Замок Бландинг - Задохнуться можно

Пелам Гренвилл Вудхаус

Задохнуться можно

Глава I

Солнце пронзило дымку, окутавшую Лондон. Лучи его упали на Флит-стрит, свернули направо, остановились у издательства «Мамонт» и, проникнув сквозь одно из верхних окон, нежно обласкали лорда Тилбери, основателя и владельца этой фабрики дешевого чтива, когда он просматривал газеты, услужливо предложенные секретарем. Секрет его успеха в немалой степени сводился к тому, что он держал под личным контролем всю свою продукцию.

Солнце в Лондоне – приятная редкость, и потому, казалось бы, великий человек хоть улыбнется ему. Но нет. Он нажал кнопку. Явился секретарь. Лорд Тилбери, без единого слова, указал ему на окно. Секретарь задернул штору и выгнал солнце, заглянувшее без приглашения.

– Простите, лорд Тилбери…

– Да?

– Звонила леди Джулия Фиш.

– М-да?

– Хочет вас видеть.

Лорд Тилбери стал мрачен. Леди Джулию он помнил, они мило общались в Биаррице, но здесь не курорт, в конце концов, а Тилбери-Хаус.

– Что ей нужно?

– Не знаю, лорд Тилбери.

– Так.

Секретарь удалился. Хозяин вернулся к газетам. Под руку ему попалась прелестная газета «Мой малыш», и он углубился в нее, но сердце было не с нею. Приключения Пинки, Винки и Попей в Стране Лентяев оставили его холодным. Не тронула его и Лора Дж. Смедли, сообщавшая, как хорошая девочка может помочь маме. Раздраженно хрюкнув, он отшвырнул газету и в третий раз за это утро занялся письмом, которое выучил наизусть. Людям свойственно бередить свои раны.

Письмо было коротким. Предки автора, заполнявшие века два назад по дюжине листочков, огорчились бы, увидев его; но, несмотря на краткость, оно сумело испортить день великому издателю. Что же в нем было? Вот что:

«Бландингский замок,

Шропшир

Глубокоуважаемый лорд Тилбери!

Возвращаю аванс за «Мемуары». Я подумал и решил не издавать их.

Искренне Ваш

Г. Трипвуд».

– Хр-р! – сказал лорд, как говорил обычно в минуты тяжкого стресса. Он встал и принялся ходить по комнате. Небольшой, квадратный, плотный, он напоминал Бонапарта, а сейчас, конкретней, – Бонапарта, совершающего утренний моцион на острове Святой Елены.

Однако многие в Англии взвыли бы от радости при виде этого письма. Что там, многие зажгли бы костры, зажарили быка для верных селян. Несколько слов, которые вы только что прочитали, оросили бы радостью земли от Камберленда до Корнуолла. Поистине, все на свете зависит от точки зрения.

Несколько месяцев назад, когда Англия узнала, что Галахад Трипвуд, брат лорда Эмсворта, вспоминает свою жизнь, почтенные представители правящего класса испытали страшное потрясение. Добродетельные виконты и чистые сердцем графы трепетали при мысли о том, какие скелеты вылезут теперь из шкафов.

Прекрасно зная друга своей беспутной юности, они живо представляли, какую книгу он напишет. Именно это, подсказывали им стареющие кости, критики именуют «собранием занятнейших случаев». Многие, в частности сосед Эмсворта сэр Грегори Парслоу-Парслоу из Матчингем-Холла, чувствовали себя так, словно ангел, отмечающий наши грехи, решил издать свои записи.

Лорд Тилбери смотрел на дело иначе. Уж он-то знал, сколько денег приносит такая словесность. Успех газетки, посвященной сплетням и слухам, блестяще это доказывал. Перси Пилбем, ее редактор, ушел и открыл небольшое агентство, но она как была, так и осталась золотыми приисками. Галахада Трипвуда он тоже знал, не близко, но вполне достаточно для того, чтобы жадно желать его мемуаров. Он ощущал, что книга станет скандальной сенсацией.

Теперь мы поймем, что чувства виконтов и графов, при всей своей остроте, уступали его нынешнему горю. У великих людей есть слабое место: у Ахилла – пята, у лорда Тилбери – карман. Деньги уходили на глазах; так удивимся ли мы, что владелец «Мамонта» не мог сосредоточиться на детской газете?

Он страдал, когда вошел секретарь с какой-то бумажкой.

Там было написано:

«Леди Джулия Фиш. По личн. д.».

Лорд Тилбери сердито фыркнул. Нет, в такую минуту!

– Скажите, что я за… – начал он.

И вдруг вспомнил. Да, да, да, этот Бландинг… Он кинулся к словарю и стал лихорадочно листать пэров на «Э».

Вот он, «Лорд Эмсворт». Ну как же! Леди Джулия Фиш родилась леди Джулией Трипвуд. Она – сестра Галахада.

– Пускай войдет, – сказал великий издатель.

Леди Джулия Фиш, величавая блондинка лет сорока с чем-то, отличалась и живостью, и властностью. Когда она, словно галеон, вплыла в кабинет лорда Тилбери, ярко-голубые глаза и решительный подбородок свидетельствовали о полной уверенности в себе. Неохотно поклонившись, хозяин злобно смотрел на нее. Кроме сомнительных родственников, его раздражала ее снисходительная манера. И впрямь, у леди Джулии был один недостаток – она слишком походила на хозяйку замка, которая, потехи ради, пытается беседовать с отсталым ребенком одного из своих селян.

– Прелестно! – сказала она, не гладя хозяина по голове, но как бы и гладя. – Вы прелестно выглядите. Биарриц пошел вам на пользу.

Лорд Тилбери, словно волк в ловушке, признал, что на здоровье не жалуется.

– Вот, значит, где вы все издаете? – продолжала леди Джулия. – Я просто перепугалась! Такие строгости… адмиралы в парадной форме допрашивают, по какому делу, мальчики – истинные львы… Да, к вам не проникнешь!

– Так по какому вы делу? – осведомился лорд Тилбери.

– Практичен, как всегда! – одобрила леди Джулия. – Время – деньги, и так далее. Очень мило. Мне нужно местечко для Ронни.

Лорд Тилбери стал похож на того же волка, который давно уже не ждет ничего хорошего.

– Ронни? – переспросил он.

– Это мой сын. Он был в Биаррице. Такой розовый, помните?

Лорд Тилбери вдохнул побольше воздуха, чтобы верней нанести удар.

– Мне очень жаль… – начал он.

– Знаю, знаю. У вас и так слишком много народу. Повернуться негде, и так далее. Ну, Ронни особенно не повредит. Работает же у вас племянник сэра Грегори Парслоу! Ронни никак не Спиноза, но уж Монти Бодкина он умней.

Лорд Тилбери вздрогнул. Эта женщина коснулась его тайной раны. Он всегда гордился тем, что к нему никого не пристроишь, но несколько недель назад, в минуту слабости или безумия, после очень хорошего обеда, он уступил соседу слева и взял его племянника. Наутро он об этом жалел; увидев юного Монти, жалел еще больше; и чувства эти не исчезли.

– Это, – сказал он, – тут совершенно ни при чем.

– Почему же? Нет-нет, мой дорогой! Неужели вы пристрастны?

– Совершенно ни при чем, – повторил лорд Тилбери, все лучше понимая, что беседа идет куда-то не туда. Он собирался быть сильным, резким, решительным – в общем, железным, и что же? Она довела его до каких-то объяснений, извинений… Как многие люди, общающиеся с леди Джулией, он ощущал, что в ней есть что-то такое, гипнотическое.

– Почему ваш сын хочет здесь работать? – спросил он и тут же понял, что железный человек до таких вопросов не опустится.

Леди Джулия немного подумала.

– Ради денег, – сказала она, – ради жалкой, рабьей мамоны.

Лорд Тилбери выразился яснее:

– Нет, почему? У него есть талант журналиста?

Леди Джулию это позабавило.

– Ну что вы! У членов нашей семьи нет никаких талантов. Едят и спят, больше ничего.

– Тогда почему вы хотите его ко мне пристроить?

– Как вам сказать?.. Во-первых, он рассеется.

– Что?!

– Скажем так, отвлечется.

– Я вас не понимаю.

– Видите ли, мой дурачок хочет жениться на хористке. Вот я и думаю, здесь столько дел, столько народу… Может быть, он о ней забудет.

Лорд Тилбери вдохнул очень много воздуха. Слабость прошла. Он был железным. Когда оскорбляют твое любимое дело, твое детище, остается весомо произнести, сунув большие пальцы в проймы жилета:

– Боюсь, леди Джулия, что вы ошиблись.

– Простите?

– Мы издаем газеты, журналы, альманахи. Здесь не курорт.

Они немного помолчали.

– Ах вон что! – сказала леди Джулия. – Однако вы сердитый. Совсем не то, что в Биаррице. Вам плохо после завтрака?

– Хр-р!

– Что-то с вами не так. Помню, вы были такой веселый!

Лорд Тилбери не желал светской болтовни.

– Да, – согласился он. – Если хотите знать, у меня нет причин помогать вашему семейству. После того, что случилось…

– А что такое?

– Ваш брат Галли… вот, взгляните.

Леди Джулия изучила письмо с томной любознательностью.

– Чудовищно! – комментировал издатель. – Какая низость, а? Он обязан выполнить договор. Хоть объяснил бы… Зачем? Почему? Непонятно. Попросил бы прощения! Куда там… «Не хочет печатать», видите ли! За тридцать лет…

Леди Джулия слушать не умела.

– Странно, – сказала она, возвращая листочек. – Загадочная личность мой брат. Как говорится, его пути – не наши пути. Может быть, ему пригрозил какой-то герцог? Или граф с нечистой совестью?

– Хр-р!

– Или баронет? «Грозный граф, бурный баронет». Какая шапка! Не воспользуетесь?

– Такими вещами не шутят.

– Хорошо, но при чем тут я? Галли – одно, мы – другое. Бедная, слабая мать просит за сына. Значит, Ронни вы не возьмете?

– Ни в коем случае.

– Что ж, честный ответ на честный вопрос. Дискуссия закрыта.

Леди Джулия встала.

– Да, с Галли у вас плохо вышло, – заметила она. – Вы бы на нем заработали. Вот эти мемуары леди Уэнслдейл, как их? «Шестьдесят лет на краю»? Разошлись сто тысяч. Галли начинает там, где старая Дженни кончает. Ей и не снилось… Рада была вас видеть, лорд Тилбери. Всего хорошего.

Дверь закрылась. Владелец «Мамонта» смотрел в пустоту, не в силах вымолвить «Хр-р!».

Глава II

Судорога прошла. Мы не скажем, что лорд Тилбери стал таким, как прежде, но он хотя бы начал действовать. Словно выздоравливающий, который тянется за целебным отваром, он взял дрожащей рукою детскую газету.

Тут бы нам его и оставить – что может быть лучше, чем добрый человек, восстанавливающий душу целебной словесностью! – но нет, судьба снова показала, что утро выдалось несчастливое. Едва он начал читать, глаза его полезли на лоб, крепкое тело содрогнулось, из полуоткрытого рта вырвался странный звук. Словом, все было так, словно из-под страниц выползла змея и ловко укусила его в подбородок.

Обычно газета «Мой малыш» не вызывала таких эмоций. Издавал ее Обри Селлик, писатель и пастырь, прославленный своим здравомыслием. Особенной умеренностью отличалась первая, главная страница. Но именно она поразила лорда Тилбери.

Сперва он подумал, что горести довели его до слепоты. Он поморгал и стал читать заново.

Нет, все оставалось как прежде.

«Дядя Обри своим маленьким друзьям, – читал издатель. – Ну, ребятки, как жизнь? Няню слушаетесь, а? Шпинат едите? Молодцы. Знаю, знаю, он пахнет грязной перчаткой, но в нем вроде бы железо, полезная вещь».

Лорд Тилбери издал тот звук, какой издает напоследок сифон, и стал читать дальше.

«Так вот, скажу вам одну штуку. Время тяжелое, деньги нужны, верно? Можете их очень просто раздобыть. Поспорьте с каким-нибудь идиотом, что в полулитровой бутылке – не пол-литра, а больше.

Странно, да? Прямо не верится. Вот и он не поверит. А правы-то мы, и я это сейчас докажу. Наполните бутылку. В нее войдет пол-литра. Заткните пробкой. А теперь – внимание! внимание! – переверните. А, что? Правильно, у донышка – пустое место. Туда вошло бы еще. Вы выиграли.

Большое спасибо Фрэнку Кендину за его письмо. Я рад, что канарейка поет “тю-лю-лю”. Спасибо и Мьюриэл Пут, которая предлагает написать и прочитать слово “игуанодон”».

Дальше лорд Тилбери читать не мог, хотя тогда узнал бы об Уилли Уотерсе и его кошке Минни. Он нажал на кнопку.

– Кто издает «Малыш»? – прохрипел он. – Кто там редактор?

– Вообще-то мистер Селлик, лорд Тилбери, – отвечала секретарша, которая знала абсолютно все и носила, чтобы это подтвердить, очки в роговой оправе. – Но у него отпуск. Его заменяет мистер Бодкин.

– Бодкин!

Голос его был громок, глаза настолько вылезли, что секретарша немного попятилась.

– Этот хлыщ! – глухо и грозно продолжал издатель. – Так я и знал. Пошлите его ко мне!

Вот она, кара, думал он. Вот они, званые обеды. Один шаг, одно движение – и пожалуйста! Какие плоды! Да, это – воздаяние.

Лорд Тилбери откинулся в кресле, стуча по столу разрезалкой для бумаги. Когда он ее сломал, раздался стук в дверь.

– Здрасьте, здрасьте, здрасьте, – приветливо сказал Монти Бодкин, – хотели меня видеть?

Монти Бодкин был приятным хлыщом. Многие, строго говоря, считали, что он красив; многие – но не лорд Тилбери.

Владелец «Мамонта» не мог бы выразить в слове свой идеал молодого журналиста, но этот журналист был бы погрубее, может быть – в очках, несомненно, – без гетр. Правда, сейчас на Монти гетр не было, но они парили, словно аура, около его стоп.

– Ха! – сказал лорд Тилбери, его увидев. Сейчас он походил на Бонапарта, который распекает маршала, хотя у него болит зуб. – Входите! Закройте дверь! Не скальтесь! По-че-му вы ска-ли-тесь?!

Слова эти покажут, как плохо мы, люди, понимаем друг друга. Да, губы у Монти растянулись, но он твердо знал, что это приветливая улыбка. Именно ее он замыслил, а вышло, по-видимому, что-то другое. Несколько растерявшись, он ее выключил, поскольку был одним из самых добродушных, услужливых хлыщей.

– Погода хорошая, – заметил он на всякий случай.

– К черту!

– Хорошо.

– К че-ерту!

– Хорошо.

– Вы что, попугай? Заладил: «Хорошо, хорошо»! Прекратите.

– Хорошо, – согласился послушный Монти.

– Эт-то что такое?

Монти взял страничку злосчастной газеты:

– Прочитать вслух?

– Не беспокойтесь. Сам читал. Тут, тут!

– А! Дядя Обри, да.

– Ну?

– Э?

– Вы написали?

– Да, я.

– Хр-р!

Монти совсем растерялся. Он больше не мог скрывать от себя, что лорд Тилбери неприветлив. Конечно, у него вообще плохой характер, но все же не до такой степени.

– Думаете, я ошибся? – спросил юный Бодкин. – Нет-нет, не бойтесь, все так! Мне сказал сам Галли Трипвуд, брат лорда Эмсворта. Уж он-то знает!

Лорд Тилбери, к его удивлению, треснул кулаком по столу.

– Какого черта! – взревел он не совсем внятно, поскольку сосал кулак. – Это дет-ска-я газета!

– Вам не понравилось? – обеспокоился Монти.

– Вы о матерях думали? Как они будут читать такую чушь?

– По-вашему, дурной тон?

– Пари… Пол-литра… Мы потеряем всех подписчиков!

– Правда? Вот не подумал. Очень может быть. Дурной тон… Да, да, да, есть немного. Что ж, виноват, больше ничего не скажешь.

Лорд Тилбери с этим не согласился.

– Ничего? Идите в кассу, берите деньги за месяц – и вон отсюда!

Монти окончательно удивился:

– Прямо подумаешь, что вы меня увольняете! А? Что?

Лорд Тилбери онемел, но указал рукой на дверь – и такова была власть его личности, что Монти мигом оказался у выхода.

– Подумайте! – сказал он напоследок. Лорд Тилбери зашелестел бумагами. – Дядя Грегори обидится.

Лорд Тилбери дернулся, словно в него всадили шило, но молчания не прервал.

– Обидится, – повторил Монти, при всей свой мягкости вынужденный предупредить о возможной беде. – Он очень хочет меня пристроить. Да-да, обидится. Дядя Грегори.

– Во-о-он!

Монти гладил ручку двери, не зная, как начать.

– Вы еще тут?!

– Да-да, – заверил Монти. – Я хочу сказать одну штуку. Понимаете, я должен работать целый год. Это очень важно. Вы не знаете такую Гертруду Баттервик? Нет? Жаль. В общем, это долго рассказывать. Вы поверьте, я должен работать так до середины июня, а то все провалится. Значит, вы меня не увольняйте. Работать я буду хорошо, без дураков. Первым приду, последним уйду, себя не пожалею…

– Во-о-о-о-он!

Они помолчали.

– Значит, не передумаете?

– Нет.

– Не пожалеете меня?

– Нет.

Монти Бодкин выпрямился.

– Ну хорошо, – сказал он. – Ладно, чего уж там. Если у кого нет сердца, ничего не поделаешь. Скажу вам две вещи. Во-первых, вы разбили мне жизнь. Во-вторых, всего хорошего.

Он вышел достойно и гордо, словно молодой аристократ, направляющийся к гильотине; а секретарша отскочила от двери как раз вовремя, чтобы не получить ненароком по уху.

Монти Бодкин стоял у издательства с жалованьем в кармане, горем в сердце и тем желанием выпить, которое посещает молодых людей, когда у них неприятности. Судьба же пыталась понять, что ей с ним делать.

«Послать его, что ли, за угол, в «Гроздь винограда?» – размышляла она. – А может, сунуть в такси и отправить в клуб «Трутни», где он встретит Хьюго Кармоди?»

От ее решения зависела участь Ронни Фиша и его невесты Сью; Кларенса, девятого графа Эмсворта, и его свиньи Императрицы, лорда Тилбери; сэра Грегори Парслоу-Парслоу; наконец, Перси Пилбема, прежде издававшего «Светские сплетни», а теперь владевшего сыскным агентством «Аргус».

– Хм… – сказала Судьба. – М-да… Ладно, «Трутни».

Так и случилось, что минут через двадцать Монти сидел в баре и, попивая коктейль, рассказывал Хьюго Кармоди о крахе своей карьеры.

– В общем, выгнали! – закончил он, горько усмехнувшись. – Прямо в снег. Такова жизнь, я думаю.

– Да, не повезло, – сказал Хьюго. – Слушай, зачем тебе работать? У тебя этих денег…

Монти признал, что не бедствует, но указал на то, что не в этом суть.

– Тут не в деньгах суть, – пояснил он. – Есть причины. Хочешь расскажу?

– Я и так верю.

– Ну ладно. Еще закажем? Эй, два коктейля!

– Знаешь, – сказал Хьюго, чтобы его утешить, – все равно бы уволили. Что ты там можешь делать? Разве что служить пресс-папье. Про бутылку все перепутал…

Этого Монти пропустить не мог.

– Да что ты! – пылко воскликнул он. – Мне верный человек сказал, брат лорда Эмсворта. У меня там дядя живет, в Шропшире, совсем рядом, я у него часто гостил. Как-то Галли отвел меня в сторону…

Хьюго оживился:

– Дядя? Это не сэр Грегори Парслоу?

– Он самый.

– Здорово! Я и не знал, что ты его племянник.

– А вы знакомы?

– Еще бы! Я все лето жил в Бландинге.

– Правда? Ну конечно, вы же дружите с Ронни.

– Не в том дело. Я служил у Эмсворта. Секретарем. Хорошая работа!

– Я думал, у него такой Бакстер.

– Да что ты! Он давно ушел.

Монти печально вздохнул:

– Давно я не был там, года три… Как они все? Как старый Эмсворт, все такой же?

– А какой он был?

– Тихий, сонный, рассеянный. Вечно говорил о розах. Да, и о тыквах.

– Значит, такой же, только говорит о свиньях.

– О свиньях?

– Его свинья Императрица получила медаль. В этом году он опять надеется.

– А как Галли?

– В порядке.

– А Бидж?

– В самой лучшей форме.

Монти умилился.

– Значит, все по-прежнему, – начал он и вдруг вскрикнул «О Господи!», проливая коктейль на брюки. Его посетила идея. – Минуточку, – сказал он, дрожа от волнения. – Давай разберемся. Ты служил у Эмсворта секретарем?

– Да.

– И тебя выгнали?

– Что ты говоришь! Я ушел. Если хочешь знать, я женюсь на его племяннице. Сейчас везу ее в Вустершир, к моему дяде Лестеру.

Монти был слишком занят мыслью, чтобы отвлечься на поздравления.

– Когда ты ушел?

– Позавчера.

– Кого-то взяли на твое место?

– Вроде бы нет.

– Хьюго, – серьезно сказал Монти, – туда поступлю я. Пойду позвоню дяде Грегори, пусть похлопочет.

– Я бы не спешил, – сказал его друг. – Ты не все знаешь. Твой дядя не в самых лучших отношениях с лордом Эмсвортом. Недавно он увел свинаря…

– Какие пустяки!

– Что ж, кроме того, Эмсворт вбил себе в голову, что сэр Грегори строит козни против его свиньи.

– Почему?

– У дяди тоже есть свинья. Если бы не Императрица, она бы получила медаль. Когда Императрицу украли…

– Украли? Кто же это?

– Ронни.

У Монти закружилась голова.

– Ронни Фиш?

– Он самый. Это сложная история. Ронни хочет жениться, но не может, пока Эмсворт не даст денег. Чтобы его заставить, он украл свинью.

Голова закружилась еще больше.

– Прости, не понял.

– Очень просто. Он решил украсть ее, спрятать, а потом как бы найти. Умный план. Только ничего не вышло.

– А почему?

– Сложно рассказывать. В общем, ее нашли у Бакстера.

– Тогда Эмсворт знает, что дядя ее не крал?

– Ничего подобного. Он думает, что Бакстер работал на твоего дядю. В общем, отношения плохие. Я бы на сэра Грегори не полагался.

Хьюго встал.

– Ладно, мне пора, а то на поезд опоздаю.

Монти проводил его до улицы.

– Может, помирятся, – задумчиво сказал он.

– Все может быть.

– Установят… как это? Конкордат? Нет, кон-сен-сус.

– Что-то не похоже. Ну, я бегу. – Хьюго сел в такси и прибавил из окошка: – Да, держись крепче. Там гостит одна девушка, вторая красавица Англии.

– Э?

– Невеста Ронни. Если что, он тебя задушит голыми руками. Лично я ревности не понимаю. Доверяешь – так доверяй. Совершенная любовь, как говорится… А Ронни – просто Отелло. Там один тип вроде бы с ней ужинал, так он весь ресторан разворотил. Тонкий человек, чувствительный.

– Как это «вроде ужинал»?

– Она была со мной, а Ронни не знал. Видит, Сью сидит с Пилбемом…

– Сью?

– Да. Ее зовут Сью Браун.

– Что?!

– Сью Браун.

– Это не та Сью Браун, что в хоре пела?

– Она самая. Ты ее знаешь?

– Еще бы! Года два не видел, а в свое время… Старая добрая Сью! И красива, и умна, и…

Хьюго покачал головой:

– Именно этого я и боялся. Слава Богу, тебе не попасть в замок. Неприятно прочитать в газете, что твое тело нашли в озере.

Такси укатило. Монти долго стоял на ступеньках, погруженный в думы. Если в замке Сью, думал он, попасть туда необходимо. Что же до свиней, не так все страшно. Хьюго – хороший парень, но вечно все преувеличивает. Преисполнившись радужных надежд, он направился к будкам.

– Междугороднюю, – сказал он. – Матчингем 83.

Глава III

Примерно через сутки после того как Монти заказал междугороднюю, приметливая птица, взглянувшая со своего, птичьего, полета на парки и угодья Бландинга, заметила бы, что у прославленного замка ходит какая-то пара. Сузив глаза и прикрыв их когтистой лапкой, она разглядела бы, что эту пару составляют румяный белокурый молодой человек и удивительно красивая девушка в легком зеленом платье с отложным воротничком. Роналд Овербери Фиш прощался со своей Сьюзен, прежде чем отправиться в Маркет-Бландинг, а там сесть на поезд 12.40. Ехал он в Норфолк на свадьбу двоюродного брата.

Собственно говоря, уезжал он всего лишь до завтра, но все-таки счел нужным дать Сью кой-какие советы. Прежде всего он рекомендовал ей, не щадя никаких сил, пленять дядю Кларенса.

– Да, конечно, – сказала Сью, которая, заметим, была изящнейшей девицей с прелестной улыбкой и большими светлыми глазами. Сейчас глаза эти лучились умом, ибо она живо следила за рассуждениями юного Ронни. Тот доказывал, что графа надо пленить, чтобы уж точно дал обещанные деньги. Ее это не пугало. Кроткий, мечтательный пэр ей очень нравился.

– Да, – сказала она, – конечно.

– Крутись около него.

– Да.

– Поговори с ним о свиньях.

– Конечно.

– А что до тети Констанс…

Ронни помрачнел; он вообще мрачнел, думая о леди Констанс Кибл. Когда последний из Фишей, единственный сын леди Джулии, племянник лорда Эмсворта, сообщил, что женится на хористке, отзывы были, скажем так, разные. Одни – получше, другие – похуже.

Дворецкий Бидж, восемнадцать лет любивший его как сына и сразу полюбивший Сью, был очень рад. Рад был и Галли Трипвуд, который когда-то, в бурной молодости, едва не женился на той, кто стала бы Роналду тещей. Кларенс, девятый граф, проговорил: «О! А?» – и вернулся к мыслям о свинье.

Протесты, как обычно бывает, исходили от женщин. У них всегда нет-нет, да есть сословные предрассудки. На честную бедность, в сущности, они смотрят иначе, чем Бёрнс. Мы знаем, что думала леди Джулия. Не лучше относилась к предстоящему браку и сестра ее, Констанс, которую явственно ужасало пятно на славном гербе. Чувств своих она не скрывала, то глубоко вздыхая, то сухо поджимая губы. Теперь мы поймем, почему Ронни помрачнел.

– Что до тети Констанс…

Собирался он сказать, чтобы в случае чего Сью дала ей по уху; собирался – но не сказал, ибо из дома вынырнул молодой человек с юрким рыльцем, подвитыми бачками и мерзкими усиками. Помешкав на пороге, он увидел юного Фиша и нырнул обратно. Юный Фиш напряженно смотрел ему вслед.

– У, гад! – заметил он, мягко скрипнув зубами. П. Фробишер Пилбем всегда будил в нем зверя. – Наверное, тебя ищет.

Сью забеспокоилась:

– Ну что ты! Мы совсем не общаемся.

– Он к тебе не вяжется?

– Нет-нет!

– Вообще, что он тут делает? Вроде бы уехал.

– Наверное, лорд Эмсворт попросил его остаться. Нам-то что, в конце концов?

– Он посылал тебе цветы.

– Да, но…

– И тогда, в ресторане…

– Да-да. Ты больше не ревнуешь?

– Я? – удивился Ронни. – Ну что ты!

Сью не успокоилась. Она хотела покончить с этим раз и навсегда. Единственной тучкой на небесах ее счастья были те самые свойства Ронни, на которые намекал Хьюго в беседе с Монти Бодкином. Она понять не могла, какая ревность, если ты любишь. У нее был ясный, детский ум.

– Значит, не будешь волноваться?

– Ну что ты!

– И вообще ревновать не будешь?

– Конечно, нет. Только…

– Да?

– Очень уж я розовый!

– Самый красивый цвет. Ангелы тоже розовые. Я тебя люблю.

– Правда?

– Правда.

– А не разлюбишь?

– Какой ты глупый!

– Да, знаю… А вдруг разлюбишь?

– Скорей уж ты разлюбишь меня.

– Что ты говоришь!

– Приедет твоя мама…

– Какая чепуха!

– Я ей не понравлюсь.

– Понравишься.

– Не нравлюсь же я твоей тете.

– Тете! То-то я думаю, о чем мы говорили. Так вот, если что, дай ей в ухо. Вынет лорнет – бей.

– А если мама его вынет?

– Ну что ты!

– У нее нет лорнета?

– Она… она не такая.

– Не такая, как тетя?

– С виду – примерно такая же, а по сути – нет. Тетя у нас фу-ты ну-ты, а мама – свой парень.

– Все равно, она будет тебя отговаривать.

– Не будет.

– Будет. «Роналд, мой дорогой! Какое нелепое увлечение! Кто бы мог подумать?» Так и слышу.

– Ничего подобного. Она хорошая баба.

– А я ей не понравлюсь.

– Понравишься. Какая ты… забыл слово. Вот, пессимистка!

Сью кусала губу маленьким белым зубом. Светлые глаза потемнели.

– Лучше бы ты не уезжал!

– Я завтра вернусь.

– А нельзя остаться?

– Ну что ты! Я шафер. И вообще, интересно посмотреть, как это люди женятся. Скоро пригодится.

– Вряд ли.

– Перестань!

– Прости. Лучше бы ты не уезжал. Знаешь, здесь все такое старое, огромное… Я – как щенок в соборе.

Ронни окинул взглядом родовое гнездо.

– Да, домик – будь здоров, – признал он. – Как-то не замечал, а вообще-то бывают и поменьше. А что тут плохого?

– Понимаешь, я выросла в квартирке. Мне так и кажется, что твои предки закричат: «Эт-то еще кто?!»

– Какая ты, честное слово! Тебя все любят – дядя Кларенс, дядя Галли, все, кроме тети. Чихать нам на нее!

– А мама?

– Да сказано тебе!

– Такая важная, темная леди…

– Она блондинка.

– Все равно, очень неприятное чувство. Как будто Мартин вот-вот придет.

– Что?

– У одной нашей девочки есть пластинка. Какой-то тип попал в пустой дом, там – кошки, вылезают друг за другом. Кошка вылезла и поет: «Ну как, начнем?» А остальные отвечают: «Нет-нет, подожди, пока Мартин не придет!» Скоро он придет, помяни мое слово.

– Да перестань ты! Все будет хорошо. Мама тебя полюбит. А что ей делать? Ты же самая…

Однако ему не довелось удариться в лирику – из-за угла выехала машина, которую вел шофер по фамилии Ваулз.

– Значит, пора, – опечалился Ронни.

Машина подъехала к ним. Ронни сурово взглянул на Ваулза. Нет, они дружили издавна, играли в крикет, но есть минуты, когда и знакомый с детства шофер кажется несколько лишним.

Избегая его взоров, Ронни (густо-вишневый) обнял свою невесту со всей страстью Фишей, вскочил в машину, помахал из окна, помахал еще и махал, пока видел Сью, после чего сел прямо и стал дышать носом.

Сью постояла на дорожке, а когда машина скрылась за рододендронами, задумчиво побрела к террасе. Августовское солнце палило вовсю. В траве стрекотали кузнечики, в лавандовом бордюре гудели пчелы, и все это, вкупе с жарой, располагало к отдыху. Заглянув за кедры, Сью увидела, что в тени стоит шезлонг, в шезлонге лежит Галахад, попивая виски с содовой, а рядом – еще одно кресло, явно для нее.

Однако долг превыше всего, как бы ни пекло, ни стрекотало и ни гудело. Ронни просил поговорить о свиньях, значит, надо поговорить.

Она спустилась по каменным ступеням, свернула к западу и направилась к тому уголку поместья, где обитала Императрица – прославленная свинья.

Жилище ее помещалось на полянке, усеянной лютиками и ромашками и окаймленной серебряным извивом ручья, несущего воды в озеро. По своему обычаю лорд Эмсворт отправился туда после завтрака и теперь, в половине первого, мягко висел на перильцах, беззлобно и благоговейно глядя на прекрасную даму. Рядом с ним, на тех же перильцах, висел свинарь Пербрайт.

Время от времени кроткий пэр втягивал носом воздух, но не благоухания позднего лета привлекали его. Собственно говоря, вокруг обиталища ощущался лишь один запах, достаточно резкий, своеобразный, но для кого-то – и дивный.