Осень того года стояла холоднее обычного. Листья облетели с огромных деревьев в саду за домом к середине ноября. Беременность Анны перешла во вторую половину. Она часто звонила, чтобы поболтать с Рейчел.
      – Так здорово! Я уже чувствую, как она толкается ножками. Я успокоилась. И в душе обрела покой.
      – Я так рада, Анна. Но знаешь, дитя ведь может оказаться и мальчиком.
      – Ты все время говоришь об этом. Я и в самом деле много думала в последнее время, и уже мне стало все равно. Я смирилась, кто бы ни родился, лишь бы все было хорошо. С тех пор как малыш или малышка, уже неважно, начал шевелиться, я почувствовала его частью себя самой. Понимаешь, что я имею в виду?
      – Да. Это такое замечательное и ни с чем не сравнимое чувство, – полушутя добавила Рейчел. – Но перестань, Анна. Ты пробуждаешь во мне чувство зависти, а я больше не хочу превращаться в наседку.
      Они еще немного посплетничали, затем Анна сказала:
      – Мне пора, я ухаживаю за несколькими собаками.
      Рейчел положила трубку. Телефон тотчас же зазвонил вновь.
      – Клэр? Что случилось? У тебя взволнованный голос.
      – У матери Майкла признали рак.
      – Да что ты? Когда ты узнала об этом?
      – Сегодня утром. Майкл уже поехал к ней.
      – Это на самом деле серьезно?
      – Боюсь, что да. Нужно отнимать одну грудь, и врачи считают, что следует сделать гистерэктомию, потому что в ее возрасте безопаснее удалить сразу все, чтобы не рисковать.
      – Так когда ей ложиться в больницу? Должна тебе признаться, Клэр, что мне никогда эта женщина не нравилась, и тем не менее, это ужасно. У нее, должно быть, проявлялись какие-то симптомы заболевания.
      – Разумеется, но глупая старая корова настолько тщеславна, что и слышать не хочет ни о каком лечении. Ее собственный лечащий врач сегодня утром сказала ей, что у нее есть выбор: или она идет в больницу и дает себе шанс, или, как он говорит, она умрет через шесть месяцев. Майкл просто сам не свой.
      – Еще бы. Знаешь, тетя Эмили тоже уже плоха. Я собираюсь к ней на эти выходные. Готовлю себя к тому, что она вот-вот умрет, а с ней столько связано в моей жизни. Я так боюсь.
      – Забавно, Рейчел, я всегда думала, что вздохну полной грудью, если Глория сыграет в ящик, но теперь у меня такое предчувствие, что она будет иметь еще большую власть мертвой, нежели была живой.
      – Какая жуткая мысль.
      – Послушай, мы пообедаем вместе на следующей неделе после того, как ты вернешься от тети Эмили. Передай привет детям. У них все в порядке?
      – Да. Все прекрасно. Береги себя, Клэр. Увидимся на следующей неделе.
 
      Тетя Эмили нашла в себе силы подняться в постели, когда услышала шум подъезжавшей к парадному машины.
      – Я нормально выгляжу? – Тетушка Эмили посмотрела на горничную с тревогой.
      – Да, мадам, у вас радостный вид и лицо не такое бледное.
      Эмили напрягла слух, чтобы услышать, как Эмили открывает входную дверь.
      – Ах, как замечательно! Слышишь, Мэри, она привезла с собой Сару. – Послышался смех девочки. – Она так похожа на свою маму. – Через несколько мгновений они все втроем улыбались и обнимались.
      – Ты отлично выглядишь. – Тетя Эмили окинула Рейчел придирчивым взором. Должно быть, неплохо отдохнула.
      – Загар еще не сошел, несмотря на то, что с тех пор, как мы приехали, здесь беспрестанно шел дождь. Мы прекрасно отдохнули. Чарльз и Доминик передают тебе привет. Доминик завтра играет в регби. У него ответственная игра, поэтому он не смог приехать с нами.
      – Доминик всегда предпочитает оставаться с отцом.
      Тетушка Эмили улыбнулась Саре.
      – Это вполне естественно для юноши в его возрасте.
      Сара фыркнула:
      – Он свинья порядочная. Вот кто этот Доминик.
      – Прекрати, Сара. Вы вдвоем только и ссоритесь между собой. Оба хорошие задиры. Хватит об этом. Тетушка Эмили, как вы себя чувствуете?
      – Старею потихоньку, если ты это имела в виду. Боюсь, не смогу подняться с постели к ужину, но кухарка принесет нам ужин сюда. Сара, почему бы тебе не пробежаться до голубой гостиной и не расположиться там как дома. Кухарка так скучала без тебя. Не могла дождаться, когда ты приедешь. – Сара встала. – Господи, ты становишься такой же высоченной, как твоя мама.
      Сара улыбнулась старушке в ответ.
      – Знаю, это такая досада. Я выше всех мальчишек, и нога у меня такая же здоровенная, как у мамы.
      – Ладно. Иди, Сара. Тетушка Эмили хочет поговорить о деле.
      – Хорошо, хорошо. Иду. Пойду взгляну, надо ли помочь кухарке с ужином.
      Как только за Сарой закрылась дверь, в комнате стало тихо. Уже совсем стемнело, у постели тети Эмили горел небольшой ночник, окружая ее голову светлым ореолом. Рейчел напряженно всматривалась в черты дорогого лица. Она заметила, как оно осунулось с тех пор, как она приезжала в последний раз. На коленях у тетушки лежал небольшой подносик с книгой и увеличительным стеклом.
      – Ты все еще читаешь, тетушка? Помню, как ты все время беспокоилась, что глаза стали плохо видеть.
      – Да, дорогая, немножко читаю сама, но ко мне в основном приходит девочка из грамматической школы два или три раза в неделю, чтобы почитать мне. Ты же знаешь, мне хочется не отстать от жизни и быть в курсе всех новостей. Я и радио слушаю. Только вот ноги. Они меня подводят. На днях я упала и слегка ушиблась, поэтому доктор велел мне какое-то время не вставать с постели. – Она посмотрела на Рейчел. – Боюсь, кухарке и Мэри придется теперь меня даже купать. Я уже задумывалась о сиделке, но они в один голос сказали, что лучше сами будут за мной ухаживать.
      – Жаль, что я так далеко, тетя Эмили.
      – Не волнуйся, дорогая. Со мной все в порядке. Правда. Когда и ты доживешь до моего возраста, то тоже будешь воспринимать смерть как божию благодать.
      – Не надо так говорить. Пожалуйста, тетушка Эмили. – Рейчел нежно обняла ее.
      – Рейчел, у тебя есть Чарльз, дети, много друзей. А мне невыносимо оставаться прикованной к постели. Знаю, тетя Беа ждет меня там. Я теперь ее все время вижу во сне. Мне только вот надо сказать тебе, что все твои документы лежат в сейфе библиотеки. Тетя Беа позаботилась о том, чтобы ты была обеспеченной дамой. Я жила все это время на проценты с капитала, но после моей смерти дом и деньги перейдут к тебе. Я назначила пенсии для кухарки и Мэри. Кроме этого, остальное – все твое. – Тетя Эмили в изнеможении откинулась на подушки.
      – Не могу представить свою жизнь без тебя, тетушка Эмили. Мне так было плохо, когда умерла тетя Беа, но, как бы там ни было, я всегда буду помнить именно твои руки.
      – Мне так радостно увидеть Сару. Это все равно что еще раз посмотреть на тебя в юности. – Тетушка Эмили улыбнулась. – Ты помнишь завтраки с Беа?
      – Конечно. Эти завтраки остаются для меня самыми драгоценными воспоминаниями.
      – Теперь иди и переоденься. Наверное, хочешь помыться после столь долгого путешествия. А я пока немножко вздремну, и потом мы будем ужинать.
      – Чудесно. – Рейчел поцеловала тетушку в щеку. – Я так люблю свою старую спальню. Она по-прежнему осталась моим домом.
      – А как же иначе, милая. Здесь тебя никогда не переставали ждать.
      – Тетушка, как замечательно, что ты у меня есть! Прелесть!
      После ужина было ясно, что тетушка Эмили сильно устала и хочет спать. Рейчел пошла на кухню поговорить с кухаркой.
      – Она стала очень слаба, верно?
      Кухарка, которая жила в этом доме с незапамятных времен, была огромной добродушной женщиной. Ей было уже под семьдесят, но она еще бодро держалась.
      – Да, дорогая. У твоей тетушки сердечко уже здорово пошаливает. Она тут сильно ушиблась.
      – Что говорит доктор?
      – А что ему говорить? Прописал ей постельный режим и полный покой.
      – Скажи мне честно, – Рейчел стояла возле постаревшей Аги, – моя тетушка и в самом деле не хочет больше жить? Это правда?
      – Скорее всего, душа моя. Я слышу, как она по ночам не спит и, знаешь, к ней является тетя Беа. Она все время с ней разговаривает. Она уже готова отправиться на тот свет, душа моя.
      Глаза Рейчел наполнились слезами.
      – Я ведь очень люблю ее, голубушка.
      – Послушайся моего совета. Оставь все так, как есть.
      – Ты имеешь в виду, чтобы я сказала доктору, что он может позволить ей умереть?
      – Рейчел, – кухарка посмотрела на нее очень серьезно. – Я поработала в свое время в больницах. Ты что, в самом деле хочешь, чтобы доктор поместил твою тетушку на эти жуткие аппараты по искусственному поддержанию жизни?
      – Нет, я понимаю, о чем ты. Это будет для нее сущим кошмаром.
      – Твоя тетушка очень гордая. Она не может переступить через тебя и смириться с необходимостью, чтобы мы с Мэри мыли ее и помогали справлять нужду.
      – Знаю. Она вам бесконечно благодарна.
      – Мы любим ее, Рейчел.
      – Я не сомневаюсь в этом. – Рейчел прижалась к большой и мягкой груди кухарки. – И почему все в жизни становится таким ужасным?
      – Мамочка, у тебя все в порядке? – спросила Сара, входя на кухню.
      – Да, – всхлипнула Рейчел, вытирая глаза. – Просто я никак не могу привыкнуть к мысли, что тетушка Эмили скоро оставит нас.
      Сара посмотрела на мать.
      – Она ведь единственная твоя родственница, которая осталась в живых из твоей семьи, так? – Рейчел кивнула. – Но ведь у тебя еще есть я, – сказала Сара.
      – Знаю. Слава богу, что это так.
 
      «Это наверняка Чарльз», – подумала Рейчел, когда в библиотеке, встревожив в доме ночной покой, зазвонил телефон.
      – Как дела, старушка? – голос Чарльза был неуместно громким.
      – Боюсь, что тетушка Эмили плохо себя чувствует, Чарльз. В любой день можно ждать самого плохого.
      – Боже милостивый. Сначала мать у Майкла, теперь – твоя тетушка Эмили. Говорят, должен быть обязательно еще кто-то третий… Ты сильно расстроена, Рейчел? Не стоит. Все равно рано или поздно это должно было бы случиться. Ты же понимаешь.
      – Прекрасно понимаю, Чарльз. Но мне очень будет ее не хватать. – Рейчел зарыдала.
      Сара подошла к ней и обняла за плечи.
      – Дай мне трубку, мамочка. – Она взяла телефон из рук Рейчел. – Мамочка немного расстроена, папа. Почему бы тебе не приехать завтра сюда?
      Чарльз прокашлялся.
      – Ну, а-аа… Я… правда не могу. Видишь ли, меня попросили освещать в печати правительственный семинар на очень важную тему: «Ядерные реакторы в восьмидесятых». Поэтому все выходные мне придется провести в Дорчестере. Но я буду звонить два раза в день. Ты там присмотри за ней вместо меня, Сара. Будь хорошей девочкой.
      – Тебя никогда не бывает там, где ты нам бываешь очень нужен.
      – Это не моя вина, Сара. Предъявляй претензии моему начальнику и правительству. А я только выполняю свою работу. Она же не собирается умирать в эти выходные.
      – Нет. Я так не думаю, – сказала Сара. – Но мы, возможно, видимся с ней в последний раз.
      – Мне пора, Сара. Берегите себя.
      Чарльз положил телефонную трубку. Он взял свой чемодан фирмы «Гучи», который стоял на полу возле холодильника. Открыл холодильник, вынул оттуда две охлажденные бутылки белого вина.
      – Когда это у тебя появилась новая секретарша по имени Антея? – ехидно поинтересовался Доминик, заглядывая на кухню.
      Чарльз посмотрел на него.
      – Чем ты занимаешься сегодня вечером, Доминик?
      – Тем же самым, что и ты, дорогой папочка. Тина Джеймсон заглянет на огонек, пока кошечки нет… – Отец с сыном лукаво улыбнулись друг другу.
      – Спокойной ночи, Доминик.
      – Спокойной ночи, отец.
      Маленький распутный повеса, подумал Чарльз, выходя из дома. Память оживила Элисон, распростертую на полу спальни Джеймсонов. Он поспешно завел свой «Бентли».
 
      Майкл нервно метался по комнате матери в Эксминстере.
      – Я не перестану изводить тебя, дорогая, своим ворчанием и нытьем.
      Глория лежала, откинувшись на свои большущие атласные подушки. Ее длинные густые волосы струились свободными прядями по белоснежным плечам. Даже в свои шестьдесят она по-прежнему оставалась необыкновенно красивой женщиной. Ее огромные синие глаза, словно два сторожевых прожектора, ловили каждое движение ходившего из угла в угол сына. Они не прекращали спорить с того момента, как Майкл приехал в дом перед ужином. Теперь, уставшая и слегка одурманенная вином, она позволила сыну уложить ее в постель. Помогая ей облачаться в кремовый атласный пеньюар, Майл не мог не заметить легкое увеличение ее левой груди.
      – Это? – спросил он. Она покраснела.
      – Да. Должно быть, ужасно выглядит. Мне кажется, что я уже умерла. – Она заплакала.
      Майкл нежно поднял и осторожно опустил ее легенькое, как пушинка, тельце на двуспальную кровать, дав ей две таблетки сильного снотворного.
      – Ты не должна умирать, ма. Специалисты говорят, что если ты согласишься всего на две операции и примешь небольшую дозу облучения, то у тебя будет прекрасный шанс выздороветь полностью.
      Глория посмотрела на него.
      – Ты можешь представить меня без одной груди? Ты когда-нибудь видел по телевизору программы, в которых показывают облученных людей? Все мои роскошные волосы выпадут. Я превращусь в такую уродину. Ты не будешь любить меня такой.
      – Мама, я все равно буду любить тебя. Ты же знаешь об этом. Какая мне разница, сколько у тебя останется грудей, две или одна, или вообще ни одной. – Он опустился на кровать рядом с ней.
      – Нет. Я давно думала над этими операциями. Я в своей жизни любила только двоих: отца и тебя. Ничего больше не имеет для меня смысла. Если я умру, тебе не придется увидеть меня изуродованной и лысой. Я предпочитаю такой вариант. Я могу нанять хорошую сиделку, которая будет контролировать мое состояние. А когда придет время умирать, я сделаю это с достоинством и изяществом. Все равно я никогда не хотела дожить до немощной старости. Терпеть не могу беззубый шамкающий рот и спадающие на нос очки. Нет, – вздохнула она. – Я всегда хотела быть похожей на фею Динь-Динь. – Она вдруг улыбнулась, и ее лицо озарилось магической детской улыбкой. – Я хочу сказать, ты помнишь, как мы с тобой играли в Питера Пэна и фею Динь-Динь? Тебе нужно было хлопать в ладоши, чтобы спасти меня от смерти. Ты помнишь, Майкл? – Сын кивнул. – Хлопай в ладоши, Майкл. Пожалуйста, дорогой, для меня. Хлопай в ладоши. – Она погружалась в наркотический сон. – Дай мне услышать, как ты хлопаешь в ладоши.
      Майкл послушно захлопал в ладоши. Слезы сами собой хлынули из глаз.
      – Я не могу, мама. Я не могу спасти тебя. – Он упал, раскинув руки на ее неподвижно лежавшее тело, и зарыдал в голос.
 
      Рейчел и Чарльз были приглашены на коктейль, устроенный в доме Джейн на второй день Рождества, когда Доминик позвонил и попросил к телефону Рейчел.
      – Мама, боюсь, что тетушка Эмили умерла во сне несколько минут тому назад. Я сказал кухарке, что ты перезвонишь.
      Рейчел почувствовала себя даже легче.
      – Господи, успокой душу тетушки Эмили, – прошептала она. Она позвонила, и кухарка взяла трубку.
      – Алло. Правда, что Эмили умерла? Голос кухарки задрожал.
      – Да, дорогая моя. Мэри понесла ей утром, как обычно, чай, а она уже не дышала. Эмили выглядит очень спокойной. Извините, дорогая, что нарушили ваш праздник.
      – Не беспокойтесь. Я выезжаю прямо сейчас и помогу все устроить для похорон. Вы можете позвонить доктору?
      – Разумеется.
      – Велите Мэри приготовить спальни. Думаю, Сара поедет со мной прямо сейчас, а Чарльз с Домиником подъедут к похоронам. – Она положила трубку и пошла разыскивать Чарльза.
      – … Не думаю, что обстановка в стране очень хорошая. Левое крыло в Англии всегда терпит поражение, потому что они сами не понимают своей политики. Человек по своей сути капиталист… – Чарльз распинался перед внимательно слушавшей его аудиторией.
      Рейчел тронула его за руку.
      – Чарльз, можно тебя на минутку?
      – Попозже, Рейчел. Попозже.
      – Нет. Ты мне нужен сейчас. – Она потащила его в сторону от восхищенной толпы почитателей. – Тетя Эмили. Она умерла.
      – Ах, какое несчастье, но ты почему-то не плачешь, Рейчел. Погоди минутку. – Он поспешил отыскать Джейн. – Джейн, у Рейчел только что умерла тетушка Эмили. По-моему, она в тяжелом состоянии. Ты можешь что-нибудь сделать?
      – Она твоя жена, Чарльз.
      – Знаю, но от меня в таких случаях совершенно никакого толку. Ненавижу сцены.
      – Разве Рейчел когда-нибудь закатывала тебе сцены? Это не в ее манере. – Чарльз ломал себе руки. – Не строй из себя большое дитя.
      – Джейн почти силком запихнула его на кухню. – Будь здесь, а я приведу Рейчел. – Рейчел стояла возле камина. Джейн положила ей на плечо руку.
      – Чарльз рассказал тебе?
      – Да. Мне искренне жаль, Рейчел.
      – Не нужно жалости, Джейн. Если честно, то я давно уже выплакалась, когда виделась с ней в последний раз. Она хотела умереть. Тетушка так и не оправилась после смерти тети Беа. Полагаю, теперь нужно сочувствовать только мне. Где Чарльз? Он всегда исчезает, как только надвигается чувствительная сцена.
      – Я заперла его на кухне. Все они одинаковы. Единственное, что любой мужчина может вытерпеть, так это его собственные выкрутасы.
      Джейн рассмеялась:
      – Тогда это сценой не называется. Это он поддался порыву чувств или еще какому-нибудь порыву. – Джейн распахнула кухонную дверь. – Вот она, – Чарльз. Ради бога, позаботься о ней.
      – Мне так жаль тетушку Эмили, Рейчел. Рейчел подошла к нему.
      – Все в порядке, Чарльз. Если честно, то я в полном порядке. Я смирилась с тем, что она умрет, когда последний раз мы с Сарой к ней ездили. Тогда мы с ней и попрощались. Конечно, мне будет ее очень не хватать, но ей лучше будет там, с тетей Беа.
      – Ты в самом деле веришь во все эти враки?
      – Да, Чарльз. И слава Богу. Я выезжаю прямо сейчас.
      – Точно, что с тобой все в порядке?
      – Да. Я возьму с собой Сару. – Рейчел замялась. – Думаю, что похороны лучше назначить на тридцать первое. Тебе это подходит?
      Чарльз кивнул. Ему придется говорить с ней обо всем в доме у тетушек. Следующий день был уже началом нового года. Иного выхода у него не было. Антея была непреклонна.
      Как только они приехали домой, он помог ей упаковать вещи. На прощанье Чарльз нежно поцеловал Рейчел:
      – Веди машину осторожней, Рейчел. Я вечером позвоню. – Стоя на тротуаре и помахав ей на прощанье рукой, он подумал: «А, может, все, что ни делается, то – к лучшему. Я – все, что осталось у нее в этом мире».
      Доминик ждал в холле, когда Чарльз вернулся в дом.
      – Снова поедешь к Антее? – сказал он. Чарльз нахмурился.
      – Нет. Завтра мы с тобой отправляемся в Девон. Доминик сморщился:
      – Ненавижу похороны. Я все равно ее плохо знал. А что ты собираешься делать с Антеей? Она все время сюда звонит. В один прекрасный день мать все узнает.
      – Ладно, Доминик, не переживай. Я сам все расскажу маме, как только мы покончим с этим делом.
      – Я бы не стал… ты не знаешь маму, а я ее знаю довольно хорошо. Она абсолютно без компромиссов. – Чарльз беспокойно заерзал. – Правда, отец. Она никогда тебя не простит. Антея ведь не первая, не последняя твоя слабость.
      – Откуда ты знаешь?
      – Знаю еще про Элисон. Тина Джеймсон рассказала о том, что вы с ней вытворяли на одной из оргий у них в доме.
      – О, – Чарльз направился в кабинет. Доминик пошел за ним следом.
      – Она вышвырнет тебя, знаешь.
      – Не говори так, Доминик.
      – Ты дурак, отец. Тебе надо было давным-давно во всем признаться.
      – Знаю. Просто мне не хотелось причинять ей боль. Ты же знаешь, я люблю ее.
      Доминик пристально посмотрел на отца. Его глаза были очень суровыми.
      – Тебе следовало подумать об этом, прежде чем волочиться за другими женщинами. Что скажет Юлия?
      – Понятия не имею. – Чарльз схватился за голову. – На самом деле я не знаю.
      Доминик подошел к столику с напитками.
      – Хочешь виски?
      – Да. Налей, пожалуйста.
      Сын отдал один стакан отцу, а другой взял себе.
      – Я никогда не женюсь. Это забава для дураков. Наш удел – оставаться вечным холостяком. – Чарльз попытался улыбнуться. Я не оставлю тебя в беде, отец. Может, старая калоша оставила мне немножко денег.
      Чарльз взглянул на Доминика.
      – Безусловно, Рейчел будет теперь очень богатой.
      – Тебе ли об этом не помнить, отец. Ты стареешь.
      Позже Чарльз отправился спать, пытаясь представить, сколько же теперь будет стоить Рейчел. Дом можно будет продать тысяч за двести… Эх, теперь бы переехать, можно бы и в Суррей. Все надо начать сначала – вот что им необходимо теперь.

      Тетушку Эмили похоронили рядом с тетей Беа. Рейчел смотрела, как гроб опускали в землю. Сквозь слезы она чувствовала их присутствие. Обе женщины теперь соединились навечно. Сара, почти такая же высокая, как и мать, стояла с ней рядом. Эксминстерское кладбище было переполнено деревенскими жителями. Доминик с отцом стояли чуть поодаль. Они выглядели здесь чужаками, в своих слишком элегантных костюмах и пальто от Сен Лорана, которые резко выделялись на фоне твидовых и габардиновых одежек простолюдинов. Священник взял руку Рейчел.
      – Вы знаете, – сказал он. – Это первое Рождество, когда ваша тетушка не пришла сюда с елочкой и гирляндами для тети Беа. Я все время беспокоился, как она приходит и подолгу сидит на таком холоде возле могилы. Но она не пропустила ни одного Рождества. Вы будете продавать дом?
      – Не знаю пока. Все будет зависеть от многих причин, мне бы хотелось сохранить его в качестве загородного дома. Знаю, муж никогда не согласится перебраться сюда, но, может, мне удастся его сохранить до тех пор, пока дети не подрастут. Саре здесь очень нравится.
      Викарий улыбнулся.
      – Очень буду надеяться, что вы останетесь. Мы теряем старинные семьи, корни которых здесь, в общине, а новые люди… какой смысл их вовлекать. Они приезжают сюда только поохотиться и половить рыбу. Да благословит вас Господь, дитя мое. Заходите ко мне в любое время.
      – Благодарю вас, батюшка. – Она смотрела на него с любовью и обожанием. Он похоронил обеих тетушек, и теперь остался единственным звеном цепочки, которая связывала ее жизнь с ними.
      – Пойдем, Рейчел. – Чарльз взял ее под руку. – У нас столько дел.
 
      – Мама, – сказал Доминик с ликующим видом, – можно мне взять старинные прадедушкины ружья? У него была великолепная пара «Пурди», знаешь, отец… Это замечательно. Джеймсоны упадут от зависти. Как ты думаешь, мама?
      Рейчел задумчиво смотрела в окно «Вольво».
      – Не знаю, родной. Я никогда об этом не задумывалась.
      – Оставь мать в покое, Доминик, – одернул его Чарльз. – Не время приставать к ней со всякими пустяками.
      Ох-хо-хо, подумал Доминик, усаживаясь поудобнее на своем сидении. Итак, он собирается все ей рассказать. Вряд ли старик одержим желанием сделать это признание.
      – Спасибо, Чарльз. – Она положила ладонь на его колено.
      Он убрал руку с руля и прикрыл ею ладонь Рейчел.
      – Как ты, ничего? Она посмотрела на него.
      – В душе такая пустота… Там всегда была тетя Эмили. Вернее, они обе там были, но тетушка Эмили была, словно костер, пылавший во тьме и освещавший дом в Девоне. Когда мне бывало очень плохо, я могла всегда мысленно посидеть возле этого костра и погреть руку у его жаркого пламени. Теперь мой костер погас. – Она поежилась. – Мне стало очень холодно и неуютно.
      – Знаешь, Рейчел, я подумал, а что если нам поднатужиться и поменять жилье. Мы продадим дом в Лондоне, продадим этот дом и подыщем что-нибудь получше. Мы сможем купить, например, дом с участком в Суррее. Там мы заимеем лучшее из двух миров. Мы сможем иметь и дорогие нашему сердцу сельские пейзажи и жить неподалеку от Лондона?
      Рейчел улыбнулась:
      – Чарльз, неужели ты ради меня уедешь из Лондона?
      Он сжал ее руку.
      – Я сделаю для тебя все, любовь моя. Все, что захочешь.
 
      Кухарка приготовила холодный ужин для всей семьи. Рейчел нарушила традицию и не пригласила гостей обратно.
      – Знаю, они поймут меня правильно. Я просто не могу пережить этого.
      – Обязательно поймут, дорогая, – успокоила ее кухарка.