Из бального зала чуть слышно доносились звуки мазурки.

— Надеюсь, мы останемся друзьями? — спросил Джулиан.

Если повезет, он прослужит в Белграде еще год, а за год многое может измениться и Наталья в конце концов его полюбит.

Она встала с дивана и нежно взяла его под руку. До сих пор Наталья не думала о том, что они друзья. Она всегда считала, что он друг Катерины и даже в большей степени друг ее отца.

— Конечно, мы останемся друзьями, — сказала она, очень довольная тем, что с ней уже начали обращаться, как с взрослой.

Когда они уже выходили из комнаты, Наталья оживленно спросила:

— Я уже говорила вам, что принц Александр подарил мне собачку? Она восхитительна. Я обучаю ее сидеть и стоять по команде, и она очень смышленая.

Джулиана меньше всего интересовала собака. Он испытывал невероятное опустошение. Впервые в жизни он так нелепо просчитался. Когда они подошли к залу, он задумался о своем чувстве, размышляя, изменилось ли оно после отказа Натальи.

Все это заняло не более секунды. Теперь он был уверен еще больше, чем прежде, что наступит день, когда эта чудесная девушка станет его женой. Ему двадцать восемь, и он много раз влюблялся, но все это не было настоящей любовью. Никогда прежде он не был так очарован. Наталья, с ее темными блестящими глазами и заразительной веселостью, околдовала его при первой же встрече. С тех пор он делал все возможное, чтобы чаще ее видеть. К счастью, в таком городе, как Белград, это можно было осуществить довольно легко.

Ему искренне нравилась вся семья Василовичей. Алексий Василович, просвещенный либерал, был редким явлением на Балканах. Его жена Зита отличалась острым умом и, как дипломат, разбиралась в текущей политической ситуации. Катерина, спокойная и выдержанная, грацией и красотой напоминала мадонну эпохи Возрождения, и любой мужчина должен был быть благодарен судьбе за такую свояченицу. А Наталья… Наталья просто чудо.

— Я обещала следующий танец месье Квесне, и он, наверное, меня ищет, — сказала она, простодушно улыбаясь.

Желая всем сердцем, чтобы Филип Квесне оказался где-нибудь на краю света, Джулиан наблюдал, как Наталья поспешила в танцевальный зал. Он же не испытывал никакого желания искать своих ангажированных партнерш и постарался незаметно пройти к стеклянной двери, ведущей на террасу, чтобы выйти наружу.

Было уже за полночь, в воздухе чувствовалась прохлада. Закурив сигарету, он глубоко затянулся и пошел по лужайке.

Не прерви Макс Карагеоргиевич его беседу с Катериной, возможно, она бы его предупредила, что его предложение не будет иметь успеха. Но если бы даже она это сделала, разве он отказался бы от своего намерения? Он быстро шел к розарию, склонив голову и понурившись. Наверное, нет. Джулиан снова и снова думал о своем предложении и об отказе Натальи, полагая, что все не так уж плохо. По крайней мере теперь она знает о его чувствах и, размышляя над этим, вполне может прийти к выводу, что и ее чувства к нему не просто дружеские, как ей казалось раньше.

Джулиан сел на скамью, среди кустов роз, бросил на землю окурок, затоптал его каблуком и закурил другую сигарету. Он больше не считал свой поступок глупым и опрометчивым. В семнадцать лет Наталья не чувствовала себя достаточно взрослой и не представляла, что может в кого-то влюбиться или что кто-то может полюбить ее. Он поколебал это ее убеждение, и теперь она поняла, что уже не ребенок, что он ее любит, и скоро, если усердно за ней ухаживать, она ответит ему взаимностью.

Джулиан встал, чувствуя себя намного лучше. Будущее было не таким уж безнадежным. Полный оптимизма, он снова направился в танцевальный зал. Победа всегда тем ценнее, чем труднее борьба. Он был уверен, что завоюет любовь Натальи. Всегда побеждать — такова его жизненная позиция.

Катерина заметила Джулиана, когда он вошел в зал с террасы, и первой ее мыслью было, что он, вероятно, надеялся увидеться с ней в саду.

— Кажется, сейчас мой танец? — сказал подошедший Макс.

— О, Макс, может быть, не стоит? Здесь так душно, и я чувствую ужасную слабость…

Уголком глаза Катерина заметила, что Джулиан приблизился к черногорской княжне Ксении. Та заглянула в свою карточку и с улыбкой приняла приглашение.

Сердце Катерины упало. Теперь у нее не было шансов незаметно подойти к нему, и Джулиан не мог еще раз пригласить ее в сад, чтобы продолжить прерванную беседу.

— Ты не выглядишь нездоровой, — сказал Макс. — Мне кажется, ты чем-то обеспокоена, и я хотел бы знать причину. — Он взял ее за локоть и решительно повел танцевать.

Катерина не стала противиться. В этом не было смысла, так как Джулиан танцевал с Ксенией. Снова звучал вальс, и Катерина, помня, как час назад она танцевала с Джулианом, ощутила большую разницу, хотя па были те же самые. Макс был таким же высоким, как и Джулиан, но очень нескладным. Он обнимал ее своими большими руками слишком старательно, от него несло конской сбруей и сливовицей в отличие от Джулиана, от которого всегда приятно пахло.

— Так что тебя беспокоит? — настаивал Макс, когда оркестр уже перешел к заключительной части вальса. — И почему ты вышла в сад с этим англичанином? Разве ты не знаешь, что они все дегенераты?

Катерина презрительно посмотрела на Макса.

— Это мое личное дело, с кем выходить на террасу, — холодно сказала она, отыскивая взглядом среди танцующих эгретку Ксении и густые светлые волосы Джулиана.

С грацией гиппопотама Макс вел ее мимо возвышения для оркестра и продолжал:

— Ты прогуливалась с ним в саду, а не на террасе, как говорил об этом твой отец, думаю, это было бы и его дело. Могу себе представить, как он отнесся бы и к тому, что Наталья шляется по кофейням.

— Сестра была всего лишь в одной кофейне, — поправила его Катерина, с отчаянием думая о том, зачем только она приняла его приглашение на вальс. — И можешь не опускаться до шантажа. Наталья уже поняла, что поступила неразумно, и это больше не повторится.

Вальс близился к концу. Джулиана и Ксении нигде не было видно: вероятно, они танцевали в дальнем конце зала.

Темные брови Макса слегка приподнялись.

— Зачем мне кого-то шантажировать? Я только хотел предупредить, чтобы ты не спускала с Натальи глаз. Она ведь во всем похожа на Карагеоргиевичей, и это может однажды привести к большим неприятностям.

— Ты сегодня все время даешь никому не нужные советы, Макс, — сказала Катерина, почувствовав облегчение, когда музыка кончилась. — И больше не приглашай меня. Все остальные танцы у меня расписаны.

Он как-то странно на нее посмотрел, и она быстро отошла, надеясь снова, встретиться с Джулианом, прежде чем начнется следующий танец.

Она почти сразу же его увидела. Он находился на противоположной стороне зала и разговаривал с ее родителями. Невероятно, но он раскланялся, очевидно, благодаря их за вечер и прощаясь. Катерина с ужасом подхватила свой шлейф и быстро, насколько позволяли юбки и чувство собственного достоинства, пошла через зал.

Однако было уже поздно. Джулиан пожал руку ее отцу и покинул зал, по-видимому, окончательно.

Катерина стояла, не зная, что делать. Последовать за ним?

На какое-то мгновение она едва не поддалась соблазну это сделать, но здравый смысл все-таки возобладал, и она осталась на месте, опустошенно глядя на двери.

Может быть, Джулиан так стремительно покинул бал, потому что потерял надежду поговорить с ней наедине? Или, может, ей только так кажется? Неужели она выдает желаемое за действительное?

К ней подошел ее дальний родственник.

— По-моему, сейчас мой танец, — весело сказал он.

Катерина вдруг ощутила невероятную усталость, но подумала, что, если она сейчас откажется танцевать и уйдет, отец может подумать, вспомнив об их недавнем разговоре, что у нее назначена встреча с Джулианом.

Выдавив улыбку, она позволила молодому человеку вывести ее на середину зала, где с тяжелым сердцем поняла, что следующий танец — энергичный котильон.

Никогда прежде Наталья так не радовалась жизни. Ее бальная карточка была испещрена именами кавалеров, и это были не только родственники, приглашавшие ее из вежливости. Ее ангажировали почти все присутствующие дипломаты, и некоторые делали это не раз. Князь Данило из Черногории, прибывший в Белград для переговоров с королем Петром, также приглашал ее танцевать, как и русский великий князь, и удивительно красивый казачий офицер. Но самое потрясающее сегодня она получила предложение выйти замуж.

Наталья едва могла в это поверить. Все выглядело чрезвычайно серьезно и необыкновенно романтично.

Она ослепительно улыбнулась своему партнеру, который кружил и кружил ее в вальсе. Когда прошло первое потрясение от предложения Джулиана, Наталья подумала: как жаль, что он англичанин, а не славянин. Будь он славянином, она могла бы соблазниться и принять его предложение. Разве это не восхитительно — быть обрученной в семнадцать лет. Катерина сразу изменит свое отношение к ней, а Вица позеленеет от зависти, когда увидит на ее левой руке великолепное обручальное кольцо с бриллиантами и изумрудами. А может, бриллианты с рубинами будут выглядеть эффектнее? Или лучше — один большой бриллиант?

В самом разгаре танца, когда серебристые туфельки Натальи едва касались пола, она решила, что бриллиантовый солитер намного элегантнее, чем бриллиант с изумрудами или рубинами.

Наталья уже почти чувствовала кольцо на своем пальце, но снова вспомнила, что Джулиан Филдинг не славянин, и, будь он даже наследником английского престола, она не смогла бы выйти за него. Решение за кого выходить или не выходить замуж было принято ею давно, когда она была еще девчушкой и жила в изгнании в этой ужасной Женеве. Тогда она поклялась, что никогда не свяжет свою судьбу с человеком, который может ее вынудить покинуть горячо любимую родину.

Отбросив с сожалением мысли о бриллиантовом солитере, Наталья подумала о других приятных вещах. Катерина больше не упоминала о «Золотом осетре» и не требовала обещаний никогда туда не ходить. Следовательно, ничто ей не мешает снова встретиться с Гаврило и его друзьями, чтобы поговорить о будущем, что так же волнительно, как и желание рассказать Катерине и Вице о предложении Джулиана Филдинга.

Музыка закончилась бурными аккордами, и ее партнер, запыхавшись, рассмеялся. Наталья тоже засмеялась в ответ. Жизнь прекрасна в семнадцать лет и будет ли она еще прекраснее в восемнадцать? В девятнадцать?

Когда партнер проводил ее до кресел, ей в голову вдруг пришла другая мысль, не столь радостная. Если ее мать и отец узнают о предложении Джулиана Филдинга, они могут прийти к выводу, что все это произошло из-за слишком большой свободы, которую ей предоставляют. У нее могут отнять с таким трудом завоеванную возможность посещать Консерваторию, и ей придется заниматься музыкой дома. Тогда она будет лишена удовольствия сидеть в прокуренных кофейнях со своими друзьями и горячо спорить о существующей в мире несправедливости и путях ее устранения. Стоит ли рисковать? Пожалуй, лучше воздержаться от жгучего желания рассказать Катерине и Вице о предложении Джулиана.

На следующее утро, довольно поздно завтракая в постели, Наталья была слишком занята мыслями о предстоящей днем встрече с Гаврило, чтобы заметить, что Катерина ведет себя необычно тихо. По расписанию урок музыки должен был состояться в три часа, и Наталья подумала, что лучше не напоминать об этом сестре. Она опасалась, что та вдруг потребует от нее обещания вести себя хорошо и никуда не уходить, если месье Ласаль опоздает или вообще не придет.

А он наверняка не придет. Во время последней встречи она ему сообщила, что сегодня день рождения ее бабушки и, следовательно, о занятиях не может быть и речи. Наталья не соврала. Сегодня действительно был день рождения одной из ее бабушек, правда, умершей пять лет назад. Наталья знала, что месье Ласаль будет рад воспользоваться неожиданно освободившимся временем и не подумает ее проверять или сообщать отцу о пропуске ею урока.

— Я собираюсь сегодня подрессировать Беллу, — сказала она, покончив с завтраком и спуская ноги на пол.

Катерина, у которой Белла, резвясь, уже изгрызла две пары туфель и шляпку, не стала отговаривать сестру. Она размышляла, что, возможно, Джулиан Филдинг позвонит им домой позднее и договорится о встрече с ее отцом, чтобы обсудить, может ли организация «Черная рука» повлиять на англо-сербские отношения. Если так, то, вероятно, она сможет увидеться с ним в гостиной или в саду и выяснить наконец, каковы его чувства к ней.

Наталья, радуясь, что Катерина сегодня не слишком разговорчива, начала умываться и одеваться без помощи Хельги. Она выбрала скромное белое в красную полоску платье, которое не должно было выглядеть слишком вызывающе среди бедно одетых студентов в «Золотом осетре», и, расчесав свои пышные вьющиеся волосы, собрала их в простой пучок.

Взглянув на себя в зеркало, Наталья осталась довольна. Пусть она принадлежит к королевской семье, но сейчас по внешнему виду ее можно было принять за дочь какого-нибудь врача или адвоката. А если надеть простые очки, она даже сойдет за студентку.

«Золотой осетр» находился на узкой мощеной улочке в окружении таких же непритязательных заведений. Для Натальи ее первое посещение кофейни в компании Гаврило и Неджелко было необычайно волнующим приключением. Никогда прежде она не встречалась с людьми из низших слоев общества, никогда прежде не ходила по таким шумным узким улочкам.

В кофейне она окунулась в удивительную интригующую атмосферу. Почти все клиенты были молоды. В основном это заведение посещали студенты, и те из них, кто бежал в Сербию из Боснии, Герцеговины или Хорватии, были бедны как церковные мыши. Однако они не жаловались на нищету. Все были уверены, что скоро произойдут великие события, которые резко изменят их жизнь.

Дух товарищества и ощущение своей причастности к приближению светлого будущего чрезвычайно привлекали Наталью.

В отличие от поколения своих родителей, которое не шло дальше разговоров об объединении всех южных славян в единое государство, Гаврило и его друзья активно действовали, и это очень нравилось Наталье.

Гаврило больше не встречался с ней в Консерватории и не сопровождал в кофейню. Все это слишком бросалось в глаза.

Теперь, когда кучер высаживал ее у ворот Консерватории, она входила в здание и сразу же выходила через незаметную боковую дверь.

Единственное, о чем сожалела Наталья, шагая одна по тенистой площади, так это о том, что рядом не было Беллы. Ей очень хотелось взять с собой собачку, но щенок был еще слишком мал, чтобы бегать по улицам, и, кроме того, если бы Катерина увидела, что она берет с собой Беллу, то сразу бы поняла, что сестра не собирается на занятия музыкой.

Немного нервничая, Наталья приблизилась к кофейне. Здесь с чашкой кофе она могла сидеть весь день, слушая волнующие разговоры о том, что скоро все южные славяне объединятся в могущественную империю под названием Югославия.

Наталья открыла дверь «Золотого осетра» и вдохнула запах кофе, табачного дыма и сливовицы.

— А вот и она! — воскликнул Неджелко Кабринович, увидев вошедшую девушку. — Пододвиньте-ка еще один стул и закажите чашку кофе, — сказал он, обращаясь к своим товарищам.

Она пробралась сквозь толпу к своим друзьям, расположившимся за столиком в углу, и приветливо им улыбнулась, не замечая быстрых многозначительных взглядов, которыми те обменялись, прежде чем она села.

— Рад, что ты смогла сегодня прийти, — сказал Гаврило, вставая. — Я собираюсь уехать на несколько дней вместе с Неджелко и Трифко, и мне хотелось известить тебя об этом.

Тщедушный Трифко Грабец слегка кивнул, подтверждая эти слова. Он был очень серьезным, и Наталья всегда испытывала неловкость в его присутствии. Хотя Трифко никогда не выказывал своего отношения к ней, она была уверена, что он не одобрял ее участия в их разговорах.

— Трифко вообще недолюбливает женщин, — сказал однажды Неджелко с улыбкой. — Он считает, что они отвлекают мужчин от главной цели — освобождения Боснии от австрийцев.

— А куда вы едете? — спросила Наталья Гаврило. — Это задание организации? Вас посылают с каким-то поручением?

Он улыбнулся ей мягкой, почти застенчивой улыбкой.

— Это связано.., с учебной подготовкой, — сказал он, затем быстро отвернулся и закашлялся.

Наталья нахмурилась. Гаврило и Трифко постоянно кашляли, и в прошлый раз она принесла им таблетки, которые ей удалось найти.

— Вам надо показаться врачу, Гаврило, — сказала она.

— А как он оплатит счет? — спросил Трифко с сарказмом в голосе.

Наталья покраснела. Ей ужасно не нравилось, когда кто-то подчеркивал разницу в общественном положении между ней и ее друзьями. Она очень гордилась тем, что принадлежит к семье Карагеоргиевичей, но иногда в присутствии студентов испытывала неловкость, стесняясь своего благополучия.

— Не обращай внимания на Трифко, — сказал Неджелко с улыбкой. — Лучше расскажи, удалось ли тебе поговорить с князем Александром.

Трифко и Гаврило придвинули свои стулья поближе к столу, внимательно глядя на нее.

Наталья забыла о своем смущении и торжественно заявила:

— Князь Александр с нами всем сердцем, разумом и душой.

— А как насчет дела? — спросил Трифко. — Будет ли он с нами, когда придет время действовать?

— Успокойся, — резко сказал Гаврило и улыбнулся Наталье. — Трифко хочет знать, готов ли князь с нами встретиться?

Наталья заерзала на стуле. Александр сказал, что она может передать своим друзьям-студентам: если они стремятся к объединению всех южных славян, то могут рассчитывать на его поддержку, однако встретиться с ними он не может.

— В кофейне? — спросил он ее с удивлением. — Не смеши меня, Наталья. Подумай только, какое внимание я привлеку, появившись в кофейне.

— Со встречей возникли затруднения, — уклончиво сказала Наталья. — Его могут узнать и тогда…

— Я так и знал! — Трифко раздраженно стукнул кулаком по столу. — Князь Александр не намерен открыто нас поддерживать! Когда дело дойдет до военных действий ради создания объединенного государства южных славян, он и его отец не шевельнут и пальцем, как когда-то Обренович!

— Нет, они не такие, — сказал Гаврило с явным раздражением.

Трифко скрестил руки на груди и поджал губы. Наступила напряженная тишина.

Гаврило снова улыбнулся Наталье, на этот раз с извиняющимся видом.

— Не обращай внимания на Трифко. Он с похмелья и не рад, что ему придется ехать в Боснию.

Наталья продолжала молчать с каменным выражением лица.

Трифко и не думал извиняться за свою резкость, а она не имела ни малейшего желания его прощать.

— Проклятые Габсбурги, — воскликнул Неджелко, пытаясь сменить тему разговора. — За их ниспровержение! — Он поднял чашку с кофе, словно это было вино.

Все засмеялись, даже Трифко, и неприязнь Натальи к нему исчезла. Атмосфера вновь стала дружеской.

— Вы сможете повидаться со своими семьями в Боснии? — спросила она.

Улыбка исчезла с лица Неджелко.

— Возможно, Гаврило и Трифко увидятся с родными, — сказал он, — а я вряд ли.

Внезапно Неджелко показался Наталье очень юным и ранимым.

— Почему? — удивленно спросила она. Трудно было представить, как можно, находясь долгие месяцы вдали от своей семьи, не воспользоваться случаем и не встретиться с родственниками.

— Отец Неджелко служит в австрийской тайной полиции, — сухо сказал Трифко.

— Извини. — Потрясенная Наталья широко раскрыла глаза от изумления. — Я не знала…

— Неудивительно. — Неджелко философски пожал своими узкими плечами. — Старый козел…

Гаврило предупреждающе кашлянул.

— ..однажды запер меня на три дня за то, что я ему нагрубил. Бог знает, что бы сделал отец, узнай он о моем участии в деятельности…

Гаврило снова кашлянул, на этот раз еще громче.

— ..славянской националистической организации.

— Я тоже вряд ли увижусь со своим отцом, — мрачно сказал Трифко.

Никто не проронил ни звука. Отец Трифко был православным священником и не общался с сыном с тех пор, как мальчишку выгнали из школы за то, что тот ударил учителя, стремившегося внушить классу симпатии к Австро-Венгрии.

— А я попытаюсь встретиться с семьей, если смогу, — тихо сказал Гаврило странным тоном, — но думаю, мне это не удастся. — Он немного помолчал, затем спросил:

— Ты сможешь еще раз увидеться с князем Александром, Наталья?

Надо ему передать, что есть вещи, о которых он должен знать Это можно сделать только с глазу на глаз.

Она кивнула, решив помочь друзьям в их деле.

Разговор продолжался. Гаврило и Трифко были студентами университета и усердно учились, чтобы успешно его окончить Они говорили о своих занятиях и о различиях между сербской и боснийской системами образования. Когда они заспорили об уровне преподавания греческого языка и латыни в сербских и боснийских школах, Наталья, никогда не имевшая дела с этими предметами, взглянула на часы. Почти половина третьего. Через пять минут кучер будет ее ждать у входа в Консерваторию. Она неохотно встала.

— Мне пора, — сказала она с сожалением. — Я все сделаю, как вы просили. Постараюсь еще раз поговорить с князем Александром.

— И с королем Петром, — неожиданно сказал Трифко. Он единственный, кто может действительно нас поддержать.

— Хорошо, — сказала Наталья, стараясь придать уверенность своему голосу.

Она еще не сказала Александру, что ее друзья являются членами тайной боевой организации Однако было бы глупо сообщать об этом Трифко, так как в этом случае ей перестали бы доверять.

Все трое встали вместе с ней.

— Увидимся после возвращения из Боснии, — сказал Неджелко с обычной доброжелательностью.

Трифко просто пожал ей руку, а Гаврило пошел с ней к двери.

— Я не могу проводить вас до Консерватории, — сказал он с искренним сожалением. — Надо еще очень многое обсудить перед отъездом.

— Когда вы уезжаете? — Наталья вдруг вспомнила, что так и не узнала, что же они собираются делать в Боснии. Гаврило говорил, что эта поездка связана с какой-то подготовкой, но подготовкой к чему? Однако сейчас было уже поздно об этом спрашивать.

— Завтра, — сказал он, когда они вышли на улицу. Гаврило снова закашлялся, затем повторил:

— Мы уезжаем завтра утром.

— До свидания. — Наталья решила, что в следующий раз, когда они встретятся, она принесет ему побольше таблеток от кашля. — Желаю удачи.

Она пошла по узкой улочке, а он стоял, глядя ей вслед с тревожным выражением на смуглом скуластом лице.

Когда Гаврило вернулся в кофейню, Трифко резко сказал:

— Ты по уши влюблен в эту девчонку, иначе понял бы, что от нее не будет для нас никакой пользы.

Гаврило слегка нахмурился. Он был известен как один из самых преданных членов организации и никогда не увлекался девицами. Сердцеедом в их группе был Неджелко, а не он.

Не подозревая о том, какую роль ему отвел в мыслях Гаврило, Неджелко усмехнулся:

— Трифко прав. Ты явно в нее влюблен. — Он тоже закашлялся. — Вы были бы чертовски необычной парой! Крестьянский сын и дочь королевского родственника! Только представь себе такое бракосочетание. Там будут…

— Заткнись! — Щеки Гаврило зарделись от смущения. — Я всегда рад видеть Наталью, потому что верю: она может быть очень нам полезна. С королевской поддержкой мы многого добьемся.

— А я не верю, что она в состоянии обеспечить нам такую поддержку, — упрямо заявил Трифко. — Мне кажется, она будет для нас скорее помехой, чем полезным сторонником.

— Возможно, Трифко прав. — На обычно веселом лице Неджелко появилось тревожное выражение. — Ты поступил довольно опрометчиво, упомянув при ней о поездке в Боснию. Что, если после завершения нашей миссии она сообразит, что к чему?

— Вряд ли, — резко сказал Гаврило. Он уже понял, что напрасно рассказал Наталье об их намерениях, и ему было неприятно слышать попреки Неджелко. — Мы едем в Боснию за месяц до назначенного срока. Наталья убеждена, что мы вернемся в Белград задолго до того, как все свершится Она не сможет связать нас с тем, что должно произойти в Сараево.