— Что ты, что ты, благородный Иркон. — с едва заметной издевкой голос отказался от своих слов. — Как я могу сметь говорить от имени Богов? У них своя воля, свой нрав… Просто я знаю их привычки…
      — Я их не знаю, — отозвался Император — И знать не хочу… Я думаю, что ты врешь, дух… Ты не друг Айсайдры, а один из его врагов!
      Мовсий вертел головой, стараясь определить откуда идет звук.
      — Ты можешь не верить мне, но сила моих Богов даст тебе знамения, и ты узнаешь их…
      Старший Брат Черет извернулся и вырвался-таки из рук хранителя печати.
      — У нас есть свой Бог, — выкрикнул он. Точно так же, как и Император, монах вертел головой. Ему хотелось бросить эти гордые слова в лицо неведомому врагу, но лица не было. Ничего не было. Голос не стал с ним спорить, так же как не стал спорить с Императором.
      — Ты взял деньги, и, значит в глазах наших Богов, согласился на сделку…
      — Император выше закона! — возразил Старший Брат. Голос наконец-то услышал его.
      — Но он не выше Божественной справедливости…
      Он вздохнул, словно сожалел о происходящем.
      — Подумай, государь. Время справедливых решений еще не прошло! Согласись…
      Звук оборвался, словно дух исчез. Это было последнее слово, но, вместо того чтоб стихнуть и умереть в тишине каменных стен, оно вдруг стало повторяться, повторяться, словно они очутились в ущелье и эхо, заблудившись меж горных склонов, все возвращалось и возвращалось… Они стояли на месте, пока звук чужого голоса не превратился в пытку. Он уже упал до шепота, но все же настойчиво лез в уши. В нем слышался, и шипение подползающих змей, и шорох лапок подкрадывающихся пестрых пауков и все же в нем ощущалась сила, способная стереть человека в порошок и развеять его по всей земле. Императору стало жутко. Теперь Мовсий представлял, что испытали те двое прошлой ночью.
      И сейчас-то, при свете солнца было жутко слышать монотонное наставление чужедальнего колдуна, а уж тогда… Император повернулся к Иркону.
      — Этих двоих отметь. Производством или деньгами. Все равно…
      Сказал и забыл. Старший Брат Черет, похожий на кота пошел вдоль стены. Разгадка находилась где-то тут. Он быстро прошелся от стены до стены, потом вернулся. Мовсий ничего не спросил, только посмотрел.
      — У всего на свете есть начало и исток. Если есть голос, то где-то есть и рот и язык, которые ответят за слова, которые произносили. Они где-то здесь, — сказал Старший Брат.
      — Меч, ударяя о меч, тоже рождает звук, — возразил Мовсий. — И что с того?
      — Звук, но не голос, — возразил Иркон. Он заткнул одно ухо и стал медленно поворачиваться на одной ноге, ловя шепот. Черет стоял рядом и не слушал голос, а смотрел на него, следя чтоб определить, не коснулась ли Хранителя Печати зараза колдовского безумия.
      — Да и руку с мечом отрубить тоже можно…
      Он прошелся по комнате, неожиданно наклоняясь к полу. Неуверенным жестом хранитель печать вытянул руку перед собой.
      — Они где-то там.
      Словно мотылек влекомый огнем он пошел в пустоту. Вытянутые вперед руки старались что-то нащупать, но кроме пустоты ничего там не было. Монах и Император двинулись следом, готовые к чему угодно. Голос мог идти только из одного места. Это было не возможно, но ничего другого быть просто не могло. Колдуны даже не могли оказаться невидимками — они втроем окружили место.
      На полу, у самой стены, под лавкой лежал камень. Даже не камень, а скорее косточка от какой-то ягоды или горошина…
      Император наклонился, но Иркон перехватил его руку у самого пола.
      — Дай я, — сказал хранитель печати. — Не следует тебе неизвестно чем рук марать…Может быть это вовсе даже кошачья какашка…
      Он только-только коснулся ее пальцами, как понял, что они наши то, что искали. Звук сквозь пальцы стремился пробраться в тело и подчинить его себе. Даже на ладони горошина не лежала спокойно. Она щекотала ее, ерзала в такт терзавшему уши голосу, словно хотела сбежать, скрыться. Люди подумали об одном и том же. Император сказал первым.
      — Эти не побегут… С этими придется драться.
      Незнакомый голос тут же откликнулся.
      — Ну, что смотришь, мордоворот. Соглашайся, тебе говорят. А то я в гневе страшен и непредсказуем… «Чингисхан» моя фамилия…
      Страх не успел добежать до пальцев. Иркон перехватил его и не выпустил горошины из руки.
      — Они здесь… Все…
      Горошина была маленькой, ничтожно маленькой… Хранитель печати удивился, как там может уместиться человек, но Императора такие мысли не одолевали. Он не думал. Он действовал! Горошину подбросили враги, и обращаться с ней следовало соответственно.
      Он молча подхватил ее и бросил ее на подоконник. Прыгнув на залитом светом камне, она покатилась, словно имела свою волю.
      — Сбегут! — крикнул Старший Брат, но Император уже взмахнул мечом. Удар обрушился на подоконник. Каменная крошка брызнула в разные стороны. Пока Иркон протирал глаза, Император ударил еще дважды. Подоконник брызнул мелкой каменной крошкой, но оставив на камне зарубки меч скользнул по колдовской горошиной раз, другой…
      — Колдуны!
      — Ага, — оскорбительно — пренебрежительно сказал голос, — головой попробуй.
      Мовсий остановился. Хотелось рубить и рубить, но он взял себя в руки. Прицелившись, ударил, вкладывая в удар силу и злость. Подоконник раскололся и каменной крошкой обрушился вниз, но горошина, словно живая отпрыгнула в сторону.
      Смех колдунов стал гневом в голове Императора. Он бросил меч и ухватил здоровенный подсвечник. Плоским кругом литого золота он стал давить порождение колдовского коварства. Эти удары обрушили остатки подоконника, и они едва не потеряли горошину в каменных осколках.
      Иркон знал, каков Мовсий в раздражении. Под горячую руку могло достаться не только колдунам, но и тем, кто окажется поблизости, а ближе него к нему никто не стоял. Ведь именно с его подачи купец-колдун попал во дворец.
      Ощущение, что события несутся стремительно, словно телега с косогора, туда, где ее ждало то ли дерево, то ли крепкий валун, становилось все явственнее. Понимая, чем все вот-вот может обернуться, Иркон остановил Императора. У него было другое решение.
      — Остановись, Мовсий! Что не сделали сталь и золото, сделает огонь…
      Сорвав со стены факел, он сунул горошину в пламя. Огонь окутал ее, и голос исчез, но Иркон не успел обрадоваться, как через мгновение возник снова.
      — Государь! Прошу тебя! Не теряй времени! Поверь, что наша сила превосходит твое разумение. У тебя нет возможности причинить нам вред.
      Пламя колыхалось в такт мощному голосу того, кто выдавал себя за друга купца. А Мовсий молчал. На стиснутых челюстях играли желваки. В голосе чародея не было не только страха, но даже насмешки. Только сожаление их скудоумием.
      — Согласись и всем будет хорошо, деньги, драконы… Поверь, что никто, даже Братство…
      — Молчи, Чингисхан!
      Старший Брат молча плясавший охранительную, вдруг вскрикнул, подскочил к Иркону и ударил его по руке, что держала факел. Пламя дернулась из стороны в сторону, горошина не удержалась в нем и вылетела из огня.
      — Бегут! — заорал Иркон, взмахивая руками и бросая факел. — Летят! Лови!
      В воздухе раскатился чужой хохот. Колдуны веселились, уверенные в собственной неуязвимости. Но длилось это всего мгновение. Родившись в огне, оскорбительный хохот закончился в воде. Горошина пролетела по воздуху и упала в кувшин.
      Не иначе как именно в этом и был промысел Кархи!
      Хохот захлебнулся. Старший Брат прыгнул и накрыл кувшин блюдом, чтоб горошина никуда не делась. Вокруг разлетелись куски мяса, корки.
      Император все еще стоял с поднятым мечом, Иркон топтал занявшийся пламенем ковер, а Старший Брат прижимал блюдо к горлышку кувшина. Он стоял натянутый как струна, ожидая чем ответят колдуны, но тишина в Зале Совета лучше всяких объяснений говорила о том, кто вышел победителем из схватки. Император рукавом вытер пот.
      — Где они?
      Старший Брат осторожно сглотнул комок в горле. Его удивление растворилось в радости.
      — В кувшине!
      Осторожно, словно внутри сидела медовая змея или ядовитые пауки он приложил ухо к стенке. За его спиной Император и Иркон напряженно наклонились вперед, пытаясь уловить хотя бы шепот, но ничего не было слышно. Голоса искусителей исчезли, утонули в воде.
      — Ай да Старший Брат! — сказал Иркон. — Правду говорят — «Вера чудеса творит!» Из-под его ног шел дым, но он смотрел не вниз, а на монаха. Старший же Брат смотрел на волшебный кувшин и понимающе улыбался. На стенке хэртским глубоким трехцветным письмом нарисован был фрагмент фресок Карвитанского монастыря Братства изображавших второе воплощении Кархи. Понятно теперь почему они молчат. Воистину велика сила Господня! Никуда они теперь отсюда не денутся!
      — Чудеса творит Карха, для вас, маловеров, — наконец сказал он. Кувшин аккуратно коснулся стола. Не отпуская крышки, монах налил себе в первый попавшийся кубок и выпил.
      — А с ними-то что? Утонули? — спросил Император.
      — Вряд ли…Но никуда они от нас не денутся. Теперь ясно, чего они бояться. Вода наш друг и их враг!
 

Имперский город Эмиргергер.

Дворцовая крыша.

      «Лагерь злоумышленников» Экран подернулся мутью, зарябил, а через мгновение и вовсе стал совсем темным. Секунд десять люди стояли, ожидая перемен к лучшему, но напрасно. Сигнал из кувшина шел, вычислитель не отключал «горошину», но она больше не давала ни звука, ни изображения.
      — Куда это они нас? — наконец спросил Чен.
      — По-моему в кубок с каспедийским, — ответил Сергей, машинально облизнувшись.
      — Употреблял?
      — Приходилось… Я, помню, Хэст угощал нас с Мак Кафли таким…
      Он не прочь был продолжить рассказ и дальше, но прогрессор не дал ему углубиться в воспоминания.
      — Ну и чего мы добились? — перебил его Александр Алексеевич. Сергей, мысленно пребывавший еще рядом с кувшином, непонимающе поднял брови. Хвастаться, конечно, было нечем, но и горевать-то особенного смысла то же не было. Потеря горошины ничего не означала — у прогрессора был еще запас «шмелей», но что-то ответить ему было нужно.
      — Определенности, — сказал егерь, так и не убрав улыбки с губ. — Мы добились самого главного. Теперь мы знаем, что добром он ничего не отдаст. Нам объявлена война!
      Он умолк. Все с интересом смотрели на него. Все-таки война — это… Война!
      — Ну и что дальше?
      Этот вопрос интересовал всех, но задал его Чен.
      — Значит, и действовать будем соответственно.
      — «Соответственно» — это как? — осторожно поинтересовался Никулин. Он слегка откинул голову назад, словно обнаружив в товарище что-то новое, необычное, захотел рассмотреть его во всех деталях. — Применяем тактику «выжженной земли»? Пленных не берем?
      Сергей задумался, потом его радостная улыбка превратилась в неуверенную. Он услышал в словах подвох.
      — А что, нам для чего-то пленные нужны? Зачем?
      — Нам не пленные нужны, а информация, — вмешался в разговор Джо. Повода для веселья он тут никакого не усматривал. — Сергей, однако, прав в одном. Добром он теперь ничего не отдаст.
      Александр Алексеевич покачал головой и сказал с явным сарказмом.
      — Кто бы сомневался.
      Джо кивнул.
      — Значит, будем наблюдать, и ждать момента…
      — Ничего не надо ждать, — перебил его Сергей. Его и дальше надо прессинговать, чтоб не подумал, что колдунов можно победить.
      — Да-а-а-а, — сказал Чен, мечтательно глядя в пустой и темный экран. — У них там сейчас эйфория… Первая победа над колдунами. Каспедийское кувшинами употребляют вовнутрь.
      — Тем горше будет разочарование, — ухмыльнулся Сергей и подмигнул Александру Алексеевичу. — По-моему пора пускать в ход «шмелей».
 

Имперский город Эмиргергер.

Императорский дворец.

Зал Государственного Совета.

      Кувшин с колдунами никуда не исчез, но Мовсий каждый раз бросая взгляд на него, удивлялся, что тот еще стоит на месте. Он не удивился бы, если тот вдруг отрастил крылья или ноги и сбежал, или просто сгинул, растворился в воздухе. Перехватив Императорский взгляд, брат Черет сказал таким тоном, словно очевидную вещь растолковывал новообращенному.
      — Там же изображение Кархи. Никуда они не денутся.
      Мовсий вздохнул.
      — Хотелось бы на это надеяться…
      Снова схлестываться с невидимками Императору не хотелось.
      — А по моему пусть хоть куда пропадут, — влез Иркон. Он уже выпил и закусил. — Без них как-то спокойнее.
      — Эти никуда не денутся, — твердо повторил Старший Брат. — Сила Кархи удержит их внутри, чтоб они там не делали.
      Император опять невольно посмотрел на кувшин.
      У того, что они только что свершили, не было вкуса победы. Был только привкус чуда, но этого не хватало, чтоб душа успокоилась. Чудеса в его жизни встречались редко — победы куда чаще. Так что чудо вполне еще могло обернуться поражением.
      Он никому не рассказал о том, что ему сообщил Эвин. Никто из друзей не знал, что кроме купца-колдуна Айсайдры есть еще вернувшийся из далеких краев Всезнающий и какой-то неизвестный колдун, что приходил к Маввэю.
      — Эти, может, и не денутся… Другие бы не появились.
      — Другие появятся, так мы с ними…
      — Кушаем? — спросил голос. — Приятного аппетита…
      Иркон, не договорив, дернулся, расплескивая вино.
      Голос был знакомым.
      Наглый колдун-невидимка каким-то чудом выбрался из кувшина и вновь объявился где-то рядом. Император вскочил, и это получилось у него более поспешно, чем хотелось.
      — Ничего, ничего… Вы ешьте. Я подожду… Аппетит портить — последнее дело.
      Голос шел откуда-то из окна. Император в упор уставился на монаха, потом перевел взгляд на кувшин. Он ничего не спросил, но колдун оттого и называется колдуном, что все ему и без слов понятно. Его слова сделали ответ монаха лишним.
      — Да мы там и не были… — сказал голос. — Если б ты знал…
      Меч вжикнул над головой Иркона. Тот присел на корточки, откатился вбок, и на четвереньках метнулся за стол. Блестящая полоса разделила комнату наверх и низ. Голос метнулся в сторону. Только что он был перед Мовсием, но через мгновение уже оказался за спиной.
      — Что ж ты сразу драться-то? — удивился голос. — Я к тебе по-хорошему, а ты железом машешь?
      Император не стал слушать. Безнаказанность колдуна рождала непереносимое ощущение слабости. Он не мог сделать то, что хотел. И где? В собственном дворце, где все было ему послушно, где воля его была законом!
      Невидимка все это понимал и не прекращая издеваться, стоял где-то рядом. Его плоть и злой язык был в шаге или в двух от него, но поди, поймай такого! Поди поймай, если его не видно!
      Взмахивая мечом, Император заметался по комнате, стараясь нащупать отточенной сталью чужое тело. Взмах за взмахом лезвие резало воздух, но ни кровь, ни стон не обозначили удачи. Иркон, пристроившись чуть позади, тоже махал длинным кинжалом, но куда с кинжалом после Мовсиева меча…
      Бой с тенью ничем не кончился.
      Голос невидимки раздавался то справа, то слева, то спереди, то сзади… Он издевался над ними — то хохотал, то причитал обидно, то ругался как-то чудно… Слова лезли в уши, хлестали по щекам, будили злость и Император впал в неистовство.
      Поддев плечом стол, он опрокинул его на Старшего Брата, но тот, так и не прекратив охранительной пляски, сумел ловко отпрыгнуть и уцелеть — не присядь монах вовремя быть бы ему на голову короче.
      Хрясь!
      Императорский меч рассек лавку, и ни на мгновение не задержавшись, наискось распорол воздух рядом со Старшим Братом. Брат Черет отпрыгнул и Мовсий, мгновением спустя, оказался в том месте, где он только что лежал. Воздух вокруг заполняли сверкание стали, голоса, запах раздавленных фруктов и разлитого вина. Где-то около стены подальше от мирских дрязг, в обнимку с кувшином приплясывал монах.
      — Стража! — заревел Император, — Стража!!!!
      Вскрикивая, Мовсий и Иркон отогнали невидимку в коридор. Пытаясь обогнать друг друга они разом бросились в дверь, застряли там, сцепившись перевязями, но все же умудрились одновременно протиснуться наружу. Мовсий махнул мечом, посылая товарища к противоположной стене.
      Скрестив оружие, они перегородили путь невидимке на женскую половину. Старший Брат боком пролез к ним, и заплясал за их спинами, божественной силой запирая колдуна между каменных стен. С другой стороны в топоте ног приближалась стража. Завидев Императора с мечом в руке, они остановились, ожидая команды. Стража бестолково вертела головами, отыскивая врагов. Мовсий зло ощерил зубы.
      — Становись поперек! Плотнее!
      Выставив мечи перед собой, стражники встали в десятке шагов от него, образовав живую стену.
      Невидимка, если он был из плоти и крови, мог стоять только между Мовсием и рядом стражников.
      — Вот как славно побегали! — произнес голос рядом с Императором. — Никто не вспотел? А то сквозняки тут у вас…
      Мовсий зарычал и ударил мечом. Он знал, что напрасно, но все же не сдержался.
      — Опять дерешься? — притворно обиделся колдун. — Ну ты бешенный, прямо… Однако, хороший удар! Попал, между прочим…
      Мовсию показалось, что голос раздвоился. Да! Так оно и было! Два голоса, неотличимых друг от друга, один справа, другой слева от него, произнесли.
      — Ну и что дальше? Из одного колдуна ты своим мечом сделал двух. Будет тебе теперь мороки вдвое больше.
      Голоса закружились перед ним и разлетевшись в разные стороны. Император с безумными глазами вертел головой, готовый рвануться вперед, но Иркон удержал его. Орудовать мечом Император умел как никто, только вот в такой тесноте даже умельцу проще всего было зарубить не колдуна-невидимку, а кого-то из своих.
      — Это я пошутил, — сказал колдун, — на самом деле ты вообще по мне не попал.
      Мовсий стоял, стиснув зубы. В голове не было ни одной мысли, кроме желания убить.
      — Ой! А глазки-то какие нехорошие… Может знахаря позвать?
      Голос отошел в сторону. Император ощутил, что именно сейчас, в это мгновение мог бы одним ударом достать колдуна и не выдержал искушения. Меч взлетел, опустился, опять взлетел… Только на колдуна это никак не подействовало. Увернулся, собака.
      — А идея-то хороша… На самом деле в присутствии такого…таких колдунов как я возможно все! Хочешь, чтоб у тебя было два брата Черета?
      Мовсий молчал. Сквозь стиснутые злобой губы прорывалось только хриплое дыхание.
      — Вон как ты славно мечом машешь! Разруби-ка монаха надвое, а я сделаю из каждой половины по монаху! — предложил невидимка.
      Старший Брат хоть и стоял за левым плечом государя, с места не сдвинулся, понимая, что не будет государь колдовских советов слушаться.
      — Ты лжешь, Чингисхан! — взревел он. — Это против воли Кархи!
      — Кто это тут берется объяснять его волю? — спросил колдун сразу тремя голосами. — Слышишь, монах? Вот она воля Кархи!
      Три голоса закружились над головами, словно невидимые колдуны стали выше ростом и их головы теперь упирались в потолок.
      — Думай Император, думай. Соглашайся, пока я добрый. От тебя ничего вообщем-то не требуется — золото взять, да под пергаментом подписаться…
      — Твое золото — обман! — выкрикнул Старший Брат. — Нет добра от демона!
      — От демона, может, и нет. Не встречал, не знаю. А вот от меня будет. Золото будет, камни драгоценные, звери диковинные… Про пингвинов слышал? Нет? А про муравьев?
      Злоба, державшая в напряжении Императора только усиливала его удары. Он выпускал ее с каждым взмахом меча, с каждым движением, от которого от воздуха отлетал добрый кусок, а вот монах… Монаху девать свою злобу было некуда, и он не выдержал. Ощущение бессилия было для него еще более непереносимым, чем для Мовсия, ибо тот и сам понимал, что выше его силы есть небесная сила Кархи, а брат Черет, считавший себя проводником небесной силы, ничего не мог поделать с колдунами, а за его спиной больше никого не было.
      — Нет! Нет!! Нет!!!
      Каждое следующее слово он произносил все громче и громче. Последнее «нет» прозвучало как рев пронзенного железом зверя. Монах отодвинул в сторону опешившего Мовсия, и, приплясывая, двинулся вперед. Колдуны захохотали на три голоса, словно бешенные. Но, видно, устрашенные происходящим, с места не сдвинулись.
      Кто стоял в коридоре — поняли, что со Старшим Братом что-то произошло, затмение какое-то обрушилось на монаха. Он неспеша шел от Императора к стражникам и те, почувствовав, что оставаться на пути Старшего Брата не стоит, расступилась, пропуская его к выходу, но тут же за спиной сомкнулись единым строем.
      — Сходимся! — скомандовал Император, предвкушая печальную судьбу колдунов. Злоба уступила место холодному расчету. Шаг за шагом, с двух сторон, мечи сходились, но не для того, чтоб убить друг друга, а чтоб покарать наглых пришельцев. Когда острия мечей сошлись, разделив пространство между стражниками и Императором надвое, трое колдунов разом гнусно хихикнули откуда-то со стены.
      — Ну, герои, — сказали они. — Нас-то всего трое маленьких, а вас вон сколько… Здоровые все… Не честно все это. Непорядочно с вашей стороны… Злые вы. Уйдем мы от вас!
      И пропали!
 

Имперский город Эмиргергер.

Дворцовая крыша.

«Лагерь злоумышленников».

      Издали, бредущий от дворца монах был похож на пьяницу, никак не решавшегося оторваться от кувшина с любимым вином. Он даже шел, покачиваясь, только что песню не орал. Ноги Старшего Брата брели, словно сами собой, уводя его подальше от дворца, битком набитого колдунами. Сергей довольно улыбнулся. Монах напоминал парусник, попавший в бурю и уже изрядно ей потрепанный.
      — Довел человека, — проворчал Джо.
      — А сдаваться надо было вовремя, — отозвался егерь. — А то повадились, понимаешь, стоять на пути технического прогресса.
      Шатаясь монах уходил все дальше и дальше.
      — Да и кому он нужен? Уйдет за горизонт — никто о нем и не вспомнит!
      В умственном затмении монах едва не налетел на низкое кривое дерево. Ветка хлестнула его по спине так, что он дернулся, выпрямляясь.
      — Лес рубят — щепки летят…Только вот кто-нибудь щепку такую спросил каково ей летать-то?
      Поднося окуляры бинокля к глазам, Сергей отозвался.
      — Жалейте, жалейте… Он бы нас не пожалел… Чуть что первым бы проголосовал, чтоб нас на костер отправить.
      — Тут не жгут, — поправил его Джо, не возражая, впрочем, по существу. — В случае чего нас ждет не костер, а костоломная машина…
      Желая, чтоб последние слово осталось за ним, Сергей проворчал:
      — Ну конечно… Не дикие же люди. Цивилизация… Изобрели дыбу, а в умных книжках запишут, что это прообраз подъемного крана.
      Пока они обсуждали поведение монаха, тот не сворачивая шел к своей цели — двум столбам из серого обтесанного камня, что стояли в окружении розовых кустов. Дойдя, ухватился за длинную веревку, что свешивалась с поперечины. На веревке висела блестящая металлическая пластина. Старший Брат остановился и начал что-то делать с веревкой.
      — Неужели вешаться собрался? — встревожился прогрессор. Он попытался подняться, чтоб лучше видеть происходящее. Быстро посмотрел на Сергея, потом на монаха, потом опять на Сергея. — Послушайте, Сергей, ну нельзя же так…
      — Это било, — объяснил Джо, удерживая прогрессора. — Он хочет дать какой-то сигнал.
      Монах, словно ждал этих слов, размахнулся и невесть откуда взявшейся колотушкой ударил по металлу. Звук, густой и тягучий вылился в воздух и медленно, словно лавовый поток потек, заползая в каждую щель. Он что-то значил для туземцев. Не прошло нескольких мгновений, как во дворе поднялась суета.
      Отовсюду начали выскакивать монахи.
      Било выплескивало в воздух призывный звук, и Братья по Вере бежали к нему, словно мотыльки к огню или, что еще точнее, словно стальные опилки, ощутившие притягательную силу магнита.
      Минут через пять звона вокруг Старшего Брата собралось человек семьдесят. Монахи все были крепкие, рукастые…
      — Неужто опять облава? — удивился Сергей — Что ж он думает, что мы себя затоптать дадим?
      — Нет. Будут сокрушать нас силой веры, — догадался Джо.
      — Веры?
      — Силой духа, если хотите…
      Сергей послал к ним одного из «шмелей». Лицо Старшего Брата заполнило экран, но «шмель» чуть-чуть опоздал, и они не услышали, что сказал братьям Старший Брат Черет. Однако слова, похоже, дошли до самых сокровенных уголков души. Глаза монахов горели так, словно Старший Брат пообещал отдать им дворец на три дня на разграбление.
      У клерикалов явно имелся какой-то план!
      Монахи разделились и, не разбирая дороги, прямо сквозь розовые кусты, по воде мелкого пруда пошли назад, к дворцу. Чтоб понять в чем коварство их намерений у них было минуты три. Может быть, и Император им что-то готовит?
      — А чем там, интересно, Мовсий занимается? — спросил сам у себя Сергей. Два шмеля, оставленные им в коридоре тут же дали картинку. Туземцы не поверили его обещанию уйти, и оттого там все еще продолжалось сражение с невидимками.
      Со стороны это смотрелось смешно.
      Взрослые люди стояли друг напротив друга и со всей серьезностью секли пустоту тяжелым острым железом. Они азартно вскрикивали, стараясь достать невидимых врагов, а сверху на них лился шипящий шепот — «Согласись, согласись, согласись…» Сергей включил микрофон и шепот, терзавший Императора, пропал. Он опусти меч, поняв, что снова никого не победил.
      — А славно мы побегали! — сказал егерь. — Не знаю как вам, а мне понравилось…
      Мовсий тяжело дышал, глядя то на стражника прямо перед собой, то на меч. В глазах его злоба и ожесточение медленно менялось на недоумение. Сергей улыбнулся. Объект дозревал. Видно было, что уже сейчас он не знает что делать.
      — Ну, что, Император, не передумал? По-моему самое время нам помириться.
      «Шмель» сидел высоко, метрах в двух над головой Императора, но тот, так ничему и не научившись за это утро, все же махнул рукой, ориентируясь на ближайший голос.
      — Нет примирения с демонами, — выдохнул он. — А ты, каким бы вертким не был, от гнева Кархи не уйдешь!
      Да-а-а-а-а. Упрямству Императора можно было ставить памятник, и Сергей, чтоб спустить Мовсия на землю, язвительно спросил монарха.
      — А может я сам и есть тот самый «гнев Кархи»? Ты об этом не подумал? Или ты грехов не накопил? Жадность, между прочим, очень большой грех, а ты жадный… Налоги поднимаешь — вон даже Братья на тебя жалуются. Драконами делиться не хочешь.
      Император не ответил. За стеной, вместо только что звучавшего била, воздух сотряс ритмичный грохот сомкнувшихся ладоней. Сергей оторвался от экрана, посмотрел во двор.
      Внизу монахи добрались до стен дворца и, охватив крыло дворца полукольцом, приступили к сложным эволюциям. Каждый монах, вроде бы был сам по себе, но все же не до конца. Каждый из них являлся частью сложного рисунка и ритма. Прихлопывая в ладоши, туземцы сходились и расходились, вертелись вокруг себя и неожиданно в этом вращении застывали на месте. Двое, которым повезло меньше других, проделывали все это в фонтане.
      — Это для нас, — сообщил Джо. — Чтоб нас изгнать…
      — Я уже прямо весь чешусь, — отозвался Чен, передергивая плечами. — «Чеширский кот» моя фамилия…
      — Вот что мы туристам показывать будем! — сказал Сергей, отодвинув подальше микрофон. — Гвоздь программы «Торжество Веры». Финал — «Погоня за колдунами или Император Мовсий Беспощадный»!
      Сергей нашарил под ногами разрядник. Задуманное туземцами действо должно было обрести иное, не предусмотренное Старшим Братом окончание. Никулин следил за ним с тревогой. Егерь перехватил взгляд и виновато улыбнулся:
      — Поскольку я уже назвался Чингисханом, мне придется соответствовать. Не любоваться же этим балетом, в самом-то деле…
      Он невольно посмотрел на плещущихся в фонтане танцоров.
      — Прямо «Лебединое озеро»…
      На экране мелькнуло лицо Императора. Глаза монарха горели уверенностью и упоением собственной силой.
      — Ну и что это? — спросил у него Сергей. — Какой нам, колдунам вред от этих танцев?
      — Сейчас узнаешь! — со злобной радостью выкрикнул Иркон из-за Императорского плеча. — Сейчас поймешь, да поздно будет…
      Они побежали к выходу и «шмель» пустился за ними. Похоже, оба знали, что сейчас случится.
      — Все, что вовремя — никогда не поздно… — пробормотал Сергей, но туземцы его не услышали.
      Он дождался пока Император выбежит из дворца — чем больше зрителей, тем лучше! — и только тогда улегся на краю крыши и направил разрядник на начало монашеской цепочки.
      — Ну, начали! — скомандовал он сам себе. — Демонстрация силы. Дубль первый!
      Под действием парализатора монахи молча валились на землю — один за другим, один за другим, как кегли, как…
      Нет! Больше всего это было похоже не на кегли, а на домино. Не умную игру, а забаву, которую он помнил по детству, ничего с благородной игрой общего не имевшей. В детстве, собрав несколько коробок доминошных костей, он составлял из них узоры так, чтоб одна кость, падая, задевала другую. Напрактиковавшись, он выстраивал из костей цветы, разбегающиеся лестницы, круги и, дождавшись момента, толкал одну из костей…. Первая падала, валя на пол вторую, вторя — третью. С каждым мгновением волна разрушения бежала вперед, вовлекая в себя все новые и новее кости… И при этом достаточно было забежать чуть вперед и поставить на месте бегущей волны свою ладонь, как хаос разрушения прекращался, уступая место порядку и гармонии с окружающим миром. Сейчас все было как в детстве. Люди-доминошки падали, но он мог прекратить все это движением своего пальца…
      Император бросился вперед. Иркон повис у него на плече, не дав совершить глупость. Опомнившись, Мовсий сбросил руку с плеча и стоял, не пытаясь помочь обреченным.
      Монахи приняли свою Судьбу мужественно. Они не знали, что происходит, но ни один не дрогнул, не побежал. Их движения, все такие же четкие, вписывались в общий узор пляски. Люди продолжали выполнять сложные движения, не зная того, что их ожидает через мгновение — сон или смерть.