Сбросив с плеч шкуру, он подошел к решетке, тряхнул железо. Нет, замок не открыть, да он и пришел сюда не за этим.
      Вертикальные прутья выдержали бы и ярость дракона, но против хитрости человека они были бессильны. Он встал боком, примеряясь к щели, втянул живот.
      Нельзя было просидеть в клетке всю жизнь. Он ведь и пришел сюда для того, чтобы узнать как можно больше о тех, кто пришел на болото. А потом… Время подскажет, куда обратить знание.
      Выдохнув из себя воздух, он стал протискиваться между прутьев. Первой наружи оказалась голова, потом грудь, стиснутая стальными прутьями, освободилась, и он смог вздохнуть. С ногами было совсем просто. Держась за прутья, он сделал шаг вперед, и оглянулся. Шкура осталась лежать в клетке, и он почувствовал себя бабочкой, разглядывающей остатки своего кокона. Едва он осознал это, как плечи его сами собой развернулись. Начиналась новая жизнь. Жизнь полная тайн, которые нужно понять, секретов, которые нужно раскрыть и знаний, которыми нужно овладеть. Конечно, не все сразу, но начинать следовало прямо сейчас… И пусть только кто-нибудь попробует ему помешать!
      Он наклонился за палкой (какое никакое, а оружие), но та вдруг взметнулась с земли, обдав его ветерком, и повисла в воздухе. Шумон не испугался. Не успел. Слишком много чудес он видел сегодня, и это было просто следующим из длинной череды. Он застыл, еще не понимая, что происходит, удивившись только, как это палка сама собой висит в воздухе.
      В отличие от человека палка не умела удивляться. Взмыв в воздух она не стала там задерживаться, удивляя окружающих, попросту ударила экс-библиотекаря пониже левого уха, погружая в беспамятство.
 

Замские болта.

Заповедник «Усадьба»

Медотсек.

      В медотсеке, как и положено было, царила почти полная тишина.
      Шум оставался за строгими белыми панелями, а внутри она нарушалась лишь монотонным гудением приборов, да тихими голосами Сергея и Чен-Ли-Юня.
      — Нет. Не он. Его там точно не было, — сказал Чен, разглядывая спящего в витализаторе Шумона. Повернувшись ко второму пациенту, тоже покачал головой. — И не этот… Монах был и оборванец какой-то с дубиной. Так те здоровые оба… А этого-то с ними не сравнить.
      Сергей почти с любовью посмотрел на оборванного старика.
      — Это по чему сравнивать, — заметил он. — В известном смысле этому старцу и мы с тобой только по пояс.
      Чен припомнив недавний разговор, понял, что имеет в виду Сергей и посмотрел на старика с интересом.
      — Тот самый здешний гений?
      Кузнецов торжественно кивнул.
      — Объективно умный человек, как его называет наш прогрессор.
      Чен прищурил и без того узкие глаза.
      — Вообще то не производит впечатления. Лоб у него…
      Сергей наклонился над витализатором, вглядываясь в лицо безбожника.
      — Да уж, ни на Конфуция, ни на Леонардо не похож, — согласился он. — Но, все-таки это именно так.
      Чен посмотрел на второго потерпевшего. Тот тоже не походил на гения, но по-другому — и плечи широкие и лоб узкий. У старика-то хоть борода, а этот… Больно здоров для гения.
      — Как ты их поймал?
      — Просто. Я поставил несколько автоматических парализаторов в режиме фиксации перемещений неопознанных объектов. Кстати…
      Он пальцем ткнул в металлическую пластинку, прикрепленную на груди Чена.
      — Можешь снять. Я их еще позавчера отключил.
      Чен послушно отстегнул опознаватель и вернул его Сергею.
      — Понято было, что раз уж они за Стену забрались, то постараются забраться и дальше. Ну, вот он и забрался…
      Чен почесал затылок и признался.
      — Да, обманул он нас здорово. Провел как детей.
      — Со шкурой-то? — Сергей ухмыльнулся так, словно эта придумка была его собственной, или уж по крайней мере именно он, лично, посоветовал туземцу сделать именно так. — Да. Теперь ученые будем. Ты за самодеятельность от Игоря Григорьевича получил уже?
      — Конечно. Как полагается. Полведра скипидара с патефонными иголками. Не жену же ему ругать, — ответил Чен, вспоминая разговор с Главным Администратором. Не желая останавливаться на неприятном, спросил:
      — Как он из клетки-то выбрался? Второй его, что ли освободил?
      — Нет. Сам выбрался. Прутья у клетки оказались редкими и он…
      Чен засмеялся, затряс головой. Сергей вопросительно посмотрел на него.
      — Точно гений… — сквозь смех подтвердил Чен. — Точно! Ты знаешь, как он упираться начал, когда мы хотели посадить его в соседнюю клетку? О-о-о-о!
      — А там…?
      Чен свел пальцы, чтобы показать.
      — Да. Там прутья почаще стоят. Он бы из нее не вылез… Голова!
      — Голова! — согласился Сергей. Чен щелкнул пальцем по прозрачному колпаку, словно напоминал, за кем все-таки осталась победа.
      — А вот хоть и гений, а твоей автоматики не предусмотрел.
      Сергей защитил туземца.
      — Чего не знаешь, того не боишься. Да и не в ней дело. Его не моя автоматика остановила, а этот вот.
      Он кивнул в сторону второго витализатора.
      — Когда Шумон вылез из клетки этот, второй, его р-р-раз палкой по голове…
      — Этот?
      Сергей кивнул. Чен смотрел на него, словно искал соль этой шутки, объяснение произошедшему. Ему показалось, что он ухватил логику такого странного поступка.
      — Местный? Так он что, у тебя на жаловании был? Вместо парализатора?
      — Пока нет, а может быть, и следует нам взять парочку таких, — в тон Чену ответил Кузнецов. — Зверь. У такого ни один человек в заповедник без разрешения не попадет…
      Чен понял, что ошибся.
      — А зачем он его тогда?
      Сергей не успел ответить, только пожал плечами. Дверь открылась, и в комнату вошел Главный Администратор. Кузнецов шагнул ему навстречу. Игорь Григорьевич улыбнулся.
      — А! Вы оба здесь? Хорошо. Как наши пациенты?
      Сергей отошел в сторону, чтоб начальство смогло своими глазами увидеть, что туземцев тут никто не обижает.
      — Хорошо. Даже более чем. По здешним меркам они вполне здоровы. Пневмонию у Шумона мы еще вчера подавили, а сегодня доктор их окончательно подчистил: аппендиксы, у второго язву желудка залечили и комбинированную вакцину обоим ввел, конечно.
      — Дальновидно, — одобрительно покивал головой Главный Администратор. Он посмотрел на Шумона, потом на его спутника, что лежал в соседнем стеклянном пенале.
      — А дальше что?
      Сергей понял, что под этими словами начальство имеет в виду дальнейшую судьбу Шумона. Со здоровяком все было понятно. Наверняка это был тот молодчик, что украл у Трульда «невидимку». Малый был бойкий, вхожий, по словам брайхкамера к Императору. К нему его и следовало доставить…
      — Ситуацию вы знаете не хуже меня, — начал он.
      — Надо думать, — ехидно откликнулся Игорь Григорьевич. — Александр Алексеевич мне все объяснил.
      — Извините.. — смешался Сергей.
      — Ничего, ничего, продолжай. Судя по такому началу, возвращение его в Гэйль тобой не рассматривается?
      — Да, — признался Сергей. — Сожрут его там без всякой жалости…
      Игорь Григорьевич согласно кивнул.
      — Это похоже на правду… Итак, если не Гэйль, то, что тогда? Эмиргергер?
      — Есть два варианта. Первый и самый простой — эмиграция.
      Игорь Григорьевич с сомнением посмотрел на туземца.
      — Я надеюсь, что это не означает отвезти его куда-нибудь и бросить?
      — Конечно нет! — Сергей кивнул куда-то за спину. — В Мелернийском Круге через неделю жрецы выбирают нового Водителя Государственного Колена. Можно было бы…
      Игорь Григорьевич наморщил лоб. Планета только осваивалась, и все сразу удержать в голове было трудно.
      — Там кто из наших?
      — Александр Алексеевич говорил, что Бульбака и Саарема.
      — Помню, помню… — сказал Главный Администратор, — как же… Шесть тысяч километров. Другой континент, другой климатический пояс. Далековато. Да и начинать пожилому человеку, пусть даже и без аппендикса, на новом месте сначала…
      Он покачал головой.
      — А второй вариант?
      Сергей вздохнул посвободнее.
      — Второй вариант более рискованный, хотя лично мне он нравиться больше первого.
      Игорь Григорьевич кивнул, предлагая Сергею продолжить разговор.
      — Если он останется в Империи, то защитить его от Братства сможет только Император. Тут можно сыграть на интересе Императора к болоту.
      — А голову он ему от огорчения не отрубит? — поинтересовался Чен.
      — За что?
      — Уж больно он ему новости неутешительные принесет…
      — Какие новости? Что он вообще видел?
      — Он видел нас, людей, не дьяволов
      — Именно людей. Пусть расскажет. Будет над чем задуматься Императору Мовсию.
      Игорь Григорьевич промолчал.
      — Кроме того есть еще ход, — напомнил Кузнецов. — Как нам известно, Мовсий большой любитель логических игр. Шумон может предложить Императору что-нибудь интересное.
      — Например?
      — Нарды или шахматы. В этом случае Император, возможно, вновь дарует ему свою благосклонность. Информацию заложим в подсознание Шумону и дело в шляпе.
      Шеф с сомнением поднял бровь.
      — В земной истории подобные случаи известны, — заметил Чен.
      — Так-то оно так… Ну, а если…
      Сергей пожал плечами:
      — Ну, я не знаю… Ну, пусть башенные часы изобретет. На двадцать четыре часа, чтоб все как у людей было. А уж на самый крайний случай есть первый вариант. Я думаю, что Александр Алексеевич за ним там присмотрит? Ну, а если уж совсем все не так — украду я его. Я теперь специалист.
      — Подумаем, — неопределенно ответил Шеф. — А второй?
      — С этим просто. Вернем его Императору. Это, похоже, тот, что «невидимку» украл, когда мы были у Хэста.
      Игорь Григорьевич кивнул. С этим и впрямь было просто.
      — Как их спутники? Те, что ушли раньше?
      — Еще вчера были в Гэйле.
      — Пришлось выпроваживать?
      — Да нет. Обошлось. Они двое суток ждали его у стены, потом сутки в часовне.
      — Пожалуй, они его уже похоронили? А? Как считаешь? Удивим их?
 

Апприбатский лес.

Опушка.

      Шумон то выныривал из небытия, то снова погружался в сладостную дремоту.
      Вокруг него было движение, и сам он был его частью. Его нежно покачивало, и это доставляло ему удовольствие. Изредка он видел появляющиеся перед ним деревья и постоянно — спину какого-то человека. Она возникала, едва он открывал глаза, Шумон догадался, что лежит в телеге и куда-то едет. В очередной раз очнувшись, он почувствовал что движение прекратилось. Телега стояла.
      — Стоим? — не то сказал, не то подумал он. Возница, не поворачиваясь к нему, ответил незнакомым голосом.
      — Стоим, господин будущий Императорский библиотекарь, стоим.
      Телега вздрогнула. Шумон понял, что возница спрыгнул.
      — Запряг я его, что ли не так? — забормотал он. — А может, устал конь? «Без ноги» его фамилия. Не идет совсем… Запутаешься тут с этой упряжью… Узлы какие-то, пряжки… Как они тут ездят?
      Слова пролетели мимо ушей, и Шумона опять потянуло в сон.
      — Что же это он не идет? — пробормотал он, зарываясь в душистое сено. — Конь должен ходить…
 

Имперский город Эмиргергер.

Корчма «Шестнадцать пальцев».

Общий зал.

      Запах сена куда-то пропал. Темнота вокруг обросла углами, стала неудобной и наполнилась запахами еды и дыма… Сознание попыталось вернуться в уютную тьму, пахнущую сеном, однако все исчезло. Пропала тьма, сено и даже ощущение движение. Шумон почувствовал тупую боль в шее, приоткрыл глаза. Перед ними лежала уходящая в даль полоса чистого, скобленого дерева. Тогда он поднял голову и наткнулся на взгляд человека, сидевшего напротив. Шумону хватило мгновения, чтоб узнать его и неприятно удивиться.
      — А я тебя знаю! — сказал тот.
      В горле было сухо. Книжник сглотнул.
      — Еще б тебе меня не знать. Ты меня еще по голове бил, как самого близкого приятеля….
      Эвин не посчитал слова Шумона упреком — что было, то было — и только согласно кивнул.
      Не поднимаясь из-за стола, Императорский шпион начал медленно, стараясь не обращать на себя внимания, оглядываться. Шумон делал тоже самое, но более явно, никого не стесняясь и ничего не опасаясь..
      — Последнее, что я помню, сказал эксбиблиотекарь. — Клетку и странную какую-то летающую палку.
      Он потер шею.
      — Хотя что там гадать. Раз я тут вместе с тобой, то наверняка это был ты…
      Книжник смотрел пытливо, словно собирался обидеться на то, что случилось за Стеной. Воспоминания Эвина были длиннее и богаче. Он помнил еще и темноту в промежутке между двумя домами, что понастроили для себя захватчики и живую тяжесть бывшего Императорского библиотекаря на спине. После этого не было ничего. Точнее нет. Не так. Сразу после этого была эта вот корчма.
      Не дождавшись ответа, Шумон ни о чем больше спрашивать Эвина не стал. По тому, как тот вертел головой и так видно было, что ничего он не помнит и вот теперь судорожно догадывается, как попал эту корчму. За грудь схватился. Ага! Руками себя ощупывает, а на лице скорбь со злобой… Понятно. Про одежонку свою колдовскую вспомнил. Где теперь та одежонка? Как шпионить? Тянуло ухмыльнуться, но сдержался. Императорский шпион был скор на поступки.
      Чтоб не поддаться соблазну, Шумон стал и сам внимательно смотреть по сторонам. Если его товарища интересовало прошлое, то книжника больше интересовало настоящее. Чужой взгляд он ощутил, едва перестал смотреть на Эвина. Он еще раз пробежался взглядом по близким лицами. Вон он!
      Мальчишка блюдонос смотрел на него с ожиданием, словно ждал, когда позовут. Не колеблясь, Шумон взмахнул рукой. Мальчишка, словно его ногой пнули, сорвался с места и с полным блюдом бросился к нему.
      — Мы ничего не просили, — остановил его Эвин. Шумон не мог не улыбнуться. Эвин все еще ощупывал простую одежду желтого лучника, наверное, отыскивая деньги.
      — Все заранее заказано. Сказано было…
      — Кем? — вцепился в мальчишку Императорский шпион. — Кем заказано?
      — Да товарищем вашим, тоже желтым лучником. Сказал, как проснетесь, чтоб я на стол подавал. Еды побольше, да рассолу…
      Взгляд мальчишки был чистым, без плутовства и предательства.
      — Где он?
      Эвин сжал плечо подавальщика, и тот вместе с ним закрутил головой, выискивая доброхота.
      — Ушел… Заплатил и ушел к хозяину разговаривать…
      — Где мы?
      Мальчишка отшатнулся.
      — В корчме «Шестна…»
      — К дьяволу подробности! Город какой?
      Мальчишка улыбался неуверенно.
      — Эмиргергер…
      Узнав все, что хотел Эвин опустил мальчишку. Тот быстро выставив все, что принес, потирая плечо отошел подальше. Несколько мгновений шпион неподвижно сидел, обдумывая свое положение, потом, приняв решение, отшвырнув лавку, шагнул в сторону хозяина корчмы. Он был уверен, что Шумон сделает то же самое, но не услышал звука второй отодвигаемой лавки. Задержав второй шаг, он оглянулся на Шумона.
      Бывший Императорский библиотекарь словно позабыв про окружавшие их тайны ухватил кусок мяса и жмурясь от удовольствия рвал его зубами. Вторая рука шарила по блюду с пирогами, отбирая наощупь те, что понежнее.
      — Вставай! — приказал Эвин. Его кулаки сжимались и разжимались от нетерпения. Шумон не стал даже делать вид, что торопится.
      — Чего «вставай»? За все уплачено! Не пропадать же добру.
      — Пойдем, — еще сдерживаясь, повторил Императорский шпион, но голод Шумона оказался сильнее все самых правильных слов. Сильнее правильных слов, но не правильных дел… Эвин перегнулся к нему через стол и рывком поднял в воздух. Надкушенный, но недоеденный кусок канул под стол. Лавка опрокинулась, Шумон болтал ногами в воздухе, понимая, что ничего сделать не может. Мальчишка-блюдонос издали смотрел на них совершенно спокойно. Он тут, похоже, навидался и не такого.
      — И не стыдно тебе такое вытворять со старым человеком, с Императорским библиотекарем? — просипел Шумон.
      — С бывшим Императорским библиотекарем — поправил его Эвин. — Кончай жрать…
      Он все-таки отпустил его, и тот упал на пол. Глядя из-под стола, пробормотал.
      — А мне, почему-то кажется, что не только с бывшим, но и с будущим… Кто-то совсем недавно говорил мне об этом…
      — Тем более вставай, — повторил Эвин. — Пока тебя в библиотекари не произвели надо успеть разобраться, что тут происходит…
      Шумон послушался, поднялся, начал отряхиваться.
      — А что тебе не ясно? Все, по-моему, очевидно… Видно там хорошие люди живут. В лесу не бросили, в болоте не утопили, в город привезли, поесть купили…
      Уже смирившись с тем, что от стола придется уйти он перебирал тарелки, чтоб взять с собой что-нибудь повкуснее.
      — Одежонку дали, да в самую столицу привезли. Дней шесть пути, наверное? Или все десять? Осторожнее!
      Не дав книжнику договорить, Эвин Лоэр ухватил Шумона за ворот и потащил к хозяину корчмы. Он не слушал, что там болтает библиотекарь, а ловил взглядом хитрую рожу корчмаря. Поймав взгляд Эвина, тот своих глаз не отводил — шевелил значительно щеками и бровями, и видно было, что есть у него, что сказать посланцам Императора…
      Эвин воодушевился, почувствовав свежий след. Книжник полетел на скамью, а он, повернувшись к хозяину, внушительно сказал:
      — Грозить тебе, толстый, не буду. Одно скажу — с огнем играешь. С таким огнем, от которого весь твой жир может на свечки пойти…
      Корчмарь кивнул.
      — Давно мы тут?
      — Нет. Вы пришли — я только-только курицу жариться поставил.
      Шумон заинтересованно покосился на вертел, крутившийся над очагом.
      — Как мы тут очутились?
      Корчмарь подмигнул.
      — Ваш товарищ привел. Желтый лучник. Привел, усадил, заплатил…
      Он не успел расплыться в понимающей улыбке, как Эвин ткнул его пальцем.
      — Он с тобой говорил. Что сказал?
      Корчмарь подтянул брюхо и, оглянувшись по сторонам, сказал громким шепотом.
      — Сказал, что он Главный Альригийский Шпион и что вы его славные боевые товарищи, которых следует покормить.
      При словах «Главный Альригийский Шпион» Шумон и Эвин переглянулись и покачали головами. Один значительно, другой с ухмылкой…
      — А дальше?
      Хозяин, почувствовавший себя в самом сердце заговора с жаром начал излагать свои подозрения, а Шумон отвлекся. Его заинтересовали метелки трав, что толстяк развесил над собой. Повесил он их то ли для запаху, то ли для того, чтоб наверняка заглядывавшие сюда разбойники, чувствовали себя как дома. Шумону были известны кое-какие тайные свойства этих листьев, и он под разговор стащил немножко ветчинника и сизой жеребицы.
      Корчмарь оторвал свой почтительный взгляд от Эвина и Шумон махнул рукой — продолжай мол, не обращай внимания.
      — …и как только курица изжарится, тотчас принести ему ее в комнату.
      Только мгновение Эвин молчал, а потом рывком приблизил хозяина к себе.
      — Так он тут?
      — Тут! Я ведь и говорю — комнату снял…
      Эвин отпустил корчмаря и хватанул со стола нож — узкий хлебный нож, уже стершийся от долгой работы. Корчмарь отшатнулся, но Императорский шпион смотрел вовсе не на него. Взгляд Эвина шарил вокруг в поисках чего-нибудь более подходящего, для схватки с Главным Альригийским Шпионом. Шумону первому на глаза попался тяжелый тесак для разделки мяса. Он двумя пальцами ухватил его, подвинул поближе к Эвину.
      — На. Лучше не найдешь.
      Эвин отбросил хлебный нож, взвесил в руке тесак.
      — Веди!
      — Куда? — охнул хозяин. — Курица же еще…
      — Ничего, ничего. Готова, — сказал Шумон. Эвин не сказал ничего, только глазами сверкнул.
      На втором поверхе корчмарь остановился перед дверью. Он уже проникся важностью момента и курицу держал так, словно собирался метнуть ее в Главного Альригийского Шпиона.
      — Эй, лучник, ты курицу заказывал…
      Мгновение спустя Эвин уже стоял посреди комнаты с ножом в руке. Посреди пустой комнаты.
      Корчмарь и Шумон остались в дверях, а Эвин быстро обыскал комнату, хотя чего там обыскивать — заглянул за дверь, за стул, да под лежанкой посмотрел. Комната то была не больше собачьей будки.
      Пусто.
      С досады Эвин вонзил нож в столешницу и тот замер там, подрагивая от злости. Шумон, глядя на его отчаяние, хмыкнул.
      — Ты знал?
      — Скорее догадывался, — поправил шпиона книжник. Опережая вопрос, объяснил.
      — Если б наш таинственный друг хотел нам что-либо объяснить, то он сделал бы это гораздо раньше.
      — Друг? — внутренне напрягшись, спросил Эвин.
      — Конечно! Враг зарезал бы нас еще там. Или утопил. Какой смысл ему был везти нас в столицу, чтоб именно тут причинить нам зло?
      Эвин обмяк, словно смердящий болло, выпустивший свою отраву. Оттолкнув его, Шумон сел за стол. Другой рукой он отобрал у все еще столбом стоящего корчмаря блюдо с курицей и, пробормотав «заплачено», вытолкал того за дверь.
      Эвин стоял и задумчивым взглядом шарил по сторонам, пытаясь отыскать отгадку исчезновения незнакомца и их собственного появления здесь.
      — А все-таки намек он нам оставил…
      Шумон, посыпавший курицу мелко порезанной зеленью, оглянулся. Эвин смотрел в распахнутое окно, через которое и ушел таинственный незнакомец. За окном, не так что б далеко, стоял Императорский дворец, а прямо под окном лежала форменная куртка Желтого лучника.
      Эвин показался Шумону воплощением разочарования. Мысли его читались сразу с лица — как здорово было бы, окажись тут тот самый Главный Альригийский Шпион! Расспросить бы его со всем прилежанием, повытрясти правду… С таким подарком можно было бы смело идти к самому Императору.
      Находясь в той же благородной задумчивости, Эвин сел к столу и принялся за курицу. Теперь действительно можно было посидеть, подумать…
      Шумон улыбнулся.
      — Надо спокойно посидеть и подумать, что сказать Мовсию…
      — Правду..
      — Какую? У тебя одна правда, у меня — другая…
      — Правду о том, что видели. О новых врагах…
      — Врагах?
      — Друзья не захватили бы нашу землю…
      — Враги не выпустили бы нас оттуда и не доставили бы к порогу Императорского дворца.
      Они смотрели друг на друга без вызова, а как люди абсолютно уверенные в своей правоте.
      — То, что видел я, говорит мне об этом, — сказал, наконец, Эвин Лоэр. Шумону было, что ответить ему.
      — Я тоже видел это, и моя мудрость говорит мне совсем о другом.
      Эвин усмехнулся. Ссориться с библиотекарем не хотелось, но….
      — На всякую мудрость найдется палка…
      — На всякую палку найдется мудрость, — возразил, так же улыбнувшись, книжник. — Не так давно я спорил с одним монахом по этому поводу..
      — И что?
      — Представь себе, монах проиграл…
      Эвин почувствовал в словах Шумона подвох и оглянулся. Пусто.
      — Книжнику не подобает драться. Какой из книжника боец, если у него лоб шире плечей?
      — Кулаками — да. А вообще вся жизнь книжника это драка. С инакомыслящими, с дураками и с теми, кто считает, что сила решает все и за всех…
      Эвин понял, что Шумон говорит о том, что произошло внизу.
      — Если ты о том, что было там, то извини. Сам понимаешь — он мог уйти, нельзя было терять время.
      — Время нельзя потерять и, к тому же замечу, что он все-таки ушел… Так что напрасно ты меня обидел.
      — Мы просто не успели…
      — Мы и не могли успеть.
      Шумон поднялся, вышел из-за стола. Дошел до окна, вернулся.
      — Он все рассчитал..
      — Он мог и ошибиться… Многие пропадали из-за мелочей.
      Эвин пододвинул к нему остатки курицы. Товарищ отрицательно качнул головой.
      — Благодарю. Я предпочитаю другое мясо. И вино…
      — Император даст тебе и того и другого. Пойдем.
      Эвин вытер рот и поднялся, намереваясь, если дойдет и до этого, унести строптивца силой, но тут в животе что-то сжалось и тут же без перерыва начало стремительно разбухать. Императорский шпион схватился за живот и в недоумении посмотрел на товарища. Тот улыбнулся и без превосходства, но с чувством явного ехидства сказал:
      — Тебе не идти. Тебе бежать надо…
      Эвин понимал, что что-то произошло, но что? Он по настоящему испугался. В животе уже не бурчало, а ревело.
      — Не к Императору, конечно, а во двор..
      Тяжесть там стала нестерпимой, отсчитывая мгновения до позора.
      — А я тебя, тем временем, за столом подожду…
      Эвин бросился вниз, а в спину ему летело:
      — Это же в какую умную голову могло взбрести есть курицу с сизой жеребкой? Только неучу, у которого плечи шире лба.
      Книжник не торопясь вышел следом, потешить чувство мести и посмотреть как Императорский шпион стремительно покидает корчму.
      Когда Шумон ушел, Сергей отключил «невидимку». Посмотрев в осколок зеркала, покачал головой. Безобидный, на первый взгляд, книжник оказался язвой, ничуть не лучше его самого.
 

Имперский город Эмиргергер.

Дом прогрессора Шуры.

Секретная комната.

      Как и всегда в последнее время пол во Дворце покрывала вода, но туземное это ухищрение не помогло. Земляне, уважая религиозные чувства туземцев, приноровились забираться в него через окно. Это хоть добавляло сложностей в жизни, зато и делало ее интереснее. Если возникала такая необходимость, Сергей осторожно пробирался на сухое место, за Императорскую спину и затаивался там, а Александр Алексеевич оставался рядышком с окном.
      В этот раз, правда, обошлось без акробатики.
      После случая с таинственной шкатулкой, что Черет показал Императору, Александр Алексеевич предпочитал наблюдать за заседаниями Совета через «шмелей». Три штуки сидели на стенах, давая землянам возможность видеть и слышать все.
      В зале Совета сидели сплошь знакомые рожи и лица. Император Мовсий, само собой, Иркон, Верлен, Старший Брат Черет, десяток ставших за это время привычными эркмассов. Единственным незнакомым тут был диковатого вида монах, которого Черет называл Средним Братом Такой. То есть незнакомым он был только для Никулина, а Кузнецов знал и его.
      Сегодняшний Совет чем-то напоминал выступление ярмарочного фокусника, причем за ним смотрели с двух сторон — зрители, ничего не понимавшие в том, что происходит и оттого удивленно ахающие, каждый раз, когда тот вынимал кролика из кармана, и профессионалы, прекрасно понимающие, что тут твориться и откуда берутся кролики.
      Монах говорил интереснейшие вещи (это если смотреть на это с точки зрения туземцев) и нес совершеннейший бред с точки зрения прогрессора. Он уже почти рассказал свою одиссею. В рассказе причудливо сплелось то, что было, то чего не было и то, чего не могло произойти ни при каких обстоятельствах. У фокусника имелся искусный ассистент. Умело вставляемые Старшим Братом фразы подчеркивали то одно, то другое. Под умелой рукой брата Черета повествование монаха принимало черты эпоса, а сам монах вырастал до размеров Одиссея или Геракла.
      — Прометей! — сказал Александр Алексеевич. — Богоборец. Легендарная личность, этот твой монах.
      — Мюнхгаузен, — отозвался Сергей. — Грибник-путешественник…
      Шумон в этом зале был упомянут лишь дважды.
      Первый раз — как непосредственный пособник Дьявола Пеги. Второй — как орудие вообще всех таинственных сил, захвативших болота. Разбойники, и те не удостоились подобных эпитетов. Про них монах упомянул вообще вскользь, как о чем-то совершенно незначительном — заблудшие души, которые не понимают, что творят и которых следует вернуть в лоно. Не более того.
      Александр Алексеевич внимал всему этому и представлял, что испытывает Сергей, слушавший жертву своей профессиональной добросовестности. Голова его, покачивалась то вверх-вниз, то из стороны в сторону.
      — Вот врет! — наконец с удовольствием сказал Сергей.
      — Нравится?
      — А то! — Он потянулся, расправляя затекшие от неподвижного сидения плечи. — Это все записать и моему руководству как отчет о проделанной работе сунуть… Я бы тогда в его глазах так вырос бы, что и цены б мне не отыскалось…
      — Ну, он, конечно малость приукрасил…
      Отставив в сторону веселый тон, Сергей очень серьезно ответил:
      — Это не то слово «малость»… Такое впечатление, что он сознательно ведет Мовсия к мысли, что мы — порождение черных сил, враги, исчадия и изверги рода человеческого.
      — Монах, — пожал плечами прогрессор. — Мировоззрение…
      — Уж больно оно похоже на мировоззрение Старшего Брата…
      — Два сапога — пара. А твои-то где?
      — Что?
      — Твои туземцы где?
      — А-а-а-а! — Сергей улыбнулся. — Придут еще. Они пока в корчме. Никак выйти не могут.
      — Кстати бы им сейчас появиться. Думаю, что они не сойдутся в оценке того, что там было…
      Сергей опять хихикнул.
      — Появятся, появятся…Погоди немного. Все-таки процесс требует времени. Подтереться, штаны застегнуть.
 

Имперский город Эмиргергер.

Зал Государственного Совета.

      Монах закончил и, пятясь, стал отходить назад. Император жестом остановил его.
      — Ты сам видел, как демон, притворявшийся Божьим помощником, поднялся в воздух?
      Монах ударил себя ладонями по лицу.
      — Вот этими самыми глазами, государь! Клянусь Тем Самым Камнем! Все, что я тебе рассказал, я видел сам!
      — Все, что ты рассказал, ты сам и придумал, — раздался голос из-за спины Императора. Мовсий обернулся. Занавес за его спиной отодвинулся. На пороге Зала Совета стояли двое — бывший его библиотекарь Шумон Гэйльский и ныне действующий шпион, очень, правда, бледный, Эвин Лоэр.
      Взгляд монарха, упершийся в шпиона, вспыхнул радостью.
      — Живой?
      Эвин поклонился. Мовсий в два шага подошел, обнял его, расцеловал. За спиной почтительно помалкивало.
      — Вот, библиотекаря тебе привел, — сказал из императорских объятий бледный, как полотно, Эвин.
      Император бросил на экс-библиотекаря заинтересованный взгляд. Лоэр отошел в сторону, оставляя книжника и Императора один на один.
      — Расписал тебя тут монах, расписал…С Дьяволом чуть не в обнимку ходишь… Придется тебе прямо сейчас за все ответ держать…
      В голосе его не было угрозы, только нетерпение и интерес.
      — Я готов, — поклонился Шумон.
      — Я хочу знать правду, — сказал Мовсий.
      Шумон пожал плечами.
      — Правды сегодня было сказано не так много.
      Император нахмурился, кивнул, в сторону оцепенело стоящего монаха.
      — Он врал?
      — Правду скрыли слова, сказанные чтоб сделать ее более очевидной.
      Мовсий фыркнул.
      — Загадками говоришь…
      — Все просто. Человек обычно рассказывает не то, что видел, а то, как понял то, что видел. У каждого из нас свой взгляд, а значит, будет свой рассказ…
      Император кивнул, показывая, что понял.
      — Я жду правды. Пусть даже их будет три.
      — Одну правду ты уже выслушал. Послушай другую. Я один прошел через то, через что прошли они оба…
      Он вздохнул, готовясь начать рассказ, но вместо этого сказал:
      — Моя правда будет очень проста, но не очень понятна.
      — Почему? Ты же вроде не глупее монаха?
      — Понятным правду делает наше толкование ее, а я попробую обойтись без этого. К сожалению я и сам еще всего не понимаю…
      Он поклонился Мовсию и повернулся к Таке и Эвину.
      — Сейчас я расскажу, то, что я там видел, а вы, если услышите в моих словах неправду, сразу скажите Императору об этом.
      Монах молчал, ожидая какого-то подвоха.
      — Только то, что видели, — повторил Шумон, глядя в его глаза. — Не приплетая своих объяснений…
      — Говори, — сказал Эвин. — Я тебя понимаю…
      Шумон мысленно перебрал события последних дней, отбирая самое необычное.
      — Я расскажу о самом необычном, из того, что встретилось на нашем пути от Гэйля до этого зала. Первое удивительное происшествие случилось недалеко от Парных холмов. Я там нашел камень..
      Он замолчал, понимая, что лжет.
      — Что-то похожее на камень. Необычный камень. Если его повернуть, то из него…
      — Дьявол! — не выдержал брат Така. — Из него появлялся Дьявол Пега! Ты обманул меня, безбожник!
      Только почтение к Императору остановило монаха, вспомнившего свой страх в часовне.
      — … появлялась фигура, напоминавшая изображение дьявола Пеги с фресок Тайбирской обители. То самое изображение, где он с гребнем на голове.
      Император вскинул голову. Шумон успокаивающе поднял руку.
      — Это был не сам дьявол. Фигура казалась живой, но только казалась.
      Монах хотел что-то сказать, но Черет остановил его.
      — Она словно была нарисована в воздухе.
      Было видно, что книжник говорит, с трудом подбирая слова, а вот монах впал в неистовство. Его распирал праведный гнев. Старший Брат положил руку на плечо, но тот дернулся, сбрасывая узкую ладонь.
      — Почему именно тебе в руки дался Дьявол? А? Почему не мне?
      — Он дался в руки тому, кто захотел его взять… Ты, если помнишь, лежал без чувств.
      Он повернулся к Императору.
      — Дьявол был не настоящий… Не живой. Если б можно было рисовать в воздухе цветным дымом, то я бы сказал, что так оно и было. К тому же, едва я поворачивал камень, как фигура исчезала.
      Мовсий напрягся. Дьявол Пега был фигурой серьезной, и относиться с к нему следовало с уважением и осторожностью.
      — Где камень сейчас?
      — Его отобрал рыцарь…
      — Какой рыцарь?
      Рассказ под вопросами расползался клочьями.
      — Тот самый, что помог нам бежать от разбойников, когда мы во второй раз попали им в руки.
      — Погоди, погоди, — перебил библиотекаря Император. Он посмотрел на брата Таку. — Это то самое чудесное освобождение из разбойничьего подземелья? Причем тут рыцарь? Там были Божьи помощники?
      Така истово кивал, а Шумон развел руками.
      — Не видел я там никаких божьих помощников.
      Помолчав, он продолжил.
      — Нас поймали разбойники из банды Хамады, отвели в пещеру и приковали к воздуходувке. Там цепь, которой был прикован брат Така, развалилась.
      Така за его спиной вызывающе хмыкнул.
      — Брат Така усмотрел в этом божественную помощь, а я — нет. Такое нередко случается и без посторонней помощи, — продолжил Шумон, отвечая на хмык. — Дорогу я запомнил, и нам удалось выйти наружу…
      Монах вертел головой, глядя то на Императора, то на Старшего Брата. Брат Така чувствовал, что его обкрадывают, лишают заслуг и славы. Наконец он не выдержал.
      — А как же я убивал разбойников? Что ж ты не говоришь о том, что мое слово вместе со снизошедшей на меня благодатью Кархи повергало разбойников в смерть и оцепенение?
      — Ты говорил им «умри» и они падали, — нехотя сказал Шумон. — А умирали они или нет — я не знаю… И то не все. В конце концов, вспомни то, что произошло у самого выхода. Те двое ведь не умерли?
      — Было чудо! — упрямо повторил монах.
      — Императора не интересует пока твое мнение. Его интересует истина.
      Шумон опять вернулся к рассказу.
      — Мы не успели далеко уйти. Разбойники вновь оказались на нашем пути. Они поймали нас с братом Такой, но не успели вернуть в логово, к воздуходувке. Ночью появился человек, назвавший себя Коррулом-у-нанной и выкрал нас. Помог бежать.
      — Да! — оживился монах. — Он помог нам бежать, притворившись божьим помощником, а на самом деле…
      — Помолчи, — оборвал его Шумон. — Ты сейчас всех запутаешь…
      Император перевел взгляд на библиотекаря.
      — Никем он не притворялся — поправил монаха книжник. — Он назвался сам этим именем, но кто он на самом деле мы не знаем. Он приказал нам вернуться, но мы не послушались его. Пока он спал, мы с братом Такой сбежали от него. Тем же утром мы совершенно случайно увидели, как он поднимается в воздух.
      — Что было перед этим? — спросил брат Черет. — Он молился? Обращался к Кархе или Пеге?
      Мовсий посмотрел на Императора. Тот кивнул, позволяя отвечать.
      — Я не слышал ни того не другого. Он просто сел на что-то…
      Шумон замялся, подбирая слово, чтоб как-то назвать то, что подняло Коррула-у-нанну в воздух.
      — На какую-то дьявольскую штуку, — влез монах.
      — Он сел на что-то, что мы никогда не видели, поднялся в воздух, превратился в облако и улетел…
      Члены Совета заволновались и, опережая их вопросы, Шумон сказал.
      — Я не знаю, как все произошло и не собираюсь гадать, было ли это вознесение чудом или чем-то еще. Я только говорю о том, что видел… Потом мы вышли к Стене.
      Он снова замялся. Слишком уж много необычного приходилось описывать простыми словами.
      — Ничего подобного ни я, ни брат Така раньше не видели. Она точно существует. Она упруга как резина и тверда, как камень. Она выше деревьев и жжется, хотя и остается холодной.
      — Как так? — удивился Мовсий. — Обжигает, оставаясь холодной?
      — Не знаю… Сквозь нее не пройти, но мы нашли ход под ней. Наверняка брат Така рассказал о городе Справедливости.
      Мовсий кивнул.
      — И о городе и о знамениях, что сопровождали вас..
      Шумон покривел лицом.
      — Не было знамений? — догадался Император.
      — Я их не заметил, — уклончиво ответил книжник. — Просто мы нашли ход за Стену…
      — Вода…
      — Средний Брат Така говорил о капище их богов, — подал голос Черет, оборвав монаха. — Он не ошибся?
      — Я не знаю, было ли это капище или что-то еще… Там стояло множество ящиков..
      — В ящиках наверняка прячутся их демоны, — добавил монах, которому новое именование придало уверенности.
      — Мы не открывали их…
      Монах поспешил оправдаться.
      — Нам было не до того. Я и Версифисаил схватились с железноголовым демоном…
      — С человеком. С демоном вы не справились бы…
      — А мы и не справились… — гордо сказал монах, словно это подтверждало его правоту.
 

Имперский город Эмиргергер.

Дом прогрессора Шуры.

Секретная комната.

      Сергей слушал рассказ библиотекаря, проникаясь все большей симпатией к этому невзрачному человеку. Медленно, подбирая слова, он пытался донести свое знание до людей не видавших то, что видел он сам. Если из рассказа монаха все становилось ясно — на болоте угнездились демоны и пособники Дьявола Пеги, которых следовало с соблюдением всех положенных обрядов вывести, словно вредных насекомых и, чтоб все это не повторилось впредь, передать болота Братству для неусыпного за ними наблюдения и проведения время от времени необходимых профилактических мероприятий, то рассказ книжника оставлял впечатление неразгаданной загадки.
      Он говорил о том, что было так, словно предъявлял фотографии, которые просто фиксировали случившиеся, оставляя в стороне личную оценку или объяснение произошедшего.
      — Ученый! — с уважением сказал егерь.
      — Да уж не сказочник, как этот монах… — отозвался Александр Алексеевич.
      Рассказ того, кого Император называл Эвином, был немного другим. В нем не было места чудесам и непонятностям. Он рассказывал о том, что видел с позиции военного человека. Земляне были для него захватчиками и врагами. Опасными врагами, потому что располагали силой не соизмеримой с тем, чем располагал Император.
      — Пора зеркало бить, — пробормотал прогрессор. — Сейчас он всех уговорит на крестовый поход в защиту угнетенных драконов.
      — Сегодня без зеркал, — остановил его Сергей. — Игорь Григорьевич просил ничего не предпринимать. Все равно рано или поздно это произойдет. Теперь, когда мы пустили корни на болтах, путь лезут. Будет о чем торговаться…
      Они продолжили слушать. Иногда кто-то врывался в рассказ другого, пытаясь донести до Мовсия свою правду, и тогда они схватывались в споре. Император сидел молча, не перебивал, слушая то одного, то другого.
 

Имперский город Эмиргергер.

Императорский дворец.

Зал Государственного Совета.

      — Ладно, — сказал Император, обрывая их пикировку. Он поочередно оглядел каждого из тех, кто был за Стеной. У каждого из них была своя правда, а истиной и решением она должна стать только в его голове. — Каждый из вас знает, что он там видел. Ответьте мне. Кто они?
      Брат Така не стал думать.
      — Это демоны, слуги Дьявола Пеги!
      — Это люди… — поправил его Шумон.
      — Колдуны и демоны, — монах сделал поправку на слова книжника. — Если там и есть люди, которые могут ладить с демонами, так это колдуны, их подручные!
      — Почему?
      Мовсий смотрел на своего библиотекаря. Мнение монаха он уже усвоил. Шумон ответил медленно подбирая слова.
      — Да, у них есть то, о чем мы не имеем представления — есть летающие повозки, они могут становиться невидимыми, они занимаются чем-то нам непонятным…. Но они ведут себя как люди. Они ошибаются. В них есть доброта и сочувствие.
      Император перевел взгляд на Эвина.
      — Ты что скажешь?
      — Это наши старые знакомые. Колдуны. Это враги.
      Шумон уже понял, что означает для Императора мнение Эвина, и спросил за Мовсия:
      — Почему?
      — Я считаю их врагами и по-другому называть их не могу, — отрезал Эвин. — Они захватили нашу землю… Это не демоны. Тут я согласен с Шумоном. Демонам нужны наши души или тела, а этим нужна земля. Они могли бы убить нас или оставить у себя, но они не сделал ни того, ни другого. Это люди, пусть необычные, но люди, и они не друзья, а враги…
      — Враги не позволили бы нам…
      — Мы не знаем, чего они хотят. Возможно, им нужно, чтоб мы рассказали Императору о них и их силе… Может быть они считают нас послами, которые предостерегут Императора связываться с ними… Я не знаю.
      Он замолчал, потом повторил.
      — Да, я не знаю, но я вижу одно. Така и Шумон хотели пройти к болотам. Им мешали. Это говорит о том, что те, кто захватил болото, не хотят нашего появления там.
      — Но они все же прошли… — сказал Император.
      — Но они все же прошли.. — повторил следом за ним Эвин. — Это говорит о том, что те, кто захватил болота, не всесильны. У наших колдунов тоже не все получалось.
      Шпион обвел взглядом членов Совета. Эвин почувствовал, что-то, что он говорит, становится мнением Императора.
      — Пока мы не поймаем кого-нибудь из них мы наверняка не узнаем кто там — люди, слабые демоны или сильные колдуны… Но мы знаем, что они не хотят, чтоб мы там оказались и не в силах не дать нам туда пройти. Они боятся нас. Они бояться тебя!
      — Значит, мы туда пойдем! — сказал Мовсий. Говоря это, он смотрел на зеркало, что висело напротив. Несколько мгновений Император молчал, словно ждал чего-то, потом улыбнулся и повторил.
      — Мы пойдем туда.
      Он поднялся, показывая, что Совет окончен, что решение принято.
      Шумон поднял руку, привлекая к себе его внимание.
      — Подожди, государь.
      — Что ты хочешь?
      — Я сказал не все. Кое-что я скажу только тебе…
      Мовсий окинул взглядом собравшихся. Эти люди знали все, что знал он и именно с ними ему предстояло и принимать решение и реализовывать его.
      — Ничего. Говори здесь.
      — Среди того, что я там видел, — сказал Шумон, — было и изображение косы…
      Мовсий сперва не понял, поднял брови, а потом вспомнил.
      — Ну и что? — переспросил Иркон. Он еще не понял. — При чем тут коса?
      Он посмотрел на Мовсия, чтоб тот разделил его удивление, но Император смотрел на книжника толи собираясь с духом что-то спросить, толи вспоминая что-то. Такие глаза у Мовсия становились только тогда, когда кто-то по неосторожности напоминал ему о Злых Железных Рыцарях. Вспомнив это, Иркон вспомнил и косу. На обычную крестьянскую косу был похож знак на броне у одного из врагов.
      — Где? — наконец спросил он.
      — Когда они посадили меня в клетку, там был замок. Простой. Несколько колец с неизвестными значками. На каждом из колец я видел этот знак.
      Император молчал. Да и что тут говорить? Если книжнику ничего не почудилось…
      — Если библиотекарь прав, то… — наконец сказал Мовсий. Он не договорил. И так каждый понял его как надо. Он оглянулся, что кто-нибудь возразил ему, но наткнулся на взгляд Верлена.
      — И опять не пролито ни капли крови… — сказал он.
      Его слова словно заморозили все вокруг. Каждый, кто слышал его, застыл, сживаясь с мыслью, что прошлое вернулось. Вернулось и зверем дышало в затылок. Никого не пришлось уговаривать, что все обстоит именно так, как есть. Все приняли это, потому что ждали именно этого.
      — Колдуны и Злые Железные Рыцари, — пробормотал Иркон. — Это сила…
      — Или их хозяева.
      — Ничего это не меняет.
      — Почему?
      — Это Судьба. Если мы не придем к ним, то они придут к нам… — медленно сказал Император. — Схватка все равно состоится.
      Иркон поднял голову, чтоб поймать взгляд Императора. Знание требовало действий.
      — Надо поднимать ополчение.
      Шумон понимает, что зреет в голове Императора, подошел ближе. Тот поднял глаза.
      — Жизнь и сложнее и проще… Она как зеркало…
      Мовсий вздрогнул, посмотрел пристально на библиотекаря.
      — Если ты посчитаешь их врагами и поведешь себя с ними как с врагами, то они и станут врагами. Если ты поведешь себя с ними как с друзьями, то они могут стать друзьями.
      Император молчал. Молчание тянулось долго-долго. Слова Шумона поколебали уже сложившееся решение.
      — Войска собрать в Гэйле. В лес не входить. Ждать моего приказа. Или знака, что даст Карха!
      Средний Брат Така радостно улыбнулся и посмотрел на Старшего Брата Черета. Тот горестно качал головой.
 

Замок Трульд.

Зал Мечников.

      Эйтель остановился в проеме двери и вопросительно посмотрел на брайхкамера. Не вставая из-за стола, Трульд показал проникателю на место напротив. Тот уселся так, что видно было не первый раз он садится в это кресло. Так же молча брайхкамер пододвинул ему кубок с вином и блюдо с мясом. На этом любезности кончились. Словно исполнив долг гостеприимства, и посчитав себя далее свободным от дальнейших обязательств перед гостем, хозяин, не дав тому даже пригубить вино, спросил.
      — Что с людьми?
      Тот все-таки хлебнул и только тогда ответил.
      — Слава Кархе, все в порядке. Все оправились…
      — Да, — без улыбки сказал Трульд. — Ловить колдунов дело опасное. Никто не отшатнулся?
      — Нет. Все как и прежде преданы тебе.
      — Чем занимаетесь?
      — Готовимся…
      — К чему? — насторожился брайхкамер. — Я не приказывал…
      Гость отодвинул кубок в сторону и посмотрел в глаза хозяину.
      — Ко всему. Прыгаем в основном. Не все нам без дела сидеть. На это приказ не нужен.
      Трульд встал, прошелся от окна до стола. Проникатель провожал его глазами, профессионально оценивая хозяина как угрозу, как опасность.
      — Три дня на сборы, — наконец сказал брайхкамер, — и на зализывание последних ран.
      От его голоса Эйтель поднялся и вытянулся перед хозяином. Тот подошел ближе, покачал перед его носом кулаком.
      — Через три дня мне понадобятся каждый нож и каждая капля крови… Каждый нож…
 

Имперский город Эмиргергер.

Императорский дворец.

Личные покои Императора.

      — Почему ты не хочешь напасть сейчас? — спросил Иркон. — Если твой шпион прав, то их всего около четырех десятков.
      Император не ответил.
      — Это четыре десятка колдунов, — возразил за Императора Верлен. — Тебе мало того, что у нас тут недавно творилось? Сколько их было? Двое? Трое?
      Он шлепнул ногой, и по воде, служившей напоминанием о недавнем прошлом, и по поверхности побежали круги. Сталкиваясь друг с другом, они покрыли зеркало воды рябью. По-своему Верлен был прав, но и Иркон был уверен в своей правоте.
      — Пока мы будем ждать, их может стать больше. Сто колдунов хуже, чем полста.
      Император молчал. Никто из сидящих не знал, что скрывается за молчанием и слегка нервничал от этого. Поспешивший с речами мог серьезно опоздать к раздаче Императорской милости, а то и вовсе головы лишиться.
      — По крайней мере, тогда все станет ясно… — наконец сказал Иркон, обращаясь уже не к Императору, а к Верлену.
      — Вспомни, что стало с первыми, вышедшими против Злых Железных Рыцарей.
      — Так что ж нам сидеть и терпеть? — набычился Иркон. — Ждать? Чего?
      Старший Брат Черет вдруг вздохнул глубоко, словно решался на что-то опасное.
      — Подумаешь, болото… — осторожно сказал он. — Что ценного в этом болоте? Там и земли-то нет. Одна вода. Ну, драконы если только…
      — Это наша земля, — вспыхнул Иркон, обрадовавшись, что есть еще одни спорщик. — Часть Родины, если хочешь…
      — Родина? — спросил Старший Брат, демонстративно поворачиваясь спиной к Императору, словно разговор этот никак его не касался. — Земля? Люди? Лес? Болото это?
      Иркон молчал. То ли подбирал слова, то ли сказать ему было нечего. Старший Брат покачал головой с сомнением.
      — Нет, наверное, людей, которые за всю Империю страдают. Они ее всю и не видели. Император вот разве что…
      Он поклонился Мовсию, проверяя, слушает ли он, но Император смотрел не на него. Он смотрел на Верлена, что с одобрением кивал, слушая монаха. Мовсий не стал отвечать монаху, хотя и понимал, что все, что тот говорит — говорит для него.
      — А для тебя Родина это что?
      — Для меня? Для меня Родина Рохлой. Замок. Соколиная охота, сеновал, где башенных девок валял. Мать. Руки ее помню.
      Мовсий кивнул, словно ничего другого и не ждал услышать. Верлену даже показалось, что он помог Императору прийти к какому-то решению и торопливо закончил:
      — Скорее люди и воспоминания. Пока я жив, и пока в карманах будет звенеть золото, такая родина всегда будет со мной.
      Монах повернулся к нему.
      — Ты хочешь сказать, что для тебя Родина это не место, где ты появился на свет?
      Верлен пожал плечами.
      — Конечно, нет! Тем более что в таком случае защищать Родину значило бы защищать камни, деревья.
      — Болото, — сказал Мовсий.
      — Болото, — подтвердил Старший Брат. — Если Родина место, то защищать Империю никто не пойдет. Каждый сядет около своего забора, и будет ждать, когда враг подойдет к нему.
      — Чтоб этого не было, существуют наемники, — заметил Иркон.
      Монах повернулся к нему, стараясь не упустить из виду лицу Императора.
      — Наемники? Да. Но они защищают не Родину, а свой карман.
      — Это так, но без них не обойтись — какой смысл бедняку из Гэйля идти защищать имущество Братьев, которые сами туда и не сунутся?
      Иркон улыбнулся.
      — Есть довод, который звенит…
      — Деньги?
      Старший Брат покачал головой.
      — Да. Это серьезный повод, но не высокие слова о Родине. Беднякам нет смысла говорить о Родине, да и богачам тоже. С кошельком золота в кармане тебя примут везде.
      — Может быть Родина это люди, которые тебе дороги?
      — Может быть. Но в этом болоте не живет никто, из тех, кто мне дорог. И уж тем более тем, кто мне дорог никто не угрожает. Этим кровь почему-то не нужна. Они никого не убили до сих пор и, похоже, не собираются менять своих привычек.
      — Не ошибаясь в частностях, ты ошибаешься в главном. Родина не место и не люди, тут ты, скорее всего, прав. Людей можно увести, а камни… Зачем защищать камни?
      — Вот видишь!
      — Для меня Родина шире всего того, что ты сказал, — спокойно продолжил Верлен. — Родина это образ жизни. Бог, в которого верю, люди, которых люблю. Ты также прав в том, что бедняк не будет защищать богача, но он будет защищать себя и то, что составляет смысл его жизни — спокойный труд, вечернее пиво, ожидание спокойной старости, отсутствие перемен…
      — А вот дикарям ты отказывал в праве иметь Родину…
      — Человек сам определяет, есть у него Родина или нет. Никто другой сделать этого не может.
      — И как же он это делает?
      Мовсий посмотрел на него пристально и под этим взглядом Иркон смутился.
      — Все просто. Если готов ее защищать и умереть, если будет нужно — есть у тебя Родина, а если не готов — то нет ее у тебя.
      Старший Брат Черет вздохнул. Он понял, что за свое болото Император все же будет драться.
      — Поручи это мне, — сказал он.
      — Почему?
      — Во мне нет азарта Иркона и столько же здравомыслия, сколько и в Верлене. Я без дела в драку не полезу…
      — Этого мало.
      Монах несогласно покачал головой.
      — Мало? Это не мало, если со мной вдобавок к твоей силе будет и сила Братства. Ты же знаешь, что она у нас есть!
 

Имперский город Эмиргергер.

Ворота Слезливого монаха.

      Шеренга колышущихся в воздухе копий уходила за поворот, но поток людей не кончался — им на смену из-за угла дома выплывали другие. Перед глазами Сергея и прогрессора Шуры прошло уже не меньше десяти тысяч человек — лучники, пращники, копейщики, прошли те, кого всеобъемлющая жажда убивать ближних своих вооружила мечами, топорами, и чем-то удивительным, чему земляне не знали ни названия, ни применения.
      И егерь и прогрессор чувствовали себя от этой демонстрации как-то противно. Они не боялись силы. Все, что мог противопоставить им Император, все, что они сегодня видели если пройдет через лес, то упрется в Стену.
      А если и найдутся здешние умельцы, что попробуют Стену преодолеть (а найдутся, конечно, найдутся!), то на всю их хитрую механику достаточно будет одного излучателя. Другое удручало — в каждом из них было не меньше пяти литров крови и, судя по лицам и песням, все они горели желанием пролить ее за обожаемого Императора.
      — Акт агрессии, — сказал Никулин, глядя на удаляющиеся иззубренные наконечники копий. Вместе с топотом ног до них долетала варварская музыка.
      — Варвары, — сказал Сергей.
      — Туземцы, — поправил его Никулин. — Не отступай от терминологии.
      — Теперь скорее варвары. Это эмоциональнее…
      Они одновременно посмотрели вниз.
      — Пожалуй, — согласился прогрессор. — Что будешь делать?
      Сергей вспомнил банду Хамады и свои планы по перевоспитанию разбойников.
      — Доложу и полечу следом. Главные дела теперь в Гэйле начнутся. В Эмиргергере почти никого не осталось.
      — Да, — с сожалением подтвердил Никулин, — тут уже следить незакем… Такое впечатление, что в городе остался только Мовсий, да еще два-три человека…
 

Имперский город Гэйль.

Окрестности города.

      Сергей уже давно собрался разобраться с бандой Слепого Хамады. Следовало бы укротить зарвавшихся разбойников — мерзавцы обнаглели настолько, что пытались постреливать по аэроциклам. Не по злому умыслу, а со страху, конечно, но кому от этого легче?
      Он посчитал, что прибытие в Гэйль Имперских войск должно было утихомирить шайку Хамады, но ошибся. Первые три дня те и правда вели себя тихо, похоже, посчитав, что войска явились по их души, но когда разобрались — осмелели, и жизнь в банде вновь забила ключом.
      Войска Императора пришли в город с самыми настоящими деньгами в карманах и по этому случаю торговцы со всей округи ринулись в город, в надежде, если не разбогатеть на воинах, так хоть подправить собственное финансовой положение. Ничто человеческое разбойникам оказалось ни чуждо, и они не захотели оставаться в стороне от этого увлекательного процесса.
      Предвкушая большие барыши, Хамада отправил в Гэйль сразу троих разбойников, нагрузив каждого мешком фальшивых денег, еще горячих, как свежевыпеченные пирожки. Присутствовавший при сборах Сергей, интереса ради, увязался за ними, решив как-нибудь исхитрится, и стащить у разбойников все три мешка ради оздоровления Имперской экономики — у него был день отдыха и это могло стать достойным развлечением.
      Свой план он осуществил в двух или трех километрах от Гэйля.
      Мог бы и раньше, но облегчать труд тащивших на себе немалую тяжесть разбойников и грабить их на пороге родной пещеры он не считал нужным. Если уж люди не трудятся в поте лица, то грех было бы не воспользоваться обстоятельствами и не заставить их поработать грузчиками, если уж не сложилось у них в жизни поработать землекопами или хлеборобами. Раз так, то пусть уж хотя бы тяжести потаскают.
      Когда до города осталось рукой подать и над макушками леса показалась верхушка Карцерной башни он не долго думая парализовал джентльменов удачи и забрал мешки на аэроцикл.
      Сперва он хотел разбросать фальшивое золото по лесу, но потом подумал, что разбойники, устрашенные атаманом, вполне ведь могли начать собирать деньги по всему лесу. Еще не решив, что делать с деньгами, он поднялся в воздух и по широкой дуге полетел к Большой Дороге.
      Пока он выбирал место, лес под ним кончился, и впереди показались первые домики Императорского города Гэйля.
      Все тут было как всегда, только пустырь, что отделял Дурбанский лес от Гэйля, заросший травой и низкими кустами теперь пустым не назвал бы и последний пессимист. Еще три дня назад пустовавшая земля теперь кипела жизнью.
      Сергей поднялся повыше, чтоб оглядеть окрестности.
      Пустошь превратилась в военный лагерь, и это превращение заслуживало того, чтоб отнестись к нему со всяческим вниманием.
      Лагерь под ним наверняка не был образцовым. Военный человек точно нашел бы там какие-нибудь изъяны, но на взгляд Сергея он, все-таки выглядел идеальным — квадраты палаток, прямоугольники плацев, рвы по периметру, а между лагерем и лесом вообще стояла бревенчатая стена, не столько защищающая туземцев, а скорее показывающая, откуда они ждут подвоха. Некоторую легкомысленность лагерю придавали пляшущие монахи, но Кузнецов уже сталкивался с этим и особого внимания на них не обратил.
      Пляшут и пляшут. Работа у них такая.
      Посчитав палатки, уважительно присвистнул. Под ним ждали своего часа тысяч восемь солдат. Он и раньше знал, что в Гэйль прибывают Императорский войска, однако до сих пор туземцы как-то рассасывались в городе, а тут вот на тебе… Сюрприз не сюрприз, а неприятность.
      Он начал выполнять «ромашку» — стандартный маневр, позволявший внимательно осмотреть значительную территорию, выбрав за центр массивную деревянную башню вокруг которой и плясали монахи… Аэроцикл начал выписывать пресекающиеся восьмерки с центром в одной точке, стараясь создать в небе ровный шестилепестковый цветок.
 

Лагерь Имперской Панцирной пехоты.

Палатка Старшего Брата Черета.

      За матерчатой стеной палатки кипела жизнь. Слышались слова команды, гремело оружие, кто-то пел, слышался топот братии, а Старший Брат сидел за складным походным столом, подперев голову, отдав себя на растерзание единственной мысли. Взгляд его бродил от чернильницы до песочницы, но думал он о вещах более неприятных.
      Если б не прямой приказ Императора не входить в лес! Если бы не он!
      Войска подходили и подходили, и с каждым днем он чувствовал себя сильнее и сильнее. Что там сила! Он ощущал за собой силу куда как большую, чем сила людей, вооруженных копьями и мечами, но приказ Императора связывал ему руки.
      «В лес не входить до приказа или знака, что даст Карха!»
      Полог палатки отнесло в сторону, и внутрь ввалился брат Така. Глаза у него были круглые и злые.
      «Этот бы никого слушаться не стал бы!» — мелькнуло в голове у Старшего Брата. Он уже разобрался в характере Среднего Брата. Этот готов был стать мучеником. Черет чувствовал в нем силу веры, которую не остановили бы ни приказ императора, ни что-либо еще.
      — Дождались! — заревел монах. — Дьяволовы пособники уже в лагере!
      Старший брат откинулся в кресле.
      — Что ты несешь, брат?
      Така наклонился к нему, едва не ткнувшись лицом в лицо. От него пахло потом и хорошим вином.
      — Правду! Один уже над нами, а скоро их тут будет видимо-невидимо!
      Старший Брат сидел неподвижно, и тогда Така ухватив за плечо, потащил его за собой к выходу из палатки.
      — Вон! Смотри! Вон он, посланец дьявола!
      Он ткнул пальцем в небо. Старший Брат Черет посмотрел вверх. В небе над лагерем медленно плыло пышное облако. Такое белое и плотное, что его хотелось коснуться рукой.
      — Облако, — сказал Черет. — И что?
      — В нем сидит колдун! Смотри! Он идет против ветра, Он крутится над нашими головами! Какой знак тебе еще нужен?
      Облако и впрямь повернулось и против божеских законов заскользило против ветра. Монах ухватил его за руку.
      — Смотри! Он летает над «Гневом Кархи»!
      Глаза у Старшего Брата расширились. Брат Така был прав!
      — Камнеметы! Камнеметы к бою!!!
 

Атмосфера.

Пятьдесят метров выше лагеря Имперской Панцирной пехоты.

      Сделав «ромашку», Сергей завис над плацем, наблюдая за учениями.
      К войне эти люди готовились на совесть. Под ним ровной шеренгой стояло десятка три солдат, и упражнялись в выпадах. Политая водой земля не пылила, и наблюдать за слаженными движениями туземцев было истинным удовольствием.
      Раз! И пики летели вперед, распарывая влажный утренний воздух.
      Два! И с дружным криком шеренга как один человек поворачивалась, что отразить нападение сзади. С земли поднимался мощный топот вперемешку с железным лязгом. Улыбаясь по себя, Сергей задумался над тем, какими приемами туземцы начнут избегать парализующих ударов пришельцев из космоса, но услышал чуть в стороне крик:
      — Камнеметы!
      Что такое камнемет рассказывать ему было не нужно, потому он сразу завертел головой. Его любопытство имело самый прикладной характер. В прошлый свой визит на планету, да и в этот, несколько дней назад он убедился, что эти штуки весьма даже эффективны в поражении низколетящих целей, к каковым его аэроцикл, безусловно относился..
      Камнеметы отыскались около массивной деревянной башни, вокруг которой плясали монахи. Отыскать их было не трудно, так как вокруг них началась суета. Кто-то накручивал тетиву, кто-то сыпал камни в метатель, а кто-то рычагами разворачивал его выцеливая аэроцикл.
      — Кто ж там такой умный? — пробормотал Сергей, нащупывая излучатель. — Кто ж это там такой злопамятный?
      А потом в голову пришла другая мысль.
      Он не стал дожидаться залпа, снизился до десяти метров и ножом ударил по надутому боку ближайшего разбойничьего мешка. Из прорехи на землю хлынуло золото.
      Он летел над лагерем, оставляя за собой золотой след, мгновенно становившийся черным от невесть откуда появившихся людей. Рев, что несся снизу, заглушал и звон железа, и все остальные звуки. Внизу кипело сражение. Люди внизу походили на эритроциты, стремившиеся залатать своими телами золотую царапину. Раной ее Сергей назвать постеснялся — уж больно не солидно она выглядела по сравнению со всем лагерем.
      Вскоре к золотой дорожке сбежался весь лагерь. Даже бравые камнеметчики бросили свои страшные аппараты и бросились в общую кучу. Выдержку проявили только монахи. Они, похоже, были не от мира сего. Отточенные движения следовали одно за другим. Неподвластные зову золота они остались на своих местах, продолжая неспешную пляску.
      — Ну, я вам! — злорадно сказал уязвленный Сергей. — Мы еще посмотрим, чья возьмет!
      Он распорол последний мешок и обрушил кучу фальшивого золота на голову плясунов. Золотой поток водопадом обрушился вниз, и тут же, добавляя жизненности в картину бесшумного золотого потока, с самым настоящим ревом на монахов набежали имперские пехотинцы.
 

Лагерь Имперской Панцирной пехоты.

Башня «Гнев Кархи».

      Стиснув кулаки, Старший Брат Черет стоял около палатки и смотрел на колдуна, осыпавшего золотом людей под собой так, словно смеялся над человеческой слабостью. Люди под ним валялись в грязи, и только монахи, устоявшие от соблазна, возвышались над дерущимися солдатами.
      «Если это не знак, то что ж это такое?» — подумал он.
      От палатки Верлена побежали десятники, ударами мечей плашмя приводя людей в чувство. Сам Верлен стоял рядом с палаткой и так же как и Черет смотрел в небо.
      — Эй, Верлен!
      Императорский казначей обернулся. Старший Брат указал пальцем в небо.
      — Это Знак!
      — А то я не понял! — отозвался Верлен. — Барабанщикам, играть «Общий сбор»! Играть «Выступление»!
 

Дурбанский лес.

Опушка.

      С самого утра Сергей устроившись в верхушке дерева, наблюдал за лагерем. После вчерашнего он не рисковал лететь над ним, уверенный, что камнеметчики только и ждут момента, когда он появится над излучателем. Его там ждали. Кто-то довольно осведомленный о том, что происходит в Заповеднике, рассказал им о аэроциклах, и у них хватило ума сложит один и один и сделать вывод их этого.
      Лента панцирной пехоты двинулась к лесу только около полудня.
      Воевать с пришельцами туземцы собрались всерьез, по настоящему.
      Первые отряды уже достигли леса, а из ворот Гэйля все выходили и выходили вооруженные люди. К удивлению Сергея впереди шли не воины, а какие-то связанные люди. У них не было оружия, не было брони.
      — «Вояки…» пренебрежительно подумал Сергей.
      Следом за ними, шагах в пятидесяти шли монахи, окружая плотным кольцом массивную деревянную башню. Усилиями братьев она катилась на толстых деревянных колесах, напоминая вездеход.
      Сергей покачал головой, восхищаясь достижением местной конструкторской мысли, и связался с «Усадьбой».
      — Игорь Григорьевич! Они выходят из города!
      — Много? — Помолчав, спросил Игорь Григорьевич.
      — Все, что есть… — ответил егерь. — По моим подсчетам их тут тысяч двенадцать.
      — Дай картинку…
      Сергей направил объектив вниз, на людской поток. Шеф несколько минут наблюдал за ними
      — Покажи опушку…
      От передового отряда до опушки оставалось метров двести.
      Систему безопасности Сергей настраивал сам и прекрасно знал, что сейчас происходит и что произойдет через несколько минут.
      В эти самые мгновения, автоматика инфразвуковых излучателей, прощупывая пространство вокруг себя, обнаружила приближающихся туземцев. Несколько секунд у автоматики уйдет на то, чтоб определить массу приближающегося тела, рассчитать импульс, накопить его и приготовится выплеснуть на непрошеных гостей, совсем недавно бывших тут хозяевами.
      Сергей представлял, что там творится, и словно бы управлял автоматикой. Он чувствовал, как энергия удара накапливается, как поступает на эмиттеры, как импульс…
      Первый ряд остановился. Было видно, как они завертели головами, еще не слыша, но уже чувствуя незримую опасность. Напор беспричинного страха становился все сильнее. Он стал плотным как ветер, а потом превратился в ураган, погнавший их назад, к городским воротам, словно кучу сухих листьев.
      — Ничего, — сказал Игорь Григорьевич, глядя на бегство. — Как всегда началось, как всегда и кончилось. Наивно с их стороны было думать, что связанные руки уберегут кого-то от инфразвука.
      Он ошибся.
      Монахи не получившие своей доли ужаса остались на месте, окружая колесную башню. Их танец не прекратился ни на секунду. Пируэт сменялся пируэтом и Сергей тут же вспомнил братьев, плясавших вокруг дворца в Эмиргергере, в тот роковой день, когда они воспитывали инфразвуком несговорчивого Императора.
      Сергей привстал. Не прекращая танца, монахи уперлись в башню и слегка развернули ее.
      Егерь хотел сказать Андрею Васильевичу, что туземцы сейчас достанут что-нибудь вроде чудотворных мощей или изображения Кархи в какой-нибудь зловещей ипостаси, но ничего этого не успел.
      Из черной щели на самой верхушки башни вылетел огненный луч и полоснул по кустам и деревьям около дороги, по связанным людям, что бежали навстречу, одержимые ужасом. В небо взлетели птицы, но уже через несколько секунд небо занавесил дым, подсвеченный снизу языками оранжевого пламени. Кричали обожженные и перерезанные люди. В огне что-то оглушительно грохало, волнами плотного воздуха разбрасывая беспрепятственно бежавших вперед монахов. Вспышки ослепительно-голубого света озаряли коричневые рясы, делая их угольно-черными.
      Своим глазам следовало верить, но Сергей отказывался делать это. На его глазах происходило настоящее чудо, происходило невозможное.
      — Что это у них? — заорал Главный Администратор. — Что ты видишь?
      — Видимо, то же что и вы, — медленно ответил Сергей. — Применение Братьями по Вере боевого лазера.
      С земли кто-то проорал, упиваясь всесилием.
      — Победим Зло Злом… Они боятся крови — мы нет! Мы ничего не боимся!
 

Имперский город Эмиргергер.

Ограда Императорского дворца.

      Лао в небе напоминал небрежно подброшенную какими-то спорщиками золотой.
      Сходства с монетой добавляли облака, что бежали по небу и, при известном напряжении ума, можно было представить, что она кувыркается в небе, не решаясь упасть на землю, чтоб показать, кто из спорщиков выиграет.
      Не простыми, надо думать были эти спорщики, если не пожелали обойтись медной или серебряной монетой! И вопрос, наверное, решали не простой, а какой-то особенный, раз золоту поручили быть судьей в споре….
      Наверное, Лао тоже чувствовал особенность этой ночи, как ее чувствовал Трульд.
      Ночь эта была особенной по многим причинам и монета в воздухе напоминала брайхкамеру не просто о риске проигрыша — о смертельной опасности.
      Она может упасть так, что стража, что стояла на стене Императорского дворца, не смотря на свою малочисленность, проявит чудеса храбрости или стойкости, и тогда все кончится очень быстро и нехорошо для него и его людей, а может упасть и так, что выгорит дело, выгорит!
      Он медленно потер ладонь о ладонь.
      Ну, что бы Судьба ни готовила, это решится сегодня.
      Трульд поднял руку. Из-за спины послышалось.
      — Здесь…
      — Подскоки.
      Справа и слева зашуршало. Быстрыми тенями Проникатели бросились к стенам, неся на руках пружинящие куски кожи, натянутые на стальные обручи. Все было отрепетировано и повторено ими несчетное число раз. У них было всего с десяток мгновений, чтоб свершить небывалое.
      Раз!
      Двое поставили подскок на землю и ухватились за края.
      Два!
      Отстававший от них на четыре шага человек ни на мгновение не остановившись и не растратив силы движения, подпрыгнул, целя наступить на растянутую кожу. В одной руке он держал лук, а другая, ухватив стрелу, повторяя заученное движение, уже натягивала тетиву.
      Три!
      Наперекор Богам человек взлетел в небо. Он поднимался все выше и выше, а рука оттягивала тетиву все дальше и дальше к уху.
      Трульд словно сам почувствовал, как перья щекочут щеку, а стрела рвется из пальцев. Он не спускал глаз с Найкера, но краем глаза видел, как взлетают над землей другие.
      Четыре!
      Фигуры в воздухе на мгновение застыли, и правые руки их безвольно упали. Несколько мгновений спустя он услышал чуть растянутый во времени щелчок — стрелы ушли в темноту, в поисках намеченных целей. Не оборачиваясь назад спросил.
      — Где Маввей?
      — Позади. С ним Момул.
      — Спит?
      — Спит…
      Где-то сбоку квакнула лягушка. Сигнал!
      Трульд оторвался от земли и рванулся вперед, к стене. Если все получилось как надо, если его люди не зря ели его хлеб, то на стене не должно остаться ни одного живого стражника.
      Все было высмотрено еще вчера — и число стражников, и их оружие, и даже особенности походок тех, кто не стоял на месте, а предпочитал бродить по стене, коротая службу в карауле… А сегодня им осталось сделать совсем немного — сперва превратить это знание в чужую смерть, а чуть позже — во власть…
      Выучка не подвела. Стрелки сделали свое дело.
      В этом молчаливом беге они не потеряли ни одного человека. Как он не спешил, его обогнали двое и, прикрывая от случайной стрелы, повели к тайной калитке, что предусмотрительный предок Императора врезал в стену на беду своему потомку. Трульд улыбнулся. Счастье было совсем рядом. В нескольких шагах, в одном калиточном скрипе.
 

Имперский город Эмиргергер.

Ограда Императорского дворца.

      Длинный двор лежал перед ним, как путь к славе и могуществу, а в самом конце, там, где поляна двора упиралась в стену дворца, что-то блестело. Трульд мельком подумал о том, что это блестит, поднимаясь над землей, звезда, его славы…
      Похоже, он зазевался. Эйтель коротким тычком вернул его из будущего в настоящее. Они уже были около стены. Да… Не подумал Мовсий об этом… Хотя как подумаешь? Ели не знаешь беды, то от нее и не обережешься. Чтоб защититься от того, что он уже почти сделал, Мовсию нужно иметь кое-что получше тех стражей, которые стояли во дворце. Против разбойников или даже наемных убийц альригийцев они возможно чего-то стоили, но чтоб защитить себя от проникателей, нужны были другие проникатели. Императорские проникатели. А их у Мовсия не было.
      Так что все это было почти решено.
      Почти, но не наверняка.
      Трое с тяжелыми луками встали возле стены, недобро поглядывая по сторонам предупреждая неприятные сюрпризы, а остальные придвинулись ближе к стене. Эйтель распоряжался по праву старшего воина.
      Никто не говорил. Повинуясь жестам старшего, проникатели подтащили под Императорские окна два подскока. Один из подскоков поставили в трех шагах от стены. Четверо проникателей — двое с одной стороны, вставшие друг другу на плечи, двое — с другой подняли один из подскоков на поднятые руки.
      «Давай» — негромко сказал Эйтель. Это было первое слово, произнесенное вслух.
      Жоля отошел на несколько шагов от стены и, на мгновение остановившись, чтоб собраться с силами, рванулся вперед.
      Бесшумный рывок превратился в бесшумный прыжок. Дважды, один за другим, охнули подскоки, и проникатель оттолкнувшись от них, словно гигантскими шагами пробежал по воздуху приближаясь к самому верхнему из окон. До них долетел звук влажного шлепка, шипение. Он прилип к стене и завис там, приходя в себя.
      Каждый, кто стоял внизу затаил дыхание.
      Несколько долгих мгновений Жоля висел на голой стене, осторожно раскачиваясь. Он висел и висел, почти незаметно для глаза перебирая ногами и Эйтель наконец вздохнул с облегчением. Вздох стал сигналом для остальных. Обошлось… «Липучка» держала. Несколько долгих мгновений и вот, наконец, сверху падает веревка.
      Самое сложное им уже почти удалось.
      Почему бы тогда не удастся и всему остальному?
 

Императорский дворец.

Дворцовая стена.

      Все остальное, если честно, и было самым сложным.
      Затеплилась жаровня. Рядом вздохнули меха холодуна. Деревянная трубка направлена была на спящего Мовсия. Струя воздуха подхватила дым и, сплетя его косицу, забросила в Императорскую спальню, к изголовью кровати. Меха мерно раскачивались, наполняя спальню Императора Мовсия дымом «усни-травы».
      С железом, перегораживающим окно в Императорскую спальню, они никогда не справились бы, но это и не понадобилось. Тайное знание Предвестников подсказало обходной путь. Подобравшись к окну на липучках, они выплеснули на стену Слюну Пожирателя Камней. Каменная кладка мгновенно вздулась пузырями, и проникатели ножами принялись расковыривать ставший мягким как тесто камень. Лепешки падали вниз, прилипали к земле. Проникатели, уже ученые, сторонились едкой слизи.
      Они осторожно, по одному, не мешая друг другу, поднимались вверх по стене, прямо к окну.
      У тех, кто трудился над поперечным брусом, на него много времени не ушло. Почувствовав слабину камня, Жоля изловчился, и поддел брус ногой. Не с хрустом, как это полагалось бы доброму камню, а с жалким всхлипом стена выпустила из себя железо. Брус канул в темноту и там его подхватил кто-то из лучников, все еще стерегших воинское счастье товарищей.
      Едва окно освободилось, как проникатели один за другим, юркими ящерицами проскользнули внутрь. Брайхкамер смотрел на них, испытывая тоже завистливое удивление, что всегда, когда наблюдал за работой Эйтелевых подопечных. Он знал, был уверен, что все будет хорошо, но, все-таки ждал какого-то шума, крика, но и тут обошлось!
      Мгновением спустя из окна высунулась чья-то рука и несколько раз качнулась, сжавшись в кулак. Путь наверх был свободен.
      Эйтель придержал веревку с узлами и кивнул брайхкамеру.
      Подтянув длинные, по локоть, перчатки, брайхкамер ухватился за узел и полез вверх.
      К власти.
 

Императорский дворец.

Спальня Императора.

      В спальне еще пахло «усни-травой», хотя двое проникателей стащив куртки, выгоняли уже не дым, а запах наружу.
      Они расступились перед брайхкамером, когда он подошел к Мовсию.
      Брайхкамер остановился, вглядываясь в лицо еще ничего не знавшего и ни о чем не подозревавшего Императора. Странное чувство проснулось в нем. Император лежал перед ним словно… Словно краюха хлеба. Сравнение возникло в голове неожиданно, словно озарение. Именно как краюха хлеба, от которой он прямо сейчас мог отрезать хоть один ломоть, хоть два. А то и просто свиснуть псов и скормить им все, до последней крошки…
      Он отвлекся, когда у двери началась какая-то бесшумная суматоха. Императору еще спалось, и его не мучили ни сны, ни дурные предчувствия. Трульд широко улыбнулся и отступил. Грешно было ломать такой сон, тем более, что были и другие, более срочные дела.
      Эйтель пальцами показал, что за стеной двое. По-другому и быть не могло. Шум дыхания слышался сразу с двух стон.
      Он знаком подозвал Момула и, показав на дверь, раздвинул пальцы. Тот понятливо кивнул и достал второй кинжал. Эйтель тремя безмолвными кивками отсчитал мгновения, и рывком распахнув дверь. Все произошло одновременно: дверь раскрылась, в темноту Императорских покоев упала полоса света, наполовину загороженная тенью воина, стоявшего вплотную к косяку. Тут же, едва щель стала чуть шире него, Момул бесшумно рванулся наружу, занося оба кинжала. Он был похож на птицу, распахнувшую оба крыла. Полоса света пропала, загороженная его телом и тут же они услышали два удара.
      Эйтель, уже не спеша, раскрыл дверь и подхватил еще дергающееся тело правого стражника. Левого подхватил Момул, а в открытую дверь уже выскользнул Таваса и, неслышно касаясь пола носками мягких сапог, побежал вперед по коридору. Следом за ним побежали Вирас-хе и Голб.
      «Справятся» — с гордостью подумал брайхкамер. Резать сонных простаков, не сумевших защитить своего Императора, было, конечно интересно, однако его самого ждало иное занятие. Проводив взглядом проникателей, один за другом выскальзывающих из комнаты он повернулся к ложу, на котором продолжал спать Император.
 

Императорский Дворец.

Комната Эвина Лоэра.

      Шумону снилось что-то страшное.
      Кто-то гнался за ним по темному лесу, кто-то смотрел из темноты взглядом, полным голодного зла, а ему предстояло идти сквозь это, идти сквозь опасность и зло… Он не мог понять где находится и вдруг ощутил, что опасность, только что неощутимо витавшая где-то рядом приблизилась и встала за спиной. Ощущение ужаса стало конкретным, почти вещественным. Ужас превратился в холодный поток, скользнувший по спине и он… проснулся.
      Несколько мгновений он хватал ртом воздух, приходя в себя, потом открыл глаза.
      Острое ощущение радости оттого, что опасность, мучавшая его, оказалась призрачной, ударило фонтаном, донося ее до самых кончиков волос. Страх остался по другую сторону яви. Смахнув волосы с лица книжник осторожно огляделся по сторонам.
      В темноте чуть теплился огонек светильника. Рядом с ним тенью более густой и плотной, чем настоящая тень, чернел силуэт человека.
      — Эвин? — шепотом позвал книжник. — Ты?
      Тень резко колыхнулась и в один момент приблизилась, став опасно близкой.
      — Тихо… Тихо, — прошептал Главный Императорский Шпион. — Молчи…
      Шумон вздрогнул. Страх, что только что преследовавший его во сне проломил тонкую оболочку, отделявшую сон от яви и проник в этот мир. Ладонь Эвина все еще лежала у него на губах. Он прислушался. Где-то рядом появился звук, которому не было места в Императорском дворце. Стон. Недалеко стонал раненый, толчками выбрасывая в воздух свой страх и боль.
      — Что там? — прошептал Императорский Библиотекарь.
      — Не знаю… Пока не знаю…
      Эвин осторожно, стараясь ни за что не задеть, подошел к стене, снял с нее перевязь с метательными ножами, накинул ее прямо на ночную рубаху. Шумон попытался подняться, но Эвин толкнул его в грудь.
      — Лежи… Ты свою храбрость уже показал…
      Шумон не сообразил, что сказать в ответ на такое, как Императорский Шпион, не скрипнув дверью, выскользнул в коридор.
 

Замская трясина.

Заповедник «Усадьба».

Кабинет Главного Администратора.

      — Свежие новости из Эмиргергера, — сказал Игорь Григорьевич. Он держал в руке один из коллекционных экспонатов. Нож в его руке то поднимался в воздух, то шлепался лезвием о ладонь, то поднимался, то возвращался назад. Одного этого Сергею было достаточно, чтоб понять, что настроение у шефа не ахти и новость скорее скверная, чем какая-либо иная. После того как выяснилось, что в распоряжении туземцев невесть как (то есть это-то как раз было понятно — остался с тех времен, когда на планету рухнул Джо Спендайк со своим кораблем, набитым боевыми киберами) оказался боевой лазер, ситуация стала несколько иной. Они становились реальной угрозой для заповедника.
      — Вы, Игорь Григорьевич, прямо черный вестник какой-то… Что там еще? Монахи опять что-то начудили? С Шумоном что-нибудь?
      — С Шумоном? — неожиданно весело отозвался он. — Нет, слава Богу… Все гораздо лучше…Там переворот…
      Сергей постоял еще не много, и уже не спрашивая, уселся. Событие, о котором говорил Игорь Григорьевич, рядовым назвать было трудно. Эпохальное событие… Событие — «из ряда вон»…
      — Никулин знает?
      Продолжая улыбаться, Игорь Григорьевич кивнул.
      — Знает. Он и сообщил.
      Повода для радости Сергей пока не видел и от этого хотел разобраться в происходящем, чтоб порадоваться вместе с шефом.
      — А подробности? Подробности известны?
      — Сегодняшней ночью твой знакомый захватил Императора в его собственной спальне и требует отречения Мовсия и передачи власти и прав на Империю ему и его роду.
      Сергей поднял брови. Он понял главное, но не до самого конца.
      — Знакомый? Шумон, что ли?
      — Да куда ему, книжнику… Брайхкамер Трульд. Друг в доску, штаны в полоску…
      Одно имя напомнило о другом. Сергей подумал о Хэсте. Трульда не жаль. Этот как-нибудь выберется, а вот Хэст со своей простотой… Наверняка ведь так и не понял во что влез. А ведь наверняка ведь, влез…
      — Он один?
      — Нет, конечно. С ним какие-то головорезы…
      — Я не об этом. Хэст с ним?
      Игорь Григорьевич стал серьезным.
      — Не знаю. К сожалению, мы почти ничего не знаем. Но сказать твердо можно только одно — момент он выбрал самый удачный.
      Нож сорвался с пальцев и улетел в мишень. Шеф искоса посмотрел на гостя.
      — С умными людьми, наверное, твой знакомый советовался. В городе войск — кот наплакал. Все, что мог Император к Гэйлю отправил, с нами силой меряться..
      Намек Сергей пропустил мимо ушей. Слишком уж удивительные события творились кругом.
      — Он захватил город? Дворец? Как? Там же охрана!
      — Да нет… Он и дворец-то толком не захватил. Только Императора. Александр Алексеевич сообщает, что он грозиться убить Мовсия, если те полезут его отбивать.
      Сергей тут же вспомнил свой последний разговор с брайхкамером.
      — Жест отчаяния, — сказал он, представив положение Трульда. — Он не стал надеяться на чудо… Покушения ему Император не простил бы.
      — Скорее всего, — согласился с его оценкой шеф. Он вдруг остро, с интересом, взглянул на него. — А это не ты ему такую богатую идею подбросил? А?
      Сергей покраснел, выпрямился.
      — Нет! Что вы!
      — А зря… Мог бы и сам догадаться… Это наш шанс. Жирный шанс!
      Сергей промолчал. Что тут скажешь? Игорь Григорьевич несколько секунд смотрел на него, словно ждал признания, что это все же его рук дело, но Кузнецов молчал. Шеф чуть разочарованно вздохнул.
      — Ладно, интриган. Можешь и дальше молчать, но все же надо что-то делать…
      Он явно не поверил в Сергееву непричастность к происходящему. Ну, что ж, его дело. Сергей смотрел на шефа ясными глазами. Шеф ответил ему не менее безмятежным взглядом. Молчание длилось и длилось, и только спустя минуту Сергей понял, что Игорь Григорьевич имеет в виду.
      — Нет, — замотал головой Кузнецов. — Нет…
      — Ну почему же сразу «нет»? — возразил шеф. — В нашем положении такими словами нельзя разбрасываться, так что скорее все-таки «да»…
      Он подошел к мишени и вытащил нож.
      — Пора нам начинать дружит с Императором. Пора… Кто его спасет, тот ему и друг. Или ты другого мнения?
      Сергей молчал, соображая, что отвечать. Шеф принял молчание за несогласие.
      — Или может быть, ты считаешь, что следует подумать над тем, чтоб поддержать претендента?
      — Вот это уж точно нет.
      Сергею не понадобилось много времени на раздумывание.
      — Не стоит нам с брайхкамером связываться.
      Игорь Григорьевич кивнул, соглашаясь, но все же спросил.
      — Почему? Если мы его поддержим, то он согласиться сразу на все… И на «Усадьбу» тоже. Отзовет монахов с излучателем. И у нас будет пергамент. С печатью!
      — Все равно нет.
      — Есть причины?
      — Конечно. Во-первых, он мне лично не симпатичен.
      Игорь Григорьевич развел руками, мол, мало ли что… Сергей в ответ покачал пальцами, показывая, что это вовсе не главное.
      — Во-вторых, его придется постоянно поддерживать — у него нет опоры внутри Империи. Только желание захватить власть. А вот если восстановить права Мовсия, то это будет нам благодарен, да и подпирать его не будет необходимости. Сам удержится.
      Игорь Григорьевич не стал спорить ни с первым, ни со вторым. Сергей был прав.
      — Что ж, тогда на всякий случай готовься к экспедиции спасения. «Освободитель Императоров» теперь твоя фамилия, или, если хочешь, «Гроза заговорщиков». Выбирай любую.
      Честно говоря, предложение (а пока, Сергей это отлично понимал, это было всего лишь предложение никак не прямой приказ) руководства было не ко двору. Случись этот переворот чуть позже, ну хотя бы на недельку — двумя руками ухватился бы Сергей за представившуюся возможность покрыть себя славой, однако тут одно дело налезало на другое.
      Нужно было что-то делать с клерикалами и их излучателем. Проще всего было бы взорвать его, но монахи словно знали их слабость, и вокруг излучателя постоянно торчало с полсотни человек. Что от них останется, если излучатель взорвется, никто не взялся бы сказать. Скорее всего ничего.
      Сейчас воинство медленно шло лесными дорогами, по любому поводу пуская в ход земную технику. Они неуклонно приближались к Стене. Остановить их могла либо сила, либо приказ Императора.
      Нужно было что-то придумывать. Вчера Игорь Григорьевич спросил их, представляет ли кто-нибудь, что случится со Стеной, ели по ней полоснет боевой лазер?
      Никто ему не ответил, да ответ и не требовался, ибо он уже заключался в самом вопросе.
      — Некстати все это, — тряхнул головой Сергей. — Как некстати…
      — Кстати, кстати! — не согласился с ним Игорь Григорьевич. — Еще как к стати!
      — И вообще этим Александру Алексеевичу заниматься следует.
      Игорь Григорьевич посмотрел на Сергея с недоумением и тот, к облегчению своему понял, что немного поспешил с выводами.
      — А он этим уже занимается… Я и говорю «на всякий случай». Тебя просто нужно быть наготове. Мало ли как у него дела сложатся?
      Он усмехнулся.
      — А вам подвалы тамошние уже знакомы…
      Сергей кивнул. Это другое дело. Он поднялся, собираясь уйти.
      — Я попрошу Чена…
      — Хорошо, — согласился Игорь Григорьевич. — И вот еще что… Попроси зайти к нам Мартина Акке.
      Сергей хотел спросить «зачем?», но вовремя прикусил язык.
      — Лучше я попрошу его прилететь. Это будет гораздо быстрее.
 

Имперский город Эмиргергер.

Императорский дворец

Подземная тюрьма.

      Светильник, как и предписывал Эйтель, еле-еле тлел. Он не горел, а скорее только обозначал огонь единственным язычком пламени. По-хорошему и его нужно было бы погасить, но паукам требовался свет, чтоб свить себе гнездо, поэтому язычке пламени все еще резал тьму перед глазами проникателя. Пауки в плетенке, вроде бы успокоились и устраивались основательно. Один, повиснув на ветке, кажется даже начал вить гнездо, словно награду себе готовил за долгие и опасные труды.
      Момул его понимал.
      Дело они нынче осилили небывалое. Он и не слышал, что вообще кому-нибудь, когда-нибудь удавалось такое — захватить Императора в его собственном дворце. Ни у них в Империи такого не бывало, ни у альригийцев, вообще ни у кого. О таком рассказывают сказки, а потом, по прошествии времени, события обрастают легендами и становятся предметом всеобщей зависти.
      Что говорить — улыбнулась удача умелым воинам, улыбнулась.
      Он вспомнил, как этими вот руками волок императора Мовсия в застенок и сам разулыбался во весь рот.
      Справедливо вобщем-то жизнь устроена! Раз оплошаешь, так она обязательно даст тебе возможность исправится! Вот не получилось у них с колдунами, не вышло. Какой куш прямо из рук ушел, это же и подумать страшно! Но вот одно дело не вышло — так другое подвернулось… Не колдун, так Император. И это еще подумать надо— что лучше-то…
      Подумать он не успел.
      Пауки насторожились. Серый приподнял передние лапы, а Синий перестал бегать по кругу и сучить нить. Лишние мысли у Момула из головы словно ветром выдуло.
      Кто-то шел к нему.
      Проникатель прислушался. Тишина впереди нарушалась только далеким журчанием воды. Он посмотрел на пауков — вдруг огляделся, но теперь и Синий, разведя жвала, повернулся в туже сторону, что и товарищ.
      Нет. Этот кто-то не шел.
      Он крался.
      Проникатель свистнул и несколько мгновений ждал условного звука, но темнота молчала. Он ни на мгновение не задумался, есть там кто-нибудь, в темноте, или нет. Неизвестный мог еще обмануть человека — Карха не зря создал его несовершенным, но слух пёстрых пауков обмануть еще никому не удавалось.
      А это значило, что, скорее всего это шел тот, о ком предупреждал брайхкамер. Как его только Голб пропустил — тот в тридцати шагах впереди стоять должен был?
      Момул вскинул лук и выпустил стрелу. Впереди раздался треск, словно стрела ударилась в камень. И ничего больше. Ни вскрика, ни стона, ни проклятья…
      Тишина не обманула его… Момул выпустил веером еще пять стрел, но и те канули в темноту, отозвавшись только сухим треском сломанного дерева.
      По спине Момула скользнул холодок. Брайхкамер предупреждал о невидимке, но чтоб невидимку еще и стрела не брала… Это уже совсем запредельное колдовство.
      Конечно, пользуясь искусством скрадывания можно было неслышно подобраться к человеку, в этом умении не было ничего колдовского — он и сам так умел, однако пять стрел — это пять стрел. Никто не мог сказать, что Момул стрелять не умеет. Держа шестую стрелу около уха он вслушивался у тишину.
      Несколько мгновений спустя волосы у него на затылке шевельнулись.
      Кто другой, может и усомнился бы в этом, но Момул доподлинно знал, что обученный человек может ходить тихо, словно бесплотный дух, но Слава Кархе, не родился еще человек, которому при этом еще и не требовалось бы дышать.
      А этот не дышал…
      В памяти всплыли рассказы о глиняном болване, что создал чародей Дерилгар. Болван долго служил волшебнику, но однажды, будучи послан за вином в Императорские подвалы там и потерялся. Правда это было лет триста назад и совсем в другом дворце, но кто их, болванов, знает…
      Страх зашевелился в нем, но, не давая ему разрастись и вцепиться в душу, Момул закричал, взмахнул кинжалом, распарывая лезвием тьму…
      Пустота перед ним остановила удар. Его рука словно застряла в ней, и тут же её повело назад. Встречное движение было сильным, уверенным, словно нечто, противостоящее ему, точно знало, чего хочет. На мгновение он ощутил на запястье чьи-то пальцы, и это привело его в чувство. Человек! Там был человек!
      Страх сгинул, уступив место отработанному в бессчетных схватках спокойствию. Руки заработали сами собой, отбивая удары, стараясь вцепиться в невидимку, но тот умело уворачивался, не давая себя ухватить. Пустота перед глазами только вводила в заблуждение. Тогда Момул закрыл глаза. Теперь все было так же, как и при схватках вслепую.
      Он подался вперед, наклонился, пропуская через себя встречное движение. Враг навалился на него и тут же проникатель поднялся, добавляя свое движение к движению невидимки, швырнул того на стену. Грохнул так, что эхо полетело по коридору. Он бросился на звук, но невидимка чем-то ударил его по ногам и он повалился на пол. Хрустнула плетенка, Момул откатился назад, оставляя между собой и врагом пауков — вдруг да поостережется.
      Не поостерегся…
      В воздухе блеснул нож. Кинжал…
      Честное слово Момулу даже легче стало.
      Кинжал— это кинжал. Сразу видно, что за кинжалом не пустота, а человек. Живой человек. Не колдун, от которого не знаешь чего ждать, а такой же, как и сам ты убийца.
      Проникатель перехватил руку, вывернул простым приемом, но невидимка не прост оказался. Тоже, видно не одного с одного света на другой переправил.
      Вывернулся и не иначе как рукой по спине припечатал. Хорошо рука без кинжала оказалась.
      Момул охнул в голос, отскочил.
      Кинжал в воздухе перелетел из руки в руку. Невидимка готов был убить. Момул лица его не видел, но представив ухмылку на чужих губах, отступил.
      Он сделал шаг назад, а невидимка — вперед. Позади порхающего в воздухе кинжала тень стала гуще. Проникатель глянул попристальнее и возрадовался. Из темноты выползал Голб. Живой выползал, хоть и не невредимый. Момул закричал, отвлекая внимание. В этот момент, собрав остатки сил, проникатель действующей рукой ухватил невидимку за ноги и в этот момент Момул прыгнул на врага, заставляя того отступить на шаг.
 

Имперский город Эмиргергер.

Императорский дворец.

      Войти во дворец оказалось делом совсем простым.
      Хотя он и считался сейчас полем боя, война, как оказалось, тут велась чисто номинально. Захватившие правое крыло проникатели, в силу малочисленности не пытались сунуться дальше — брайхкамер понимал, что ничем хорошим для его немногочисленного войска это не кончится, а защитники Мовсия, устрашенные угрозами убийства Императора тоже не предпринимали ничего необычного. Все ждали и готовились.
      Невидимый Никулин бродил по дворцу, удивляясь несуразности происходящего. Тут все застыло, словно на дворец упала огромная капля прозрачной смолы, сковавшей и нападавших и защитников. Противники, занявшие разные концы коридоров изредка переругивались, но дальше этого дело не шло. Боясь за жизнь Мовсия, Иркон медлил, надеясь придумать что-то такое, что решило бы все вопросы раз и навсегда, а брайхкамер со своей стороны, вел себя осмотрительно. Он не рвался ни к захвату дворца, ни столицы. Ему не нужна была власть над городом. Ему была нужна власть над Империей, а препятствием на его пути к этому был только один человек.
      Прогрессор не сомневался, что продолжительным это перемирие не будет, что брайхкамер, если его терпение не истощится, может пойти на крайности, но надеялся, что случится это не в первый же день. Так что ближайшие несколько часов за жизнь Императора можно было не опасаться, хотя и особенных причин медлить у него не было. В крепости туземного терпения прогрессор был совершенно не уверен.
      Искать Мовсия, конечно же, стоило где-то на стороне, занятой проникателями и Александр Алексеевич хотел постараться сделать это до наступления ночи.
      Прогрессор Шура не боялся темноты, однако у него имелось два соображения. Во-первых, ночь могла понадобиться для того, чтоб вывести Императора из дворца, а во-вторых… Так уж человек устроен, что он больше доверяет глазу, нежели уху. При свете тутошние лучники, услышав его шаги, могли еще помедлить с выстрелом, не увидев человека, а вот темнота лишала его такого преимущества… В темноте они стреляли на звук без рассуждений, и вроде бы не плохо стреляли.
      Его замысел был прост.
      В раз он предстал перед Императором в образе куца с Островов Счастья — Айсайдрой Енохом. Договориться об аренде болот тогда не удалось — помешали трульдовские проникатели, устроившие покушение на Мовсия, но, в конце концов, после нескольких недоразумений Маввей все же понял, что купец ему скорее друг, чем враг.
      Поскольку Мовсий считал Айсайдру Еноха колдуном и другом, Александр Алексеевич хотел предстать перед ним в образе купца и, применяя малую толику колдовства, вывести Мовсия на свободу.
      Облаченные в черные балахоны захватчики стояли около окон и в начале коридоров. У каждого был лук и, время от времени, они, нервничая, простреливали коридор насквозь. Логики он в такой стрельбе никакой не усмотрел, к тому же это действительно мешало.
      Казалось бы, по большому счету, какое дело землянам до туземной мышиной возни? Какая разница кто будет властвовать на этом участке заболоченной и покрытой лесами суши, однако жаль было проделанной работы. В Мовсия он уже вложил и силы и время. Жаль было бросать сделанное и начинать все сначала, тем более, понятно было, что это будет не простой переход власти из рук в руки. Начнется смута, а в такие времена у любой, даже не спорной территории откуда-то появляются новые хозяева. Что уж говорить о Замских болтах, граничащих с Альригицами.
      Нет, приключения, сопряженные с гражданской войной или смутой, дело, безусловно, стоящее, но именно сейчас хотелось бы обойтись без них. Всем сейчас нужна была определенность, стабильность. Это должно было пойти на пользу и драконам и людям.
      Ну и, само собой, Императору.
      Сторожась, он обошел дворец с крыши и до самого первого этажа, но Императора нигде так и не обнаружил. Он бродил по коридорам и переходам, под настороженными взглядами ничего не видящих проникателей заглядывал в комнаты.
      Надежда отыскать его на верхних этажах дворца не покидала его до самого конца — уж очень не хотелось ему лезть в подвал, где, выражаясь высоким штилем, «царила вечная ночь» и где проникатели будут стрелять «на слух».
      По здравому рассуждению прятать Мовсия далеко от себя, в ситуации, когда он мог понадобиться в любую минуту, было глупо. К тому же, это тоже было очевидно, особого времени на устройство застенков у брайхкамера не было. Ему оставалось только пользоваться тем, что уже было до него. А лучшим местом из того, чем он располагал, и что прогрессор еще не осмотрел, была подземная тюрьма. Та самая, с которой сам Шура начал свое близкое знакомство с Императорским Дворцом.
      Прогрессору Шуре оставалось только проверить прав он в своих догадках или нет.
 

Имперский город Эмиргергер.

Императорский дворец.

Подземная тюрьма.

      Минуя одиноких лучников, он спустился в подземную часть дворца. Сканер молчал — впереди пока что не было ни одной живой души.
      Там клубилась темнота, в которой прогрессор не увидел ни одного отблеска света. Настоящая ночь — без луны, звезд, дуновений ветерка и влюбленных парочек. Это, безусловно, не означало, что там и вправду ничего не было. На счет луны и влюбленных парочек он бы, конечно, не поручился, а вот насеет стражников… Не такой уж бесполезный предмет Император Мовсий, чтоб оставить его совершенно без охраны.
      С минуту прогрессор размышлял над тем, зачем это понадобилось брайхкамеру — оставлять охранников пленного Императора без света, но так ничего и не придумал путного. Мелькнула, правда, дурацкая мыслишка, что выставил в караул брайхкамер только слепых с утонченным слухом, но он даже не задержался на ней. Действительно глупость. Даже если так оно и было, его это никак не касалось.
      — Каким бы ты там не был умным, — пробормотал прогрессор, — а с техническим оснащением у вас тут все же послабее, чем у некоторых…
      Он опустил лицевой щиток, и тьма вокруг расточилась. Она, словно бы застыдившись, передумала быть злой и коварной, раскрасила себя в легкий розовый цвет и отступила на десяток шагов.
      — Информцентр, дать готовность! — скомандовал прогрессор.
      — Готов! — отрапортовал вычислитель.
      — Радиус безопасности — десять метров. Предупреждать о наличии в радиусе безопасности биологических объектов.
      Цент мгновенно ожил.
      — В радиусе безопасности в настоящий момент….
      Александр Алексеевич, вглядываясь в пустой вроде бы коридор, остановил его, догадываясь в какую сторону сейчас занесет вычислитель. Он вспомнил рассказ Сергея о том, как чудил вычислитель в прошлый раз, когда он и Чен шел выручать его самого.
      — Стоп. Корректирую вводные. Предупреждать о туземцах типа «стражник» и животных массой более двух килограммов.
      — Принято.
      Ну, ей-богу в голосе вычислителя сквозило разочарование.
      Коридор впереди не только казался пустым, он и был им. Осторожно поглядывая под ноги, прогрессор двинулся вперед.
      Первого проникателя они обнаружили через пять шагов. Точнее Шура сперва услышал скрип, а уж потом вычислитель, соблюдая понятие радиуса безопасности, отрапортовал о туземце типа «стражник» весом в пятьдесят семь килограммов четыреста тридцать граммов.
      Поняв, что так скрипит сгибаемый в дугу лук, Шура остановился.
      Проникатель стоял в напряженной позе, вскинув лук и что характерно, стрела была направлена прямо в грудь прогрессору. Александр Алексеевич присел на корточки, тихонько щелкнул пальцами и страж отпустил тетиву. Стрела ударила в стену за прогрессором и рассыпалась.
      Можно было бы прямо сейчас, не сходя с места, парализовать ретивого туземца, но делать этого прогрессор не хотел. Парализованный он стал бы указателем, что кто-то чужой бродит по подвалам, а ему хотелось бы как можно дольше оставаться незамеченным.
      Шура нащупал под ногами кусок стрелы и бросил ее в сторону. Лук еще раз скрипнул и под этот скрип прогрессор обошел проникателя. Несколько шагов он пятился, ожидая привычного звука сгибаемого дерева, но обошлось.
      Два других стояли еще в десятке шагов. Шура оглядел их. Эти выглядели куда как менее воинственно. Не было у них ни луков, ни копий. Только палки размером больше человеческого роста. Сперва он принял из-за копья, но, приглядевшись, понял, что обознался. Больше всего они походили на старинных дворников, застывших в ожидании, что вот-вот прошуршит где-то рядом какая-нибудь бумажка, и тут-то они и бросятся на нее…
      Он медленно приблизился, ловя на лицах с закрытыми глазами какое-либо движение. Лица стражей были безучастны. На них не было даже скуки, только внимание.
      Он не понял, почему вдруг в воздухе родился тонкий, певучий звук. На долю секунды прогрессор остановился и присел, оглядываясь, но тут же ему стало не до этого. Над головой прошелестел воздух. Ещё не сообразив что произошло, Шура откатился вбок, но и там не обрел покоя. Только что неподвижно стоявшие стражи махали палками, что два вентилятора, перегораживая весь коридор.
      Они не видели его, но как оказалось, глаза им и не были нужны.
      Раз! Тяжелый шест, метивший прямо по голове пролетел мимо — Шура успел увернуться, бросившись на пол.
      Два!
      Второй шест полетел навстречу, как раз поперек его движения.
      Он оперся рукой на пол и, перевернувшись, ударил ногами по стене. Через мгновение он стоял на ногах, но шум уже показал туземцам, где он находится. Этого оказалось достаточно, чтоб на него обрушился град ударов. Прогрессор вскинул разрядник — чего уж там таиться, коли уж так дело повернулось, но правый каким-то замысловатым движением задел по стволу и разрядник вырвало из рук Александра Алексеевича. Прогрессор охнул от боли — шест ударил под колено. Подбитая нога на удержала его, подвернулась, и он упал на пол. Испуга не было. Только удивление происходящим. Эту мысль и выбил из его головы шест, обрушившийся на затылок.
 

Замские болота.

Заповедник «Усадьба».

Кабинет Главного Администратора.

      — Успеем ли?
      В голосе Давида явно проступало сомнение, но он не хуже Игоря Григорьевича понимал, что сделать это придется. Придется успеть.
      Словно прочитав его мысли, Игорь Григорьевич процитировал кого-то:
      — «Из всех искусств для нас важнейшим является кино». Понятно? Придется успеть…
      — А люди?
      — Люди, люди… — поскреб затылок Директор. — Диму вон Зингера возьми и… Ладно. От сердца отрываю. Бери на это дело всю группу Андрея Попова.
      — Всех? — не поверил неслыханной щедрости Давид.
      — Всех. И Ольгу бери и Ивана, и Илью с Николаем. Это сейчас важнее, чем их компьютеры.
      Давид слегка ошарашено покачал головой. Получалось, что из начальника можно было веревки вить. Игорь Григорьевич не понял его движения и успокаивающе положил руку на плечо.
      — На самом деле все не так уж и плохо. Оборудование есть?
      — Оборудование-то есть.
      Он лихорадочно соображал, что еще можно попросить у шефа, но тот, раскусив его, погрозил пальцем. Пришлось быстро соглашаться.
      — Приспособим… Вот времени нет…
      — Времени действительно нет, — согласился с ним Шеф, — но ведь зато и зритель у нас неискушенный, разнообразием не балованный. Он документальной точности не потребует, а возможностей у вас — море…
      Давид поскреб затылок.
      — И что ему показать?
      — Да все, что хочешь… К нашим услугам все достижение прошлых веков в этой области, плюс собственная фантазия…
 

Имперский город Эмиргергер.

Императорский дворец.

Подземная тюрьма.

      Прогрессор Шура пришел в себя от боли в плече. Еще не сообразив, что произошло, он попытался повернуться, но не тут-то было. В плече задергало, словно там обнаружился больной зуб. Боль заставила его открыть глаза, и все вспомнить.
      Перед глазами проплывала череда каменных плит. Шура почувствовал себя летящим над полом, но ощущение было обманчивым.
      Он не летел.
      Его несли.
      Поворот, поворот. Дверь. Свет стал ярче.
      Он попытался поднять голову, но от этого движения боль в плече стала острее и перекинулась на затылок. Шура стиснул зубы, чтобы перекусить боль пополам, но ничего не изменилось. Поднять голову выше он не мог, и оттого ему пришлось созерцать пол. Тут уже был не камень, а утоптанная земля. В прошлый его визит в эти стены Мовсий объяснил ему, почему это так — земля лучше впитывала кровь, и палачам достаточно было немного перекопать земляной пол, чтоб быть готовым встретить еще одного заключенного.
      Он представил запах, который должен был заполнять комнату — запах не до конца перегнившей органики — и поморщился.
      Перед глазами возникли носки чьих-то сапог, и где-то высоко вверху прозвучал полный удивления голос.
      — Что? Еще один? Любит нас Карха!
      Сапоги обошли его кругом и вернулись.
      — Где у него голова?
      Прогрессор почувствовал себя червяком.
      — Если он человек, то у твоих ног, брайхкамер.
      — «Ага! С сапогами разобрались… Сам Трульд!» Шура с удовольствием ответил бы брайхкамеру и сам, но шлем закрывал голову, не давая словам вырваться наружу.
      — Переверните его…
      Верх и низ поменялись местами, и боль отступила. Теперь он лежал на полу и рассматривал, куда это угодил. Один человек над головой. Это вроде бы и есть Трульд. Двое по бокам. Этих он узнал сразу. Те самые с кем он схватился и которых пожалел, не став глушить парализатором. В плече снова тягуче плеснулась боль. Вот она доброта-то как выходит… Нда-а-а-а… Рожи…. Спасибо, что не убили… Или это лучше брайхкамеру спасибо сказать?
      Трульд наклонился, провел рукой по невидимке. По тому, как он делал это видно было, что явно знал больше других. Чужая рука поползла к поясу, на ощупь, отыскивая внешний пульт управления.
      Так и есть. Нащупал пульт, отыскал сенсор и отключил костюм.
      Это было смешно, но прогрессор почувствовал себя черепахой, понимающей, что ее вот-вот злые люди выпихнут из её собственного панциря. Забрало шлема уползло вверх, и он — глаза в глаза — оказался перед брайхкамером.
      — Ты кто, убогий? — спросил хозяин положения.
      Запах оказался еще ужаснее, чем можно было предположить. Но еще хуже было то, что думать было некогда.
      — Я купец Айсайдра Енох, — заученно ответил прогрессор. Надо же было что-то отвечать? — А кто ты, благородный воитель и хозяин тайных подземелий?
      Расклад ему был понятен с самого начала — ничем хорошим эта встреча кончиться не могла. Плохо будет либо ему, либо им и прогрессор уже знал, в какую сторону ему хочется повернуть дело.
      Трульд усмехнулся.
      Прогрессор подобрался, готовый постоять за себя.
      — Раздеть колдуна! Осторожно!
      Сам брайхкамер поднял с земли здоровенный топор с лезвием-полумесяцем и положил его на прогрессорское горло. Стальное лезвие неприятно холодило кожу. В этом месте начала тихонечко постукивать кровь, с трудом проталкиваясь по пережатым венам.
      — Я слышал, не каждый колдун без головы жить может…
      Он смотрел ему в глаза, уверенный, что его товарищи и сами справятся с одеждой.
      — Не колдун я, купец… — осторожно косясь на лезвие, поправил его прогрессор. Едва он открыл рот, как в живот уперлось еще что-то острое — толи меч, то ли копье…
      — Ну, тогда тем более, тебе голову терять никак нельзя. Какой купец без головы?
      Он бросил взгляд назад, на второго проникателя и одобрительно кивнул.
      — Да и все остальное глядишь и пригодится когда-нибудь… Потому лежи спокойно и не дергайся.
      Шура спорить не стал и последовал брайхкамерову совету.
      Смирившись с неизбежным он перевел взгляд за его спину и вздрогнул. На стене, растянутый цепями за руки то ли стоял, то ли висел Император Мовсий. От этой картины ему сразу стало веселее — все-таки нашлась пропажа!
      Пока он смотрел на Императора, чьи-то неловкие пальцы ковырялись в пульте до тех пор, пока невидимка не расстегнулась.
      Через несколько мгновений он остался, в чем мать родила. С него сняли все, оставив только шнурок на шее, приняв его, видно за оберег. То есть и его пытались снять, но шнурок был с секретом, которым Шура не захотел делиться с брайхкамером и Трульд, подергав, оставили на месте.
      После этого его заставили совершить маленькое путешествие к стене. Это все происходило при топоре около горла и мече где-то внизу. Как и Императора его привязали цепями и оставили стоять.
      Теперь, оглядевшись, он понял, что пленников в комнате гораздо больше. Кроме себя и Императора у третьей стены он увидел еще одного прикованного. Рассмотреть того мешала темнота, но по тому, как тот висел, видно было, что досталось ему больше, чем прогрессору.
      — Откуда у тебя это? — спросил брайхкамер, растянув на руках «невидимку».
      — Купил! — бодро отозвался Александр Алексеевич. — Мы, купцы, всякой всячиной торгуем. Вот и эта попалась… Дешево просили, так я и не упустил.
      Опережая возможный вопрос, он добавил.
      — Таких одежд у меня три штуки было. Две я уже продал, а эту — приберег.
      Врал купчишка. Брайхкамер ни на пол камешка не верил ему.
      — А тут что делал? Неужели кто-то тебя во дворец в гости звал?
      — Звал, — согласился прогрессор. — Меня сам Император Мовсий в гости звал.
      Один из тех двоих хотел что-то сказать, но Трульд взмахом руки остановил его.
      — В подвал звал-то? — поинтересовался он. — Прямо сюда?
      — Да нет, что ты, благородный воитель. Он звал меня к себе, чтоб посмотреть ту одежду, которая сейчас в твоих руках…Только я его наверху не нашел…
      Проникатель все же не сдержался, высказался.
      — Он не купец. Для купца он дерется больно хорошо… Увертлив. Не то, что первый.
      Брайхкамер на его слова внимания не обратил.
      — Опоздал ты купец. Тут теперь другой Император, и покупать он ничего у тебя не будет. Он твою одежду так заберет…
      Прогрессор попытался развести руками — мол, ничего не поделаешь, такое вот купеческое счастье, но только цепями звякнул.
      — …если не ответишь правды. Это у тебя откуда?
      Он протянул руку в темноту за спиной и достал оттуда… разрядник.
      «Эх!» — помрачнел Шура. — «Нашли, все-таки! Что ж так не везет-то?»
      Была у него надежда, что разрядник потерялся в коридоре, и лежит себе где-нибудь около стеночки, его дожидается, но вот не потерялся… Мысли рванули, обгоняя одна другую.
      «Включить они его, конечно, не смогут, но и самому тупому тут понятно, что раз я принес эту штуку сюда, так, верно я и знаю, как ей пользоваться…»
      Видно брайхкамер прочитал его мысли, а, скорее всего, и сам думал об этом же самом.
      — Ни одному твоему слову не верю, — довольно сказал брайхкамер. Он был похож на пса наконец-то получившего долгожданную кость. — Как твое настоящее имя? Кто ты? Господин Благородный Штурман или Господин Благородный Егерь, или еще как-нибудь?
      — Я простой купец…
      — Если ты решишь и дальше говорить глупости, то умрешь половиной простого купца, — холодно пообещал брайхкамер. — И не так быстро, как тебе захочется.
      — Я купец…
      Трульд покачал головой, словно сетовал на чужое упрямство.
      — Может быть и так. Только легче тебе от этого не будет. Иногда простота происхождения жизнь только осложняет. Ты будешь медленно и мучительно умирать, до тех пор, пока не откроешь мне тайну работы этого волшебного жезла. Ты можешь немного подумать.
      Он потрепал Александра Алексеевича по щеке, повернулся и оглядел каждого, кто был в комнате.
      — Вы все можете немного подумать и выбрать себе другую судьбу.
      Уже глядя на одного Мовсия, брайхкамер сказал, тряхнув руками, в которых были зажаты разрядник и невидимка.
      — Ты даже не представляешь что это такое! С этим мне даже не понадобится твое согласие. С этим я сильнее всех твоих армий!
      Он пошел к двери, там повернулся.
      — Но все же подумай и ты. К чему нам лишня кровь моих подданных?
      Мовсий громыхнул цепями и сказал что-то такое, что Александр Алексеевич при все своей подготовке не понял. Зато понял Трульд. Он в ответ только засмеялся и пошел к выходу. Один из проникателей тут же прикрыл ему спину, а второй, забежав вперед, открыл дверь.
      Они ушли в темноту, оставив узников думать о своем бедственном положении.
 

Императорский дворец.

Подземная тюрьма.

Пыточная.

      Света оставшегося в пыточной факела не хватало, чтоб осветить всю комнату, и Александру Алексеевичу виден был только Император. Едва дверь закрылась, как угрюмое выражение на его лице сменила довольная улыбка.
      — Рад тебя видеть, Айсайдра! Я надеялся на тебя! Знал, что придешь!
      Довольно искренне прогрессор Шура согласился с ним. Встреча все же, как ни крути, была знаменательной. Или обещала стать таковой…
      — Рад слышать это, государь.
      — Не у всякого воина хватило бы смелости прийти сюда, к своему Императору и так хитро поддаться злодеям.
      — Я не воин. Я — купец… — пробормотал Шура, оставляя без комментариев вопрос о том кто кому поддался.
      — И Император ему чужой.. — донеслось со стены. — У него, наверное, свой Император есть, заморский… Верно, ведь?
      Шура присмотрелся. В темноте никого не было видно. Звук шел от стены, на которой висел почти невидимый пленник. Мовсий повернулся к нему.
      — Айсайдра не из тех, кого ты видел на болотах, из других… Он мой добрый дух. Он за нас!
      Шура не понял, что Мовсий имеет ввиду, но тот и не дал ему разобраться в своих мыслях. Император задергался на стене, пытаясь вырвать штыри из стены. Конечно же ничего не вышло. Словно растратив на это остатки сил Мовсий повис на цепях.
      — А теперь давай, делай то, за чем пришел — спасай нас.
      Глядя на Императора, прогрессор так же напрягся. Его цепь оказалась ничуть не хуже, Императорской, она натянулась, но не порвалась. Собственно он на это и не рассчитывал. Глупо было рассчитывать, что его прикуют цепью, которую так легко можно порвать. Зато плечо свое он проверил. Ни перелома, ни вывиха. Это хорошо…
      Император, однако, глядел требовательно.
      — Легко сказать…
      — Ну так и скажи, раз легко… Ты колдун или нет?
      — Колдун он, колдун! Только у них колдовство особое… — раздался чей-то голос. — Они колдуют, если только у них руки свободны…
      — Кто это у нас такой умный? — спросил Никулин. — Назовись хотя бы, раз подойти не можешь. Не видно же ничего…
      — Почему не могу? Могу…
      К удивлению прогрессора, в пыточной их оказалось не трое, а четверо. Он подумал, что слышит голос прикованного, но вместо этого темнота перед ним раздалась, и появился четвертый узник. Никулин прищурился, потом головой тряхнул, прогоняя наваждение. Появление этого человека тут было чудом, вызовом здравому смыслу.
      — Хэст Маввей Керрольд…
      Шура не закончил фразы, но Хэст кивнул.
      — Я сразу понял, что ты из друзей Господина Благородного Егеря.
      У Шуры мелькнула язвительная мысль, на счет того, что люди в «невидимках» тут попадаются не так часто, и что гадать тут особенно нечего, но он отбросил ее и все-таки закончил фразу.
      -..здесь?
      Маввей вполне по-человечески пожал плечами, но ничего не сказал. Прогрессор посмотрел на Императора. Тот внес ясность.
      — Благородный Хэст Маввей Керрольд как мог противился козням Трульда и поэтому имеет честь разделить наше заточение…
      Тот кивнул, подтверждая слова Мовсия.
      — Поторопись. Если мы не успеем, то нам будет плохо…
      Когда все кругом торопятся, самое время остановиться и подумать что делать. Не всегда торопливость приводила к тому, на что нацелился. Иногда она, вкупе с советами доброжелателей, заводили совсем в другую сторону. В ту, где играет печальная музыка.
      Шура не стал торопиться.
      Больше всего то, что происходило, походило на какую-то детскую засаду, на рояль в кустах. Родственник и соучастник главного злодея в самый ответственный момент оказывается там же, где и Император и вдобавок предлагает свои услуги. Раскаявшийся грешник? Да бывают ли такие на свете?
      Они смотрели один на другого, кажется, понимая друг друга, и Хэст добавил:
      — Я думал, что все будет иначе… Трульд зашел дальше, чем мне позволяет дворянская честь.
      Он мог обманывать или ошибаться сам, но было одно, в чем Шура был уверен не меньше Хэста — времени у него совсем не было. Приходилось рисковать.
      — Хорошо. Раз тебе верит Император, читающий в сердцах своих подданных, то, что остается делать бедному чужестранному купцу? Только верить Императору…
      Хэст серьезно кивнул, но прогрессор еще не закончил..
      — Но ты должен понимать, что ни я, ни Император не на столько глупы, чтоб поверить тебе до самого конца. Мы с тобой не встречались, но Господин Благородный Егерь рассказывал о тебе кое-что…
      Он смотрел, ища в его лице смущение или страх, но Маввей слушал спокойно.
      — Ты знаешь, чем обычно заканчиваются ссоры с колдунами…
      Хэст кивнул и перебил прогрессора.
      — Если ты не начнешь колдовать, то скоро, совсем скоро, все это будет слушать палач. Ну!
      Шура подумал, что по большому счету тот прав.
      Готовясь к экспедиции, он предусмотрел все, включая и это. При самом скверном развитии событий в течение нескольких часов тут должен был появиться Сергей и выправить положение. Но возникал один принципиальный момент, усложнявший всё дальнейшее общение с Императором.
      Конечно, его нужно было освободить — без этого никак, но освободить так, чтоб он не ощутил той безграничной силы, что стояла за купцом Айсайдрой.
      Если поступить иначе, то тогда придется либо разругаться с Маввеем, который, конечно потребует оказать ему помощь в борьбе с узурпатором, либо остаться во дворце и помогать ему водворять тут туземную справедливость, творить суд и расправу. Это было бы приемлемо, если б около Гэйля не стоял Старший Брат Черет с боевым излучателем и страстью проливать чужую кровь. Так что, как не поверни, а надлежало быть Императору в Гэйле и никак не иначе, и добиться этого нужно будет малыми силами, чтоб у Мовсия не возникло соблазна остаться в Эмиргергере, и пересмотреть итоги дворцового перворота.
      Из города они должны бежать серыми мышками, в идеале не то, что не применяя боевого колдовства, но даже и не хвастаясь силой и искусством фехтования.
      Прогрессор тряхнул головой.
      — Ты прав. Хорошо… Сейчас ты нам поможешь. Видишь шнурок у меня на шее?
      — Да.
      — Поищи замок. Он похож на маленькую трубку.
      Пальцы Хэста сошлись на затылке, взъерошили волосы. Он ковырялся там, ковырялся, словно не решался сделать, что нужно.
      — Нашел?
      Хоть и привыкший к колдовству Хэст все же чувствовал себя неуютно. Одно дело видеть колдовство, а совсем другое самому становиться колдуном. Он посмотрел в близкие глаза. Где-то на их дне тлела искорка смеха.
      — Сожми сильно и покрути в разные стороны, — приказал колдун. — Четыре оборота…
      Руки сами собой сделали все, что нужно. Кольцо распалось и превратилось в шнурок.
      — Осторожно….
      Маввей положил шнурок на ладонь и показал колдуну.
      — Так… — спокойно сказал он. — Теперь осторожно… Очень осторожно возьмись пальцами за концы и растяни в стороны…
      Маввей сделал, как просили, и только что мягкий шнурок заискрился, словно стал драгоценным камнем
      — Хорошо… Теперь только пальцы береги.
      Колдун чуть приоткрыл рот, наблюдая, как Маввей обращается с их общей надеждой на спасение. Наверное, все-таки выйдет из него колдовской подручный! Все он, вроде бы сделал правильно.
      — Чтоб мы без тебя делали! — сказал Айсайдра с удовольствием. — Все! Главное сделано!
      — Ты еще в цепях, — напомнил ему Император. — Да и я тоже…
      — Момент.
      Он натянул цепь и приказал.
      — Проведи шнурком по последнему звену…
      Мовсий головой, умом понимал, что все сейчас получится. Он уже усвоил, что если колдунам не мешать, то все у них получается, но его жизненный опыт подсказывал ему совсем другое. Тонкая нитка… Ну, хорошо, не нитка. Тонкая веревка и хорошее железо. Какое тут может быть соперничество?
      Наверное, поэтому он и приложил сил больше, чием следовало. Обернув нитку вокруг последнего звена, он дернул её с силой вниз. Он ждал сопротивления, но все вышло неожиданно легко. Почти без сопротивления, словно горячий нож масло, колдовской шнурок разрезал железо…
      Несколько мгновений Хэст смотрел, соображая, не показалось ли ему все это, но колдун прикрикнул.
      — Поторопись… Вторую руку.
      Там все произошло точно так же. Не устояли против колдовского шнурка и ножные цепи и несколько мгновений спустя. Хэст дернулся, было к Императору, но у Шуры были свои планы. Мовсий должен был получить свободу не из рук Маввея, как бы этого тому не хотелось, а из его рук.
      Осторожно Александр Алексеевич принял из рук туземца волшебный шнурок.
      Наверное, звон цепей привлек внимание тех, кто их сторожил.
      Дверь распахнулась и проникатель влетел внутрь, едва при этом не столкнувшись с Александром Алексеевичем. Он мгновенно сообразил что тут к чему и взмахнул мечом.
      Удар он нанес безо всякой мудрости — сверху вниз.
      Ничего другого Шура и не ждал — какие еще могут быть хитрости против голого, безоружно человека?
      Меч рухнул как молния. Встречая удар, Шура вытянул перед собой руки со шнурком и отступил на шаг назад, давая место мечу, чтоб пролететь мимо. То, что произошло с цепями, случилось и с лезвием меча. Натолкнувшись на шнурок, он распался на две половинки, а сам проникатель, никак не рассчитывавший, что чудеса начнут твориться у него прямо под носом, упал вперед, не справившись с инерцией от своего богатырского удара. Шура не стал его подхватывать, а пропустил мимо себя и рубанул ребром ладони по шее. Тот еще падал, когда Шура шагнул к Мовсию.
      — Присмотри за ним, — бросил он Хэсту. Четыре движения — и Император освобожден от цепей. Три шага назад, еще четыре движения и Шумон Гэйльский отклеился от стены и завертел руками, возвращая им подвижность.
      Стоять на каменном полу было холодно, и Шура поджал пальцы.
      Из темноты коридора появился Хэст и покачал головой, показывая, что там пока все спокойно.
      — Идти все могут? — спросил прогрессор, поочередно оглядывая туземцев. Все кивнули.
      — А бежать? — спросил прогрессор.
      Это слово покоробило Мовсия. Готовясь драться за свободу, Император намотал на кулак цепь. У Хэста в кулаке блестел кинжал. Императорский Библиотекарь тот вообще за неимением лучшего вооружился подобранным прутом.
      Глядя на них, прогрессор подумал, что хотел сделать много, но, увы, сделал только столько, сколько позволили проникатели Трульда. Все остальное нужно будет доделывать вместе с туземцами с имеющимся на руках техническим оснащением— кинжалом, цепью и железной палкой.
      Он вздохнул.
      Однако с другой стороны в этом нельзя было не усмотреть и своих плюсов.
      Идти на штурм собственного дворца с кинжалом и железным прутом Императору в голову прийти было не должно. Мало того, что это невозможно по причинам чисто военно-техническим, так ведь потом еще и песню не сочинят… «Он взмахнул железной палкой…» Позор.
      «Это все к лучшему, — подумал Шура, — теперь все по настоящему, по честному. Побег — так побег. И никому ничего объяснять не надо, понятно ведь, что с таким оружием много не навоюешь…»
      О том, что нападавших всего десятка три никто из них не догадывался, а сам он говорить об этом не собирался, чтоб не бередить Императорское сердце.
      Воздух подземелья — холодный и влажный охватил их, но всю его прелесть почувствовал его только прогрессор.
      По ногам зябко потянуло стылым воздухом. Пальцы на ногах сами собой поджались, плечи передернулись. От стены подземелья никогда не видавшие солнечного света тянуло холодом, и кожа сразу покрылась пупырышками.
      — Куда теперь, государь? — спросил Хэст. Мовсий смотрел на него, не зная, что ответить. Конечно, тюрьма эта была его, но все же бывал он тут не настолько часто, чтоб свободно ориентироваться в ней.
      — Сперва добудем оружие, — решил Император. Мысль о том, что это возможно, даже примирила его с действительностью. — Только бы самый завалящий меч найти… Хоть пол меча…
      Шура невольно покосился на половинку лезвия, что лежала в пыточной, но ничего не сказал. Император явно выражался иносказательно.
      Собственно у Александра Алексеевича имелся ответ на заданный Хэстом вопрос. Будь у него разрядник, он бы мог сказать, что им нужно пойти назад и отыскать четвертую дверь от входа в подвал, выходящая на другую сторону. Там было единственное зарешеченное окно, выходящее на другую сторону. Срезав прутья, они смогли бы выбраться, миновав и проникателей брайхкамера и стражу Иркона, окружавшую дворец со стороны официального выхода из уздилища. Только где теперь тот разрядник?
      Оставалось два выхода — либо найти какой-то тайный ход, который мог бы вывести их из темницы не во двор, а куда-нибудь подальше, либо все-таки прорываться к Иркону. В этом случае задумка Игоря Григорьевича откладывалась на неопределенное время, но зато Мовсий оставался бы живым Императором. Нда-а-а-а-а, положеньеце. Ладно. Посмотрим.
      — Одеться бы еще, — добавил прогрессор. — Наготу прикрыть…
      Хэст посмотрел на него странно.
      — Нам, купцам, голыми ходить никак нельзя, — объяснил Александр Алексеевич. — Урон репутации! Голому человеку никто в долг не даст. А и даст, так положить некуда.
      — Ты же дух, — сказал Шумон, покачивая прутом с таким видом, словно раздумывал, не опустить ли его на купеческую голову с целью проверить это спорное утверждение Императора. — А духу какая разница?
      — Как это какая разница — удивился Шура. — Холодно же…
      Он вспомнил свой халат, не так давно оставленный в этих стенах, и тут же следующая мысль ошеломила его, на несколько секунд приклеив к каменному полу. Не обращая внимания на товарищей стремительно повернулся к ближайшей двери, отодвинул засов. Дверь без скрипа отошла в сторону. Уже понимая, что ошибся, он сунул туда факел. Нет. Действительно не то.
      Следующая дверь и опять ошибка.
      Туземцы за его спиной стояли молча, не понимая что он делает, но не решаясь остановить.
      «С колдуном не поспоришь! — с удовлетворением подумал Александр Алексеевич. — С колдуном спорить, как против ветра плевать!» В него пока верили и чего-то от него ждали. Как долго это продлиться он не знал, но пользоваться этим следовало до самого конца.
      Две следующих двери тоже ничего не дали…
      А вот пятая по счету дверь оказалась на внешнем замке, как и говорили когда-то Сергей с Ченом.
      Он сунул факел назад. Кто-то там услужливо подхватил его. Сразу стало темнее. Дверь словно обросла чернотой.
      — Свет!
      Непонятно кто, может, даже сам Император поднес из-за спины факел. Дверь перестала казаться черной дырой в никуда. Очень похоже, что и впрямь за ней было все то, на что он рассчитывал.
      Царапая пальцы, Александр Алексеевич обернул шнурок вокруг коробки замка, и одним движением «сострогал» ее с двери. Под ногами что-то зазвенело, но он не стал нагибаться, только сделал шаг пошире, чтоб не наколоть босую ногу.
      Свет качнулся за ним, разлился по стенам маленькой комнаты. Верно. На душе стало легко.
      Вон халат, а вон и сапоги. И самое главное. Его посох, словно упрек туземной неосведомленности, стоял у самого выхода и ждал, когда хозяин возьмет его в руки.
      Так он и сделал.
      Он подбросил посох на руке, засмеялся… С этого момента все становилось просто.
      Посох-излучатель вертанулся, разгоняя затхлый воздух. Шура повернулся к товарищам и увидел ничего не понимающие лица. Под их взглядами прогрессор быстро пришел в себя.
      Туземцы тем временем рассыпались по комнате в надежде отыскать что-нибудь посолиднее, чем цепь и железная палка, но случай им не благоприятствовал. Император примерился, было, к клещам, непонятно как оказавшимися тут, но, через мгновение, брезгливо выпятив губу, отбросил их в сторону.
      — Ничего путного… — разочарованно и зло сказал он. Глаза его еще бегали в надежде отыскать что-нибудь подходящее. Наткнувшись на довольный взгляд купца, посмотрел на посох в его руках, что-то вспомнил и спросил:
      — Будешь читать им поучения своих мудрецов?
      — Возможно.. — отозвался купец. — Наши мудрецы в свое время могли выражаться очень убедительно.
      Он провел ладонью по посоху и улыбнулся. — Пора нам отсюда убираться…
      Император пожал плечами.
      — Колдуй…
      Шура взвесил на ладони посох. Может быть, это и впрямь был выход?
      — Большого колдовства не получится, — предупредил он всех сразу. — Придется вам мне помогать…
 

Императорская тюрьма.

Коридор.

      Впереди темнота, позади шаги и трепещущий свет единственного факела.
      Они шли один за другим, высматривая опасность там, где ее мог пропустить колдун. Еще в самом начале Мовсий попытался выйти вперед, но Хэст решительно встал перед ним, загородив дорогу.
      — Государь… Позволь нам послужить тебе…
      Император не стал спорить. Хэст явно хотел показать себя перед ним, поэтому они так и пошли: впереди колдун, за ним Шумон с Хэстом, а Мовсий замыкал шествие.
      Колдун небрежно крался, помахивая посохом. Время от времени он бормотал заклинания на своем варварском языке и опасность отступала. Только что полный проникателей коридор оказался пустым и безобидным. Мовсий внутренне возрадовался, но так было только до второго поворота. Колдун встал перед ним, высунул голову в коридор и туту же нырнул обратно.
      — Двое…
      — Убью обоих! — сказал Мовсий, решительно отодвигая в сторону Маввея.
      Купец покачал головой, расплылся в улыбке.
      — Давай лучше я э-э-э-э-э…. накажу их.
      Маввей как-то ловко опять оказался между колдуном и Императором
      — Наказание предателям одно — смерть… Клянусь Тем Самым Камнем…
      — Но разве предатели заслуживают почетной гибели? — перебил его купец. — Тем более от руки Императора…
      Мовсий намотал цепь на кулак, потом смотал её, потом опять намотал. Было видно, что ему очень хочется наказать предателей лично, однако и в словах купца был свой резон. Он колебался, не мог решить, как будет лучше — так или эдак… Неожиданно на помощь прогрессору пришел Маввей.
      — Колдовство куда как гаже смерти, не так ли, Император? Оставь их колдуну… Он справится..
      Император посмотрел на него с сомнением. Одно дело цепи колдовством перекусывать и совсем другое — справиться с двумя умелыми убийцами… Шура ловко взмахнул посохом, показывая, что в состоянии справиться с опасностью.
      Он был благодарен Хэсту. Как и владелец замка Керрольд прогрессор не хотел оставлять за собой трупы. Необратимые решения его не привлекали. Он ухмыльнулся, как мог более гнусно, предрекая врагам не только гибель, позор и поношение, но и что-нибудь похуже. Улыбка убедила Императора.
      — Хорошо, — согласился Мовсий и с надеждой предупредил. — Но если у тебя не получится…
      Шура не сдержал усмешки.
      — Получится, получится… У меня, да чтоб не получилось?
      У него были свои претензии к обитателям этого коридора.
      Проникатели не поняли откуда появился этот богато одетый человек, но Шура их тут же узнал. На их пути в свободе стояли те самые проникатели, что принесли его к брайхкамеру. Он рассмеялся, не торопясь укрепил факел в державке, и повернулся к недавним обидчикам. Теперь он стоял в круге света, готовый побороться с любым из них.
      — Верно говорят, что Карха, когда создавал мир наполнил его справедливостью.
      Посох перелетел из одной руки в другую. Проникатели шагнули навстречу, сокращая расстояние. Шура не стал их разочаровывать и тоже шагнул вперед.
      — Ибо чем, как не этим можно объяснить нашу встречу?
      Единственное, чего он сейчас опасался, так это луков, однако у этих ничего подобного не было — те же самые шесты, которыми они отделали его в прошлый раз.
      Может быть гордость, а может быть самоуверенность, не позволила им позвать на помощь. Наверное, все же самоуверенность. Шура понимал их. Только что они уже победили его, хотя он был невидим. Теперь, когда его не защищало колдовство, он вообще выглядел беспомощным — купец, вооруженный палкой…
      — Ну, давай, — сказал первый. — Видно мало тебе… Верно говорят, что у колдунов два горла.
      — Добавим по справедливости, — добавил второй. — Все честь-честью. Первый удар в морду, второй — в брюхо…
      Раздражение вспыхнуло бенгальским огнем. Шура не поддался ему, а погасил. Хотелось показать туземцам, что и он кое-чего стоит и понимает в рукомашестве, но он понимал детскость этого желания. Боевой балет, с прыжками и беготней по стенам штука, конечно, впечатляющая. Он мог бы даже для устрашения проскакать этот коридор верхом на чудесном посохе, однако, за спиной стоял вспыльчивый Император, да и время…
      Не стоило задерживаться и тратить его на такие шалости.
      — Что ж… По справедливости — так по справедливости… — согласился он с проникателем. — Правду говоришь… А правда полирует даже губы лжеца и предателя!
      Он перевел излучатель в режим парализатора и, сделал для видимости несколько размашистых движений. От его взмахов ветер пролетел по коридору, и только что полные злой силы люди сложились и неживописно попадали на пол.
      За спиной кто-то крякнул. Чего было больше в этом звуке больше — завистливого восхищения или недоумения Шура не понял, да и не до этого было. До заветной двери было не так уж и далеко. Переведя посох в боевое положение, он уперся острием в замок, надавил.
      Затлевшее дерево не успело вспыхнуть, как железо замка хрустнуло, освобождая дверь.
      — Сюда!
      Обгоняя запах горелого дерева туземцы один за другим влезли за прогрессором, и в маленькой камере стало тесно как в банке с сардинами. Люди притиснулись друг к другу, мешая поворачиваться.
      — Зачем? — спросил Император. Он подозрительно оглядывался, чувствуя себя в новой ловушке. Еще бы! Вид решетки на окне не добавлял оптимизма.
      — Нужно, — ответил Шура. — Ну-ка поднимите повыше…
      Он мог бы достать решетку и так, концом посоха, но почему не воспользоваться положением, если обстоятельства позволяют? Маввей обхватил его за талию и приподнял. Концом посоха Никулин гундя под нос китайскую детскую считалочку, которой научил его Чен, поочередно коснулся прутьев, и те выпали из стены. Звон мгновенно погас, застряв между прижатых друг к другу тел.
      — А теперь…
      Ухватившись за край, он подтянулся и змеёй проскользнул в отверстие. Пленники не успели подумать о нём плохо, как через секунду купец сбросил им вниз свой роскошный пояс.
      — Поторопитесь, — прошелестел шёпот. — Пока темно…
      Император вылез последним и купец, дождавшись его, знаком направил всех в сторону от дворца. Айсайдра что-то то ли знал, то ли чувствовал. Указанный путь вел не к воротам, а в сторону заднего двора.
      Шумон дернул его за рукав, показал в другую сторону.
      — Нам туда… Ворота там…
      Но колдун только рукой махнул.
      — Про тот выход все знают и Трульд тоже…
      — А ты, что, новый наколдовал? — обиделся Хэст. — Там же стена… Без лестницы там никак…
      Как человек, понимавший больше других, купец ответил.
      — Я знаю место, где лестницы из земли растут!
      Он строго посмотрел на Маввея и скомандовал, обращаясь сразу ко всем.
      — Теперь бегом. Кто знает, какие у брайхкамера лучники?
      Они пробежали шагов пятьдесят, как впереди показалось несколько деревьев. Их кроны поднимались над стеной, обещая близкую свободу.
      Прогрессор не стал ничего объяснять. И так все было понятно, тем более не река была перед ними и не озеро, а простое дерево. Возможно, что кто-то из их компании и не умеет плавать, а вот лазить по деревьям вряд ли. Лазить по деревьям большого ума не надо.
      Да и какой-то особенной сноровки тоже.
      Подавая пример, Александр Алексеевич ухватился за ветки, подтянулся. Дерево вздрогнуло, зашелестели листья, и блестящий халат купца скрылся за листьями. Снизу было хорошо видно, как халат, хватаясь за ветки, рвется вверх.
      Шумон остановился в нерешительности. Не ощущал он в себе купеческой ловкости, но тут кто-то подхватил его и подбросил вверх. Снизу, от земли послышался голос Мовсия:
      — Колдуны, колдуны, а никакого колдовства. Одни разговоры… Все приходится своими руками делать…
 

Имперский город Эмиргергер.

Окрестности Дворца.

      Пока туземцы переживали первые мгновения свободы, Александр Алексеевич отошел на десяток шагов в темноту. Можно было порадоваться вместе с ними — половина дела была сделана, но немалым грузом на нем лежала вторая половина. Она виделась непростой, но если все пойдет, как и было задумано её и сравнивать-то было нельзя с тем, что он уже сделал.
      Цель, которая стояла перед ним казалась простой. Ему нужно было довести туземцев до Стены, где и будет разыграна завершающая сцена из задуманного Андреем Васильевичем действа, а для этого нужно было, как минимум увести Мовсия от стен дворца, переломив его желание подраться и вернуться к исполнению обязанностей Императора.
      Ему было видно, как тот смотрит на погруженную в темноту громаду дворца, а Шумон и Маввей почтительно стоят за спиной Императора, не мешая течению державных мыслей. Пора было брать инициативу в свои руки.
      Мовсий повернулся на звук шагов. Шура почувствовал, что он хочет предложить, и опередил его.
      — Мы не знаем сколько их. Возможно, что в его руках не только дворец, но и весь город. Гораздо разумнее вернуться сюда с верными войсками, чем лезть в неизвестность…
      Мовсий нахмурился, сжал кулаки. Так и не брошенная цепь сжала руку, и он остыл.
      — Что ты предлагаешь?
      — Бежать…
      — Бежать?
      Император встряхнулся, гордо поднял голову, глаза его метнули молнии, и Никулин поправился.
      — Виноват… Как-то само собой вылетело… Мы, купцы, люди не воинственные… Конечно же не бежать, а пуститься на поиски верных Императору войск.
 

Дурбанский лес.

Большая Дорога.

      Бежать по ночному лесу — удовольствие значительно ниже среднего. Бежать без дроги — тем более. Шура бежал ориентируясь по компасу, все остальные — по его колдовском чутью. И хоть бежали-то они всего ничего не более получаса, но вымотались основательно. Оглядываясь на бегу, прогрессор заметил, что Шумон все больше и больше отстает. Его, конечно, не бросали, однако скорость группы он гасил очень существенно, но, слава Богу, долго мучить их Шура не собирался. Имелась у него надежная домашняя заготовка.
      Он остановился, и туземцы обступили его. Из каждой груди рвалось тяжелое, сиплое дыхание. Поняв, что это не просто задержка на несколько мгновений, чтоб оглянуться и сообразить куда бежать дальше, Мовсий первым, и все остальные вслед за ним опустились на траву, давая отдых телу.
      — Оторвались? — прохрипел Мовсий — А? Оторвались?
      Никто ему не ответил, ибо никто не знал что сказать. Темнота и деревья вокруг надежно хранили тайну, которую знал только прогрессор. Сейчас туземцы могли только приблизительно догадываться о том, где находятся и что происходит у них за спиной. Прогрессору было легче. Он-то знал ответ, по крайней мере, на один вопрос.
      — А все же тут лучше, чем в тюрьме? А? — вдруг засмеялся Хэст. Он уже чувствовал себя прощенным, словно этот бег навсегда отделил его в глазах Императора от Трульда.
      — Как разбойники всю жизнь так живут, не понимаю… — просипел в ответ с земли Мовсий. — Всю жизнь за ними гоняются, всегда они прячутся…
      Айсайдра взял его за руку, подержался за запястье.
      — У них привычка, — ответил он. К удивлению Императора купец выглядел не таким усталым, как они сами.
      — Ну и разные маленькие хитрости у них есть… Вроде такой вот.
      Он уселся на корточки, положил посох на колени. На глазах беглецов он сдвинул что-то в нем, и на ладонь один за другим выпало несколько шариков. Айсайдра понюхал их и удовлетворенно кивнул. Один из шариков он сунул в рот себе, а остальные протянул Мовсию, предоставив ему выбор.
      — Колдовство? — насторожившись спросил Император. Что нужно делать с этим шариками он понял, однако еще не решил, стоит ли следовать примеру колдуна.
      Хэст заглянул через купеческое плечо, кивнул, словно и впрямь понимал что-то. Встретившись глазами с Императором, успокоительно кивнул.
      — Это доброе колдовство. Как в куске мяса. Стоит съесть, как сил сразу прибавится…
      Не колеблясь, он схватил горошину и сунул за щеку.
      Император последовал его примеру, а последнюю горошину Шура всунул между губ Императорскому экс-библиотекарю.
      Пять минут спустя они вновь двинулись в путь. В эту ночь на небе соседствовали и Мульп и Лао. Этого света хватало даже на то, чтоб видеть, что твориться под деревьями.
      Из всех беглецов только Никулин знал, куда они идут, поэтому, когда деревья раздвинулись, и ноги ощутили утоптанную землю дороги, он остановился, поджидая товарищей. Хэст неслышно выскользнул из-за его спины и тут же присев на корточки стал всматриваться в следы на земле.
      — Эх, лошадей бы! — с сожалением сказал он. В ладони он разминал кусочек сухой земли. Песок просыпался вниз между пальцев и его уносил ветерок. — Конники тут вечером прошли.
      — Будут тебе лошади.
      — Откуда?
      — Или я не колдун?
      Колдун остановился и настороженно, словно хотел отыскать засаду, повернулся вокруг себя. Мовсий сделал тоже самое. Слава Кархе кругом было и тихо, и пусто… Купец уставился в навершье посоха, словно хотел разглядеть что-то внутри. По округлой рукояти бежали колдовские знаки. Император сделал охранительный знак.
      — Эйн, цвей дрей, зиг-зибер! — воскликнул определенно довольный колдун. Головой по сторонам он уже не крутил.
      — Нам туда.
      Он указал на кусты.
      — И что там? — спросил Хэст.
      — Там четверка лошадей.
      Не спуская с него глаз, Маввей боком притиснулся сквозь кусты, словно желая побыстрее уличить колдуна во лжи, а может быть наоборот — убедиться в его всемогуществе.
      — Мог бы и обойти, — крикнул ему вслед прогрессор, отлично знавший, что тот там увидит. — Все равно сквозь кусты не проведешь.
      Прошло всего несколько мгновений, и Императорский Шпион вышел из-за кустов с вытаращенными глазами.
      — Великий Карха! Чудо! Настоящее чудо! Четыре коня! Оружие! Еда!
      Прогрессор кивнул.
      Не испорченный цивилизацией туземец радовался лошадям, но главным тут были не они и даже не оружие, которым, как он рассчитывал, и пользоваться-то не придется.
      Главной тут была еда.
 

Дурбанский лес.

Большая Дорога.

      Всадники.
      Цокот копыт толкал их в спину.
      Прогрессор не сказал ни слова о погоне, но все чувствовали, что она отстала. После колдовства с лошадьми туземцы толи почувствовали себя то ли сильнее, то ли защищеннее. От этого чувства и Маввей и Шумон готовы были неспешно трусить по дороге до тех пор, пока не встретится какое-нибудь жилье, Мовсий, однако, все пришпоривал и пришпоривал. Мысль о том, что в Эмиргергере сейчас сидит брайхкамер, жгла Императорскую душу.
      Прогрессор скакал следом за Мовсием, поглядывал время от времени на небо и раздумывал над тем, что должно случиться с ними в течение нескольких ближайших часов. У Мовсия имелись свои планы, у него — свои. Близилось время колдовского коварства.
      Стук копыт изменил свой ритм. Шура оторвал взгляд от плывущего между звезд облака. Мовсий придержал коня и поравнялся с прогрессором.
      — Слушаю тебя, государь…
      — Ты знаешь, где мы сейчас?
      Шура совершенно искренне ответил.
      — Я слишком мало знаю твою страну, чтоб сказать это. Знаю только то, что мы на дороге, ведущей на юг. Так говорят звезды.
      — Ближайший гарнизон в Ирумале, — в полголоса сказал Император и задумался. Совета Мовсий не ждал, предпочитая решать свои проблемы без подсказчиков. Его взгляд улетел в небо. Кроме облаков там еще были звезды и темнота.
      — Это далеко? — осторожно спросил Александр Алексеевич.
      — До полудня доберемся…
      В его голосе звучала уверенность, заставившая прогрессора улыбнуться.
      — Может быть, дадим животным отдохнуть? — предложил он. — Да и сами отдохнем — книжник совсем плох. У нас впереди целая ночь! Поедим…
      Император оглянулся. Оба ночных светила уже уходили за кромку леса. Шумон в остатках света выглядел вурдалаком или оборотнем. Сам Мовсий после действия колдовского зерна чувствовал себя хоть куда, но вот для книжника колдовства оказалось явно не достаточно. Того и гляди свалится.
      Продолжать скачку значило рисковать потерять лошадей или сломать чью-нибудь шею, но если лошадей колдун наколдует снова — что ему стоит-то, то кто его знает, сможет ли он так же ловко срастить сломанную шею?
      Император дернул уздечку, поворачивая коня в сторону от дороги. Сквозь ближние кусты люди добрались до редколесья и свернули в темноту, в которой не было видно ни одной звезды. Из темноты пахнуло свежей сыростью, прелыми листьями. Шумон непроизвольно чмокнул сухими губами.
      — Там вода, — сказал Хэст.
      — Зачем нам вода? Победители пьют вино, — сказал прогрессор. — Или мы не заслужили?
      Из седельной сумки он вытащил флягу, и, приложившись первым, с поклоном передал ее Императору. Фляга прошла по кругу и вернулась к купцу.
      Они спешились и едва успели достать припасы, как на них навалилась сонное оцепенение. Мовсий почувствовал неладное, попытался подняться, но только повалился навзничь. Роса на какое-то мгновение обожгла его холодом, заставив оцепенение отпрянуть. Он увидел, что его товарищи лежат, скованные той же силой. Что бы победить слабость, мгновения оказалось мало. Мовсий только приподнялся и снова упал навзничь. В глазах замелькали искры, поплыли цветные кольца…
      Ему показалось, что сверху, спускается большое облако, и это было последним из того, что он запомнил.
 

Заповедник «Усадьба».

Кабинет Главного Администратора.

      — У Александра Алексеевича все получилось….
      Игорь Григорьевич, осунувшийся и похудевший за последние дни, подошел к карте, ткнул пальцем в самую гущу леса, довольно далеко от «Усадьбы».
      — Сейчас он где-то тут. Как наши гости?
      Сергей подошел и тоже ткнул в карту. Его палец уперся гораздо ближе к желтой линии, обозначавшей границу заповедника.
      — Завтра к вечеру они могут дойти до Стены.
      Шеф удовлетворенно кивнул.
      — К этому времени Александр Алексеевич уже будет на месте в компании Императора и его присных…
      — А они успеют?
      — Успеют, — успокоил Сергея Шеф.
      — На лошадях? — с сомнением протянул Сергей. Скорость лошади он представлял, как и расстояние от указанной Игорем Гпригорьевичем точки до ближайшего участка Стены. Похоже, что придется ему все-таки измысливать какую-нибудь диверсию, чтоб задержать брата Черета на день-другой. Настырный монах шел и шел вперед, без всяких раздумий пуская в ход излучатель. Но ответ его удивил.
      — Почему на лошадях? Аэроциклом… К утру будут на месте.
      Он представил компанию: прогрессора Шуру, Императора, Шумона и Маввея. Единственный, кто не удивился бы предложенному способу передвижения, так это Хэст. Летать туземец не летал, но присутствовал.
      — Мы зашли слишком далеко. Как теперь объяснить Мовсию, что тут происходит? Или Шура уже объяснил?
      — Это все впереди. Пока они спят. А объяснение будет простым….
      Сергей понял, что тот имеет ввиду.
      — Колдовство?
      — Именно. На него мы все спишем. На него и на врагов Императора.
      — Бедный Шумон…
      Игорь Григорьевич вздохнул.
      — Ничего. Из двух зол положено выбирать меньшее. Все-таки он скептик. А когда отношения установятся, найдем ему способ объяснить…
 

Дурбанский лес.

Лагерь Имперской Панцирной пехоты.

      Сверху, с высоты километра, лес опять казался уснувшим. Где-то там, под его листьями скрывались и птицы и звери и даже разбойники, воспитание которых Сергею пришлось отложить до лучших времен.
      Прогрессор Шура освободил Императора, вывел того из дворца, снабдил загодя заготовленными лошадьми и оружием, но это было только пол дела. Нужно было еще доставить Императора до Стены.
      Он добавил скорости. Лес слился в зеленую полосу, позволив Сергею думать о том, что должно случиться в ближайшие несколько часов, и собственной роли в намеченном плане. Он невольно улыбнулся. Ради того, что ему предстояло, можно было б ненадолго отложить даже общение с любезными его сердцу разбойниками Слепого Хамады.
      Конечно, в том, что намечалось, его роль была значительной, почти ключевой, однако, как и полагается, самое сложное досталось специалисту. Сергей почти без зависти вздохнул. Что ж… Александру Алексеевичу тут можно было только позавидовать, но тут все по честному — чья работа того и слава.
      Мартин, что летел в паре метров выше него, тоже прибавил скорость и поравнялся с ним. Лететь на аэроцикле волшебник не захотел — сказал, что отвык. Оно было и к лучшему. Если человек в облаке был для туземцев злым колдуном, от которого неизвестно чего ждать, и с которым можно было бы помериться силами, то летающий человек тут был только один — Фосский отшельник. А это уже солидная репутация. Неприятности, которые он предрекал, не нуждались ни в каких комментариях, и мериться с ним силой желающих уже не находилось.
      Сергей так и не решился расспросить Мартина о том, что тот делал весь этот год, после того, как остался на планете, не захотев терять обретенную тут Силу. Не хотелось смущать давнего товарища. Наверное, чем-то удивительным занимался, раз его именем тут уже пугают людей.
      Край леса приблизился и скользнул назад, открывая лагерь, расположившийся на огромной полояне.
      Он жил своей жизнью. Туземцы, еще не освоившись с тем, что неприятности могут в прямом смысле свалиться на голову, больше смотрел по сторонам, чем в небо поэтому они беспрепятственно залетели внутрь. Между серыми квадратами палаток горело несколько костров — и только.
      Невидимые в темноте, Сергей и Мартин подобрались к самому излучателю и застыли метрах в двадцати над ним.
      — Сколько у нас времени?
      Мартин ответил мгновенно, видно, что и сам думал о том же самом.
      — Считай, его вовсе нет. Пара минут…Не больше. Потом они опомнятся….
      — И ка-а-а-а-а-к прыгнут…
      Отпущенные Мартином две минуты не расстроили егеря. Сергей, когда планировал операцию, отводил на нее не больше восьмидесяти секунд. После этого нападение колдунов превратится в обычную баталию с применением Императорской Панцирной пехотой луков, арбалетов, а возможно даже (вот уж чего бы совсем не хотелось) камнеметов.
      Из тех, кто сейчас сидел внизу, эти беспокоили его больше всего. Поэтому именно с них он и решил начать.
      — Давай!
      Мартин осторожно потянул излучатель вверх и…
      Похоже, что он все же недооценил туземцев. Они ждали нападения и, как могли, приготовились.
      Костры, только что тускло тлевшие полыхнули яркими языками пламени, оттолкнув темноту к краям площадки. С земли поднялись, словно в одну секунду выросли, несколько рядов лучников, но Сергей, хоть и не был готов к такому повороту событий, все-таки опередил их.
      На счастье диверсантов разгоревшиеся костры осветили не небо, а землю и лучники не видели цели.
      Восемь яростно-белых взрывов оконтурили башню с излучателем, ослепив лучников. Враг был в воздухе, но он все еще оставался невидимым. Вместе со стрелами, пущенными наугад, в небо поднималась брань и жалостливый вой.
      Сполохи огня осветили башню от основания до верхушки. Он не стояла на месте, а казалось, шевелилась, качалась, ходила ходуном, словно внизу бушевало землетрясение. Сергей, не веря глазам, свесился вниз.
      — Что это?
      Куча, шевелившаяся под ними, оказалась состоящей из монахов. Они облепили излучатель как муравьи, словно надеялись, что вес их тел припечатает излучатель к земле. Ему показалось, а может быть, это было и на самом деле, что их ноги продолжали приплясывать, болтаясь в воздухе.
      — Что с ними делать? — спросил Мартин. Он просто висел в воздухе и смотрел на кутерьму внизу, словно не имел ко всему этому никакого отношения. Поднимать Братьев по Вере выше он не решался. Падение могло стоить кому-то из них жизни…
      — Монахи — моя работа, — сказал Сергей, доставая разрядник. — Опусти их пониже…
      Башня чуть-чуть спустилась. На земле кто-то радостно заорал — колдуны показали слабину. Еще чуть-чуть и…
      Но этого не произошло. Сергей осторожно, чувствуя себя археологом, метелкой счищающим пыль с чего-то хрупкого и необычайно ценного, провел по башне парализующим разрядом. Руки монахов расцепились, и братия полетела вниз, словно уже ненужный никому чехол.
      — Выше…
      Вопли внизу стихли, только слышался чей-то страдальческий вой. Сергей усмехнулся. Кто-то, там внизу очень хорошо представлял, что именно теряет Имперская панцирная пехота.
      — В сторону!
      Башня невесомо поплыла в сторону.
      — Стоп.
      Боевым лучом Сергей очистил башню от деревянной обрешетки, словно из скорлупы вынул. Через несколько секунд вместо бесформенной деревянной конструкции в воздухе осталась висеть стальная башня похожая на чью-то хищно оскаленную морду. Мартин повернул её перед ним так, что тот сумел рассмотреть ее со всех сторон.
      — Точно. Киберы серии «сержант», — удовлетворенный развитием событий сказал Сергей. — Видишь, Мартин, закон сохранения материи все-таки действует. В одном месте пропало, в другом появилось…
      — Тяжело, — не ответил на шутку Мартин. — Металл. Тяжело держать. Давай кончать с этим….
      Что бы кончить с «этим» пришлось лететь за Стену. Можно было бы разрезать добычу излучателем, но для этого потребовалось бы не меньше недели — все-таки военная техника. Запас прочности у нее был гигантский. Поэтому решено было отнести его в заповедник и оставить до будущих времен.
 

Дурбанский лес.

Окрестности Стены.

      Хэст Маввей Керрольд просыпался долго, словно неловко выплывал из меда. Сон тянул его вниз, путал мысли, но какой-то другой частью своего тела он чувствовал окружавший его холод. Он колол тело, толкая к свету и осмысленной жизни.
      Не открывая глаз, Хэст несколько мгновений прислушивался к тому, что творилось вокруг, потом открыл глаза. Ему хватило одного мгновения, чтоб ощутить опасность. Он пока не видел её, и не понимал, что случилось, но ощущал, что-то все-таки произошло. Нарочито медленно он протер лицо росой, смывая остатки сна, и посмотрел по сторонам.
      Так и есть!
      Не желая поднимать панику, Маввей тихонько толкнул рукой Императора. Тот, не вставая, повернул голову.
      — Лошади, — шепотом сообщил владелец замка Керрольд. — Лошади пропали…
      Император поднялся, завертел головой, желая убедиться, что все сказанное — правда. Он смотрел и молчал.
      — Украли? — не выдержав тишины, спросил Маввей.
      — Не обязательно, — ответил император так же шепотом. — Возможно, Айсайдра превратил их во что-нибудь несъедобное, чтоб ночью их не могли задрать волки.
      Маввей чуть расслабился. Ели Император находит повод для оптимизма, то чем он хуже? Все живы…
      — Хорошо, коли так…
      Он провел взглядом окрест, надеясь найти в подтверждение Императорских слов какие-нибудь валуны, или кучи листьев, но тут до него дошло, что же обеспокоило его в самые первые мгновения этого дня.
      — Место другое, — сказал севшим голосом Маввей. — Как это мы так?
      Конечно, вчера они укладывались в темноте, но и той малости света, что давали звезды, ему хватило, чтоб кое-как рассмотреть полянку. Эта полянка была не похожа на ту, что была на этом месте вчера.
      Получается, что пропали не только лошади, но и полянка куда-то делась… Он повернулся, пересчитал людей. Слава Кархе хоть все люди остались на месте, и вдвое слава за то, что ни одного не прибавилось. Император тряхнул Айсайдру за плечо.
      — Где мы? Где Ирумала?
      Голос его не предвещал купцу ничего хорошего. Бог с ними с лошадьми, но поляна? Поляна-то где? Проснувшийся Шумон еще не понял что к чему, но на всякий случай достал кинжал. Вытянутый из сна колдун тряхнул головой, зевнул и, оглянувшись, сперва спросил:
      — По отношению к чему?
      А окончательно проснувшись сказал.
      — Пока не знаю…
      Голос говорил одно, а глаза врали… Он явно понимал в том, что произошло побольше других.
      — Лошади исчезли! Твоя работа?
      — Если я смог их создать, то наверное с той же легкостью я смогу и заставить их исчезнуть? — попытался успокоить их Шура. — Подумаешь, лошади…
      Император смотрел на него с подозрением и прогрессор перешел в наступление.
      — Говорили вчера, что нужно к войскам?
      Мовсий кивнул.
      — Говорили…
      — Ну, я и расстарался..
      Он поднялся с земли, оглянулся вполне по-хозяйски. Ни отсутствие лошадей, ни другое место его отнюдь не смущало.
      — Мы где-то рядом самым большим скоплением твоих войск. Надо поискать их.
 

Дурбанский лес.

Лагерь Имперской Панцирной пехоты.

      На Имперскую Панцирную пехоту они наткнулись едва вышли за кусты. Колдун знал свое дело и вывел их почти напрямую на лагерь. С огромным удивлением с двухсот шагов Мовсий разглядел за цепочкой караульных палатку Старшего Брата. Войска, которым нужно было быть уже около Гэйля, остановились в дне пути от столицы и чего-то ждали.
      — «Доверился монаху, — в сердцах подумал Мовсий. — а он за угол свернул и встал, как приклеился… Шесть дней в пути. Шесть дней! И куда ушел?»
      Лагерь встретил их мрачными лицами караульных.
      Они салютовали Императору, и в глазах оживала надежда. Они сделал не больше сотни шагов, как шум голосов перешел в приветственный рев — войска Императора любили, чем Мовсий по праву мог гордиться.
      Оборвав завязку полога, он вошел к Старшему Брату, нашел глазами на столе кубок, опрокинул его в себя.
      Черет не успел встать. Повелительный жест Императора перехватил его на полдороге и усадил на место.
      — Все на месте топчешься, — с нескрываемым неудовольствием сказал Император. — По кругу, что ли ходишь? Шесть дней потерял…
      Старший Брат поднялся, собираясь что-то сказать, но Мовсий махнул рукой.
      — Ладно… Может быть оно и к лучшему, что далеко не ушли.
      Взгляд наткнулся на краюху хлеба, и он вспомнил, что ночью они так и не успели поесть. Отломив кусок, он бросил краюху Айсайдре.
      — Пошли четыре сотни в Эмиргергер.
      На душе стало легко, и он засмеялся оттого, что, не смотря ни на что, все неприятности уже были позади. Дружественный колдун стоял рядом, а вокруг — самые лучшие в Империи войска. Куда там против всего этого брайхкамеру…
      — Пока вы тут сидите, там Трульд плетет заговоры… Вчера он попытался меня захватить… Слава Кархе все обошлось.
      Он нахмурил брови и стукнул кулаком по столу.
      — Пусть возьмут живьем и к полудню приведут его сюда.
      Старший Брат услышал все, но понял не больше половины.
      В чем тут заключается весь юмор, понимал только прогрессор. Он с удовольствием наблюдал, как Старший Брат смотрел на Императора, не зная, что сказать, то на Верлена.
      — До Эмиргергера шесть дней пути… — наконец сказал казначей.
      Мовсий засмеялся.
      — Видно, раз ты можешь шутить, то дела у вас не так и плохи….
      Верлен промолчал, и Император, чтоб закончить шутку, сказал:
      — Я был в Эмиргергере сегодня ночью…
      Казначей неуверенно улыбнулся в ответ.
      — Не шути так, государь… Верных шесть дней. Мы шли, нигде не задерживаясь.
      — Ближайший к нам город — это Гэйль, — резко сказал Старший Брат. — И, к сожалению, у нас нет поводов для смеха…
      Мовсий наконец понял, что и тут что-то случилось.
      — Что случилось? — спросил он.
      Старший Брат Черет покосился на его спутников. Кто знает, положено им знать это или нет? Мовсий махнул рукой.
      — Вчера колдуны еще раз явили нам свою силу.
      Лицо его стало мрачным.
      — Они напали?
      Черет кивнул.
      — Злые Железные Рыцари?
      — Нет, слава Кархе!
      — Сколько погибло? — спросил Мовсий. Монах усмехнулся.
      — Ты забыл, с кем имеешь дело?
      Мовсий смотрел на него непонимающе.
      — Все живы….
      Мовсий улыбнулся. Но Старший брат одной фразой стер ее с губ Императора.
      — Они утащили к себе «Гнев Кархи».
      Император откинулся. Матерчатая стена палатки прогнулась и затрещала.
      — В дне пути от столицы!
      Верлен заглянул ему в лицо.
      — Ты что-то путаешь, Мовсий. До Эмиргергера не меньше шести дней пути.
      Словно что-то почувствовав, Мовсий повернулся к товарищам. Они переглядывались растеряно, и только Айсайдра смотрел прямо. Ответ мог быть только один.
      — Ты колдовал?
      Он поклонился, скосил глаза на Шумона.
      — Это не совсем колдовство, государь, но ты же хотел скорее к войскам…
      Мовсий молчал, не зная, что сказать.
      — Кто это? — прервал молчание Старший Брат. — Что за люди с тобой?
      Он смотрел на прогрессора, но обращался к Мовсию.
      — Айсайдра, купец.
      — Твой колдун?
      Мовсий посмотрел на прогрессора. Тот едва заметно, отрицательно покачал головой.
      — Скорее это мой добрый дух… Только вот теперь подумаешь добрый ли…
      Не желая обсуждать, где он находится, Император повернулся к монаху, но купец неожиданно звучно сказал:
      — Добрый, добрый… И не просто добрый, много чего знающий…
      Мовсий увидел, как Айсайдра качает головой. Пришедшая в голову мысль сузила императорские глаза.
      — Тебе это знакомо?
      — Знакомо государь, — поклонился купец. — Манера у них всегда одна…
      — У «них»? — теперь прищурился Старший Брат.
      Когда к нему повернулись все головы, купец объявил:
      — Враг более страшный, чем какой-то там брайхкамер стоит перед нами. Если уйдем отсюда, если мы сделаем хоть один шаг назад, то они тут же сделают шаг вперед…
      — О ком ты говоришь?
      — О своих… Точнее теперь уже о наших врагах. Ты думаешь, что они во Дворце, но, возможно ты ошибаешься… Я думаю, что если ты сделаешь здесь то, к чему тебя готовит Судьба, то неприятности во Дворце прекратятся сами собой…
      Он огляделся.
      Верлен положил руку на рукоять меча.
      — Похоже, что ты знаешь что-то такое, о чем полезно узнать и Императору…Придется тебе рассказать обо всем прямо сейчас…
      Шура пожал плечами. Он и не собирался ничего скрывать. К этому все и шло…
      — Мне нечего скрывать. На благословенных Островах Счастья драконы живут столько же, сколько себя помнят люди. И столько же идет вражда между двумя народами, населяющими острова. Благородно разделившие между собой цветущие долины и золотоносные рудники, морские порты и леса первые властители наших земель не сошлись в одном, что и послужило началом непримиримой вражды.
      — Драконы? — спросил Император. Александр Алексеевич ждал подсказки и кивнул в ответ.
      — Да. Драконы. Правитель нашего народа не хотел уничтожения этих благородных животных, а его сосед — воспылал к ним ненавистью. Теперь уже никто не помнит из-за чего это произошло… В одних рассказах говориться о дочери Правителя, которую похитили драконы в другом — об огромном кладе, что они стерегли…. Скорее всего и то и другое неправда, однако правдой стала вражда соседей…
      Так мы стали врагами.
      Он замолчал ненадолго и совсем тихо добавил.
      — Нет! Мы не воюем между собой дома, но вот уже много сотен лет мы, где только можно, стараемся сберечь драконов, а они — истребить их….
      — А при чем тут мы? — спросил Черет. — При чем тут Империя?
      — «Где только можно…» — ответил за Шуру Шумон. Прогрессор кивнул.
      — Именно. Мы слишком поздно узнали о том, что они готовят уничтожение Императорских драконов.
      — Как их зовут?
      — Кого? — несколько растерялся прогрессор.
      — Ну, врагов твоего Императора.
      — М-м-м-м, — несколько замялся Александр Алексеевич. Об этом он как-то не подумал. То есть подумал, конечно, однако все как-то откладывал на потом, ибо ничего издевательски остроумного в голову не приходило. Пришлось импровизировать на ходу.
      — Мы называем их э-э-э-э-э фашистами или мигунами.
      Он не знал, что будет лучше — «фашисты» или «мигуны». Потом решил оставить оба названия.
      — А точнее мигунами-фашистами. Ими правит Императрица Гингемма.
      Это вообще вылетело на язык непонятно как, но ничего, проскочило. Съели. Император кивнул и прогрессор продолжил.
      — Они окружили болота Стеной и колдовством выгнали оттуда твоих воинов, чтоб никто не мешал делать свое гнусное дело…
      Слово «гнусное» большого смысла не имело, однако Александру Алексеевичу отчего-то захотелось его употребить.
      — А чем ты лучше? — вдруг спросил Старший Брат. — С чего ты решил, что их план гнуснее, чем твой?
      Не выдержав оскорбительного сравнения с мигунами-фашистами, Шура вспылил.
      — Мы не берем чужого, монах. Напротив мы чужое сохраняем. Я честно пришел к Императору и предложил ему сделку, выгодную всем, кроме наших врагов.
      — Ты надеешься победить их?
      — Конечно… Я всегда готов к битве с силами зла….
      — Где твои войска? Кто будет биться с ними?
      Старший Брат явно хотел уличить его в очередной гнусности. Для битвы нужны войска, а как можно было привести в Империю войска без согласия Императора.
      — Я. Я и несколько моих товарищей будем биться с ними. Это будет битва колдунов, а не воинов.
      Старший Брат поднялся. Его лицо было лицом обличителя.
      — Твои соотечественники вступили в сговор с дьяволом Пегой! Он помогает им! Неужели ты надеешься победить его без нашей помощи? Без помощи Братства?
      — Мне фашисты не родня… Да и возможно, что до этого не дойдет… Я имею ввиду Пегу.
      Слов уже было сказано достаточно. Он повернулся к Мовсию.
      — Слово за тобой, государь. Теперь ты знаешь все.
      Мовсий думал не долго.
      — Пробуй! Если получится у тебя — будет у нас договор.
      Шумон отрицательно покачал головой и совершенно неожиданно брат Черет повторил его жест.
      — У него не получится… — твердо сказал Старший Брат. — У него не должно получится, ибо нет в нем Веры..
      Он был абсолютно уверен в том, что говорил, но Мовсий оборвал его.
      — Если у него не получится, то попробуем мы.
      Он повернулся к прогрессору.
      — Но у меня условие. Я хочу видеть битву колдунов.
      Айсайдра поклонился.
      — Разумеется, государь…
 

Дурбанский лес.

Окрестности Стены.

      До Стены было шагов тридцать. Мовсий соскочил с лошади и, не глядя, бросил поводья назад. На землю он соскочил уже сжимая меч.
      — Где? — спросил он у спешившегося рядом Айсайдры.
      — Все рядом, государь…
      Он коротко, словно отдавал команду, крикнул что-то на незнакомом языке, и над кустами взмыло темно-зеленое в разводах полотнище. С мечом в руке Мовсий подошел ближе. За кустами, почти загороженный ими, стоял дом колдуна. Походил он больше всего на шатер или воинскую палатку, только, конечно, скроен был иначе.
      Не дожидаясь вопросов, Айсайдра пошел вперед и распахнул полог.
      — Не могу сказать, что это мой дом, но….
      Он первым перешагнул порог, приглашая гостей.
      Внутри палатка оказалась шире. Вдоль одной из стен, такой же пятнистой и зеленой, как и крыша, в несколько рядов стояли кресла, а сбоку от них — ящики. Старший Брат, покосившись на Императора, начал оплясывать жилище колуна. Мовсий молчал, молчал и купец. За брата Черета было отчего-то немного стыдно. Айсайдра смотрел на него с улыбкой, словно на ребенка.
      — Тут мы в безопасности, — объявил он, когда Старший Брат остановился. — Силы зла теперь за Стеной… Там же и мои товарищи. Осталось только победить их.
      Мовсий вбросил меч в ножны.
      — Почему ты не хочешь, чтоб мои солдаты помогли тебе?
      — А твои солдаты умеют колдовать? — вопросом на вопрос ответил купец.
      — У них хватает иных умений…
      Император не знал как себя тут вести. Все вокруг было незнакомым. Слава Кархе не враждебным, но все одно неприятно было сидеть в чужом доме, непонятно как возникшем прямо на его глазах. То есть понятно как — колдовством. А вот светлое оно или темное… Кто ж его знает? Правда, Старший Брат пока сидел смирно, ничего не говорил, ничего не чувствовал.
      Что у него, что у Старшего Брата одно было на уме. «Стоило ли связываться с колдунами?»
      Только недавно колдуны невидимки шлялись по его дворцу вредя, где можно и попирая Императорскую гордость, но ведь был и Айсайдра. Мовсий покосился на купца устроившегося хоть и в почтительном отдалении, но по-хозяйски. Тот, наверное, прочел по лицу, что было на уме у Императора.
      — Во всем есть немного колдовства. Из маленького зернышка вырастает неохватное дерево, а из искры, упавшей в сухой мох возносится до небес пламя лесного пожара…
      Мовсий кивнул, не ответив.
      — Это не колдовство, а воля Кархи, — ответил Черет.
      — А разве мы все тут не по его воле? — парировал купец. — Наверное, он выбрал самых достойных, для свидетельства торжества его силы…
      В полумраке, к которому уже привыкли глаза, одна из стен засветилась, словно кто-то там развел костер. Мовсий посмотрел на Айсайдру. Тот сидел перед колдовским столиком боком, и не видел того, что видел Император.
      — Свет! — сказал он. Купец повернулся, кивнул с улыбкой, мол не волнуйтесь, все в порядке. Мовсий поймал себя на мысли, что назвал столик колдовским, усмехнулся. Это слово — «колдовской» — можно было смело прицеплять к любой вещи, что лежала или стояла рядом, потому оно и теряло свой страшный смысл. И вообще он уже начинал привыкать к этому. Не смотря на то, что творилось вокруг, у колдуна было спокойно. Колдовство, разлитое в воздухе, которое так отчетливо ощущал Старший Брат, защищало их не хуже силы.
      — Мои товарищи сообщают, что враги собрались силами и…
      Свет впереди стал ослепительным настолько, что все, кто сидел в доме колдуна, загородили глаза руками. Когда Мовсий убрал ладони с лица, то привстал от удивления… Его движении повторили все, кто сидел рядом. Кроме колдуна, разумеется.
      Стена дома, что только что отделяла его от Стены, куда-то подевалось. Вместо него во всю ширину исчезнувшей стены простерлось окно в какой-то иной мир.
      — Болото, — прошептал кто-то. — Драконарий…
 

Заповедник «Усадьба».

Кабинет Главного Админиисиратора.

      — Сигнал!
      Давид подобрался, быстро окинул взглядом комнату. Вся группа Попова сидела перед ним, каждый у своего монитора. Наступило их время. Кузнецов и Никулин приложили свои силы и энергию, чтоб привести Императора в нужное место, а теперь им предстояло взять финальный аккорд. Если все пройдет как нужно, без фальши, то они добьются договора и легализуют себя, если нет… Думать об этом не хотелось.
      Директор наклонился к операторам.
      — Готовы?
      Полуобернувшись, Андрей отдал пионерский салют и отозвался.
      — Всегда готовы, товарищ директор….Вы теперь, главное, не мешайте творческим работникам.
      Сергей тронул Игоря Григорьевича за плечо. Тот отвлекся.
      — Ладно… Я пошел.
      Директор остановил егеря.
      — Зачем? Посмотри… У тебя не меньше сорока минут…. Ребята обещают удивительное зрелище.
      Сергей остановился, но потом махнул рукой.
      — Ничего. Мне еще переодеваться. Да и реквизит подбирать.
      — Ну как хочешь…
      Огромный экран перед товарищем директором делился на четыре части. Три отслеживали театры военных действий, а один — прогрессорскую палатку. На нем видно было напряженное лицо Императора Мовсия.
      Игорь Григорьевич несколько мгновений смотрел на него, а потом скомандовал.
      — Начали.
      Десяток боевых киберов строем, как на учениях, выкатились из-за холма и, приподнявшись на болотом, полетели прямо на камеру.
      Андрей Василевич посмотрел на Императора. Тот вздрогнул. Узнал.
      Киберы неслись, на поворотах выбрасывая грязь из-под гусениц. Зеленоватая жижа неслышно хлюпала, заглушенная свистом гравигенераторов.
      — Панораму сверху, — скомандовал Попов. Он дирижировал своими людьми, заставляя нечто никогда не существовавшее воплотиться в жизнь. Хотя бы в головах нескольких туземцев.
      Камера взлетела вверх.
      Краем глаза Андрей Василевич увидел, как экранный император вцепился в поручни. Старший Брат, сидевший рядом качнулся и оперся на Императорское плечо, но не до них было.
      Навстречу киберам из зарослей выходили боевые марсианские треножники. Из-за полосатой раскраски они напомнили директору худых зебр.
      — Почему черно-белые? — автоматически спросил Игорь Григорьевич. — Почему не раскрасили?
      — Так получилось… Не мешайте — отозвался Андрей. Щупальца на башнях треножников развивалась словно узкие вымпелы. В каждом из трех щупалец торчала черная коробка теплового излучателя. Они поворачивались и болото вспухало паром. Между суставчатых ног шныряли гусеничные танкетки. На концах пушек вспыхнули огоньки и на болоте поднялись фонтаны разрывов.
      — Дима! Зингер!
      — Что?
      — Дым где?
      — Будет дым. Импульс ушел. Дайте шашке разгореться….
      И, правда. Над болотной жижей поднялся дымовой столб. Он был толстым и вертелся, словно внутри сидел джин. От взгляда на это произведение искусства дрожь пробегала по спине.
      — Хорошо… Попрыгунчики…
      Из болта полезли огромные чудовища, похожие на увеличенных в сотни раз кузнечиков. Болото вспучивалось, выпуская опасных тварей, и вновь смыкалось, оставляя трясущуюся поверхность….
      За полчаса перед ним и перед Императором промелькнули, слепленные хоть и на живую нитку, но качественно фрагменты старинных фильмов, куски видеоигр и даже фрагментов спортивных соревнований. Игорю Григорьевичу это понравилось. Императору, судя по всему, тоже. Во всяком случае, впечатление это на него произвело ошеломляющее. Несколько раз он вскакивал, порываясь бежать и присоединиться к сражению, но прогрессор каждый раз усаживал его на место.
      Бег чудовищ сменила панорама танковой атаки, перешедшая в налет воздушных монстров, который успешно отбили древние винтомоторные самолеты, на бреющем полете прочесавшими пулеметами болото….
      Сверху ударили огненные стрелы. Казалось, земля поглотила их, но уже через секунду на этом месте появилось зарево. Киберы разъехались, стараясь подальше отъехать от разраставшегося алого пятна, а оно дрожало, разбрасывая щупальца. Каждый раз, когда оно касалась машины, та взрывалась, выбрасывая их себя фонтан желто-зеленого цвета.
      — Ну что за самодеятельность? — в сердцах спросил Игорь Григорьевич. — Неужели нельзя было ограничится стандартным черным цветом?
      — Так красивее, — ответила Ольга. — Представляете все это на фоне голубого неба?
      Андрей перебил её.
      — У нас еще на пяти минут, а потом — финал… Сергей готов?
      — Надеюсь…
      Фигура дьявола Пеги появилась внезапно. Вокруг него бушевало пламя, возникали и обрушивались восточные, не виданные еще тут дворцы.
      — Все. Финиш…
      Игорь Григорьевич вызвал Сергея.
      — Ты где?
      — Я на месте… Жду…
      Пега начал пятится. Он пятился, он отступал под напором древних механизмов и раскрашенные в разные цвета спортивных воздушных шаров, с которых слетали разноцветные кольца… Его воинство пятилось вместе с ним и вот, наконец, побежало…
 

Дурбанский лес.

Окрестности Стены.

      — Они бегут! Бегут! — не скрывая облегчения заорал Мовсий. Не сдержав бушевавших чувств, он выскочил из колдовского дома в лес и побежал к Стене.
      Там еще громыхало, слышался чей-то нечеловеческий вой, и поднимались клубы дыма.
      Дьяволов пособник выскочил на него из кустов и остановился от неожиданности. Перебравшись через Стену он не ждал, верно, встретить в таком месте верного Кархе и Братству воина.
      Опытному в воинских схватках Императору ясно было, что сил у демона почти не осталось — колдуны с Божьей помощью здорово потрепали их воинство, и не зря они бежали, показав спины Светлому воинству. То, что произошло за Стеной, и чему он сам был свидетелем, не прошло для демонов даром, но все, что там произошло, только приближало конец, но не было самим концом Темных Сил. Враг все еще был силен.
      Дьявол неловко повернулся, встал чуть боком, и Император увидел в его лапах камень — кристалл величиной с кулак взрослого человека. Внутри Мовсия прокатилась холодная волна. Поднялась и опала. Он понял, что именно Карха сподобил его увидеть.
      Это был не просто камень. Наверняка это был Тот Самый Камень. Сразу было видно, что не простой булыжник в руках у твари. Такой блеск не мог родиться в Солнечном мире с его ласковым Солнцем, прозрачной водой и чистым ветром. За острым, словно недобрая отточенная сталь блеском чувствовалась холодная Тьма потустороннего мира.
      Осознав, кто стоит перед ним, Мовсий потащил меч из ножен, и чуть поколебавшись, отбросил и сами ножны. Противник был таков, что вряд ли они ему понадобятся в будущем, ибо будущего у него уже не было.
      Захваченный этими мыслями он совсем забыл, что не один в этом лесу. Не отводя взгляда от Пеги он почувствовал рядом движение. Айсайдра Енох встал рядом, в трех шагах.
      — Ну, что, государь, справимся?
      В руках у колдуна не было ни меча, не секиры. Нож, что он нацепил на пояс так и остался в ножнах. Зато в руках он держал что-то колдовское, чем, без сомнения, надеялся победить злую силу.
      — Стой позади, — приказал Мовсий, чувствуя, что внутри него раскручивается какой-то светлый вихрь. — Мой меч — моя и слава…
      Пега ворочал головой не двигаясь с места.
      — «Что ж, может и повезет, — подумал Император. — Может быть, и выберемся… С колдовством-то…».
      Мысль мелькнула даря надежду, но тут же он вспомнил, что рассказывали Братья: увидавшему Тот Самый Камень нет возврата в мир живых.
      Он понимал, что за это придется заплатить, отдать самое ценное, что у него сейчас было, но он готов был отдать и больше. Что жизнь, если ее ценой он мог еще на 700 лет избавить Солнечный мир от воплощения Зла? Решение наполнило его отвагой. Жизнь, прожитая для Империи, должна была прямо теперь превратиться в смерть ради всего Солнечного Мира. Это ли не лучшая доля для воина и рыцаря? Главное не пропустить Зло здесь и сейчас! Здесь и сейчас!
      — Я твоей славы не ищу — жизни бы наши сберечь… — Громко сказал Айсайдра. — Нелишняя жизнь-то?
      — Ты меня уже раз спас. Теперь моя очередь. Беги. А я сам управлюсь…
      — Дорого же ты платить этой твари собрался…
      — Ничего в этом мире даром, — отозвался Император.
      Штуковина в руках колдуна загудела, набирая силу.
      — Да, за все платим… — посетовал в ответ купец. Он все безостановочно вертел и вертел пальцами около груди.
      Пега, так и не сойдя с места, поднял руку с камнем над головой. Луч солнца ударил в него, превратив кристалл в осколок черного солнца. Верно. Все как говорил Старший Брат. Мовсий глубоко вздохнул, готовясь встретить смерть.
      — …а вот сегодня все в долг, — неожиданно закончил купец. Он что-то сделал со своей колдовской штукой. Прямо из груди колдуна к застывшему около кустов дьяволу Пеге потянулся ярко-алый луч. На мгновение Мовсию показалось, что в груди купца волей Кархи зажглось новое солнце. Божественный свет коснулся Того Самого Камня.
      Дьявол закричал.
      Вряд ли он испытывал боль, но Мовсий почувствовал возникший в нем ужас. Тоскливый ужас метался во Враге, словно слепорожденная мышь. Камень в руке вторил гулом, от которого дрожали ветки деревьев.
      Преодолевая захлестнувший и его ужас Мовсий вздел меч и шагнул навстречу Злу..
      Позади заверещал Старший Брат, но непонятно было чего хотел монах. Был ли это крик страха, отчаяния или злобы? Мовсий не понял — не до того было. Ужас давил на него словно ветер, но Император сделал еще шаг и тут…
      Пега вспыхнул.
      Сияние камня в его руке превратило его в свечу. Не выдержав Божественной правды, Тот Самый Камень взорвался, ослепив и оглушив их.
 

Дурбанский лес.

Стена. Кусты.

      Сергей лежал за кустами и тихонько взвизгивал, гася в себе хохот. Маскарадный костюм лежал рядом, давая лишний повод для смеха.
      То, что туземцы, включая Самого Главного Туземца, переживали, как героическую трагедию он воспринимал как оперетту с кордебалетом. Точнее как театр теней.
      Сравнение с театром теней было объективно ближе к истине, но чувство искрящейся легкости и веселья, что переполняло грудь, больше роднило происшедшее с опереттой.
      Все кончилось!
      Конечно, пришлось потрудиться. В ход пошло все, пригодился даже лунный камень, выигранный на спор у Чена, зато теперь нечистая сила, в каком бы виде её не воспринимали туземцы, была посрамлена. Оставалось только довершить дело и скрепит боевое братство Императорской печатью на пергаменте…
      Но это уже дело Александра Алексеевича.
 

Имперский город Гэйль.

Дворец эркмасса Гьёрга.

      Пергамент лежал между ними, а привешенная на черном шнурке печать золотым блеском своим сулила богатство и удачу. Рядом стоял кувшин и два кубка.
      — А Стена?
      Купец-колдун несколько виновато улыбнулся.
      — К сожалению мы не всесильны… Какое-то время она еще будет стоять. Ты же знаешь, что даже Карха не может сделанное обратить в несделанное, а развеивание чужого колдовства требует времени… Но мы будем стараться. Главное, что драконы теперь в безопасности…
 

Имперский город Гэйль.

Монастырь Братства.

      — А Стена? — спросил Средний Брат Така. — Что будет, когда она развеется? Такие как этот безбожник Шумон обязательно туда полезут…
      Старший Брат вспомнил высокомерную усмешку колдуна.
      — С Шумоном будет просто. Этот у нас полезет совсем в другое место, а что касается остальных… Пусть лезут… Там только таким и место. Если они не хотят спасение в Кархе, пусть подручные Пеги сломают им шеи. Этот купец показался мне опасным человеком.
      — Человеком ли? — вслух подумал брат Така.
 

Имперский город Гэйль

Дом Шумона Гэйльского.

      Расчерченная на квадраты полей земля отвлекала от неба.
      Эта картина что-то задевала в нем, заставляя вглядываться в себя, искать потаенный смысл, но Шумон старался отстраниться от этого. Он откинулся назад, улегся в гамак и прищурился, глядя в небо… Глаза привычно искали там драконов, но, похоже, что после вчерашнего переполоха на болоте еще не пришли в себя… Да и сам он, откровенно говоря, тоже был не в лучшем состоянии. В нем жили какие-то странные чувства.
      То, что вчера он видел собственными глазами, вызвало у него огромные сомнения. Да, конечно это все было очень убедительно — не зря и Мовсий и Старший Брат исполнились после вчерашнего к заморскому купцу почтительного уважения, но эту убедительность нельзя потрогать руками. Она была вроде того дьявола Пеги, что он держал в руках у Парных холмов, и что пропал куда-то вместе со странным Коррулом-у-Нанной.
      — «Ничего, — подумал книжник, — будет время поразмыслить… Старший Брат попритих — и то мне польза. Эх, с купцом бы переговорить»…
      Снизу послышалось лошадиное ржание, потом шум шагов, дверной скрип, голоса. Шумон свесился посмотреть, кто приехал. Последний раз так заходили посланцы старшего Брата Атари.
      Увидев его голову, человек внизу вскинул руку, одновременно приветствуя его и привлекая внимание. Книжник прищурился, узнал сотника одного из Императорских отрядов. — «Вспомнил, — удовлетворенно подумал экс-библиотекарь — Раз зовет, пойду… Лучше уж с ним, чем со Старшим Братом беседовать…»
      — Император зовет тебя, Шумон Гэйльский! Пойдем!
      Он посмотрел на лес, на небо, на поля, расчертившие землю на разноцветные клетки, и что-то сдвинулось в его голове. Несколько мгновений он смотрел на землю, потом перевел взгляд на Императорского вестника.
      — Пойдем, — сказал он, — конечно пойдем… Все пойдут. Простой страж на одну клетку вперед, конь — крючком, а сотник — наискось и боком…
 

Конец

 

14 октября 2003 г.