Майерс подтолкнул миниатюрную модель вагончика на воздушной подушке, и та прокатилась по столу, насколько позволяла длина пути. Посмотрев на Холланда, ожидавшего ответа у телефона, он обвел глазами захламленную комнату. На одной из стен висела поблекшая литография с изображением первого поезда подземки — паровозик изрыгал под своды тоннеля клубы дыма. Другую стену занимала многокрасочная карта Англии, почти вся покрытая сетью авиатрасс.
      На полках стояли ряды книг с мудреными названиями: «Аналитический обзор тенденций метростроения», «Теория противосвязи и циркуляция подвижного состава». Майерс пристальнее присмотрелся к Холланду. Бедняга Бернард, выглядит он совершенно измученным, видно, бумажки заели, не остается времени сосредоточиться, заняться чем-нибудь для души… Кажется, еще и жена у него заболела — только этого ему не хватало…
      Майерс прислушался — Холланд раздраженно говорил в трубку:
      — Да, да, жду… Нет, нет, не нужен мне отдел сбыта… Я просил мистера Хинтона из научно-исследовательского отдела. Да, жду. Благодарю вас…
      Он с нетерпением махнул рукой. Майерс откликнулся с улыбкой:
      — Надо бы кому-нибудь написать статью о бессмысленности крупных организаций, где невозможно связаться с людьми…
      Холланд поднял было взгляд:
      — Помню, однажды… Алло, Хинтон? Говорит Бернард Холланд. Да, да, совершенно верно… Меня интересует, удалось ли вам выяснить что-нибудь насчет причин замыкания? Прекрасно, и что же вы нашли? Очень интересно. Вы уверены в этом? Понимаю. Скажите, а вам известно, кто выпускает такие провода? Да, разумеется… — Он прикрыл рукой микрофон и сообщил Майерсу односложно: — Ищут… Алло! Да, да… так! Теперь скажите, это была изоляция нового типа — аминостиреновая?.. — Кивок в сторону Майерса. — Весьма вам признателен. Извините, что побеспокоил. Следующее заседание во вторник. Хорошо. Вот именно. Всего доброго… — Он положил трубку. — Ты угадал: изоляция была из аминостирена.
      Майерс с силой щелкнул по вагончику — лязгнули буфера.
      — Все точно! Один и один равняется… может статься, трем. Кто изготовитель?
      Холланд на миг задержался с ответом.
      — Компания «Политад» из Эссекса, волшебники по части пластмасс.
      — Они-то мне знакомы, — нахмурился Майерс, — но, увы, в технологии этого дела я не силен, а ты как?
      — Да тоже не слишком. Знаю только, что аминостирен дешев, не горит, не теряет пластичности со временем, насыщен азотом. Хороший изоляционный материал…
      — Вспомнил! — прервал его Майерс. — Это же детище Гарольда Райта. Помнишь такого?
      — Смутно. Высокий, суровый, с репутацией совершеннейшего аскета…
      — Шутишь! Я сталкивался с ним в Шеффилде. Он бегал там за каждой встречной юбкой. А сегодня посмотришь на него — целомудрен, как монах, вроде бы и женщин в жизни не видел. Впрочем, химик он хороший. Кажется, он поступил к этому профессиональному умнику, который обосновался в Митчэме?
      — Верно. Агентство Креймера, заведение калифорнийского образца. Нанимаешь дюжину-другую аспирантов, создаешь компанию, овладеваешь рынком в какой-то узкой области, а потом по баснословной цене даешь консультации…
      — В данном конкретном случае — насчет самораспадающихся бутылок.
      — «Тропический экстаз». И не напоминай, просто зависть берет. Какой куш сорвали! А теперь рыщут, чем бы еще поживиться…
      — Ну, с патентом на аминостирен да еще с этой самораспадающейся бутылкой они вряд ли нуждаются в новой поживе.
      — Интересно, скоро ли «Политад» догадается переадресовать претензии Креймеру? — Холланд задумался. — Иногда, знаешь, в моей работе тоже обнаруживаются привлекательные черты…
 
      Креймер был вне себя.
      — Теперь «Политад» не отвяжется. Вы, мол, виноваты, вам и выход искать…
      Райт, прищурившись, безучастно наблюдал за хлопьями снега, скользившими за стеклами высокого окна.
      — В сущности, в чем нас обвиняют?
      — Пока ничего определенного. Но вам известно о катастрофе в Айлуорте?
      — Читал.
      — А о светопреставлении на улице Найтсбридж?
      — Должен сказать, я всегда утверждал, что рано или поздно…
      — Не тратьте лишних слов. В районе, где уличным движением управлял компьютер, произошло крупное крушение, так?
      — Не вижу связи…
      — Мне звонил человек, который расследует дело в Айлуорте. Он связался с теми, кто занимается улицей Найтсбридж, и они пришли к выводу, что возможной причиной обоих катастроф является разрушение изоляции…
      Райт как ни в чем не бывало продолжал рисовать узоры на стекле.
      — Не уверяйте меня, что не понимаете! — взорвался Креймер. — Слишком отчетлива цепочка: аминостирен — изоляция — замыкание — смерть! Разрушение изоляции вызвало короткое замыкание, и они утверждают, что виноват пластик! А изоляция была аминостиреновая…
      Райт, наконец, обернулся:
      — Тут понадобится кое-что поточнее подозрений. Насколько я понял из ваших слов, все пока сводится к тому, что две кучки людей, отчаявшись найти разумное объяснение, принялись искать общий фактор — хоть какой-нибудь общий фактор, лишь бы уложиться в срок и не осрамиться перед собственным начальством…
      — Гарольд, — голос Креймера стал ледяным, — это непорядочно. Я вытащил вас из «Политада», я вас субсидировал, создал вам условия — вы в ответ предложили мне этот пластик. Состоялась сделка, и мы оба на ней заработали.
      — Я предпочел бы другие выражения!
      — Ладно — мы оба выиграли. Мы получили совместный патент. «Политад» скулил, что это гангстеризм и тому подобное, но сделать с нами они ничего не могли и понимали, что не могут. — Райт помрачнел. — Зато теперь — теперь они того и гляди смогут! Кто вас знает, всю ли правду вы нам сказали? А эти подлецы из министерства встанут в позу и заявят, что мы провели испытания кое-как и надули их с аминостиреном. Гарольд, они просто утопят вас, если недостанет каких-нибудь данных, если вы не предъявите им дневники испытаний по всей форме — изменение удельного сопротивления со временем, влияние насыщения азотом на эластичность, да мало ли что еще!..
      — Вы что, сомневаетесь во мне? Вы видели дневники своими глазами. Все, что в них содержится, — истинная правда!
      — Надеюсь, ради вашего же блага, что это так.
      Райт смерил Креймера взглядом:
      — Вы беситесь и ищете жертву! Вам известно все не хуже, чем мне. Я не халтурил, да в том и не было нужды.
      Креймер смотрел на химика, поджав губы, в каждом его движении сквозила скрытая угроза.
      — Не пробуйте одурачить меня, Гарольд. Вы думаете, что говорите?
      Райт молчал, лицо у него застыло, глаза впились в физиономию патрона:
      — Это вы, а не я не могли ждать, — резко проговорил он. — «Наплевать, довольно проверок, хватит, я продаю!» Вы непрестанно подстегивали меня, подстегивали сильнее, чем кто бы то ни было за всю мою жизнь. Что мне оставалось делать? Калькулировать таблицы отклонений по каждой идиотской позиции? Разумеется, я спешил. Вы же не могли ждать!..
      Он насупился и замолк, недовольный собственной вспышкой. Креймер заглянул ему в глаза, затем коротко расхохотался.
      — Именно это я и пытаюсь вам втолковать. Тут наши дорожки сходятся.
      Райт подозрительно посмотрел на Креймера, ожидая новой атаки. Но, не дождавшись, натянуто улыбнулся. Напряженность начала понемногу ослабевать.
      — Преследовать нас по суду они не смогут — не за что. Первая партия, которую сделали мы сами, превосходила все наши обещания. Не было даже намека на распад. Ни деполимеризации, ничего. Правда, кое-какие срывы в первой серии опытов на насыщение указывали на пониженную эластичность, но это не имеет отношения к молекулярному строению, тут все железно…
      — Вы уверены в этом? — вставил Креймер.
      Вошел Бьюкен и, поудобнее разместив на лабораторной скамье свое длинное костлявое тело, стал прислушиваться к спору.
      — Могли бы и не спрашивать, — продолжал Райт. — Вас отделывали на фабрике, именуемой Массачусетским технологическим? А я прошел такую же обработку в Шеффилде. К лучшему или нет, может быть, это и не делает мне чести, я не умею подделывать данные испытаний. Не потому, что меня могут уличить, и не потому, что нахожу это невозможным по моральным соображениям, а просто оттого, что любая подтасовка лишила бы меня определенного комфорта. Я техническая скотинка, безмозглая, если хотите, но по мне плохо лишь то, что технически неосуществимо!..
      — Когда-нибудь я вам это припомню, — заявил Бьюкен.
      — Да, да, только не сейчас, старина, — отмахнулся от него Креймер. — Вы вообще-то в курсе дела?
      Бьюкен кивнул.
      — Я выяснял общее число контрактов на аминостирен. Их больше трехсот. Этот пластик теперь повсюду.
      — К чему вы клоните? — насторожился Креймер.
      — Видите ли, если материалу присущ какой-то органический порок, — неторопливо ответил Бьюкен, — то мы, несомненно, несем огромную ответственность…
      — Какую ответственность? — встрепенулся Райт. — Мы изобретаем пластик с определенными свойствами, разрабатываем методику его производства и продаем эту методику и материал, в точности соответствующий характеристике…
      — Да, но если материал действительно старится, старится каким-то иным образом, которого мы не распознали? Разрушение изоляции — вы только подумайте! Вам известно, как широко применяется аминостирен — возникнет чудовищная опасность. Катастрофы, гибель людей, и если мы упустили что-то, то не можем не нести ответственности…
      Креймер встал.
      — Что вы хотите этим сказать? Это были коммерческие сделки, и покупатели предварительно знакомились с тем, что покупают. Мы ничего не скрыли, сообщили им все данные, какими располагали сами. Чем же еще мы можем им помочь?
      — И все-таки, — настаивал Бьюкен, — по-моему, наш долг пристально проверить все заново.
      — Долг? — рассмеялся Креймер. — Что такое долг? По отношению к кому? Может, мы будем именовать вас впредь не Бьюкеном, а Бухманом?
      Насмешка заставила Бьюкена вспыхнуть от гнева:
      — Это недостойно…
      — Ладно, прошу прощения, но вы сами напросились. Я собирался сказать, что мы не в состоянии позволить себе — подчеркиваю: не в состоянии — вести текущую исследовательскую работу за всех и каждого. Мы продали им методику, какой она рисовалась нам в тот конкретный момент, мы действовали открыто, ничего не утаивая и не давая никому никаких гарантий, за исключением реально установленных…
      — Разрешите мне тем не менее встретиться и побеседовать с этими людьми.
      — Вам? Нет, старина, не обижайтесь, только не вам. Вы придете к ним, в раскаянии заламывая руки, и нас пригвоздят к позорному столбу раньше, чем вы успеете раскрыть рот…
      Бьюкен пытался протестовать, но Креймер уже отвернулся к селектору и нажал клавишу. Послышался голос Бетти.
      — Доктор Джеррард здесь?
      — Я его не видела.
      — Будьте любезны, соедините меня с ним по домашнему телефону…
      Когда зазвонил телефон, Джеррард, сидя над электрической кофемолкой, наслаждался острым ароматом свежемолотых зерен.
      В квартире царил изысканный, созданный собственными руками комфорт. Расположенная в Кенсингтоне над гаражом, где торговали дорогими гоночными машинами, она состояла из одной просторной низкой комнаты, ванной и крохотной кухоньки.
      Лакированный светлый паркет в жилой комнате был полуприкрыт большим ворсистым белым ковром. Вдоль одной из стен шли полки грубого дерева, подпертые кирпичными столбиками. На полках лежали стопки книг, куски обточенной морем древесины, темно-зеленый прозрачный поплавок от рыбацкой сети, там же располагался угрожающего вида магнитофон. Корпус его был выполнен из плексигласа с пробитыми там и сям дырами, сквозь которые виднелись многоцветные узоры печатных схем. Самому Джеррарду это зрелище представлялось прекрасным.
      Убранство дополняли два огромных динамика на противоположной стене, разбросанные по полу кубики пенопласта, кустарно задрапированные грубой шерстяной тканью. Во всей комнате был лишь один настоящий стул — выполненная из черной кожи копия выставочного немецкого оригинала, которая стоила хозяину кучу денег. Повернутые к стене самодельные алюминиевые светильники, напоминающие миниатюрные прожекторы, давали мягкий рассеянный свет. В кухне красовались груды блестящих медных кастрюль, банки со специями, а к стене была прилажена грозная коллекция кухонных ножей. Ощущался слабый запах черного перца и чеснока.
      Отставив кофемолку, Джеррард подошел к телефону и снял трубку. Он услышал торопливый голос Креймера:
      — Да, да, вот именно… Поезжайте и постарайтесь выведать, что у них там есть за душой, но не связывайте себя обязательствами. Их двое: одного зовут Холланд, его я не знаю, он из министерства транспорта, а другой — Том Майерс. Этого типа, Люк, советую остерегаться, он из тех, кого вы называете «старой гвардией» — любитель пива с бульдожьей мордой. Вот-вот… Но с головой. Умен, очень умен, так что не спешите поддакивать. Где? Постойте-ка… Комната 242, министерство промышленности.

      Воздух в вагоне метро был гнилой и спертый; от толпы усталых, спешащих домой пассажиров исходили запахи несвежих лосьонов и дезодорантов и сырой одежды. Поезд гремел, подскакивая на стыках, и владельцы сезонных билетов качались из стороны в сторону, словно куклы, стоймя упакованные в коробку. Упасть они не могли — для этого им не хватило бы места, к тому же кое-кто опирался на тех счастливцев, которым удалось ухватиться за ременные петли.
      Неровный шум колес почти заглушал любые слова, взгляды тупо упирались в плечи соседей.
      Какой-то высокий мужчина, прижав к груди подбородок — крыша мешала ему выпрямиться, — тщетно пытался читать газету, которую приладил на ближайшей спине. Дородная тетка, хрипло дыша, нависла над лохматым бородатым юнцом, развалившимся на сиденье, и свирепо ела его глазами, но тот и ухом не вел. В дальнем конце вагона молодая мать старалась успокоить напуганного шумом младенца.
      Замедлив ход, поезд со скрежетом остановился. Едва оборвался гипнотический ритм колес, голоса, силившиеся перекрыть гул, сразу стихли до растерянного шепота. Внезапный толчок — вагоны снова пришли в движение, но тут же с лязгом остановились опять.
      В вагоне повисла острая, тревожная тишина.
      Минуты шли за минутами, пассажиры принялись ерзать и шаркать ногами. Две молоденькие конторщицы, втиснутые в угол у двери, по какому-то только им одним известному поводу глупо захихикали.
      Высокий, с хрустом свернув свою газету, принялся изучать рекламные щиты над головами сидящих. Его внимание особенно привлек один из них — о выгодах вынесения деловых контор за черту города. Мужчина иронически улыбнулся.
      Под полом вдруг заработал компрессор, его дребезжащий гул на мгновение внес надежду в напряженную тишину. Но и он оборвался; теперь время от времени слышалось лишь легкое потрескивание — вагон постепенно остывал.
      Прошло минут пятнадцать, пассажиры стали поглядывать на часы, им уже мерещились подгоревшие супы и подозрительные взгляды жен. Тощий человечек с птичьим лицом, вынув из кармана религиозный трактат, принялся вполголоса его читать. Обстановка накалялась. Юнец достал сигарету и закурил. Дородная тетка злобно ткнула пальцем в надпись «Не курить» на оконном стекле. Тогда юнец, не сводя с тетки глаз, не спеша стряхнул горячий пепел ей на подол.
      Но тут стеклянные двери между вагонами распахнулись, и в толпу втиснулся бодрый румяный машинист в синей хлопчатобумажной форме. Тишина разом лопнула, со всех сторон посыпались вопросы:
      — Что случилось?
      — Долго так будет продолжаться?
      — Может, подтолкнуть?
      Машинист усмиряюще поднял руки:
      — Уверяю вас, леди и джентльмены, оснований для тревоги нет. Нелады с сигнализацией, только и всего… — Чтобы перекрыть общий стон, ему пришлось повысить голос: — Вам предстоит сойти с поезда и по тоннелю проследовать на следующую станцию…
      — Но ведь там рельсы! Нас убьет током!
      — А это далеко?
      — Спокойнее, спокойнее, — выступать в роли командира доставляло ему явное удовольствие, — оснований для тревоги нет, ток выключен. Маленькая прогулка, только и всего. Там, правда, немного пыльно, но, кроме пыли, вам ничто не угрожает. А теперь живее, переходите по одному в передний вагон, и все будет в порядке…
      Слегка подтолкнув ближайших пассажиров к открытым дверям позади себя, он принялся пробираться дальше по составу, а люди, недовольно ворча, уже потянулись гуськом в соседний вагон. Переступая через щель между вагонами, они беспокойно вглядывались во тьму под ногами. Казалось рискованным даже на миг расстаться с безопасностью вагонов. Воздух тоннеля пропах сыростью, плесенью и нагретой изоляцией.
      Спустившись на рельсы, пассажиры смятенно всматривались во мглу, рассекаемую грубыми полосами света от редких, ничем не прикрытых ламп. Теперь лишь черные округлые ребра тюбингов отделяли их бренные тела от чудовищной массы земли, и этого ощущения было достаточно, чтобы оборвать всякие разговоры.
      Кто-то коротко свистнул, проверяя, будет ли эхо. Звук мгновенно угас, растворившись в затхлом безмолвии. Люди осторожно побрели в сторону яркого пятна станционных огней, и высокий, ни к кому не обращаясь, изрек: «На третий день пути они обнаружили воду». Вокруг раздались нервные смешки, напряжение ослабло — уже видно было, как первые пассажиры неуклюже карабкаются на платформу. Юнец вприпрыжку припустился к станции — дородная тетка проводила его убийственным взглядом.
      А позади них, в тоннеле, машинист в синей форме говорил в трубку телефона, спрятанного над светофором:
      — Да нет, был зеленый. И тем не менее автомат включил тормоза… Нет, тормоза тоже в порядке. Что? Разумеется, я приеду…
      Он положил трубку на рычаг и направился по шпалам к станции, ругаясь про себя и скользя взглядом по толстым кабелям, слегка провисающим от кронштейна к кронштейну. Потом он остановился, принюхался, и лицо его сморщилось от отвращения. Он еще раз глянул на толстые узловатые пучки кабелей — и отвращение на его лице сменилось полным недоумением.
      Прямо перед ним влажно поблескивал кусок кабеля, покрытый густой разноцветной слизью, которая капля за каплей падала вниз на рельсы. В ряде мест из-под слизи уже проглядывала красная тускло блестящая медь проводов, а кое-где на слизи была заметна пленка жидкой пены, которая колыхалась и пучилась; вздуваясь, лопались пузырьки…
      С минуту он простоял, остолбенев, затем бросился назад к телефону.
 
      Холланд сидел у себя в кабинете, то и дело хватаясь за живот. На столе перед ним красовалась бутылочка с белой желудочной микстурой и стакан воды. Отсчитав в стакан несколько капель из бутылочки, он размешал смесь карандашом и выпил одним брезгливым глотком. Спустя несколько секунд он рыгнул и пугливо покосился на распахнутую дверь: не слышала ли секретарша.
      Раздался телефонный звонок. Холланд снял трубку.
      — Да. Алло, Слейтер! Как поживаете? Да, да. Бернард Холланд. Послушайте, тут всплыло еще кое-что, и, по-моему, это имеет отношение к нашей проблеме. Отказ светофора в метро. Да нет, объясню позже. Интересно… Что? Неужели? Где? Да ну, кто же это успел вам передать? А вы не могли бы сюда приехать? Да, я буду у себя… А почему бы и нет? В любом случае берите его с собой. Да, да, как можно быстрее. Жду вас через пятнадцать минут…
      Не опуская трубки, он дал отбой и сразу же набрал новый номер.
      Теперь в кабинете Холланда было темно от табачного дыма, на полке громоздились пустые кофейные чашки. Майерс сидел на подоконнике, посасывая незажженную трубку. Слейтер и Холланд сосредоточенно слушали Джеррарда.
      — Давайте подытожим, что у нас есть. — Люк подчеркивал каждый свой тезис, легонько ударяя пальцем по ладони другой руки. — Во-первых, катастрофа в Хитроу: отказал контрольный блок топливного насоса, внутри блока обнаружено разрушение изоляции, а температура была отнюдь не так высока, чтобы она могла расплавиться и тем более сгореть. Правильно?
      Слушатели осторожно закивали.
      — Во-вторых, — Джеррард обратился к Слейтеру, — вы рассказали нам, что в вашей системе контроля за уличным движением отказала одна из цепей компьютера, и опять-таки имело место необъяснимое разрушение изоляции…
      — Но мы не знаем, — вмешался Холланд, — это ли было причиной несчастья?
      — Несущественно, — заявил Майерс. — Согласен, мы не знаем, почему заварилась такая каша. Но что отказала цепь, мы знаем наверняка, не правда ли?
      Джеррард продолжал возбужденно:
      — Совершенно верно. Мы знаем, что цепь отказала. Разные устройства, разные фирмы, а дефект один…
      — Э нет, — взмахнул трубкой Майерс, — думаю, что так мы далеко не уедем. Вы позволяете себе увлекаться софистикой. Не можете же вы предполагать?..
      — Могу попытаться, — улыбнулся Джеррард.
      Холланд нетерпеливо нахмурился:
      — Давайте уж я прямо скажу, к чему вы клоните. Аминостирен — ведь именно он объединяет неполадки, не так ли?
      — Да, — кивнул Джеррард, — есть шансы, и немалые…
      — Ровным счетом — никаких, — фыркнул Майерс. — Случайное совпадение, и только. Кто и когда слышал, чтобы пластики разрушались подобным образом? Возможны усталостные трещины вследствие испарения пластификаторов, но чтобы материал просто-напросто исчезал…
      — Но если изменилась внутренняя структура? — настаивал Джеррард. — Потерпите, выслушайте меня: допустим, вследствие изменения структуры аминостирен стал более чувствителен к температуре…
      — Компьютер отказал вне всякой связи с температурой, — прервал его Слейтер, — это вам не авиакатастрофа…
      Майерс с шумом поднялся, в раздражении он похрустывал пальцами рук:
      — Разумеется! Доктор Джеррард, не примите за обиду, но мы никогда не сдвинемся с мертвой точки, если будем играть в Шерлоков Холмсов. Нам нужны хоть какие-то факты. Вы говорили, у вас в агентстве исследуют робота. Скоро ли можно ждать результатов?
      — Я сейчас возвращаюсь к себе, — ответил Джеррард. — Через день-два что-нибудь…
      Он запнулся — зазвонил телефон. Холланд поднял трубку:
      — Алло! Да, я Холланд. Кто? Да, припоминаю, действительно, мы встречались… Да, да. Нет, я не один. Майерс из министерства торговли, мм… Слейтер из министерства транспорта и еще доктор Джеррард. Что? Да, доктор Джеррард, он представляет частное предприятие — агентство Креймера…
      Наступило долгое молчание — Холланд внимательно слушал, лицо у него мрачнело. Остальные сидели не шевелясь, тщетно пытаясь догадаться, в чем дело.
      — Можно ли сообщить им содержание нашего разговора? — спросил, наконец, Холланд. — Понимаю. — Он посмотрел на Джеррарда. — Ну, с этой-то задачей я справлюсь. Разумеется. До свидания.
      Холланд положил трубку; нельзя было не заметить, что он смущен. Скороговоркой он произнес:
      — Доктор Джеррард, произошло нечто очень серьезное. Боюсь, что нашу беседу придется отложить…
      Джеррард взглянул на часы.
      — Хорошо, я ухожу. Как только мы придем к каким-нибудь результатам, дам вам знать…
      — Что стряслось? — начал Майерс. Холланд жестом призвал его к молчанию.
      — Спасибо, что вы уделили нам столько времени, доктор Джеррард. Мы, несомненно, свяжемся с вами в ближайшие дни…
      Джеррард хотел было что-то сказать, но раздумал и, попрощавшись с каждым за руку, вышел. Холланд только того и ждал:
      — Звонил Уайтинг… гм… Сначала я должен выяснить одно обстоятельство. Вы, очевидно, давали подписку о неразглашении государственной тайны? — Оба дружно кивнули. — Впрочем, наши допуски в настоящее время уже высланы в адмиралтейство. Чистая формальность, по правде говоря… Мы им нужны, и притом незамедлительно.
      — А вы не могли бы нам сказать, за каким дьяволом?.. — раздраженно осведомился Слейтер.
      — Знаю не больше того, что мне сказано. Похоже на то, что подводная лодка ее величества «Тритон» — первая английская подлодка, вооруженная ракетами «Посейдон», — пропала без вести вместе с экипажем где-то к западу от Аррана…
 
      Если вы пройдете под аркой адмиралтейства и направитесь в сторону Бэкингемского дворца, то, придерживаясь середины улицы, шагов через сто окажетесь прямо над одним из самых секретных помещений во всей Великобритании. Только не подумайте, что при этом вы будете попирать ногами его потолок — помещение это находится в двадцати шести метрах под поверхностью земли.
      Чтобы попасть туда, прежде необходимо посетить безвкусно заставленную бронзой и красным деревом комнату в близлежащем адмиралтействе и предъявить хорошенькой, но какой-то бесполой секретарше пластмассовый прямоугольник. Она попросит вас подождать, а сама прошествует с пластинкой, в соседнюю комнату к анализатору, с помощью которого расположенный где-то в отдалении компьютер проверит вашу личность по ферромагнитной записи, впечатанной в пластмассу. Через несколько секунд телетайп, установленный рядом с анализатором, защелкав, выбросит полоску цифр. Секретарша сравнит эти цифры с теми, которые мерцают на зеленом экране над анализатором, и решит: пустить вас дальше или отослать восвояси. Надо думать, ей очень нравится такое занятие.
      Но если компьютер прикажет пустить вас, секретарша все с тем же безжизненным обаянием проводит вас к двери темного дерева и нажмет кнопку подле нее; рядом с кнопкой зажжется лампочка, и дверь отворится. За дверью вы обнаружите двух представителей военно-морской полиции при оружии и с полной выкладкой, в их заплечных ранцах, к немалому своему изумлению, вы увидите противогазы. Они поведут вас дальше, и, как только вы переступите порог, старомодная прелесть конторы сменится серым бетоном военного образца. Впереди вы увидите клетку лифта.
      А пока вы ждете лифт, вас ослепит беззвучная вспышка, и высунувшаяся из стены фотокамера навечно зафиксирует факт вашего появления.
      Холланда, Майерса и Слейтера проводил вниз лично коммодор Уайтинг, по распоряжению которого допуски всем троим проверили еще до их приезда.
      Внизу в коридоре с белыми стенами блестящая резиновая дорожка совершенно заглушала шаги. Крупные буквы предупреждали: «Вход только по удостоверениям формы А». За плечами перегородившей дорогу охраны гости успели заметить лишь контуры вычислительных машин и пультов управления да огромную карту.
      Уайтинг вежливо отвлек внимание гостей и провел их к себе в кабинет. Они внимательно слушали его объяснения:
      — Как вам известно, для кораблей, вооруженных ракетами классов «Поларис» и «Посейдон», установлены строгие ограничения в пользовании радиосвязью в открытом море. Практически связь сведена к обмену приветствиями между моряками и семьями раз в неделю и к отдельным оперативным сообщениям…