Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Братство рун

ModernLib.Net / Исторические детективы / Пайнкофер Михаель / Братство рун - Чтение (стр. 17)
Автор: Пайнкофер Михаель
Жанр: Исторические детективы

 

 


— Я чувствую себя польщенным, — заверил его Гэнсвик, и его маленькие глаза хитро заблестели. — Разумеется, я не могу и представить себе, как вам помочь. Меня пугает то, что произошло с вашим студентом, и я желаю, чтобы виновные были схвачены, но я не вижу, как могу поспособствовать этому. Вы нуждаетесь явно больше в помощи полиции, чем старого человека, который располагает скромными знаниями.

— Об этом речь не заходила, — возразил сэр Вальтер. — В моем письме я не все сообщил вам, сэр. С одной стороны, потому что я опасался, что письмо могут перехватить. С другой стороны, потому что хотел лично показать вам это.

— Вы хотите мне что-то показать? — Профессор наклонился вперед от любопытства. Его взгляд был бодр и горел от любопытства, как у маленького мальчишки. — Что же?

Сэр Вальтер достал портмоне из кармана сюртука и вынул листок бумаги, который он развернул и протянул Гэнсвику. На нем был изображен набросок меча.

С некоторым удивлением и любопытством профессор бросил на него взгляд, и его покрасневшие от алкоголя черты лица стали мгновенно белыми, как мел. Тихий вздох раздался в его груди, уголки рта опустились.

— Что с вами, профессор? — забеспокоился Квентин. — Вам нехорошо?

— Нет, мой мальчик, — он судорожно затряс головой. — Ничего страшного. Этот знак — где и когда вы видели его?

— Много раз, — ответил сэр Вальтер. — Сначала Квентин обнаружил его в библиотеке в Келсо, незадолго до того, как неизвестные спалили ее. Знак показался мне знакомым, и я обнаружил, что именно такой же находится как символ занятия ремесленника на деревянном панно из монастырской церкви в Данфермлайне, которое теперь служит украшением в моем доме. В следующий раз в форме этого знака горел огонь, и его можно было видеть издалека.

— Сигнальный огонь, — глухо сказал Гэнсвик, и его лицо стало еще бледнее. — Кто зажег огонь?

— Бунтари, разбойники, сектанты, честно говоря, я и сам не знаю, — признался сэр Вальтер. — Это и есть причина нашего визита, профессор. Я надеялся, что вы с вашими знаниями поможете нам пролить немного света на это дело.

Затравленно Гэнсвик разглядывал рисунок и не мог оторвать от него взгляд. Квентин видел, что руки старого профессора дрожали, и он спросил себя, что же его так встревожило.

Гэнсвику понадобилось какое-то время, чтобы взять себя в руки.

— Что вам уже удалось разузнать? — спросил он потом.

— Несмотря на все усилия, совсем немного, — ответил сэр Вальтер. — Только то, что какая-то банда бунтовщиков использует этот знак. И что на древнем языке он обозначает «меч».

— Он обозначает гораздо большее, — ответил Гэнсвик и взглянул вверх. Взгляд, которым он окинул своих посетителей, совершенно не понравился Квентину.

— Этот знак, — продолжал ученый глухим шепотом, — не должен был существовать. Он относится к списку запретных рун, которые уже тысячелетия преданы опале друидами. Она восходит к началу темных, языческих времен.

— Это уже говорили нам, — кивнул сэр Вальтер. — Но что стоит за этим знаком? Почем он запрещен?

— В древние времена, — сказал Гэнсвик голосом, заставившим Квентина задрожать от страха, — когда люди еще молились языческим божествам, друиды были всемогущи и внушали ужас. Они были мудрецами и мистиками, предсказателями и иногда даже волшебниками.

— Волшебниками? — спросил Квентин, и можно было четко видеть, как кадык заходил у него вверх и вниз.

— Одно суеверие, мой мальчик, — успокоил его сэр Вальтер. — Нет ничего, из-за чего тебе стоит беспокоиться.

— Когда-то я тоже думал так, — сказал Гэнсвик и понизил голос. — Но мудрость проходит сквозь годы, и в старости человеку открывается то, что в юности осталось для него неведомым. Сегодня я верю, что между небом и землей существуют такие вещи, которые не признает современная наука.

— Что же? — почти в шутку спросил сэр Вальтер. — Вы хотите заставить нас поверить, что друиды действительно умели в прежние времена колдовать, профессор? Вы запугаете мне несчастного Квентина.

— Дело не в моих взглядах. Но вы спросили меня, с чем вы имеете здесь дело, мой дорогой Вальтер. И правда такова, что вы столкнулись с темными силами.

— С темными силами? Как мне следует это понимать?

— В те древние времена, — продолжил Гэнсвик, — существовало две группы друидов. Одни следовали дороге света и использовали свои знания во благо, чтобы исцелять и сохранять. Но существовали и другие, которые злоупотребляли своими способностями, чтобы увеличить свою власть и повлиять на судьбы людей. Для достижения своих целей они не брезговали никаким преступлением и применяли человеческие жертвоприношения и жестокие ритуалы. Члены тех тайных кругов носили темные балахоны и маски на лицах, чтобы никто не мог узнать их подлинное лицо. И вдобавок к обычным рунам, с помощью которых друиды сохраняли свои тайны и толковали будущее, они разработали другие знаки. Темные знаки с темным значением.

— Вы говорите загадками, сэр, — сказал сэр Вальтер, который уголком глаз видел, как Квентин ерзал на стуле.

— Они назвали себя «братством рун» и отреклись от древнего учения. Вместо этого они предались демоническим силам, которые, как гласит предание, дали им новые знаки. Действующие во имя добра друиды побаивались этих знаков и начали бороться с этим братством. Большинство из запретных рун были утрачены в ходе тысячелетий. Как и эта — «руна меча».

— А что скрывается за ней? — с заметным волнением спросил Квентин.

Профессор улыбнулся.

— Этого я не знаю, мой мальчик. Но явно за этим что-то кроется, это точно.

— Почему? — поинтересовался сэр Вальтер.

— Потому что существуют источники, которые подтверждают это. Несколько лет назад я натолкнулся в королевской библиотеке на древнюю рукопись, написанную по-латыни. Это был научный труд монаха, который разбирал в нем тонкости языческих рун. Рукопись была, к сожалению, неполная, и я не сумел выяснить, что конкретно было предметом изучения. Но на страницах, которые оказались передо мной, автор среди прочего касался и запретных знаков.

— И что он написал об этом?

— То, что братство рун никогда не прекратит своего существования. Что часть его сумеет сохраниться и после переломного момента в ходе истории и что оно окажет судьбоносное влияние на шотландскую историю.

— Как?

— Как было сказано, разные влиятельные шотландские деятели будут приближены к братству или по крайней мере находиться под их влиянием. Среди них и эрл Роберт Брюс.

— Ни за что! — решительно заявил сэр Вальтер.

— Мой дорогой Вальтер, — возразил профессор Гэнсвик с мальчишеской улыбкой, — я знаю, что все шотландцы испытывают глубокую симпатию к своему Брюсу, в конце концов, он был тем, кто объединил кланы и победил англичан. Но, к сожалению, они склонны к тому, чтобы ставить исторические личности на слишком высокий пьедестал. И король Роберт всего лишь человек, со слабостями и ошибками, свойственными человечеству. Он был человеком, который принял далеко идущее решение и взвалил на свои плечи большую ответственность. Так ли неверна мысль, что он позволил окружить себя лживыми советчиками?

Сэр Вальтер задумался. Было видно, что ему пришлось не по душе упоминание национального героя Шотландии вместе с сектантами. С другой стороны, аргументы профессора Гэнсвика были вполне убедительны, но логически размышляющий ум Вальтера Скотта не мог так просто поддаться им.

— Предположим, что вы правы, профессор, — сказал он. — Допустим, братство рун на самом деле действовало вплоть до позднего Средневековья и имело связи в высших кругах. Но что это нам дает?

— Это только говорит нам, что влияние сектантов до сих пор недооценивалось. Это может объясняться лишь тем, что братство само прилагало большие усилия, чтобы не попасть в исторические книги, с другой стороны тем, что написание истории традиционно находилось в ведомстве монастырей, чьи настоятели едва ли придавали значение тому, чтобы описывать языческое братство, подчиняющееся черной магии. В повествованиях монахов определенные аспекты нередко просто не упоминались, если не соответствовали их убеждениям. Письменный документ, который я нашел, был не чем иным, как фрагментом. Возможно, он сохранился только благодаря иронии судьбы.

— Но это… это может обозначать, что братство рун действительно существует сегодня, — взволнованно сделал заключение Квентин. — То, с которым мы имеем дело.

— Глупости, мой мальчик, — сэр Вальтер закачал головой. — Мы имеем дело лишь с какими-то бунтарями, которые странным образом узнали об этом и используют древний знак, чтобы наводить на всех страх и ужас.

— Но всадники, которых мы видели той ночью, все до одного были в масках, — не унимался Квентин. — И аббат Эндрю придал всему большое значение, как ты знаешь.

— Аббат Эндрю? — Профессор Гэнсвик поднял удивленно брови. — Значит, в деле замешаны и монахи? Из какого ордена?

— Премонстратенского, — ответил сэр Вальтер. — Они поддерживают в Келсо маленькую обитель.

— Но монах, чью рукопись я читал, был премонстратенец, — тихо сказал Гэнсвик.

— Это всего лишь совпадение.

— Но возможно и больше, чем просто совпадение. Может быть, существует что-то, что связывает этот орден и братство рун. Что-то, что уходит далеко в прошлое и длится столетиями, оказывая сегодня влияние.

— Дорогой профессор, это все лишь предположения, — осадил его сэр Вальтер. Профессору Гэнсвику всегда было свойственно некое чувство театральности, и это делало его лекции несравненно более интересными, чем у других ученых. В данном случае требовались факты и ни в коем случае не смутные предположения. — Мы не располагаем ни одним доказательством того, что мы действительно имеем дело с наследниками этих сектантов. Мы даже не знаем, какие цели преследует братство рун.

— Власть, — ответил Гэнсвик. — Ни о чем другом никогда не шла речь у этих бродяг.

— Нам не хватает доказательств, — повторил сэр Вальтер. — Если бы у нас была хотя бы копия этой рукописи, на которую вы наткнулись! Тогда я бы мог с ней поехать в Келсо и заставить говорить аббата Эндрю. Но так у нас нет ничего, кроме предположений.

— Я бы с радостью помог вам, мой дорогой Вальтер. Как я уже сказал, дело было несколько лет назад, и так как оккультные секты и ритуалы не совсем относились к области моих интересов, то я не оставил записей.

— Вы помните, где нашли манускрипт?

— В библиотеке есть отдел фрагментов и обрывков документов, которые не поддаются классификации. Туда я вышел совершенно случайно. Если я правильно припоминаю, рукопись была не внесена в каталог.

— Но он находится еще там?

Гэнсвик пожал плечами.

— При всем беспорядке и хаосе, которые царят там, я не могу представить себе, что кто-то забрал рукопись. Тогда он должен был намеренно искать ее.

— Итак, отлично, — кивнул сэр Вальтер. — Завтра же мы отправимся с Квентином в библиотеку и будем искать документ.

Если бы мы его нашли, то у нас по крайней мере хоть что-то было бы в руках.

— Вы не изменились, мой дорогой Вальтер, — заявил с улыбкой профессор. — В ваших словах звучит логически мыслящий разум, который не готов принимать на веру то, что не поддается рациональному объяснению.

— Я имел счастье получить научное образование, — ответил сэр Вальтер, — и у меня были превосходный учитель.

— Может быть. Но этот учитель с годами признал, что наука и рационализм представляют не конец всей мудрости, а всего лишь ее начало. Чем больше человек знает, тем отчетливее достигает осознания, что в принципе ничего не знает. И чем больше мы пытаемся понять мир на основе науки, тем больше знаний ускользает от нас. Со своей стороны я признал, что существуют вещи, не поддающиеся объяснению, и я могу лишь посоветовать вам последовать моему примеру.

— Что вы ждете от меня, профессор? — Сэр Вальтер усмехнулся. — Что я поверю в примитивное волшебство? В черную магию? В демонов и мрачные ритуалы?

— Но Роберт Брюс поверил в это.

— Это не доказано.

Гэнсвик вздохнул.

— Я вижу, мой друг, вы еще не так далеко зашли. В более почтенном возрасте, в этом я уверяю вас, многое видится по-другому. Но я все же советую вам быть осторожным. Воспринимайте это как совет вашего сумасшедшего старого профессора, который не хочет, чтобы что-нибудь случилось с вами или вашим молодым учеником. Эту руну меча и тайну, за которой она стоит, нельзя ни в коем случае недооценивать. При этом речь идет о власти и влиянии. Поэтому историю создают и шлифуют с помощью сил, которые находятся вне нашего понимания. Это не какая-то обычная борьба, это эпическая битва между светом и тьмой, бушующая с возникновения времен. Не забывайте об этом никогда.

Пронизывающий взгляд, с которым ученый смотрел на своих посетителей, не понравился Квентину. Он вдруг почувствовал себя не в своей тарелке и с большим удовольствием встал и вернулся бы домой, если бы это не выглядело невежливо и грубо.

Его дядя не желал слушать о демонах и мрачных ритуалах. У Квентина же такие речи вызывали священный ужас. Он видел собственными глазами, что всадники, напавшие той ночью на Абботсфорд, были не привидениями, а людьми, но чем больше он узнавал обо всей этой истории, тем таинственнее она ему казалось.

А если они действительно имели отношение к наследию братства, корни которого уходили глубоко в глубь веков, если не тысячелетий? Которое было так могущественно, что сумело оказать существенное влияние на шотландскую историю? Наверняка пожилой человек и неопытный паренек были не слишком подходящими людьми, чтобы раскрыть такую тайну…

— Я не забуду о нем, — сказал сэр Вальтер к великому облегчению Квентина, но, разумеется, близко было предположение, что Скотт уступил больше из уважения перед своим старым учителем, чем по убеждениям. — Мы благодарны вам за то, что вы поделились с нами своими знаниями, и я обещаю вам, что будем соблюдать крайнюю осторожность.

— Большего я и не могу потребовать, — ответил Гэнсвик. — А теперь давайте поговорим о чем-нибудь другом. Как поживает ваша супруга? Над чем вы сейчас работаете? Это верно, что вы хотите написать роман, действие которого разыгрывается в средневековой Франции?..

Вопросы, которыми засыпал профессор сэра Вальтера, не оставляли места для других размышлений. Сэр Вальтер ответил на них, и они беседовали о старинных временах, когда мир, — на этом они сошлись, — не был еще таким сложным. Так как профессор отказывался отпустить их без угощения, то встреча затянулась; ученый дал распоряжения своей экономке приготовить им поздний ужин, и поэтому была уже ночь, когда сэр Вальтер и Квентин наконец покинули дом в конце переулка.

— Профессор Гэнсвик очень приветлив, — заметил Квентин, когда они шли обратно к карете.

— Да, он таков. Еще когда я был студентом, он всегда был для меня больше, чем просто преподаватель. Впрочем, профессор сильно сдал за последние годы.

— Что ты имеешь в виду?

— Прошу тебя, Квентин, — вся эта болтовня о запретных рунах и братствах, оказавших влияние даже на шотландский королевский дом…

— Но это было вполне возможно. Разве нет?

— Думаю, нет. Предположение, что эти бунтовщики — потомки того таинственного братства и по-прежнему преследуют те же темные цели, как и их предки, я считаю игрой воображения.

— Возможно, — ответил Квентин. — Но все же нам следует быть осторожнее, дядя. Эти вещи, о которых говорил профессор, действительно так ужасны.

— Тебя снова мучает страх перед привидениями, мой мальчик? Мы поедем завтра с утра в библиотеку и попытаемся разыскать тот фрагмент документа, о котором нам рассказал профессор. Если бы мы располагали более точными сведениями, то мы бы смогли привести аргументы в ведомствах и, возможно, добились бы того, чтобы против этих преступников действовали решительнее. Но пока у нас нет ничего, кроме вороха немыслимых слухов и предположений, и они не сумеют напугать меня.

Они дошли до конца переулка, где стояла карета. Кучер слез с козел и открыл дверцу, чтобы они могли сесть.

Погрузившись в мрачные мысли, Квентин опустился на жесткое сиденье. Если бы он увидел призрачные тени, скрывавшиеся в темных нишах стен и входах домов и наблюдавшие за ним и его дядей, то его беспокойство возросло бы во много раз.

И возможно, даже сэр Вальтер пересмотрел бы свое мнение о Милтриадесе Гэнсвике.

Глава 9

Когда Мэри на следующее утро вошла в утреннюю гостиную, она тут же заметила произошедшие изменения. Малькольм Ратвен уже покинул дом, в комнате присутствовала только его мать. И взгляд, которым Элеонора приветствовала Мэри, не предвещал ничего хорошего.

— Доброе утро, — все равно приветливо поздоровалась Мэри и поклонилась. — Вы хорошо почивали?

— Ни в коем случае, — трескучим голосом ответила Элеонора, — и утром тоже не случилось ничего, что могло бы порадовать меня. Почему ты так рано покинула бал?

Мэри заняла место на другом конце стола. Итак, вот что было причиной такого холодного приема, подумала она. Они были раздражены из-за ее раннего ухода.

— Я почувствовала себя плохо, — скромно ответила она будущей свекрови, в тот момент, когда подошла служанка и налила ей чай.

— Так, ты почувствовала себя плохо. — По взгляду Элеоноры было нетрудно догадаться, что она вся кипела от гнева и презрения. — Этот прием был устроен в твою честь. Собрался весь свет знати, чтобы поприветствовать тебя на твоей новой родине. Я не знаю, как это считается в Англии, но здесь, на севере, воспринимается верхом неприличия, если почетный гость уходит, не сказав ни единого слова на прощание или извинившись. Ты нарушила рамки приличия и оскорбила гостей.

— Мне очень жаль, — сказала Мэри, — но я сделала это не намеренно. Вдруг я почувствовала себя плохо, как уже говорила раньше, и я посчитала лучшим…

— Но достаточно хорошо, чтобы веселиться на свадьбе в людской? — Голос Элеоноры звучал резко и жестко, отчего у Мэри все сжалась внутри. Испуганно она взглянула на хозяйку замка.

— В чем дело, дитя мое? Ты действительно думала, что твои маленькие проделки ускользнут от моего внимания? Я узнаю обо всем, что происходит внутри этих стен.

Мэри опустила взгляд. Было бесполезно отрицать что-либо. Вероятно, разболтал один из кучеров или лакеев, и Мэри не могла поставить это им в вину. Они все боялись людей, на службе у которых состояли.

— Это не было запланировано, — сказала Мэри, четко произнося каждое слово. — Я вышла наружу, чтобы сделать глоток свежего воздуха. Тут я услышала музыку, и захотела узнать, откуда она раздается. Потом одно произошло за другим.

— В твоих устах все звучит крайне невинно, если учесть, что ты танцевала с учеником кузнеца и соблюдала примитивные крестьянские обычаи.

— Простите меня, — возразила Мэри и не могла сдержаться, чтобы в ее голосе не прозвучал сарказм, — я не знала, что это запрещено.

— Тебе все запрещено! — заорала Элеонора, и ее голос сорвался. Ее глаза сверкали гневом, и угрожающая аура, окружающая ее, вселила страх даже в Мэри. — Все, что может нанести вред доброму имени и уважению лэрда Ратвен, — немного поостыв, продолжила хозяйка замка.

— Это нанесет вред доброму имени и уважению лэрда Ратвена, если я посетила свадьбу его слуг и пожелала счастья молодоженам?

— Такое поведение не подобает леди, ей не полагается почитать крестьянские традиции и желать добра подлому народу.

— Подлому народу? Эти люди наши подданные. Они состоят у нас на службе и находятся под нашей защитой.

— В самую первую очередь, — поправила Элеонора с дрожащим от гнева голосом, — они подчиняются и служат нам. Их кровь не того же цвета, как наша, они нечистые и ничтожные существа. Леди не смеет общаться с ними согласно своему происхождению.

Мэри кивнула.

— Постепенно я начинаю понимать, откуда у Малькольма такая жизненная позиция.

— Тебе не подобает быть дерзкой или критиковать меня или лэрда в какой-либо форме. Твоя задача ограничивается лишь тем, чтобы быть своему мужу хорошей и послушной супругой и с безукоризненной стороны представлять дом Ратвенов в обществе. Только это требуется от тебя. Чувствуешь ли ты себя способной для этого?

Мэри опустила голову. В какой-то момент она захотела кивнуть и пристыженно подчиниться старшему по возрасту и по положению, как ее воспитывали с юных лет. Но тут она опомнилась, потому что подумала о тех ценностях, в которые безоговорочно верила и которые ни во что не ставились в замке Ратвен. Этого она не могла молча стерпеть.

— Это зависит от того, — поэтому она сказала тихо.

— От чего? — Черты лица Элеоноры приняли теперь снова выражение хищной птицы, которое Мэри уже напугало в день ее приезда.

— Должна ли я стыдиться, что представляю дом Ратвенов.

— Должна ли ты…. — хозяйка замка поперхнулась и, похоже, действительно на какой-то миг лишилась воздуха. Беспомощно она размахивала руками, и ей потребовалось несколько секунд, чтобы успокоиться. — Да ты вообще соображаешь, что говоришь, глупая девчонка? — выпалила она наконец.

— Думаю, да, — заверила ее Мэри, — и я так же не думаю, что я глупая. Это мое глубокое убеждение, миледи, что с людьми, пусть даже самого ничтожного происхождения, мы должны обращаться как с равными. Все люди наделены Богом равными правами и привилегиями. Обстоятельство, что не у всех есть счастье родиться в благородной семье, не должно давать нам повода смотреть на них свысока.

— Ах, вот оно что, — заохала Элеонора презрительно. — Революционная болтовня!

— Возможно. Но я посмотрела в глаза людей, которые работают на вас, и я увидела там только страх. Слуги боятся вас, миледи, как и вашего сына.

— И это не нравится тебе?

— Конечно нет, потому что я придерживаюсь мнения, что слуги должны любить своих хозяев и служить им верно.

Какой-то миг Элеонора сидела неподвижно, ничего не ответив Мэри. Потом она разразилась громким нервным смехом.

— Это причина для твоей ночной проделки? — поинтересовалась она. — Ты хочешь завоевать симпатию слуг и горничных?

— В первую очередь это люди, миледи. Да, я хочу снискать их симпатию и уважение.

— Уважение можно снискать только лишь авторитетом. И страх в этом — самое лучшее средство.

— Я не придерживаюсь этого мнения.

— Мне все равно, какое у тебя мнение. Ты выставила меня и лэрда в неприглядном свете и оскорбила, и это не будет оставлено безнаказанно.

— С позволения сказать, миледи, лэрд — болван, которого волнуют только мнение о нем и его богатство! Ничего другого он не заслужил.

— Довольно. — Губы Элеоноры вытянулись в тонкую линию и образовали на ее бледном лице горизонтальную полоску. — Ты явно не хочешь ничего другого. Я проучу тебя.

— Что вы задумали? — с вызовом спросила Мэри. — Сожжете крышу у меня над головой, как вы это проделываете с бедными людьми?

— Ну, крышу, конечно же, нет, но есть и другие вещи, которые великолепно горят. Например, бумага.

— Что это значит? — Мэри вдруг посетило плохое предчувствие.

— Ну, дитя мое, к моему великому сожалению, мне кажется очевидным, что эти дурацкие представления, которыми ты забила себя голову, ты выдумала не сама. Ты где-то узнала о них, и мне пришло на память, что ты с удовольствием суешь свой нос в книги гораздо чаще, чем всякая другая молодая дама, которую я знаю.

— И? — спросила Мэри.

— Эти книги — явно настоящая причина для твоего упрямства и глупого поведения. Я распорядилась, чтобы твои книги и снесли на двор, чтобы сжечь у всех на глазах.

— Нет! — Мэри вскочила с места.

— У тебя был выбор, дитя мое. Тебе не стоило выступать против нас.

На один миг она застыла, потеряв понимание происходящего из-за такого цинизма. Ужас охватил ее, и она бросилась к окну, выглянула во двор. Там внизу пылал яркий костер, от него поднимался серый дым к утреннему небу, а вместе с ним обрывки листов бумаги, которые подхватил наверх теплый воздух.

Мэри не могла сдержаться, чтобы не заплакать. Там действительно горели книги, ее книги. Слуга только что вынес из дома еще несколько штук и бросил их в жаркое пламя.

Мэри развернулась и выбежала из салона. Большими шагами она бежала по коридору и по лестнице во двор. Китти спешила ей навстречу со слезами на глазах.

— Миледи! — закричала она. — Прошу, простите меня, миледи! Я хотела помешать им, но не могла. Они просто забрали книги!

— Все в порядке, Китти, — успокоила Мэри, сдерживаясь из последних сил. Потом она спустилась по лестнице вниз во внутренний двор и наблюдала за тем, как стопки ее любимых книг предавались огню, среди них и труд о шотландской истории, который ей подарил сэр Вальтер. Молодого человека с длинной кочергой швырявшего в костер книги, она знала. Это был Шон, кузнец, с которым она танцевала вчерашним вечером на его свадьбе.

Отчаяние охватило Мэри. Она побежала, чтобы спасти, то что еще можно было спасти, она хотела голыми руками достать из огня остатки ее любимых книг. Молодой человек преградил ей дорогу.

— Миледи, не надо, — попросил он.

— Дай мне пройти! Я должна спасти свои книги.

— Здесь нечего больше спасать, миледи, — печально сказал кузнец. — Мне очень жаль.

Мэри остановилась перед пламенем и смотрела застывшим взглядом на полыхающий костер, видела «Айвенго» и «Деву озера», охваченных ярким огнем. Бумага корчилась, едва только пламя доходило до нее, и превращалась в черный цвет, чтобы потом рассыпаться пеплом.

— Почему ты сделал это? — прошептала Мэри. — Эти книги были всем, что у меня было. Они были моей жизнью.

— Мне очень жаль, миледи, — ответил Шон. — У нас не было выбора. Они пригрозили нам, что подожгут дома наших родных и прогонят нас с нашей земли, если мы не сделаем этого.

Мэри посмотрела на кузнеца. Ее перекошенное лицо не имело больше ничего общего с дамой, но она не стыдилась своих слез. То, что причинила ей Элеонора Ратвен, было самое подлое, что случалось в ее жизни.

Разбойники на мосту нацелились заполучить ее имущество и деньги, Элеонора же хотела большего. Она хотела разрушить жизнь Мэри, рассматривала ее саму как собственность, с которой она может обращаться по своему усмотрению и изменять по мере необходимости.

Среди печали и запретов, которые окружали ее, чтение было для Мэри как бегство в другой, лучший мир. Как она должна выжить без книг, оставалось для нее загадкой.

— Прошу, миледи, — сказал Шон, который увидел отчаяние в глазах Мэри, — не сердитесь на нас. Мы не может ничего изменить.

Мэри не спускала с него глаз. В первый момент она действительно испытала к молодому человеку необузданный гнев и безмерно разочаровалась в нем и его собратьях. Но теперь ей стало ясно, что Шон и другие слуги не могут воспрепятствовать этому. Они боятся за свое существование и сделали лишь то, что должны делать, чтобы защитить себя и свои семьи.

Мэри перевела взгляд вверх и посмотрела на окна салона в главном здании. Она как чувствовала, что увидит там Элеонору Ратвен.

Сухопарая женщина стояла у окна и высокомерно смотрела на нее сверху вниз, и на ее бледном лице она прочитала довольную улыбку. Ее кулаки сжались, и впервые в жизни Мэри испытала ненависть.

Бросив последний взгляд на свои дорогие сердцу книги, полностью охваченные огнем, она мысленно попрощалась с ними. Потом она развернулась к ним спиной и с высоко поднятой головой удалилась со двора, чтобы не дать еще один повод для триумфа своей будущей свекрови.

Китти сопровождала ее, и обе еле сдерживали слезы, чтобы не разрыдаться. Лишь когда Мэри оказалась снова в комнате, она дала волю чувствам, и хотя Китти сделала все, чтобы утешить ее, она еще никогда в своей жизни не чувствовала себя такой одинокой и покинутой.

Ее книги были для нее жизненным эликсиром, глотком свободы. Даже если ее тело находилось в путах, дух оставался свободным. Читая, она уносилась в далекие страны и времена, куда никто не мог последовать за ней. Эта свобода, даже если она была всего лишь иллюзией, помогала Мэри не отчаиваться.

Как же она теперь должна была жить? Как выстоять перед подавляющим напором в замке Ратвен без написанного слова, которое окрыляло ее фантазию и даровало ей утешение и надежду?

Отчаяние Мэри было безгранично. Она не выходила из комнаты целый день, и никто не приходил, чтобы позвать ее.

В какой-то момент ее слезы иссякли, и, устав от забот, ярости и возмущения, Мэри заснула. И пока она спала, она снова видела странный сон, унесший ее в далекое прошлое…

Глава 10

Гвеннет Ратвен искала одиночества. Она не могла больше слышать разговоры своего брата и его друзей о том, что Шотландия в огромной опасности, что Уильям Уоллес, которого они все называли только как «Храброе Сердце», предатель, что он стремился к королевской короне и его нужно осадить, что в дальнейшем только эрл Брюс мог стать королем Шотландии, и любыми средствами должна быть одержана победа над англичанами.

Гвенн устала от всего этого.

Еще при жизни ее отец вел такие разговоры, он всегда говорил, что нужно прогнать англичан из Шотландии и посадить нового короля. То, что он дружил с Уоллесом, не меняло дела. Он сложил свою голову на поле битвы, как и многие другие знатные шотландцы, и Гвенн не могла видеть, что его смерть повлияла на что-либо. Наоборот. Кровопролитие и интриги распространились еще больше.

Уоллес обещал прогнать англичан из Шотландии, но это ему не удалось; в то время как он вторгся на землю противника и завоевал город Йорк, на берег высадились английские войска и заняли Эдинбург; с тех пор оккупанты только продвигались вперед.

Кровь и страдание было тем, что принесло восстание, но вместо того чтобы сделать из этого выводы и учиться на ошибках своего отца, ее брат Дункан был уже готов ввязаться в новый мятеж, затеять новое кровопролитие.

То, как изменился Дункан за эти последние месяцы, не нравилось Гвеннет. Он стал взрослее, взвалил на свои плечи большую ответственность, но дело было не только в этом. Если он говорил, то делал это надменно и свысока, и странный блеск появлялся в его глазах, красноречиво говоривший, что он мечтал о гораздо большем, чем о скромной участи вассала английского короля.

Гвенн не знала, что точно замышляет ее брат, но у нее было не много поводов расспросить его об этом. Но она понимала, что он что-то задумал вместе с этими странными и таинственными людьми, с которыми он был связан последнее время.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32