— А ты говоришь, что ничего не происходит. Дай-ка изображение…
      Купец коснулся пальцем золоченой сетки, что покрывала голову и включил передатчик. Через два спутника-ретранслятора сигнал дошел до Базы и там превратился в картинку.
      — Хорошо. Вижу…
      Не сводя взгляда с начальника стражи, монах сделал шаг назад и спиной наткнулся на скульптуру, изображавшую девушку с цветком в руке. Не помня себя от возбуждения, он подхватил статую, и бросил ее на пол. Стражники не успели помешать. По залу пролетел грохот, покатились куски мрамора.
      Все, кто ждал встречи с Императором, поспешно вскочили, словно и впрямь испугались за скульптуру, и на всякий случай отошли подальше к стенам. Опустив короткие копья, стражи с двух сторон начали обходить безумца.
      Не обращая на них внимания, монах задрал голову вверх, словно собака или волк, монах взвыл:
      — Мовсий! Император! Отец наш! Беда пришла в благословенный край!
      — «Шмеля»! — пискнуло за ухом у купца, он и сам уже полез в карман, поняв, что происходит что-то необычное.
      — Нет «шмелей». Кончились.
      — Тогда «горошину».
      — Не бубни…
      Вынув из кармана руку, купец катнул по полу «горошину» — панорамный телевизионный передатчик. К счастью для него архитектура тут была еще та, и щель между полом и дверью толщиной в палец и щелью-то не считалась. Так что между полом и краем двери оказалось достаточно места, чтобы микропередатчик проскользнул внутрь Императорских покоев.
 

Мульп.

Промежуточная база.

Кабинет Главного Администратора.

      Воздух над столом колыхнулся, словно кондиционер, включившись, погнал по каюте ветер, но Игорь Григорьевич знал, что это не так. Какие сквозняки могли быть на станции?
      Воздух сгустился, и в каюте Игоря Григорьевича возникли новые действующие лица. Точнее, сперва это было мельтешение цветных пятен, круговерть вспышек, но когда «горошина» остановилась и сориентировалась в пространстве, он увидел внутренность большого зала уставленного добротной, тяжелой мебелью. Вслед за изображением появился и звук. Местный язык резанул ухо, но переводчик тут же заглушил его. Не до конца, разумеется, давая слушателю возможность оценить эмоциональную составляющую разговора.
      — …ничего ему другого и не оставалось, только отдать ей деньги. Представляешь? Отдал все, что было, и тогда муж сделал вид, что ничего не заметил!
      За длинным столом, уставленным посудой и блюдами с чем-то съедобным, сидело несколько мужчин. Главный Администратор заповедника никого из них не знал. Несколько секунд он смотрел на них, соображая, что делать, потом скомандовал.
      — Бой!
      Интеллектуальный вычислительный комплекс откликнулся почти мгновенно.
      — Слушаю, товарищ директор!
      — Идентификация. Письменная.
      Картинка чуть дрогнула и над головами пирующих, словно христианские нимбы появились надписи: Мовсий — Император, Иркон — хранитель печати, Верлен-казначей. И все встало на свои места.
 

Имперский город Эмиргергер.

Дворец Императора.

Зал Государственного Совета.

      Верлен звонко расхохотался, Иркон тоже захохотал, жестами приглашая Императора оценить шутку и присоединиться. Мовсий, оторвавшись от кубка, засмеялся вместе с ними.
      — А дальше?
      Иркон не успел продолжить. За дверью что-то упало и звонко покатилось.
      — О! — воскликнул Иркон и засмеялся еще громче.
      — Вообще-то это глупо, — сказал Верлен успокоившись, — он мог бы, если б захотел, найти себе кого-нибудь получше. Неужели при Императорском дворе нет никого поинтереснее? Например, эта…
      Он пощелкал пальцами, посмотрел на Маввея.
      — Ну как ее… Ну мы все ее знаем..
      Император пожал плечами. Казначей сделал недвусмысленный жест и повернулся к Иркону, чтобы тот подсказал забытое им имя легкомысленной красавицы, но тот только рукой махнул:
      — А монах? Монах-то каков?
      — Да… Монах молодец… — Одобрил Верлен. — Слава Кархе, не всякий Брат такой как наш брат Черет. Есть ведь и нормальные среди них, клянусь Тем Самым Камнем!
      — Монах-то молодец, а вот хозяин?
      — Ни чести, ни совести… — брезгливо тряхнул волосами Иркон. — Настоящее падение нравов! Неужели в Империи не осталось ничего по настоящему благородного? Так поступить с собственной женой…Дикий человек!
      При этих словах улыбка тут же ушла с лица Мовсия. Он жестом остановил собиравшегося и дальше морализаторствовать казначея.
      — Кстати о диких людях… Чем закончилась история с нападением на драконарий?
      Иркон вздохнул. Память Императора иногда преподносила сюрпризы. Казалось бы, все уже прочно забыто, утонуло в болотной грязи, ни следа, ни запаха не осталось, а вот пожалуйста…
      — Стыдно сказать… Почти ничем.
      Мовсий даже не нахмурился, посчитав слова проявлением скромности Хранителя Печати.
      — Ну, а все-таки…
      — Все как всегда, — развел руками Иркон. Он посмотрел на Верлена, ища поддержки, но тот уткнулся взглядом в блюдо и шевелил губами, словно молитву читал. Догадывался, наверное, чем все кончиться может… Додумать мысль до конца Мовсий не дал.
      — Не нашли?
      Иркон вновь распахнул руки, открывая сердце.
      — Сколько их, по-твоему?
      — Человек двести… Вряд ли больше…
      Мовсий привстал.
      — Ты серьезно? Двести грязных дикарей мешают Императорской торговле? И мы ничего не можем поделать с ними?
      Под взглядом Мовсия Иркон поерзал на скамье и горячась спросил.
      — А что с ними сделаешь? Мы даже не знаем где их самая большая деревня, где их вожди, где их могилы… В грязи живут, в ней же и умирают. Поубивать мы их не можем, а добром они с болот не уйдут. Они живут там с сотворения мира.
      В голосе Хранителя Печати прорезалась не свойственная ему ворчливость.
      — Это их Родина. Родные могилы, жертвенные деревья. Знакомые болотники. Вонь, любимая с детства… Сам ведь знаешь, что в таких случаях говорят.
      — Могил там скоро прибавится.. — пообещал Император. Челюсть его выдвинулась вперед — Мало ли, что Родина. Большая ошибка путать Родину и Имперский драконарий.
      Он перевел взгляд с Иркона на все еще шепчущего что-то Верлена, словно примеривался, кому из них явить свое благоволение. У Иркона в груди похолодело. Вдруг прямо сейчас поручит то, с чем он не справился казначею… Вот позору будет… Но Император вернул взгляд на него.
      — Ты сделаешь все необходимое, чтоб я о них больше не вспоминал!
      Иркон понял, что самое страшное миновало.
      — Вспомнил! — хлопнул себя по лбу стоящий с отсутствующим видом Верлен. — Адга Кошо ее зовут! Ветреница, каких раньше не было! Парвалий рассказывал, что она между второй и третьей юбкой держит изображение…
      За дверями грохнуло, и Император повернулся к двери.
      — Да что там такое?
      Иркон сделал несколько шагов туда же, но створки сам собой распахнулись, и в проеме показалась голова в оранжевом шлеме.
      — Государь! — промямлила голова, глядя мимо Хранителя Печати. — Там к тебе лезет Старший Брат Черет.
      — Вот только монаха нам тут и не хватает…
      Он повернулся к друзьям.
      — Вот кто мне объяснит… Почему раз только разговор о женщинах, так тут же монах лезет? Нет бы влезть, когда о болоте говорили…
      — Это за наши грехи, — сказал Иркон.
      — Мало грешим, — серьезно добавил Верлен. — Больше надо.
      Оба, переглянувшись, довольно заржали.
      Как ни приятно было видеть легкомыслие друзей, а Пега не дремлет, ждет наших ошибок, чтоб зацепиться ядовитым когтем. Мовсий сделал охранительный знак, повернулся к двери. Голова все еще торчала между створок. Он пальцем поманил начальника стражи к себе.
      — Что ему нужно?
      Оранжевогребневый, подчиняясь жесту Императора, вошел, но от двери далеко отходить не стал.
      — Он сказал — «Дело Империи».
      Мовсий откровенно поскучнел лицом. Дела не отпускали даже тут, за столом, среди друзей. Вопли за дверью стали слышнее. Воин оглянулся.
      — Мы держим его, но он, похоже, не в себе. Рвется к тебе, как жеребец к кобыле.
      — Ого! Монах, одержимый бесами? — обрадовался Император. Сумасшедший монах мог стать развлечением в череде серьезных государственных дел, уже сделанных и тех, что еще предстояло сделать сегодня. — Эй, Иркон, а помнится, ты говорил, что такого быть не может… Это он там звенел?
      — Он разбил «Девушку с лотосом» и «Воина».
      Мовсий ударил кулаком по столу.
      — Дурак неуклюжий!
      — Я же говорю, государь, что он не в себе.
      Страж качнул головой назад, показывая на дверь. Все кто был в комнате, прислушались. Вопль лился, словно водный поток. Не прекращаясь, а только на мгновение делаясь тише. Это было похоже на чудо.
      — Может и вправду что-то важное? — спросил Мовсий. — Ведь и правда, еще чуть-чуть и заржет!
      Он постучал пальцами по столешнице, словно искал в ней аргументы, способные оправдать появления монаха за этим столом.
      — Может, он покушение раскрыл? — Предположил Верлен — И тщится донести?
      — Покушение? — оживился Иркон. — Давно ничего такого у нас не было…
      Император дернул щекой, поднялся.
      — Лишь бы не Фосский отшельник… Все остальное переживем… Он один?
      Воин кивнул.
      — Мои его держат.
      Он усмехнулся как-то по-хорошему и, деликатно понизив голос, спросил.
      — Может прирезать его, господин? А? Шумит…
      В словах слуги Император уловил и логику, и здравый смысл. Он сдвинул брови. Несколько мгновений жизнь монаха висела на волоске, но Мовсий решил по-своему.
      — Погоди пока… Может быть после. А сейчас зови его…
 

Имперский город Эмиргергер.

Дворец Императора.

Зал Государственного Совета.

      Начальник стражи едва успел выйти, как, чуть не сбив его с ног, в зал ворвался возмутитель спокойствия — Старший Брат Черет. Словно и впрямь одержимый духами он повел выпученными глазами, отыскивая Императора. Найдя, рухнул на колени, распахнув руки как крылья.
      — Беда, государь!
      Император вздрогнул и вытянулся. В голосе монаха угадывалась та одержимость, что дается знанием какой-то страшной правды. Это было настолько ясно, что еще ничего не зная, Мовсий побледнел. За спиной скрежетнули отодвигаемые в сторону лавки, зазвенело серебро, Верлен богохульно выругался. На лице монаха был не Страх, а Черный Ужас.
      — Что?
      — Беда, государь… — повторил монах, глядя в расширяющиеся зрачки Мовсия. — Прости, что ворвался, но небо не должно ждать…
      Мовсий вспомнил своих женщин, что не видел с сегодняшнего утра, с самой благодарственной пляски, и сердце сжалось. Он шагнул к монаху, ухватил за плечо.
      — Что-то с императрицами? Что? Не молчи!
      Брат вскочил с пола и замахал руками.
      — Нет, слава Кархе! Нет! Все гораздо хуже!
      Легче после этих слов Мовсию не стало. Несколько мгновений они смотрели друг на друга. Распираемый ужасным знанием, как надутая лягушка воздухом, монах ничего не говорил, а Император глядя на него, ощущал, как его внезапный страх превращается в гнев. Не желая ждать просветления в мозгах у монаха, Мовсий хлестко ударил того по щеке.
      — Что случилось? С кем? Когда? — резко спросил он. — Говори, быстро!
      Монах покачнулся от удара и, ломая руки, снова рухнул на колени, протягивая руки к окну.
      — Звезды!
      Мовсий, не отпуская монаха, повернул голову. В окне по-прежнему сияло солнце и безмятежно голубело небо.
      — Ты бредишь, монах? Ума лишился?
      Император ощутил брезгливое презрение, какое всегда испытывал, сталкиваясь с калеками и сумасшедшими. Он отпустил монаха и вытер руки об себя. Уже спокойнее сказал:
      — Какие звезды? День на дворе?
      Старший Брат, все еще стоя на коленях произнес, словно не почувствовал ни удара, ни унижения:
      — Я не безумен, но то, что случилось, может перевернуть любую голову. Небо изменилось, государь! Вот уже два дня мы живем под новыми звездами…
      Его никто не перебивал и, давясь собственным страхом, он продолжил:
      — Только что прибыл гонец из Ларской обители. Ты знаешь, что братья там уже пятую сотню лет ждут седьмого воплощения и следят за небом в ожидании знамений.
      Слова кончились и он судорожно сглотнул.
      — Ну и? — спросил из-за императорской спины Верлен. — Опять там кому-то почудилось? Опять кто-то монастырского вина перебрал?
      Он вполне здраво рассудил, что если уж Император спокоен, то и ему не зачем волноваться.
      Старший Брат не стал отвечать ему, а, глядя Императору прямо в глаза, повторил самое главное, что нес только ему.
      — Новые звезды над нами, Мовсий! Новые звезды!
      Император молчал, глядя на него ледяными глазами.
      «Он не понял! — подумал монах. — Он ничего не понял!!» — Новые светила зажглись в нашем небе! Теперь нужно ждать самого страшного! — повторил он.
      — Испугал, — презрительно фыркнул Иркон, — нашел чем…
      Император недоуменно поднял брови. Он еще не представлял, что для него самое страшное, но был уверен, что это «самое страшное» еще не произошло. Если то, о чем говорил монах, и было несчастьем, то ни его самого, ни его близких оно не коснулось.
      — Новые звезды? — переспросил Мовсий. Он произносил эти слова, прикидывая, как должен отнестись к тому, что они означают. В пустых словах для него не было ни страха, ни опасности. Монах кивнул. Император уселся в кресло. За страхом, что был только что написан на монашеском лице, должно было быть что-то еще. Наверняка монах знал больше чем говорил.
      — Говори толком, что за звезды… Это, что знамения? К чему? К войне? К смерти?
      Лицо его оставалось спокойным, и монах понял, что его страх так и остался только его страхом. Император не знал того, что знал Старший Брат. Он не понял главного! В любой момент мог начаться конец мира! Черет вспомнил картинки в книге Откровений: извергающие огонь горы, смерть и тьма, поглощающая все живое, и Пега с Тем Самым Камнем в руках… Страх вновь поднялся в нем волной, и погасил разум.
      — «Три звезды бегут по небу. Путь их быстр и рассекает небо надвое. Свет их — ужас, суть их — смерть…» — прокричал монах. Мовсию показалось, что на губах у него выступила пена. Он отодвинулся, оглянулся на казначея.
      — Что это он?
      — Это из книги Аренты, — поспешил объяснить внимательно наблюдавший за монахом Верлен. Он с интересом выслушал вестника и добавил от себя. — Такое, говорят, уже бывало в древние времена.
      Император раздраженно остановил его.
      — Верно говорят: грамотный слуга — пол слуги. Я спрашиваю, что это значит, а не чей бред он повторяет…
      Что это значит?
      Верлен пожал плечами. Что имел ввиду монах знал только он сам.
      — Сейчас он сам скажет. Только вот с головой соберется.
      Но монах говорить и не собирался. Он раскачивался из стороны в сторону, и в закрытых глазах проносились картины гибнущего мира. Ни Император, ни его товарищи не могли представить себе этого, но страх монаха ощущали. От брата Черета остро несло потом. Мовсий повторил, словно не расслышал.
      — Два дня? Суть их смерть?
      Он спрашивал, а монах, вынырнув из своего ужаса, кивал, ища в Императорских глазах понимание.
      — Кто-то уже умер?
      — Никто.
      Мовсий выругался и вздохнул посвободнее.
      — Что ж ты тогда воду мутишь?
      Старший Брат отпрянул от Императора. Мовсий не понимал его, не понимал! Черет знал, что Император опасается только одного и ужас, наконец, заставил его сказать то, что никак не решалось соскользнуть с языка.
      Он подскочил к Императору и совсем уж неучтиво ткнулся лицом в лицо.
      — А Небесных Колдунов помнишь? Те тоже с неба пришли… С падучей звезды. Может и эти звезды…
      Иркон закусил губу. Зря монах вспомнил о Злых Железных Рыцарях. Совсем, видно голову потерял, раз вспомнил. Все ведь знали, что не любит Мовсий вспоминать об этом.
      Лицо Императора стало жестким. Он вспомнил Небесный замок. То, что произошло тогда накрепко вошло в память. Не смотря на то, что все, в конце концов, обошлось, повторения он не пожелал бы ни себе, ни альригийцам.
      — Ничего земля большая… — уверенно сказал государь, собираясь выразить надежду, что все и в этот раз обойдется.
      — Но мы-то в середине! — взвыл вдруг брат Черет. Страх гулял в нем как вонючий болотный дух под травяной кочкой. — В самой, что ни на есть середочке!
      В отчаянии от толстокожести собеседников он подскочил к столу, и кулаком треснул по блюду с фруктами.
      — Ничего… Не все нам… Карха милостив, — подал голос Иркон успокаивая монаха. Кто знает, чего он еще придумает? В таком волнении он не за блюдо — за кинжал схватиться может… Он нарочито явно потянул воздух ноздрями. — Ты там, случаем, не обделался за разговором, а, брат Черет?
      Он посмотрел на Мовсия, ожидая смеха, но только что улыбавшийся Император теперь стоял, хмуро покусывая губы.
      Злые Железные Рыцари навсегда остались неразгаданной загадкой, занозой в его душе. Пришли неизвестно откуда и сгинули неизвестно куда. А ведь кто-то стоял за всем этим, наверняка стоял. Если не звезды и духи, то люди. Видел же Эвин там этих странных полупрозрачных людей…
      И тех, правда одолели, но чего эта победа стоила… Сколько рыцарей погибло, и сколько золота ушло!..
      Он задумался, вспоминая. А если опять? Если монах прав?
      Мовсий поднялся, и, не давая скверным мыслям появиться на лице.
      — Зачем ты пришел? Пугать нас?
      Старший Брат медленно, словно у него внутри все уже перегорело, поднял голову.
      — Предупредить… Надо ведь что-то делать!
      — Что?
      — Я не знаю…
      Голос его упал до шепота.
      — Братья уже пляшут Большую Охранительную…
      Мовсий усмехнулся. Черет сжал кулаки.
      — Я не знаю, как донести до тебя мой страх. Ты воин и видишь мир другими глазами. Твой взгляд отражается в лезвии меча, но я всей своей шкурой, каждым ее клочком, чувствую большую беду для всех нас.
      Он опустил голову и глухо продолжил.
      — Не спрашивай почему. Не знаю… Может быть, Карха отвернулся от нас… Может быть по его велению Пега начнет испытывать нашу веру…
      В отчаянии, что его страх не стал их страхом, он повернулся и пошел к двери. На сердце лежал камень, заставлявший ныть левую половину груди.
      В дверях обернулся.
      Иркон смотрел на него с усмешкой — воин на монаха, только и умеющего что плясать да трепать языком. Мало ли что монах наболтает? Плясать и болтать они мастера, это каждый знает. И этот вот, пришел, наболтал, сбросил свой страх, а что там правда, а что нет — Императору разбираться… Он посмотрел на Мовсия и насторожился. На императорском лице не было ни презрения, ни жалости, ни страха. Забота. Почуял что-то Император, предчувствовал…
      — Что прикажешь, государь? — спросил Иркон, плечом подвигая монаха к двери и закрывая ее за ним. Обгадил все-таки монах совет…
      — Прикажу… — сказал Император. Он молчал не меньше десяти вздохов. — Найти Эвина Лоэра и пришли в кабинет кого-нибудь из мудрецов, посмышленее… Кто у нас сейчас там вместо Шумона?
      Иркон кивнул. Мовсий сделал шаг к двери.
      — Ты уходишь?
      — Как видишь, — озабоченно отозвался Император. Верлен встал, загораживая дорогу. Мовсий остановился.
      — Ну?
      — Чтобы ты не захотел сделать, тебе наверняка понадобятся деньги…
      Император кивнул. Еще бы! Конечно, понадобятся. Быстрее всего любое дело двигалось вперед на золотых колесах.
      — Ты мне их достанешь.
      Иркон кивнул, словно речь шла о вещах само собой разумеющихся.
      — Конечно. Вот я уже и начал их доставать. Потому и прошу тебя — поговори с одним человечком.
      — Что за человек?
      — Да есть тут один полезный купец, — объяснил Верлен.
      — Сейчас? — не то что спросил, а скорее просто подумал вслух Мовсий.
      — Ты тут дикарей вспоминал. Так вот есть возможность двух плиц одной стрелой подбить.
      Слова казначея ему показались настолько нелепым… Небеса, звезды, «суть их смерть», и вдруг — какой-то купец. Тряхнул головой.
      — Нет. Не до того… Ты же слышал.
      Отодвинув друга, шагнул к двери, только что скрывшей за собой монаха. Против всех правил и обыкновений, казначей ухватил Императора за рукав.
      — Я знаю, что прошу многого, но мудрость Императора должна быть выше его предрассудков.
      Император выдернул рукав из цепких казначейских пальцев, шагнул назад. Взял со стола кинжал, которым только что резал мясо. Верлен боком отошел от него, правда, не далеко. Только так чтоб Император рукой не достал.
      — В конце концов, как сказал Старший Брат, новые звезды крутятся уже два дня, — торопливо объяснил он. — И ничего ужасного пока не произошло, а даст Карха и вовсе ничего не случится, а вот деньги…
      Мовсий посмотрел на Иркона.
      — Да врет он все, — сказал тот. — Ты что монаха своего не знаешь? Ему соврать, что мне почесаться… Да даже если и правды там чуть-чуть все равно справимся как-нибудь…
      Сунув кинжал в ножны, Мовсий все же сделал несколько шагов к двери, но каждый следующий шаг был короче и медленнее предыдущего. В дверях он остановился. Иркон смотрел в Императорскую спину, и ему хотелось встать на цыпочки.
      — Найди, по крайней мере, одну причину, почему я должен с ним говорить, — наконец спросил он так и н не обернувшись.
      Верлен вздохнул посвободнее.
      — Одну? Плохо же ты думаешь о своих слугах… Я для тебя найду их сразу две…
      Мовсий повернулся. Не лицом, но щекой.
      — Во-первых, он с Островов Счастья…
      Император не то чтоб не расслышал. Он все же повернулся лицом к казначею, не поверил и переспросил.
      — Чего, чего? Откуда?
      — Ни откуда. Этот тоже врет все! — влез в разговор, дожевывающий свое мясо Иркон. Все, что монах наплел о летающих звездах, на него никак не подействовало. Он по-прежнему болтал ногой, сидя на столе и смотрел на мир сквозь бокал вина. — Это я тебе как Хранитель Печати говорю. Нет никаких Островов Счастья. Эсхан-хе плавал два года назад, искал, искал и не нашел ничего. А я его сам снаряжал. Твоим именем, конечно… Одной солонины сорок бочек, да вина двадцать две…
      Император нетерпеливо притопывая ногой посмотрел на Верлена и кивнул, словно подтверждал сказанное хранителем печати.
      — Возможно, он плавал не там, где следовало бы, потому и не нашел, — возразил Верлен, — а вот этот достойный купец плавал там, где нужно и нашел нас.
      — Это потому что мы есть.. — глубокомысленно сказал Иркон. — А вот такой ветчины у них не было…
      Он обнюхал насиженный на кончик кинжала кусок розовой, со слезой ветчины и со счастливой улыбкой запихнул его в рот. Мгновение спустя он уже тянулся к кувшину с вином, чтоб запить съеденное.
      — А Островов Счастья нет и искать их нечего.
      Верлен повернулся к нему, подождал, пока тот поставит кубок на стол.
      — Ну, раз мы есть, и он нас нашел, то, верно, и они тоже существуют… Это же логика.
      — Логик, — презрительно сказал Иркон. Он отрезал новый кусок, понюхал, поморщился и отложил. Отыскав глазами блюдо с рыбой продолжил:
      — Подумаешь «существует»… Неужели нет у Императора нет логиков получше?
      Император нетерпеливо топнул ногой.
      — Ну, хватит собачиться… Ни дать ни взять академические смотрители. Хорошо. А вторая причина?
      О!!! Вторая причина была куда как убедительнее первой!
      — Он предлагает тебе столько золота, сколько не предложит никто другой.
      Все, что мог сказать, Верлен уже сказал. Тяжесть золота, что стояла за его словами, должна была сделать остальное.
      Искоса он поглядывал на Императора, проверяя, правильно ли они понимают друг друга. На мгновение ему даже показалось, что он читает мысли Мовсия.
      Страх монаха был страхом чужого человека. Император не чувствовал его, но видел в нем предостережение, обращенное из прошлого в будущее. Предостережение и не более того, а золото… Золото всегда оставалось золотом. Брат Черет предрекал неведомую беду, а этот безвестный купец мог дать ему то, что избавило бы его от реальных неприятностей. Издревле ведь известно — золото и лучший лекарь, и лучший воин…
      Мовсий молчал так долго, что Иркон успел налить и выпить, закусить рыбкой и еще налить.
      — Неужели настали времена, когда простой купец становится настолько богат… — сказал, наконец, Мовсий.
      — И настолько безрассуден… — не побоялся перебить его Иркон.
      — …и безрассуден, — подхватил Император, — что предлагает Императору деньги, как простолюдину?
      Верлен не видел в этом ничего плохого, почаще бы так, глядишь и жизнь стала бы интереснее, но на всякий случай сказал.
      — Он не предлагает, а только хочет их предложить. Твое дело осчастливить его, приняв их или нет.
      — Это почти одно и тоже. Наши законники называют это «Преступное намерение», знаешь ли…За это то ли костоломная машина полагается то ли четвертование…
      Иркон покачал головой, но казначей успокоил собутыльника.
      — Возможно, его извинит то, что он предлагает Императору не просто деньги. Он предлагает очень много денег. Он ведь с Островов Счастья, а там сами знаете — золота, что у нас камней и грязи.
      — Много? — наконец проявил заинтересованность Мовсий. — Это сколько же «много»? Это с его точки зрения много, а с моей…
      Иркон вздохнул с облегчением. Слава Кархе, Император и тут остался Императором. Небо небом, а земные заботы требовали своего — деньги в казне штука далеко не лишняя.
      — Он готов смотреть на это дело с твоей точки зрения. Много — это столько, сколько ты пожелаешь.
      Мовсий вернулся к столу и уселся.
      — Если там действительно столько золота, то тогда нам проще выведать дорогу на эти острова, — сказал практичный Иркон. — И уж тогда все будет нашим. Неужели у Императора не осталось ни одного приличного палача, чтобы узнать правду?
      Верлен не стал спорить. Ведь спорить — только время терять.
      — Даже если сделать так, как хочешь ты, то в любом случае купца нужно сперва позвать и расспросить. Может быть, он согласиться говорить и без палача?
      Мовсий скатал из хлеба шарик и начал в задумчивости мять его пальцами.
      — Ты говоришь так, словно тебе обещана доля, — обронил Император, еще не решивший то ли остаться, то ли встать и уйти. Иркон, видя, что Мовсий не уходит, налил ему из кувшина, а сам потянулся к блюду с рыбой.
      — Не только обещана, — спокойно подтвердил Верлен. — Похоже, он порядочный человек и умеет вести дела…
      Он вытащил из кармана горсть драгоценных камней. Камни стукнулись о деревянную крышку солонки и прокатились по столешнице к рукам Императора. Самый маленький из них был величиной с ноготь большого пальца.
      — Что это? — спросил, оторвавшись от кубка Иркон. — Камни?
      Он опустил чашу и теперь с интересом смотрел на стол. Кусок Скарской фиолетовой рыбы, что так хорошо готовили на Императорской кухне, упал назад, на блюдо.
      — Драгоценные камни, — поправил его Верлен. — Драгоценные, милый мой. Да такие крупные, словно он их на конском навозе выращивал…
      — Фу, — поморщился Император. — Выбирай выражения… Не в оранжерее все-таки.
      Обтерев о скатерть жирные руки, Иркон азартно усмехнулся. Подхватив ближайший камень, повернул к свету, посмотрел в него.
      Поговаривали, что его отец прятал в доме колдуна, гораздого делать поддельные драгоценные камни. Так это было или нет, никто уже не знает. Дело, наверное, уже истлело в Судебной Канцелярии. Колдун-то попался, но то ли сбежал, то ли погиб, так и не замарав благодетеля доносом, хотя расследованием занимался сам Старший Брат Элькин, получивший прозвище Каленые Клещи, однако никто теперь не удивлялся, что почтенный Иркон разбирается в камнях не хуже любого ювелира — члена Золотой гильдии.
      — Ого! Настоящие!
      В голосе его в равной пропорции смешались восхищение и разочарование. Если б они оказались фальшивыми, то можно было бы вернуться к спору о существовании Островов Счастья!
      Никто не откликнулся. Мовсий в задумчивости покатал камни по столу. Камни были один к одному — крупные, чистые. Один чуть не с яйцо величиной! Не желая сдаваться, Иркон заметил, обращаясь к Императолру.
      — У тебя есть камешки и побольше. Хотя бы эти… Из Зондарской добычи.
      — Конечно, есть, — быстро согласился Верлен, оборачивая слова Хранителя Печати в свою пользу, — только и эти не будут лишними? Так ведь?
      Император крутил в пальцах огромный рубин, место какому было не на столе, среди костей и корок, а в Императорской короне.
      Оторвавшись от сегодняшних дел, мысли его устремились в другую сторону.
      Если у простого купца есть такие камни… Если у простого купца есть такие камни, то это уже не простой купец, особенно если он рассыпает их по чужим столам пригоршнями. Зловещие Бегущие Звезды как-то незаметно потускнели в блеске рассыпанных по столу драгоценностей.
      — Простой купец? — переспросил он.
      — Если бы это был простой купец, то и ноги его тут не было бы…
      Казначей знал толк в людях и думал так же как и Император.
      — Чем торгует?
      — Лучше спроси что покупает!
      — Что покупает? — послушно переспросил Император.
      Верлен простучал пальцами по столу, но так и не сказал что же именно хочет купить пришлый богатей.
      — Что он хочет? — поинтересовался Верлен. — Что молчишь?
      Иркон вздохну и внятно, так чтоб все его тут услышали и не ковырялись потом в ушах, желая достать оттуда истину, сказал.
      — Он просит продать ему Замские болота.
      Мовсий, словно не расслышал что-то, наклонил голову.
      — Не все, конечно, — поправился казначей. — Только ту часть, где питомник.
      Император встал. Иркон по глазам прочитал, что хочет Мовсий сделать с нахалом. Предложение было из ряда вон, но посмотрев на камни, Император сел, так ничего и не сказав. Верлен, словно не заметив игры чувств, сказал.
      — Я объяснил, что ему, как чужестранцу, простительно не понимать, что значат для Империи Замские болота и драконы, что там обитают. Но если б такая мысль пришла в голову кому-нибудь из наших купцов, то… Оказалось, что он отлично все понимает и предлагает не продавать их, а отдать в аренду. Во временное, так сказать, пользование. И он будет платить Императору за пользование болотами по сундуку камней и золотых украшений каждый год.