В пятницу вечером Сара помогала Рейчел на кухне, когда позвонил Чарльз.
      – Ужасно извиняюсь, дорогая. Только что сообщили, что мне нужно выехать из Лондона на всю ночь. Мне нужно будет взять интервью у одного человека рано утром. К обеду вернусь.
      – Но, дорогой, я как раз готовлю блюдо по одному из рецептов Джейн, и Сара мне помогает. Нам так не терпелось посмотреть, как ты будешь его пробовать. Ну, ладно, ничего не поделаешь.
      – Я позвоню попозже и пожелаю доброй ночи.
      – Спасибо, Чарльз. Я люблю тебя.
      – Тоже люблю тебя, моя прелесть, – ответил Чарльз. Он радостно улыбнулся. Она и впрямь пытается улучшить свои кулинарные навыки.
      – Закажите два букета полевых цветов, – попросил он секретаршу. – Один принесите мне, а второй – отошлите жене домой. – У секретарши глаза на лоб полезли.
      – Иди, иди, шалунья. Ишь, озорница. Секретарша, покачивая бедрами, подошла к его столу.
      – Сначала подпишите эти письма, – она наклонилась. Ему открылся заманчивый вид ее прелестей, выглядывающих в разрезе платья, словно два мягких щеночка.
      «Дрянь, – подумал он. Специально это делает». – Подписав бумаги, он заметил:
      – Думаю, следует носить что-то более подходящее для работы в офисе. Здесь вам не ночной клуб.
      – Да, господин Хантер.
      «Паршивый старый козел, – подумала она, выходя в коридор. – Сам ведь глаз не сводил с моих прелестей».
      Чарльз безмятежно спал в объятиях Антеи, когда в его доме раздался телефонный звонок Юлии. Часы показывали два часа ночи. Рейчел, лежа в кровати одна, взяла трубку.
      – Уильям – в больнице. Инфаркт, – голос Юлии был тусклым и безжизненным. – Где Чарльз?
      – Извините, Юлия. Я не знаю, где сейчас Чарльз. Он звонил около восьми часов, чтобы пожелать нам спокойной ночи. Знаю только, что его в Лондоне нет. Состояние тяжелое?
      – Вряд ли он доживет до утра.
      – О, Господи! Я прямо сейчас позвоню в редакцию. Они же знают, где он. Хотите, положу детей в машину и прямо сейчас поеду к вам?
      – Нет, благодарю, Рейчел. Мне нужен Чарльз. Детей привозить не нужно – они только расстроятся. Если он умрет, то им все равно придется быть на похоронах, тогда и приедете, – ее голос чуть-чуть дрогнул.
      – Вы сообщили Элизабет?
      – Да. Из колледжа уже звонят в миссию.
      – Кто-нибудь есть возле вас?
      – Да, Руфь здесь, она останется до тех пор, пока не приедет Чарльз.
      – Хорошо, – у Рейчел отлегло от сердца: Юлия была не одна. – Я разыщу Чарльза.
      Она позвонила ночному редактору «Репортера».
      – Нет, – ответил он. – Его нет в списке запланированных интервью.
      – Должно быть, у него интервью вне плана.
      – Может, у него работа по совместительству?
      – Скорее всего, – Рейчел знала, что Чарльз частенько брал репортерскую работу на стороне, пользуясь другим именем. Многие его коллеги так делают, как объяснял Чарльз. – Благодарю вас. Если он позвонит, передайте, что его отец умирает в больнице.
      – Обязательно. Извините, мне так жаль, что ничем не могу вам помочь.
      – Благодарю вас, – сказала Рейчел и повесила трубку. Вдруг слезы невольно полились из ее глаз. Он был такой хороший, добрый. Рейчел сидела у окна спальни и смотрела на освещенную лунным светом лужайку. Бедная Юлия. Что она теперь будет без него делать? У Чарльза сердце разорвется от горя. Отец с сыном были немногословны между собой, но Уильям всегда восхищался Чарльзом.
      – Мой сын живет в Лондоне, – гордо говорил Уильям соседям. Рейчел улыбнулась и забралась в постель. Какой Чарльз замечательный человек! Сколько женщин может еще похвастать тем, что получают цветы после четырнадцати лет супружеской жизни?
      Ночной редактор посмотрел на свою секретаршу.
      – Чарльз Хантер снова таскается по девочкам, а его прелестная женушка до сих пор почивает на облаках младенческого неведения. Не представляю, как он только умудряется?
 
      Чарльз объявился только к обеду. Обезумевшая от горя Рейчел бросилась к нему.
      – О, дорогой. Твой отец умер в десять часов утра. Я пыталась разыскать тебя, но ночной редактор сказал, что тебя в списке запланированных интервью нет. Я попросила полицию проверить все возможные отели, но тебя не оказалось и там.
      – Нет. Меня там не было. – Проклятье, что же мне сказать? Думай быстрее. – Нет-нет, дорогая. Я забыл тебе сказать, что у меня была левая работа и я ночевал у приятеля, чтобы сэкономить на гостиничных счетах к отпуску.
      – Извини, Чарльз. Позвони прямо сейчас своей матери. Она ждет тебя.
      Чарльз позвонил Юлии и поспешил на вокзал, чтобы успеть на поезд до Бридпорта.
      Похороны состоялись четыре дня спустя. Чарльз провел все это время рядом с Юлией, которая оставалась непривычно молчаливой. Она, кажется, смирилась со смертью Уильяма и вполне успокоилась.
      – Хорошо, что он ушел из жизни раньше меня. Сам бы он никогда не справился ни с чем в одиночку. Разумеется, мне будет очень его не хватать. Нас многое связывало в этой жизни.
      – Тебе никогда не хотелось уйти от него, когда ты была помоложе?
      Юлия посмотрела на Чарльза.
      – Уйти от него? Как можно бросить своего супруга? Человек сам строит свое гнездо и должен в нем жить. Уильям был добрым, порядочным человеком, хорошим мужем и отцом.
      – Но, мама, ты же всегда говорила, что с ним скучно.
      – Чарльз, сейчас не время об этом вспоминать. В браке невозможно получить все только хорошее, но я благодарна судьбе за то, что имела с Уильямом.
      – Мне так стыдно, что у вас с Рейчел не складываются нормальные отношения, но ты все равно могла бы пожить с нами.
      Юлия фыркнула.
      – Нельзя меня упрекнуть в том, что мне не нравится твоя жена, но с тех пор, как вы переехали в этот ваш новый дом, у нее что-то случилось с головой. Она рассказывала тебе про шторы?
      – Нет. – В действительности, Чарльз наслушался про шторы и скатерти до тошноты.
      – В прошлый раз, когда мы с отцом были у вас в гостях, мы набили машину всякими старенькими шторами, которые имели еще приличный вид. Я сделала скатерть, а она отказалась. Все из-за этого.
      – Мама, она вовсе не отказалась, а просто объяснила тебе, что на окнах у нас будут жалюзи, а стол сделан из стекла, поэтому скатерть совершенно ни к чему.
      – Вот так всегда. Ты защищаешь ее. Должна сказать, что я была в тот раз очень обижена. Во всяком случае, и речи не может быть о том, чтобы жить в вашем доме. Ее неряшливость сведет меня с ума.
      – Со следующей недели у нас появится прислуга.
      – Прислуга? Ты имеешь в виду этих легкомысленных молоденьких иностранок?
      – Она не легкомысленная девица. Она – француженка, и зовут ее Мари-Клэр. Она всем понравилась с первого взгляда. – Увидев выражение глаз Юлии, Чарльз рассмеялся. – Мама, у тебя извращенное представление. Конечно, не ради того, о чем ты подумала.
      «Ну, по крайней мере, я так надеюсь», – подумал он, лежа вечером в своей маленькой односпальной кровати. Он давным-давно отказался давать себе какие бы то ни было обещания. Слава богу, Элизабет будет здесь завтра. Он не видел ее с тех пор, как она уехала из дома.
      Элизабет прибыла нежданно-негаданно со своим мужем.
      – Ты не сообщала нам, что вышла замуж, – взвилась Юлия, не успела ее дочь переступить порог родного дома.
      – Какой смысл, мама? Ты бы стала возражать. Я же здесь не для тебя, а для отца. Я любила его.
      – Это ты растерзала его сердце, – Юлия была вне себя от ярости.
      – Госпожа Хантер, пожалуйста, не принимайте так близко к сердцу. Вполне понимаю ваше состояние, – сказал муж Элизабет. – Мои старики тоже не пришли в восторг, услышав, что я женился на белой девушке. В моей стране считается большим позором выбрать невесту не из племени.
      Юлии даже смотреть на него было противно. Когда он протянул ей для приветствия руку, она брезгливо взяла ее и, как только улучила момент, тут же тщательно вымыла руки с мылом. Этот человек был для нее воплощением всего того, перед чем она испытывала панический страх: исполинский рост, курчавые волосы, приплюснутый нос и толстые губы. – «Как дочь могла, – думала Юлия. – Как только ее собственная дочь могла пойти на это? Связаться с черномазым!» – Первым ее инстинктом было запретить им выходить из дома. Все соседи узнают, что их дочь вышла замуж за черного.
      – Мы с Элизабет и Томом пойдем где-нибудь выпьем, пока ты справишься с шоком и переживешь все это, мама. – Чарльз повернулся в сторону кухонной двери. – Он – милый парень, поэтому возьми себя в руки и успокойся. Им удобнее будет занять мою комнату, а я лягу в комнате Лиз, или… – он ухмыльнулся. – Ты смогла бы сделать широкий жест доброй воли и освободить им свою двуспальную кровать.
      – Мне что-то нехорошо, Чарльз.
      – Понятное дело. Забери свой тазик и иди приляг. Мы вернемся в десять. – Хлопнула входная дверь.
      Именно в этот момент Юлия искренне загоревала об утрате Уильяма. У всех детей идет чередом своя собственная жизнь. Они не хотят моего вмешательства в нее. Даже Доминик больше не хочет здесь оставаться. Дорогой Уильям! Нежный, преданный, любящий Уильям! Его место в кровати оставалось пустым. Юлия уткнулась в подушку.
      Чарльз рассказал Рейчел о том, что Элизабет приезжала со своим мужем.
      – Мать испугалась до смерти. Надо было видеть ее лицо!
      – Бедная Юлия, – сказала Рейчел в телефонную трубку. – Как ты думаешь, на месте Элизабет, стоило бы проявить милосердие и предупредить мать заранее?
      – Нет, не согласен. По-моему, это своего рода месть… Не замужество. Нет. Кажется, они очень счастливы. Я имею в виду то, что все получилось именно так, как поступила Элизабет. На мой взгляд, она вряд ли когда-нибудь сможет простить Юлию за то, что та отказалась позволить ей стать миссионеркой.
      – Пожалуй, но это только усугубило всю ситуацию и подлило масла в огонь. Юлия и так места себе не находит. Ненавижу похороны. Приеду завтра. Дети очень расстроены, но они достаточно взрослые, чтобы понять происходящее. Где мы все разместимся?
      – Мать договорилась с Руфью, что Элизабет с Томом пойдут к ней. Муня сейчас дома, но у них есть свободная комната. Сара ляжет с нами в комнате, а Доминик пойдет в комнату к Юлии.
      – Ладно. До завтра. Спокойной ночи, дорогой. Чарльз положил телефонную трубку и пошел на кухню к Элизабет.
      – Где Том?
      – Пошел спать. Перелет был таким утомительным, что измучил его вконец.
      – Мать его не расстроила?
      – Кажется, не особо. Он привык к предрассудкам. Мы оба привыкли к этому, но мать – такая старая греховодница.
      – Как ты можешь, Элизабет? Это противоречит твоим религиозным нормам.
      – Я – не святоша, и мне есть за что сердиться на нее. Мне много лет потребовалось на постижение истины: мать – мерзкое, гнилое создание! Смердящее исчадие ада!
      – Ты что, в самом деле так думаешь? – Чарльз был поражен.
      – Да. Именно так. Она испортила тебя и растоптала мою жизнь. Мне ненавистно находиться с ней рядом, потому что я чувствую, как меня снова затягивает в водоворот этого страшного, безумного мира, который уничтожает вокруг нее все живое и чистое. Вот почему я не хочу даже оставаться в ее доме.
      – Но ведь таких людей, как она, миллионы.
      – Нет, Чарльз. Эти миллионы людей – не такие, как она. Точных ее копий – единицы, но они составляют свой круг и все отличаются властностью, алчностью, стремлением все подмять под себя. Они очень опасны. Они калечат своих детей. Не физически, а нравственно, поэтому лишены способности установить с кем бы то ни было теплые доверительные отношения, – она посмотрела на Чарльза. – Скажи мне, Чарльз, ты счастлив с Рейчел?
      – Абсолютно. Она всегда была честной, на нее всегда можно положиться. У нас двое замечательных ребятишек и чудесный дом. В августе мы на две недели отправляемся на отдых в Камаргу. Для Рейчел это будет первая заграничная поездка. Вот, посмотри на эти фотографии. Видишь, Доминик – вылитая моя копия. А Сара больше похожа на Рейчел. Вы собираетесь заводить детей?
      Элизабет покачала головой.
      – Нет. Нам все время приходится работать в джунглях. Там слишком опасно для детей. Возможно, когда мы решим обосноваться в городе и будем работать в миссии, у меня и появится поздний ребенок. Но я сомневаюсь в этом. Мы и так счастливы. Довольно странно, что мне пришлось уехать за тридевять земель, в Африку, чтобы отыскать человека, который бы разделял мою веру в Бога, и мы вместе обрели счастье, – она воздела руки к небу. – И именно в тот период, когда я была на грани того, чтобы на всю жизнь отказаться от мужчин.
      – Это здорово, Элизабет! Жаль, что я не разделяю твоего оптимизма о вечности бытия. Для меня смерть – это все, конец всему.
      – Я помолюсь за тебя, милый, – Элизабет обвила руками его шею и крепко поцеловала.
      – А мне это надо?
      В ту ночь ему снилась Антея с устричной раковиной, покоившейся в мягком треугольном гнездышке. Устрица вдруг многозначительно подмигнула Чарльзу, словно была его тайной союзницей. Он проснулся в холодном поту. – «Я никогда больше не буду есть устриц», – поклялся он.
 
      Похороны проходили в местной протестантской церкви. Рейчел смотрела, как гроб опускали в землю. Она вспомнила, как хоронили тетю Беа, и крепко сжала руку Сары. Рейчел уже деликатно объяснила суть церемонии Саре, которая восприняла все правильно и усвоила, что ее любимого дедушку призвал к себе Бог.
      – Нам следовало бы похоронить его на любимом участке, – заметила Рейчел, когда они ехали в черном лимузине домой с кладбища. Лицо Юлии окаменело.
      – Она просто пошутила, мама. – Чарльз обнял мать за плечи и укоризненно посмотрел на Рейчел.
      – Нет, она не пошутила, – сказала Сара. – Мы разговаривали об этом, когда еще туда ехали. Дедушка никогда не ходил в эту церковь. Наверное, ему бы больше понравилась капустная грядка.
      – Вы так похожи на свою мамочку, барышня, – язвительно сказала Юлия.
      – Знаю. Все мне об этом говорят, – сказала Сара, улыбаясь Рейчел. – Тетя Эмили говорит, что у меня глаза, как у тети Беа и прадедушки Лионела.
      – Твоя мама не была замужем, верно? – спросил Доминик у Рейчел.
      – Нет, не была. Мой отец живет где-то в Америке, он даже не знает обо мне.
      – Это значит, что ты – безотцовщина?
      – Доминик! – Юлия повысила голос. – Как ты смеешь так говорить?
      – Не волнуйся, бабуля! Это не ругательное слово, если оно употребляется правильно и к месту, – успокоил ее Доминик.
      – Вас этому учат в вашей новомодной школе? Рейчел посмотрела на Доминика и сказала:
      – Бабушка права. Я предпочитаю слово «незаконнорожденная». Я – дитя военных лет. Мне повезло больше, чем другим, родившимся в то время. Их матери должны были сделать выбор: или отказаться и бросить ребенка, или ужасно страдать от презрения окружающих. В те дни было ужасным проступком не имея мужа, родить ребенка.
      – Так и должно быть. Наверняка, ведь ты сама, Рейчел, не одобряешь всех этих забеременевших бог весть от кого девчонок, называющих себя матерями-одиночками и сосущих деньги из тех, кто честно трудится и имеет порядочную семью, – упрекнула Юлия.
      – Я не думаю, что могу бросаться подобными утверждениями на моральные темы. Все, что я знаю, так это то, что Анна будет иметь ребенка, а я склонна считать ее вполне достойной этого, потому что она будет хорошей матерью и у нее есть свои планы для ребенка.
      Юлия покачала головой.
      – Не знаю, куда мы движемся в этом мире.
      – Пусть это тебя не беспокоит, мама. Не твое дело. Как только вернемся, я заварю тебе чая покрепче, – Чарльз повернулся к Рейчел. – Я настаиваю, чтобы ты попыталась не спорить с мамой по каждому пустяку, Рейчел, в особенности в такой день, как сегодня.
      Рейчел потупила взор, уставившись в колени.
      – Спасибо, Чарльз, – подчеркнуто сказала Юлия.
      Сара сунула свою ладошку в руку Рейчел.
      – Когда мы поедем домой, мамочка?
      – Завтра, моя милая, – они как раз подъезжали к дому Юлии. – «Как мне ненавистен этот дом, – подумала Рейчел. – В нем мной овладевает клаустрофобия. Слава Богу, пробудем здесь только до утра».
      Дом постепенно заполнялся людьми. Уильяма любили в Бридпорте. Юлия обрадовалась, увидев управляющего банком, который зашел выразить свои соболезнования.
      – Выпейте чашечку чая, господин Бринтон. А может, чего-нибудь покрепче. Хереса?
      – Никогда и капли в рот не беру до заката. Юлия растерялась. На помощь подоспел Чарльз.
      – Он хочет чая, мама. Иди. Я сам позабочусь о госте… Бедная мама, она совсем не пьет, – пояснил он господину Бринтону и засмеялся.
      – Хороший человек – ваш отец.
      – Да.
      – Его будет здесь здорово не хватать. Чарльз обвел взглядом комнату.
      – Должен вам признаться, никогда и не думал, что он был таким известным в округе.
      Здесь был и местный доктор, ушедший уже на пенсию. Чарльз на всю жизнь запомнил прикосновение холодных щипцов к своей самой сокровенной части тела. Он невольно вздрогнул. «Надеюсь, доктор уже забыл».
      В уголке на кухне закадычные приятели Уильяма обсуждали корневую систему герани. Юлия обошлась с ними с холодной вежливостью. – «Мне всегда было непонятно, что заставляло его якшаться с этими мужланами, – думала она. – Их огромные ботинки оставляли ошметки грязи на чистом полу». Том и Элизабет возились с подаваемой к столу едой.
      – Том, ты наливаешь чай для меня? – спросила Юлия, забирая у него из рук тарелку с бутербродами. – «Не могу видеть, как он прикасается к пище для других людей… – Том посмотрел на нее. – Почему он смеется надо мной, наверное, издевается», – подумала она, и лицо ее вспыхнуло.
      После того, как последние гости ушли, Муня (он тоже приходил на похороны), Чарльз, Рейчел, Том и Элизабет отправились в пивную. Чарльз был рад встрече с Муней.
      – Знаешь, ты ни капельки не изменился.
      – Ну, а ты стал совсем другим. Выглядишь богатым и преуспевающим. А Рейчел осталась такой же, абсолютно не изменилась.
      – Как там, в Нью-Йорке?
      – Прекрасно. Я – раввин храма, расположенного в той части города, где проживает смешанное население. Народ очень трудолюбивый и верующий. Начинал работать в районе, где жили, в основном, богатые, но большинство евреев там ходило в храм только по великим праздникам, поэтому бросил. Теперь я гораздо счастливее.
      – Здорово! – воскликнул Чарльз. – Мне кажется, я сейчас напьюсь до чертиков.
      – Напивайся без меня, – ответила Рейчел. – Мы с Элизабет обещали вернуться и помочь с уборкой, поэтому нам здесь рассиживаться особенно некогда.
      – Мне нужно еще успеть собраться в дорогу сегодня. Завтра у нас самолет в три часа из Хитроу.
      – Ну, тогда еще по одной «на посошок», – Чарльз пошел к стойке.
      – Тебе нужно как-нибудь собраться и приехать в Нью-Йорк, Рейчел. Тебе там очень понравится, – Муня наклонился и положил свои ладони на ее руки. – Не обращай внимания, ладно? Не нужно так сильно переживать. Ты кажешься мне очень расстроенной.
      – Нет-нет, все в порядке. Только вот жизнь в высшем свете – не для меня.
      – Разве не я говорил тебе об этом еще сто лет назад?
      – Я привыкну.
      Рейчел и Элизабет отправились к дому пешком. Пустынные улицы освещались тусклыми фонарями.
      – Странная штука – возвращение в прошлое, – Элизабет взглянула на Рейчел. – Не представляю, как ты с ней уживаешься.
      – Скорее всего, привычка, – засмеялась Рейчел. – Чарльз ее просто обожает, поэтому какой мне смысл осложнять ситуацию. Жаль только, что он превращается в маленького мальчика возле нее. Он и слова не может ей поперек сказать.
      – Он всегда боялся ее, даже в детстве. Помню, как мне всегда приходилось ловить мать за руку, потому что он бесконечно врал ей. Суть в том, что мать и тиранила, и баловала его одновременно, – с горечью в голосе произнесла Элизабет. – На меня она никогда не обращала внимания, пока я не выросла и не стала достаточно самостоятельной, чтобы выполнять домашние дела. Чарльз никогда пальцем о палец не ударил, чтобы сделать что-нибудь в доме.