Глава 11

Капитан Татум с трудом пробрался на своей машине через лабиринт полицейских автомобилей и остановился на самой границе театра военных действий.

Именно театра военных действий — другими словами нельзя было назвать то, что представлял собой этот квартал: посреди улицы медленно догорал развороченный остов автофургона. Фасад дома, словно оспинами, был густо усеян пулевыми отметинами, а от окон осталось лишь одно воспоминание. В парке то тут, то там валялись пистолеты с глушителями. Врачи и санитары мрачно копошились среди распростертых в траве тел.

Повсюду, куда ни посмотри, толпились пожарные и полицейские в форме и гражданском платье.

Дежурный офицер увидел капитана и подошел с докладом. Татум узнал Джорджа Гонсалеса, ветерана, у которого за плечами было двадцать лет службы в полиции.

— Здесь, наверно, побывал сам дьявол, — сообщил Гонсалес. — Семь человек убиты, шестеро ранены, из них четверо — тяжело. Ну и дом пострадал, конечно.

Он бросил взгляд на догорающий хлебный фургон.

— Полтонны горелого хлеба — вот, пожалуй, и все. Водителя до сих пор не нашли. Пока все жертвы — люди Люкази. Кто-то как следует ему врезал, капитан.

— Ну а что говорит сам коротышка? — насмешливо спросил Татум.

— Заявил, что будет говорить лишь в присутствии адвоката. К тому же он отказывается выйти из дома... Или даже выглянуть в окно... Хотя тут собралась добрая сотня полицейских...

— Он ранен?

— Нет, но его гордость не позволяет ему смириться с такой пощечиной. Мне кажется, его вот-вот хватит удар.

Татум постарался сдержать улыбку и сказал дежурному офицеру:

— Предупредите меня, когда приедет адвокат.

— Слушаюсь, сэр. Мы их арестуем?

— А у вас есть повод для ареста? — спросил капитан.

— По правде говоря, нет. Судя по всему, стрельба велась в одну сторону и виновны в ней другие. Я даже не могу прицепиться к Люкази за незаконное хранение оружия. У всех его людей есть разрешение.

Последнее было слишком хорошо известно Татуму. Он поморщился, как от зубной боли.

— Конечно, все они — славные ребята и в ладах с законом. А как насчет свидетелей?

— Мы опрашиваем всех жителей квартала. Только одна дама, та, что живет напротив, миссис Бергман, согласилась дать показания. Она заявила, что видела из окна своей ванной комнаты какого-то типа в белом комбинезоне, который прятался за оградой ее дома...

Гонсалес замолчал и указал пальцем на то место, о котором шла речь.

— Там, как раз напротив окна. Она сказала, что он перебежал через ее сад, как только утихла стрельба.

Нахмурив брови, Татум рассматривал обгоревший фургон и пытался сделать для себя хоть какие-то выводы. Его раздумья нарушил зуммер рации, прикрепленной к поясу. Он отозвался не сразу и как бы нехотя.

— В аэропорту Линдберг «Эйр Тен» только что взял на борт советника из Лос-Анджелеса, — объявил офицер связи. — Доставить его прямо к вам?

— Да. И передайте пилоту, пусть пролетит над кварталом и найдет зону бедствия. Он не сможет ошибиться.

Гонсалес вопросительно смотрел на капитана, надеясь услышать какие-то разъяснения. Но Татум вовсе не собирался откровенничать. Цирка не будет! Пресса обожает шумиху вокруг дела Болана, а Татуму вовсе не улыбалась перспектива встретиться с толпой насмешливых и дотошных репортеров.

— Скорее всего, существует связь между этой историей с недавними событиями в Лос-Анджелесе. По этой причине к нам отправили советника.

Подобное объяснение, казалось, удовлетворило дежурного офицера.

На юго-западе уже показался полицейский вертолет. Татум проследил за его посадкой на лужайке в саду и двинулся навстречу высокому молодому человеку, которого прислало ему управление полиции Лос-Анджелеса.

Знакомство было кратким. Они представились друг другу, пытаясь перекричать рев вертолетного двигателя, который заглушал все другие звуки. Татум сразу понял, что сержант Карл Лайонс из отдела по борьбе с организованной преступностью был как раз тем полицейским, которые ему нравились: интеллигентным, бойким, ревностным служакой.

Когда вертолет улетел и на квартал вновь опустилась тишина, Татум обратился к прибывшему:

— Я приехал сюда всего несколько минут тому назад, значит, вы узнаете все подробности вместе со мной.

Он представил ему Гонсалеса, который сразу же ввел Лайонса в курс дела. Затем все вместе они отправились на осмотр места происшествия.

Остановившись около трупа, накрытого серой простыней, капитан опустился на колено и приподнял плотную ткань. Осмотрев тело, он перешел к следующему. Закончив осмотр, он поднялся с колен, отряхнул брюки и сказал:

— Попадание в голову, у всех четверых.

— Чудовищные раны, — добавил Лайонс.

— Вы говорили о семи убитых, — обратился Татум к дежурному офицеру, — а где же еще трое?

Гонсалес показал на обгоревший фургон.

— На улице.

— Тоже убиты выстрелом в голову?

— Нет. Из них сделали решето, но стреляли из оружия меньшего калибра. Очередь из автомата, скорее всего.

Он повернулся и показал на другой конец улицы.

— Там в канаве нашли еще двоих. Пока живы, но... И такие же раны, все изрешечены пулями.

— Но вы же сказали — шесть раненых.

— Да, сэр. Другие получили ранения, не выходя из дома. Им просто не повезло, они находились там, где не следовало быть.

Лайонс отошел на несколько шагов в сторону и некоторое время бродил вокруг дома, осматривая окрестности. Его особое внимание привлекли два холма, возвышавшихся на порядочном удалении от квартала. Татум и Гонсалес подошли к нему. Дежурный офицер сообщил:

— Совсем забыл вам сказать: я отправил патрульную машину в Сансет Секл. Оттуда поступила жалоба на стрельбу.

— Да, конечно... — рассеянно протянул Татум.

Он тоже стал вглядываться в холмы, которые так заинтересовали Лайонса.

— Западные холмы, — пояснил он Лайонсу. — Имея карабин с оптическим прицелом, можно контролировать весь квартал.

— Оттуда открывается прямой вид на улицу, — пробормотал Лайонс.

— Этот Болан что, так силен? — недоверчиво спросил Татум.

— Да.

Дежурный офицер изменился в лице, услышав это имя. С нескрываемым уважением в голосе он произнес:

— Надо быть чертовски уверенным в себе, чтобы с такого расстояния целиться в голову. Я вас правильно понял? Это работа Палача?

— Как раз это мы и хотим узнать, Джордж, — ответил капитан. — Однако прошу вас держать эти сведения в секрете. Сержанту Лайонсу уже приходилось встречаться с Боланом. Если нам повезет, мы получим от него ценную информацию.

Сказав это, он слегка улыбнулся.

— Думаю, у сержанта есть веские причины, чтобы засадить Болана за решетку.

— Вовсе нет, — пробормотал Лайонс.

— Я вас не понимаю... — брови Татума поползли вверх.

— Я обязан ему жизнью. И не имею ни малейшего желания причинить ему зло.

Татум в растерянности смотрел на молодого полицейского.

— Кого мне прислали? Союзника или врага?

— Я выполню свой долг, капитан, — пообещал Лайонс, — но я не стану вам лгать. Сердцу не прикажешь. Я уже говорил об этом капитану Браддоку. Если вы настаиваете, я сразу же уеду...

— Вы думаете, здесь замешан Болан? — резко сменил тему разговора Татум, чтобы положить конец откровениям своего младшего коллеги.

— У меня возникло такое впечатление, интуиция подсказывает мне, что так оно и есть. Я хотел бы поближе познакомиться со всеми уликами и показаниями свидетелей...

Подбежал еще один полицейский, и Лайонс, видя, что у того важное сообщение, отступил в сторону. Полицейский бросил на него быстрый взгляд и обратился к капитану Татуму.

— Дом сверху донизу нашпигован микрофонами, сэр. Высококлассная техника. На подоконниках установлены усилители-ретрансляторы. Кругом сплошная электроника.

Татум присвистнул в растерянности.

Лайонс, казалось, ничуть не удивился, но голос выдавал его заинтересованность последним сообщением.

— Ваш отдел никогда не устанавливал тут аппаратуру подслушивания?

Татум покачал головой.

— Нам так и не удалось получить на это разрешение. Федеральные агенты столкнулись с теми же трудностями. Разве что они сделали это без разрешения судебных органов...

— А вы можете проверить это? — спросил Лайонс. — Осторожно, но сейчас же, немедленно?

Татум красноречиво посмотрел на прибывшего полицейского. Тот кивнул головой и быстро пошел к дому. Татум обратился к Лайонсу:

— Значит, вы подозреваете, что Болан...

Лайонс не дал ему закончить фразу.

— Ну еще бы!

— Я и не думал, что этот тип может прибегать к таким уловкам, — проворчал капитан.

— При необходимости он бывает очень изобретательным. Вы спрашивали меня, замешан ли здесь Болан. Могу сказать, что я все более и более уверен в этом. Но я никак не могу...

— Чего вы не можете? — спросил Татум, с беспокойством оглядываясь на Гонсалеса.

— Я никак не могу понять, как действует Болан на этот раз. Во-первых, после Лос-Анджелеса он впервые работает не один. Во-вторых, я не представлял, что он нападет именно здесь. Тут слишком много народа, существует большой риск, что могут пострадать ни в чем не повинные люди. Но вот метод ведения разведки... Да, это в его стиле. Он кого-то отправил к дому, чтобы снять запись, — мне кажется, я знаю кого, — а сам в это время прикрывал его с вершины одного из холмов, расположенных за пределами жилых кварталов.

— И вы осмеливаетесь утверждать, что этот тип вовсе не собирался проливать кровь? — загремел Татум и обличительным жестом показал на следы разрушений.

— Это разведка, капитан, — спокойно ответил Лайонс. — Всего лишь небольшая разведка.

... — К черту все! — заорал капитан.

Быстрым, решительным шагом он направился к дому.

Гонсалес повернулся к молодому полицейскому и улыбнулся.

— Ваше замечание вывело его из себя, — сказал он. — Не знаю, как у вас в Лос-Анджелесе, но здесь, в Сан-Диего, семь убитых и шесть раненых за один день — это уже конец света. Капитан взрывается, если видит хоть одного убитого, так что можете представить его состояние!

— Лучше бы ему успокоиться, — мрачно процедил Лайонс сквозь зубы. — Он еще ничего не видел.

Глава 12

Только начиная свою войну, Болан уже знал, что не бывает просто связей между мафией и так называемым «обычным» обществом. Наблюдая за их деловыми, политическими, светскими контактами, за партией в гольф или в теннис, он понял, что следует проникать в глубину тех отношений, которые существовали между обычными законопослушными гражданами и мафиози.

Мафия не знала, что такое сорокачасовая рабочая неделя. Ее люди работали без перерыва, даже в часы досуга, всячески расширяя зону своего влияния, как только им предоставлялась такая возможность.

Мафия была подобна раковой опухоли. Она набухала, увеличивалась, заражала все вокруг, поглощала здоровые органы, высасывая из них все жизненные силы.

Ни один человек, находящийся в здравом уме, не позволил бы злокачественной опухоли овладеть своим телом. И все-таки...

Многие деловые люди шли на риск, пытаясь договориться с мафией или, соглашаясь, терпеть ее присутствие. Все они, почти без исключения, кончили плохо: чудовищная организация безжалостно растоптала их и отбросила на обочину жизни.

То же самое случалось и с людьми из высшего общества, среди которых стало модно принимать гангстеров в своем доме, а иногда даже в постели. Еще бы, ведь эти господа умели так красиво говорить!

Многие честные граждане, видя, что у них установились светские или деловые контакты с мафиози, не находили в себе достаточно мужества, чтобы положить им конец. Излюбленным оружием мафии было насилие и шантаж, и она, не раздумывая, пускала в ход и то, и другое. Конечный результат не отличался разнообразием: мафия всегда уничтожала тех, кого использовала, выпотрошила и выбросила за ненадобностью.

В кино и прессе часто воспевался гангстерский романтизм и прославлялись патриотические деяния мафии. У Болана поперек горла стояли идиотские россказни о моральной чистоте мафиози и их рыцарском отношении к прекрасному полу, о заботе об обездоленных и щедром финансировании благотворительных обществ, о чувстве братского долга и строгом соблюдении внутренних законов Организации, о семейной добропорядочности и любви к ближним.

Черт возьми!

Болан достаточно хорошо знал мафиози, поскольку тесно общался с ними.

Все американские гангстеры — насильники, воры, террористы и убийцы. Одним словом — эгоистичные людоеды, которые плевать хотели на те законы, которые их не устраивали. Итальянская национальность была здесь совершенно ни при чем. Очень часто от этих деспотов-каннибалов страдали их соседи и родственники.

Болан не был ни психологом, ни социологом, и его совершенно не интересовало, почему в одном и том же квартале рождаются священники, художники и мафиози. Он считал, что исследованием причин этого явления должны заниматься профессора. Такие обязанности не входили в его функцию.

Мак Болан видел свою задачу в поиске мафиози, их нейтрализации и уничтожении. Его не стесняли принципы морали, и он не задумывался над проблемами насилия и права. Еще меньше его интересовали конституционные права тех, на кого он охотился, не говоря уже о сути американской судебной системы. Кстати, преступный мир так часто и ловко оперировал фразеологией законности, что при необходимости прикрывался ею, как щитом, в результате чего ни один федеральный правоохранительный орган не мог привлечь мафию к ответственности за все совершенные ею злодеяния.

Мафиози подкупали полицейских, какой бы высокий пост они ни занимали. Они имели собственных судей, адвокатов, советников, депутатов и правительственных чиновников. «Второе невидимое правительство» прикрывало и защищало их на всех уровнях американского общества. На всех, кроме одного.

Мафиози не имели иммунитета против Палача.

Мак Болан не был ни страстным последователем какой-либо идеи, ни идеалистом-романтиком. Просто он умел трезво смотреть на вещи, привык мыслить военными категориями и дал клятву защищать свою страну как от внешних врагов, так и от внутренних.

Мафиози относились ко второй группе.

Болан не видел разницы между мафиози и вооруженным противником в джунглях.

Мафия была тем врагом, присутствие которого постоянно ощущалось, и Болан намеревался сражаться с ней до тех пор, пока у него хватит сил, до самой смерти, используя в своей борьбе любые козыри.

К несчастью, ситуация в Сан-Диего грозила перерасти в открытое вооруженное столкновение, а этого Болан как раз хотел избежать.

Проблема, с которой он столкнулся, живо напомнила ему Вьетнам, где чуть ли не каждый день приходилось решать трагическую дилемму: чтобы поразить противника, иногда нужно было уничтожить деревню союзника.

До сих пор Болан успешно вел борьбу с обычными операциями преступного мира: переправка и отмывание грязных денег, различные преступные махинации. Он ясно видел перед собой противника и физически устранял его руководителей.

В Сан-Диего все общество могло оказаться втянутым в беспощадную схватку. Проведенная разведка принесла свои плоды, и Болан был очень обеспокоен полученными сведениями.

Ядовитые щупальца мафии жадно обвились вокруг чудесного приморского города и проникали все глубже и глубже в его плоть. Но последнего слова мафия еще не сказала, и ее вмешательство пока не нарушало спокойствие ничего не подозревающих горожан.

Но Болан слишком хорошо знал своего противника. За несколько дней он очень много узнал и о Сан-Диего. Теперь, к сожалению, он уже не мог обойти этот город стороной.

Добропорядочные видные граждане ходили по самому краю зловонной бездны-ловушки, сулившей им легкую наживу. Некоторые из них не отдавали себе в этом отчета и не подозревали о присутствии каннибалов, затаившихся в темноте, готовых на них броситься и сожрать со всеми потрохами. Они даже не догадывались, что кое-кто из их собратьев уже пал жертвой этих монстров в человеческом обличье.

Тщательно уложив магнитные ленты в небольшой несгораемый сейф, Шварц повернулся к Палачу. Он был серьезен и взволнован.

— Ну, что теперь делать? — вздохнул он.

— Мы снимаем осаду, — спокойно ответил Болан.

— Ты хочешь сказать что пора складывать вещи и сматываться? — спросил Бланканалес.

— Нет, мы идем на штурм города.

— Ну что ж...

Политик почесал нос и бросил взгляд на Шварца.

— И какой же будет первая цель?

— Яма, — коротко ответил Болан.

— Ах, яма...

— Вот именно.

Болан сунул в кобуру под мышкой огромный «отомаг».

— Это вроде той асфальтовой ямы, что рядом с Ла Бреа в Лос-Анджелесе?

— Очень похоже, — сказал Болан. — Только наша яма невидима.

Шварц и Бланканалес в недоумении переглянулись. Они уже привыкли к необычным высказываниям Болана, но на этот раз даже для них осталось загадкой, что же хотел сказать Болан.

— Кажется, в Ла Бреа нашли кости мамонтов и динозавров, — заметил Шварц.

— Наша дичь покрупнее, — заявил Палач.

— Это все та же спасательная операция? — поинтересовался Бланканалес.

— Больше, чем когда-либо, — подтвердил Болан.

Глава 13

Она была молода и красива — жена образцового гражданина, всеми уважаемого в Сан-Диего миллиардера — и пользовалась сомнительной славой светской львицы, пропустившей через себя всех городских проходимцев, о чем как-то раз сама хвасталась Лизе Винтерс во время телефонного разговора. Впрочем, она дала понять, что были еще и другие — в Мексике.

Пышные рыжие волосы с золотистым отливом каскадом падали ей на плечи. Ее глаза напоминали изумруды, вот только блеска в них не было. Длинное и стройное тело радовало глаз гармоничными выпуклостями и впадинами, расположенными в нужных местах. Она была по-настоящему рыжей, с молочно-бархатистой кожей, и палящее солнце относилось к ней особенно жестоко, поэтому она с головы до ног покрывала тело тонким слоем защитного крема. Крохотные пестрые плавочки от бикини едва прикрывали низ ее чуть выпуклого живота. Над резинкой виднелась узенькая полоска золотистых вьющихся волос. Вокруг не было ни души, и никто не мог любоваться ее великолепной обнаженной грудью.

И в то же время молодая женщина была начисто лишена сексуальности, что не без удивления отметил Болан.

Она лежала на спине поперек широкого пляжного полотенца, подсунув под голову надувную подушку, и хмуро смотрела на Болана. У ее ног сидел гигантский доберман-пинчер, похожий на тех, что он видел в доме у генерала Винтерса, и разглядывал Болана с таким же равнодушием, как и его хозяйка.

— Гром, сидеть, — лениво скомандовала она, хотя пес и без того сидел неподвижно, как сфинкс.

Затем она обратилась к Болану:

— Это частный пляж.

— Я знаю.

За исключением фуражки, он был одет так же, как и во время своего мини-круиза на борту «Безумства Тони».

Борт куртки с левой стороны заметно вздувался — там под мышкой в кобуре лежал здоровенный «отомаг», и Болан намеренно демонстрировал, что он вооружен.

Она посмотрела на него с некоторым интересом.

— Я могла бы подать на вас в суд за незаконное вторжение в частное владение, — заявила жена Максвелла Торнтона Палачу.

— Я это как-нибудь переживу.

Миссис Торнтон выпрямилась, отчего ее восхитительные груди соблазнительно качнулись, наклонилась вперед и погладила черного пса.

— Гром — мой телохранитель, — скучным голосом произнесла она. — Одно мое слово, и он вцепится вам в горло.

Ее подчеркнутое безразличие не могло обмануть Мака — она боялась. Болан сразу же понял это, так как собака напряглась и едва сдерживалась, чтобы не броситься на него. Сторожевой пес чувствовал малейшие изменения в настроении своей хозяйки.

— Гром, должно быть, превосходный охранник, — сказал он. — Очень жаль...

Собака привстала, подобрав под себя лапы, в ее раскрытой пасти устрашающе сверкнули огромные клыки.

Наступило молчание, потом любопытство пересилило испуг, и женщина спросила:

— Почему жаль?

— Жаль, что псы Хоули оказались не столь хороши.

На это замечание миссис Торнтон отреагировала мгновенно. Резким толчком руки она послала собаку вперед и крикнула:

— Гром, убей!

Условный рефлекс зверюги сработал точно в соответствии с учением Павлова. Лапы пса распрямились, как стальные пружины, отбрасывая назад кучу мелкого песка. В неудержимом прыжке мощное тело животного взвилось в воздухе, из раскрытой пасти вырвался устрашающий рык, чудовищные клыки готовы были вот-вот сомкнуться на слабой, податливой человеческой плоти.

Невозможно воссоздать на киноэкране атакующую ярость настоящей сторожевой собаки, приученной убивать. Псов в Голливуде специально дрессируют для того, чтобы они лишь имитировали нападение; их ни за что не заставишь проявить истинную ярость и неслыханную свирепость дрессированного хищника, услышавшего приказ: убей!

Эти животные не трутся о ноги, не покусывают вяло запястье, оказавшееся у них в пасти. Они словно взрываются, моментально превращаясь в свирепый ураган, разрывая на части все, что оказывает сопротивление их клыкам и когтям. Без оружия лишь немногие могут устоять перед этим бешеным напором.

Мак Болан принадлежал как раз к такой категории людей.

Палач предвидел атаку и был готов к ней. Развернувшись, он отскочил в сторону, и его движение совпало с прыжком собаки. Мак слегка присел и изо всех сил ударил пса кулаком в горло. За первым ударом тут же последовал другой — коленом в живот. Доберман взвизгнул, упал на задние лапы и жалобно заскулил.

Таким образом, нашла решение старая задача о столкновении непреодолимой силы и несокрушимого препятствия. И препятствие выдержало.

Доберман-пинчер поджал лапы и рухнул на песок, бессильно опустив голову. Его распластанное на песке тело била икота, чередовавшаяся с рвотой. Бока пса судорожно вздымались и опадали — постепенно он восстанавливал нарушенное дыхание.

Болан вытащил «отомаг» из кобуры и приставил его ствол к голове собаки.

— Позовите пса, — приказал он.

Все произошло так быстро, что женщина даже не успела опустить руку, снятую с загривка собаки. Миссис Торнтон не моргнув глазом негромко скомандовала:

— Гром, к ноге.

Огромный пес, казалось, благодарил хозяйку за то, что она избавила его от необходимости убить пришельца. Повизгивая, он пополз к ней, вывалив длинный красный язык, с которого капала слюна.

Болан сунул пистолет в кобуру, опустился на колени рядом с собакой и принялся массировать ей шею и грудь, которую все еще сотрясала крупная дрожь.

Тусклый взгляд Марши Торнтон оживился. Она по-новому посмотрела на рослого мужчину, ласково поглаживающего страдающее животное, и в ее миндалевидных глазах вспыхнули добрые, по-человечески теплые огоньки.

— Если бы я этого не видела сама, никогда бы не поверила, — прошептала она. — Меня уверяли, будто Гром может защитить меня даже от гризли.

— И он это сделает, — подтвердил Болан.

Рукав его куртки был разорван, а из глубокой царапины на руке сочилась кровь. Пес все-таки успел зацепить его.

Молодая женщина медленно встала.

— Пойдемте в дом, — пригласила она. — Я промою вам рану.

Теперь доберман-пинчер ласково облизывал пальцы человека, который чуть было не убил его. Болан считал преступным натаскивать прекрасное животное на убийство. Как можно превращать лучшего друга и самого верного союзника человека в робота-убийцу, запрограммированного на выполнение преступного приказа?

У собаки и Болана было много общего, и Мак отдавал себе в этом отчет. Он долго думал об этом после столкновения с немецкими овчарками во время своего пребывания в Нью-Йорке и сделал вывод, что между ним и собаками, которые тогда на него напали, существовала незначительная разница.

Собаки убивали, потому что были обучены кровавому ремеслу. Повиновение своему хозяину — вот их высшая цель и предназначение. Они убивали, потому что видели в этом свой долг и не имели другого выбора.

Болана никто не принуждал убивать.

Он убивал, потому что имел такую возможность, а также потому, что, как и у собак, у него не было выбора.

Да, он во многом походил на этого доберман-пинчера. Между ними существовала незначительная, но принципиальная разница.

Он отогнал прочь мрачные мысли и пошел следом за Маршей Торнтон к пляжному дому, доберман-пинчер трусил рядом с ним. Похоже, он завоевал расположение собаки. И впереди замаячила победа совсем другого рода... Если все будет хорошо.

Пока Болан занимался супругой Максвелла Торнтона в пляжном доме, Шварц и Бланканалес посетили небоскреб в центре Сан-Диего, чтобы познакомиться с самим миллиардером.

За тяжелой дубовой дверью с позолоченной табличкой, гордо возвещавшей: «Голден Вест Диверситиз, Инк.», располагались роскошно обставленные кабинеты, где каждая безделушка свидетельствовала об успехе и процветании.

Разносторонние интересы Максвелла Торнтона лежали в сфере нефтедобычи и нефтепереработки, торговли недвижимостью, электронной промышленности, сельского хозяйства и транспорта. Он также занимался политикой, используя как ширму подставное лицо. В городе, да и во всем штате Калифорния он негласно пользовался репутацией могущественного, влиятельного человека.

В солидном светло-голубом костюме Бланканалес выглядел безупречно. Рубашка с накрахмаленным воротничком, безукоризненно повязанный галстук, темно-синяя шляпа, надвинутая на лоб, придавали ему вид мафиози, вышедшего в свободный день прошвырнуться по городу.

Что касается Шварца, то он оделся более демократично. Без шляпы, в широких брюках с защипами, спортивной рубашке со свободно болтающимся галстуком и пиджаке в крупную клетку он выглядел, как сутенер из Тихуаны или букмекер из Агва Калиенте.

И тот, и другой старались держаться в рамках созданных ими образов.

Секретарша внимательно на них посмотрела, а потом заявила:

— Мне очень жаль, но мистер Торнтон на совещании.

— Ну так будь добра, вытащи его оттуда, красотка, — проворчал Бланканалес с ужасным бруклинским акцентом.

Совершенно бесцеремонно Шварц повернул к себе календарь встреч и перебросил несколько листков.

Бланканалес слегка подтолкнул растерявшуюся девушку.

— Ну давай, шевелись! Иди скажи своему патрону, что мы здесь.

— Я... я посмотрю, пришел ли он к себе в кабинет, — пробормотала оробевшая секретарша.

Она нажала на кнопку переговорного устройства.

— Мистер Торнтон... вас спрашивают два джентльмена. Это... э-э... срочно, как они говорят. Он... Я думаю, вам следовало бы принять их.

— Джейни, у этих джентльменов есть фамилии? — раздался усталый голос.

Шварц оттолкнул руку девушки, сам нажал на кнопку и произнес:

— Да, у нас есть фамилии, Торнтон, но тебе не понравится, если их будут произносить на каждом углу.

— Войдите, — живо отозвался Торнтон.

Секретарша проводила их, и, прежде чем войти в кабинет Максвелла Торнтона, Бланканалес дружески потрепал ее по щепке.

За огромным застекленным проемом, служившим внешней стеной кабинета, располагалась терраса с карликовыми деревьями и экзотическими растениями, еще дальше открывался прекрасный вид на город и бухту.

Хозяин кабинета сидел за письменным столом в форме фасолины, по размерам сравнимым разве что с посадочной палубой авианосца среднего класса. На зеркальной поверхности стола стоял лишь телефонный аппарат да наполовину опорожненная бутылка виски.

Президент корпорации неторопливо напивался. В его стакане не было не только содовой, но даже льда.

Внешне он никак не походил ни на жизнерадостного миллиардера, ни на добропорядочного гражданина, ни на промышленного магната. Он напоминал скорее бульдозериста, напялившего после работы шикарный, но сшитый не по меркам костюм. Он был высокого роста, небрежен в движениях и угловат. Ему уже явно перевалило за пятьдесят.

Голос Торнтона как нельзя лучше подходил к его внешности. Он небрежно кивнул на кресла и буркнул:

— Сточные канавы засорились, и дерьмо всплыло, разве не так?

Шварц взял бутылку со стола и сел. Бланканалес остался стоять.

— Болан в Сан-Диего.

Торнтон вздохнул и отпил глоток.

— Знаю.

— Если накачиваться виски, легче не станет.

— Плевал я на тебя, — заявил Торнтон. — Тебя прислал Бенни? Ну и что он предлагает?