Очерки альтернативной мировой истории

      Что ж ты дал, подлец? Аль убить хотел?
      Не убьешь меня, я ведь жизнь люблю!"
      Злоба лютая овладела им.
      Со скамьи вскочил...
      В изумлении сел."
      Ай, спасибо вам, старцы добрые
      Чую силу в себе небывалую
      Дайте мне совет, что мне делать
      Как врага сего извести с Руси."
      Опустил глаза богатырь Илья
      Стал ответу он ждать ото странников
      Как почтенный сын от родителей
      Волю их Илья выслушал....
      Оседлал Илья ворона-коня
      Коня русского, богатырского
      Крепко обнял он родну матушку
      Положил в мешок бычий окорок.
      Катю он лобзнул в губы алые
      Подхватил копье, мечик востренький
      Он отбил поклон Карачарову,
      Помахал рукой родной матушке...
      Ветер засвистал, пыль столбом пошла
      А народ кругом закричал "Ура!"
      Шапки вверх взвились, воздух застонал,
      А Илья в тот час на коне скакал.
      Час Илья скакал или два скакал
      Не узнать теперь не изведати.
      Как стегнул коня, так из глаз пропал,
      Только пыль столбом завивается.
      С непривычки-то занемог Илья
      Жжет в груди ему, глаз навыкате,
      Глаз на выкате, в животе грешно
      И вот-вот оттель что-то выпадет...
      Соскочил Илья с ворона-коня
      И в кусты тотчас резво бросился
      Облегчение думал там найти,
      Ну а там уж враг в ряды строился."
      Смерть за Русь приму!" - закричал Илья
      И врагов стал бить с одного плеча.
      Тех кого достал- насмерть порешил,
      Остальных врагов- в бегство обратил.
      Как узрел Илья, что рассеян враг
      Он бочком, бочком сразу и в овраг
      Там сидел, кряхтел, пот утер со лба
      И не думал он что грядет беда.
      У беды у той имя есть свое
      Имя есть. Оно- "Соловей-бандит""
      Соловей-бандит" - негодяй , злодей.
      Много он, подлец, погубил людей.
      Вот уж встал Илья, застегнул портки,
      Кочил думу думати, подпоясался.
      "-Вот уж жизнь пошла- все кругом враги!
      Ну уж надо жить, коли вляпался..."
      Владимир Перемолотов
      Храм Артемиды
      При всех своих отличиях от обычного человека Ирокезов-младший в одном походил на всех представителей рода человеческого - он хотел быть лучше, чем был на самом деле. Не заботясь о своей красоте и интеллекте он пренебрегал уловками человеческого разума, приукрашивавшего тело драгоценностями, а ум- почерпнутыми из книг мудростями.
      Но когда речь заходила о силе и могуществе, Ирокезов-младший прилагал все усилия, чтоб окружающие считали его всемогущим. Более всего он хотел бы походить на какое-нибудь стихийное бедствие. По молодости лет герой пробовал подражать урагану: в раздражении сильно сопел, шумно рыгал, изображая гром, но хотя это и пугало окружающих до содрогания большого удовлетворения не получал. Ему хватало ума понимать, что все этодешевая подделка.
      Однако, однажды судьба забросила его в Новый Свет, где он и понял, что только тут он может найти то, что он безуспешно искал в Евразии. Едва он увидел первого курящего индейца, то понял, что проблема уже решена. Научившись курить, он без всякого напряжения становился родственником любой огнедышащей горе и свойственником землетрясениям и оползням. Так, держа трубку в зубах, с мешком табачной рассады за плечами он появился в Греции.
      Ирокезов-старший, надо сказать, неодобрительно отнесся к увлечению сына.
      - Кушай морковь -говорил он ему- и это сделает тебя мощным, как еще не известное науке животное!
      Но сын не слушал отца и продолжал смолить трубку за трубкой, наводя ужас на окружающих...
      В то замечательное время Ирокезовы избрали своей резиденцией прекрасный Греческий город Эфес. Хотя их присутствие и приносило некоторое беспокойство жителям (это случалось, когда у Ирокезова- старшего начинался запой и он, в пьяном виде, обуреваемый всевозможными пороками, стремился к осквернению храмов),они все же терпимо относились к Ирокезовым. Их присутствие в городе давало полную гарантию от каких-либо неприятностей со стороны неприятелей. Уверенность в этом была настолько велика, что жители города своими руками разрушили городские стены и построили из этого материала храм Артемиды, ставший одним из чудес света. Правда и тут Ирокезов-старший вмешался в дела строительства. Первоначально жители города хотели строить храм Весты, где все жрицы должны были быть сплошь девственницами, но Ирокезов-старший воспротивился:
      - Это все до первого запоя- пояснил он - О вашей же репутации забочусь!
      Храм получился на славу!
      Со всех сторон потекли к нему паломники, желавшие увидеть одно из чудес света- это наверняка и Великих Ирокезовых - это если повезет. Все было бы хорошо, если б не здоровье Ирокезова- младшего. Отец стал замечать, что сын его желтеет, а по ночам его душит сухой кашель.
      -Брось курить- говорил отец сыну- а то пожелтеешь как китайский мандарин, или того хуже- как померанец...
      -А-а-а- беспечно махал рукой сын и выходил во двор, где его ждали приятели.
      Не смотря на тяжелый характер Ирокезова-младшего, среди городской молодежи у него было много приятелей. Называя вещи своими именами должен сказать, что Ирокезов-младший был кумиром золотой молодежи. Трудно сказать чего было больше в чувствах его друзей- искреннего почтения, любви или страха, но герой в этом и не старался разобраться. Главное- ему было весело, а все остальное было не существенно. Любое чувство принималось им как должное.
      Во дворе его ждали сыновья начальника городской стражи, Силькидорха, Кальций и Натрий, знаменитый городской банщик Сарпевул и жрец нового храма Герострат.
      После разговора с отцом настроение у Ирокезова-младшего было пасмурным. Он хмуро оглядел друзей, недружелюбно осведомился:
      - Месяц у нас какой нынче?
      - Месяца пока не видно- сказал младший из Силькидорхов, Кальций.
      - Дурак!
      - Сентябрь! - вспомнил Герострат.
      - А день какой?
      - Пятница.
      - Ладно. Будем мой день рождения отмечать. Эй ты, недомерок -Ирокезов-младший посмотрел на Кальция.- Ну-ка беги за подарками. И сестру не забудь.
      Сарпевул сам, без напоминания, побежал в баню и вернулся, катя перед собой бочку пива.
      - Сколько же тебе сегодня стукнет-то?
      Все еще мрачный, Ирокезов сказал:
      - За такие вопросы я тебе сейчас сам так дам...
      - Охота тебе еще меня бить -схитрил Сарпевул- еще аппетит потеряешь. Ты б пивком развлекся.
      Через полчаса, когда рабы накрыли столы, появился Кальций. Он тащил позолоченные доспехи своего отца.
      -Поздравляем с днем рождения- жалобно сказал он -Желаем счастья в личной жизни.
      - И в личной жизни, значит, то же? - поинтересовался Ирокезов-младший. Он встал с места и несколько раз обошел вокруг Кальция.
      - Ты, метр с кепкой, ты почему сестру не привел? А?
      Кальций побледнел, чувствуя неизбежность расплаты.
      - Отец- забормотал он- Отец, понимаешь ег замуж выдал, как водиться... Ты уж...
      Ирокезов-младший еще походил вокруг Кальция и переспросил для верности.
      - Выдал, значит, сестру-то? Вы-ы-ыдал!
      У-у-у-у предатель!
      Он развел руками, но бить младшего Силькидорха не стал, только плюнул тому на штаны.
      Не веря в такую удачу- за дружбу с Ирокезовым-младшим часто приходилось расплачиваться своими бокамиКальций поднял голову и увидел садящихся за стол гостей.
      Все ели и пили, но чувствовалось, что праздник не задался. Душой любого сборища всегда был Ирокезов-младший, а как раз сегодня он не был расположен к веселью, да и вся эта кутерьма с днем рождения была им затеяна не веселья ради, а чтоб разогнать тоску навеянную папашиными словами.
      После каждой перемены Ирокезов-младший ворчал:
      -Мандарин, померанец....
      И топил темное чувство тоски большими глотками черного Баварского пива.
      Видя сумрачность своего кумира поначалу и гости вели себя сдержанно, однако, изобилие пива и доброго кипрского вина сделало свое дело. Сперва Кальций, а затем и Натрий набравшись вина сверх меры завели песню, восхваляющую воинские доблести юбиляра. Кончиться это могло либо смехом, либо кровью.
      Сарпевул пристально следил за Ирокезовым, рассчитывая при первых же признаках недовольства броситься за Ирокезрвым-старшим. Ведь кто-то должен будет унять избиение и водворить мир под оливами? Сам Сарпевул это сделать не рисковал. Он считал, что его голова чертовски симпатична и самое подходящее место для нег - у него на плечах. Как раз посредине. Однако ничего страшного не произошло, ибо неожиданное не бывает страшным.
      Ирокезов-младший смотрел на братьев сперва неодобрительно, но затем взгляд его смягчился. Их пьяные ужимки напомнили ему семейку орангутангов с Суматры- лет 150 назад они были там с папашей, вместе с экспедицией Сндбада-морехода. Потом он улыбнулся и стал хохотать.
      Сарпевул вздохнул с облегчениемпронесло, но судьба распорядилась иначе. Смех Ирокезова внезапно перешел в кашель. Он кашлял и кашлял. Крупные капли пота выступили у него на лбу, глаза начали вылезать из орбит. Рывком он опрокинул стол. Гости бросились в рассыпную. Разом протрезвевшие братья бросились за папашей. Ирокезов-старший выскочил во двор в нижнем бельебратья подняли его из постели.
      Кашель сгибал сына пополам. Запрокинув его голову назад, отец влил в сына чашу критского и снял приступ.
      Подняв сына на руки он вошел в дом, а через минуту во двор вылетели все курительные принадлежности- три трубки и пол мешка табака. Из дома донесся рев Ирокезова-старшего:
      -Еще одна трубка табаку, и если ты не помрешь от нег сам, я своими рук ми отправлю тебя в преисподнюю...
      Отец шутить не любил. Присутствие на семейной сцене не входило в планы гостей, и они поспешили уйти.
      Герострат, шедший последним, воровато оглядевшись, ухватил узелок с табаком и исчез в темноте.
      Через несколько минут он вошел в храм.
      Герострат был молод, и мысли его были полны тщеславия. Понимая, что никогда ему не сравниться со своим кумиром он надеялся, что станет ближе к нему, если переймет кое-какие его привычки.
      Теперь случай давал ему в руки уникальную возможность. Набив трубку Герострат поджег табак и сделал первую затяжку. Курильщики знают, что такое первая затяжка...
      Приступ кашля свалил Герострата. В глазах поплыли колонны храма, тело судорожно прыгало по коврам, пытаясь унять кашель. В первую же секунду Герострат выпустил трубку из рук и горящие угли покатились на ковер. Когда, наконец, он прокашлялся и открыл глаза, слезящиеся от дыма, зал был охвачен пламенем- горели ковры и стены.
      В страхе от содеянного, Герострат выскочил из него, как раз в руки храмовой стражи.
      - Я хотел славы. Я хотел быть как он..- кричал он деловито вязавшим у руки стражникам, но они не требовали объяснений. Им было не до того. Нужно было спасать храм.
      Так был сожжен храм Артемиды в Эфесе....
      Гибель "Титаника"
      ...Сзади Ирокезова-младшего приятно пригревал работающий двигатель. Тепло и вибрация механизма приятно ласкали спину, а бивший в лицо мокрый ветер дополнял всю гамму ощущений- было сыро, тепло и щекотно.
      -Баня- подумал Ирокезов-младший, хотя баней вокруг и не пахло. Под ним, метрах в тргхстах, лениво перекатывал волны Атлантический океан, размывая берега Старого и Нового света. Вниз, в темноту от толстой железной скобы уходил корабельный канат из манильской пеньки. Уже шесть дней он тащил ледяную гору на юг. Уставал Ирокезов страшно- случалось даже засыпал в воздухе но ношу свою не бросал- ведь его ждали... ....Что потянуло Ирокезова-младшего в Египет он и сам не знал. Так наверное тянет птиц в воздух. Просто захотелось и все тут. Отец его, Ирокезов-старший, в это время четвертый месяц лежал в спячке в Ново-Афонских пещерах под охраной бдительных монахов и Ирокезов младший остался без компаньона.
      Периоды спячку у папаши случались и раньше- раз в 60-80 лет он засыпал примерно на год, а проснувшись, отдохнувший, принимался за прежний нездоровый образ жизни.
      Предоставленный самому себе Ирокезов-младший с месяц маялся вокруг Нового Афона, но надоевший пейзаж нагонял тоску и он отправился в Амстердам- развеяться.
      Пройдя полпути, где-то у северных границ Польши, он повстречал бродячую цирковую труппу. Ребята там были хоть куда, а женщины... Короче Ирокезов-младший присоединился к циркачам и почти три месяца отработал в труппе с номером "Человек-гора".
      Номер был прост и эффектен. В конце представления Ирокезов-младший 8ажал на себя всех желающих и давал пять-шесть кругов вокруг шапито. От желающих прокатиться на Ирокезове не было отбою. Однако прошло почти три месяца и Ирокезов-младший опять заскучал: весь женский состав труппы он перепробовал и внезапно возжаждав вечной любви ушел из цирка сам не зная куда.
      Выступая в цирке он взял себе звучный псевдоним. Публике жаждавшей новизны и необычности его представляли как "Наследника второй великой гробницы Мамелюк-Пашой"
      Немного остынув от цирковой горячки Ирокезов задумался- куда же все-таки пойти. Пришедшее на ум имя он посчитал за божественное откровение.
      -Египет!!!
      Герой покопался в своей памяти, но не вспомнил когда был там в последний раз- слишком много было у него на душе и на совести всякой всячины. Плюнув на Амстердам Ирокезов сориентировавшись по солнцу двинулся на юг.
      Пройдя через Софию, он забрал находившийся в ремонта пороховой двигатель и дальше уже полетел.
      Море Ирокезов перелетел быстро ни разу на упав по дороге. С Египтом Ирокезова-младшего связывало многое - жизнь на раз забрасывала его в эту страну, поэтому, подлетая к побережью, он испытал чувство сходное с обретением утраченной Родины.
      Поднявшись повыше, он осмотрел окрестности Александрии. Город ему не понравился, поэтому он развернулся, направляя свой полет вверх по Нилу. До Каира он добрался часа через полтора не успев дорогой даже соскучится.
      Солнца ужа садилось. Его красноватый свет лежал на песке и на стенах города. 3айдя со стороны солнца Ироказов-младший легко спланировал на верхушку какого-то минарета.
      Отстегнув двигатель, хрустнул затекшими плечами. Потирая спину он потоптался на месте оглядываясь. Взяв механизм за одну из лямок пошел вниз. Во дворе Ирокезов остановился.
      Похоже было что попал он к хорошим людям- кругом били фонтаны, зеленела трава, а между деревьями ходили пестрые птицы.
      Было прохладно и безлюдно. Первое Ирокезову понравилось, а второе огорчило- некого было спросить куда же он попал и скоро ли его накормят. Видя безразличие хозяев к гостю, Ирокезов решил сам привлечь к себе внимание.
      - А кому сбитню горячего? - заорал он страшным голосом, не баз основания рассчитывая на быстрое появление стражи.
      Стража появилась так быстро, словно сидела в засада где-то рядом. Четверо, держа ружья наперевес, взяли его в полукольцо. Ирокезов баз всякого неудовольствия посмотрел на них.
      -А что, матросики, кто в хоромах-то прописан?
      Говорил он по-египетски совершенно свободно, баз акцента, чем и ввел охрану в прискорбное заблуждение.
      Поначалу, по бледности кожи они приняли его за европейца, а с ними связываться было опасно, однако безупречный египетский сделал свое дело. Со своими стража на церемонилась.
      -Да ты никак грабиталь?- весело спросил начальник поглядывая на двигаталь в руках Ирокезова. Он махнул рукой.
      Трое подняли ружья на уровень глаз и прицелились. Ирокезову это очень на понравилось.
      -А вот я тебе глаз-то зажмурю - зловещим голосом пообещал герой начальнику - Сбитню тебе горячего, свинячья собака?
      Последнюю фразу он произнес низким басом, переходящим в инфразвук частотой около шести герц.
      Последовавшие за этим события были ужасны, хотя и не неожиданныстражники схватились за сердца и попадали. Стражники были теперь не опасны, но на всякий случай Ирокезов-младший загнул им ружейные стволы.
      Волоча за собой громыхающий двигатель он прошел по двору настороженный, ожидая от безлюдья и прохлады только подвоха. Скрипнувшее где-то наверху окно заставило его стремительно обернуться. Повернувшись он остолбенел. Рука его разжалась, лямка мягко упала на землю"
      Сверху, из широкого веницианского окна, на него смотрела женщина умопомрачительной, невероятной красоты. Не соображая, что он делает Ирокезов полез вверх по стене.
      -Не стрелять!- крикнула красавица набегавшей страже (к счастью для стражи Ирокезов этого не услышал)
      -Не стрелять! Это Ирокезов!
      Стражники мгновенно изменили направление движения на противоположное. Ирокезовы были известны ничуть не меньше пророка Магомета, а боялись их, наверное, даже больше.
      Перемахнув через подоконник, герой остановился. Потрясенный красотой женщины он не набросился на нег, как это обычно бывало, а преисполненный немого восторга только молча смотрел. Молчание было недолгим.
      - Я рада видеть Вас у себя гостемсказала женщина- Я принцесса Лина. Это имя на тысячу ладов зазвучало в голове Ирокезова. Как звон колокольчика оно пролетело по закоулкам его мозга, отзываясь везде счастливым смехом влюбленного человека.
      - А я...- начал было Ирокезов, но принцесса перебила его.
      - Тебе нет нужды представляться. Я тебя знаю...
      Жизнь Ирокезова была длинна как телеграфный кабель из Нового Света в Старый, но ,вероятно, впервые на всем ег протяжении Ирокезов не только не спал всю ночь, но и сочинял стихи о прекрасной даме. Утром он исполнил песню перед принцесой, аккомпанируя себе на гитаре.
      -Очень мило- сказала принцесса, покраснев от смущения и живых выражений украшавших суровый и нежный стих Ирокезова-младшего -В добавок ко всем своим достоинствам выы ещг и поэт?
      - И даже музыкант.- скромно добавил герой, слегка обиженный тем, что принцесса не заметила столь очевидной вещи.
      С той минуты как Ирокезов-младший увидел Лину жизнь его превратилась в розовый куст источающий запах любви. Он влюбился. Любовь нашла в его сердце благодатную почву и пустила в ней корни, вроде тех, что пускает баобаб в щедрой Африканской землей Дни проносились словно разноцветные мотыльки. Нежность и любовь наполняли дни и ночи Ирокезова-младшего.
      Изливая свою любовь на принцессу он, однако не догадывался об истинном положении вещей ..Любовь делала его слепым а, вешнее проявление Великого Чувства он принимал за действительное движение души, но реальность была другой...
      Безумно проведенная любовниками ночь не помешала солнцу как всегда утром появиться на небе. Принцесса проснулась первой. Теперь каждое ег утро начиналось с одних и тех же мыслей.
      -Что ж,полюбить его что ли? - думала принцесса- Явно не дурак. Выглядит..
      Она еще раз оглядела спящего Ирокезова с головы до ног -Выглядит вроде неплохо для своих лет. К тому же известен. Герой..." Принцесса сама не понимала чего в ег словах больше - иронии или презрения. Что-то ег действительно тянуло к этому огромному мужчине, но что?
      Временами она хотела искренне хотела полюбить его. В такие минуты она заглядывала себе в душу и там ощупью пыталась найти в себе любовь. Принцесса просеивала свою душу как песок между пальцев, но безуспешно.
      -Поиски черной кошки в темной комнате -думала она в эти минуты -тем более неясно есть ли там кошка или нет." Их отношения приближались к тому пределу, когда нужно будет решать, говорить "да" или "нет". Решение страшило ег. Лина не могла сказать "да" потому что была честна и умна- она понимала, что если любви не будет, то это "да" обернется трагедией для обоих. Сказать "нет" она тоже не могла, ведь только лучшее является врагом хорошего, а Ирокезов-младший вообще то был неплохим парнем. Был, правда, еще и третий выход.
      Отложить решение, оставить все как есть и посмотреть, что из этого выйдет...
      ...Ирокезов зашевелился. Принцесса сразу смежила веки. Она ощутила на себе взгляд героя и не открывая глаз протянула к нему руки. Ирокезов-младший полез целоваться. Губы у него были чувственные и мягкие. Вместе с небольшими неухоженными усами они обещали женщинам много интересного.
      - Отложить- подумала принцесса и на душе у нег стало спокойнее.
      - Вот что, дорогой - сказала принцесса.
      Даже в ничего не значащих разговорах она не называла его любимым.
      - Мой покойный отец всю свою жизнь мечтал прокатиться на лыжах, как это принято в холодных северных странах, но по нашим законам шейх не может покинуть своей страны.
      Правда, глупый предрассудок?
      Ирокезов кивнул.
      -А я кажется, унаследовала от отца не только власть, но и его слабости. Любовь обостряет ум. Этого небольшого намека было достаточно. Как и всякий мужчина Ирокезов-младший заблуждался на счет женщин. Он думал, что они всегда нуждаются в опеке и покровительстве. Любую просьбу слетавшую с любимых губ он воспринимал или как глупость или как приказ.
      -И только-то, радость моя? - обрадовался Ирокезов. Эту просьбу он посчитал пустяком.
      - Это пустяк, мелочь... Вот если б тебе захотелось прокатиться с Везувия.
      ...За полтора часа Ирокезов-младший собрался и попрощавшись с принцессой вылетел на север.
      Двое суток спустя он заарканил подходящий айсберг и потянул его вниз, к экватору. Первое время ему приходилось часто маневрировать среди ледяных гор, но в скором времени он оставил их позади и по свободной воде погнал в Египет, наверстывая упущенное время. На шестую ночь ветер утих, но поднявшийся туман не позволял ничего увидеть. Вытравив канат Ирокезов поднялся повыше. Выбравшись из тумана, он огляделся по сторонам.
      Единственной реальностью в этом суровом мире был только он, да канат, уходящий в туман.
      Форсировав двигатель Ирокезов-младший завернулся в шубу и задремал. Очнулся он от толчка. Подобное ощущение он уже испытал однажды, когда столкнулся в потемках со шпилем Рейнского собора.
      Он посмотрел вниз, но в тумане взгляд его вяз как звук в пустоте Ирокезов увеличил подачу топлива в двигатель. Внизу послышался скрежет - Опять айсберг - подумал Ирокезов.
      Чуть отвернув в сторону, он несколько раз дернул ледяную гору. Не потеряв инерции, она двинулась за ним.
      Ирокезов тащил ледяную громадину и не видел, как внизу под плотной пеленой тумана, словно саваном укрывшем море тонул "Титаник".
      Мария Целеста
      Шхуна "Глейн", корабль флота ег Величества, пересекала Тихий океан, направляясь из Глазго в Иокогаму. Доверху забитый товарами корабль умудрялся все-таки делать шесть узлов - помогал ветер, упорно дувший в корму. Уже неделю он ровным, мощным дыханием относил корабль все южнее и южнее, к проливу Дрейка.
      Капитан, опытный моряк, проплававший уже лет двадцать, не видя необходимости в своем присутствии на мостике, поручил команду первому помощнику и спустился в каюту. В теплом уюте он расположился с кружкой грога, но приложиться к нему не успел - в дверях появился вестовой:
      - Корабль слева по борту, сзр!
      С сожалением посмотрев на грог капитан вышел. На мостике первый помощник доложил:
      - Американец, сэр.
      Капитан усмехнулся - янки... Выскочек из Нового Света он не любил, считая их всех молодыми нахалами, однако, чувства чувствами, а морские законы всегда останутся морскими законами. По фалам потянулись вверх флажки морского телеграфа. Шхуна приветствовала встречный корабль, но американец молчал. С парусами то раздуваемыми ветром, то безвольно полоскавшимися на реях, он топтался на месте, разворачиваясь к ветру то одним, то другим бортом.
      - Сопляк - проворчал капитан -Молокосос.
      Речная крыса.
      Капитан был доволен, что капитан встречного корабля не улучшил его мнения об американских моряках.
      "Глейн" слегка изменила курс, сближаясь с кораблем. Первый помощник, вооружившись подзорной трубой, исследовал корабль, заинтересовавший его полным пренебрежением к морским законам. Вскоре он прочел название:
      - Перед нами "Мария Целеста", сэр.
      На корабле не было видно никакого движения. Даже в отличную подзорную трубу помощника капитана не удалось найти ни одного из членов команды. Корабль был необитаем как зачумленная деревня.
      Суда сближались. Повинуясь капризам ветра "Мария Целеста" повернулась кругом, показывая себя целиком. У рулевого колеса никого не было. "Глейн" легла в дрейф и спустила шлюпку. Первый помощник и десяток матросов подошли к борту корабля.
      Они обследовали корабль от трюма до марсовой площадки, но ничего не нашли. На камбузе весело полыхал огонь. Ветер разносил по кораблю запах кипящего кофе. В котлах, на медленном огне, томилась пшенная каша. Слабый луч света на происшедшее проливало только отсутствие на талях одного баркаса. Было ясно, что люди исчезли совсем недавно, но совершенно не ясно было, куда они исчезли.... Помощник крикнул в мегафон:
      - Господин капитан, на судне никого нет.
      На "Глейн" это известие встретили суеверным молчанием. Только второй помощник, образованный человек шепотом пробормотал за спиной капитана:
      - Пришельцы....
      Капитан усмехнулся наивности молодежи и так же шепотом, боясь накликать несчастье, сказал:
      - Ирокезовы...
      Последние двести лет, перед началом освободительной войны американских колоний, Ирокезовы прожили в Европе, ничем особенно не занимаясь. Время для бессмертных не существует. Не считая его Ирокезовы бродили по странам, занимаясь чем придется -строили каналы, плотины, дороги, и, конечно, воевали. В карманах своего кафтана Ирокезов-младший теперь таскал пригоршню медалей, полученных в бесчисленном множестве войн.
      Изредка они с папашей предпринимали длительные пешие переходы, заводившие их даже в Китай, но недолго походив по Поднебесной они возвращались обратно - назад манил лучший из городов мира- Амстердам. Город с самыми лучшими на свете банями.
      Так бы и продолжалось Бог знает столько времени, но однажды, бродя по дорогам Франции, как раз не далеко от Парижа, они узнали об отправлении в Новый Свет французского экспедиционного корпуса. Прочитав объявление, Ирокезов-старший сказал сыну:
      - Постреляем. К тому же бананы, апельсины, винная порция....
      - Туземные женщины- помолчав добавил Ирокезов младший.
      - Невинные жертвы -плотоядно захохотал отец -Ну что сынок, решено?
      Отец с сыном ударили по рукам и заспешили на вербовочный пункт. Через две недели их погрузили в Марселе на корабль, а еще через шесть недель выгрузили во Флориде.
      Земной рай предстал перед глазами Ирокезовых. Все было так, как предполагал отец - были и бананы и апельсины. Винную порцию выдавали ямайским ромом.
      Так продолжалось несколько дней, пока отряд шел по плодородной части полуострова. Несмотря на дисциплину и военные строгости Ирокезовы были все же довольны- перемена климата пошла им на пользу. Еды хватало, противник был под руками и дрался отчаянно, а ничего другого Ирокезовым и нужно не было. Однако, когда отряд двинулся в глубину Флоридских болот, а вместо соленых солдатских шуток, до которых Ирокезов-старший был большой охотник, над колонной повисли тучи москитов вперемежку с холодным малярийным туманом Ирокезовы закручинились.
      - Издохнешь тут - ворчал Ирокезов младший - Издохнем ни за грош, в бесславье и судорогах.
      - Завели в болото - вторил ему отец - За пиявок, что ль воюем?
      Недовольство Ирокезовых росло, временами перехлестывая через край. В один из таких дней Ирокезов-старший избил главнокомандующего экспедиционным корпусом, выбив ему четыре зуба и вывихнув руку. Через полчаса палатка Ирокезовых была расстреляна из орудий, выведенных на прямую наводку, однако последующее разбирательство остатков палатки показало, что боеприпасы были потрачены впустую. Ни следов крови, ни самих Ирокезовых в палатке не обнаружили. Проклиная грабительскую войну, Ирокезовы через болото уходили прочь от лагеря. Боевой азарт Ирокезова еще не угас и поэтому иногда он, ловкий как обезьяна, взбирался на дерево и кричал, повернувшись лицом к оставленному лагерю:
      - А видал я вас всех в гробу, пижоны, кровь дворянская...
      Его голос все более ослабляемый расстоянием в течение двух дней пугал ночные караулы Французской армии. Через три дня болото кончилось. Почувствовав под ногами твердую почву, Ирокезовы воспрянули духом. За вынужденный трехдневный пост они вознаградили себя разгромив провиантный обоз. Часть конвоя, благоразумно сдавшаяся в плен Ирокизовым и, благодаря этому, оставленная ими в живых, две недели пьянствовали с героями, проедая и пропивая запасы своих голодающих товарищей. На исходе третьей недели остатки конвоя, понурые, но движущиеся сомкнутым строем, вернулись в стоящий посреди болот лагерь. Сивый от перепоя капрал с дергающимся лицом доложил главнокомандующему о постигшем их несчастье. Оканчивая рассказ, добавил:
      - А ещг они просили передать, что в гробу Вас видали.
      С главнокомандующим после этих слов случился нервный припадок, перешедший в тропическую лихорадку, осложненную ревматизмом. Через четыре дня его не стало.
      Ирокезовы, отпустив конвой, ещг два дня перебивались у разгромленного обоза с рома на солонину, правя символические поминки по главнокомандующему, а потом бодро двинулись на север, в глубь континента. Ирокезовы шли напролом никого не опасаясь и не перед чем не останавливаясь. Первое время местные жители пытались бороться с Ирокезовыми военной силой, но после трех-четырех сокрушительных поражений предпочти откупаться от них.
      Поняв, что авторитет их стоит крепко, Ирокезов-старший пригрозил суровыми карами любому непокорному племени и объявил четыргхлетние перемирие. С этой минуты их переход превратился в увеселительную прогулку.
      В конце каждого перехода их ожидал хороший стол отличная хижина, а в хижине лучшие девушки селения.
      Переходы не обременяли путешественников и были не длиннее десяти морских миль, поэтому Ирокезовы уделяли достаточное внимание невинным радостям бытия. Даже сейчас можно проследить их путь. Цепочкой, уходящей на север, протянулись индейские селения, где не редкость встреча со светлокожими и голубоглазыми гигантами, похожими лицом на своих прародителей.
      Восемь месяцев бродили Ирокезовы по Североамериканскому континенту, водворяя порядок и спокойствие.
      Их праздник мог бы продолжаться ещг очень долго, но однажды, во время ночевки где-то около Ниагарского водопада Ирокезов-младший сказал: