Без пятнадцати девять полковник Ковачев в сопровождении двух оперативников и эксперта технического отдела поднялся в номер к Ноумену.
      – Спасибо, что вы так отзывчивы, – сказал старик после взаимного представления. – Я встревожен. Возможно, все обойдется, но… Одним словом, моя дочь вдруг исчезла… ночью. Ее зовут Мишель. Утром она мне не позвонила, как обычно, я зашел к ней в номер и понял, что там она не ночевала. Ее номер здесь, рядом.
      – Но что вам дало повод для беспокойства? Может быть, она с компанией… или, извините, с каким-нибудь приятелем?
      – Нет. Она обязательно позвонила бы, предупредила. Что-то с ней случилось.
      – Какие у вас на сей счет предположения, догадки?
      – Увы! – Ноумен пожал плечами. – Никаких.
      – Хорошо. Мы сделаем все, что в наших силах. Но потребуется осмотреть ее номер.
      – Разумеется. Я вас провожу.
      После методичного осмотра гардероба, чемоданов, ванной Ковачев обнаружил комплекты мужского белья и несколько пар мужских носков.
      – Вам знакомы эти вещи? – спросил он у Еремея.
      – Да, конечно, это мои. – Он взял вещи. – Они попали сюда случайно.
      – А сейчас, – сказал Ковачев, – вернемся в ваш номер. Вы, Петев, останетесь здесь.
      – Но что вас может заинтересовать у меня? – спросил Ноумен. – Последнее время она ко мне даже не заходила…
      – Уверяю вас, так положено. Прежде чем начать следствие, мы должны везде проверить, нет ли наводящих следов.
      Ковачев занялся гардеробом. Внутри, в одном из выдвижных ящиков, обнаружилась большая коробка с мылом. Ноумен навис над Ковачевым и так следил за всеми его движениями, будто тот его обокрасть собирался. Тем временем дверь распахнулась, хотя никто не стучал. Ковачев задвинул ящик, захлопнул гардероб. Оказывается, к Ноумену опять пожаловали вчерашние гости – Вирджиния Ли и Джек Джексон. Они даже попятились при виде стольких людей.
      – Это кто такие? – спросила Ли.
      – Из болгарской полиции, – отвечал ей Ноумен. – Ночью исчезла Мишель.
      Заслышав о «болгарской полиции», Джексон дернулся, словно хотел выхватить пистолет, но вовремя овладел собою и засунул руки в карманы.
      – Исчезла?! – продолжала Ли, не обращая внимания на окружающих, точно их не существовало. – Что за комедия?
      От помощников Ковачева не укрылось агрессивное поведение незваных гостей, особенно гориллоподобного Джексона, и они незаметно заняли удобную позицию на случай непредвиденных событий, став полукругом в центре комнаты. Джексон заметил маневр и весь сжался, как бы готовясь ринуться в атаку. Ковачев приблизился к женщине. Общее напряжение возросло.
      На какую дерзость мог решиться горилла, притом без всякого повода с их стороны? Открыть пальбу? Ударить Ковачева? Неужто он позволил бы себе такое в своей стране, по отношению к своей полиции? Или он вообразил, что здесь сплошь молокососы?
      – А вы, миссис, кто такая и что здесь ищете?
      – Мы еще вернемся, – сказала красавица Ноумену, будто не слыша Ковачева. – Идем, Джек!
      Ковачев приблизился к ней вплотную.
      – Вас спрашивают!
      Подскочил Джексон и ручищей грубо отстранил Ковачева.
      – Занимайся своим делом!
      Готовые вмешаться оперативники тоже приблизились, но полковник остановил их выразительным жестом. Ли и Джексон исчезли.
      День прошел в страшной суете. Особенно Ковачев измучился с бриллиантами – не так-то просто найти ювелиров и банковских работников в такой прекрасный воскресный день. Вконец вымотанный дневной беготней, лишь вечером смог он явиться к Маркову. Тот командовал сразу по двум телефонам, и вид у него тоже был усталым.
      – Как сквозь землю провалилась эта Мишель. Я буквально всех поднял на ноги, но пока что бесполезно. Хотя машина Ноуменов по-прежнему на стоянке. Хорошо, что старик официально обратился к нам, можно задержать его дочь на законном основании. Как на ваш взгляд, когда мы ее упустили?
      – Ее упустил Крыстев, когда крался за любовником. Около десяти минут номер Мишель оставался без наблюдателя.
      – Похоже. А вы чем похвалитесь?
      Ковачев усмехнулся не без лукавства, достал из кармана белый мешочек, высыпал на стол множество бриллиантов.
      – Все они фальшивые, – сказал Ковачев. – Все до одного. Искусная подделка из стекла с примесью олова. Так называемые дубликаты. На Западе такие в ходу.
      – Значит, вот почему он столь легкомысленно бросил их в урну?.. А настоящие? Впрочем, их может и не быть. Ларри мог нарочно затеять с нами эту игру, чтобы отвлечь внимание.
      – Не забывайте, что, кроме Ларри, есть еще и их газеты. Не могли же они специально в нашу честь поднять такую тревогу. А может, это агенты ЦРУ выкрали бриллианты, пытаясь ввести нас в заблуждение?
      – Ладно, не острите. Но что им мешает воспользоваться действительным ограблением банка, маскируя операцию у нас? Там ведь тоже есть мыслящие граждане.
      – А два трупа? И заметьте, это их трупы, не наши. Нет, товарищ генерал, наконец-то у меня возникли подозрения, где могут находиться бриллианты. Я имею в виду – настоящие.
      – Выкладывайте!
      – Э-э… разрешите, я еще поразмышляю. Хочу поставить один эксперимент…
      – У вас завелись от меня секреты? Знаете, я не поклонник такого рода служебных игр.
      – Знаю, знаю… И все же прошу отсрочку. Да, еще: я приготовил вам небольшой сюрприз. Знаете, как зовут директора гостиницы, где проживали Ноумены?
      – Где уж мне знать такие тонкости! – угрюмо сказал генерал.
      – Желязко Волков.
      – Железный волк! И вы предполагаете…
      – Нет, я узнал это случайно, когда мы были у Ноумена. Звезд с неба он, может, и не хватает, но наш человек, проверенный. Его имя навело меня на мысль, нет ли на курорте других «железных волков»…
      – Браво, железная логика!
      – Их оказалось два: мсье Луфер из Лиона и герр Айзенвольф из Гамбурга. Лу – это волк, фер – железо. И другой: Айзен – железо, вольф – волк.
      – Какой же из них в нашей стае?
      – Гамбургский. Я успел посмотреть на обоих. Французик весь как из оперетты: старый волокита, дамский угодник, несмотря на подагру и болезнь печени. А вот немец настоящий эсэсовец, из недобитых. Крикни ему: «Хайль Гитлер!» – он тут же вскочит и вытянется во фрунт.
      – Внешний вид часто обманывает, особенно в нашей профессии.
      – Вы правы, для меня это лишь косвенное доказательство. Но Айзенвольф появился здесь в один день с господином Ноуменом и его дочкой. В тот самый день, когда была послана телеграмма.
      – Что удалось о нем узнать?
      – Живет один в гостинице «Виктория». Номерной знак его «мерседеса» свидетельствует, что машина из Гамбурга. На время с восьми часов вчерашнего вечера и до двух ночи у него нет алиби.
      – Подробнее, пожалуйста.
      – В восемь он сел в свою машину и уехал неизвестно куда. Пока еще за ним не присматривают всерьез.
      – Естественно. А во время катастрофы с Морти?
      – Товарищ генерал, это выше моих возможностей. Слишком много воды утекло, чтобы кто-то мог такое припомнить. Хотя я интересовался…
      – Значит, объявился Железный Волк, но пропала Мишель. Природа, как известно, восполняет потери… По-моему, самое время поговорить с лодочником, который прогуливал Мишель. Его зовут Чиба, кажется?
      – Но что можно выжать из этого наемного ухажера?
      – Что-нибудь можно. Ведь они были в одной лодке. Даже дважды. Мы ничем не рискуем. Скажите Петеву, пусть повидается с Чибой.
      – Вам не кажется, что важнее было бы повидаться с Пешо, шофером такси? С ним можно побеседовать об очень интересных вещах.
      – Ни в коем случае. До него очередь не дошла. Узнай о такой беседе нынешний владелец черного чемодана в Софии, он встревожится. А его тревожить нельзя. Вдруг он еще получит гостинцы.

       27 июля, воскресенье. После обеда
      Без лишних разговоров прыгнув с пристани в лодку Чибы, майор Петев уселся на корме, возле двигателя.
      – Полчаса прогулки – десять левов, – равнодушно сказал Чиба, успев бросить подозрительный взгляд на гостя, не очень-то похожего на курортника.
      – Обернемся и за пятнадцать минут.
      – Пятнадцать минут – значит, пять левов.
      – Двигай, двигай!
      Чиба неохотно завел мотор, пристань начала отдаляться. Лодочника почему-то начали терзать дурные предчувствия.
      – Как делишки? – дружелюбно спросил Петев. – Наживаем капиталец?
      – Более-менее. Не жалуюсь.
      – А по части прекрасных дам?
      – Да ну, что мне от них?
      – Но ты ж ведь такой богатырь!
      – Слушай, а тебе какое до этого дело?
      – Насчет этого дела мы и поговорим. – И майор показал служебное удостоверение.
      – О чем вы хотите разузнать? – Голос Чибы дрогнул.
      – Расскажи-ка мне все об одной твоей зазнобе, американочке.
      – Что за американочка?
      – Ладно, не разыгрывай дурачка. Недавно ты ее катал на лодке, притом дважды. Черноволосая.
      – А, эта… будь она неладна! Какая к черту зазноба? Мужиком оказалась! Мужиком, не сойти мне с этого места!
 
       28 июля, понедельник
      Генерал Марков внимательно рассматривал фотографии, которыми был завален его стол, когда явился запыхавшийся Ковачев.
      – Здравия желаю, товарищ генерал. У меня сенсационная новость. Милейшая дочь Ноумена оказалась мужчиной!
      – Да что вы, товарищ полковник!
      – Вы не верите? Мне?
      – Как я могу вам не верить, когда сей мужчина уже найден!
      – Найден?
      – Да, и арестован. Как видите, я в отличие от некоторых не скрываю разные там эксперименты. Ночью в Софийском аэропорту наши узнали Мишель, несмотря на то что она была в мужской одежде. Оформляла билет в Вену. Паспорт был французский, на имя Жан-Жака Адомара. Поскольку, как и следовало ожидать, мсье Адомар закатил скандал, я попросил Консулова быстренько приехать в аэропорт. Он тут же ее узнал.
      – Вы хотели сказать «его»…
      – То, что Консулов узнал не ее, а его, установили уже при обыске. Под предлогом поисков наркотиков пришлось мсье Адомара раздеть. Нашли половину лифчика с бриллиантами. Но, увы, опять подделки. Остается решить, как поступить дальше с новоявленным мсье Адомаром.
      – Минутку! – оживился Ковачев. – Если не госпожа Мишель и не господин Адомар, то, может быть, это… Коко?
      – Ладно, согласен. Назовем его условно Коко. Вопрос в том, везти его сюда, в Варну, или самим отправляться в столицу.
      – На мой взгляд, пусть он немного потомится под арестом в Софии, под надзором Консулова. Скоро, мне кажется, и всю эту свору мы перевезем в Софию.
      – Правильно.
      – Товарищ генерал, вся эта муть, а особенно расправа с мадам Мелвилл и половина сокровищ, обнаруженная у Адомара, дают нам законные основания задержать и Еремея Ноумена. А главное, сделать обыск в его номере.
      – Этим и следует заняться. Берите разрешение у прокурора и действуйте.
      Какими данными располагал полковник Ковачев, когда отправился к Еремею Ноумену? Возможно, этот господин был соучастником – притом наверняка косвенным – убийства Мелвилл. Для прямого обвинения оснований было маловато, да и тактически такой ход был сомнителен. Целесообразней было нажимать на загадочные переодевания этого Коко. Главная же цель сегодняшней операции состояла в том, что только при продолжительном и тщательном обыске можно было осуществить достаточно рискованный эксперимент, о котором безуспешно допытывался генерал.
      После необходимых приготовлений вся группа подошла к номеру Ноумена: полковник Ковачев, эксперты, фотограф, лейтенант Радков с чемоданом.
      Завидя гостей, хозяин удивился, но особого смущения не выказал.
      – На предмет чего столь массовое посещение? – спросил он, когда все уже оказались в комнате.
      – Ваша дочь найдена, – вместо ответа сказал Ковачев.
      – Где же она? – В голосе Ноумена особенной радости не чувствовалось.
      – В тюрьме. В Софии. Поймана при попытке пересечь границу с фальшивым паспортом. А главное, она пыталась контрабандой вывезти огромные ценности.
      – Какой фальшивый паспорт? Какие ценности? – тем же тусклым голосом осведомился Ноумен.
      – Я убежден, вы лучше нас информированы в этой области. Надеюсь на ваши правдивые показания. Но для этого еще будет время. А сейчас мы произведем тщательный обыск в обоих номерах.
      – Но вы уже осматривали…
      – Возникли новые отягчающие обстоятельства. Вот санкция прокурора и официальный перевод ее на английский.
      Ноумен безразлично посмотрел на бумаги, которые ему протягивал Ковачев, но не взял их.
      – Значит, арестована… а мне даже не позвонила, – бормотал Еремей. – И все же расскажите мне подробнее.
      – Расскажу, если интересно. – Ковачев дал знак приступить к обыску. – Готов ответить на все вопросы, которые вы мне начнете сейчас задавать.
      – Почему? Какие вопросы?
      – Самые разнообразные. Ну, например, уверены ли мы, что арестовали именно вашу дочь. А может, вашего сына? Почему бы вам не спросить?
      – Что за намеки?
      – Не стесняйтесь, господин Ноумен. Все равно придется разговориться. Вот вы не пожелали прочесть текст санкции прокурора, а в нем разрешение не только на обыск, но и на ваш арест.
      – Что?! – возмутился старик, но возмущение было явно показным, словно он даже чему-то обрадовался. – На каком основании? Уж не заподозрен ли я в убийстве?
      – Кто здесь произнес слово «убийство»? Кое в чем мы вас подозреваем, это правда. Но зачем торопиться?
      – Ладно, не буду спорить, – вроде бы смирился Ноумен. – Подчиняюсь насилию, но оставляю за собой право на протест.

      Да, в кусках мыла оказались бриллианты, притом такой величины и чистоты, что ювелиры не осмелились назвать цену даже приблизительно – впервые в жизни любовались они такими сокровищами.
      Каждый камешек был взвешен и по всем правилам описан, прежде чем исчезнуть в бронированном банковском сейфе (у полковника Ковачева осталась всего лишь четвертая копия протокола). Пришла пора вызвать арестованного.
      – Итак, вы Еремей Ноумен, торговый представитель американской фирмы «Крусибел стийл» в Константинополе, – начал допрос Ковачев. – Стало быть, торговец…
      – Да, с вашего позволения, – бойко откликнулся Ноумен.
      – А господа руководители фирмы знают, что только вы представляете их интересы на Ближнем Востоке?
      – Спросите их сами.
      – Обязательно спросим. Если, разумеется, такая фирма существует. А почему Никто? Почему вы не выбрали себе другое, нормальное имя?
      – Надеюсь, господин, услышать более умные вопросы. Если их нет, потрудитесь меня освободить. Благое сделаете дело.
      – Не думаю, чтобы освобождение стало для вас благом. Что касается более умных вопросов, то как вам нравится такой: зачем это ваша дочка вдруг превратилась в мужчину?
      Ноумен молчал.
      – Возможно, вы мне не верите? Извольте сами убедиться. Вот, взгляните. – Ковачев достал из папки снимки: – Мишель – женщина, и Мишель – мужчина.
      Старик, посмотрев на снимки равнодушно, не счел нужным их прокомментировать.
      – Вижу, фотографии вас не убеждают, – сказал полковник. – Что ж, если хотите, мы организуем очную ставку.
      – Это двойник, – буркнул Ноумен.
      – Интереснейшая мысль! С одинаковыми отпечатками пальцев?
      – Мужчина или женщина – какое имеет значение? Допустим, он мой сын.
      – Однако как вы держитесь за это родство! Верно, Коко необыкновенно вам дорог.
      При имени «Коко» старик еле заметно вздрогнул.
      – А я, например, не хотел бы иметь такого сынка, – продолжал Ковачев.
      – В конце концов, я хочу знать, в чем меня обвиняют и на каких основаниях задержали? Иначе вообще перестану с вами говорить.
      – Значит, хотите по-деловому, как и подобает бизнесменам? Хотите заключить сделку?
      – Никакой вы не бизнесмен. О какой сделке с вами может идти речь?
      – Да вот о такой, к примеру: вы рассказываете всю подноготную, а я вручаю вам половину лифчика с бриллиантами. Согласны?
      – Почему половину?
      – Не будьте таким жадным! Ах, господин Ноумен, джентльмены всегда договорятся. Нужно ли нам переходить в кинозал, чтобы посмотреть короткометражку, где из окна «бьюика» высовывается рука и бросает пакет в урну? Ваша рука. Из вашего «бьюика». На пакете остались отпечатки ваших пальцев. Хорошо, я вас понял. Скажите, кто взял половину лифчика Маман, и я вам вручу вторую половину. Разве это не предел щедрости?
      Ноумен был озадачен, но не настолько, чтобы раскаяться в грехах. Несмотря на наводящие вопросы, он продолжал запираться. И тогда полковник сказал:
      – Значит, сделка не состоится. Мы согласны и на это. Если и есть убитые, то все же иностранцы… А в наших руках как-никак бриллианты. Почему бы вас не отпустить? Пожалуй, денька через три-четыре отправим-ка мы вас в Турцию. Туда, откуда вы прибыли.
      Удивительно, но Еремей Ноумен молчал.
      – Понимаю: молчание – знак согласия, верно? Но вы забыли осведомиться, почему мы вышлем вас через три-четыре дня, а не сегодня. И напрасно забыли. Это небезынтересная деталь в игре. Но я не так молчалив, как вы. Охотно объясню. Сначала мы отправим телеграмму по адресу: Джо Формика, Уэстчестер-авеню, 181, квартира 73, Бронкс, Нью-Йорк. И уведомим получателя, когда вы появитесь на турецкой границе. Думаю, он возрадуется. А для надежности пошлем шифровку дону Бонифацио. Шифр нам известен. Адрес такой…
      – Это подло! Это вымогательство! – закричал Ноумен. – Не имеете права!
      – Почему?
      – Они меня пришлепнут, даже если я сдам бриллианты!
      – И я так думаю. Но вас мы вышлем без сокровищ, учтите.
      – Ладно, я выложу все как на духу.
      – Только без торгашеских уловок, ясно?
      – Все выложу. Но при одном условии. Обещайте не выпускать меня отсюда.
      – Можно и пообещать, если вы не переборщите со сроком. Боитесь?
      – Еще как! Эти двое, дай им шанс, сразу меня прихлопнут…
      – Динго и Мэри?
      – Какие там Динго и Мэри! Вирджиния Ли, любовница Бонифацио, и этот зверюга, Джексон.
      – Значит, не они Динго и Мэри?
      – Нет. Ная и Джек Горилла, такие у них клички. Динго и Мэри остались в Афинах. А свои документы и автомобиль отдали Маман и Морти.
      – Ясно. Далее?
      – Мое настоящее имя Иеронимус Гольдштейн, я немецкий еврей, бежал от гитлеровцев в Соединенные Штаты. По образованию физик, но Эйнштейна из меня не получилось. Пришлось обосноваться в мафии дона Бонифацио. Что поделаешь, не всем преподавать в университетах. Лично я не совершал никаких преступлений, будучи гуманистом и поклонником Эразма Роттердамского. Известен вам этот философ?
      – Представьте, да. Так как же вы, гуманист, оказались в своре дона Бонифацио?
      – Научный консультант в его плановом отделе. Только консультант. Ранее вы спрашивали меня о двух смертных случаях…
      – О двух убийствах, господин Гольдштейн! Пора называть вещи своими именами.
      – Да, вы прекрасно осведомлены. Морти был убит Айзенвольфом. Это бывший эсэсовец, разыскивается польскими властями как военный преступник. Морти подорвался на магнитной мине с радиовзрывателем. Айзенвольф обожает технические сюрпризы.
      – Кто убил Маман?
      – Коко… я выдавал его за мою дочь. Чтобы подобраться к Маман и выманить у нее бриллианты. Коко – морфинист, садист, исполнитель приговоров Бонифацио.
      – Симпатичная дочурка.
      – Что делать, у меня не было выбора. Не думайте, что мне, поклоннику великого Эразма, доставляло удовольствие быть в одной связке с Коко. Но, увы, Эйнштейном я не родился…
      – Не горюйте, Ноумен.
      – Коко, убив Маман, взял бриллианты. Половину отвалил мне, чтоб я не проговорился. Но я философ, мне жизнь дороже любых сокровищ. И тут является Ная со своим телохранителем Джеком. Послал их дон Бонифацио. Но они опоздали – я уже выбросил свою добычу в урну.
      – Не лучше ли было передать ее посланникам Бонифацио? Все-таки половина – больше, чем ничего.
      – Ой, вы не знаете этих зверей! После появления Наи мне оставалось лишь одно: бежать как можно быстрее. Давать деру! Найди они у меня бриллианты – на месте бы прикончили.
      – Видите, как хорошо: вы живы. Что можете сказать о мистере Халлигане?
      – Безнадежный дурак. К нам не имеет никакого отношения… Послушайте, вы сами видите, что назад мне дороги нет. Я это смекнул сразу после убийства Маман. Если мы вернемся отсюда без бриллиантов – всех перещелкают по одному. Безо всяких разговоров. – Ноумен грустно усмехнулся. – Да, теперь мне нет иного выхода, кроме как стать подданным социалистической Болгарии.
      – Так уж сразу и подданным! Но довольно продолжительное местопребывание здесь можно вам пообещать, можно… И еще один, последний вопрос на сегодня: почему выбрали именно Болгарию, заметая следы после ограбления музея?
      – А, понимаю ваше любопытство. Мы всесторонне обсудили эту идею. В сущности, она принадлежит мне. Следовало выждать, когда утихнет шум, улягутся страсти. Но где выждать, в какой стране? Мне подумалось, что Болгария – идеальное место: не поддерживает связей с «Интерполом», принимает иностранцев без виз, далекая маленькая балканская страна по ту сторону «железного занавеса». И мы решили, что именно здесь, у вас, вероятность провала… равна нулю!

       29 июля, вторник
      Судя по всему, появление Наи с Джеком и последующие события растревожили Айзенвольфа. Выйдя из гостиницы, он внимательно осмотрелся и как-то весь сжался, точно ожидая нападения. Заставил себя выпрямиться. Потом сел в машину, завел мотор. Но никуда не поехал, если не считать нескольких бесцельных маневров на стоянке. Кого же он ждал и в то же время опасался? Конечно, Джека Гориллу. Наконец, заметив, как тот вышел и почти бегом направился к своей машине, Айзенвольф рванул с места, Горилла – за ним, будто они заключили пари и их ждал большой приз.
      Захваченные погоней, они не обращали внимания на то, что их сопровождают ничем внешне не приметные автомобили, таившие под капотами сверхмощные двигатели. Оперативники исправно докладывали о ходе бешеной гонки по прибрежному шоссе.
      Расстояние между машинами Айзенвольфа и Джексона по-прежнему не сокращалось. На резком повороте лимузин Айзенвольфа исторгнул на асфальт струю густой черной жидкости – лишнее доказательство пристрастия немца к техническим новинкам в духе Джеймса Бонда. Джексон заметил расползающееся масляное пятно, но слишком велика была скорость – колеса вляпались в масло, тормоза завизжали, машина соскользнула на обочину, едва не перевернулась на уклоне и пронеслась еще полсотни метров по свежевспаханному полю.
      Одна из оперативных машин осторожно объехала пятно, следуя за Айзенвольфом, а другая дождалась, пока Горилла снова не выбрался на дорогу. Теперь уже оперативники не очень заботились о маскировке, поскольку гонка вполне могла закончиться кровавой расправой и гангстерам следовало решительно напомнить, что они не одни.
      В село Каменный Берег Айзенвольф влетел все еще на скорости, но вдруг притормозил, видимо выбирая дальнейший маршрут. А затем решительно двинулся по еле приметному проселку в сторону моря. Он явно желал скрыться в прибрежных скалах. Трудно было предположить, что этот тип не понимает всех тонкостей создавшейся ситуации, в которой мог смело обратиться за помощью к представителям власти. Скорее всего, он надеялся воспользоваться своим положением преследуемого и, допустим, прикончить Джексона в состоянии законной самообороны.
      Появился и Джексон. Он тоже свернул на проселок и вскоре заметил вдалеке покинутый хозяином «мерседес». Однако приближался осторожно, ожидая подвоха. И, лишь убедившись в безопасности, вспорол передние шины «мерседеса», а свою машину закрыл на ключ. Затем начал пробираться между скалами к морю, пока перед ним не открылась знаменитая Яйла – причудливые террасы, являвшие хаос из скал, пещер, зарослей кустарника и деревьев. Место для засады, можно сказать, идеальное, только почему это знал Айзенвольф?
      Когда полковник Ковачев с капитаном и двумя старшинами из службы охраны оказались на косогоре перед Яйлой, здесь уже маячили Петев и Дейнов.
      – Где они? Не ускользнут?
      – Исключено, товарищ полковник, – ответил один из местных оперативников. – Из этого лабиринта нет выхода. Слева, вон там, скалы круто уходят в море, а правей страшенная круча, туда соваться бесполезно. Западня… Мы уже слышали оттуда два выстрела.
      Последние слова были сопровождены сухим треском еще нескольких выстрелов, и какие-то тени мелькнули среди скал.
      – Так они перестреляют друг друга, – сказал Ковачев. – Разделимся на три группы. Я с капитаном по центру, Дейнов левый фланг, Петев справа. Будьте внимательны: стрелки оба отменные.
      Пока оперативники спускались по крутому откосу, выстрелы зачастили. Горилла, искусно маневрируя, сумел загнать Айзенвольфа почти к самой воде. Но здесь преследуемый в очередной раз перехитрил его, юркнув в пещеру. Там он мог преспокойно дожидаться, пока враг появится в светлом проеме и… Самое удивительное, что Джек короткими перебежками все же подбирался к пещере. «На верную смерть!» – подумал Петев и швырнул в кусты камень, чтобы отвлечь внимание. Этого мига хватило, чтобы капитан сделал очередную перебежку. Джек инстинктивно выстрелил, обозначив тем самым свое местонахождение, и ответные выстрелы оперативников высунуться ему не давали. Тем временем капитан ловко метнул в пещеру бомбочку со слезоточивым газом. Из пещеры вскоре повалил дым, послышался кашель, и наконец выполз ничего не соображающий Айзенвольф – прямо в объятия двух оперативников.
 
       30 июля, среда
      На следующий день в Софию доставили Еремея Ноумена, Айзенвольфа, Джексона. Отсутствовала лишь красотка Вирджиния – формально ее обвинить было не в чем, и она упорхнула к своему дону Бонифацио.
      – А так называемый Железный Волк, – говорил Ковачеву генерал Марков, отхлебывая кофе из вместительной чашки, – оказался Гансом Шмольце, заурядным эсэсовским сержантом. Даже в фельдфебели не вышел. Установлено, что во время войны он был здесь, в Болгарии, служил в береговой охране. Отсюда и точное знание Яйлы. Но судить его будут сначала за преступления, которые он успел совершить у нас по делу об украденных бриллиантах. Здесь ему не фашистская Германия! Пусть-ка они с Гольдштейном топят друг дружку. Поразительно, как могло возникнуть это «содружество»: еврей и фашист…
      – Айзенвольф убил Морти. Это ясно. А смерть Маман?
      – Маман на совести «дочурки Коко». Вот бестия! Всех провел, флиртуя с лодочником. Прекрасно сыгранная роль.
      – В равной мере к смерти Маман причастен и Ноумен. Не забудьте коробку с мылом. Бриллианты подменил все-таки Еремей. О них знали только он и Маман. Коко думал, что они в лифчике. Потому и убил. Очевидно, Маман знала, что настоящие бриллианты спрятаны в кусках мыла «Рексона». А то, что Ноумен привез другую, точно такую же коробку с мылом, достаточно красноречиво выдает его намерения. Он обдумал дельце еще «там».
      – Да, этот иуда Еремей точно высчитал все, что предпримут Айзенвольф и Коко. Потирал руки, плетя свою сеть. И ни в чем им не мешал. Кроме главного эпизода: когда проник к Маман после ее смерти и незаметно подменил коробку. Нельзя забывать, что трудился он в плановом отделе дона Бонифацио и знал все обо всем. Вероятно, ему же принадлежит идея трюка с фальшивыми бриллиантами в лифчике и настоящими – в кусках мыла.
      – Как же теперь распорядиться этими богатствами?
      – О, да вас, кажется, не на шутку взволновала обещанная награда? Вернем мы, вернем бриллианты их законным музейным владельцам. Вот закончим следствие, и какой-нибудь товарищ из Министерства иностранных дел торжественно вручит их американскому посольству. Но это уже не наша епархия.
      – Значит, Ларри получит кукиш с маслом?
      – Не беспокойтесь за вашего Ларри. В сообщении для американских коллег мы специально упомянем, что он помогал нам в поисках бриллиантов. Мне он тоже симпатичен – хоть и не знаю почему. А выгорит ли у него с наградой, зависит уже не от нас. Если повезет, глядишь, и станет юрисконсультом концерна… Кстати, все ли выложил гуманист и почитатель Эразма Роттердамского?
      – Делает вид, что предельно искренен. И еще больше разглагольствует на темы искренности, не забывая время от времени напоминать, чтобы мы сохранили все его вещи. Они-де ему весьма пригодятся, когда он выйдет на свободу.