В глубине дома появился военный и, пройдя через террасу, начал спускаться по каменным ступенькам на лужайку.
Зита задумчиво посмотрела на него, прищурившись от яркого солнца.
— Майор Зларин женат? — спросила она с интересом.
Алексий покачал головой:
— Нет, он кадровый военный, а у таких мужчин, как правило, не хватает времени для создания семьи.
Зита целую неделю была мрачной, но сейчас улыбка тронула уголки ее губ.
— Не говори глупости, дорогой, — мягко сказала она. — Просто он пока не встретил подходящей девушки.
Когда майор Зларин приблизился, Катерина убедилась, что ее первое впечатление было верным. В нем чувствовалась какая-то грозная сила.
Он взял ее руку и слегка поклонился; его прикосновение было холодным и твердым. Заглянув в его черные глаза, она была потрясена. В них читалось явное восхищение.
— Я рада, что вы нас посетили, майор, — сказала Зита.
Широкий рукав ее бирюзового шифонового платья трепетал на ветру, когда она наливала ему чай в чашку из тончайшего фарфора.
Майор Зларин выглядел еще несуразнее, чем Алексий, сидя на шатком садовом стуле. Он был крупным, крепким и мускулистым, в его теле не было и намека на полноту.
— Вы стали свидетельницей исторического события, сударыня, — сказал он, принимая у нее чашку чая.
Он говорил очень сжато, и время от времени слабая улыбка играла на губах Зиты. Если она не ошибалась, то майор Зларин в большей степени привык отдавать и получать приказы, чем беседовать в женском обществе.
— То же самое говорит мой муж. По его мнению, опрометчивый поступок Принципа ввергнет нас в войну.
Брови майора Зларина слегка приподнялись, а Алексий сказал:
— Моя жена и дочь хорошо представляют ситуацию, в которой оказалась Сербия. Я беседовал с ними о том, как им предстоит жить в дальнейшем, если на нас нападут, и сказал, что вы любезно пообещали сделать все возможное, чтобы их защитить.
— Для меня это большая честь, — подтвердил майор, глядя с откровенной прямотой на Катерину, что ее смущало.
Катерина опустила глаза. Если майор Зларин надеялся пофлиртовать, то его ждет большое разочарование. Ее сердце и мысли были полностью заняты Джулианом, и она не испытывала ни малейшего желания кокетничать с кем бы то ни было, тем более с этим суровым военным, который на вид был лет на десять старше ее.
Майор отвел взгляд и обратился к Алексию:
— Я полагаю, что вашей семье лучше покинуть Белград до начала военных действий.
Алексий нахмурился, обдумывая это предложение, а Катерина воскликнула так внезапно и взволнованно, что удивила присутствующих:
— Нет, папа! Если Белград подвергнется нападению, появятся десятки, а возможно, сотни раненых. Потребуются сестры милосердия. Конечно, у меня нет опыта, но есть некоторые познания в медицине, и я немедленно предложу свои услуги.
— Нет, дорогая. Это самый неприемлемый вариант…
— Ты не прав, — сдержанно вмешалась Зита. — А я должна быть с дочерью, и, думаю, мы вместе могли бы ухаживать за ранеными.
Она еще раньше решила остаться в Белграде в случае войны. Алексий посмотрел в глаза жены и, увидев в них непоколебимую решимость, понял, что не имеет смысла пытаться ее переубедить.
Катерина старалась тщательно избегать взгляда майора Зларина, не сомневаясь, что он опять на нее смотрит. Она думала о тяжелых испытаниях, которые их ждут.
* * *
— Разумеется, они этого хотят, — сказала двоюродная бабушка Евдохия неделю спустя на пороге гостиной Василовичей.
За ней следовали Вица и Макс. — Австрия намерена присоединить Сербию к своей чудовищной империи, как Боснию и Герцеговину. Но у нее ничего не выйдет.
Макс посмотрел на Катерину.
— Может быть, немного погуляем? — спросил он, явно не желая сидеть и слушать разглагольствования своей бабушки.
— Катерина кивнула. Она не разговаривала с Максом после отъезда Натальи. Отец говорил, что Макс не знал Гаврило Принципа лично, что ему просто указали на Гаврило как на сомнительного типа, и когда Макс увидел его с Натальей и стал рассказывать Вице о посещениях ею «Золотого осетра», он, естественно, назвал Гаврило по имени.
— Между Максом и Принципом нет абсолютно никакой связи, — с облегчением сказал тогда Алексий, вернувшись после разговора с племянником, — и об этом больше нечего говорить. Понятно, Катерина?
Она кивнула и задала последний вопрос:
— А о Сараево? Макс знает, что Наталья встречалась с Принципом в Сараево?
— Боже милостивый, нет! Ни в коем случае! У нас и так достаточно проблем, чтобы создавать новые, вовлекая в них своих родственников!
Катерина нашла весьма примечательным то, что отец не доверял Максу, и едва не спросила о причинах, но потом решила, что это будет бестактно. Отец больше не хотел обсуждать этот вопрос и, несомненно, предупредил об этом Макса и Вицу.
Сейчас, выйдя вместе с Максом из комнаты, Катерина подумала, что, возможно, он пришел с бабушкой в этот дом с явным намерением пренебречь желанием ее отца. Еще в детстве ее кузен был своеволен и не утратил этой черты повзрослев.
Ее предположения подтвердились. Почти сразу же, как только они вышли на террасу, Макс спросил;
— Что, Наталья на самом деле встречалась с Принципом в Сараево, Трина? Она ведь зналась с ним и раньше? Наталье было известно о его планах? Поэтому ее спровадили в Англию?
Она замешана в убийстве?
— Не будь ослом, Макс! — Катерина попыталась засмеяться, но ее смех прозвучал слишком неестественно. Зачем только, черт побери, она согласилась пойти с ним гулять! — Наталья едва знала Принципа, — сказала она как можно искреннее. — В тот день, когда ты видел их вместе, он просто подсел за ее столик. Вот и все. Извини, что разочаровала тебя, Макс. Если тебе нужна невероятная драма, то ищи ее в другом месте.
— А что ты скажешь по поводу скандально поспешного и в высшей степени неравного брака? — сухо спросил он. — Не будь дядя Алексий в панике из-за дружбы Натальи с Принципом, зачем ему было так опрометчиво выдавать ее за англичанина? И почему эта счастливая парочка сбежала из Белграда сразу после свадьбы, будто по пятам за ними гнался сам дьявол?
— Ты несешь чушь, — резко сказала Катерина. — Каких книг ты начитался? Никто не преследовал Джулиана и Наталью, они получили много поздравлений.
Макс усмехнулся:
— Не выдумывай, Трина. Бабушка говорит, что свадьба была такой поспешной и скрытной, словно Наталья на восьмом месяце беременности, — Пусть бабушка Евдохия держит свое мнение при себе, — сердито отрезала Катерина. — Как она смеет намекать на такие вещи?
— Да, но ты можешь припомнить, чтобы кто-то из членов нашего многочисленного семейства сочетался браком в такой неподобающей спешке, не пригласив на свадьбу всех родственников? И почему за этим не последовало ни извинений, ни объяснений?
— Почему ты в этом копаешься? Неужели сейчас нет ничего важнее для беспокойства?
— Ты имеешь в виду реакцию Австрии на убийство Франца-Фердинанда?
Катерина кивнула, надеясь, что разговор перейдет на более важную тему.
Он пожал плечами и пошел к розарию.
— С Австрией давно все ясно, — сказал он. — Любому здравомыслящему человеку понятно, что рано или поздно она на нас нападет. Меня больше интересует тема, от которой ты все время стараешься уйти. А именно почему Наталью заставили выйти замуж за англичанина.
— Ее никто не заставлял. Она его любит.
Макс иронически фыркнул.
— Оставь, Трина. Чтобы Наталья влюбилась в англичанина? Да она славянка до мозга костей! Ты можешь себе представить, чтобы Наталья хотела иметь сына от англичанина? Я не могу. Где он получит образование? В Итоне? И разве сможет Наталья жить где-нибудь, кроме Сербии? Это смешно.
— Ты как всегда несешь чепуху. Макс, — сказала Катерина, чувствуя, что у нее сжимается горло. Лучше бы она осталась в гостиной и слушала проклятия Евдохии в адрес Австро-Венгрии. — Наталья будет счастлива с мужем, где бы она ни жила.
Макс остановился, развязно держа руки в карманах.
— Я рад, что уехала Наталья, а не ты, — неожиданно сказал он. — Мне показалось, что Джулиан увлечен тобой, когда я встретил вас здесь вдвоем на Летнем балу. Что ему было от тебя надо?
Получить поддержку члена семьи? Мне кажется, он может добиться всего, чего пожелает.
Они стояли у огромного розового куста. Катерина вспомнила, как была счастлива в тот вечер, уверенная, что Джулиан собирается сделать ей предложение. Но вместо этого он увлек Наталью в итальянскую гостиную и попросил ее стать его женой. А Наталья ему отказала. Она не чувствовала никакой любви к Джулиану, и если бы не желание уберечь родителей от разлуки, никогда не вышла бы за него замуж.
— "Что ты будешь делать, Макс, если начнется война? спросила Катерина, стараясь сменить тему разговора, потому что ей не хотелось продолжать врать о чувствах Натальи к Джулиану.
Впервые за время разговора он на нее посмотрел.
— Разве ты не знаешь? Я офицер и к тому же Карагеоргиевич, а все мужчины Карагеоргиевичи всегда сражались.
Катерина покраснела. Четыре года назад, когда ему был только двадцать один год, он прославился во время сражения с турками. Она забыла об этом, потому что трудно было представить Макса героем.
— Извини, Макс. Я не подумала…
На куст розы села птичка, и на плечи Макса посыпались лепестки.
— А вообще ты когда-нибудь думаешь? — резко спросил он. — Я имею в виду — обо мне?
— В каком смысле? — Она не знала, что ответить — настолько странным показался ей вопрос. — Как об офицере? Я так редко видела тебя в форме, что…
— Нет, — отрывисто произнес он. — Не как об офицере.
Катерина ждала, что он пояснит свой вопрос, но вместо этого Макс только пожал плечами и, повернувшись, зашагал к дому.
Она смотрела вслед ему с облегчением, поскольку теперь, кажется, вопросов о Наталье больше не будет.
Катерина неохотно последовала за ним в дом, стараясь не попадаться Максу на глаза и размышляя о том, неужели ему доставляет удовольствие быть таким невыносимо грубым.
* * *
Недели через две с небольшим охватившее всех напряжение стало невыносимым.
— Все-таки это произошло, — сказал Алексий с тяжелым чувством, вернувшись домой из дворца. — Австрийский посол вручил его премьер-министру менее часа назад.
Катерина отложила книгу, которую читала, а Зита резко спросила:
— Что вручил? Ультиматум? — Она ставила белые розы в маленькую вазу и теперь, бросив свое занятие, поспешила к мужу.
Алексий кивнул и, сев в кресло, прикрыл рукой глаза.
— Это просто насмешка какая-то. Крайне оскорбительный документ.
Зита опустилась на колени рядом с мужем и взяла его за руку.
— Что теперь? — мрачно спросила она. — Каков будет наш ответ?
Он опустил руку, которой прикрывал глаза.
— Мы вынуждены уступить их требованиям. Одно из них — арестовать двух сербов. Слава Богу, в ультиматуме нет ни слова о Наталье.
— Если мы согласимся с их требованиями, кончится ли этим дело? — нерешительно спросила Зита.
Он покачал головой и сжал ее руку.
— Нет, любовь моя. Я сомневаюсь, что Австрия обратит хоть малейшее внимание на наш ответ. Сандро решил привести в готовность все вооруженные силы. Я должен поехать в Шабац и принять командование добровольческими частями.
— Ты уезжаешь прямо сейчас? Сегодня? — Ее лицо стало бледным, почти как розы, которыми она занималась.
— Да, дорогая. Дай Бог, чтобы предосторожности, которые предпринял Сандро, оказались излишними, но в противном случае… — Он не закончил фразу. Всем было и так понятно, что в противном случае их жизнь превратится в ад.
* * *
В Белграде напряженно ждали реакции Австрии на ответ сербского правительства на ультиматум. Не в силах в бездействии дожидаться новостей дома, Зита отправилась вместе с Катериной в Конак. Многие члены их большого семейства уже находились там.
Появился Сандро и сообщил родственникам, что Австро-Венгрия объявила войну Сербии.
— Этого следовало ожидать, — мрачно заметил он. — Но мы не одиноки, и австрияки получат достойный отпор. На помощь нам придет Россия. Царь уже объявил мобилизацию. Мы не допустим разорения страны вражескими войсками и ее насильного присоединения к империи Габсбургов, как это было с Боснией и Герцеговиной. Все годные к строевой службе в королевстве будут призваны в армию и, надеюсь, откликнутся на призыв защитить Отечество. Мой прадед освободил Сербию от турецкого ига, и его дух не умер в наших сердцах. Австро-Венгрия будет горько сожалеть о принятом сегодня решении. Результатом будет не победа; а крушение империи Габсбургов.
Сейчас Сандро выглядел гораздо старше, чем два месяца назад, когда в этой комнате объявили о его неофициальной помолвке с княгиней Ольгой. От его привлекательного мальчишества не осталось и следа. Молодой человек, поддразнивавший Наталью и игравший с собакой, предстал серьезным главнокомандующим.
— Мне кажется, нам следует вернуться домой, — тихо сказала Зита. — Начальство госпиталя должно нам сообщить, когда мы понадобимся.
* * *
В тот же вечер во дворе послышался рев автомобильного мотора.
Зита поспешно отложила свое вышивание и вышла в вестибюль, за ней последовала Катерина.
Оказывается, приехал Макс. Он был в военном мундире и выглядел весьма внушительно.
— В чем дело. Макс? — встревоженно спросила Зита. — У тебя послание от Сандро? От Алексия?
Он покачал головой, глядя мимо нее на Катерину.
— Нет. Просто я заехал попрощаться.
— Тогда, может быть, выпьешь чаю или сливовицы? — предложила Зита, стараясь не выказывать своего удивления.
— Нет, — сказал он, в упор глядя на девушку. — У меня нет времени.
В сердце Зиты закралось тревожное подозрение, и она быстро взглянула на дочь. Та продолжала смотреть на Макса, недоумевая так же, как и мать.
— Может быть, пройдем в гостиную и на несколько минут присядем? — сказала Зита, удивляясь тому, что молодой Карагеоргиевич может так неучтиво себя вести.
— Нет. Я должен ехать.
Входная дверь позади него была все еще открыта, и Катерина слышала, что мотор его служебного автомобиля продолжает работать. Она подумала о том, куда он едет. Удивительнее всего было то, что Макс не поленился заехать к ним только для того, чтобы попрощаться, но при этом вел себя крайне неприлично.
— Ты едешь в Шабац? — спросила она, в то время как он продолжал стоять в центре вестибюля и мял в своих больших, сильных руках офицерскую фуражку.
— Нет, в Цер. — Он выглядел так, словно никак не мог прийти к какому-то решению. Наконец Макс отрывисто произнес:
— Берегите себя обе. Если бы вы были моей матерью и сестрой, я бы отправил вас в Ниш, хотите вы того или нет. — И прежде чем женщины успели что-то ответить, повернулся и стремительно вышел.
— Какой странный молодой человек, — сказала мать, слегка нахмурившись, когда они вернулись в гостиную. — Порой мне с трудом верится, что он Карагеоргиевич. Как ты считаешь, его неловкость — следствие застенчивости?
Несмотря на подавленное состояние, Катерина рассмеялась:
— Макс никогда не был застенчивым. Впрочем, его поведение мне тоже кажется очень странным.
Раздался отдаленный грохот, и ее веселость исчезла. Затем грохот повторился, на этот раз ближе.
— Началось, — сказала Зита с тяжелым вздохом. — Это орудийный огонь. Австрийцы пытаются форсировать Саву.
Глава 10
Наталья недоверчиво посмотрела на Джулиана.
— Завтра?
Он мрачно кивнул и обнял ее за плечи. Все приготовления были закончены несколько дней назад, но Джулиан не решался ей сказать. До последней минуты он молил Бога, чтобы Германия и Австро-Венгрия не переступили роковой черты. Возможность для этого еще оставалась. Министр иностранных дел Эдвард Грей, выступая с посреднической миссией, предложил созвать международный европейский суд и таким образом урегулировать проблему. Берлин отклонил это предложение, сказав, что Австрия права и никакого суда не требуется. Началась мобилизация войск, так как каждая страна полагала, что к моменту объявления войны их армии должны быть в полной боевой готовности. Теперь уже никто не сомневался в неизбежности начала военных действий.
— Это невозможно! — вскричала Наталья, когда они пробирались сквозь бушующую толпу, охваченную патриотическими чувствами. — Ведь я останусь одна!
— Не волнуйся, милая! — крикнула женщина, в тесноте прижатая к ним. — Тебе недолго придется быть одной! К Рождеству все кончится!
— В самом деле? — Наталья не отрывала глаз от лица Джулиана. Он один среди возбужденных людей не испытывал патриотического подъема. Он был дипломатом и гораздо лучше знал реальное положение дел, чем эти поющие и орущие ура-патриоты, разгулявшиеся в праздничный день.
— Так говорят, — сказал Джулиан, стараясь ее успокоить, хотя очень сомневался в скором окончании войны. — Давай выбираться отсюда. У нас с тобой осталось слишком мало времени, и я не хочу терять его в этой суматохе.
Выбраться с Уайтхолла было так же трудно, как и попасть туда. Наталья уцепилась за Джулиана, в то время как тот прокладывал путь через толпу к тому месту, где их ждал «мерседес» с шофером. Всю последнюю неделю она напряженно следила за развитием событий в Европе. Если бы Англия пришла на помощь Сербии, объявив войну Австро-Венгрии, Наталья сейчас тоже громко кричала бы по-сербски «живио!», то есть «ура!», но, насколько она поняла, этого не произошло. Англия находилась в состоянии войны с Германией — союзницей Австро-Венгрии — только потому, что немцы двинули свои войска через нейтральную Бельгию.
— Дело не в одной лишь Бельгии, — терпеливо разъяснял ей Джулиан. — Это означает, что Британия выступает в качестве союзницы Сербии, так же как Франция и Россия. Скоро мы расквасим нос кайзеру, и Габсбургская империя развалится на части.
Наталья ухватилась за эту мысль сейчас, когда Джулиан протискивался к машине. Если ее муж собирается на войну, чтобы приблизить день освобождения южных славян, она обязана справиться с ужасом одиночества здесь, в Лондоне. Пусть это будет с ее стороны жертвой ради будущей Югославии.
«Мерседес» ждал их; шофер сидел с открытым окошком, сдвинув фуражку на затылок, и выкрикивал вместе с окружающими: «Долой Германию! Долой Германию!»
Увидев Джулиана, он сразу замолчал, поправил фуражку и вылез, чтобы открыть им заднюю дверцу; его лицо было красным и возбужденным.
Джулиан только усмехнулся.
— Отвези нас домой и как можно быстрее, — сказал он, размышляя о том, когда этого молодого парня призовут в армию и смогут ли родители найти более пожилого и непригодного к армейской службе человека, чтобы его заменить.
Наталья с облегчением села в автомобиль. Вся Трафальгарская площадь была заполнена кричащими людьми с развевающимися флагами, и «мерседес» сейчас представлял благословенный оазис тишины и спокойствия.
— Мне почему-то всегда казалось, что англичане сдержанны и не склонны проявлять свои чувства, — сказала она, когда их автомобиль начал потихоньку двигаться. В это время группа отчаянных парней с национальными флагами на плечах полезла на колонну Нельсона. — На самом деле они такие же пылкие, как и славяне.
— Я думал, ты должна была еще раньше это Понять, — сказал он с усмешкой, прижимая ее к себе, Наталья хихикнула и, несмотря на людей, тесно окружавших со всех сторон автомобиль, обняла мужа за талию. Пьянящее наслаждение, которое она испытала от его любовных ласк, явившихся для нее сюрпризом, было настолько острым и возбуждающим, что она на время забыла, при каких обстоятельствах они поженились. Сейчас, вспомнив о предстоящей разлуке, она сказала низким хрипловатым голосом:
— Я буду скучать по тебе, cheri.
Джулиан еще Крепче прижал ее к себе. Ему нравилось, когда она порой обращалась к нему по-французски, выражая нежные чувства, а иногда, сердясь, переходила на сербский.
— Если слухи верны и война окончится к Рождеству, разлука будет не такой уж долгой.
— Чем мне заняться, когда ты уедешь? — Автомобиль уже выбрался из толчеи и набирал скорость. — Могу я быть чем-то полезной во время войны?
— А что бы ты могла делать? — спросил он, и она почувствовала насмешку, которая почти всегда звучала в его голосе.
— Не знаю. — Ее темные, изящно очерченные брови сошлись вместе в глубокой задумчивости. — Должно же найтись и для меня какое-нибудь занятие.
Наталья подумала о том, что ее мать и Катерина делают сейчас в Белграде. Они наверняка не сидят сложа руки. Она вспомнила о том, как Катерина выскочила в Сараево из «даймлера», чтобы помочь раненным бомбой, брошенной Неджелко. Разумеется, Катерина не станет сидеть праздно во время войны.
— Я могла бы работать в госпитале, — задумчиво сказала Наталья. — Потребуется очень много санитарок.
— Причем квалифицированных, — добавил Джулиан. — Потребуется также очень много бинтов. Скатывание бинтов — это то, чем ты и мама могли бы заняться дома.
Голова Натальи лежала на его плече. Но, услышав последние слова, она, едва веря своим ушам, отпрянула от мужа.
— Ты в самом деле так считаешь? — недоверчиво спросила она. — Скатывание бинтов? Вместе с твоей матерью?
Она не знала, что больше ее испугало: скучная работа, недостойная Карагеоргиевичей, или необходимость сидеть часами за этим занятием с его матерью… Наталья содрогнулась.
Если бы леди Филдинг разразилась гневом по поводу их брака, Наталья могла бы ее понять и даже посочувствовать. Но холодная сдержанность и антипатия матери Джулиана были ей непонятны. Перспектива жить с ней в отсутствие мужа очень ее угнетала. Как он мог представить себе их, скатывающих вместе бинты, без какого-либо взаимопонимания?
— Хорошо, а что еще ты можешь делать? — рассудительно спросил он, испытывая нетерпение поскорее добраться до дома и заняться с ней любовью. — Ты могла бы участвовать в различных благотворительных мероприятиях обществ…
Наталья с трудом оторвалась от своих мыслей об ужасах, ожидающих ее в отсутствие Джулиана.
— Общества, которые собирают и посылают деньги в Сербию? Они состоят из сербов?
— Я имел в виду другое, — сказал он, помня о ее посещениях белградских кофеен и не желая, чтобы она связывалась в его отсутствие с какими-нибудь сербскими организациями здесь, в Лондоне, хотя они, возможно, и безобидны. — Например, Красный Крест.
Наталья немного сникла, хотя сбор денег на благотворительные нужды выглядел более интересным, чем скатывание бинтов. Ей хотелось заниматься каким-то важным, живым делом. Она была уверена, что Катерина нашла себе именно такое занятие. Белград подвергается атакам австро-венгерских войск со стороны Дуная и Савы, и Наталье очень хотелось быть там рядом с Катериной, чтобы знать о происходящих событиях и участвовать в них.
Пока «мерседес» плавно скользил по освещенным газовыми фонарями улицам, она подумала о том, что делает сейчас ее отец: участвовал ли он уже в боях, а если да, то где. Сандро обязан быть в войсках как главнокомандующий. Макс тоже сражается. Он прославился в боях с турками, и нет сомнения, что сейчас дерется с ненавистными австрияками.
— Мама и папа, наверное, никак нас не дождутся, — сказал Джулиан, когда автомобиль подкатил к их дому. — Я должен уехать рано утром, и они хотят попрощаться со мной сегодня вечером. Ты иди сразу в постель, а я поднимусь как можно скорее.
Наталья откинула волосы с лица. Было уже за полночь.
Сколько им осталось часов? Пять? Шесть? Жалея о каждой минуте, которую Джулиан должен провести со своими родителями, она вошла в освещенный люстрой холл.
Почти тотчас двери гостиной распахнулись, и леди Филдинг быстро направилась к ним, шурша длинной юбкой.
— Мы слышали сообщение по радио, — взволнованно сказала она Джулиану, игнорируя Наталью, словно ее и не было. — Теперь мы в состоянии войны с Германией. — Ее голос слегка дрожал, и это привлекло внимание Натальи. Впервые она слышала выражение эмоций в этом холодном, отчетливом голосе. — Я едва могла в это поверить. Неужели мы действительно будем воевать с немцами? И все из-за этого глупого инцидента на Балканах?
Наталья втянула в себя воздух, и Джулиан поспешно сказал:
— Иди спать, дорогая. Я долго не задержусь.
Впервые за время разговора леди Филдинг обратила внимание на Наталью. При взгляде на распущенные спутанные волосы невестки ее лицо исказилось от отвращения. Наталья все прекрасно поняла. В глазах леди Филдинг она была просто восточноевропейской цыганкой. Одним словом, балканкой. Глаза Натальи вспыхнули, но она промолчала ради Джулиана. Стараясь сохранить самообладание, во что ни ее мать, ни отец никогда бы не поверили, она прошла через холл и поднялась по лестнице, всем своим видом показывая, что она не цыганка, а член королевского дома Карагеоргиевичей.
Позднее в постели Наталья с гневом сказала мужу:
— Я ненавижу твою мать!
— Не надо возмущаться. Это не имеет смысла. — Джулиан лежал, опершись на локоть, и смотрел на нее. Его мускулистая грудь блестела от пота после бурных любовных ласк. — Она не хотела унизить кого-либо, говоря о том, что война началась из-за глупого эпизода на Балканах. Кстати, так думают многие англичане, и их нельзя в этом винить. — Свободной рукой он гладил бедра Натальи. — Сербия и Босния для них так же далеки, как звезды.
— Она меня не любит, — настаивала Наталья, злясь оттого, что он пытался снова ее возбудить только ради удовлетворения своей страсти.
— Это правда. — Это было настолько очевидно, что он уже давно заставил себя с этим смириться. — Ты должна понять, дорогая, что мы сделали все не так, как ей хотелось бы. Не было официально объявлено о помолвке, и не было пышной церемонии бракосочетания в церкви Святой Маргариты в Вестминстере. Даже если бы обряд состоялся в соборе в Белграде, она была бы довольна. Среди гостей на церемонии присутствовали бы члены европейских королевских семей. Мои родители были бы гостями в Конаке, и твой отец наверняка произвел бы впечатление на моего своей политической прозорливостью и талантом государственного деятеля, а твоя мать непременно очаровала бы мою. Тогда все было бы иначе.
Его рука легла на ее живот и начала нежно его ласкать, спускаясь все ниже.
— Но так произошло, что моя мать не встречалась ни с кем из членов вашей семьи, и ей трудно поверить в их существование. Она не глупа, но совершенно лишена воображения. Наша свадьба была слишком поспешной и не соответствующей ее представлениям о респектабельности. Отсюда и ее отношение к тебе, как к девушке, не достойной уважения.
Наталья провела ладонями по его груди, внезапно поддавшись сладострастному порыву, который он в ней возбудил. Все ее недовольство матерью Джулиана отошло на второй план и единственным желанием было снова слиться с ним воедино.
— Люби меня, — хрипло прошептала она. — Скорее, дорогой. Ну же, скорее.
Его глаза загорелись ответной страстью, и когда она потянула его на себя, он, оставив попытки объяснить причины враждебного отношения к ней его матери, овладел ею с пылким нетерпением.
* * *
Было пять часов утра, когда Джулиан поднялся.
— Я тебе напишу, — сказал он, одеваясь в гражданскую одежду, возможно, в последний раз, поскольку потом ему придется долгие недели, а может быть, месяцы, носить военный мундир. — В конце недели приедет моя сестра Диана, которая, думаю, составит тебе компанию. Она очень жизнерадостная девушка и наверняка тебе понравится.
Наталья, поджав колени, сидела на кровати в ночной рубашке, отделанной кружевами. Она сомневалась. Если Диана такая же, как ее мать, то вряд ли сможет ей понравиться. Она не хотела общаться с его сестрой, ей нужен был только он.
— Я буду по тебе скучать, — искренне сказала Наталья.
Его пальцы слегка дрожали, когда он застегивал воротник рубашки. Он знал, что она будет скучать, и это глубоко его тронуло, но ему хотелось, чтобы она сказала нечто большее. Он надеялся — Наталья наконец скажет, что любит его.
— Как же теперь я буду узнавать новости из Сербии, если ты не будешь посещать Форин оффис? — спросила она с тревогой. Но не этих слов он от нее ждал.
— Придется положиться на газеты. — Джулиан с трудом скрыл свое разочарование. — Впрочем, новости с фронтов приходят очень редко. Так что не стоит рассчитывать на многое.
Джулиан надел жилет и поправил галстук. Его сумки были уже уложены и ждали в холле. Он не ощущал себя воином, идущим на битву. У него было чувство человека, которого разлучали с женой и толкали на бесчинства жаждущие войны политики, генералы и монархи.
— До свидания, дорогая, — произнес он взволнованно.
Наталья соскочила с кровати, бросилась к мужу и крепко обняла.
— Возвращайся поскорее! — взмолилась она, подумав, как она будет жить в Англии без него. — Возвращайся до Рождества!
Джулиан в последний раз крепко ее поцеловал и быстро вышел из комнаты, чувствуя, что, задержись он еще хотя бы на мгновение, самообладание его покинет.
Наталья стояла замерев и прислушивалась к его удаляющимся шагам. Она слышала, как он легко сбежал по лестнице и пересек холл. Входная дверь открылась и закрылась. Затем донесся звук мотора «мерседеса», который постепенно затих в отдалении. И наступила тишина.
Наталья медленно вернулась к кровати и села на ее край.
Впервые она почувствовала себя совершенно одинокой. Одна среди незнакомых людей. На ее ресницах заблестели слезы. Как жить под одной крышей с враждебно настроенной свекровью?
С кем поговорить? В Лондоне у нее не было ни друзей, ни родственников. Она вспомнила о своих прежних друзьях и смахнула слезы, зардевшись от стыда. Гаврило, Неджелко и Трифко сейчас томятся в австрийской тюрьме. По сравнению с ними она в неизмеримо лучшем положении. Ее охватил патриотизм.
Она тоже должна сделать что-нибудь для Сербии.
У ее ног прыгала Белла, и Наталья взяла собаку на руки и крепко прижала к себе. Лондон — один из крупнейших городов мира, и, вероятно, здесь есть и другие сербы. Она вспомнила, как боснийские и хорватские эмигранты собирались в «Золотом осетре» и в других белградских кофейнях. В какой бы стране ни жили эмигранты, всегда существуют места, где они встречаются. Ей надо найти в Лондоне место, где собираются сербы.