— В это я не хочу верить, — ответила Гвеннет в порыве упрямства. Манера речи графа не понравилась ей, в ней слышалась хитрость и высокомерие.

— Тебе следует быть повежливее с графом, сестра, — предупредил ее Дункан. — В конце концов, он гость в нашем доме.

— В первую очередь, он твой гость, Дункан. Я не верю, что отец захотел бы приветствовать его в нашем доме.

— Но нашего отца уже давно нет в живых! — сказал Дункан так громко, что его голос почти перешел на крик. — Времена изменились. И теперь я хозяин Ратвена. Я совершенно один и волен сам выбирать себе друзей и союзников.

— Верно, — ответила Гвенн. — Но ты должен при этом соблюдать большую осторожность, потому люди не всегда оказываются теми, за кого выдают себя.

— Я знаю, — сказал Дункан и опустил голову. На какой-то миг Гвенн уже поверила, что ее слова действительно заставили его задуматься; но когда Дункан поднял голову, его глаза сверкали гневом и напугали ее. — Как я должен признать, сестра, именно тем, кто ближе всего стоит ко мне, я не могу доверять, потому что они повернулись ко мне спиной в эти дни, — с этими словами он откинул свою накидку и достал предмет, который протянул Гвеннет. — Ты узнаешь его?

Гвеннет тут же узнала предмет в его руках и закрыла руками рот, чтобы не закричать громко. Это был простой деревянный крест, тот самый, который патер Дугал носил на своей груди.

— Что случилось? — шепотом спросила она. С ужасом она посмотрела на брата.

— Ничего особенного. — Дункан пожал плечами. — Я лишь решил, что мы больше не нуждаемся в духовной поддержке патера Дугала.

— Ты… ты убил его, — тихо произнесла невероятное Гвеннет. — Человека церкви.

— Я не делал ничего подобного, — надменно возразил Дункан. — Но как я слышал, стрела лучника неудачно соскочила и угодила прямо в спину несчастному патеру как раз в тот момент, когда он хотел покинуть замок. Ты можешь представить, куда он собирался?

— Нет, — бесстрастно ответила Гвенн и опустилась на стул. Она вдруг почувствовала, как ее ноги подкосились, и ей стало дурно. Мрачные предчувствия закрались ей в душу.

— Тогда я помогу немного освежить вашу память, моя дорогая, — вмешался в разговор Милленкорт.

По-хозяйски он подошел к ней, посмотрел на нее сверху вниз, подбоченившись, как владелец имения, который собирается судить свою крепостную.

— Вас подслушали, Гвеннет Ратвен, когда вы доверили патеру Дугалу тайны, которые лучше было сохранить в секрете. Вещи, о которых вам явно не следовало никогда узнавать и видеть. Вещи, явно не предназначенные для ваших глаз и ушей. Ваше женское любопытство завело вас туда, но вам бы следовало лучше отступить, потому что вы жестоко заплатите за это. Точно так, же как Дугал.

— Это были вы, не так ли? — спросила Гвенн. — Вы стоите за всем этим. Вы отравили разум моего брата и сделали своей тенью, крепостным, который беспрекословно подчиняется вам.

— Попридержи свой язык, сестра! — закричал Дункан. — Граф Милленкорт мой друг и учитель. Под его руководством Шотландия снова станет той, какой была прежде: сильной и могущественной. И он хочет, чтобы Ратвены стали самым могущественным домом в Шотландии, как желал того наш отец.

— Ты ослеп? — качая головой, спросила Гвенн. — Он тоже заколдовал тебя, чтобы ты не узнал его истинного лица? Ему нет дела до тебя, Дункан, и ему дела нет до Ратвенов. Ему есть дело только до своих собственных интересов. Чтобы достичь своих целей, он пойдет на все.

— Не слушай ее, брат наш, — обратился граф к Дункану. — Она сошла с ума и не знает сама, что говорит.

— Я прекрасно знаю, о чем говорю, — возразила Гвеннет. — Ее обычно нежное лицо раскраснелось, и страх сменило возмущение. — Я знаю, что он, — она указала на графа, — не тот, за кого выдает себя. Он не благородный человек, и родом он не из Франции. Вероятнее всего, он вовсе не человек.

— Но моя дорогая, — с широкой усмешкой спросил Милленкорт, — кто же я тогда, по-вашему?

— Я не знаю. Но мне сказали, что вы старше, чем любой человек и уже столетия бродите по земле. Возможно, вы посланник зла. Демон. Посланец тьмы.

Целую минуту Милленкорт не говорил не слова. Потом закинул назад голову и разразился громким смехом, который отразился эхом под низким потолком комнаты. Дункан, которого слова сестры, похоже, напугали на какой-то миг, присоединился к графу и теперь тоже смеялся от всей души, и Гвеннет знала, что у нее нет больше шанса изменить его путь.

— Что тебе еще известно, сестра? — поиронизировал Дункан, смеясь. — Ты всего лишь глупа баба и не можешь понять открывающихся перед нами возможностей. Мы стоим в начале нового, великого столетия, в котором мы снова станем сильными и будем властвовать.

— Ты бы сам послушал, что говоришь, — прервала его Гвеннет. — Отец никогда бы не простил этого. Он всегда оставался верен своей стране и вере. Ты же все предал.

— Отец был глупцом, — с ненавистью накинулся на нее Дункан. — Я говорил ему, что Храброе Сердце предатель, который приведет нас всех к гибели, но он не хотел даже слушать меня. Он принял свое решение, а я теперь принимаю свое. Я не просил его о том, чтобы он шел в бой и оставлял мне Ратвен. Он, не спрашивая меня, оставил мне эту ношу, оставил меня одного без совета и идеи.

— Ты задет за живое, — заметила Гвеннет. После чего выражение лица Дункана изменились, и на короткий миг она вспомнила маленького, невинного мальчика, которого она когда-то знала как своего брата и любила.

Она с нежностью протянула к нему руки.

— Брат, — тихо сказала она, — я знаю, что ты несешь на своих плечах большую ответственность. Тяжело надеяться только на себя и принимать решения, не правда ли? Но ты не одинок, Дункан. Отец всегда с тобой, так же, как и я. Вместе мы можем достигнуть многого. Еще не поздно. Все может снова быть хорошо, ты слышишь меня?

На миг в глазах Дункана действительно мелькнуло сомнение, неопределенная тоска по тому времени, когда события не были запутанны, когда он еще знал, кому следует верить и к кому он принадлежит.

Граф тоже видел это прекрасно; вдруг его начали мучить мысли, что покорный ученик может отвернуться от него. — Не слушай ее, Дункан! — настойчиво сказал он. — Ты не замечаешь, к чему она клонит? Она хочет сломить твою решительность и отравить твой разум!

— Нет! — уверенно ответила Гвеннет, — этого я не хочу. Я хочу лишь, чтобы мой брат стал снова тем, кем был прежде.

— Не обращай на нее внимания, Дункан. Ее слова полны лжи и обмана. Она хочет лишить тебя законного наследства, того, что принадлежит тебе по праву. Разве ты не чувствуешь яд, который источает со своими словами? Она ведьма.

— Ведьма, — как эхо бесстрастно повторил Дункан. Страшный огонек снова сверкнул в его глазах, неуверенность исчезла. Тут Гвенн поняла, что все потеряно. Влияние графа было сильнее ее, все именно так и предсказывала Кала.

— Прочь с глаз моих! — накинулся на нее Дункан. — Что бы ты не говорила, сестра, ты не переубедишь меня отказаться от моего решения. Я решил для себя, на какой стороне стою, и не поменяю своего решения ни сейчас, ни после. Дом Ратвенов навеки связан с братством рун. В этом я клянусь своей кровью.

— О Дункан! — Гвенн покачала головой в ужасе. — Ты не ведаешь сам, что говоришь.

— Наоборот. История имеет вечный круговорот, сестра. Все повторяется. Уильям Уоллес обманул нас всех. Он предал нашего отца, и теперь будет предан он. Ты действительно верила, что можешь удержать нас? Поэтому ты послала простого монаха предупредить Уоллеса? Было достаточно одной стрелы, чтобы закончить его деяния. Никто не может остановить нас, Гвеннет. Никто, слышишь? — Снова он разразился холодным, надменным смехом, который подхватил граф.

Гвеннет не могла чувствовать ничего кроме глубокого отвращения.

— В кого ты превратился, брат? — с ужасом прошептала она.

— Я познал истину вещей. И не называй меня больше своим братом, потому что с этого момента связь между нами распалась. Ты действовала против меня и хотела предать меня врагам. Отныне ты не принадлежишь к нашей семье. Ты отверженная. Тебе нет места в нашем роду и в нашей стране. Тебя постигнет то, что заслуживает предательница.

— Нет, — ахнула Гвенн, но черты лица ее брата оставались жестокими и непреклонными. Громко он позвал стражу и велел запереть ее в верхней комнате западной башни, пока он не решит, что дальше делать с ней.

— Дункан, брат мой, — крикнула со слезами на глазах Гвеннет. — В кого ты превратился? Какой демон вселился в тебя?

— Я не могу больше слушать тебя, — возразил господин Ратвен холодно, — потому что у меня нет больше сестры. А ты, баба, придержи свой язык, а то я отрежу его. Прочь!

Стражники схватили ее и потащили прочь из комнаты по коридорам. Еще раз она обернулась и послала последний взгляд каменному лицу своего брата и презрительно смеющемуся графу. Потом дверь снова закрылась, и перед ней открылся длинный темный коридор в неизвестное будущее.

Со страхом Мэри дочитала рассказ до конца, все сильнее чувствуя, словно произошедшее, разыгравшееся тогда в замке Ратвен, случилось с ней самой…

Гвеннет отвели в Западную башню и заперли там в башенной комнате. Там она влачила жалкое существование в холоде, питаясь хлебом и водой, в полном отчаянии из-за безрадостных перемен, которые принесли ей эти события. Спустя несколько дней ее навестили. Это была Кала, которая появились непосредственно перед дверью, и переговорила с ней через дверь. Кала утверждала, что еще не потеряна надежда, и внушила Гвенн мужество. Потом она что-то подсунула под дверь, и Гвеннет с удивлением обнаружила чернила, воск для печати и пергамент.

Колдунья приободрила Гвенн и попросила, чтобы та записала свою историю, каждую печальную деталь, и спрятала потом записки в стене, в которой она найдет пустоту и кожаный колчан. Объяснение тому она не дала, и Гвенн тоже не спрашивала об этом. Она была благодарна за то, что теперь имела хоть что-то, чем бы она могла отвлечься от своего печального жребия. Ее отец настоял, чтобы она владела языком и письмом, хотя это было довольно необычно для женщины, и ей не составило особого труда записать свою историю, как требовала того старая Кала.

Когда старуха стала прощаться с ней, Гвенн поинтересовалась будущим.

— Будущее, — ответила Кала, — трудно увидеть в эти дни. Мир охвачен беспорядками, и руны не открывают всех своих тайн.

— Тогда скажи хотя бы, что будет со мной, — потребовала Гвенн.

Колдунья засомневалась.

— Ты должна быть сильной, — ответила она. — Я видела твой конец, темный и жуткий. Твой брат предал вашу семью мрачным силам, дитя мое, и им будет принадлежать она многие поколения.

— Тогда… больше нет никакой надежды?

— Надежда всегда есть, Гвеннет Ратвен, даже в таком месте, как это. Не сейчас, а через много столетий. Когда пройдет пятьсот лет, дитя мое, вспомнят о твоих поступках и страданиях. И молодая женщина узнает, как сильно ее судьба похожа на твою. Она решится изменить ее и выступит на борьбу с темными силами. Лишь тогда будет решена судьба дома Ратвенов.

С этими словами заканчивался рассказ Гвеннет Ратвен, и Мэри сидела как громом пораженная. Она вернулась обратно и перечитала последний абзац второй раз, перевела снова каждое слово, чтобы удостовериться, что не вкралась никакая ошибка.

Точный текст остался тот же, но неужели это было возможно? Как могла старая Кала много-много лет назад знать, что произойдет в далеком будущем? Она действительно была колдуньей, женщиной, обладающей магическими способностями и умеющей заглядывать в будущее? Она уже тогда предвидела то, что лишь теперь выпало на долю Мэри?

Мэри Эгтон слишком реалистично смотрела на жизнь, чтобы считать возможными такие вещи. Она верила в романтику и силу любви, в доброту людей и в то, что все в жизни имеет свою определенную цель, но магия и волшебство были теми вещами, которые не укладывались в ее современную модель жизни.

Итак, это было лишь совпадением?

Она в своем отчаянии и одиночестве хотела увидеть взаимосвязь, которой в действительности не существовало?

С другой стороны, здесь была старая служанка, которая имела такое сбивающее с толку сходство с Калой. И так много совпадений в ее судьбе и Гвеннет Ратвен. Все эти сны, которые приснились ей и оказались такими реальными…

Значит, старуха была права? Мэри и Гвеннет Ратвен на самом деле были родственными душами? Духовными сестрами, чья связь была такой тесной, что она длится столетия? А колдунья и та таинственная служанка действительно были одной и той же женщиной?

Мэри покачала головой. Это было чересчур фантастично и невероятно, чтобы поверить в это. Единственным человеком, который мог сказать ей, было ли это все на самом деле, была старая служанка. Если Мэри хотела определенности, то она должна поговорить с ней и потребовать от нее прояснить ситуацию.

Мэри была убеждена, что это было самым разумным поступком. Но был в этом решении один недостаток: чтобы расспросить служанку, ей нужно было выйти из башенной комнаты.

Ей стоило немалых усилий преодолеть себя, чтобы подняться и подойти к двери. Ее ноги онемели от холода, руки замерзли и не подчинялись. Осторожно она приложила ухо к двери, чтобы прислушаться. Затем она наклонилась и посмотрела через щель между дверью и полом. Воздух был прозрачен.

Мэри глубоко вздохнула. Она знала, что не может вечно прятаться в этой башне, но, по крайней мере, прошлой ночью эта комната стала для нее надежным убежищем. Она вспомнила, что старая Кала назвала башенную комнату одним из немногих мест в замке, в которые еще не проникло зло. Возможно, это и было причиной тому, что Мэри преодолела все препятствия, чтобы нажать на заржавевшую ручку двери и выскочить наружу.

Перед дверью действительно никого не было. На цыпочках она неслышно спустилась по лестнице. Колчан с записками Гвеннет она плотно прижала к себе, как бесценное сокровище. Это было все, что у нее осталось, единственное утешение.

Судя по солнечному свету, который падал через высокие узкие отверстия, уже был полдень. Ей не принесли еду, вероятно, хотели вынудить ее добровольно покинуть место ссылки. Если бы речь шла о голоде, то Мэри еще долгое время оставалась в башенной комнате. Она была терпелива, и лишения не причиняли ей беспокойства. И без того она бы предпочла страдать от голода, нежели сидеть с Малькольмом Ратвеном за одни столом.

Тихонько она скользила по коридорам, по которым в панике бежала ночью. Она все еще испытывала страх. Мэри не тратила время на то, чтобы искать свою комнату, а отправилась на кухню, где обедала чернь. В присутствии слуг, надеялась она, Ратвены не позволят себе ничего и оставят ее в покое.

Столовую, где, вероятно, сейчас обедали Малькольм и его матушка, она обошла и спустилась вниз по, узкой крутой лестнице, которой пользовались только служанки и камеристки. Таким образом она попала в ту часть замка, где обычно не ступала нога важных господ.

Здесь не было гобеленов или картин, и малочисленная мебель была грубо сколочена, стояли убогие шкафы. Из кухни доносился запах свежеприготовленной дичи, от чего в желудке Мэри заурчало от голода. Служанка, которая вышла ей навстречу с подносом, чуть не выронила его из рук, когда увидела Мэри.

— Миледи! — в ужасе закричала она.

— Тихо, — приказала ей Мэри и осторожно осмотрелась по сторонам. — Прошу, не бойся, я только хочу расспросить тебя.

— Как миледи пожелает. — Служанка, молодая девушка, около семнадцати лет, поспешно поклонилась. — Что я могу сделать для вас?

— Я ищу кое-кого, — объяснила Мэри. — Старую шотландку, которая служит здесь.

— Старую шотландку? — Девушка взглянула на нее странно. — Как ее зовут?

— Этого я не знаю, — ответила Мэри немного смущенно. — Я думала, что она может находиться здесь. Она очень старая, и у нее седые волосы.

Служанка ненадолго задумалась, потом покачала головой.

— Здесь нет никого, кто бы выглядел так, — ответила она просто.

— Но я не раз встречалась с ней.

— Мне очень жаль, — пробормотала служанка. — Миледи ошибается. — И прежде чем Мэри что-то смогла возразить, она шмыгнула с подносом уже в коридор и исчезла за поворотом.

Мэри не знала, как поступить дальше. Ну, девушка была молода, возможно, она недавно работает в замке Ратвен и не знает всех слуг. Мэри уговорила себя, что так оно и есть, и пошла дальше по коридору на кухню. При этом она попала в комнату, где ели слуги — темное помещение без окон с покрытым сажей и плесенью потолком. Длинный грубо сколоченный из досок стол и засаленные стулья составляли убогую обстановку, пара свечей на столе излучала скудный свет.

Мэри почувствовала подавленность при мысли, что Китти пришлось есть за этим столом. И хотя она скучала по своей камеристке и была бы рада иметь подле себя подругу, очевидно, было лучше, что Элеонора отправила ее домой. По крайней мере, она не должна была все это сносить.

За столом сидели молодые парни и хлебали пустой суп. От дичи, которой лакомились господа, им не перепало и кусочка. Одним из молодых мужчин был Шон, ученик кузнеца, на свадьбе которого присутствовала Мэри. Но когда он увидел ее, то весь сжался и вскочил, чтобы поклониться. Другие парни хотели последовать его примеру, но Мэри умоляюще подняла руки.

— Пожалуйста, — сказала она быстро, — оставайтесь сидеть и продолжайте есть. Я не хочу вам мешать, я ищу кое-кого.

— Кого, миледи? — поднялся Шон. — Возможно, я могу вам помочь.

Мэри снова описала женщину, которую искала — старую служанку в черном одеянии и с седыми как лунь волосами, всю в глубоких морщинах, запавших в обветренном лице. Но на физиономии парня отразилось непонимание.

— Мне очень жаль, миледи, — сказал Шон, — но я не знаю такую служанку.

— Ты явно ошибаешься, — настаивала Мэри. — Я неоднократно разговаривала с ней. Она навещала меня в моей комнате.

Шон обменялся смущенным взглядом с другими парнями.

— Мне очень жаль, миледи, правда, — сказал он еще раз и опустил взгляд. Его грубые, но честные черты лица были не предназначены для того, чтобы кого-то обмануть. Мэри прекрасно видела, что он что-то скрывает от нее.

— Это не устраивает меня, — заявила она. — Я хочу знать, что это за служанка. Если тебе что-то известно, то ты должен рассказать мне, Шон.

— Нет. — Молодой кузнец покачал головой. — Я прошу вас, миледи, не требуйте этого от меня.

— Почему же нет? Вы все сговорились в этом замке против меня? Даже ты, мой дорогой Шон? Я же была у тебя на свадьбе, не забывай об этом. И я пожелала тебе и твоей молодой жене счастья.

— Как я могу забыть это, миледи? — сказал он, и его голос зазвучал почти с мольбой. — Но прошу, не расспрашивайте меня дальше.

— Я боюсь, у меня просто нет выбора, Шон. Скажи мне, что тебе известно. Если мои просьбы не могут смягчить тебя, тогда я буду вынуждена приказать тебе.

Снова молодой человек окинул взглядом своих товарищей в поиске поддержки, но те опустили голову. Наконец, он кивнул. Опасливо он оглянулся по сторонам, потом наклонился к Мэри.

— Миледи должна быть осторожной, — прошептал он так тихо, что она едва могла расслышать его. — Мрачные дела происходят в этом месте. Злые дела.

— О чем ты говоришь?

Шон колебался еще какое-то время, но потом ему стало ясно, что обратного пути нет.

— Миледи, вы уже слышали что-то о Гленкое? — спросил он. — О резне, которая там произошла?

— Конечно, — подтвердила Мэри. Она припомнила, что читала об этом в книге Вальтера Скотта по истории Шотландии. В 1692 году в долине Гленкое совершилось коварное нападение клана Макдональдов на Кэмпбеллов, которое стоило жизни многим Кэмпбеллам. Кровавая глава в истории Шотландии, но произошло это сто тридцать лет назад.

Накануне резни, — рассказал дальше Шон голосом, который заставил содрогаться Мэри, — в долине Гленкое заметили Веан Най.

— Кто это?

— Старая женщина, — мрачно ответил Самюэль. — Видели, как она стирала платье в реке.

— И что из этого? — спросила Мэри, которая не могла знать, что это имеет что-то общее со старой служанкой.

— Та старая женщина, — продолжил парень, — была одета в черное платье, и у нее были длинные белые волосы, точно как у той служанки, о которой вы рассказывали. В замке Ратвен не служат старые люди, потому что лэрд и хозяйка хотят видеть перед собой только молодые лица и крепкие руки. Но я думаю, что эта женщина, которую вы видели…

— Да?

Шон покачал головой и плотно сжал губы, словно любой ценой хотел помешать тому, чтобы хоть слово сорвалось с его губ.

— Прошу, Шон, — подталкивала его Мэри, — я должна это знать. Что бы это ни было, ты должен рассказать мне.

— Даже если это ужасно? — спросил молодой человек жалобно.

— Даже тогда.

— Вы должны знать, миледи, что Веан Най видели перед резней и после нее. Она очень старая и появляется всегда в разных местах. Не каждый может видеть ее, но кому она является…

— Да?

— Поговаривают, что тот, кому она является, не долго будет жить, миледи, — прошептал Шон.

Мэри замерла как громом пораженная.

— Спасибо, Шон, — прошептала она потом беззвучно, чувствуя, как у нее подкашиваются колени.

— Мне очень жаль, миледи, — заверил ее молодой кузнец смущенно. — Я не хотел говорить, но вы не оставили мне выбора.

— Я знаю. — Мэри кивнула.

— Мне очень жаль.

— Все в порядке, Шон. — Она постаралась изобразить на своем лице улыбку. — Ты ни в чем не виноват. Я сама хотела обязательно узнать об этом. Садись и ешь дальше. Ты наверняка голоден.

— Не очень… Возможно, существует что-то, что я могу сделать для миледи? Вам нужна помощь, миледи?

— Нет, мой дорогой друг. Что скрывается за этими вещами, я должна сама выяснить Никто не может мне в этом помочь.

Она развернулась и покинула комнату, сопровождаемая удивленными взглядами. По пути наверх Мэри все снова слышала слова Шона, которые эхом отдавались у нее в голове, и она задрожала от ужаса.

Наконец она добралась до главного холла и прошла через большую дверь. Ей было дурно, и она хотела срочно выйти на воздух, чтобы вздохнуть полной грудью. Когда она вышла на дневной свет и вздохнула всей грудью, то действительно почувствовала себя гораздо лучше. И наконец сознание пробудилось в ней.

Всем было известно, что шотландцы суеверный народ. Они верили в таинственные знаки и прочие фокусы, духов природы и сказочных персонажей. Веан Най явно была тем же самым порождением фантазии шотландской души, — изо всех пыталась уговорить себя Мэри. Но все же…

Как объяснить тогда, что она сама видела старую женщину, которую никто не мог припомнить? Как могла знать старуха о тех вещах, которые произошли так много лет назад? Не говоря уже о башенной комнате, дневнике Гвеннет Ратвен, странных снах Мэри… Даже рациональный ум должен был признать, что количество совпадений было более чем чрезмерным.

Охотнее всего Мэри сейчас поговорила бы с кем-нибудь об этом, выслушала бы мнение третьего, непричастного лица, но она была одинока в окружении врагов и, по мрачным предсказаниям, ей явно предстояло не долго жить.

Еще день назад она, может быть, посмеялась бы над словами Шона. После прошлой ночи Мэри больше не смеялась.

Страх вселился в глубине ее души и зажимал ей горло. Так сильно она искала рациональное объяснение, так много было противоречий, так много вопросов, которые не поддавались объяснениям. Было так, словно она принимала, что существовали определенные вещи между небом и землей, которые не был в состоянии понять чистый рассудок.

Привидения и предсказания. Души, которые были связаны между собой через столетия… Разве существовали подобные вещи? Или она, возможно, была близка к тому, чтобы тронуться рассудком? От печали и одиночества она сошла с ума? Таким образом ее дух пытался избежать печальной реальности?

Нет.

То, что она видела и пережила, произошло в реальности. Это было не больной фантазией и суеверием, а действительностью. И погоню Малькольма она не придумала себе, хотя события прошлой ночи казались теперь страшным сном. Если Мэри отметала в сторону все разумные мысли, то все это могло означать только одно: судьба посылает ей предостережение, намек на то, что должно произойти, если она не изменит свой путь.

Гвеннет Ратвен до последнего верила в доброе начало своего брата, не хотела признавать, что мрачные тучи собрались вокруг него, а следовательно и вокруг нее. Мэри не имела права повторить ту же самую ошибку. Она должна действовать, пока не будет поздно. Только по этой причине старая служанка советовала ей покинуть Ратвен. Итак, все сошлось воедино, сон и реальность.

С беспощадной ясностью Мэри осознала, что пришла к судьбоносному моменту в своей жизни. Если она останется в Ратвене, то возможно, ей проживет недолго. Вначале она приняла своего будущего супруга за рафинированного аристократа, кругозор которого был ограничен, как и его знания. Между тем ей стало все же ясно, что в нем скрываются такие пропасти, о которых никто, может, даже и его мать, не догадывается.

Мэри была уверена, что Малькольм снова повторит попытку взять то, в чем она отказала ему. Если он не получит этого, то возьмет силой, горе, если она будет сопротивляться. Прошлой ночью наследник замка Ратвен показал свое истинное лицо. Мэри по-настоящему опасалась за свою жизнь, и мрачные предсказания ученика кузнеца напугали ее еще сильнее. Но возможно, не все еще было потеряно, и грозной судьбы можно избежать.

Как все молодые женщины из дворян, Мэри была приучена к исполнению долга. Даже если ей не нравилось, что ее отправили на чужбину, она бы вышла замуж за Малькольма Ратвена, чтобы исполнить желание семьи и сохранить честь дома Эгтонов.

Но никто, ни ее отец, ни кто-либо еще на этом свете не мог потребовать от нее оставаться здесь, если ее жизни угрожала опасность. Мэри не будет жертвовать своей жизнью только для того, чтобы угодить своей семье.

Храброе решение созрело в ней.