Пятница. 9.10

      Лейтенант 52-го полицейского участка Клэнси вышел из такси на Фоли-сквер и стал медленно подниматься по мраморным ступенькам здания Уголовного Суда. Это был худощавый мужчина лет сорока шести-сорока семи, выше среднего роста, в серо-голубом костюме, дешевой белой рубашке с неумело повязанным галстуком в голубую полоску и в темно-синей шляпе, которая едва прикрывала седину, посеребрившую его виски. Худое лицо под полями потрепанной шляпы выглядело утомленным, а в темных глазах застыло безразличие. Поднявшись на крыльцо, он в нерешительности остановился, словно раздумывая, стоит ли ослушаться приказа и не явиться: учреждение, куда он направлялся, рождало в его душе неприятные воспоминания. К тому же он устал. За последние двое суток он спал всего лишь шесть часов. Ему пришлось расследовать запутанное дело, которое в завтрашних газетах наверняка назовут «рутинным», письменный стол в его служебном кабинете был завален высоченной кипой бумаг, да еще и начальник участка заболел, и на него навалилась куча дополнительных оперативных дел, а также еще представления на повышение, которые надо было либо подписать, либо отклонить, и в довершение ко всему мелкие семейные дрязги и бытовые скандалы с поножовщиной, жертвы которых ежедневно толклись у него в кабинете с надеждой на возможное разрешение своих проблем… Он на секунду остановил взгляд на зеленой площади, где в это солнечное утро кружились под порывами летнего ветра стайки голубей, а потом равнодушно и устало посмотрел на проказы детишек, для которых эта площадь была единственным местом для игр. Он ощутил прелесть этого утра. «Сегодня не стоило приходить сюда, подумал он вдруг, не стоило бы выслушивать Чалмерса, что бы он ни говорил. Сегодня самое подходящее время собрать снасти и уехать за город. Или проваляться целый день в постели. Ах да, пришла ему в голову мысль, никто же не заставлял меня становиться полицейским…» Он вздохнул, философски пожал плечами и толкнул тяжелую дверь.
      Лифт мягко вознес его на четвертый этаж тихого здания, и он усталой походкой зашагал по широкому пустынному коридору, мимо ниш с фонтанчиками для питья и портретов бывших судей штата, которые неровной пыльной вереницей тянулись по высоким стенам. Перед матовым стеклом знакомой двери он на секунду замедлил шаг и прислушался к ровному стрекоту пишущей машинки, доносившемуся из-за двери. Он нажал на дверную ручку и вошел в кабинет.
      За пишущей машинкой сидела секретарша – дородная, не первой молодости дама с крашеными волосами, взбитыми в умопомрачительную корону, и с короткими накрашенными ноготками. При его появлении она прервалась, и ее толстенькие, похожие на гусениц, пальцы застыли над клавиатурой, пока она рассматривала лейтенанта. Взгляд ее маленьких глаз излучал холод, но на губах появилась улыбка, яркая и фальшивая, которая медленно расползлась по пухлому лицу.
      – Привет, лейтенант! – Взгляд маленьких глазок побежал по поношенной шляпе, вытертому до блеска костюму, потом упал на неумело завязанный узел галстука и остановился. Она возобновила работу.
      – Давненько вы к нам не заглядывали. Как ваши дела?
      – Все отлично, – деревянным голосом ответил Клэнси.
      – Я так понимаю, вы теперь на 52-м участке? – Она подняла пухлую руку к крашеным волосам, отвела взгляд от галстука и чуть улыбнулась, пытаясь скрыть торжествующую улыбку, – Надеюсь, вам там нравится, лейтенант.
      – Все замечательно. Там просто прекрасно, – ответил Клэнси спокойно и воззрился поверх ее головы на массивную дверь, ведущую в святая святых помощника окружного прокурора. Потом перевел взгляд на тайно злорадствующую секретаршу и спросил:
      – Мистер Чалмерс долго будет занят?
      – Я скажу ему, что вы пришли.
      Она кокетливо развернула свое пышное туловище к двери, едва не смяв бюст о выступающий край пишущей машинки, ее палец ловко нашел и нажал кнопку селектора.
      – Слушаю.
      – Пришел лейтенант Клэнси, мистер Чалмерс.
      – Клэнси? А… – Наступила секундная пауза. – Попросите его подождать.
      Мужчина в потертом серо-голубом костюме явственно расслышал эти слова. Он стал теребить шляпу в руках, но на худом лице его эмоции никак не отразились. Он повернулся к стоящему у стены диванчику для посетителей. Голос раздался вновь:
      – Миссис Грин! – Наступило молчание, словно невидимый обладатель голоса был в нерешительности. – Я вот что подумал: возможно, лучше с этим делом сразу покончить. Впустите, пожалуйста, лейтенанта.
      Клэнси встал с зачехленного диванчика, обещавшего ему пятиминутное отдохновение, и двинулся к внутренней двери, спиной чувствуя сардоническую улыбочку секретарши.
      Он вошел в кабинет и, закрывая за собой дверь, с трудом удержался от того, чтобы с силой ею не хлопнуть. Клэнси глубоко вздохнул и посмотрел на человека, сидящего за широким письменным столом. Держи себя в руках, хладнокровно посоветовал он себе. Ты устал и тебе не следует сейчас сердиться. Смотри, чтобы этой паскуде не удалось тебя разозлить. Не дай ему воспользоваться твоей усталостью.
      – Вы хотели меня видеть?
      Помощник окружного прокурора ответил коротким кивком.
      – Да. Садитесь.
      – Я постою, если не возражаете, – ответил Клэнси. – Зачем вы хотели меня видеть?
      Седые брови чуть дернулись.
      – Ну, как хотите. Я попросил вас прийти, потому что вашему участку предстоит выполнить важное задание, и мне хотелось проинформировать вас об этом…
      – Я получаю все указания от капитана Уайза, – спокойно ответил Клэнси.
      – Он болен, как вам известно. Но вы получите подтверждение из надлежащего источника. Да к тому же это вовсе и не приказ. – Взгляд бледно-голубых глаз метнулся по письменному столу и замер на изящном ноже для вскрытия писем. Ухоженные пальцы взяли нож и стали бесцельно его вертеть.
      – Это нечто иное. Один очень важный свидетель находится на вашей территории, и мы хотим, чтобы ему обеспечили круглосуточную охрану.
      Помощник окружного прокурора посмотрел на лейтенанта, и нож, выполнивший свою роль, стукнулся о стол.
      – Этот свидетель вызвался дать показания комиссии по уголовным делам в следующий вторник утром. – Он слегка кашлянул. – Его показания могут оказаться чрезвычайно полезными. Мы хотим, чтобы к тому моменту, когда соберется комиссия, он был бы жив.
      Клэнси знал, что будет дальше. Его темные глаза гневно сверкнули.
      – Я вас слушаю.
      – Да вот, собственно, и все. Только это. Мы не хотим, чтобы его убили. – Наманикюренные пальцы небрежно взметнулись над столом. Тихий голос звучал бесстрастно, почти равнодушно. – Мы не хотим, чтобы его кто-то убил. В том числе и какой-нибудь полицейский, любитель побаловаться «кольтом»…
      Клэнси склонился над письменным столом. Костяшки пальцев, вцепившихся в поношенную шляпу, побелели. Несмотря на данное себе обещание не нервничать, он начал терять над собой контроль.
      – Послушайте, Чалмерс, это меня вы называете «любителем побаловаться „кольтом“?
      – Я? Называю вас? – Белые ручки метнулись в разные стороны, выражая недоумение. – Вы меня не так поняли, лейтенант. Совсем не так. Я только хотел…
      – Я знаю, что вы хотели! – Темные глаза впились в бледно-голубые. Клэнси вздохнул и выпрямился. – Ну, да, однажды я убил вашего свидетеля. Но он был сумасшедший. Он бросился на меня с заряженным пистолетом, и мне пришлось его убить. И вы позаботились о том, чтобы я не получил повышения, а был переведен на 52-й участок. – Тонкие пальцы перестали терзать помятую шляпу. Он подавил раздражение и понизил голос.
      – Послушайте, Чалмерс. Если вы хотите организовать охрану своего свидетеля и вам не нравится, как мы это делаем, переведите его на территорию соседнего участка. Но только не надо… – Он осекся, понимая всю бесполезность дискуссии.
      – Прошу вас, лейтенант. Не надо так волноваться! – В светлых глазах, глядевших в упор на Клэнси, появилась тень удовлетворения: помощник прокурора порадовался реакции посетителя. – Мне только хотелось объяснить, насколько нам важно обеспечить безопасность этого человека. Мы предложили ему поселиться под нашим надзором в отеле в центре города – в одном из лучших отелей, – но наш свидетель отказался. Он хочет остановиться в дешевом отельчике подальше от центра. Он считает, что там у него меньше шансов попасть на глаза нежелательным личностям. Разумеется, мы не можем заставить его делать то, что ему не хочется. Однако он согласился, чтобы с ним в отеле находился полицейский в штатском – кстати сказать, он даже сам об этом попросил.
      Клэнси открыл было рот, чтобы возразить, но сразу прикусил язык. Он положил шляпу на угол стола, полез в карман, вытащил записную книжку, из другого кармана достал ручку и приготовился записывать.
      – Ладно, – произнес он спокойным усталым голосом. – Как его зовут и где он прячется?
      Импозантный хозяин кабинета откинулся на спинку удобного кресла. На его тонких губах появилась улыбка – смесь антипатии и торжества.
      – Его фамилия Росси, – мягко сказал Чалмерс. – Джонни Росси.
      Клэнси вздернул голову.
      – Джонни Росси? С западного побережья? Так он у нас здесь, в Нью-Йорке?
      – Да, лейтенант.
      – И он собирается давать показания комиссии по уголовным делам штата Нью-Йорк?
      – Совершенно верно. В будущий вторник.
      Клэнси нахмурился. Он стал машинально вертеть ручку в пальцах.
      – Но почему?
      Бледно-голубые глаза метнули на него взгляд.
      – Почему – что?
      – Почему он решил давать показания? И даже если так, то почему нью-йоркской комиссии? Почему не калифорнийской полиции? Или соответствующим представителям федеральных властей?
      В первый раз за время их разговора по самодовольному лицу пробежала легкая тень.
      – Сказать по правде, я и сам не знаю. – Тихий голос изобразил сомнение, но тут же снова окреп. – В любом случае мы все узнаем, когда он предстанет перед комиссией. А что касается того, почему он выбрал Нью-Йорк, то какая в самом деле разница? Его показания будут иметь силу вне зависимости от того, где он их даст. – Чалмерс пожал плечами и продолжил – Может быть, здесь в Нью-Йорке он ощущает себя в большей безопасности. Или, может быть, он понимает, что я позабочусь о том, чтобы с ним обошлись непредвзято.
      Клэнси хмыкнул. Взгляд бледно-голубых глаз снова потяжелел.
      – У вас есть какие-нибудь комментарии?
      – Да, – ответил Клэнси спокойно. – Мерзкая это затея.
      – Прошу прощения?
      – Я сказал: мерзко это все. Щеголеватый чиновник резко выпрямился.
      – Вот что я вам скажу, лейтенант. Вас вызвали сюда не за тем, чтобы выслушивать ваши замечания. Вас вызвали сюда…
      – Вы ведь спросили, есть ли у меня комментарии, – прервал его Клэнси. – Вот еще одно соображение. Этот Джонни Росси виновен во всех мыслимых преступлениях, которые зафиксированы в уголовном кодексе. Вместе со своим братцем Питом он держит в руках все западное побережье. Ни один рэкет не делается там без их ведома – платная охрана, игорные заведения, проституция – все! Но никто не может схватить их за руку. И вот когда в этом маленьком мире лопнула какая-то пружинка, нам надо охранять Джонни Росси. Это же смешно!
      – Возможно, это и смешно, но такова суть дела, лейтенант. Вашей задачей в настоящий момент является не вынесение моральной оценки этому человеку. Вашей задачей является просто обеспечение его безопасности. Нравится он вам или нет.
      – И еще последний комментарий, – продолжал Клэнси. – До сих пор никому еще не удавалось засадить его за решетку или, скажем, в газовую камеру, где ему самое место. Но если он собирается давать показания, я что-то никак не пойму, как ему удастся себя обелить. Если, конечно, в своих показаниях он не собирается сказать ничего существенного. Или если тут не кроется какая-то грязная сделка…
      Человек за письменным столом издал недовольный вздох, открыл рот, намереваясь что-то произнести, но потом передумал. Наступила минутная тишина. Оба сверлили друг друга глазами. Когда Чалмерс, наконец, заговорил, его голос звучал тихо и напряженно:
      – Мы не будем больше это обсуждать, лейтенант. Если вы думаете, что я упущу возможность допросить Джонни Росси перед комиссией по уголовным делам…
      Клэнси, не моргнув, выдержал его тяжелый взгляд. Ну уж, конечно, ты не упустишь, словно говорили его глаза. Когда в зале заседаний будет полным-полно фоторепортеров и корреспондентов. Тебя и впрямь не интересует, отчего это вдруг Джонни Росси решил давать показания. Он поднял записную книжку и с шумом ее раскрыл.
      – Хорошо, Чалмерс, – сказал он спокойно. – Под каким именем он здесь находится и где именно скрывается?
      Чалмерс долго изучал стоящего перед ним полицейского прежде, чем удостоить его ответом.
      – Он остановился в отеле «Фарнсуорт», номер 456. Он зарегистрировался под именем Джеймса Рэнделла. – Его глаза поискали настенные часы, рядом с которыми висела модернистская картина – скопление кричащих клякс. – Или, во всяком случае, он будет там в десять утра.
      Клэнси и это записал и перечитал свои пометки, после чего сунул записную книжку в карман пиджака, а ручку закрыл.
      – Хорошо. Мы не будем спускать с него глаз.
      – Но только тихо. – Бледные глаза, в которых все еще не растаял гнев, вызванный замечаниями лейтенанта, впились в глаза Клэнси. – Никто об этом не знает.
      – Мы все сделаем тихо. – Клэнси водрузил шляпу на темя. Его темные глаза были совершенно бесстрастны. – И мы доставим его вовремя. С руками и ногами.
      Он повернулся к двери. Его точно ледяной водой окатило, когда раздался голос помощника окружного прокурора.
      – Доставьте его живым.
      Клэнси проглотил первые пришедшие ему на ум слова.
      – Да, – только и сказал он, закрыв за собой тяжелую дверь.
      В тихой ярости он пересек просторную приемную. Пышногрудая секретарша склонилась над пишущей машинкой, с улыбкой наигрывая на ней какую-то мелодию. Разъехавшиеся в улыбке губы обнажили большие белые зубы.
      – До свидания, лейтенант.
      Ох, уж эти зубы, подумал с отвращением Клэнси, идя к двери. Такие же, как ты сама, твоя улыбка и твой шеф Чалмерс. А возможно, и твой бюст. Белые, большие и – фальшивые.

Пятница. 10.15

      Детективы Капроски и Стэнтон слушали инструкции в тесной обшарпанной комнате в здании 52-го участка, служившей кабинетом лейтенанту Клэнси. Разница между этой комнаткой и кабинетом помощника окружного прокурора в здании Уголовного Суда была существенной: здесь – исхоженный тысячами ног, в пятнах чернил, местами вспучившийся линолеум на полу, там – роскошный ворсистый ковер, на котором стоял Клэнси всего час назад. Здесь – небольшой поцарапанный стол, служивший предшественнику Клэнси и еще нескольким его предшественникам, там – широкий полированный стол красного дерева. В этой комнатушке стены были голые, а по углам стояло несколько деревянных стульев. Вместе с исцарапанными и побитыми шкафами для бумаг они почти загромождали все пространство крошечного кабинета. А окно выходило не на Ист-ривер с ее величественными мостами и живописными яхтами, чьи белые паруса испещряли голубую водную гладь, а на бельевые веревки в узких окнах, уныло свисавшие под бременем застиранных подштанников и выцветших комбинезонов.
      Клэнси оторвал взгляд от пейзажа за окном.
      – Такова суть дела, – сказал он спокойно. – В номере надо быть с ним неотлучно, по двенадцать часов каждому. – Он подхватил карандаш и начал вертеть его в пальцах. – Но это только до будущего вторника.
      – Звучит многообещающе, – сказал Стэнтон. – Где этот «Фарнсуорт»?
      – На Девяносто третьей, у реки. Небольшой отель квартирного типа. Наверное, такой же, как и все тамошние заведения.
      – Никогда не слышал о таком.
      – Вероятно, потому-то он его и выбрал, – сказал Клэнси и посмотрел на Стэнтона. – Как ты сам-то считаешь: он выбрал его только потому, что никто о таком не слышал раньше?
      – Может быть, – ответил, ухмыльнувшись, Стэнтон.
      – Джонни Росси, – произнес задумчиво Капроски. Он откинулся на стуле, прислонившись к одному из шкафов, и стал медленно раскачиваться. – Это нечто, а? Это и впрямь нечто! Чтобы мы стали цепными псами для такого прожженного бандюги!
      – Да, это нечто, – согласился Клэнси. Если он и почувствовал что-то, услышав свои собственные мысли, то не подал вида. – Как бы там ни было, это задание. Нравится оно нам или нет.
      – Я вам скажу, что кое-кому это все придется не по душе, – иронически изрек Капроски. – Его старшему брату Питу. И мафии, на которую они работают.
      – Да многим это придется не по душе, – философски заметил Клэнси. – С другой стороны, очень многие возражать не будут.
      – Ну, – задумчиво сказал Капроски, – когда он заговорит, если вообще заговорит, – в чем я вовсе не уверен, – легавым западного побережья на целый год хватит работы, чтобы собирать осколки.
      – Да, если только будут осколки после того, как он поведает комиссии свою историю, – сказал Клэнси. – Но мне это до лампочки.
      – Знаешь, – сказал Стэнтон озадаченно, – что-то я не пойму. Джонни Росси…
      – Не поймешь что? – спросил Капроски и осторожно повернул голову, стараясь не потерять равновесия и не сверзнуться со стула. – С чего это ему вздумалось давить на гудок?
      – Не только. Хотя будь я проклят, если и это я понимаю. Ты не думаешь, что гангстер такого ранга мог бы и сам обеспечить себе надлежащую охрану на всей территории Штатов?
      – Телохранители работают на мафию, как и все прочие, – категорически заявил Клэнси. – Они же наемные рабочие, па которых можно положиться не больше, чем на голодных крокодилов. Да стоит только кому-то из них шепнуть, что он собирается заложить ребят, как его телохранители первые перережут ему горло.
      – Да, но…
      – Знаю! – Клэнси вздохнул и взъерошил волосы. – Дерьмовая это затея… Но это не наша забота. Наша задача – следить за тем, чтобы он был в достаточно добром здравии и смог предстать в следующий вторник перед комиссией штата по уголовным делам…
      – Ну хотя бы, – сказал Капроски с глубокомысленной улыбкой, – у меня будет возможность одним глазком посмотреть, как живет элита. Могу поспорить, что на завтрак нам подадут гусиный паштет и шампанское.
      Стэнтон смерил его взглядом и фыркнул.
      – Он еще и надеется! В таком клоповнике, как «Фарнсуорт»?
      – Они себе ни в чем не отказывают, эти гангстеры, – настаивал Капроски. – Сам увидишь!
      – Ага, – сухо оказал Клэнси. – Так же, как бедняки. Гусиная печенка на куске ржаного хлеба и бутылка «чернил». Только по оптовым ценам. – Он встал со стула и посмотрел на часы. – Ну, поехали. Клиент уже должен был заселиться. Стэнтон, ты подежуришь первым – у тебя будет короткий день. Я пойду с тобой, Капроски, жду тебя сегодня вечером в восемь.
      Капроски жизнерадостно закивал и чуть не упал со стула. Стэнтон встал. Он оказался на голову выше сухощавого лейтенанта. Оба взяли шляпы, кивнули на прощание третьему и, выйдя из кабинета, повернули в узкий коридор, ведущий в гараж полицейского участка. Клэнси обошел старенький «седан», постучал носком ботинка по шинам и сел за руль. Стэнтон согнулся в три погибели и, скользнув на сиденье рядом с водителем, захлопнул дверцу. Они сделали полукруг по замасленной железобетонной площадке тускло освещенного гаража, выехали через узкий переулок на улицу и влились в поток транспорта.
      Стэнтон удобно откинулся на зачехленную спинку, вытащил сигарету, закурил и бросил горелую спичку в окно.
      – Этот Росси… – начал он.
      – Рэнделл! – поправил Клэнси коротко. – С этой минуты и до вторника он – Рэнделл. Нам тоже надо к этому привыкнуть. – Он взглянул на сидящего рядом рослого детектива. – Так что?
      Стэнтон уставился на кончик тлеющей сигареты.
      – Да я только хотел сказать: надеюсь, он играет в картишки.
      – В картишки?
      – Ну да! – Стэнтон пожал плечами. – А то по двенадцать часов в сутки торчать с ним. Да еще каждый день. Надо же чем-то заняться.
      Клэнси с трудом подавил улыбку.
      – Почему бы тебе не убивать время, просто глядя на него? Таково задание.
      – Конечно, но я…
      – Слушай, мне наплевать, если ты просадишь ему свое недельное жалованье, но когда спустишь все деньги, Боже тебя упаси ставить на кон свой револьвер! – Его голос был серьезен. – Как бы я ни относился к этому проклятому бандюге, наша задача – чтобы он остался жив. Ведь если слух о том, что он собирается закладывать своих ребят, дойдет до их ушей, может статься, что револьвер тебе понадобится и очень скоро.
      – Проиграю? Я? – возмутился Стэнтон. – В карты? Лейтенант, обижаешь!
      – Что за странная вещь! – сказал Клэнси задумчиво, вертя баранку. – Я в своей жизни знал уйму людей, но ни разу не встречал такого, кто бы плохо играл в карты. Буквально все оказывались чемпионами. – Он усмехнулся, и в уголках глаз появились лучики морщин. – Я только хочу тебе напомнить: такие субъекты, как этот Росси, то есть, я хочу сказать, Рэнделл, наверняка передергивают. Ну, разве что за исключением тех случаев, когда играют на спички.
      Стэнтон улыбнулся.
      – Лейтенант, ты, как я погляжу, никогда не играл в карты с ребятами нашего участка. Если на свете существует хоть один вид мухлежа, в котором я ни бум-бум, хотел бы я знать, что это такое!
      – Не сомневаюсь! – ответил Клэнси с ухмылкой.
      Они свернули за угол и, оказавшись на Бродвее, объехали хлебный фургон, припаркованный чуть ли не перпендикулярно к тротуару, и покатили вдоль шеренги ветхих зданий. Картонные коробки с мусором выстроились на кромке тротуара в ожидании мусоровозов. Клэнси проехал коробки, встал у тротуара, выключил зажигание и поставил на ручной тормоз. Он приготовился вылезти из машины. Стэнтон удивленно смотрел на него.
      – Здесь? – изумился он. – Мне-то, казалось, ты говорил, что этот «Фарнсуорт» находится у реки?
      – Точно. Дальше пойдем пешком. И войдем в отель со служебного входа. Пошли.
      Они пересекли переулок и оказались в тени многоэтажных жилых домов. Отель «Фарнсуорт» располагался во втором квартале. Это был типичный отель квартирного типа, стоящий почти вровень с тротуаром, восьмиэтажное здание из темного кирпича с закопченными окнами и невысоким крыльцом перед вращающейся стеклянной дверью. На окнах первого этажа жалюзи были чуть приспущены – точно веки гигантских глаз. Эмалированная табличка, притулившаяся в углу одного из окон, предлагала воспользоваться услугами дантиста. Оба пешехода не раздумывая миновали главный вход и свернули на дорожку, ведущую на задний двор отеля.
      Они прошли асфальтовый каньон до конца, толкнули дверь и оказались в торцевой части здания.
      – М-да, это тебе не «Риц-Карлтон» – сказал Стэнтон, озираясь вокруг. Он нажал кнопку вызова служебного лифта. – С другой стороны, бывал я и в местах куда более мерзких.
      Клэнси не ответил. Раздался стук и перезвон цепей. Стэнтон нажал на ручку, дверь отворилась. Они вошли в тесный лифт, едва втиснувшись между корзинами с грязным бельем, швабрами и пустыми коробками, и стали подниматься под угрожающий аккомпанемент металлических стонов подъемника. От находящегося здесь скарба исходил запах, сильно смахивающий на амбре мужского туалета на вокзале «Грэнд сентрал». Выйдя на четвертом этаже, они, к своей радости, обнаружили, что в коридоре никого нет. Закрыв дверь служебного лифта, они двинулись по застеленному ковровой дорожкой обшарпанному холлу. Свернув в коридор, сразу же увидели дверь с табличкой 456. Клэнси постучал.
      За дверью послышалось торопливое шарканье. Кто-то чуть слышно откашлялся.
      – Кто… здесь? – Это Клэнси.
      Раздалось звяканье дверной цепочки. Дверь приоткрылась, и на них подозрительно уставился один глаз. Через минуту дверь раскрылась шире. Показавшийся в проеме человек поспешно оглядел пустынный коридор и только после этого отошел в сторону, пропуская в номер обоих детективов. Он закрыл за ними дверь и попытался непослушными пальцами накинуть цепочку. После долгих усилий ему это удалось. Он обернулся и, немного нервничая, стал всматриваться в лица своих гостей. Потом вытер правую ладонь о брючину и протянул ее для рукопожатия.
      – Здравствуйте, лейтенант. Мистер Чалмерс предупреждал меня о вашем приходе.
      Клэнси демонстративно проигнорировал протянутую руку, холодным взглядом изучая одиозную личность. Это был коренастый ладный мужчина лет сорока с черными вьющимися волосами и высоким гладким лбом; тоненькая ниточка усов обрамляла чувственную верхнюю губу. Большие почти жидкие глаза посверкивали из-под недавно подстриженных бровей. На нем был яркий, очень дорогой халат поверх шелковых итальянских брюк и белой шелковой рубашки с расстегнутым воротом. Совсем непохожий на снимки уголовников – анфас и в профиль, – хранящиеся в папках полицейского архива на Сентр стрит. Преимущество материального достатка и хорошего воспитания, подумал Клэнси. Большие глаза сузились от испытанного унижения, протянутая рука упала.
      – Скажите…
      Клэнси отвернулся, ни слова не говоря, и принялся разглядывать комнату. Его взгляд быстро скользнул по двуспальной кровати с гладким светло-коричневым покрывалом и пухлыми подушками, подметил заляпанный бурыми пятнами веревочный ковер, колченогий письменный стол со стулом, два кресла в углу с, как и следовало ожидать, порванными в нескольких местах сетчатыми спинками и неизменную гостиничную акварельку, косо висящую на стене, – ваза с увядшими цветами.
      Он шагнул к окну, поднял жалюзи и выглянул на улицу.
      – А где пожарная лестница? Коренастый задумался и пожал плечами.
      – Я и сам не знаю. Я только что въехал. Наверное, она в дальнем конце коридора, а может, у них тут ее и нет. Это же маленький отельчик…
      – Да. Ну да ладно. Раз ее нет вблизи твоего окна, то и ладно. – Клэнси еще раз оглядел комнату, пошел в ванную, открыл дверь и исследовал помещение. Он сдвинул в сторону полиэтиленовую занавеску над ванной, взглянул на крошечное окошко, заметил, что оно не закрывается на щеколду, заглянул в комнату, вышел и закрыл за собой дверь. Потом подошел к стенному шкафу, открыл его и с удивлением увидел, что шкаф пуст.
      – Путешествуешь налегке?
      Постоялец не ответил. Клэнси закрыл дверцу. Он в последний раз окинул комнату взглядом.
      – Ну что ж, все ясно, Рэнделл. – Он взглянул на него с плохо скрываемым отвращением. – Это детектив Стэнтон. Он будет находиться здесь с восьми утра до восьми вечера. Его сменщик Капроски будет все остальное время.
      – Я придумал удачное прикрытие для ваших людей, – сказал коренастый. Он произнес это так, точно изъявлял желание разделить с ними ответственность. – Если кто-то заинтересуется, я скажу, что это мой двоюродный брат с Запада…
      – Очень умно придумано, – сказал Клэнси презрительно. – Твой братец на это, конечно же, клюнет. Как и все прочие ребята из калифорнийской мафии, которые знают тебя с пеленок. – Он покачал головой. – Рэнделл, не надо усложнять простые вещи. Никто тут тебя не найдет. А если найдут, то предоставь все Стэнтону. Он для этого здесь и будет сидеть.
      Широкий гладкий лоб избороздили морщины.
      – Слушай, лейтенант…
      – И не выходи из номера, – добавил Клэнси холодно. – Ни под каким видом.
      – Не выходить из номера?
      Клэнси взглянул на Стэнтона. Рослый детектив понимающе кивнул.
      – Он не выйдет из номера, лейтенант. – Стэнтон откашлялся. – А чем ты намерен питаться в этой дыре?
      Этот вопрос заставил Рэнделла насупиться еще больше. Он раздраженно обернулся.
      – Коридорный отправится в какой-нибудь ресторан на Бродвей. Можешь заказывать себе все, что хочешь. – Он обратился к Клэнси: – Послушай, лейтенант…
      Клэнси устремил на него взгляд.
      – Да?
      Коренастый подыскивал слова.
      – Это дельце вполне надежное. Я не вижу, как и где может случиться прокол… – Рэнделл заколебался, точно давая им понять, что отлично знает, как и где может случиться прокол в прочих ситуациях. Он облизал губы. – Во всяком случае, бабки в этом дельце завязаны хорошие. Я же не жмот.
      Он многозначительно посмотрел на Клэнси.
      – Побереги свои денежки, – сухо сказал Клэнси. – Покупай места на кладбище. Я слыхал, это неплохое вложение денег.
      Рэнделл стиснул зубы.
      – Да ты не понимаешь…
      – Ты объясни, чтобы я понял.
      Коренастый отвернулся на мгновение и снова посмотрел на Клэнси. Он раскрыл рот, собравшись что-то сказать, но передумал.
      Клэнси невозмутимо следил за ним.
      – Ты пойми одну вещь, Рэнделл. Мне совершенно неинтересно, почему ты решил заложить своих дружков. Или каким образом в этом деле завязаны бабки. Это проблема Чалмерса. Мне надо только довести тебя живым до комиссии в следующий вторник. Если хочешь поболтать, обращайся к Стэнтону. Он будет тебя слушать. Я не буду.
      Стэнтон в это время разглядывал комнату.
      – Слышь, Росси, то есть я хочу сказать Рэнделл, у тебя тут нет картишек?
      – Картишек?
      – Ну да, игральных карт. Знаешь, для игры в бридж, покер, джин-рамми.
      – Нет, я в карты не играю.
      – Ты не играешь в карты? – изумился Стэнтон, не поверив своим ушам.
      – Нет. – Коренастый нетерпеливо повернулся к Клэнси, но лейтенант уже стоял у двери и снимал дверную цепочку.
      – Лейтенант…
      – Тогда давай попросим колоду у коридорного. У него должны быть, – сказал Стэнтон. – Я тебя научу.
      – Чего?
      – Я говорю, научу тебя играть в джин-рамми, – сказал Стэнтон терпеливо. – Это очень просто.
      Но Рэнделл не обращал на него внимания. Он подошел к двери и схватил Клэнси за руку. Клэнси сбросил ладонь, но человек в халате схватил его за локоть.
      – Лейтенант…
      – Ну что еще?
      – А что, ты думаешь… ну, я знаю, что ничего не случится, но… Ты сказал, чтобы я не выходил из номера. Но ведь это относится и к твоим людям тоже? Они тоже будут тут со мной все время?
      Клэнси взялся за дверную ручку.
      – Они оба, то один, то другой, будут тут с тобой все время, так что успокойся. – Он внезапно нахмурился и его глаза сузились. – Мне сказали, что никто не знает, где ты и под каким именем скрываешься. Но вот ты, видно, сам не очень-то уверен в этом.
      – Да нет, я не о том, – поспешно сказал Рэнделл. – Я просто…
      Он закрыл рот, точно уже и так наговорил слишком много. Клэнси терпеливо ждал, глядя в озабоченные маслянистые глаза. Потом приоткрыл дверь.
      – Научись играть в джин-рамми, – сказал он тихо. – Тогда сумеешь отвлечься от своих неприятностей. – Уже закрывая дверь, он добавил: – Ну, до вторника…

Суббота. 2.40

      Пронзительно-настойчивый телефонный звонок наконец-то прорвался в глубины сна, вернув Клэнси из чудесного мира грез, где не было места преступлениям, а следовательно – что за потрясающая вещь! – и полицейских управлений. Некоторое время он лежал, не в силах окончательно пробудиться, потом встряхнулся и стал шарить рукой в поисках ночника. Нащупав кнопочку, он включил свет. Телефон трезвонил не переставая.
      Клэнси посмотрел на циферблат часов на тумбочке и чуть не заплакал от обиды. Прошло менее трех часов с тех пор, как ему удалось добраться до постели, и вот уже какой-то сукин сын тревожит его! Он высунул руку из-под одеяла, снял трубку и рывком поднес ее к уху.
      – Алло!
      – Привет, лейтенант! Это Капроски…
      От дурного предчувствия он сразу сел, опустил ноги на пол и тут же отдернул ступни, ощутив неприятный холод линолеума. Затем крепче сжал трубку и свирепо помотал головой, пытаясь стряхнуть остатки сна. С пустынной улицы за окном доносился негромкий шум проезжающих автомобилей.
      – В чем дело?
      – Сам не знаю! – Здоровяк-детектив, звонивший из гостиничного номера, был скорее озадачен, чем обеспокоен. – Кажется, он приболел. Я имею в виду Росси. Он все стонет и корчится, держится за живот, точно боится, что у него его отнимут.
      – Когда это началось?
      – Да совсем недавно. До этого он был в полном порядке.
      – Температуры у него нет?
      – Не-а. Не похоже. Он так беснуется, что можно подумать, у него душа горит, но с ним все нормально. Я щупал лоб. Все в норме.
      – Что он ел?
      – Это не от еды, лейтенант. Мы с ним за ужином ели одно и то же. Более того, он не был голоден, и я доел его порцию. А со мной все о'кей.
      Клэнси так и подмывало спросить, уж не подавали ли им на ужин паштет из гусиной печенки, но не спросил. Однако эта мысль навела его на другую.
      – А что он пил?
      – Он заказал бутылку в номер, но выпил только стопку… – Внезапно наступила смущенная пауза, но потом Капроски продолжал уверенным голосом: —…Нет, это не от спиртного, лейтенант.
      Клэнси не обратил внимания на косвенное признание. Не выпуская трубку из руки, он стал размышлять. Капроски кашлянул, нарушив молчание.
      – Лейтенант, он хочет выйти из номера и показаться врачу.
      – Это в три часа ночи? – Клэнси с удивлением воззрился на телефон.
      – То-то и оно. Но я его не стал слушать и позвонил тебе.
      – Слава Богу, что додумался! – фыркнул Клэнси. – Он что, спятил? Ты слышишь меня?
      – Да! Он сейчас сидит на кровати и смотрит на меня так, точно собирается перегрызть мне горло.
      – Ладно, утихомирь его. – Клэнси задумался. Надо же – гангстерская нянька! Ну и дела! – Он вздохнул. – Ну вот что, я, пожалуй, найду врача, которому можно доверять, и привезу его к вам.
      – Спасибо, лейтенант.
      – Смотри, чтоб он не вздумал выйти из номера!
      – Ладно.
      – И чтоб не звонил никому, – добавил Клэнси. – Если попробует, врежь ему, как следует, не смотри, что он больной. Я попробую найти врача и через полчаса привезу. Постарайся пока его утихомирить.
      – Ладно.
      В трубке раздался щелчок. Клэнси нахмурился, пытаясь вспомнить номер телефона доктора Фримена. В голове у него был туман: он заставил себя сосредоточиться и потом с прояснившимся лицом довольно кивнул. Клэнси потянулся к телефону и стал крутить диск. На другом конце провода звонки прекратились, но и голоса тоже не было слышно. Клэнси подождал немного, откашлялся и спросил:
      – Алло! Док, это вы?
      В трубке раздались звуки запоздалой зевоты.
      – Я… А кто, как ты думаешь, трубку снял? Ну, и кто ты такой и что тебе надо? И почему ты звонишь? Ты знаешь, который час?
      – Док, это лейтенант Клэнси. Знаете, с 52-го уча…
      – Да, знаю! Лучше бы не знал, – раздался вздох, за которым последовал новый сладкий зевок. – Ну, и что стряслось? Вы же позвонили мне, чтобы сказать что-то? Ну, так говорите!
      – Док, проснитесь, а? Наденьте брюки. Через пятнадцать минут я за вами заеду.
      – Клэнси, да вы хоть знаете, который час? От вас одни напасти. Вы просто чума. Заехать за мной? Сначала скажите, зачем! – Снова послышался зевок и вдруг раздался резкий кашель. – Эх, пора бросать курить. Эти сигареты меня в могилу сводят. Ну, кто мертв и как его убили?
      – Он жив, док…
      – Жив? – Наступила короткая удивленная пауза. – Клэнси, тогда я с вашего позволения пойду спать. Я же патологоанатом! – Снова пауза. – Позвоните, когда он умрет.
      – Док! Проснитесь! Мне нужен врач. Там… а, черт! Я вам все расскажу при встрече.
      Клэнси бросил трубку, выскочил из кровати и начал торопливо одеваться. Как всегда его одежда была набросана кучей на стуле в углу спальни. Пока он натягивал на себя рубашку и брюки, ему в голову пришла мысль, что его способ одевания был весьма эффективен по скорости, хотя пагубно сказывался на внешнем виде. Он передернул плечами: а, пусть бизнесмены заботятся об элегантности. Через несколько секунд, заперев квартиру, Клэнси уже спускался на лифте. Он помассировал себе шею, пытаясь размять затекшие шейные позвонки, еще не забывшие тепла покинутой постели, но почему-то только сильнее ощутил усталость, которая, похоже, проникла в каждую клеточку его тела. Он дал себе слово, что как-нибудь обязательно попросит перевести его в архив и будет работать строго с восьми до пяти и при этом каждый день иметь законный час на обед…
      Его машина была припаркована в квартале от дома. Клэнси быстро зашагал туда, сел за руль и помчался по пустынным улицам Нью-Йорка. Через десять минут он притормозил около дома дока Фримена. К его удивлению, низенький, коренастый доктор уже ждал его на улице. Он тяжело взгромоздился на сиденье рядом с Клэнси и аккуратно поставил свой саквояж между ногами.
      Пока лейтенант отъезжал от тротуара, док успел достать сигарету, закурить, выбросить спичку в окно и, обернувшись к Клэнси, устремить на него взгляд своих пронзительных маленьких глаз.
      – Итак, Клэнси. В чем суть дела?
      Лейтенант свернул за угол и прибавил газ. Впереди работала поливальная машина. Клэнси обогнал ее, шины взвизгнули на мокром асфальте. Он на секунду оторвал взгляд от дороги, повернувшись к пассажиру.
      – Док, есть один больной, и я хочу, чтобы вы на него взглянули.
      – Кто?
      Клэнси замялся.
      – Вы можете держать язык за зубами?
      – Я? Нет, конечно. – Док Фримен стиснул зубами сигарету и потом швырнул ее в окно. – Итак, кто же это?
      – Росси. Джонни Росси. Док Фримен присвистнул.
      – Это тот самый Джонни Росси? Гангстер из Калифорнии? Так он в Нью-Йорке?
      – Да.
      – И мы позволяем таким мерзавцам разгуливать на свободе?
      Клэнси свернул на Бродвей. Шины отчаянно визжали. В столь ранний час на пустой улице, кроме них, был только случайный грузовик. На черном асфальте отражался свет уличных фонарей, и их блики извивающимися световыми ленточками скользили по капоту. Из зарешеченных вентиляционных колодцев до них доносился приглушенный стук колес подземки и быстро таял в тишине ночи. Клэнси переключил скорость и надавил на акселератор.
      – Это длинная история, док. Он утверждает, что приехал сюда дать показания нью-йоркской комиссии по уголовным делам в следующий вторник, и наша задача сохранить ему жизнь до той поры. Не спрашивайте, почему – я сам не знаю. Пока что он сидит в отельчике «Фарнсуорт» под чужим именем. Капроски находился с ним в номере, когда тот вдруг почувствовал себя плохо. Капроски мне позвонил и, кроме вас, мне было некого вызвать. Мы не хотим, чтобы его осматривал какой-нибудь чужой врач. Никто даже знать не должен о том, что он в городе. Так что…
      Он свернул с Бродвея на Девяносто третью улицу и сбавил скорость, подъехав к Вест-Энд-авеню. На перекрестке зажегся зеленый, и Клэнси рванул вперед: он так торопился проскочить на зеленый, что, только проехав нужную улицу, заметил царящую там суматоху. Выругавшись сквозь зубы, он ударил по тормозу, врезался в бордюр и выскочил из машины. Вестибюль небольшого отеля был освещен. Несмотря на столь ранний час, в этом сомнительном районе на тротуаре толпились люди и что-то оживленно обсуждали. У входа в отель капотом к дверям стоял санитарный фургон с урчащим двигателем. Фары фургона освещали крыльцо. Двое санитаров в белых халатах поспешно заталкивали носилки в заднюю дверцу фургона. Бледный Капроски стоял рядом с ними, разжимая и сжимая кулаки.
      Когда Клэнси подбежал к фургону, один из санитаров впрыгнул внутрь, потом высунул руку наружу и захлопнул дверцы прямо перед носом Клэнси. А его напарник побежал к кабине и сел за руль. Клэнси, ни слова не говоря, пробежал мимо Капроски прямо к кабине фургона. Он забарабанил по ветровому стеклу.
      – Что та…
      Но водитель уже поспешно передернул переключатель скоростей.
      – Послушайте, мистер, сейчас не время для разговоров – надо спасать этого парня!
      Он еще что-то добавил, но слов его уже не было слышно, так как фургон рванул с места. Клэнси отпрыгнул в сторону. Он поглядел вслед укатившему фургону и, обернувшись, увидел Капроски.
      – Так-так, Капроски. – Взгляд лейтенанта Клэнси потемнел от едва сдерживаемой ярости. Он говорил тихим, вкрадчивым голосом. – Кажется, я просил тебя подождать, пока не привезу врача. С каких это пор ты перестал прислушиваться к моим просьбам?
      – Ты, лейтенант, не понимаешь! – визгливо закричал Капроски.
      – Ты чертовски прав: я не понимаю! Насколько я понимаю, ты не выполнил приказ! Почему ты не поехал с ним в этом фургоне? Ты же не должен был ни на секунду упускать его из виду! Ты же должен был его сторожить! Не отходить от него ни на шаг!
      Капроски нервно сглотнул слюну.
      – Слушай, лейтенант, дай я все объясню, а? Я хотел тебя дождаться. Хотел рассказать тебе все, что произошло.
      – Ладно, – резко проговорил Клэнси, сверля Капроски испепеляющим взглядом. – Рассказывай. Только быстро.
      Вид у Капроски был несчастный.
      – Ну, минут через пять-шесть после того, как мы с тобой поговорили, этот чертов Росси поднял такой вой, что я решил: лучше позвать коридорного и попросить принести немного льда. Я хотел положить ему лед на брюхо, на всякий случай. Ну, звоню я вниз. Через пару минут раздался стук в дверь. Я, естественно, думаю: это коридорный… – Он уставился на свои ботинки. Голос его угас.
      – Ну и?
      Капроски ткнул носком своего огромного ботинка в бордюр тротуара. Лицо у него раскраснелось.
      – Ну, не проверил я. Я просто не подумал… Снял цепочку с двери и…
      – Да говори же ты, черт тебя дери! – взорвался Клэнси. – Что мне из тебя, клещами тянуть? Что случилось?
      Капроски глубоко вздохнул.
      – Какой-то громила с шарфом на лице сунул в дверь дробовик и шарахнул картечью. Он тут же захлопнул дверь и, когда я ее открыл и выскочил в коридор, его уж и след простыл. Я решил, что лучше вернуться и посмотреть, как там Росси, вместо того, чтобы гнаться за тем типом с дробовиком. Ну, я и вернулся в номер. Вижу: Росси валяется в луже крови. Я знал, что ты на подходе, и звонить тебе не было смысла…
      – Ну и?
      – Ну, я и позвонил в местную клинику – они тут рядом на Вест-Энде, на Девяносто восьмой. Ближайшая больница. И никому не известная. Я решил, ты бы не стал помещать его в крупную клинику, где его могут застукать. – Голос его окреп, пока он произносил эту оправдательную тираду. – Слушай, лейтенант, ты бы его видел! Ждать было нельзя! Он был едва жив. Кровь из него хлестала в три ручья.
      – Значит, ты оставил его без присмотра, только чтобы дождаться меня. Причем именно после того, как кто-то ворвался в номер и изрешетил его? – Клэнси был вне себя от ярости. Он развернулся и стремительно ворвался через вращающиеся двери в отель. Капроски не отставал от него ни на шаг.
      – Слушай, лейтенант, но ведь никто не должен был знать, что он здесь!
      – Но кто-то все же узнал!
      Он ринулся к конторке портье. Ночной портье, молодой парень с прыщавым лицом в не по размеру большом форменном кителе, уже спешил на свое место от окна, где он наблюдал за суматохой на улице. Клэнси схватил телефонную трубку и жестом указал портье на коммутатор в углу.
      – Соедини меня!
      Портье поспешно уселся на стул и начал возиться с проводами. Клэнси набрал номер и стал ждать, стиснув челюсти.
      – Алло? Пятьдесят второй участок!
      – Сержант? Говорит лейтенант Клэнси. Кто-нибудь из ребят есть? А? Никого? Тогда позови патрульного – того, кто не спит. Кто? Барнет? Отлично. Пошли его в «Аптаун прайвит хоспитэл». Нет. Я встречу его в вестибюле! Я все ему расскажу при встрече. Мы оформим вызов утром. Именно! И скажи ему, чтоб ворон не считал. Я буду ждать.
      Он положил трубку, отвернулся от конторки и устремил ледяной взгляд на молодого портье, сидящего на стуле в углу с оторопевшим лицом.
      – Эй ты! Это полицейские дела. Забудь все, что ты сейчас здесь слышал. Никому ничего не рассказывай. Ты меня понял?
      Портье молча кивнул, глядя на Клэнси во все глаза.
      – Молодец! – Клэнси отвернулся и вышел из отеля. Капроски спешил следом. Док Фримен терпеливо ждал Клэнси перед входом, держа саквояж в руках. Он удивленно поднял брови, увидев, как лейтенант спустился по ступенькам и направился к своей машине.
      – Вы куда, Клэнси?
      – В больницу, конечно.
      – Я вам нужен?
      Клэнси остановился в раздумье.
      – Пожалуй, нет, док. О нем там позаботятся. – Он взглянул на врача. – Отправляйтесь спать. Извините, что разбудил вас понапрасну.
      Капроски подошел к ним и нервно кашлянул.
      – А мне что делать, лейтенант?
      Клэнси взглянул на рослого детектива и сдержал грубость, вертевшуюся у него на кончике языка. Что сделано, то сделано, и этого уже не изменишь. Надо заняться возникшей проблемой.
      – Ты хорошо рассмотрел того типа с дробовиком?
      – Да нет почти, – покачал головой Капроски. – Такое было впечатление, что пятно перед глазами. Ну, был на нем темный костюм, лицо обмотано белым шарфом. Не могу даже сказать, какого он был роста. Он, может, пригнулся. Все это так быстро произошло.
      – Ясно. Вот что, опечатай номер, а потом осмотри здание. Вряд ли ты что-нибудь обнаружишь, но, может быть, этот хмырь бросил пушку где-нибудь в отеле. Вполне вероятно, что он уже храпит преспокойно в своей постели или сидит в баре неподалеку, попивая пивко. – Он бросил тяжелый взгляд на Капроски. – Увидимся завтра утром в участке. Сегодня утром. В семь.
      – Я буду. – Капроски помолчал. – Слушай, лейтенант, мне очень жаль, что так вышло.
      – Мне тоже. – Он сел за руль и сунул ключ в замок зажигания. – Садитесь, док. Я подброшу вас до стоянки такси.
      Машина отъехала. Док Фримен взглянул на нахохлившегося Клэнси.
      – Клэнси, вы слишком грубо обошлись с Капроски. Клэнси свирепо скривил нижнюю губу.
      – Ну, не так грубо, как Чалмерс обойдется со мной, когда узнает о случившемся.
      – В конце концов, – рассудительно заметил врач. – Кап поступил так, как поступил бы всякий на его месте. Просто произошло… Вы сказали – Чалмерс?
      – Да, именно это я и сказал.
      – Что, он поручил вам сторожить этого бандюгу?
      – Это было официальное задание, – ответил Клэнси. – Мне позвонил Сэм Уайз – он дома лежит больной, но все исходит от Чалмерса.
      – А! – Как и все в полиции, док Фримен знал историю перевода Клэнси в 52-й участок. – Все это очень скверно. Чалмерс вряд ли страдает благоразумием. Он уж постарается, чтобы это происшествие вам даром не прошло.
      Клэнси смотрел на дорогу. – Мне это и так даром не пройдет – без его участия. – Он взглянул на дока Фримена, и его губы тронула кривая усмешка. – Не берите в голову, док. Самое худшее, что они могут сделать, это понизить меня в должности, а в нынешней ситуации меня вполне бы устроила должность сержанта на телефоне. По крайней мере по ночам буду спать.
      Док Фримен полез в карман и выудил сигарету. Он подался вперед и нажал на прикуриватель. Клэнси достал коробок спичек и протянул Фримену.
      – Не работает. – Он покачал головой. Улыбка растаяла, челюсти сжались. – Гос-с-споди! Бывает же такое – везде облом!
      Док Фримен прикурил и взглянул на мрачное лицо водителя.
      – Не горюйте. Успокойтесь. Считайте, просто наступила черная полоса. Да и Чалмерс не станет на вас баллон катить. Капроски же ему расскажет, как все случилось.
      Клэнси только крепче сжал челюсти.
      – На этом участке лейтенант все еще я, а не Капроски. И я возьму на себя всю полноту ответственности.
      – Ну, тогда нечего себя заранее накручивать. – Док Фримен глубоко затянулся сигаретой и откинулся на спинку. – Послушать Капроски, так этот Росси еще далеко не труп. А насколько я знаю, братья Росси – ребята двужильные.
      Клэнси сжал баранку так, что побелели костяшки пальцев.
      – Да, – сказал он вяло, глядя на дорогу. – Все они двужильные. Пока из них не выльется литра два крови…

Суббота. 3.45

      «Аптаун прайвит хоспитэл» располагался в перестроенном двенадцатиэтажном жилом доме на Вест-Энд-авеню. Клэнси поставил машину вплотную ко входу в больницу и пошел во двор. Санитарного фургона нигде не было видно, может быть, он стоял в гараже, а может, и уехал по новому вызову. Он пожал плечами, вернулся на улицу и сквозь вращающиеся двери вошел в небольшой вестибюль.
      Реконструкция жилого дома свелась к перекраске стен в нежно-пастельные тона, на которых висели яркие репродукции. В углу вестибюля стоял стол, вдоль стены вытянулись банкетки, обтянутые яркими сатиновыми чехлами. Свежие журналы аккуратной стопкой были сложены на низеньком столике. За невысокими полированными перильцами в окружении сверкающих застекленных шкафов одиноко возвышался письменный стол, заваленный ворохом бумаг и графиков.
      Клэнси оглядел пустой вестибюль, гадая, как бы вызвать кого-нибудь из персонала, и вдруг двери лифта в дальней стене бесшумно раскрылись и из них показалась медсестра. Двери за ней так же бесшумно закрылись.
      – Мисс!
      Она устремила взгляд своих красивых серых глаз на посетителя.
      – Да?
      Клэнси шагнул к ней, смяв шляпу в руках.
      – К вам из отеля «Фарнсуорт» доставили мужчину с огнестрельным ранением. Я бы хотел узнать, как его состояние.
      Она подошла к столу, изящно села и стала перебирать какие-то бумажки.
      – Вы имеете в виду мистера Рэнделла?
      – Да.
      Она подняла глаза.
      – Вы его родственник?
      Клэнси замялся. Потом его рука полезла в карман и вытащила удостоверение. Он раскрыл его и помахал перед ней.
      – Я лейтенант Клэнси, из 52-го участка.
      – А! – Она понимающе кивнула. – Он в хирургическом отделении, лейтенант. Пока доктор Уиллард не закончил операцию, трудно сказать что-либо определенное.
      – Понятно. А вы не знаете, как долго…
      Сзади послышалось шуршание вращающихся дверей. Клэнси обернулся. По кафельным квадратам пола к нему бежал здоровенный патрульный. Клэнси удовлетворенно кивнул.
      – Привет, Фрэнк. Тут есть для тебя дельце.
      – Привет, лейтенант. Знаю. Сержант мне рассказывал. Что мне надо делать?
      – В хирургическом отделении сейчас находится человек. Поднимись наверх и подежурь у дверей операционной, потом встань перед дверью его палаты и проследи, чтобы с ним все было в порядке.
      Высокий патрульный кивнул. Он почти бессознательно дотронулся до своего револьвера.
      – Все ясно, лейтенант. Если он вздумает бежать, мне его прищучить?
      Клэнси устало помотал головой.
      – Нет. Его уже прищучили. И вряд ли он вздумает бежать. Ты смотри, чтобы его кто-нибудь опять не прищучил.
      – Понял, лейтенант. – Ладонь дернулась прочь от кобуры. Патрульный повернулся к сестре и вопросительно посмотрел на нее.
      – Хирургия на седьмом этаже, – сказала она тихо.
      – Понял. – Он двинулся к лифту чуть враскачку, вошел и нажал на кнопку. Двери бесшумно закрылись. Клэнси обратился к девушке:
      – А теперь, мисс…
      И опять зашуршали вращающиеся двери. На этот раз по стеклу кто-то сильно ударил. По кафельному полу застучали каблуки. Чья-то рука грубо схватила Клэнси за локоть. Глаза заместителя окружного прокурора Чалмерса были налиты гневом. Он шумно дышал.
      – Лейтенант, если с моим свидетелем что-нибудь случится…
      Клэнси вырвал локоть и нахмурился. Глаза его сузились.
      – А вы что здесь делаете, Чалмерс?
      – Как это понять – что я здесь делаю? Ранен мой свидетель, а вы спрашиваете…
      – Мне интересно, как это вам удалось об этом узнать? Так быстро!
      – Как мне удалось… Нет, вы только послушайте! Это вообще выходит за все рамки! Вы что же, надеялись все это утаить, лейтенант?
      Клэнси стиснул зубы. Симпатичная медсестра с любопытством наблюдала.
      – Чалмерс, либо вы ответите мне на мой вопрос, либо я вас ударю – и будет большой скандал! Откуда вам стало известно про стрельбу?
      Помощник окружного прокурора, оторопев, раскрыл рот.
      – Что вы сделаете? Ударите меня?
      Клэнси шагнул к нему. Его цепкие пальцы вонзились в руку помощника прокурора.
      – Чалмерс, в последний раз спрашиваю: откуда вам известно про стрельбу в отеле?
      Чалмерс отпрянул, поднес руку к лицу и стал рассматривать свой рукав так, точно больше опасался урона, нанесенного костюму, а не своему достоинству.
      – Мне, естественно, позвонил менеджер отеля. А теперь вот что я вам скажу, лейтенант…
      – Менеджер отеля, да? Замечательно. Так, значит, вы ему сказали, кто такой на самом деле этот Рэнделл? Сказали?
      Чалмерс замер с воздетой рукой, недоверчиво глядя на Клэнси.
      – Ну конечно, не сказал!
      – Но кому-то было известно, кто он и где находится. Ну и кто же, кроме вашей импозантной секретарши, мог это знать?
      Взгляд Чалмерса помрачнел.
      – Я своей секретарше абсолютно доверяю… – Он осекся и его лицо побагровело. – А теперь послушайте, лейтенант! Вам не отвертеться от ответственности – можете не сомневаться. Так что нечего устраивать сцен! Вам было дано задание – охранять его. Никто не мог знать, под каким именем и где он скрывается.
      Клэнси совершенно равнодушно кивнул.
      – Замечательно. Очень скоро вы будете уверять меня, что в него никто не стрелял. А теперь ответьте мне: кто еще мог быть в курсе?
      Чалмерс открыл рот, чтобы что-то сказать, но передумал. Он развернулся к молоденькой медсестре, и к нему сразу вернулась его прежняя надменность.
      – Сестра! Моя фамилия Чалмерс. Я являюсь одним из заместителей прокурора в этом округе. Я хочу видеть врача, который занимается этим пациентом.
      – Он еще в операционной.
      – Он скоро освободится?
      Девушка внимательно посмотрела на него.
      – Этого я вам не могу сказать. Чалмерс взглянул на часы.
      – Ну, в таком случае скажите ему, что я хочу его видеть сразу же после операции.
      Сестра продолжала изучать его холодными серыми глазами. Потом кивнула, дотянулась до телефона и, сняв трубку, тихо заговорила. В тишине маленького вестибюля отчетливо слышалось невнятное бормотание с другого конца провода. Она положила трубку.
      – Дежурная сестра в хирургическом отделении сказала, что только что была в операционной. Она считает, что скоро операция закончится. Она передаст доктору вашу просьбу. Он скоро спустится.
      Чалмерс кивнул.
      – Очень хорошо. Кто он, кстати, и как его зовут? Похоже, в первый раз за все время сестра смутилась.
      – Это доктор Уиллард. Он… – Она взяла себя в руки. – Он наш практикант.
      – Прак… Как, практикант? – Свирепый взгляд заместителя окружного прокурора переместился на стоящего рядом с ним худощавого лейтенанта. – Вы слышали, Клэнси? Вы знали? – Он обратился к сестре: – И почему эту операцию проводил практикант? Почему не штатный хирург? Вы знаете, кто этот пациент?
      Сестра свирепо взглянула на него, в ее симпатичных серых глазах зародился ураган.
      – Это не простая больница, мистер Чалмерс. Это частная лечебница – скорее, санаторий, чем что-либо иное. У нас нет такого колоссального штата, как в больницах вроде «Белльвю», и необходимого оборудования тоже нет. Но доктор Уиллард – замечательный врач. Он проводит операции на самом высоком уровне.
      – На самом высоком уровне? Это практикант-то? Прак-ти-кант? – Чалмерс обернулся к Клэнси. – Лейтенант, вам и за это придется ответить! Если с моим свидетелем что-нибудь случится… – Он протопал к одной из вытянувшихся вдоль стены зачехленных банкеток и чуть ли не рухнул на нее. – Я этого так не оставлю. Я буду сидеть здесь до тех пор, пока не поговорю с этим… мм… практикантом.
      Клэнси холодно смотрел на Чалмерса. «Твой свидетель, – подумал он. – Ты и сам не знаешь, что к чему, но он твой свидетель. Твой трамплин». Лейтенант отвернулся от заместителя прокурора и облокотился на перильца. Сестра сидела, низко наклонив голову и пряча слезы. Громко тикали настенные часы. Чалмерс несколько раз начинал листать журналы, но потом бросал, точно вознамерившись не отвлекать свое внимание от намеченной цели развлекательным чтивом. В помещении стояла гнетущая тишина. Клэнси, облокотившись на перильца, едва не клевал носом.
      Но вот раскрылись двери лифта, и высокий молодой врач устало шагнул на кафельный пол. На шее у него все еще болталась марлевая маска. Он поднял руку и сорвал с головы шапочку, из-под которой вырвались непокорные светлые курчавые волосы.
      – Кэти? Меня кто-то ждет? – Он произнес этот вопрос, словно давая понять, что с большим удовольствием отправился бы сейчас под душ, а потом на боковую, вместо того, чтобы еще целый час тратить на беседу.
      Чалмерс моментально вскочил на ноги. Он поспешно встал между молодым врачом и заваленным бумагами столом.
      – Вы доктор Уиллард?
      – Да.
      – Я заместитель окружного прокурора Чалмерс, а это лейтенант Клэнси из 52-го полицейского участка. Как себя чувствует пациент с огнестрельным ранением? Тот, которого вы сейчас прооперировали.
      Хирург повернулся к сестре с немым вопросом во взгляде. Она чуть заметно кивнула и уткнула глаза в стол. Молодой практикант повернулся и медленно поднял брови.
      – Так, как и бывает в подобных случаях. Он получил ранение в живот и в шею. Несколько дробинок попали в лицо.
      – Он будет жить? Молодой врач ответил не сразу.
      – Надеюсь, да.
      – Вы надеетесь? – фыркнул Чалмерс. – Позвольте вам сказать, мистер: лучше было бы ему выжить! Лучше бы вам об этом позаботиться. Вы знаете, кого сейчас прооперировали? Это Джонни Росси!
      Клэнси задохнулся и, с трудом сдерживая ярость, взглянул на потолок. О, Боже! Да к услугам этого идиота надо прибегать во время забастовок газетных работников – уж он-то разнесет любые новости! Какая уж тут секретность! Молодой хирург побелел.
      – Джонни Росси? Это что, тот самый гангстер?
      – Именно! И так уж случилось, что он… проходит очень важным свидетелем. Так уж случилось, что он… а, черт! Вам-то какая разница! Ему нужно обеспечить надлежащий врачебный уход. И я хочу, чтобы его перевели в приличную больницу!
      Лицо молодого практиканта посуровело при этих оскорбительных намеках. Он сглотнул слюну, стараясь сохранять спокойствие.
      – Сейчас он не транспортабелен. Если вы хотите, чтобы за ним наблюдал другой врач, – это ваше право. Но сейчас его нельзя трогать. Действие наркоза еще не прошло.
      – Тогда я пришлю кого-нибудь утром. – Чалмерс обернулся к Клэнси. – Я требую, чтобы его палату охраняли до тех пор, пока мы его не заберем отсюда.
      Клэнси спокойно смотрел на него.
      – Там находится патрульный. Один из моих людей. Он будет там все время.
      Чалмерс яростно нахлобучил шляпу на затылок.
      – Что ж, похвально. Хотя это все равно, что запирать дверь сарая после того, как лошадь давно украдена.
      Клэнси начал было возражать, но замолчал. Чалмерс двинулся к выходу, но остановился, взявшись за стеклянную створку.
      – Я позабочусь, чтобы утром сюда пригласили надежного врача. Мне не надо говорить вам, джентльмены, насколько это важно! – Его бледные глаза остановились на молодом практиканте. – Кстати, как ваше полное имя?
      Хирург побледнел.
      – Уильям Уиллард. Чалмерс кивнул.
      – Я запомню. Вы несете ответственность за жизнь этого человека. В этом городе, доктор, я пользуюсь некоторым влиянием. Недобросовестное медицинское обслуживание в этом округе может иметь печальные последствия не только для пациентов. Учтите это! Он толкнул дверь и исчез в ночи.
      – Почему он со мной так разговаривает? Я, что ли, стрелял в этого гангстера?
      Клэнси расправил плечи и повернул к нему усталое лицо.
      – Не обращай внимания, сынок. Он громко лает, по не кусается.
      «И как ты сам знаешь, это все пустая брехня», – добавил он про себя.
      – Но послушать его, так это я во всем виноват! Я что, несу ответственность за случившееся? Я сделал все, что мог… Зачем вы вообще прислали его к нам? Почему вы не отправили его в «Белльвю», где ему самое место?
      – Почему? – кисло улыбнулся Клэнси. – Я сам мог бы задать тебе тысячу «почему». Почему, во-первых, этот ублюдок заявился в Нью-Йорк? – Он полез в карман, вытащил сигарету, зажег спичку, но не закурил. Он стоял, нахмурившись, и смотрел на догорающую спичку. – М-да, – сказал он тихо. – Это хороший вопрос. Почему, скажите-ка, этот ублюдок заявился в Нью-Йорк?

Суббота. 7.05

      Клэнси вышел из здания полицейского участка. От него не отставал Капроски. Они сели в машину и помчались к «Аптаун прайвит хоспитэл». Их задержали ранние пробки на улицах «В этом городе с лучшей в мире системой общественного транспорта, – подумал Клэнси, – всегда создается впечатление, что с каждым днем тут все больше и больше людей пользуются личными автомобилями. Или грузовиками. Или велосипедами, или мотоциклами. И где же они все паркуют транспортные средства, если даже я со своим полицейским значком не всегда могу найти место для парковки».
      Капроски глянул на худое лицо лейтенанта.
      – Похоже, тебе так и не удалось поспать, лейтенант.
      – Не удалось, – коротко отозвался Клэнси. – Я из больницы вышел только в половине пятого. Потом вернулся в участок и попытался подремать у себя в кабинете, да в этом проклятом кресле я не могу заснуть.
      – Я тоже. – Капроски сменил тему, осторожно переводя разговор в новое русло. – Как там Росси, лейтенант?
      Клэнси зевнул.
      – Да что с ним сделается? Во всяком случае, мне никто не звонил.
      – Как думаешь, он оклемается?
      – Лучше бы ему оклематься. В любом случае, сейчас мы это выясним. – Клэнси подождал, пока загорится зеленый свет, и пристроился в хвост здоровенному грузовику. – Я только заскочу на минутку, посмотрим, как там дела в больнице, а потом рванем в «Фарнсуорт» и тщательно допросим менеджера. – Он взглянул на рослого детектива. – Тебе что-нибудь удалось обнаружить вчера?
      Капроски покачал головой.
      – Ничего. Я опечатал его номер, обошел все бельевые комнаты и чуланы, прошел по служебной лестнице и через заднюю дверь спустился в подвал. Я даже покопался в их мусорных баках, которые стоят в том вонючем лифте. И ничего.
      – А как насчет других постояльцев?
      – Никто не заселялся туда в течение недели. Черт, да у них пол-отеля пустует. А в тех номерах, что заняты, люди живут уже целую вечность.
      – С менеджером встречался?
      – Конечно. – Капроски смущенно заерзал. – Лейтенант, по-моему, он тут ни при чем.
      – Ни при чем? – Клэнси с любопытством поглядел на него. – Если Чалмерс не врет, менеджер отеля – единственный, кто мог видеть Росси и опознать его. А я не думаю, что Чалмерс врет. Беда его не в собственной тупости – если ты туп, тебе никогда не видать кресла заместителя окружного прокурора. Его беда в личных амбициях. К тому же менеджер – единственный, кто знал, в каком номере остановился Росси. Так почему ты считаешь, что он ни при чем?
      Капроски выглянул в окно.
      – Тебе надо увидеть его своими глазами – сразу поймешь, что я имею в виду.
      – Ну что ж, через несколько минут увижу. Клэнси притормозил перед больницей, припарковал машину слева от «седана» и выключил зажигание. Он внимательно осмотрел две бесконечные вереницы припаркованных машин по обе стороны улицы.
      – Наличие знака «Стоянка запрещена», видимо, производит неотразимое впечатление на обитателей этого фешенебельного района, – сказал он, поморщившись. – Оставайся в машине. Если кто-нибудь отъедет, займи свободное место. Я вернусь через минуту. Только узнаю, как себя чувствует Росси.
      – Конечно, лейтенант. – Капроски сел за руль. Клэнси кивнул и направился к дверям больницы. Он прошел по кафельному полу и приблизился к столу. Дежурила все та же симпатичная медсестра. Клэнси удивленно поднял брови.
      – Как же так, сестра? У вас что, смена длится двадцать четыре часа?
      – Доброе утро, лейтенант. Нет, моя смена длится с полуночи до восьми утра. – Она приветливо улыбнулась. – Прошло всего только четыре часа с… с тех пор, как вы к нам заходили ночью.
      Клэнси усмехнулся и провел ладонью по лицу.
      – Я уже путаюсь во времени. – Он двинулся к лифту и остановился. – Этот молодой практикант… доктор Уиллард тоже еще на дежурстве?
      – Да. Кабинеты врачей на пятом этаже. Хотите, я его вызову?
      – Спасибо, не надо. Сначала я посмотрю, как там наш малыш, а уж потом поговорю с ним. В какую палату его поместили, не знаете?
      – Знаю. В шестьсот четырнадцатую.
      Он зашел в лифт, улыбаясь в знак благодарности сестре, нажал на кнопку, и лифт мягко вознес его на шестой этаж. Двери лифта автоматически раскрылись. Он шагнул из лифта, прошел по освещенному коридору и свернул за угол. Барнет сидел не шелохнувшись на стуле перед дверью палаты, изо всех сил делая вид, что просто отдыхает. Он бросил на приближающегося Клэнси несчастный взгляд и поднялся.
      – Привет, лейтенант! – Здоровенный патрульный огляделся по сторонам. – Господи, ну и дежурство!
      Клэнси сурово посмотрел на него.
      – А что? Какие-нибудь неприятности?
      – Не-а. Просто это далеко не «Белльвю». Можно подумать, что в этом заведении раньше ни разу не видели полицейского. Они смотрят на меня так, словно я какой-то дебил.
      – Ну, Фрэнк, задание есть задание. Нам надо присматривать за этим типом. Скоро его переведут в другое место – как только найдут самое подходящее. Возможно, уже сегодня утром. Надеюсь, где-нибудь за пределами нашего участка.
      – Я тоже надеюсь! – с жаром сказал Барнет и, опомнившись, добавил: —…лейтенант.
      Клэнси улыбнулся.
      – Ну и как он? Барнет пожал плечами.
      – Не имею ни малейшего понятия. Его приходил проведать только доктор – пару раз заходил.
      – И?
      Барнет опять пожал плечами.
      – Он мне не докладывал.
      – Я сам поговорю с врачом.
      Он тихо отворил дверь и, войдя в палату, так же тихо закрыл. Жалюзи были опущены, и в палате стоял полумрак. В дальнем углу на кровати под простыней угадывалась человеческая фигура. Клэнси бесшумно подошел к кровати и заглянул. Забинтованное лицо было чуть повернуто к стене, рот неестественно раскрыт. Клэнси уставился в подушку, потом его лицо помрачнело, и он поспешно приложил два пальца к раскрытым толстым губам. Он похолодел. «О Господи! – подумал он. – О Господи!»
      Лейтенант подскочил к окну и рванул за шнур жалюзи. В комнату ворвался утренний свет. Он вернулся к кровати и стал осматривать накинутую на тело сбитую простыню. Выругавшись, он откинул простыню. Комната купалась в ярких солнечных лучах, которые заиграли на рукоятке большого кухонного ножа, торчащего из груди. Солнечные блики сверкали на медных кольцах деревянной рукоятки ножа, отражаясь от коротенькой полоски стали между телом и рукояткой. С проклятием Клэнси бросился к двери и распахнул ее.
      – Барнет!
      – Да, лейтенант? – Патрульный вскочил, и стул под ним с грохотом упал на пол. Барнет сунул голову в дверной проем. Не спуская глаз со скрючившегося на кровати тела, он вошел в палату. Глаза его расширились и ошалело уставились на торчащий из груди нож.
      – Да кто…
      Клэнси свирепо захлопнул дверь.
      – Вот именно! Кто заходил в палату?
      – Никто, лейтенант! Клянусь – никто!
      Клэнси подбежал к окну и стал рассматривать изогнутый шпингалет: окно было заперто изнутри. Он вернулся к кровати и понизил голос.
      – Барнет, – сказал он угрожающим тоном. – Чем ты тут занимался? Ходил пить кофе?
      – Клянусь Богом, лейтенант! – Лицо гиганта-патрульного посерело. – Я клянусь. Могилой матери. Я даже в сортир не отлучался.
      – Барнет, – сказал Клэнси жестоко. – Кто-то вошел в эту палату и саданул Росси ножом. Кто?
      – Я же говорю, лейтенант. Никто, кроме доктора – пару раз он приходил. И вы.
      Клэнси скрипнул зубами.
      – А откуда тебе известно, что это был доктор?
      – Он был в белой одежде, – сказал Барнет жалобно. – В маске, в резиновых перчатках – ну, точь-в-точь как в телесериалах.
      – Да, похоже на доктора, – сказал Клэнси ехидно, Он испепелял пылающим взглядом перепуганного патрульного. – И оба раза приходил один и тот же доктор? Так?
      Барнет опешил. Он уставился в пол, пряча глаза.
      – Черт, ну вроде да, лейтенант. Трудно сказать. В этих белых одеждах их разве различишь!
      – А когда в последний раз к нему приходил врач?
      – Да не очень давно, – ответил Барнет, пытаясь вспомнить поточнее. – Ну, может, с полчаса. Я не смотрел на часы.
      Клэнси глубоко вздохнул, чтобы успокоиться.
      – Оставайся здесь. Он мертв, и ты его не уберег. Ты уж смотри, чтобы кто-нибудь не спер его труп, пока я не вернусь.
      Он быстро зашагал по коридору. Его каблуки выстукивали быструю дробь по мраморным в прожилках ступеням лестницы. Он спустился на пятый этаж. На лестничной площадке нервно скользнул взглядом по стене влево и вправо и увидел маленькую, но яркую даже на фоне ослепительной белизны больничного коридора электрическую лампочку со стрелкой, которая указывала расположение врачебных кабинетов. Он подошел к нужной двери и решительно толкнул дверь. Доктор Уиллард сидел, задрав ноги на стол, и держал в руке стаканчик с кофе. Он взглянул на вошедшего.
      – Привет, лейтенант. Вы что-то рано. Хотите кофе? – Его рука потянулась к стоящему на столе термосу.
      – Нет, спасибо. – Клэнси оглядел кабинет. Его бесстрастный взгляд вернулся к лицу практиканта. – Как ваш пациент?
      – Нормально. Можно даже сказать, состояние хорошее. Последний раз, когда я его осматривал, он уже приходил в себя. Пульс, дыхание – лучшего и желать нельзя.
      – И давно вы его видели? Молодой хирург взглянул на часы.
      – Ну, что-то около часа назад. – Он отпил кофе. – Хотите, поднимемся и вместе посмотрим на него?
      – Если вам не трудно.
      – Нет, конечно. – Молодой врач допил кофе, поставил картонный стаканчик на стол и опустил ноги на пол. Он взял с полки стетоскоп, повесил себе на шею и поднялся.
      – Он быстро идет на поправку, особенно если учесть, в каком состоянии его к нам доставили, но, между нами, я жду не дождусь, когда его от нас заберут.
      Клэнси не ответил. Он пошел с доктором по пустому коридору. Они поднялись по лестнице на шестой этаж. Молодой практикант молчал. Оказавшись на площадке шестого этажа, они повернули к палате шестьсот четырнадцать. Когда они свернули за угол и увидели вдали дверь палаты, врач удивленно спросил:
      – А где же охранник?
      – В палате.
      Доктор Уиллард посмотрел на своего спутника с недоумением. Он ускорил шаг и, распахнув дверь, вошел. Клэнси за ним. Врач шумно охнул, увидев представшее его глазам зрелище, и бросился к кровати. Его пальцы машинально потянулись к лицу и подняли одно веко. Потом он стал щупать пульс. Доктор выронил безжизненную руку и взялся было за нож, но отдернул ладонь и вытер ее о белую штанину.
      – Он мертв…
      – Это точно.
      – Но он же себя прекрасно чувствовал. Он же… – Хирург не сводил глаз с рукоятки кухонного ножа, чуть приоткрыв рот.
      – Да. – Клэнси наклонился и медленным движением прикрыл убитого. Он отступил на шаг назад и бессознательно потер кончики пальцев друг о друга, словно стирал невидимую грязь.
      – В вашей больнице много врачей?
      – Врачей? Много ли? – Наконец молодой практикант оторвал взгляд от торчащего под простыней ножа. Вопрос его, похоже, удивил.
      – Ну, да! Пусть вас не удивляют мои вопросы и не пытайтесь их анализировать. Просто отвечайте.
      Уиллард рассеянно кивнул.
      – В штате шесть врачей. Я единственный практикант. И единственный, у кого сегодня ночное дежурство. Понимаете, это скорее санаторий, чем обычная больница.
      – Я знаю, – оборвал его Клэнси нетерпеливо. – Если я еще раз услышу об этом, меня стошнит. А как насчет сестер?
      – Что насчет сестер? – не понял Уиллард.
      – Сколько их?
      – А… Не знаю. В ночную смену восемь или девять, наверное. Если это важно, я могу узнать.
      – Это неважно. – Клэнси бросил взгляд на патрульного, с виноватым видом стоящего рядом с кроватью. – Барнет, спустись вниз и позови Капроски. Он в моей машине – она должна стоять либо перед входом в больницу, либо где-то поблизости. Проводи его на пятый этаж к кабинетам врачей. – Он обернулся к практиканту. – Пойдемте, доктор. У нас сейчас состоится небольшая конференция. – Он кивнул на дверь. – Эти палаты запираются?
      Молодой практикант полез в карман, вытащил связку ключей, выбрал один.
      – Запираются, но…
      – Дайте-ка мне ключ от этой.
      Клэнси ждал, пока доктор снимет нужный ключ с кольца. Он взял ключ, вышел в коридор, запер дверь и сунул ключ себе в карман. Барнет ни слова не говоря пошел к лифту, а лейтенант и врач двинулись к лестнице. Войдя в крохотный кабинет, Клэнси стал озираться по сторонам, доктор бессильно опустился на стул. Потом Клэнси взгромоздился на край стола, его лицо приняло задумчивое выражение. Оба сидели и молчали. Наконец в дальнем конце коридора послышались торопливые шаги, дверь распахнулась, и на пороге появились Барнет и возбужденный Капроски.
      – Слушай, лейтенант! Барнет мне все рассказал! Клэнси поднял руку и пресек взрыв красноречия сержанта.
      – Да.
      – Боже ты мой, лейтенант! Что теперь Чалмерс скажет?
      – К черту Чалмерса! – Худощавый лейтенант оглядел всех троих и устало насупился. Он заставил себя сосредоточиться на возникшей проблеме. – Примерно час назад некто в костюме врача вошел в палату и зарезал нашего клиента. Обычным кухонным ножом. И либо его никто не заметил, либо – как и Барнет – никто не обратил на него особого внимания. Для такого фокуса требуется хорошая подготовка, или же тот фокусник просто рисковый малый. Но даже и в этом случае он, должно быть, большой везунчик. – Клэнси обвел собеседников взглядом. – Он точно знал, кто такой Росси, куда его поместили и как к нему можно подобраться. Все произошло за очень короткий промежуток времени. – Он глубоко вздохнул. – Вот что мы имеем… Вот на чем должны основываться наши дальнейшие действия.
      – Дальнейшие действия? – в недоумении переспросил Капроски. – Черт, лейтенант, да какие тут могут быть дальнейшие действия! Как только отдел убийств доложит о случившемся Чалмерсу, его кондрашка хватит. Он такой шум поднимет! Он же с тебя три шкуры спустит.
      – Вот именно по этой причине мы и не будем сообщать в отдел убийств о случившемся, – сказал невозмутимо Клэнси. – Пока не будем.
      Три пары удивленных глаз уставились на него. Он кивнул и достал сигарету, всем своим видом выражая спокойствие, которого не испытывал. Медленно прикурил. Капроски нервно сглотнул слюну, все еще не веря своим ушам.
      – Ты не будешь сообщать об убийстве в отдел? Ты что, лейтенант?
      – Пока не буду, – повторил Клэнси.
      – Но как ты собираешься скрыть такое дело, лейтенант? – Капроски чуть не хныкал. – Ты же сам сказал, что Чалмерс сегодня утром пришлет другого врача для присмотра за ним.
      – Да, верно… – Клэнси затянулся сигаретой и задумчиво уставился на выпущенное изо рта облачко дыма. Он повернулся к побледневшему практиканту. – Доктор, у вас тут есть морг или холодильник, где можно будет подержать тело… сутки?
      Доктор Уиллард облизал губы.
      – У нас нет… нет морга как такового, но есть складское помещение, которым мы иногда пользуемся в таких целях. Там стоит кондиционер…
      – Ну и хорошо. – Клэнси затушил сигарету в пепельнице. – Туда он сейчас и отправится. В этот склад заходят?
      – Почти никогда, но… – Молодой практикант оглядел присутствующих удивленным взглядом. – Мне это совсем не нравится. Я не хочу рисковать головой. А что я скажу врачу, которого пришлет Чалмерс, если тот попросит показать пациента?
      – Вы просто скажете ему, что сегодня утром лейтенант Клэнси пригнал частный санитарный фургон и забрал вашего пациента. А поскольку лейтенант Клэнси полицейский, вы ничего не могли ему возразить… – Он помолчал, раздумывая. – …И разумеется, вы понятия не имеете, куда его отвезли.
      Молодой врач изумился такому предложению.
      – Но почему? Почему я должен ему лгать?
      – Слушайте, доктор, – сказал Клэнси. – Я Чалмерса знаю очень хорошо. Он изжарит заживо меня, вас, весь персонал этой больницы и всякого встречного, если узнает, что тут у вас приключилось. – Он устремил взгляд на врача. – Если бы этим занимался кто угодно, но не Чалмерс, я бы сам первый доложил ему о случившемся. Кстати, для вашего сведения, раньше я ничем подобным не занимался. Лейтенанты полиции так себя не ведут. Но вот теперь наша единственная надежда на спасение – это попытаться во всем разобраться прежде, чем у Чалмерса появится шанс взять свое замшелое весло и взбаламутить воду. В этом случае нам только останется отбрехиваться от его обвинений, и ни у кого не будет времени искать убийцу. – Он замолчал и добавил: – А меня как раз это и интересует.
      Капроски торжественно покачал головой.
      – Право слово, лейтенант. Ты лезешь на рожон. Клэнси взглянул на него. Он уже принял решение.
      – Ну, это же я лезу. Ты мне лучше скажи: разве сейчас я уже не вылез на такой рожон, какого свет не видывал?
      Врач все еще недовольно хмурился.
      – Не нравится мне все это…
      – Послушайте, доктор, – обратился к нему Клэнси. – Я беру на себя всю ответственность, если что. И должен вам заметить, что это единственная возможность отвадить беду от вас и от этой больницы. Вы Чалмерса не знаете. – Он помолчал и передернул плечами. – Вы же его видели. Он возложил на вас ответственность за жизнь Росси. Если он сейчас сюда заявится, нам всем не поздоровится. Этот прокуроришка такой мстительный тип…
      – Только на одни сутки?
      – И ни часом больше. Максимум – сутки. Мне памятник можно будет поставить, если я так долго сумею скрываться от него. А если поднимется буря, обещаю вам: я помогу вам остаться в стороне.
      – Ну ладно! – Голос молодого практиканта звучал без всякого энтузиазма. – Надеюсь, вы сами знаете, что делаете, лейтенант.
      Клэнси изобразил торжествующую усмешку.
      – Ну, значит, нас двое, доктор.
      – Трое, – сказал Капроски.
      Клэнси задумчиво окинул взглядом рослую фигуру детектива.
      – И ты со мной, Кап?
      – С тобой, лейтенант. Это же все из-за меня. Если бы я не опростоволосился в «Фарнсуорте», ничего бы такого не случилось. – Он мотнул головой в сторону молчащего полицейского в форме. – А как Фрэнк?
      – Наш Орлиный Глаз? – кисло улыбнулся Клэнси. – Фрэнк позволил убийце проникнуть в палату, которую охранял. Он будет с нами – это уж наверняка. Не правда ли, Фрэнк?
      Барнет вымученно улыбнулся.
      – Кто, я? Конечно, я с вами, лейтенант. – Он нервно кашлянул. – Черт, я же всегда выполняю ваши приказы. Разве нет?
      Клэнси не ответил. Он уже лихорадочно обдумывал свой план. Затем повернулся, решительно стиснув зубы.
      – Ладно, вот наша программа, доктор. Вы постарайтесь перенести труп в складское…
      – Ключ…
      Клэнси залез в карман, достал ключ и продолжил: —… и смотрите, чтобы вас никто не видел. Ребята вам помогут. Силушка-то у них есть. И не прикасайтесь к трупу руками. Вам ясно? Ничего не трогайте – только перенесите. А потом ты, Капроски, перетряхни эту лечебницу вверх дном.
      – А что искать, лейтенант? Клэнси фыркнул.
      – Белый халат, марлевую маску, перчатки, конечно. Неужели не ясно? И еще – каким путем убийца мог сюда проникнуть и выйти? Разузнай также, не заметили ли ночные сестры кого-нибудь незнакомого. И откуда мог взяться этот нож! – Он обернулся к патрульному. – Барнет, когда закончишь помогать доктору, доложишь в участок. Скажи сержанту, что я перевел Росси в другую больницу и снял тебя с дежурства. Свяжись со Стэнтоном и попроси его подскочить ко мне в отель «Фарнсуорт». Хотя нет. На углу Бродвея и Девяносто третьей, в паре кварталов к востоку от отеля, есть кафешка. Скажи, пусть ждет меня там. Я пошел завтракать. Он взглянул на часы.
      – Пусть будет там через полчаса. – Потом повернулся к практиканту. – Когда придет человек из окружной прокуратуры, доктор, вы знаете, что ему сказать. – Он нахмурился. – А что это за сестра, которая дежурит сегодня внизу?
      – Я с ней поговорю, – сказал молодой врач. – Она… ну, мы с ней как бы обручены…
      – Хорошо. – Клэнси задумался, анализируя свои действия, потом взглянул на практиканта. – А, доктор? Где мы сможем вас найти, если вы понадобитесь?
      – Меня? Да я живу здесь. Когда не сплю, то работаю. И наоборот.
      – Ну и славно. – Клэнси встал. – Поехали, ребята.
      – Право слово, лейтенант, – сказал озабоченно Капроски. – Я надеюсь, что ты…
      – Я знаю, что делаю, – закончил его мысль Клэнси и улыбнулся. – Ну, тогда нас девять.

Суббота. 8.45

      Клэнси отодвинул тарелку, отпил кофе и поставил чашку на столик. Он вынул из кармана сигарету, закурил, глубоко затянувшись, и выпустил струю дыма над грязным прилавком. Потом обернулся к сидящему рядом Стэнтону.
      – Ну, вот такая ситуация. Только не говори мне: «Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь».
      – Ну, тут ты прав, – сказал Стэнтон. – Я очень надеюсь, что ты знаешь, что делаешь. Вот и все. – Он взял свою чашку и уставился в нее, точно разгадка какой-то величайшей тайны покоилась в кофейной гуще на дне. – Значит, наш «голубок» откинул лапки.
      – Наш «голубок»? – переспросил Клэнси.
      – Ну да. Он мне в джин продул шестьдесят с мелочью. Играли под честное слово. Во всяком случае, мы собирались уладить финансовые отношения до вторника. – Стэнтон допил кофе и поставил чашку, едва не грохнув ею об прилавок. – Надо было раньше понять, что слишком уж все хорошо складывается, чтобы так вот закончиться.
      Клэнси горестно покачал головой.
      – У каждого свои печали, – саркастически заметил он.
      – Да-а. – Стэнтон отнесся к своей неудаче философски. – У тебя есть какие-нибудь мысли по этому поводу, лейтенант?
      – Ни одной ясной, – нахмурился Клэнси.
      – Кто бы ни стрелял в него в отеле, он или они знали, что не промазали и что его забрали в больницу. Если, конечно, они крутились там все это время. Тогда они могли узнать, в какую больницу его увезли, прочитав название на санитарном фургоне. Вопрос же в том: кто знал, что он находится именно в этом отеле? Только менеджер. – Он задумчиво взглянул на сержанта. – Вчера звонил кто-нибудь?
      – При мне никто. И без меня никто.
      Клэнси передернул плечами. Он допил кофе, бросил окурок в кофейную гущу и соскочил с табурета.
      – Ну, поехали в отель – запустим маховик.
      Они вышли из кафе, погруженные в собственные мысли, свернули па Девяносто третью и быстро зашагали по людному тротуару, торопясь приступить к работе. Светофор на углу Вест-Энд-авеню задержал их на несколько секунд. На зеленый они перешли улицу и подошли к отелю. На этот раз они вошли через главный вход и оказались в полутемном вестибюле. Здесь они на мгновение замедлили шаг, давая глазам возможность привыкнуть к полумраку, потом прошли по вытоптанному ковру к стойке портье. Старик с копной снежно-белых волос улыбнулся им. Он сидел в кресле-качалке за стойкой. Он кивнул в знак приветствия и попытался было выбраться из качалки. Наконец ему это удалось, и он воззрился на них, положив руки на обшарпанный деревянный прилавок.
      – Артрит, – объяснил он извиняющимся тоном и вздохнул. – Где моя молодость? Было время…
      – Да, – грубовато оборвал его Клэнси. – Мы бы хотели видеть менеджера.
      – Да я и есть менеджер, – сказал старик улыбаясь и подмигнул голубым глазом, точно сморозил удачную шутку. – Я еще и коридорный, и телефонист, и кассир. – Его голос окреп. – Разумеется, у нас есть лифтер. Увы, мне не справиться ни с лифтом, ни с багажом.
      Клэнси удивленно воззрился на него. Ветхий костюм старика был потерт до блеска, и Клэнси давно уже не видел галстука такого фасона, что свисал с его тощей шеи. Впрочем, и пиджак, и галстук были чистенькие и отглаженные. Тут он понял, что имел в виду Капроски.
      – Ясно. Мы можем куда-нибудь зайти и потолковать? Мы оба из полиции.
      – А, это происшествие! – Старик повернул снежную голову и оглядел вестибюль с несчастно-виноватым видом. – А не можем мы потолковать прямо здесь? Понимаете, я послал лифтера с поручением и…
      – Хорошо, – сказал Клэнси спокойно. Он сдвинул шляпу на затылок. – Прежде всего я бы хотел узнать подробнее, кто и когда бронировал номер четыреста пятьдесят шесть. Если вам нужно свериться с книгой, – пожалуйста.
      – Да я и так помню, – поспешно ответил старик. – Я стар, но с памятью у меня все в порядке. Только иногда, знаете, артрит меня беспокоит – особенно в сырую погоду. Так, номер? Мне позвонил некий мистер Чалмерс и забронировал номер. Он сказал, что звонит из приемной окружного прокурора и ему нужен номер для мистера Рэнделла – Джеймса Рэнделла. Он оставил свой номер телефона – служебный и домашний, на тот случай, если мне нужно будет с ним связаться по поводу брони. Но, конечно, у нас в отеле много свободных номеров… – он откашлялся, – в это время года.
      – Ясно, – сказал Клэнси.
      – А когда сегодня ночью случилось это несчастье, конечно, я ему позвонил, – добавил старик.
      – Ясно. Но ведь вы сразу поняли, как только увидели этого Рэнделла, что он – Джонни Росси?
      – Прошу прощения? – В голубых глазах старика было написано удивление.
      – Вы же меня прекрасно слышали. И вам не показалось странным, почему это Джонни Росси под вымышленным именем заселяется именно к вам в отель?
      Голубые глаза приняли скорбное выражение.
      – А чем вам не нравится этот отель? Он, конечно, не новый, с этим я спорить не буду, но у нас тут чисто. Это наша политика! Мы каждый день меняем в номерах белье. Знаете, многие постояльцы живут у нас годами! – Голубые глаза изучали Клэнси. – Я владелец этого отеля, сэр. Уже почти пятьдесят лет. Я и сам здесь живу.
      Клэнси взглянул на тщедушную фигурку за стойкой и почувствовал себя неуютно под осуждающим взглядом голубых стариковских глаз.
      – Я не имею ничего против вашего отеля. Я просто спрашиваю: вас разве не удивило, что такому человеку, как Джонни Росси, захотелось вдруг остановиться именно здесь?
      – Вот вы все твердите: Росси, Росси. Для меня он Рэнделл. А чего мне удивляться? Я не знал этого мистера Рэнделла, или Росси, если вам угодно, но у нас и раньше останавливалось немало важных персон. Очень важных. Так почему бы мистеру Росси у нас не остановиться? У нас тут чисто, у нас приличное место… – Голубые глаза несколько затуманились при воспоминании о ночном происшествии. – А то, что случилось прошлой ночью, сэр, так это первая такая неприятность – за все время.
      Клэнси бросил на него недоверчивый взгляд.
      – Вы не знаете, кто такой Джонни Росси? И никогда о нем не слышали? Вы что, газет не читаете?
      Снежная голова медленно качнулась.
      – Боюсь, не очень часто. Знаете, там такие неприятные вещи печатают. Войны, перестрелки, бомбы… – Морщинистые руки переплелись. – А теперь вот еще эту атомную бомбу придумали…
      Стэнтон склонился над стойкой и взглянул на старика.
      – Вы и радио не слушаете? Голубые глаза просветлели.
      – О, да! Музыкальные передачи и радиопостановки. Я-то знаю: многие считают эти постановки… ну, надуманными – так, кажется, говорят, но мне они нравятся. В них так много житейских проблем. Я люблю радиосериалы. Очень люблю. И знаете, большинство из них исполнено надежды – надо только уметь слушать.
      Клэнси вздохнул и горестно взглянул на Стэнтона.
      – Да. У людей есть немало житейских проблем, это точно. – Он поглядел на старика. – Мы хотим осмотреть этот номер. Один из моих людей, Капроски, ночью опечатал дверь.
      – Да-да, я его помню. Мы с ним виделись. – Голубые глаза улыбались. – Он показался мне очень приятным человеком.
      – Он прелесть! – сказал Стэнтон. – Пошли, лейтенант.
      – Погоди-ка! – Клэнси снова обернулся к старику. – А не было ли звонков в номер, или из номера четыреста пятьдесят шесть?
      – Когда вы вошли, я как раз проверял ночные звонки, – с готовностью сказал старик. Он потянулся к небольшому столику у кресла-качалки и, подхватив записную книжку, начал ее листать. – Четыреста пятьдесят шестой… Так, да. Было два звонка…
      – Два? – Клэнси протянул руку и выхватил книжку из трясущихся пальцев. – Мюррей-Хилл – семь. Черт, это я звонил… Так, а этот из «Аптаун прайвит хоспитэл»… – Он бросил книжку на стойку. – Вчера в четыреста пятьдесят шестой было только два звонка?
      Старик взял книжку и стал разглядывать листы. Он важно кивнул.
      – Да, вчера вечером было только два этих звонка. Паренек, который дежурит тут ночью, очень аккуратный работник. Вчера был и еще один, утром, я как раз уже сидел здесь. Мистер Рэнделл, или мистер Росси, звонил сразу же после того, как к нам въехал.
      У Клэнси загорелись глаза.
      – У вас зафиксирован номер, куда он звонил?
      – Должен быть зафиксирован. – Старик в раздумье наморщил лоб, повернулся к столику и, выдвинув ящичек, вытащил несколько одинаковых записных книжек. Он внимательно их осмотрел и бросил обратно в ящик за исключением одной, с которой обернулся к стойке и стал ее листать. Наконец он остановился и кивнул.
      – Вот. Университет – 6-7887.
      Клэнси взял книжку у него из рук и уставился на записанный номер. Мрачная улыбка тронула его губы. С него мигом слетела усталость.
      – Если не возражаете, я запишу себе этот номер. И будьте добры, соедините меня с телефонной компанией.
      – Пожалуйста.
      Старик проковылял к коммутатору в углу. Он улыбнулся про себя, неуклюже садясь на единственный стул перед панелью. Узловатым пальцем он стал крутить телефонный диск и потом подключил провод в одно из гнезд. Он приложил трубку к уху и вежливо кивнул двум посетителям.
      – Можете снять там трубку…
      Клэнси в знак благодарности склонил голову и схватил трубку.
      – Алло? Пожалуйста, соедините меня с мистером Джонсоном – приемная инспектора. Спасибо. – Он сунул руку в нагрудный карман, нащупал там шариковую ручку, нажал на кнопочку. Ожидая ответа, он придвинул к себе записную книжку.
      – Алло, Джонсон? Это лейтенант Клэнси из 52-го участка. Все отлично, а у вас? Ну и славно. Вы не могли бы дать мне кое-какую информацию? Мне нужно узнать адрес по номеру телефона. Да. – Он взглянул на нацарапанные на листке цифры. – Университет – 6-7887. Да, правильно. Ну, конечно, подожду.
      Он не сводил глаз с телефона. Стэнтон молча стоял рядом и ждал. Старик так и остался сидеть за коммутатором, сложив руки на коленях и глядя на полицейских.
      – Алло? Еще раз… Да, записал. Западная Восемьдесят шестая улица, дом 1210. Квартира какая? – Он быстро писал. – Двенадцать? Один – два, да записал. Огромное спасибо! Да, как-нибудь надо обязательно собраться. Непременно. Спасибо! – Клэнси положил трубку, не сводя глаз с клочка бумаги, потом сложил его и сунул к себе в карман. Он повернулся к Стэнтону. Глаза его сияли.
      – Стэн, тебе придется осмотреть номер одному. Я хочу проверить сейчас эту квартиру. Обследуй там все по полной программе: метки, вещи, одежда, чемоданы! Пошарь под подкладками. Выверни карманы и все, что найдешь, принеси с собой в участок.
      Стэнтон кивнул. Возможный след, на который их вывел телефонный номер, и ему улучшил настроение.
      – Конечно, лейтенант. Я ничего не упущу. Где потом встречаемся?
      – Я буду либо в участке, либо позвоню тебе туда и оставлю записку. А ты жди меня там.
      – О'кей. – Стэнтон задумался. – Если ты вернешься в участок, лейтенант, Чалмерс тебя там тотчас перехватит.
      Клэнси похлопал себя по карману, где лежал листок с адресом.
      – Может, у меня к тому времени что-нибудь для него будет. – Он обернулся к сгорбившемуся за коммутатором старику. – Огромное вам спасибо за помощь. И если вдруг сюда нагрянут репортеры или еще кто и начнут задавать вам вопросы… – Он заметил, как голубые глаза помрачнели.
      – Я вовсе не прошу вас лгать, – успокоил его Клэнси. – Просто говорите, что полиция просила вас никому ничего не рассказывать.
      Старик кивнул, и его голубые глаза просветлели. Клэнси двинулся к двери, отсалютовал менеджеру на прощанье и выбежал на улицу. Старик посмотрел на Стэнтона.
      – По-моему, он тоже очень приятный человек.
      – Да, – сказал Стэнтон, идя к лифту. – Он довольно приятный. Надеюсь, что он также и не менее везучий…

Суббота. 10.10

      Дом 1210 по Западной Восемьдесят шестой улице оказался одной из тех недавно отремонтированных жилых многоэтажек, на реконструкцию которых, во всяком случае, по мнению Клэнси, муниципалитет вечно тратит кучу денег в попытке улучшить и без того шикарное жилье. Клэнси сам вырос в такой же многоэтажке на Сорок третьей улице недалеко от Десятой авеню, и даже невзирая на убогую нищету этого района, он до сих пор с теплым чувством вспоминает приветливые широкие лестницы, прохладу подъезда с высоким потолком и удивительный простор бесконечных холлов на этажах. Та гранитная многоэтажка, вдруг подумалось ему, осталась, кажется, единственным добрым воспоминанием о тех далеких уже днях – там он неизменно находил прибежище от жестокости внешнего мира. Он даже содрогнулся при мысли о том, какими варварскими разрушениями сопровождалась так называемая «реконструкция» жилого дома 1210.
      Он медленно миновал здание, припарковался, вылез из машины и вернулся. Пронзительный крик заставил его поднять глаза – как раз вовремя, чтобы увернуться от резинового мяча, летящего прямо ему в лицо. Мимо него пробежали ребятишки, что-то громко крича и размахивая клюшками. Ну, подумал он с удовлетворением, по крайней мере в хоккей с мячом играют все теми же палками ОТ швабр. Значит, для Нью-Йорка еще не все потеряно.
      Он прошел под полосатым навесом над подъездом, служившим неизменной приметой всех старых многоэтажек после капитального ремонта, с омерзением оглядел крошечный, в стиле рококо, вестибюль и нажал на звонок у таблички «Кв. 12». После короткой паузы загудел зуммер и тяжелая дверь чуть приоткрылась. Он с удивлением уставился в домофон. Даже не спросили, кто здесь. Пожав плечами, он толкнул дверь и вошел в подъезд.
      Как только дверь распахнулась, мимо него прошмыгнул коренастый парень, воспользовавшись, как оно и принято в Нью-Йорке тем, что кто-то из жильцов принимает гостя. Клэнси мельком заметил темный костюм, белую рубашку – «эскот», жидкую бороденку, темные очки под мягкими велюровыми полями шляпы. Вторгшийся в подъезд незнакомец грубо оттеснил его в сторону и скрылся во мраке коридора, ведущего в глубь здания. Весьма в духе времени, злобно подумал Клэнси. Если уж кому-то взбрело в голову превращать эти старинные гранитные чудища в современные жилища, то уж могли бы заранее подумать, какой сброд сюда сразу же полезет!
      Он поднялся наверх, прекрасно зная систему нумерации квартир во всех этих перестройках. Двери на этажах, ведущие в коридор к квартирам, были выкрашены в белый цвет, а двери квартир украшали небольшие декоративные картинки – каждая в своем стиле. На двери квартиры номер 12 на втором этаже красовалась уродливая пара игральных костей – на обеих выпало по шесть очков, – точно зеленые кляксы на розовом фоне. Клэнси поджал губы и постучал. Из-за двери ему сразу ответил приветливый голос, почти совсем не заглушенный тонкой фанеркой, – женский.
      – Входи! Не заперто!
      Он озадаченно поднял брови, повернул дверную ручку и, слегка толкнув дверь, обнаружил, что она и впрямь не заперта. Дверь распахнулась настежь, и его взору открылась светлая комната, со вкусом обставленная, но не слишком загроможденная мебелью. Комната купалась в солнечных лучах, проникавших сюда через большое окно. Эти окна своего детства Клэнси часто вспоминал с тоской. На низкой кушетке в середине комнаты сидела молодая женщина. Перед ней стоял кофейный столик с выстроившейся батареей причудливой формы флакончиков. Руки ее были заняты, халатик рискованно распахнут, обнажая полную грудь, едва умещавшуюся в светленький бюстгальтер. Войдя, Клэнси уставился на нее, а она дернула головой, откинув за плечи светлые волосы.
      – Приветик! Найди себе стул. Я уже заканчиваю. Клэнси медленно стянул с головы шляпу и почесал затылок.
      Если это она таким образом изображала полное признание вины и чистосердечное раскаяние, то тогда он не кто иной, как сам Дж. Эдгар Гувер. Она подняла на него глаза, поймала взгляд, устремленный на ее полуобнаженный бюст, и без особого успеха попыталась запахнуть халат.
      – Слышь, не обращай внимания, папик! Это не продается. Просто у меня еще лак на ногтях не просох… – Она улыбнулась: веселая, беззаботная, доброжелательно-шаловливая улыбка, ослепительно белые зубы. – Чтобы открыть тебе дверь парадного, мне пришлось нажать на кнопку зуммера локтем.
      Клэнси сглотнул слюну и с опаской сел в зачехленное кресло, в котором чуть было не утонул. Он стал наблюдать за ее филигранной работой. У нее привычка, отметил он про себя, кусать кончик языка, когда она сосредоточенно что-то делает. Она опять встряхнула головой, откинув волосы назад, и взглянула на него.
      – Слышь, какая я негостеприимная хозяйка! Может, хочешь выпить? – Она мотнула головой в сторону шкафчика у стены, и от этого движения волосы снова упали ей на лицо. – Там есть все, чего только душа не пожелает. За исключением, пожалуй, аквавита.
      – Нет, спасибо, – сказал Клэнси.
      – Я тебя не осуждаю. Слишком рано. Я сама не пью до обеда, – улыбнулась она. – Закончу через секундочку – последний палец.
      Она совершила крошечной кисточкой очень сложный маневр, сунула ее в одну из бутылочек, закрутила и откинулась назад.
      – Ну вот и порядок. Как тебе?
      Она отвела ладонь в сторону и стала рассматривать плоды своего труда, а потом протянула руку на суд Клэнси.
      – Представляешь, этот лак называется «Морской закат над заливом». Ну и название! Я бы назвала это «Розовый восход»! – Теперь, когда ее руки были не заняты, она запахнула халат на своей изрядной груди и нахмурилась. – Ты опоздал, папик!
      Пи одни мускул не дрогнул на лице Клэнси.
      – Я обычно говорю: лучше поздно, чем никогда. Она расхохоталась.
      – Ты так любишь говорить? Я люблю говорить: сбереженный цент все равно что заработанный. И еще: когда под рукой не окажется гвоздя – потеряешь королевство! – Она откинулась на спинку кушетки, с довольным видом изучая свои ногти. – Но вот чего я никогда не говорю, так это: «Деньги – корень всех бед».
      Она подняла глаза. Клэнси заметил, что они фиалкового цвета. Очень красивая женщина, решил он, и далеко не глупышка.
      – Ну ладно, папик, моя бы воля, я бы все утро просидела тут с тобой да травила поговорки, но мне время некогда терять. Ты принес билеты?
      Клэнси сидел с каменным лицом. Он лишь похлопал себя по нагрудному карману пиджака. Женщина довольно кивнула.
      – Хорошо. Теперь скажи мне, папик, ты сам-то бывал в Европе?
      – Два раза, – ответил Клэнси. Он совершенно успокоился. – Ну, первый раз, как сама понимаешь, с армией генерала Эйзенхауэра, но, пожалуй, это не в счет. – Он не упомянул, что второй раз побывал в другом полушарии, чтобы привезти домой особо опасного преступника-убийцу, да добрался только до лондонского аэропорта, где британская полиция удерживала того парня под стражей.
      Взгляд ее фиалковых глаз смягчился. Она подалась вперед и заговорила почти заговорщическим голосом.
      – И что, там правда так красиво, как все говорят? Ну, знаешь, Копенгаген, Рим, Париж…
      – Очень красиво, – подтвердил Клэнси.
      – Ой, умираю, хочу посмотреть! А ты туда плавал теплоходом?
      Клэнси медленно кивнул, не сводя глаз с ее счастливого лица.
      – Один раз – теплоходом. Один раз – самолетом.
      – И что, это правда здорово, как говорят? То есть я имею в виду теплоходом. Ну, там романтично – и все такое? – Она взглянула на него и расхохоталась немного смущенно. – Наверное, я выгляжу дурой, да только я еще ни разу на теплоходе не плавала…
      – Бывает и романтично… – сказал Клэнси.
      – Надеюсь, они там говорят по-английски? Ну, на теплоходе…
      – В общем – да.
      Она улыбнулась – широкой довольной улыбкой, – вздохнула и встала.
      – Ну ладно, хорошего понемножку, а то я уж тащусь от самой мысли об этом путешествии. Но мне и правда пора бежать. Надо еще в последний момент сделать массу покупок, собрать вещи, так что, если ты дашь мне билеты, папик…
      Клэнси решил, что по этому вопросу уже узнал все, что можно. Он положил шляпу на пол рядом с креслом и откинулся на мягкую спинку, сложив руки на коленях.
      – Билеты, а куда? И для кого? – спросил он мягко. Она вытаращила глаза, опешив на мгновение. Потом ее глаза сузились, губы сжались.
      – Так ты не из турагентства?
      – А я и не говорил, что оттуда, – сказал Клэнси спокойно. – Ты не ответила на мой вопрос.
      – Тогда кто ты и что тебе надо?
      – Фамилия моя Клэнси. – Казалось, он чувствовал себя очень уютно в глубоком кресле, но его глаза пристально наблюдали за девушкой. – Я лейтенант полиции…
      – Поли-иции… – Она обомлела. Но в ее глазах не было ни растерянности, ни страха. Она, похоже, была удивлена, но ничуть не встревожена.
      Клэнси нахмурился. Либо она талантливейшая в мире актриса, либо его единственная ниточка лопнула. Он пожал плечами. Еще одна поговорка к сегодняшней коллекции: взялся за гуж – не говори, что не дюж. Он кивнул.
      – Да-да. И я хочу задать несколько вопросов. Она резко села, лицо ее побледнело.
      – А покажите мне свое удостоверение!
      Клэнси протянул ей бумажник. Она долго изучала его фотографию, потом вернула бумажник.
      – Хорошо, лейтенант. Я понятия не имею, что все это значит, но все равно можете задавать ваши вопросы.
      – Вот и славно. – Клэнси сунул бумажник обратно в карман. – Давайте вернемся к первому моему вопросу: куда билеты? И для кого?
      – Я не могу ответить, лейтенант. – Она смотрела прямо в удивленное лицо Клэнси. – Извините. Тут нет ничего противозаконного. Просто я сейчас не могу отвечать На этот вопрос. – Она заколебалась и потом, словно борясь сама с собой, выдавила слабую улыбку. – По правде говоря, я и сама не знаю, почему меня просили держать это в тайне, но – просьба есть просьба. – Ее улыбка увяла. – В любом случае, я убеждена, что полиции это не касается.
      Клэнси вздохнул.
      – Мы в полиции предпочитаем сами решать, что нас касается, а что нет.
      – Извините, – проговорила она тихо, но непреклонно. – Я не отвечу на этот вопрос. Дальше?
      Клэнси поглядел на нее и пожал плечами.
      – Ну ладно. Пропустим этот вопрос, но только пока. Давайте начнем сначала. Кто вы?
      Фиалковые глаза гневно сузились. Она задохнулась.
      – Вы что хотите сказать, что даже не знаете, кто я, и допрашиваете меня как обыкновенного преступника?
      – Я допрашиваю вас не как преступника, – сказал Клэнси терпеливо. – Я допрашиваю вас как гражданку Соединенных Штатов. Пожалуйста, отвечайте на мои вопросы.
      Она закусила губу, потянулась к лежащей на кушетке сумочке, раскрыла ее, достала и свирепо швырнула ему портмоне. Лейтенант взял портмоне и стал изучать его содержимое. Там были водительские права, выданные в Калифорнии на имя Энн Реник. Маленькая карточка, закатанная в пластик, сообщала, что Энн Реник, двадцать девять лет, пол – женский, рост пять футов шесть дюймов, волосы светлые, глаза фиолетовые. Он повернул карточку тыльной стороной и отметил про себя отсутствие отметок о нарушении правил дорожного движения. Затем достал из кармана записную книжку и сделал там какие-то пометки, после чего вежливо протянул ей портмоне. Она сидела, сжав губы, с гневно пылающими глазами. Вырвала у него из руки портмоне и бросила в сумочку. Клэнси кивнул и стал осматривать комнату.
      – Это ваша квартира?
      – Нет. Она принадлежит моей подружке… – Внезапно ее осенила какая-то мысль. Лицо разгладилось, и она немного успокоилась. – Это как-то связано с квартирой? – Вы давно здесь живете?
      – Два дня. Моя подружка уехала на пару недель и разрешила пожить у нее. Она оставила ключ у дворника. Это имеет какое-то отношение к квартире?
      Клэнси вздохнул. Ему, похоже, было ужасно уютно сидеть в этом кресле, но когда он задал следующий вопрос, его взгляд буквально впился в лицо молодой женщины.
      – Вчера утром вам звонили из отеля «Фарнсуорт»? Он мог поклясться, что удивленное выражение на ее лице было абсолютно естественным.
      – «Фарнсуорт»? Первый раз слышу.
      Клэнси нахмурился. Он легко встал с кресла, подошел к телефону и посмотрел на номер. «Университет – 6-7887». Так, либо старик менеджер неправильно записал номер, с которым его просил соединить новый постоялец, либо тут что-то нечисто. И все же девушка из Калифорнии, как и Джонни Росси. Связь, конечно, хрупкая, это надо признать, потому что то же самое связывает еще несколько миллионов человек в этой стране, но ведь она еще не захотела рассказывать ему о предстоящем путешествии в Европу. Что тоже не Бог весть какое преступление. Ты, кажется, не там ищешь, Клэнси, подумал он и обернулся.
      – А вам вчера утром кто-нибудь звонил? Она закусила губу.
      – Это не ваше дело.
      В груди у Клэнси екнуло: ну, наконец-то! Это был первый сигнал того, что он находится на верном пути. Он продолжал уже более уверенно и настойчиво.
      – Вам что-нибудь говорит имя Джонни Росси?
      И вдруг выражение ее лица разом изменилось, но все-таки это был не страх. Скорее просто осторожность и затаенная тревога.
      – Да, я слышала о Джонни Росси. А что?
      Клэнси взвесил все шансы за и против полной откровенности и решил все ей выложить. Он отошел от столика с телефоном и приблизился к женщине вплотную, заложив руки за спину и не спуская с нее глаз.
      – Вы знали, что вчера утром Джонни Росси здесь, в Нью-Йорке, поселился в отеле «Фарнсуорт» под вымышленным именем? И что сразу же после регистрации он позвонил из отеля в эту квартиру? – Он сделал секундную паузу и продолжал: – И что сегодня ночью неизвестный проник в этот отель и стрелял в него из дробовика?
      Сначала фиалковые глаза смотрели на него невидящим взглядом, потом, когда до нее дошел смысл сказанного Клэнси, она отреагировала именно так, как он и ожидал. Ее лицо смертельно побледнело, фиалковые глаза, устремленные на него, наполнились ужасом и закрылись. Он поначалу решил, что она сейчас упадет в обморок. Ее свежевыкрашенные ногти вцепились в подушки кушетки, спазматически сжались и стали тихо царапать парчовую обивку. Она совсем сникла.
      – Нет, – прошептала она хрипло. – Нет! Я не верю!
      – Верьте! – жестоко сказал Клэнси. – Это правда.
      – Нет! – Ее лицо сморщилось: она едва сдерживала слезы. – Вы лжете. Это подлый розыгрыш. Он бы меня предупредил… Это розыгрыш. Они бы не стали!
      – Кто? – Клэнси хищно склонился над ней и чуть не закричал. – Кто не стал бы?
      Женщина подалась вперед, точно во сне, бессознательно царапая пальцами подушки. Волосы беспорядочными прядями упали ей на лицо, невидящие глаза уставились в пол.
      – Это какая-то ошибка. Они бы не стали. – Она подняла невидящие глаза: она обращалась не к Клэнси, а к какому-то мысленному собеседнику. – Нет, они не могли. Зачем им?
      – Говорите! – грубо крикнул Клэнси. – Кто в него стрелял?
      Ответа не последовало. Молодая женщина, казалось, внимательно рассматривала узор на ковре. Она порывисто вздохнула, пересиливая себя, а потом начала медленно качать головой из стороны в сторону. Тихие стоны скоро затихли. Она положила руки на колени и крепко сцепила ладони. Так она сидела несколько минут, уставившись в пол. Когда же она наконец подняла глаза, ее лицо было совершенно бесстрастным.
      – Что вы сказали?
      – Я спросил: кто стрелял в него? – резко, почти свирепо сказал Клэнси. – Вы же знаете! Кто?
      Она смотрела на него все тем же невидящим взглядом, и, казалось, не слышала вопроса. Она медленно перебирала в уме события, вспоминала, сопоставляла, сравнивала ужасные факты, осознавала собственную беспомощность и наивность. И вот решимость поборола все прочие эмоции. Она устало поднялась и отвернулась от кушетки.
      – Мне надо уйти, – сказала она едва слышно, оглядывая комнату так, точно недоумевая, как это она могла совсем недавно сидеть здесь и беззаботно радоваться. Ее затуманенный взгляд скользнул по Клэнси, точно это был предмет обстановки или напольная лампа у кушетки.
      – Вы никуда не пойдете, – холодно возразил Клэнси. – Вы будете отвечать на мои вопросы. Кто в него стрелял?
      Она удивленно посмотрела на него, оторвавшись от своих дум при звуке его голоса. Ее взгляд снова стал осмысленным, губы чуть сжались.
      – Вы собираетесь меня арестовать, лейтенант? Если так, то по какому обвинению? И где ордер на арест? – она двинулась в спальню. – Мне надо одеться и уйти…
      Клэнси посуровел.
      – Я… – Он осекся, соображая. – Ну ладно, – продолжал он миролюбиво. – Но мы вернемся к этому. Потом. Позже.
      Похоже, она опять о чем-то задумалась.
      – Да, так-то оно будет лучше, лейтенант. Потом. Позже. Когда у меня будет больше времени… – Она отвернулась, нахмурившись, и медленно, как сомнамбула, пошла в спальню, не замечая, что ее халат распахнулся и уже почти волочится по полу.
      Клэнси кивнул ей в спину и быстро пошел к выходу. Он сбежал по лестнице, толкнул тяжелую дверь и поспешил на угол улицы. Его взгляд упал на окно аптеки: телефонная будка примостилась внутри у витрины, так что звонивший мог видеть всю улицу. Он вбежал в аптеку, прошагал мимо прилавка со множеством всех мыслимых товаров, за исключением сугубо аптечных, и втиснулся в телефонную будку. Отсюда ему был хорошо виден полосатый навес над подъездом жилой многоэтажки. Он быстро набрал номер полицейского участка.
      – Алло, сержант? Это лейтенант Клэнси…
      – Лейтенант? Где вы пропадаете? Тут такое творится! Помощник окружного прокурора Чалмерс названивает каждые пять минут. И капитан…
      – Сержант! – рявкнул Клэнси. – Помолчи и слушай! Стэнтон на месте?
      – Только что пришел. Но лейтенант, я же говорю…
      – Послушай меня! Позови Стэнтона.
      В голосе дежурного сержанта послышались нотки смирения.
      – О'кей, лейтенант. Сию минуту.
      Клэнси нетерпеливо ждал, не отрывая глаз от помпезного подъезда дома 1210. На улице между тем игра в хоккей была в полном разгаре, о чем свидетельствовал ребячий гомон. Оборки полосатого навеса развевались под теплым ветерком. Внезапно его оглушил рокочущий голос Стэнтона.
      – Привет, лейтенант! Ну, был я в этом номере и…
      – Потом, Стэнтон! Сейчас я тебя прошу: дуй на угол Коламбус и Восемьдесят шестой. Я здесь в телефонной будке в аптеке на углу. Юго-восточный угол. Я тебя увижу. Давай быстрее!
      Он повесил трубку прежде, чем Стэнтон успел задать вопрос, вышел из тесной будки и подошел к полке, на которой высилась стопка потрепанных телефонных книг. Он вытащил одну и стал листать. Но при этом не спускал глаз с подъезда дома 1210. А может она выйти черным ходом? Может, если захочет лезть через забор: там ни подъездной аллеи, ни пешеходной дорожки. Во всяком случае, он был вынужден положиться на удачу – не может же он находиться сразу в двух местах.
      Вдруг кто-то больно ткнул его в плечо; он обернулся и увидел перед собой полную женщину в брюках и палантине, с негодованием взирающую на него. Он отошел в сторону, дивясь ее замысловатому наряду. Она начала листать том, который он только что держал в руках, что-то гневно бормоча про себя. Клэнси двинулся к журнальному стенду, глядя поверх него па подъезд дома 1210. Где же Стэнтон, черт его дери? Он понятия не имел, сколько времени требуется женщине, чтобы переодеться, но уж ясное дело, не целый день!
      Подъехало такси, из которого выскочил Стэнтон. Клэнси перегнулся через стенд и, рискуя его повалить, постучал по стеклу витрины. Стэнтон обернулся, кивнул и сунул таксисту мелочь. Клэнси, расталкивая покупателей, поспешил к выходу и перехватил Стэнтона в дверях. Лейтенант поволок его от аптеки на угол, где они остановились, укрывшись за зеленым газетным киоском. Клэнси торопливо говорил, не спуская пристального взгляда с полосатого навеса над подъездом.
      – Надо сесть на хвост одной девице, Стэн. Я ее тебе сейчас покажу. Она должна выйти из того дома, с полосатым навесом над подъездом. Зовут Энн Реник, двадцать девять лет, рост пять футов шесть дюймов, блондинка, фиалковые глаза. Такая красоточка – закачаешься. Смотри, не упусти ее ни в коем случае. При любой удобной возможности звони мне в участок. Я буду ждать. А я договорюсь с кем-нибудь из наших женщин агентов – она подстрахует, если девица попробует от тебя оторваться в шляпном магазине, или в сортире, или еще как-нибудь…
      – А она знает, что за ней хвост?
      – Сейчас она ничего не знает. Она немного не в себе и плохо соображает. Я ей, кажется, дал сильную встряску, хотя будь я проклят, если понимаю, чем. Тем не менее она скоро придет в себя и начнет соображать. Эта девчонка не дура, Стэн! – Он схватил сержанта за рукав. – Дело пахнет жареным. Энн Реник точно знает, кто… Погоди! Вот она – только что вышла, смотри – такси ловит! – Клэнси сунул руку в карман. – Вот тебе ключи от моей машины, вон она стоит, сразу за спиной Энн. Иди садись за руль и, как только она поймает такси, поезжай за ней. Смотри, не упусти ее!
      Последние слова были обращены в пустоту. Стэнтон уже пересекал улицу. С деланно-беззаботным видом он прошел мимо женщины, даже не взглянув на нее. Молодая женщина стояла на самой кромке тротуара, подавшись вперед, и нетерпеливо махала рукой проезжающим такси. Ее светлые волосы растрепались на ветру и в них играло солнце. Клэнси, стоя в своем укрытии, увидел, как к навесу подкатило такси. Женщина нагнулась к водителю и стала что-то ему говорить, потом открыла заднюю дверцу и прыгнула на сиденье. Такси отъехало от тротуара. Стэнтон в машине Клэнси тронулся с места и спокойно поехал за ними. Обе машины свернули за угол.
      Клэнси удовлетворенно потер руки. Началось! Наконец-то все сдвинулось с мертвой точки. По крайней мере дело стало вырисовываться из полного тумана, окутавшего его со вчерашнего дня.

Суббота. 12.45

      Клэнси вышел из такси на углу Тридцать девятой улицы и Десятой авеню, расплатился с водителем. Войдя в бар, он быстро направился в глубь зала к телефонам-автоматам. Жаль, что пришлось потерять так много времени и ехать в такую даль, в особенности когда полным-полно работы, но по-другому нельзя было. Сейчас надо хвататься за любую возможность. Он втиснулся в узкую будочку и набрал номер.
      Ему ответил голос, прозвучавший под аккомпанемент ровного перестука бильярдных шаров.
      – Да?
      – Порки, – сказал Клэнси.
      – Щас! – На том конце провода даже не удосужились прикрыть ладонью микрофон, и Клэнси едва не оглох от крика. – Эй, Порки! Тебя к телефону!
      В трубке послышался совсем другой голос – тихое соло на фоне все той же бильярдной мелодии.
      – Слушаю.
      – Порки, я хочу поставить на Бармена. После мгновенной паузы голос произнес:
      – Сколько?
      – Один и четвертачок.
      – И все?
      – И все.
      – Поздновато – для такой маленькой ставки. Голос Клэнси посуровел. Он крепче обхватил телефонную трубку и уставился на нее, точно собирался испепелить своим взглядом невидимого собеседника.
      – Для старого друга – никогда не поздно! Угрожающие нотки в его голосе возымели свое действие.
      – Ладно, старый друг. Твоя ставка принята.
      – Спасибо, – сухо сказал Клэнси.
      Он повесил трубку, поглядел на часы и двинулся в темный угол бара. Он выбрал пустую кабинку между такими же пустыми кабинками, скользнул туда, снял шляпу и вытер вспотевший лоб. «Пожалуй, надо чего-то перехватить, – подумал он. – Времени достаточно». Но странно: мысль о еде не вызвала аппетита. Из-за стойки бара к нему направилась фигура в кожаном фартуке.
      – Пахта, – сказал Клэнси. – Большой стакан.
      – Хорошо. – Фигура в фартуке поплыла обратно к стойке. Клэнси устало потер ладонью лицо, прикрыл глаза и стал ждать.

Суббота. 13.15

      Широко распространенное мнение, будто платные осведомители – это тщедушные, тощие, неопрятные коротышки с заискивающим взглядом, разумеется, само по себе смехотворно. Стукачи, как и всякие профессионалы, бывают разных размеров, форм и весовых категорий, но самые удачливые из них, как правило, весьма общительны, дружелюбны и имеют массу знакомых. Тощим тщедушным грязнулям-коротышкам непросто даже узнать у прохожих точное время, что уж говорить о получении ими важной информации. А важная информация и есть предмет интереса и товар платных осведомителей.
      Отличным примером в этом смысле был Порки Фрэнк – всегда опрятно одетый, смазливый весельчак-толстун, который занимался букмекерством просто ради собственного удовольствия. Бизнес у него был небольшой, но надежный, то есть иначе говоря честный. Успех букмекерского дела ни в коей мере не вводил Порки в искушение бросить карьеру осведомителя: он радовался предоставляемой ему этим занятием возможности общаться с людьми, и это занятие служило прибыльным каналом для распространения получаемой им информации, добывание которой в противном случае обернулось бы пустым расточительством его усилий. А пустое расточительство, как еще в детстве научила Порки его строгая мать, – порок.
      Он вошел в бар легкой походкой, почти вприпрыжку, прошмыгнул в полумраке к задней стене, одарив приятной улыбкой бармена, юркнул в кабинку, сел напротив Клэнси и бросил довольный взгляд на свои дорогие часы.
      – Неплохо. Час пятнадцать ровно. Учитывая, что вы всегда так поздно предупреждаете о встрече, мистер К. К счастью, я не был занят. – Он с изумлением взглянул на стоящий перед лейтенантом стакан с пахтой. – Господи, что это?
      – Пахта.
      Порки даже отпрянул.
      – Так, значит, вы и правда на работе – ни-ни? Клэнси усмехнулся.
      – Хочешь знать правду?
      – Конечно, – ответил Порки. – Правда – единственный вид информации, с которой стоит иметь дело.
      – Ну, тогда правда состоит в том, что за последние двое суток я спал около пяти часов и настолько ослаб, что с одного стакана пива я бы, наверно, скопытился.
      – Ох, ну слава Богу, я сегодня проспал свои законные восемь часов. Самое приятное в моем бизнесе то, что всегда есть время заняться собой. Так что если позволите… – Он махнул рукой официанту, сделал заказ и развалился на сиденье. Клэнси попивал свою пахту и дожидался, пока официант поставит стакан перед его собеседником.
      Порки отпил изрядный глоток, поставил стакан и взглянул на Клэнси.
      – Ну-с, мистер К., и кто же вас интересует?
      – Росси. Джонни Росси.
      Приятное полное лицо заметно напряглось. Порки явно не ожидал, что разговор пойдет на эту тему. Он долго смотрел на лейтенанта задумчивым взглядом, а потом опустил глаза и уставился в свой стакан. Однако когда он вновь поднял взгляд на Клэнси, к нему уже вернулось спокойствие. Он взял стакан и стал вертеть его в руках.
      – А почему вы о нем спрашиваете? Он же очень далек от вашей юрисдикции.
      Клэнси нахмурился. Странно было слышать такое заявление от стукача, особенно такого, как Порки Фрэнк, которого он хорошо знал.
      – С каких это пор тебя беспокоят подобные вещи?
      – Меня? – пожал плечами Порки. Он продолжал рассеянно вертеть стакан. – Меня никогда ничего не беспокоит, за исключением, пожалуй, снайперов. Ну и конечно, неплатежеспособных должников. Просто мне странно, что вы о нем спрашиваете.
      – Почему?
      Порки поднял стакан, отпил и поставил на стол. Он заговорил, точно желая сменить тему.
      – В последнее время много чего болтают. Клэнси сохранял терпение.
      – Например?
      Порки поднял взгляд и выразительно посмотрел Клэнси прямо в глаза.
      – Ну, поговаривают, что в синдикате не все довольны мистером Джонни Росси. Надоел. Возможно, как и вся его семья.
      – Из-за чего-то конкретного?
      – Насколько я слышал – финансы. И еще слышал, что, может быть, на то есть веские причины. Кое-кто поговаривает, что Джонни Росси в школе следовало бы лучше учиться. В особенности – по части арифметики…
      – Садится играть крапленой колодой?
      – Ну, насколько я слышал, – мягко сказал Порки, – тут дело даже не в крапленой колоде. Если слухи верны, он снял колоду, да и забыл выложить на стол что-то около двадцати шести карт.
      Клэнси понимающе кивнул. Похоже на правду, если сравнить с тем, что ему уже известно. Это объясняло многое. Он взглянул на Порки.
      – Ну и как может кто-то из членов организации надеяться, что ему такое сойдет с рук? Неужели у них никто ничего не контролирует?
      – Бухгалтерия находится в Чикаго, – сказал Порки. – Так что требуется время, чтобы все проверить. – Он пожал плечами. – Ну, а как можно в банке растратить кучу денег, да и смыться с ними?
      – Обычно этот номер не проходит, – возразил Клэнси.
      – Ну, насколько я слышал, у Джонни Росси либо пройдет, либо нет.
      Клэнси, услышав это загадочное заявление, нахмурился.
      – А ты слышал из верного источника? Порки посмотрел на него и пожал плечами.
      – Вы же знаете, как оно бывает. В моем бизнесе всегда слышишь уйму всяких новостей, но ведь ни одна новость не поступает заверенная нотариусом. Лично мне думается: верно болтают.
      Клэнси задумался на мгновение.
      – Ты сказал, что синдикат, возможно, имеет зуб на всю семью. А что, брат Пит вместе с Джонни замешан в этом деле?
      – Не знаю. – Порки Фрэнк, похоже, огорчился оттого, что его осведомленность, как выяснилось, имеет свои пределы. – Я слышал, никаких на этот счет признаков нет, но вы же знаете братьев Росси. Эти двое с пеленок были не разлей вода. Я догадываюсь, что бухгалтерия синдиката сейчас в поте лица проверяет и перепроверяет все отчеты, пытаясь найти пропажу.
      – Понятно. И где же сейчас Джонни Росси?
      Этот вопрос застал Порки врасплох. Он, усмехнувшись, взглянул на Клэнси, потом приложился к своему стакану, отпил большой глоток и снова поставил его на стол.
      – Только не надо пудрить мозги, а, мистер К.? Клэнси вспыхнул.
      – Как это понимать?
      Порки смотрел на него невинными глазами.
      – То-то я и удивился, что вы стали обсуждать со мной братьев Росси. Я-то думал, что уж кто-кто, а вы мне сможете сообщить новый адресочек Джонни Росси.
      Клэнси, стиснув зубы, впился в глаза собеседнику.
      – Что, и об этом сплетни ходят? Порки поднял руку.
      – Не о вас, мистер К. Так, просто треп обычный. Свояку сноха шепнула. – Он с любопытством взглянул на Клэнси. – Так у вас там, где вы работаете, тоже есть свои секреты?
      – М-да, – задумчиво сказал Клэнси. Порки иронически поднял густые брови.
      – Вы не желаете сделать заявление для прессы? Клэнси встал. Лицо его потемнело. Не удосужившись ответить на шутку, он надел шляпу и вышел из кабинки.
      – Увидимся!
      – О, мистер К.! – воскликнул Порки обиженно-извиняющимся тоном. – Бармен-то оказывается классный жеребец. Он победил в заезде.
      – Ах, да! – Клэнси порылся в кармане, вытащил несколько банкнот и положил их на стол.
      – Спасибо.
      Порки равнодушно сунул деньги в карман и продолжал сидеть, задумчиво рассматривая свой стакан. Клэнси прошел по полутемному бару на улицу и остановил такси.
      Чтоб этот Чалмерс провалился! Язык без костей! Значит, уже поползли слухи, что полиция где-то прячет Росси. Потрясающе! Садясь в такси, он отогнал эту мысль и попытался осмыслить только что услышанное. А услышал он всего лишь то, о чем уже и сам догадался. Во всяком случае, его догадки отчасти подтвердились. Только отчасти. Появилась всего одна ниточка, подумал он раздраженно. А беда с этими ниточками в том, что по мере того, как их распутываешь, они становятся все тоньше и тоньше… Он вздохнул, откинулся на подушки и закрыл глаза.

Суббота. 14.05

      Увидев Клэнси, устало входящего в дверь участка, дежурный сержант оторвался от своих бумаг. Он бросил лишь один взгляд на осунувшееся лицо лейтенанта и сразу понял, что совершенно бесполезно даже упоминать о непрекращающихся звонках мистера Чалмерса. Бесполезно, а может, даже и небезопасно. «Надеюсь, – повторял про себя сержант, – лейтенант сам знает, что делает».
      Клэнси поймал взгляд сержанта, сразу все понял и улыбнулся.
      – Что, Чалмерс все названивает?
      Взгляд сержанта немного просветлел, но все равно оставался немного смущенным, словно он был тоже виноват в бесконечных звонках помощника окружного прокурора.
      – Да, сэр.
      Клэнси махнул рукой.
      – Кто-нибудь еще звонил?
      – Около десяти звонил Стэнтон, через пятнадцать минут после вашего ухода, – ответил сержант, радуясь, что разговор ушел от Чалмерса. – Я послал к нему Мери Келли. Он звонил из отеля «Нью-Йоркер». Наверное, Мери Келли встретила его там, потому что с тех пор ни он, ни она больше не звонили.
      Клэнси довольно кивнул.
      – А от Капроски есть что-нибудь?
      – Он еще не звонил.
      – Ладно, – сказал Клэнси. Он двинулся было к своему кабинету, но остановился. Хочешь не хочешь, но надо все-таки поесть, а то так и на ногах не удержишься. – Сержант, окажи мне любезность! Пошли кого-нибудь в ресторан на углу – пусть принесут мне ветчину на ломте ржаного хлеба с соленым огурцом и горчицей. И кофе – с сахаром, черный.
      – А я думал, вы ходили обедать, – удивленно отозвался сержант.
      – Да, но забыл взять десерт, – бросил Клэнси и пошел по коридору к своей двери. Он ловко зашвырнул потрепанную шляпу на шкаф, рухнул в кресло и уставился на бельевые веревки за окном. За время его отсутствия комбинезоны сменились вереницей мокрых носков. Он угрюмо воззрился на них. Может, эти чертовы веревки болтаются пустыми только на йом-кипур, подумал он устало. А где же я был на йом-кипур?
      Зазвонил телефон, он потянулся к трубке, вдруг ощутив усталость во всем, ставшем как будто ватным теле. «Я бы себе посоветовал либо немедленно проснуться, либо отправиться спать, – подумал он. – А то в таком состоянии все из рук валится».
      – Да?
      – Лейтенант, – раздался извиняющийся голос сержанта. – Я забыл. Когда звонил Стэнтон, он попросил вам передать, что сегодня утром оставил личные вещи того человека из отеля «Фарнсуорт» в среднем ящике вашего письменного стола. Он там и записку оставил. Он сказал, что не успел вам этого сообщить, когда вы с ним виделись на Восемьдесят шестой улице.
      – Спасибо, – сказал Клэнси. – Я посмотрю, что он там оставил.
      Он положил трубку, отъехал на кресле от стола и выдвинул центральный ящик. Поверх бумажек, заполонивших ящик, лежал коричневый конверт. Он взял его и удивился, что тот такой легкий. Он задвинул ящик, подъехал в кресле к столу и раскрыл конверт. Из него выскользнул бумажник – и больше ничего. Клэнси нахмурился и заглянул в конверт. Ни мелочи? Ни ключей? Ни носового платка? Он покачал головой, вспомнив, сколько барахла всегда напихано по его карманам, и раскрыл бумажник.
      Новенький, дешевый, самый обычный бумажник из кожзаменителя – такие можно купить в любом универмаге любого города – их тысячи и тысячи, и все они похожи как две капли воды. Он стал шарить по крошечным отделениям, но ничего не нащупал. Ни карточки, ни фотографии, ни клочка бумаги, ни даже простой картонной карточки для инициалов и адреса владельца, которыми всегда снабжены такие бумажники.
      Он отстегнул кнопку внутреннего клапана и обнаружил там несколько банкнот и сложенный клочок бумаги. Он вытащил деньги и пересчитал. Две сотенные, четыре пятидесятки, четыре двадцатки, три десятки и две долларовые купюры. Пятьсот двенадцать долларов. Он машинально записал сумму на конверте, потом взял клочок бумаги и развернул. Его губы тронула улыбка, когда он стал читать написанное крупным почерком Стэнтона послание:
      «Вот и все, что я нашел. Я ничего не трогал, но здесь шестьдесят баксов – мои, или были бы моими по справедливости. Но где она, справедливость? Никаких документов при нем не было. Я обыскал всю комнату. В карманах ничего, кроме этого. Ни меток, ни нашивок, ничего. Одна только сумка, вроде тех, что авиапассажирам разрешается брать с собой в самолет, без инициалов, только с надписью „САС“. Наверное, он в ней носил пижаму или халат. Кроме этого – ничего Даже ни одной чистой рубашки нет. Ни смены обуви. Даже пары чистых носков нет. Ничего! Я все оставил, как было, на тот случай, если ты захочешь все сам перепроверить. Стэн».
      Клэнси повертел записку, улыбка растаяла, а лоб покрылся морщинами. Если, как утверждает Стэнтон, нет никаких документов, значит, их и нет. Но полная анонимность была труднообъяснима, в особенности если учесть, что лицо служило основным удостоверением личности этого человека. Даже лишней пары ботинок нет, ни чистой рубашки, ни даже пары носков для смены! «Безносочный Джонни Росси, – подумал Клэнси, – первый подающий в команде „Сан-Квентин“.
      Он еще раз осмотрел бумажник, сунул деньги обратно в кармашек, вложил бумажник в конверт, а конверт положил в ящик. Потом надо будет положить в сейф – но это потом. В любом случае это все бесполезно. Это не зацепка. «Нигде ни одной зацепки, – подумал он удрученно. – Может, если бы я не был сегодня такой квелый, я бы смог заметить то, что лежит у меня прямо под носом. Хороший ночной сон, возможно, помог бы распутать это дело лучше, чем сотня зацепок».
      Опять зазвонил телефон и прервал его раздумья. Он потянулся к трубке, превозмогая зевоту.
      – Да?
      – Лейтенант, тут пришел человек. Он хочет с вами поговорить. – Сержант замялся и продолжал упавшим голосом: – Это Пит Росси…
      Клэнси выпрямился – усталость разом как рукой сняло.
      – Пропусти!
      – Прибыл также ваш сандвич, сэр. – Сержант, похоже, совсем стушевался. – Мне подождать, пока вы освободитесь?
      – Нет, пришли! Я думаю, его не удивит вид жующего человека. – Он положил трубку и задумчиво почесал подбородок. Он вдруг понял, что небрит. Надо побриться, надо купить новый костюм и денька два проваляться в постели. И надо получить ответы на множество вопросов, если я и впрямь собираюсь закончить это дело через двадцать четыре часа. Или в двадцать четыре дня.
      В дверях появился полицейский. Подойдя к столу, положил завернутый в бумагу сандвич и поставил картонный стаканчик с кофе. Он вышел, а в дверном проеме тут же выросла фигура мужчины лет около пятидесяти, с иголочки одетого, но с грубым, легко узнаваемым лицом профессионального бандита, которое не могло скрасить никакое материальное благополучие. Трехсотдолларовый костюм сидел как влитой на широкоплечей фигуре, а пятнадцатидолларовый шелковый галстук чудом сошелся на бычьей шее. «Более ранний и грубый вариант покойного постояльца отеля „Фарнсуорт“, – подумал Клэнси. Сходство было разительным. Коренастый мужчина стоял в дверях и оглядывал небольшой кабинет. Его крошечные глазки скользнули по обшарпанному письменному столу, поцарапанным шкафам, заметили и убогий вид из окна. Он скривил губу.
      Клэнси привстал, протянул руку, придвинул сандвич поближе к себе и начал разворачивать обертку. Он невозмутимо взглянул на стоящего в дверях посетителя.
      – Проходи и садись.
      Росси взял стул у стены, подвинул его к столу и сел. Он огляделся, ища, куда бы положить свою жемчужно-серую шляпу, но потом решил, что собственное колено было наиболее чистым местом для шляпы. Клэнси подавил улыбку при виде этой демонстрации и открыл крышку картонного стаканчика. Крошечные и пристальные, как у рептилии, глазки буравили его.
      – Так, – сказал Клэнси, засовывая в рот сандвич. – Чем могу помочь?
      – Где мой брат? – Голос у Пита Росси был резкий и сиплый и звучал так, словно какой-то недруг поразил его голосовые связки, от чего каждое произнесенное слово давалось ему с трудом и причиняло ужасную боль.
      Клэнси прожевал кусок и отпил кофе. Кофе был холодный и, как всегда, имел привкус горячего картона. Он поднял глаза на посетителя.
      – Ты ошибся дверью, – сказал он спокойно. – Бюро находок дальше по коридору.
      Пит Росси угрожающе сжал челюсти.
      – Ты мне мозги не крути, лейтенант! Со мной – не надо! Я не то, что твои местные карманники! Я Пит Росси. Где мой брат?
      – А с чего это ты решил, что я знаю?
      Тяжелая волосатая рука с ухоженными ногтями взметнулась вверх – гигантское кольцо на мизинце радужно заиграло на свету.
      – Не надо мне мозги крутить, лейтенант. Я только что говорил с Чалмерсом в окружной прокуратуре.
      Где он?
      – А что сказал Чалмерс?
      – Ты знаешь, что сказал мне Чалмерс. Где Джонни? Клэнси отправил в рот еще кусок сандвича и стал медленно жевать. Вкус был отвратительный. Он проглотил и, нахмурившись, отодвинул сандвич в сторону.
      – А не сказал ли тебе, случаем, Чалмерс, что кто-то стрелял в твоего брата из дробовика? И не промахнулся.
      – Да, он мне сказал. Но он также сказал мне, что рана несерьезная. – Тяжелая, точно кусок мрамора, рука легла на стол и сжалась в кулак. – Он также сказал мне, что ты, лейтенант, забрал его из больницы и где-то спрятал. Я хочу знать – где. И зачем.
      Клэнси бросил остатки сандвича в мусорную корзину и с омерзением отставил в сторону картонный стаканчик с кофе. Надо было заказать пахты – картонка не испортила бы ее вкус. Впрочем, на что можно было надеяться, если в этом дурацком ресторане за те десять лет, что он существует, научились делать лишь простейший сандвич – ветчина на куске ржаного хлеба. Он достал из кармана сигарету, закурил и сквозь облачко дыма с любопытством посмотрел на посетителя.
      – Ты давно в Нью-Йорке, Росси?
      – Слушай, лейтенант. Я пришел сюда задавать вопросы, а не отвечать на них.
      – Ответь хотя бы только на этот.
      Хмурый, тяжелый взгляд лейтенанта заставил вдруг посетителя ясно осознать, что он находится в полицейском участке.
      – Пару дней. А что?
      – А что ты делаешь в Нью-Йорке? Наскучило сидеть в Калифорнии?
      – Я приехал на экскурсию, – невозмутимо пророкотал сиплый голос. – Захотелось поглазеть на небоскребы. Ну ладно, лейтенант, хватит тянуть резину. Где мой брат Джонни?
      – Кто тебя надоумил отправиться к Чалмерсу? – продолжал Клэнси. Несмотря на тяжелый пристальный взгляд, в его голосе, похоже, было только равнодушное любопытство. – Что, когда твой братец исчезает, ты всегда начинаешь поиски с канцелярии окружного прокурора? – Его голос неожиданно посуровел. – Или все было наоборот? Это Чалмерс тебя разыскал?
      Маленькие глазки презрительно сверкнули из недр припухших век.
      – В этом городе любят почесать языком. А у меня есть уши. – Слабая улыбка исчезла так же быстро, как возникла, и сменилась свирепым оскалом. – Ну, и где он?
      – Ты мне вот что лучше скажи, – спокойно произнес Клэнси, следя взглядом за спиралью табачного дыма, поднимающегося к потолку. – Про эту стрельбу. Вот твоего брата подстрелили. Кому бы это было нужно, как думаешь?
      Лицо Пита, казалось, было высечено из мрамора.
      – Ошибка, – проскрипел Росси. – Полагаю, произошла ошибка.
      – Что значит ошибка? Ты хочешь сказать, что его приняли за другого? Или ты хочешь сказать, что кто-то пришел в дрянной отелишко, вообразил, будто он в тире, и принял Джонни за «мельницу»? Или за «бегущего кабана»? – Клэнси ласково улыбнулся. – Или за «голубка»?
      Ни один мускул не дрогнул на каменной физиономии гангстера.
      – Произошла ошибка, – повторил Росси.
      – Согласен, – сказал Клэнси безмятежно. – Но вот кто ошибся?
      Росси наклонился над столом.
      – Слушай, лейтенант, не забивай себе голову! – сказал он с нажимом. – Мы найдем того, кто это сделал, и нам не нужны легавые для подмоги. В семье Росси умеют находить решения возникшим разногласиям. Мы сами улаживаем свои неприятности.
      Клэнси удивленно поднял брови.
      – Ты почему-то не учитываешь, что в него стреляли, а стрелять в человека противозаконно. И это, естественно, означает, что полиция должна вмешаться. Но есть и еще одно обстоятельство… – Он пристально посмотрел в глаза посетителю. – Я вот слышал, что семья Росси уж не такая и всемогущая. Я слышал, что они сами уже не могут уладить свои неприятности.
      Маленькие глазки превратились в маковые зернышки. Наступила тишина.
      – У тебя плохо со слухом, лейтенант. И давай оставим эту болтовню. Где мой брат Джонни?
      – Я же сказал тебе, ты ошибся дверью. Обратись в бюро находок.
      Пит Росси на секунду задержал взгляд на усталом осунувшемся лице лейтенанта и встал. Его здоровенные руки прижимали серую шляпу к животу.
      – Кстати, об ошибках – ты только что допустил одну ошибку, лейтенант. – Он изо всех сил старался говорить мягко, насколько это позволял ему хриплый скрипучий голос. – Большую ошибку. У меня ведь есть друзья.
      – Не сомневаюсь, – сказал Клэнси, глядя в тяжелое лицо. – И я не сомневаюсь, что у них есть дробовики…
      Пит Росси открыл рот и закрыл. Глядя на Клэнси ненавидящим взглядом, он прошипел:
      – У, легавый! Грошовый голодранец, легаш поганый! Да мне на тебя тьфу! Я тебя в упор не вижу! – И пошел к двери.
      – Ну зачем ты так… – начал было Клэнси, но сразу осекся, увидев, что обращается в пустоту.
      Он повернулся к окну и стал лихорадочно соображать, что бы мог значить визит Пита Росси. Шеренга сохнущих на веревке носков колыхалась на ветру, словно навевая утешение его измученной душе. «Безносочный Джонни Росси, подумал Клэнси, ввинчивая сигарету в пепельницу. Безносочный Джонни Росси, мальчик на побегушках при команде „Чистилище“.

Суббота. 15.20

      – Лейтенант? Стэнтон на проводе!
      – Отлично. Соедините. – Клэнси отложил рапорт, над которым корпел, и, откинувшись на спинку, стал ждать. Раздался щелчок коммутатора. – Алло! Стэн?
      – Привет, лейтенант.
      – Ты где?
      – В той самой аптеке на Коламбус, где мы встречались сегодня утром. Мери Келли стоит напротив окон ее квартиры, наблюдает. Обсуждает что-то с двумя старушенциями. Похоже, они создают местный общественный комитет за запрещение игры в хоккей в этом районе. Мне отсюда все видно.
      – И?
      – И вот сейчас я повешу трубку и пойду чего-нибудь перекушу. У меня с утра ни минутки не было.
      Клэнси закатил глаза.
      – Ты можешь хоть на полчаса забыть о своем желудке? Куда она пошла? Блондинка?
      – А! – Стэнтон глубоко вздохнул. – Ну, она направилась прямехонько в отель «Нью-Йоркер», нигде не останавливалась. Такси довезло ее до выхода на Тридцать четвертую, и она на всех парах побежала внутрь. Я припарковался на стоянке такси, и мне пришлось посветить своим значком, когда швейцар попытался намылить мне шею. Короче, оставил я там твою колымагу и помчался в отель. И как раз успел заметить, что блондинка села в лифт. Двери закрылись у меня прямо перед носом. Но я же знал, что не должен терять ее из виду, поэтому я зашел в телефонную будку, откуда были видны лифты, позвонил в участок и попросил сержанта прислать кого-нибудь мне на подстраховку, а он сказал: будет Мери Келли.
      – Продолжай! – нетерпеливо приказал Клэнси.
      – Ну, мне пришлось торчать в вестибюле и следить за лифтами. Я даже не мог отойти и допросить лифтера, который отвез блондинку наверх, потому что у них там лифты с двух сторон, и я боялся, что если пойду к тому лифту, она может спуститься на другом лифте, и я ее упущу…
      – Господи ты Боже мой! Дальше!
      – Короче, я решил, что как только появится Мери Келли, я смогу отлучиться и допросить лифтера, но тут смотрю: эта блондинка вылезает из другого лифта – значит, я все-таки был прав – и бежит к почтовой стойке.
      Клэнси нахмурился.
      – К почтовой стойке?
      – Ну да! Она пошла к почтовой стойке и поговорила там с клерком, а потом клерк передал ей конверт. Она сунула конверт в сумочку, достала оттуда другой конверт и отдала его клерку. Маленький такой конверт…
      – Стоп! – Клэнси на мгновение задумался и щелкнул пальцами. – Ну, конечно!
      – Что конечно? – озадаченно спросил Стэнтон. Потом его осенило: – Так ты знаешь, что было в тех конвертах, лейтенант?
      – Кажется, догадываюсь, – сказал Клэнси. – Билеты на теплоход. Вот потому-то она так долго и не выходила из квартиры. А я-то думал: чего она там копается – неужели ей нужно так много времени на переодевание? Теперь все встало на свои места. Она позвонила в турагентство и попросила их доставить билеты в отель. А сама оставила там конверт либо с деньгами, либо с чеком, чтобы посыльный из турагентства его забрал. – Он удовлетворенно кивнул и вспомнил о Стэнтоне. – А потом что?
      – Билеты на теплоход? – спросил пораженный Стэнтон. – Какие еще билеты на теплоход?
      – Неважно. Долго объяснять. Расскажи, что дальше было в «Нью-Йоркере».
      – Так, что дальше… Ну, короче, стою я там, маскируюсь под приезжего зеваку и надеюсь, что Мери Келли не будет телиться и скоро появится, потому что я страшно хотел подойти к тому клерку за почтовой стойкой и спросить у него, что это за конверты, а может, хоть одним глазком взглянуть на тот, что оставила мадемуазель Реник. Как вдруг она, Реник, разворачивается и опрометью несется на улицу. Я даже не знаю, что же мне теперь делать – смеяться или плакать, потому что она мчится к выходу на Восьмую авеню, а я-то машину оставил на углу Тридцать четвертой! И тут я понимаю, что машину придется бросить и брать такси, а Мери Келли будет ломать голову, куда это я запропастился, но, слава тебе, Господи, нам повезло: она обошла отель вокруг и вышла-таки на Тридцать четвертую и там поймала такси. А я прыгнул за руль. Тут как раз и Мери Келли собственной персоной явилась, а у меня ни минутки не было ввести ее в курс дела, и я решил, что «Нью-Йоркер» может подождать. Хватаю Мери Келли, сажаю ее в машину, газую, и мы садимся той на хвост.
      – Передохни, – сказал Клэнси. – Она где-нибудь останавливалась по дороге?
      – Нет. Только знаешь, что она сделала? Она заставила таксиста возить ее вокруг Центрального парка с полчаса. Но не останавливалась и не вылезала. Только каталась по кругу все полчаса. – Он замялся. – И знаешь, лейтенант, ты бы показал свою тачку хорошему механику. А то поршни так стучат, что за милю слышно:
      – Знаю, – сказал Клэнси. – Это все?
      – Все. Она вернулась к себе домой, Мери Келли стоит в квартале от ее подъезда и чешет языком с двумя старушенциями да поглядывает на подъезд. А я вот тебе звоню. И еще собираюсь пойти перехватить сандвич да стаканчик кофе.
      Пока Стэнтон излагал свое намерение, Клэнси размышлял. Он подался чуть вперед, крепче обхватил пальцами телефонную трубку.
      – Ты можешь забыть о своем желудке? Потом поешь! Вот что: пусть Мери Келли стоит на наружном наблюдении. Я сейчас кого-нибудь туда пошлю ей в пару. А ты возвращайся в «Нью-Йоркер». Узнай, на каком этаже она вышла, а потом постарайся узнать у горничной или коридорного, в какой номер она заходила. Если не удастся, узнай по крайней мере этаж, а потом попроси у портье список всех постояльцев на этаже. Проверь имена: Реник, Ренделл, Росси…
      – Все на «Р»?
      – Пока да. Кстати, я вот еще что подумал. Срисуй-ка мне этот список проживающих. А потом спустись вниз и спроси клерка у почтовой стойки обо всем, что он помнит про конверт, – тот, что взяла блондинка. Может, там в углу указан обратный адрес или еще что. И если конверт, который она оставила, все еще там лежит, принеси его. Если они будут выступать, дай мне знать. А если конверт уже забрали, спроси у клерка, не помнит ли он, кому был адресован конверт или по крайней мере кто его забрал.
      – Еще что-нибудь?
      – Это все, что мне пока пришло в голову. Ты все понял?
      – Я-то понял. Я бы поел, конечно, но я понял. – Стэнтон вздохнул. Ему в голову пришла новая мысль. – Кстати, лейтенант, ты нашел тот бумажник в своем ящике, что я тебе оставил?
      – Нашел. Это все?
      – Все. Ни разу в жизни не видел такого чистюли. Сам не знаю, почему я этого сразу не заметил, когда сидел с ним в номере. У него ведь не было даже бритвенных принадлежностей. Даже зубной щетки – и той не было. У него не было даже чистой пары носков на смену!
      – А это просто-напросто означает, – задумчиво произнес Клэнси, – что он и не собирался оставаться там до вторника. – Его глаза сузились. – Может, он даже не собирался оставаться там и до завтра.
      – Хочешь сказать, он собирался сделать ноги? – поразился Стэнтон. – Оставшись мне должным больше шестидесяти баксов?
      – Я же тебе вдалбливал: не играй в азартные игры! Я же тебя предупреждал. Может, он просто забыл, может, у него голова была тогда забита куда более важными вещами.
      – М-да! Мне это сразу показалось. Ну ладно, поеду-ка я в отель.
      – Пожалуйста! – сказал Клэнси. – И звони мне.
      – Ладно. – В трубке послышались короткие гудки. Клэнси сидел, сжимая умолкнувшую трубку, затем несколько раз нажал на рычаг, пока не возник голос сержанта.
      – Сержант, кто сейчас в участке свободен?
      – Квинлевен свободен.
      – Отлично. Пошли его к дому 1210 по Западной Восемьдесят шестой улице, на подстраховку. Мери Келли находится там, на другой стороне, ведет наружное наблюдение. Ей может понадобиться помощь. Пусть он у нее узнает, что надо делать, – она ему все объяснит.
      Клэнси положил трубку и развернулся в кресле к окну, пытаясь соединить разрозненные сведения, которые ему удалось добыть за это время. У него были факты, постоянно всплывали новые, но они что-то пока не склеивались. Он вздохнул. Может, когда позвонит Капроски, может, когда у него будут еще какие-то факты, все прояснится. Он недовольно покачал головой. «Может, ты этот клубок и распутаешь, подумал он с горечью, но не раньше, чем когда кто-нибудь войдет в этот кабинет и положит на стол подписанное признание».
      Он вернулся к своему рапорту.

Суббота. 16.40

      – Лейтенант? Капроски на проводе!
      – Хорошо. – Клэнси отложил ручку и почесал затылок. Он потянулся и расправил плечи, пытаясь избавиться от ломоты в спине. – Кап?
      – Привет, лейтенант!
      – Где ты?
      – Стою на Бродвее. Существенно к северу. На углу Бродвея и Сто восьмой. – Голос Капроски звучал уныло. – Слушай, сколько мне еще кататься на этой карусели?
      – Безуспешно?
      – Ничего, – вздохнул Капроски. – Лейтенант, могу поклясться, я обошел триллион турагентств. Я прочесал все конторы к югу до Коламбус-авеню, а к северу – до Кафедрал-паркуэй и Сто десятой. Это тут в двух кварталах. Там они занимаются только чартерными рейсами до Пуэрто-Рико. И представляешь: я обошел половину из всех имеющихся. Сначала я обходил только крупные. – Капроски чуть не хныкал. – Ты хоть знаешь, сколько турагентств в этом городе? Мама родная! Если бы каждое агентство обслуживало хотя бы по полпассажира, Нью-Йорк летом опустел бы! – Он задумался. – И я бы не стал плакать.
      – А как насчет теплоходных рейсов? Ты проверял компании?
      – Да, я их все обзвонил. Все, чьи теплоходы уходят в Европу, начиная с сегодняшнего дня и на неделю вперед. У меня вскочила мозоль на пальце. Половина из них даже не в курсе, кто их пассажиры. Нам повезло, что они хотя бы знают, куда отправляются их теплоходы. Какие-то там болваны сидят!
      Клэнси нахмурился и погрузился в раздумья. Капроски вторгся в его мысли.
      – И еще вот что, лейтенант.
      – Да? Что? Капроски замялся.
      – Ну, ты мне сам не сказал, но я подумал, почему бы не проверить фамилию Рэнделл вместе с Реник…
      Клэнси выпрямился, мысленно отвесив себе подзатыльник.
      – Слава Богу, хоть у кого-то в этой конторе котелок варит! Ну и?
      – Та же история. Пусто. – Капроски помолчал. – Мне продолжать?
      Клэнси немного подумал.
      – А как насчет Росси?
      – Это идея, – глубокомысленно заметил Капроски. – Как это я не догадался! – Он помолчал. – Во многих агентствах мне показывали списки клиентов. Об этих можно теперь не беспокоиться. Но некоторые из них были филиалами – их конторы расположены в центре. Я могу вернуться и проверить их снова, если хочешь. И еще у меня тут записаны адреса парочки агентств неподалеку отсюда.
      – Может, и стоит, – сказал Клэнси. – У меня уже исчерпались идеи. И время. – Он взглянул на свой рапорт, не видя строчек. – Но ты ведь не проверял по адресу – дом 1210 по Западной Восемьдесят шестой улице? Может, она оставила адрес, когда бронировала билеты?
      – Но я ведь даже не знал ее адреса! – запальчиво возразил Капроски. – Ты же мне не сказал.
      – Я совсем запарился, – сказал Клэнси. – Ты уж прости меня. Мне, естественно, надо было оставить кого-нибудь у ее квартиры и взять того парня, кого она зовет «папик». Он из турагентства. За него Реник приняла меня. – Вдруг до него дошел второй смысл слова «папик», но он сразу отогнал эту мысль и вернулся к интересующей его проблеме. – Она сказала, что он опаздывает, так что, возможно, у нас не было бы времени. А если он пришел позже, она все равно бы ушла. А в-третьих, вообще поздно огорчаться по этому поводу.
      – Какой парень?
      – Неважно. – Клэнси подивился собственной глупости. – Проехали. Я тебя, Кап, прошу только об одном: не останавливайся! Продолжай поиски! Не знаю, что тебе еще сказать.
      – Ну что ж, тогда мы продолжаем, – сказал философски Капроски. – Как говорится, количество часов в сутках можно и увеличить.
      – Но грешно тратить их попусту, – угрюмо отозвался Клэнси.
      – Тратить? Да кто тратит? – возразил Капроски браво. – Я буду звонить, лейтенант!
      – Ну и славно, – сказал Клэнси и бросил трубку на рычаг.
      Он поглядел в окно, разочарованный неудачей Капроски. Его взгляд привлекла бельевая веревка. Однажды эта веревка болталась пустая, и ему ужасно захотелось припомнить, когда это было. На Рождество? На Новый год? В день святого Патрика? Он вернулся к своему рапорту, так и не найдя ответа. «И как это только, – вдруг подумал он при виде исписанных страничек, – полицейские участки умудрялись функционировать до изобретения пишущих машинок, без карандашей, без ручек? Особенно без шариковых ручек. Или, может быть, до той поры, как изобрели служебные рапорты и не надо было исписывать горы бумаги синими, фиолетовыми, красными и черными чернилами, у полицейских оставалось больше времени для поимки преступников? Возможно ли такое? Не имея под рукой шкафов с документацией, ротапринта, шариковой ручки? Да и мусорной корзины?»
      Весьма маловероятно. Весьма. Он снова оттолкнул странички рапорта – на этот раз решительно. Вот посплю вволю, плотно поем, тогда и вернусь к этой писанине, пообещал он самому себе и задумался. События, которые он излагал в этом рапорте, произошли менее тридцати шести часов назад, а их подробности уже начали таять в памяти. Может, все-таки рапорты играют свою существенную роль в. жизни, согласился он. А может, крепкий ночной сон – вот единственный ответ…
      Зазвонил телефон. Он перестал мечтать о мягкой, теплой постели, вернулся в свой обшарпанный кабинет и, тяжко вздохнув, снял трубку.
      – Да?
      – Лейтенант! Опять Капроски!
      – Соедини!
      В ожидании он вытащил помятую пачку сигарет, достал последнюю, сунул в рот и закурил. Скомкал пустую пачку и отправил ее в мусорную корзину.
      В трубке зазвучал голос Капроски, в котором слышалось плохо скрываемое ликование.
      – Лейтенант? Ну, кажется, нам попалась рыбка. Я из того же места, откуда только что звонил. Турбюро «Карпентерс» на углу Бродвея и Сто восьмой. Твоя догадка сработала. Слушай: у этого Пита Росси настоящее имя не Порфирио ли?
      – Точно, – сказал Клэнси, вспомнив. – Но все его зовут Пит. Ну так что?
      – А то, что когда ты предложил еще проверить имя «Росси», – торжествующе продолжал Капроски, – я решил, а почему бы не начать прямо отсюда. И узнал, что они сделали бронь на имя Порфирио Росси и уже доставили билеты.
      Клэнси сощурился.
      – Один или два билета?
      – Один.
      – Куда?
      У Капроски упал голос.
      – Вот тут загвоздка, лейтенант. Билет не на теплоход. На самолет. И не в Европу, а в Калифорнию. В Лос-Анджелес.
      Клэнси оторопело поглядел на телефон.
      – Ты звонишь из агентства?
      – Да, из автомата. Тут у них будка в углу. А что?
      – Спроси, когда был сделан заказ. И на какое число. Когда он улетает?
      – Подожди.
      Трубка умолкла: Капроски оставил ее болтаться на шнуре, а сам отправился узнавать. Когда он заговорил снова, в его голосе уже не было торжествующих интонаций, но зато он выдал полную информацию.
      – Заказ был сделан сегодня около четырех. Меньше часа назад. На сегодняшний ночной рейс. Десять минут первого. «Юнайтед эрлайнз», рейс 825 из «Айдлуайлда». Ему надо зарегистрироваться не позже, чем за полчаса до вылета.
      – Куда доставили билет?
      – Билет послали в отель «Пендлтон». Все дело заняло минуту. Они позвонили туда, выписали билет и отправили его с посыльным. В отеле сказали, что Росси там остановился под своей фамилией.
      Клэнси быстро соображал. Он уже окончательно очнулся. Вот это новость – возможно, самая главная! Он смял в пальцах сигарету и склонился над телефоном.
      – Далеко ли от «Пендлтона» до «Фарнсуорта», не знаешь?
      – От «Пендлтона» до «Фарнсуорта»? Ну, что-то… – Тут Капроски все понял. – Да самое большое – два квартала! Лейтенант, мне пойти туда и взять этого Росси за задницу?
      – Нет, у нас мало оснований. Но вот что ты можешь сделать. Отправляйся в «Пендлтон» и попробуй узнать, был ли Росси у себя в номере прошлой ночью. И если он отсутствовал, то когда вышел и когда вернулся.
      – Ты читаешь мои мысли, лейтенант?
      – Ничего я не читаю, – спокойно сказал Клэнси. – Отправляйся. И позвони, когда все выяснишь.
      – Ладно. Все равно турагентства скоро закрываются. Уже около пяти. – Капроски засмеялся. – Ну, гора с плеч. Еще пять минут – и я бы сам купил билет в Европу.
      – Купи билет в «Пендлтон»! – буркнул Клэнси и бросил трубку.
      Он развернулся в кресле к окну. Небо над крышами жилых домов подернулось серой пеленой сумерек, клонящееся к западу солнце бросало на стены мягкие тени. Итак, Пит Росси заявился в полицейский участок примерно в два пятнадцать и завел свою волынку «где мой братишка», а менее чем через два часа купил себе билет на самолет обратно в Калифорнию. Интересно, очень интересно! Коварный лейтенант полиции умыкнул его любимого раненого братишку неизвестно куда, и мистер Порфирио Росси приходит в участок, грозит кулаком, а потом преспокойненько садится на самолет с чувством выполненного долга. Интересно – это еще слабо сказано. Скорее уж невероятно. Даже «невероятно» не годится для такой ситуации. Невозможно! Вот это самое точное слово: невозможно.
      Он уставился на сгущающиеся сумерки. В окне жилого дома напротив, четко очерченного на фоне темнеющего неба, возник силуэт полной женщины. Она потянулась к бельевой веревке и начала один за другим стаскивать с нее носки и развешивать вместо них застиранные майки. Круглосуточная служба, подумал Клэнси. Вечный двигатель. Где же я был в День Благодарения? А в День Памяти погибших? А Четвертого июля? Безносочный Джонни Росси, водонос специального взвода бестолковых из 52-го участка…
      Он похлопал себя по карманам в поисках сигарет и вспомнил, что недавно выкинул пустую пачку. Со вздохом он стал привычно рыскать по всем ящикам, выдвинул центральный ящик письменного стола, наткнулся на большой коричневый конверт, машинально пошарил среди бумаг. Ничего. Негодующе покачав головой, он задвинул ящик и выдвинул верхний правый. Тот, дойдя до середины, застрял, удерживаемый чем-то внутри. Он запустил ладонь в щель – пальцы нащупали тапочек и сильно прижали его ко дну ящика. Ящик дернулся вперед, и Клэнси запустил руку под стопку белой одежды, чтобы убедиться, не оставил ли он там, случаем, пачку сигарет.
      У него под рукой зашуршали какие-то клочки бумаги – и больше ничего. Разочарованно тряхнув головой, он уже собрался было задвинуть ящик и позвонить сержанту, чтобы тот послал кого-нибудь за сигаретами, как вдруг замер и похолодел.
      Рука его снова юркнула в ящик и выудила оттуда один тапочек. Он стал его разглядывать, потом сунул ладонь внутрь и нащупал скомканный носок. Он машинально бросил взгляд за окно и представил себе батарею носков, раскачивавшихся там весь день. Безносочный Джонни Росси, левый крайний команды… Его рука резко потянулась к телефону.
      – Сержант! Барнет здесь?
      – По-моему, да, лейтенант.
      – Мне надо знать точно, а не по-твоему. Посмотри! А если нет, найди его! И пусть пулей мчится ко мне в кабинет.
      Он положил трубку. Глаза его горели. Ну, конечно! Вот что целый день не давало ему покоя – носки! Он прикрыл глаза, мысленно представляя больничный коридор, полумрак в палате, полицейского охранника, клюющего носом перед дверью на стуле. И темную фигуру, уверенно шагающую мимо охранника: открывается дверь, и нож всаживается в грудь лежащего на кровати. А потом фигура так же легко выскальзывает из палаты. Что там говорил Честертон? Да, и бойлерная. Он там не был, но мог себе ее представить: с современным котлом, возвышающимся над полом, и запиханная под котел одежда, которую сразу можно заметить… Одежда, взятая из шкафчика врача, находящегося в отпуске… И открытая все время дверь на задний двор. И кран, который так вовремя сломался, и его потребовалось срочно починить… Разрозненные факты начали наконец складываться в единую мозаику, появляясь из потаенных глубин памяти, куда он их бессознательно складывал. Теперь все эти фактики послушно выстраивались в ряд, точно солдаты в парадных шеренгах.
      Осторожное покашливание вернуло его в настоящее. Он открыл глаза. Перед ним стоял навытяжку Барнет, взволнованно глядя на него.
      – Вы хотели меня видеть, лейтенант?
      – Да. – Клэнси выпрямился. – Барнет, подумай и вспомни. Вчера, вернее сегодня утром, когда ты сидел под дверью палаты. Сколько раз входил врач?
      – Два раза. Я же говорил.
      – Еще раз скажи. Как он выглядел? Второй. Барнет смутился.
      – Я же все рассказал, лейтенант. На нем был обычный костюм врача: белая куртка, белые брюки, белые тапочки. На голове белая шапочка, на лице марлевая маска.
      – А ты не рассмотрел его волос? Лица?
      – Нет, сэр. Да и, если помните, у них в этой больнице в коридорах такая темень ночью. Они же выключают верхний свет и оставляют только крохотные лампочки на стенах.
      Клэнси кивнул.
      – А перчатки? У него на руках были перчатки? Барнет наморщил лоб, припоминая.
      – Черт, я не помню. А что я утром говорил?
      – Ты сказал: были перчатки. Барнет пожал плечами.
      – Ну, значит, были. Тогда я все это лучше помнил. Если я сказал, что были перчатки, значит, у него были перчатки.
      Клэнси улыбнулся. Это была почти кровожадная улыбка довольного каннибала.
      – Хорошо, Барнет. Все. Спасибо.
      – Черт, лейтенант, извините, что больше не могу ничего припомнить.
      – Ты мне рассказал больше, чем ты думаешь! – ответил Клэнси. Его улыбка увяла. Он уже говорил сам с собой. – Ты мне все это рассказал утром в больнице, но я тебя плохо слушал. Наверное, со мной случился шок. Или приступ идиотизма. – Он вдруг понял, что размышляет вслух, и кинул на патрульного бесстрастный взгляд. – Все, Барнет. Можешь идти.
      – Есть, сэр. – Рослый патрульный помялся и поспешно развернулся на каблуках, торопясь уйти. Клэнси уже нащупал телефонную трубку.
      – Сержант! Мне нужен док Фримен. Возможно, он еще в лаборатории – проверь там в первую очередь. Я подожду у телефона.
      Он откинулся на спинку кресла, держа трубку около уха, снова перебирая в уме цепочку фактов. Оставалось еще множество бессвязных фактов, которые никак не выстраивались в единую цепь, но по крайней мере один элемент этой шарады можно было считать решенным. А за этой разгадкой потянется вся цепь. Может быть… Внезапно его лоб избороздили морщины. «Но ты же понимаешь, старина Клэнси, – сказал он про себя, – что если ты сейчас не ошибаешься, то тогда все дело запутывается еще больше, а?» Он тяжело вздохнул. «Ладно, черт с ним. Давайте-ка по порядку». Он вдруг осознал, что сержант на проводе и уже довольно давно ему что-то говорит.
      – Лейтенант? А, лейтенант? Вы меня слышите?
      – Я здесь, сержант.
      – Я нашел дока Фримена. Сейчас я соединю.
      – Замечательно! – Клэнси вернулся из своего мысленного путешествия в «Аптаун прайвит хоспитэл». Когда сержант переключил линию, в трубке раздался отчаянный приступ кашля.
      – Док? Это Клэнси. Я хочу, чтобы вы взглянули на одного человека.
      Кашель резко прекратился.
      – Он мертвый или живой?
      Клэнси с улыбкой посмотрел на телефонную трубку.
      – В настоящее время он мертв, док. Наступила пауза.
      – Что значит: в настоящее время? – Клэнси почти воочию увидел изумленное лицо собеседника. – Это тот же самый, Клэнси?
      – Тот же самый, док.
      – Вы сообщили в отдел убийств?
      – Нет.
      Наступила более продолжительная пауза.
      – Знаете, Клэнси, – заговорил док таким тоном, точно объяснял элементарную вещь туповатому ребенку, – полицейское управление – это все равно что провинциальный городишко. Все всё друг про друга знают. Особенно, если в дело сует свой нос мистер Чалмерс, который все равно что городской глашатай, так сказать.
      – Слушайте, док. Вы можете мне помочь или нет? На том конце провода глубоко вздохнули.
      – Да я помогу вам, Клэнси. Вы же знаете, что помогу. Но если парень мертв, он же может подождать пару минут. А то я тут как раз окрашиваю предметные стекла.
      – Пусть кто-нибудь другой этим займется, док, – заявил Клэнси твердо. – Он мертв, но ждать не может.
      – Он не может ждать или вы не можете ждать, Клэнси? – мягко спросил док Фримен. – Ладно, дайте я только переоденусь. Где встречаемся?
      Клэнси бросил взгляд на свои часы.
      – «Аптаун прайвит хоспитэл»… – На другом конце провода раздалось удивленное восклицание, но Клэнси не обратил на это внимания. – Нет, погодите. Давайте лучше на углу Девяносто восьмой и Вест-Энд-авеню, в квартале от больницы. – Он замолчал в раздумье. – Капроски и Стэнтон оба на задании. Я бы хотел прийти туда с ними вместе. Попробую перехватить их. Так что давайте встретимся, скажем, через час. В половине седьмого.
      – В половине седьмого? – переспросил печально док Фримен. – А сколько, вы думаете, времени занимает окраска стеклышек?
      – Не имею ни малейшего понятия. Да мне и наплевать. Если у вас есть время – отлично. Можете красить свои стеклышки. Но только будьте на углу Девяносто восьмой и Вест-Энд в половине седьмого.
      – Буду.
      – Ну и славно. Да, и кстати – спасибо, док.
      Клэнси положил трубку и вернулся к своему многострадальному рапорту. Однако мысли его были далеко. Он ждал телефонного звонка с минуты на минуту – либо от Капроски, либо от Стэнтона, либо от обоих сразу. Прошло пятнадцать минут, и он решил, что его бдение бессмысленно. Он встал, стянул пиджак, выдвинул левый верхний ящик и вытащил оттуда табельный револьвер в кобуре. Он перебросил ремни через плечо, покрепче подтянул, достал из кобуры револьвер и открыл барабан. Потом сунул его обратно в кобуру под мышку, надел пиджак и застегнул нижнюю пуговицу. Он взглянул на выдвинутый правый ящик, откуда торчала врачебная белая одежда, и на его губах снова заиграла кривая усмешка.
      Нагнувшись к ящику, он медленно задвинул его, обошел стол и открыл дверь. Внезапно пришедшая в голову мысль остановила его на полпути. Он вернулся к столу и, порывшись в левом верхнем ящике, вынул связку ключей и отмычек. Довольный, что теперь-то он наконец вполне экипирован, Клэнси вышел из кабинета и бодро зашагал по узкому коридору.
      Сержант проводил его взглядом.
      – Ужинать, лейтенант?
      – Просто подышать. Слушай, сержант, у меня для тебя есть задание. Позвони в отель «Пендлтон» и узнай, нет ли там Капроски. У него было достаточно времени найти то, что ему там нужно было найти. Он должен был позвонить. В любом случае я буду ждать его на углу Девяносто восьмой и Вест-Энд-авеню в шесть тридцать. – Он замолчал, обдумывая свои дальнейшие действия. – Если же он все-таки позвонит, передай ему это, но предупреди, чтобы он все в «Пендлтоне» разузнал и только потом уходил.
      – Хорошо, – сказал сержант, записав все в дневник. – Но что если я им позвоню, а мне скажут, что он уже ушел?
      – Это маловероятно. Он должен был прежде позвонить. А потом позвони в отель «Нью-Йоркер». Свяжись с тамошним детективом. Попроси его найти Стэнтона. Он должен быть где-то там: либо где-то на этаже, либо скорее всего у почтовой стойки. А может, у стойки администратора по брони. – Он задумался. – Или в баре. Передай Стэнтону, чтобы он тоже подходил на угол Девяносто восьмой и Вест-Энд как можно скорее. Если нас там уже не будет, пускай ждет при входе в «Аптаун прайвит хоспитэл». На улице, а не в вестибюле. Ты понял?
      – Записал, лейтенант.
      – И то же самое скажи Капроски, если мы разминемся на Девяносто восьмой. На улице! Мы с доком Фрименом будем внутри. А потом у меня для них будет дело. Ты все понял?
      Сержант кивнул. Клэнси устремился к двери, а сержант потянулся к телефону. Когда раздался звонок, Клэнси замер. Он стал слушать, что говорит сержант.
      – Алло? Кто? Нет, мне жаль, мистер Чалмерс. Его сейчас нет на месте. Что? Он не сказал, но, думаю, он ушел ужинать. Да, сэр. Я передал вашу просьбу. Нет, сэр, он обычно ест в разных местах. Да, сэр, я ему обязательно скажу.
      Сержант положил трубку, подождал секунду, потом снова поднял трубку и начал крутить диск. Он даже не поднял глаза на лейтенанта, замершего в дверях. Клэнси улыбнулся и, толкнув вращающуюся дверь, вышел на улицу.

Суббота. 18.35

      Такси, в котором ехал лейтенант Клэнси, резко свернуло к тротуару на углу Девяносто восьмой улицы и Вест-Энд-авеню. Расплатившись с водителем и выйдя из машины, он машинально отметил, что на парковке было свободное пространство по меньшей мере для четырех автомобилей. «Если бы я приехал на своей старушке, – подумал он с горечью, – тут бы яблоку негде было упасть от припаркованных машин». Он отогнал эту мрачную мысль и пересек улицу.
      Со стороны Бродвея показались идущие рядом двое мужчин: док Фримен и Капроски. Приблизившись к лейтенанту, здоровяк-детектив помахал рукой.
      – Привет, лейтенант, я встретил дока на углу. Когда сержант позвонил в «Пендлтон», я как раз заканчивал опрашивать портье. Я выяснил все, что только можно, об этом Росси, лейтенант. Он был…
      – Потом, – обрезал его Клэнси и, повернувшись к коренастому врачу, произнес извиняющимся тоном: – Здравствуйте, док. Извините, что приходится вечно заставлять вас заниматься этими делами…
      – Ну, вы-то не виноваты, – возразил док Фримен. – Это я, дурак старый, позволяю вам вертеть собой как… Так что вы не виноваты. – В руке он держал свой неизменный саквояж. Взяв его в другую руку, он взглянул на часы. – Ну, ладно, давайте-ка двигаться и поскорее закончим с этим делом. Я бы хотел еще сегодня успеть поужинать. Больница на соседней улице, да?
      Клэнси тоже бросил взгляд на часы.
      – Давайте обождем несколько минут. Может, еще Стэнтон появится.
      – Ну тогда слушай про этого Росси, – сказал Капроски, но Клэнси оборвал его взмахом руки. Капроски вытаращил глаза. – Ей-Богу, лейтенант, ты что, не хочешь…
      – Потом, – сказал Клэнси. – Может, Стэнтон ушел из отеля до того, как сержант туда позвонил?
      Он еще не закончил эту фразу, как подкатило такси – прямо к тому месту, где они стояли. Из такси выскочил Стэнтон и, передавая на ходу деньги водителю, захлопнул дверцу.
      – Привет, лейтенант! – сказал он. – Привет, Кап. Привет, док. Ну и что тут у нас? Дружеская встреча? – Он обвел присутствующих взглядом и обратился к Клэнси. – Лейтенант, я узнал все досконально в отеле «Нью-Йоркер»…
      – Потом! – сказал Клэнси со сверкающими глазами. – Все в свое время. Сначала покончим с этим. Так вот: мы идем в больницу, но не через главный вход. Мы войдем через дверь бойлерной. – Он повернулся к Капроски. – Ты знаешь, как туда пройти?
      – Конечно, – сказал Капроски. – Дверь с обратной стороны. Выходит на бетонную площадку, как раз в двух ярдах от въезда для санитарных фургонов. – Он заколебался. – Лейтенант, а что мы там будем делать?
      – Разгоним туман, – сказал Клэнси. – Когда мы войдем… Как пройти в складское помещение, где вы оставили труп?
      – Это в подвале. То есть в полуподвальном этаже. На том же этаже, что и бойлерная и гардероб. Если выйти из бойлерной в коридор, надо повернуть сразу направо. Первая дверь – гардероб, где врачи переодеваются, вторая дверь – склад. – Он нахмурился, припоминая. – Потом кафе – ну, кухня, где они готовят для себя еду…
      – Стоп, – сказал Клэнси. – Все верно. Это на том же этаже через две двери от бойлерной. Это я и хотел узнать. Вот туда мы и пойдем. Я хочу, чтобы док осмотрел тело.
      – Зачем? – изумился Стэнтон. – Что, что-то прояснилось?
      – Да, – сказал Клэнси. – В голове у меня прояснилось. Пошли.
      Они пошли рядом. Клэнси вдруг остановился.
      – Идем по двое. Капроски! Ты и док – идите впереди, мы со Стэнтоном сзади. Нечего нам изображать кордебалет. Или компанию студентов, отправившихся на пирушку.
      – Ну, видно, у меня будет долгая жизнь, – сказал док Фримен. – Я не выглядел студентом даже тогда, когда учился в Колумбийском университете. – Но тем не менее он зашагал рядом с рослым Капроски, а Стэнтон и Клэнси чуть отстали.
      Они пересекли Девяносто седьмую. Перед ними возвышалось здание больницы, которое отличалось от соседних жилых домов только вывеской, уже подсвеченной в наступающих сумерках. Стрелка на белом столбике у кромки тротуара указывала въезд для санитарных фургонов. Капроски и док Фримен как ни в чем не бывало прошли мимо главного входа. Док размахивал своим саквояжем. Клэнси с озадаченным Стэнтоном прошли следом и не раздумывая свернули на въездную аллею.
      Санитарный фургон стоял под навесом на дальнем краю площадки. Ни шофера, ни санитаров не было видно. Капроски, не оборачиваясь, прошел мимо фургона и направился к двери в стене. Подойдя к двери, он ее легко толкнул и вошел. За ним последовали остальные. Клэнси плотно закрыл дверь.
      Когда они вошли внутрь, их обдала волна теплого влажного воздуха. Бойлерная была залита отраженным от кафельных стен ярким светом ослепительно-белых лампочек под потолком. Маленький человечек в чистеньком комбинезоне сидел за крошечным столом и читал газету. Он поглядел на вошедших поверх очков и вскочил, удивленный и разгневанный непрошенным вторжением.
      – Это что такое!..
      Клэнси шагнул вперед, засунул руку в карман, вытащил свой бумажник, раскрыл и показал полицейский значок.
      – Полиция, – сказал он спокойно. – Мы хотим осмотреть помещения.
      Коротышка смутился при виде значка.
      – Вам следовало войти через главный вход, – сердито пробурчал он.
      – А нам захотелось войти здесь, – возразил Клэнси, возвращая бумажник в карман. Он стал озираться вокруг, игнорируя коротышку. – Стэн, останься здесь с ним. Пусть он нас не беспокоит, и не надо, чтобы он вообще побеспокоил кого-нибудь в этом славном заведении. Ты меня понял?
      – Я понял, лейтенант. – Стэнтон навис над коротышкой в комбинезоне. – Все в порядке, приятель. Садись. Читай свою газету. Можешь даже вслух, если хочешь, только не очень громко.
      Человек на секунду задумался и плюхнулся обратно на стул. Стэнтон устроился на углу стола. Клэнси открыл дверь, выглянул в коридор и кивнул. Он вышел в пустынный коридор – за ним док Фримен и Капроски – и двинулся ко второй двери. Она была заперта. Клэнси выудил из кармана связку ключей. Поколдовав несколько минут над замком, он открыл дверь и вошел. За ним последовали остальные. Капроски включил свет и плотно закрыл дверь.
      В помещении было прохладно из-за кондиционера, тихо урчащего под потолком. Здесь было прохладно и влажно и ощущался характерный аромат смерти. Труп лежал на железной каталке, стоящей под углом к полкам на стене. Простыня, покрывавшая тело, неровно вздулась в том месте, где торчал нож. Док Фримен поморщился, уловив острый трупный запах, и оглянулся на лейтенанта, но тот уже быстрым шагом приблизился к телу. Он откинул простыню и отошел, бросив на мед-эксперта взгляд с затаенной надеждой.
      – Это он, док.
      Док Фримен осторожно поставил саквояж на пол и встал рядом с Клэнси. Он дотронулся тыльной стороной ладони до восковой щеки, после чего ущипнул мраморно-холодную кожу двумя пальцами и с отвращением поджал губы.
      – Когда он умер, Клэнси?
      – Приблизительно двенадцать часов назад.
      Док Фримен с удивлением перевел взгляд на лейтенанта.
      – Вы хотите сказать, что он умер вскоре после поступления в больницу?
      – Именно так.
      – И вы только сейчас собрались об этом сообщить?
      – Вы не поняли, док, – нетерпеливо сказал Клэнси. – Я не собираюсь ничего сообщать. Официально. – Он отступил назад и, засунув руки в карманы, продолжал смотреть на лежащее на каталке тело со всевозрастающим напряжением. Когда он снова заговорил, было похоже, что он обращается больше к самому себе, чем к присутствующим. – Как только у меня возникает новая догадка, какой-то умник рушит все мои гениальные гипотезы. Поэтому я хочу раз и навсегда убрать его с моего пути.
      – Так что же вы от меня хотите? – спросил саркастически док Фримен. – Чтобы я выписал свидетельство о смерти и указал там, что причиной смерти стала коронарная недостаточность?
      Клэнси взглянул на него.
      – Я хочу, чтобы вы сказали мне, отчего он умер. Док устремил взгляд на нож, вогнанный в грудь по самую рукоятку, и опять взглянул на Клэнси. Капроски, стоящий рядом с лейтенантом, поглядел на своего начальника так, точно тот внезапно лишился рассудка.
      – Ага, – сказал док. – Теперь понимаю.
      Он снова перевел взгляд на труп, потом со вздохом нагнулся, подхватил с пола пухлый саквояж, поставил его на полку, открыл, достал пару резиновых перчаток и стал их сосредоточенно надевать.
      – А как насчет отпечатков пальцев на рукоятке?
      – Отпечатков быть не должно, – ответил Клэнси уверенно. – Убийца был в хирургических перчатках. Но если хотите, постарайтесь вытащить нож, не касаясь рукоятки.
      – Правильно, – кивнул док Фримен. Он надел перчатки, шагнул к каталке и медленно вытянул нож, ухватившись двумя пальцами за полоску стали между рукояткой и телом. Он пристально осмотрел орудие убийства, потом осторожно отложил его в сторону и, сощурившись, стал изучать рану. Положив ладони на грудь убитого по обеим сторонам от раны, он несколько раз надавил на грудную клетку. Из раны тотчас заструилась кровь. Док кивнул и провел пальцами до края ключицы, прощупывая траекторию проникновения ножа и возможные повреждения внутренних органов. Наконец он надавил на живот и закончил осмотр. Он выпрямился и важно посмотрел на лейтенанта, терпеливо ждущего его вердикта.
      – Я, кажется, вас понял, – сказал док Фримен медленно. – Одно можно сказать с уверенностью. Его сердце перестало биться задолго до того, как его ударили этим ножом. Кто бы ни нанес этот удар, нож всадили в мертвого.
      Клэнси порывисто выдохнул.
      – Так я и думал, – удовлетворенно заметил он. – Именно это я и хотел услышать. А теперь не посмотрите ли вы его огнестрельные ранения, док?
      Док Фримен кивнул. Не отрывая взгляда от трупа, он порылся в саквояже, нашел там ножницы и стал аккуратно разрезать бинты на шее и груди. Терпеливыми пальцами он приподнял хирургический пластырь, наложенный в несколько слоев, и медленно снял повязку с затянувшихся ран. Капроски, заглядывавший ему через плечо, отвернулся, ощутив прилив тошноты.
      – Неплохая работа, – сказал док Фримен. – Я имею в виду хирурга. Да и стрелок свое дело тоже неплохо сделал.
      Он склонился над раной, изучая отчетливые отверстия от дроби и пытаясь вычислить мощность и направление выстрела. Он выпрямился, качая головой.
      – Безнадежно. Ни единого шанса. Только чудо могло спасти этого человека. Если могло.
      Клэнси торжествующе улыбнулся.
      – В таком случае вы согласитесь засвидетельствовать под присягой, что причиной смерти этого человека было проникающее огнестрельное ранение?
      Док Фримен воззрился на своего коллегу.
      – Странно, что вы меня об этом просите, Клэнси. Я бы не стал свидетельствовать, что моя мама употребляет в пищу только кошерную еду, не имея возможности проверить этот факт более тщательно.
      – Док, вы же понимаете, что я имею в виду!
      Док Фримен нахмурился, его маленькие глаза приняли задумчивое выражение.
      – Не знаю, что у вас на уме, Клэнси, но если это вас несколько успокоит, я вам скажу – строго между нами: у меня не вызывает сомнения факт, что причиной его смерти был этот выстрел. Разумеется, необходимо провести дополнительное вскрытие, чтобы установить точную причину смерти.
      – Но это был не нож?
      – Это уж точно, – сказал док Фримен. – Это был не нож. – Он задумался и уточнил свое заявление. – Если, конечно, нет других ран. – Он снова посмотрел на труп.
      – Нет, – сказал Клэнси.
      – Чего-то я не понимаю, – подал голос Капроски. Он ухитрился так встать, чтобы иметь возможность видеть лейтенанта и дока, но не кровавое месиво, обнажившееся после удаления повязок с трупа. – Кому понадобилось всаживать нож в мертвого?
      – Молодому практиканту, доктору Уилларду, конечно, – тихо сказал Клэнси.
      – Но зачем? Если он уже и так умер?
      – Именно потому, что он умер, – сказал Клэнси. – Я совсем недавно это понял. Долгонько мне пришлось ломать голову, чтобы понять, но все же я понял. Пошли – накройте его и пошли. Давайте-ка потолкуем по душам с доктором Уиллардом.
      Док Фримен стащил с ладоней перчатки.
      – А когда мы отправим труп в лабораторию для полного обследования, Клэнси? Это единственный способ выяснить, отчего же он все-таки умер.
      – Скоро, – пообещал Клэнси. – Очень скоро. Пошли.
      Он подождал, пока док соберет свой саквояж, после чего все вышли в коридор. Клэнси закрыл дверь, подергал ручку, чтобы удостовериться, что замок защелкнулся, и зашагал к лифту. Проходя мимо двери бойлерной, он вспомнил о Стэнтоне. Он открыл дверь в заглянул внутрь.
      – Эй, Стэн! Пошли!
      – С удовольствием. Тут такая жара. – Стэнтон направил указательный палец на сантехника в комбинезоне. – А как насчет коротышки?
      – Пусть читает свою газетенку.
      Все четверо двинулись по коридору гурьбой, потом, похоже, поняли, как чудно они смотрятся со стороны, и в ожидании лифта разбрелись по холлу. Клэнси нажал кнопку, и все молча стали слушать тихое шуршание машины, мягко вознесшей их наверх и с легким толчком остановившейся на пятом этаже. Клэнси бросил взгляд на озабоченное лицо дока Фримена и не смог сдержать ухмылки. Он обратился к Капроски:
      – Как будет по-польски «спокойно»? Капроски с недоумением пожал плечами:
      – Это ты у меня спрашиваешь?
      – Ну извини, – сказал Клэнси и, выйдя из лифта, повел группу к врачебным кабинетам. Он распахнул дверь, полагая, что кабинет окажется пуст, но доктор Уиллард сидел за столом, держа в руке термос. Он поднял взгляд, стараясь ничем не выдать своего волнения, и отставил термос. Он обвел глазами вошедших и остановил взгляд на Клэнси.
      – Привет, лейтенант. – Он замялся, дернул рукой, точно собираясь предложить кофе гостям, а потом передумал и откинулся на спинку кресла. Он заговорил, натужно улыбаясь. – Приехали забрать своего клиента?
      Клэнси присел на край стола. Капроски и Стэнтон многозначительно встали у двери. Хирург понял, что это значит. На лбу у него выступила испарина. Клэнси сунул руку в карман за сигаретой, но вспомнил, что сигарет нет. Он вытащил руку из кармана и положил ладонь на бедро.
      – Вы не хотите нам все рассказать, доктор? – спросил он строго.
      Практикант поднял глаза, собираясь уже что-то возразить, но тут же виновато их опустил. Он помотал головой, точно раскаиваясь в собственной глупости.
      – Так вы догадались. Вы обо всем догадывались с самого начала?
      – Я должен был догадаться, – сказал Клэнси. – Но я оказался туп. Я должен был сразу догадаться, когда Барнет сказал мне, что врач дважды входил в палату и оба раза на нем были маска, шапочка и перчатки. Я бы еще мог понять, если вошедший туда во второй раз переоделся в одежду врача, но зачем же появляться в таком виде в первый раз? Врачи не навещают своих пациентов, вырядившись словно на операцию. – Он взглянул на склоненную перед ним голову. – Но даже если допустить, что вы входили к нему дважды при полном хирургическом параде, вы же затолкали весь этот наряд под бойлерный бак, в том числе спортивные тапочки с носками. Знаете, если человек второпях переодевается, – как, скажем, убийца, – очень сомневаюсь, что он так же стал бы менять носки. Не стал бы – если, конечно, человек не переодевается только для того, чтобы его не узнали. На столь долгое переодевание у него просто не было бы времени. Но даже если допустить столь невероятный факт, все равно после переодевания вряд ли он стал бы аккуратно засовывать носки в тапочки. Вот я и предположил, что этой одеждой воспользовался не убийца, а в этом случае оставался только один человек в одежде врача…
      Молодой практикант печально взглянул на него.
      – Я и не знал, что в этих тапках были носки. Я даже и не рассмотрел эти вещи как следует. Я просто…
      – Так я и думал. И еще: кто-то вызвал сантехника починить водопроводный кран наверху – только для того, чтобы в бойлерной никого не было какое-то время и чтобы получить возможность скрыться через бойлерную на улицу. Все это говорило о том, что убийца хорошо знаком и с расположением помещений в больнице, и с распорядком дня служащих, так что вряд ли он там оказался по чистой случайности. – Он вздохнул. – Ну, и что вы нам теперь расскажете, доктор?
      – А что говорить? – горестно пожал плечами практикант. – Он умер. Я понял, что он умирает, когда положил его на операционный стол.
      – Но когда мы встретились внизу в вестибюле, вы говорили мне совсем иное.
      Молодой хирург криво усмехнулся.
      – Этика врача. Этому нас учат в колледже.
      – И тем не менее…
      – Джонни Росси, – продолжал едва слышно молодой врач, рассматривая свои ладони. – Большая шишка в синдикате. И его братец Пит, известный головорез… Я же знал, что он взвалит на меня вину за смерть брата…
      – Вскрытие убедительно показало бы истинную причину смерти, – мягко возразил док Фримен.
      – Показало? Кому? Питу Росси? Гангстеру, который знает одно: его брат поступил в больницу живым, а увезен мертвым? Короче, тогда я думал только об этом. Теперь я понимаю, что совершил ошибку. Но тогда… Особенно когда этот мистер Чалмерс… – Он поднял палец и сказал: «Вы несете ответственность, доктор!..» Я не мог рисковать.
      – Но мне-то кажется, что, осуществив свой план, вы рисковали куда больше! – возразил Клэнси.
      – Вы не понимаете! – воскликнул молодой практикант срывающимся голосом. – Вы же не знаете всего! Я не могу опять оказаться под следствием! – Его глаза сверкнули: он что-то вспоминал.
      – Почему, как вы думаете, я торчу в этой дыре? – продолжал он торопливо. – Выношу за стариками судна, как простой санитар? Я работал в детской больнице в Кливленде. У меня умер пациент, маленький мальчик, не по моей вине. Но разве можно в чем-то убедить родителей? А они были членами совета директоров той больницы. И меня вышвырнули… – Он печально взглянул на Клэнси. – Знаете ли вы, что значит для практиканта быть изгнанным из больницы за профнепригодность? Вы можете себе представить, что это значит? Слава Богу, я получил здесь место – и только потому, что у Кэти хорошие отношения с директором. – Он передернул плечами. – Я вам все это рассказываю, потому что вы бы все равно это выяснили! – По его лицу пробежала страдальческая гримаса. – Если бы мистер Чалмерс узнал, что его пациент умер у меня на столе, и если бы он раскопал ту кливлендскую историю – моя песенка была бы спета… Мне пришлось пойти на это. Иначе я бы все потерял. И зачем вы только отправили его к нам? Почему вы не отвезли его в «Белльвю», где ему самое место?
      Капроски смущенно глядел в стену. Молодой практикант осекся и с обреченным видом поднялся из-за стола.
      – Ладно. Я пойду с вами. Я только переоденусь. Пусть один из ваших людей пойдет со мной и удостоверится, что я не собираюсь сбежать…
      – Вы мне не нужны, – тихо сказал Клэнси. – Сядьте! – Он усадил молодого хирурга в кресло. – Есть соответствующий закон, по которому вы можете понести наказание за совершенное деяние, но, честное слово, мне совсем не хочется его применять, в особенности в отношении врача. Вам сломают профессиональную карьеру, а какое наказание может быть для вас более тяжким? Но я готов предъявить вам обвинение во вмешательстве в деятельность правоохранительных органов. Из-за вас я потерял уйму времени и сил. Но посади я вас сейчас в тюрьму, мне-то какой от этого прок? И если честно, я могу вас понять.
      – То есть вы меня не забираете?
      – Не забираю, – кивнул Клэнси. – Я просто хотел разрешить эту загадку и понять, что Росси подвергся нападению только один раз, а не два раза. Но взамен я бы хотел, чтобы вы подержали труп у себя в складском помещении еще какое-то время.
      – Это все?
      – Это все. Да, и еще я хочу, чтобы вы пока держали язык за зубами.
      Возникшая было надежда во взоре врача угасла.
      – Но им уже все известно…
      – Никому ничего не известно! – начал Клэнси и замолчал, осененный догадкой. – Кому вы рассказали? Кому? – Он соскочил со стола и навис над молодым врачом. – Кому?
      – Мистеру Росси, Питу Росси, его брату, – нехотя ответил врач. – Вот так я понял, что они не отстанут… Он пришел сюда и стал спрашивать, где его брат. Я… не мог ему солгать… Я испугался.
      Наступила тягостная тишина, которую нарушил док Фримен.
      – Великолепно! – сказал он тихо. – Все раскрылось. Ладно, Клэнси, теперь можете сообщить обо всем в отдел убийств.
      – Погодите! – сказал Клэнси. Он выпрямился, лихорадочно размышляя, потом снова склонился над врачом. – В котором часу он был здесь? Этот Пит Росси…
      – Было три часа…
      – Вы показывали ему тело?
      – Да…
      Клэнси кивнул. Глаза его горели.
      – Что он сказал, когда увидел нож?
      – Ничего не сказал. И я ничего не сказал… – Молодой практикант поднял голову. – Но он единственный, кто знает. Я ничего не рассказал мистеру Чалмерсу, когда он приходил сюда утром… Я сказал ему только то, что вы просили…
      Клэнси снова выпрямился. Его холодный взгляд застыл. Все молча смотрели на него.
      – Теперь слушайте, что я вам скажу, доктор, – сказал он, голос его звучал глухо. – Я вам сочувствовал, но вы быстро можете лишиться моего сочувствия. Я снова вам повторяю: никому ни слова! Это мое последнее предупреждение. Если вы заикнетесь об этом хоть одной душе, я предъявлю вам обвинение в осквернении трупа, так что вы даже глазом не успеете моргнуть! Подумайте, что это будет значить для вашей карьеры. – Он развернулся к коллегам. – А теперь пойдемте отсюда.
      И двинулся к двери, но на ходу обернулся.
      – Возможно, вам будет звонить сантехник или вам об этом расскажет кто-то, кому он успел уже нажаловаться. Он скажет, что мы зашли через черный ход и швыряли по служебным помещениям. Можете ему сообщить, что мы проверяли систему отопления, водоснабжения, санитарные условия – все, что придет вам на ум…
      Он не стал ждать ответа и поспешил к лифту. Все четверо доехали до первого этажа в молчании и вышли на улицу под удивленным взглядом дежурной медсестры, которая не могла припомнить, как они вошли.
      – Клэнси, – сказал док Фримен сердито, – как долго вы еще собираетесь ломать эту идиотскую комедию? Позвоните в отдел убийств – пусть они займутся делом. Теперь, когда Питу Росси все известно…
      – Он будет нем, как рыба, – сказал Клэнси уверенно.
      – Почему?
      – Не знаю, но он будет молчать. Если бы он решил раззвонить, он бы давно это сделал.
      – Клэнси, вы переутомились. Вам надо плотно поесть и хорошенько выспаться.
      – Не возражаю, – сказал Клэнси. – Плюс еще хороший подзатыльник. Мне надо было бы научиться внимательно слушать других, даже если со мной разговаривает такой тугодум, как Барнет. У меня полдня ушло на то, чтобы разгадать загадку, ответ на которую сразу можно было найти. Может быть, если бы я допер до этого сразу, мы бы сейчас были в другом месте.
      Капроски, похоже, наконец-то удалось уловить смысл разговора.
      – Значит, если доктор его не убивал, – сказал он, нахмурившись, – мы вернулись к тому, с чего начали. Убийца – тот тип, который шарахнул его в отеле.
      – Верно, – сказал Клэнси.
      – Но нам не известно, кто он.
      – И это правильно. Но бьюсь об заклад: я знаю того, кто знает убийцу. Красотка Реник. Утром я обошелся с ней слишком вежливо, но время церемоний прошло. Сейчас мы едем туда и получим простой ответ на простой вопрос: кто укокошил нашего приятеля Джонни Росси. И почему. – Он обратился к доку Фримену: – Док, спасибо вам огромное. Самое позднее завтра вы получите свой трупик для разделки. А пока я был бы вам признателен, если бы вы забыли, где и как провели сегодняшний вечер.
      Док Фримен улыбнулся.
      – Вы хотите от меня отделаться, Клэнси? Но я остаюсь. Все равно вечер уже пропал.
      Клэнси пожал плечами.
      – Как вам угодно. Ну, пошли.
      Он шагнул на бордюр и поднял руку, пытаясь привлечь внимание проезжающих мимо такси. Яркий свет фар, включенных каким-то очень предусмотрительным водителем, вырвал из сумерек его устало ссутулившуюся худую фигуру.
      Док Фримен выругался сквозь зубы и предпринял последнюю попытку воззвать к благоразумию лейтенанта.
      – Клэнси, вы точно свихнулись! Передайте дело отделу убийств и идите домой отдыхать. Вы же с ног валитесь.
      – Это вы свихнулись, док. Если я сейчас пойду спать, тогда мне самое место проснуться в психушке. Или получить от капитана коленом под зад. И вы это понимаете.
      Подкатило такси. Клэнси потянулся к дверной ручке.
      – Ну, поехали!

Суббота. 20.05

      Они подъехали к дому 1210 по Западной Восемьдесят шестой улице, но Мери Келли нигде не было видно. И Квинлевена тоже. Они вышли из машины, и Клэнси огляделся по сторонам. До их слуха донесся цокот шпилек по асфальту. Со стороны Коламбус-авеню к ним приблизилась женщина, миновала их, ни слова не говоря, и вошла в подъезд небольшого жилого дома напротив. Клэнси кивнул остальным и последовал за женщиной. Мери Келли ждала его в подъезде.
      – Ну что?
      Мери Келли было около сорока лет, у нее было простое, но приятное лицо и довольно невыразительная фигура. Главным достоинством ее внешности были глаза, о чем она не подозревала. Она не понимала, почему никто никогда не называл ее просто «Мери», но всегда «Мери Келли». Еще Мери Келли недоумевала, почему такой милый человек, как лейтенант Клэнси, должен каждый вечер ложиться в холодную постель один.
      И нельзя сказать, что Клэнси не знал о ее отношении к себе. Он заметил, как при виде его усталой фигуры ее карие глаза сразу загорелись нежностью, и повторил свой вопрос с излишней грубоватостью:
      – Ну что? Она дома?
      – Да, она не выходила, – сказала Мери Келли. Она взглянула на зашторенные окна во втором этаже дома напротив. – Свет горит.
      – А где Квинлевен?
      – Он у черного хода – делает вид, что чинит телефонную проводку.
      Клэнси кивнул.
      – Мы зайдем к ней потолковать. Капроски останется с тобой. – Щелкнул замок во внутренней двери, и из холла вышла женщина. Она презрительно посмотрела на беседующих в вестибюле мужчину и женщину, скользнула взглядом по Мери Келли, и ее губы тронула улыбка сочувствия. Клэнси сглотнул конец фразы и приподнял шляпу.
      – Благодарю вас, мэм, за эту информацию. – И быстро последовал за улыбающейся женщиной на улицу. За его спиной раздался грудной голос Мери Келли:
      – Не стоит!
      Он подошел к ожидающим его коллегам.
      – Кап, ты остаешься здесь с Мери Келли. Нечего нам изображать из себя взвод на марше. Стэнтон, ты идешь со мной. – Он обернулся к доку Фримену. – И вы, если хотите.
      Все трое пересекли улицу и вошли в подъезд перестроенной многоэтажки. Они задержались у внутренней двери, пока Клэнси разбирался с замком. Наконец дверь распахнулась, и они поднялись по лестнице на второй этаж. Клэнси остановился перед дверью с парой игральных костей. Из-под плохо пригнанной к косяку двери выбивалась полоска света. Он поднял руку, призывая к тишине, и прислушался. Из квартиры не доносилось ни звука. Он кивнул и забарабанил в дверь. Ответа не последовало. Он нахмурился и стал стучать громче. Ответа не было. Он развернулся и озабоченно поглядел на своих сопровождающих.
      – Может, она в душе, – предположил Стэнтон. Клэнси помотал головой. Стэнтон пожал плечами. – Или в сортир пошла…
      Клэнси поднял руку, вознамерился опять постучать, но, выругавшись чуть слышно, полез в карман за связкой ключей и отмычек. Со второй попытки простенький замок открылся. Клэнси сунул связку ключей в карман, и они вошли. Бросив быстрый взгляд на разгромленную комнату, Клэнси схватил Стэнтона за рукав, оттащил его к стене и захлопнул дверь.
      Они стояли и молча оглядывали комнату. Кругом царил настоящий кавардак. Подушки были сдернуты с кресел и кушетки. Все книги валялись на полу, ящик небольшого столика был выдвинут и висел на волоске пустой. Вытряхнутые из ящика бумаги были разбросаны по ковру. Даже ковер с одной стороны был выдран из-под плинтуса и вывернут изнанкой вверх. Трое вошедших переглянулись. Не сговариваясь, они разделились и пошли осматривать квартиру.
      Кухня была пуста. Клэнси уже собрался выйти, как до его слуха долетел сдавленный возглас Стэнтона. Он развернулся и по темному коридору мимо ванной рванул в спальню. В дверях он столкнулся с доком Фрименом, и они замерли на месте, уставившись на распростертое на постели тело.
      Длинные светлые волосы спутались, точно огромная рука схватила их и свирепо выкрутила, пытаясь выдрать с корнем. Она лежала абсолютно нагая. Полные груди были испещрены многочисленными сигаретными ожогами, которые сбегали по плоскому животу и терялись в паховых волосках. Рот был заклеен клейкой лентой, руки и ноги туго стянуты той же лентой и прочно привязаны к ножкам кровати. Между белых грудей торчал нож. Ручеек крови, уже засохший, тянулся через живот по боку и завершался коричневой лужицей под широкими бедрами. Остекленевшие фиалковые глаза были устремлены в потолок.
      Док Фримен бросился вперед. Стэнтон уже яростно разрывал ленту, которой тело было привязано к кровати. Док отстранил его, мельком пробежав глазами по телу.
      – Оставьте ее. Ничего не трогайте. Она мертва. Потрясенный Клэнси так и остался стоять в дверях.
      Он медленно двинулся вперед и, нахмурившись, глядел на изуродованное тело. Он скрестил руки на груди. Док Фримен тяжело выдохнул.
      – Кто это, Клэнси?
      – Фамилия Реник. Она была… связана с Росси каким-то образом.
      – Каким?
      – Не знаю, – сказал Клэнси упавшим голосом. – Не знаю.
      – Ну вот что, – сказал док Фримен. – Звоните-ка в отдел убийств.
      Клэнси не ответил. Он медленно обвел спальню тяжелым взглядом, словно затаенная ярость, пылающая в его глазах, могла заставить безмолвную мебель выдать какие-нибудь зловещие подробности преступления, совершенного в этой комнате. Один комод у стены был нетронут. Платяной шкаф стоял распахнутый настежь с выдвинутыми ящиками. По полу раскидана одежда. Тут же валялась опустошенная дамская сумочка. Клэнси, прищурившись, кивнул, точно что-то понял.
      – Ну так как? – В голосе дока Фримена звучало нетерпение. – Чего вы ждете? Телефон в соседней комнате. Пусть этим займется отдел убийств!
      – Нет! – упрямо проговорил Клэнси. Он снова взглянул на кровать. – Пока нет.
      – Послушайте, Клэнси, – сказал док Фримен уже злобно. Стэнтон с равнодушным лицом смотрел на них. – Я врач, но я также работаю в полиции. Я свалял дурака там, в больнице. Теперь я сам буду звонить.
      Клэнси оторвал взгляд от кровавого зрелища. Мысли его были, похоже, далеко.
      – Нет, док, не сейчас.
      – Одумайтесь, Клэнси, вы настолько утомлены, что не отдаете себе отчета в своих поступках. У вас же ум зашел за разум. Я вызываю отдел убийств! – Док Фримен двинулся в гостиную, но Клэнси преградил ему путь, положив руку на плечо.
      – Времени нет, док! Неужели вы не видите? Если сейчас в дело вмешается отдел убийств, мы застрянем тут на многие часы. А убийца скроется от нас бесследно.
      – Да о чем вы говорите?
      – Вот о чем я говорю! – Клэнси снял ладонь с плеча дока Фримена и обвел ею комнату. – Вы только посмотрите! Пойдите взгляните на гостиную! Вы говорите, что работаете в полиции. Ну, и что вы скажете по поводу этого бедлама?
      – Убийца, очевидно, что-то искал, – ответил док Фримен, прищурив глаза, и внимательно посмотрел на Клэнси. – Вы хотите сказать: вам известно, что он искал?
      – Ну конечно! – раздраженно ответил Клэнси. – Билеты на теплоход! В Европу. И он их нашел.
      – Билеты на теплоход?
      – Слишком долго объяснять, док, но поверьте мне на слово.
      – А с чего вы взяли, что он их нашел?
      – Взгляните! – сказал Клэнси почти свирепо. – Он разгромил гостиную. И половину спальни. А потом вдруг остановился, не дойдя до этого комода. Почему? Его, конечно, не вспугнули. Мери Келли и Квинлевен все еще ведут внешнее наблюдение. Он остановился, потому что обнаружил то, за чем пришел. Или потому, что она наконец заговорила и сказала, где искать. Вот тогда-то он ее и зарезал. – Он нахлобучил мятую шляпу на затылок, сунул руки в карманы пиджака и заходил кругами. Мозг его напряженно работал. – Вот почему нам нельзя терять ни минуты. Убийца, возможно, уплывает сегодня вечером. – Он замер. – Ну конечно, сегодня вечером!
      – Но почему?
      Клэнси молча уставился в пол, пытаясь сопоставить все имеющиеся у него факты, связать их в цепочку, понять смысл произошедшего.
      – Потому что был сделан заказ на авиабилет, – сказал он наконец убежденно. – Потому что в гостиничном номере не обнаружили ни бритвы, ни чистой рубашки, ни пары носков…
      Док Фримен недоумевающе смотрел на него.
      – Какая связь?
      – Не знаю, – ответил Клэнси. – Но я уверен! Док Фримен покачал головой.
      – Я вас совсем не понимаю, Клэнси. Возможно, вы и правы – как оно часто бывало. А может, и нет. Но я офицер полиции, как и вы. Как и Стэнтон. Отказ сообщить о случившемся в отдел убийств – серьезное служебное нарушение. Вы это знаете не хуже меня.
      – Шесть часов, – задумчиво произнес Клэнси. – Самое большее – еще шесть часов. Потом будет поздно в любом случае. Если дело не прояснится в течение шести часов, я обещаю вам, что доложу о двух убийствах в отдел и одновременно положу свой значок на стол.
      – Нечего вам бросаться своим значком, – возразил док Фримен. – Если вы доложите об убийствах немедленно, самое большее, что вас ждет, это строгач. Но если вы проваландаетесь еще шесть часов, или даже шесть минут, тогда вам действительно придется положить значок на стол.
      Клэнси задумчиво поглядел на него.
      – А убийца тем временем уйдет. Или это уже не имеет значения?
      – Вам решать.
      – А я и решил. Я уверен.
      Док Фримен смерил его взглядом. Наступила пауза.
      – Вы глухого уговорите, Клэнси, – сказал док Фримен. – А я старый дурак.
      – Спасибо, док. – Клэнси обернулся к Стэнтону. – А ты что скажешь, Стэн?
      Стэнтон смотрел на него не мигая.
      – Ну, в сложившейся ситуации я вот что скажу, лейтенант: из этой западни, в которую ты попал, выбраться можно только ползком вперед. Так что я с тобой, лейтенант.
      – Ну и славно. Тогда бегом в участок. Нам надо заняться делом.
      – А что с Мери Келли? – спросил док Фримен. – Вы не хотите узнать у нее, кто входил и выходил?
      – Я узнаю, – сказал Клэнси. – Но позвольте я с ней сам поговорю. Достаточно того, что мы трое увязли в этом дерьме по уши, не надо втягивать сюда еще и Мери Келли.
      – А что, она бы не стала возражать, – сказал Стэнтон. – Ради тебя, лейтенант…
      Клэнси пропустил замечание мимо ушей и бросился к двери. Док Фримен и Стэнтон последовали за ним. Клэнси на ходу выключил верхний свет в гостиной, запер квартиру, и все трое спустились вниз. Выйдя из подъезда, они перешли на другую сторону улицы. К ним тут же подошли Мери Келли и Капроски. Мери Келли взглянула на темные окна квартиры.
      – Она спит, – спокойно сказал Клэнси. Он всмотрелся в лицо сотрудницы 52-го участка. – К ней сегодня кто-нибудь приходил?
      – Я наблюдала за подъездом. Люди входили и выходили, – сказала Мери Келли и сделала недовольную гримаску. – Не знаю, заходил ли кто-то из них к ней. Я не обращала на них особого внимания. Ведь мне об этом никто ничего не сказал. – Она оторвала взгляд от лица лейтенанта и взглянула в окна второго этажа дома напротив. – Что, наблюдение снимаем? Или есть вероятность, что после вашего разговора она оденется и выйдет?
      – Она не выйдет, – ответил Клэнси. – Можно снимать наблюдение. Ты скажешь Квинлевену? – Мери Келли кивнула. – Ну тогда на сегодня хватит.
      Он повернулся и зашагал по направлению к Коламбус-авеню, но Стэнтон схватил его за локоть.
      – Твоя машина, лейтенант! Я оставил ее днем там на стоянке.
      Клэнси вытаращил на него глаза. Днем? Неужели только сегодня днем? Он вдруг остро ощутил охватившую его усталость, граничившую с физическим истощением, и вспомнил, что прошли уже многие часы с тех пор, как ему посчастливилось выспаться ночью. Ну ладно, подумал он, если это чертово дело скоро не прояснится, у меня появится отличная возможность долго-долго отдыхать. Вечный покой! Он двинулся к машине.
      – М-да, я и забыл.
      Устало садясь за руль и принимая ключи от Стэнтона, он очнулся на мгновение и стал думать, что еще он забыл. «Что ты еще забыл? – настойчиво шептал ему внутренний голос. – Что же ты еще забыл?»

Суббота. 21.10

      Клэнси въехал в свой отсек в гараже 52-го участка, поставил переключатель скоростей на нейтрал и выключил зажигание. Он посидел несколько минут за рулем, наслаждаясь покойной тишиной безлюдного гаража, вдыхая знакомый запах бензина и металла. Потом резко подался вперед и выключил фары. Хлопнули боковые дверцы, из которых вышли его пассажиры. Он потряс головой, озираясь вокруг. Сюда он ехал, почти машинально вертя баранку: мысли его витали далеко. Он даже теперь не мог припомнить, как свернул с улицы на узкую подъездную аллею к гаражу, а ведь это было какие-то считанные минуты назад. Он вздохнул, потер лицо, открыл свою дверцу и вышел. Остальные стояли и терпеливо дожидались его, переминаясь на замасленном бетоне.
      Они пошли по мрачному полуподвалу старого здания. Войдя в темный кабинет, Клэнси нащупал на стене выключатель. Вспыхнул верхний свет. Он кивком пригласил всех троих располагаться.
      – Садитесь. Я сейчас буду. Только схожу к дежурному, узнаю, нет ли новостей.
      Капроски смущенно кашлянул.
      – Слушай, лейтенант, а может, послать кого-нибудь за сандвичами? Уже десятый час…
      – Брюхо будем набивать позже! – отрезал лейтенант. – Когда все прояснится – будем ужинать.
      – Ну конечно! – покорно согласился Капроски. – Но я же не об ужине. Я только о сандвиче…
      – Потом! – заявил Клэнси решительно, завершая дискуссию, и отправился к дежурному. Ночной дежурный поднял взгляд на подошедшего.
      – Добрый вечер, лейтенант! – приветливо сказал он. Он пододвинул к себе ворох записок и стал их раскладывать перед собой. – Так, мистер…
      – …Чалмерс звонил три раза, – устало закончил Клэнси.
      – Точно! – изумился сержант, в очередной раз подивившись проницательности Клэнси. – Он просил, чтобы вы позвонили ему в любое время, как только вернетесь. Он сказал, это очень срочно. Хотите, я вас соединю? Он оставил номер.
      – Нет, – начал Клэнси, и в ту же секунду телефон, стоящий около локтя сержанта, затрезвонил. Клэнси подождал, пока здоровенный сержант снимет трубку. После краткого обмена репликами сержант закончил беседу.
      – Из вашего кабинета звонил док Фримен. Он попросил послать кого-нибудь в ресторан и принести четыре кофе.
      – Очень хорошо, – равнодушно отозвался Клэнси.
      – Так что с мистером Чалмерсом?
      – Не надо ему звонить. И пожалуйста, если он сам позвонит, не соединяйте меня. Что еще?
      – Лос-Анджелес, – продолжал сержант, взяв еще один клочок бумаги. – Звонили из Бюро идентификации. Какой-то сержант Мартин.
      – Я поговорю с ним, как только вы меня соедините, – сказал Клэнси и, устремив усталые глаза на сержанта, добавил: – Больше ни с кем.
      – Хорошо, лейтенант. – Сержант уже набирал номер.
      Клэнси вернулся в кабинет, точно закинул шляпу на шкаф и стянул пиджак. Под пристальными взглядами коллег он расстегнул подмышечную кобуру, положил револьвер в верхний ящик письменного стола и снова надел пиджак. Он расправил его на себе, застегнул нижнюю пуговицу и опустился в кресло. Док Фримен удивленно поднял брови: у Клэнси была репутация полицейского, предпочитавшего обходиться без оружия.
      – Пистолет?
      – Я знал, что этот молоденький доктор отчаянный парень, – сказал Клэнси равнодушно. – А отчаянные ребята часто подвержены паническим настроениям, и я не доверяю этим бравым паникерам. – Он развернулся в кресле, давая понять, что разговор окончен, и уставился в окно. За окном чернела ночь. «Интересно, сушится там сейчас белье или нет? – подумал он. – Наверное, вечером ничего не сушится. Вот, вероятно, когда я видел эти чертовы веревки голыми – ночью. Или поздно вечером. Или вообще не видел?» Он повернулся обратно.
      – Ну ладно, – произнес он глухо. – Приступим к работе. Ты первый, Капроски. Итак, что было в «Пендлтоне»?
      Капроски, будучи уже в курсе событий, произошедших в доме 1210 по Западной Восемьдесят шестой улице за время его отсутствия, с готовностью вытащил записную книжку. Он послюнил палец и перелистнул страничку.
      – Значит, так. Как я уже говорил тебе, когда звонил от «Карпентерс», этот Росси снял номер в «Пендлтоне». Он выехал незадолго до моего прихода туда – без десяти пять вечера сегодня, если быть совсем точным – это я проверил по их регистрационной книге. Но накануне он весь день провел в номере. Я уже докладывал, что он забронировал билет на рейс «Юнайтед эрлайнз» в Калифорнию. Он выехал через пятнадцать минут после того, как ему доставили билеты в гостиницу.
      – Почему билеты?
      – Ну, то есть один билет. Один. То есть для него одного.
      Клэнси задумался.
      – Билеты… Она тоже сказала «билеты». Но ведь можно сказать «билеты», даже если отправляешься в путь один, но едешь сразу в несколько мест. А она… – Он тряхнул головой. – Ладно, неважно. Продолжай. Когда он въехал в «Пендлтон»?
      Капроски сверился со своими записями.
      – Днем в четверг. Около четырех. – Много багажа?
      – Две сумки.
      – Ладно. Не похоже, чтобы он отправлялся в Европу. – «Я так устал, – подумал Клэнси, что и не знаю, о чем еще спрашивать». – А что было вчера вечером?
      – Это я как раз и собирался там выяснить, – сказал Капроски, качаясь на стуле. – Вчера вечером он неотлучно находился в своем номере.
      Клэнси недоверчиво посмотрел на него.
      – Это тебе кто сказал?
      – Многие. – Капроски опять пробежался глазами по своим каракулям. – Немало, во всяком случае. – Он поднял взгляд. – Насколько я понимаю, тебя интересует фактор времени: когда этот Росси, то есть Джонни Росси, получил свой заряд в брюхо. Это случилось примерно в три утра. Я-то поначалу решил: очень трудно будет проверить, что этот парень делал в такое время. То есть обыкновенно люди в такое время спят – ведь так? Но этот Росси вовсе и не спал – я имею в виду Пита Росси. Каждые полчаса он звонил в бар и просил принести ему в номер стакан. – Он снова сверился с записями. – С часу ночи до приблизительно четырех утра.
      – Из бара? Там что, бар есть?
      – Ну да. Хотя мне с моим кошельком там делать нечего. – Тут до Капроски, кажется, дошел смысл только что произнесенных им слов, он сглотнул слюну и виновато кашлянул. – Ну, надо было, конечно, все проверить…
      – И кто приносил ему выпивку?
      – Каждый раз один и тот же официант, – сказал Капроски, радуясь перемене темы. – Если Росси и покидал номер, то только между этими заказами, хотя, откровенно говоря, мне это не кажется возможным. Время между заказами плюс время ожидания, пока их принесут к нему в номер… – Он покачал головой. – Ему же надо было находиться в номере, когда официант приходил. Нет, этот «Фарнсуорт» находится довольно близко от «Пендлтона», но не так чтобы очень. Конечно, можно проверить такси, но у «Пендлтона» нет стоянки, а идти ловить такси на угол – это потеря времени. Даже если предположить, что он бежал. А надеяться на то, что подцепишь случайную тачку в такой поздний час…
      Клэнси нахмурился.
      – Там есть бар, открытый круглосуточно, но нет стоянки такси?
      – Ну, бар открыт не круглые сутки, – заметил Капроски. – Он закрывается в половине пятого утра. Но вообще-то правильно: бар есть, а стоянки такси – нет. Слушай, лейтенант, многие дрянные отельчики имеют лицензию на торговлю спиртным, но не имеют лицензии на стоянку такси.
      – Ладно, поехали дальше, – сказал Клэнси. Он подвинул к себе записную книжку, взял ручку и приготовился записывать. – Значит, он не выходил из номера всю ночь. Или, во всяком случае, в том временном промежутке, который нас интересует. – Он вдруг поднял голову. – А в официанте ты уверен?
      Капроски немного смутился.
      – Я об этом тоже думал. Но я проверял. Он мне не соврал.
      Клэнси пристально поглядел на него, но ничего не сказал.
      – Они не знают, были у него посетители? Капроски торжествующе расплылся.
      – Да, – сказал он довольно. – Были!
      – Да? Говори же! Кто? Капроски пожал плечами.
      – Кто – не знаю, но кто-то приходил к нему примерно в половине четвертого утра. По моим подсчетам.
      – По твоим подсчетам? Почему?
      – Официант сказал. Из бара. Всю ночь он носил в номер Росси по одному стакану, но около половины четвертого он, говорит, отнес туда два.
      Клэнси задумался.
      – Выпивка одинаковая?
      – Я об этом тоже подумал, лейтенант, – ухмыльнулся Капроски. – Нет, разная.
      Клэнси кивнул и сделал пометку в книжке.
      – А почему официант так точно назвал время?
      – Выходя из бара, они оставляют талон в регистрационной книге. Мы нашли бумажку.
      – Он не видел, кто был в номере, когда принес заказ?
      – Нет. Он говорит, Росси встретил его в дверях, расплатился и взял поднос. Ему это вовсе не показалось странным – в этой дыре постояльцы так часто делают. У них, бывает, гости просиживают в номерах всю ночь – и отнюдь не все во фраках.
      – А что носильщик? Он что-нибудь помнит? Или лифтер? Он никого не поднимал на его этаж в такой поздний час?
      – У них лифт автоматический. Носильщик ничего не знает. Я думаю, что гость поднялся пешком по лестнице. Так его бы никто не заметил.
      Клэнси посмотрел в книжку. Он написал только одно слово: «выпивка». И все. Стэнтон прокашлялся.
      – Похоже, что этот Росси просто обеспечил себе алиби, – сказал здоровяк-детектив. – Заказывая себе выпивку в номер каждые полчаса.
      – Не знаю, не знаю, – задумчиво произнес Клэнси. – Вряд ли. Если он действительно никуда не выходил из отеля, он мог бы обеспечить себе алиби, просто сидя в холле внизу у всех на виду. А если он делал эти заказы намеренно, тогда он бы поостерегся сделать дополнительный заказ в три тридцать.
      Док Фримен, внимательно слушавший разговор, поднял руку.
      – Не знаю, что все это значит, – сказал он, – но из рассказа Капроски мне стало ясно, что просто этот тип любит выпить. Ему пришлось не спать всю ночь, дожидаясь гостя, и он просто убивал время за выпивкой.
      – Мне тоже так кажется, – согласился Клэнси. Вошел патрульный в форме, с трудом удерживая в огромных ладонях четыре картонки с кофе. Он осторожно поставил стаканчики на стол и удалился. Клэнси взял один, снял крышку и поднес к губам. Лицо его обдало горячим освежающим паром, он подул, отхлебнул, сморщился: ну и вкус! – и с отвращением поставил стаканчик на стол.
      – Ладно, Стэн, – сказал он, придвигая книжку и развернувшись к рослому детективу. – Теперь тебя послушаем.
      Стэнтон торопливо отпил кофе, поставил стаканчик и достал свои записи. Но не успел он начать свой доклад, как зазвонил телефон. Клэнси сделал Стэнтону знак подождать и снял трубку.
      – Лос-Анджелес на линии, – сказал сержант. Клэнси сжал трубку.
      – Алло?
      – Алло! Лейтенант Клэнси? Это сержант Мартин из лос-анджелесского Бюро идентификации. Вы, ребята, работаете допоздна, я смотрю!
      Клэнси не отреагировал. Он придвинул книжку ближе и зажал трубку щекой.
      – У вас есть для меня что-нибудь, сержант?
      – Энн Реник, – ответил сержант Мартин официальным тоном, точно декламировал собственную автобиографию. – Урожденная Энн Повалович, родилась в Денвере, штат Колорадо, в 1934 году. В 1943 году вместе с родителями переехала в Лос-Анджелес – отец получил здесь работу на военном заводе. В 1952 году она окончила Голливудскую среднюю школу. В 1959-м вышла замуж за Альберта Реника. Судимостей нет – у обоих. В наших досье отпечатков нет. – Сержант оставил свой официальный тон. – Боюсь, не слишком много, лейтенант. Судя по тем скудным сведениям, что нам удалось раздобыть, похоже, это добропорядочная супружеская пара.
      – А чем она зарабатывала на жизнь? – спросил Клэнси. – Или она была домашней хозяйкой?
      – Вы сказали «была»?
      – Да. Так чем же она зарабатывала?
      – Она недавно начала работать маникюршей в салоне красоты одного из отелей в Голливуде. Чем занималась раньше, нам неизвестно. Так вы сказали «была». Что с ней?
      – Она убита. А что ее муж? Он чем занимается?
      – Торговец, продает подержанные машины. Похоже, у них дела шли неплохо. – Сержант замолчал, понимая, видимо, сколь смешно прозвучали его слова в свете только что полученной им информации. – И как ее убили?
      – Зарезали. – Клэнси думал о своем. – У них не было там врагов?
      – Это мы не проверяли, – медленно сказал сержант. – Мы послали к ним в квартиру сотрудника: они живут совсем рядом с нашей конторой – это можно считать маленьким чудом для Лос-Анджелеса, – и он поговорил с их соседями. Все о них отзываются очень хорошо. Потом наш сотрудник поговорил с владелицей салона красоты. Энн Реник, оказывается, попросила у нее отгул. Сказала, что уезжает повидаться с друзьями. – Он помолчал. – Теперь я думаю – это странно. Только приступила к новой работе, и вдруг – не прошло и недели, как просит отгул. – Сержант добавил чуть ли не обиженно. – Но утром вы не сказали, что она убита.
      – А утром она была жива.
      – А… – В трубке повисла пауза. – Ладно, мы продолжим проверку. Вас еще что-нибудь сейчас интересует?
      Клэнси задумался.
      – А что Джонни Росси?
      – Джонни Росси? Гангстер?
      – Он самый.
      – А что с ним?
      – Есть что-нибудь о его связях с Энн Реник? Сержант замолчал, видимо, от изумления.
      – По той информации, которой мы располагаем на данный момент, – ничего. Но, конечно, мы не проверяли это. Вы же не просили… – Сержант помолчал. – Подождите. Подождите у телефона. – На несколько минут трубка замолчала. Когда сержант снова заговорил, в его голосе угадывалось торжество. – Мне показалось, что я уже слышал где-то название отеля, где она работала. Не знаю, можно ли это назвать связью или нет, но она работала в салоне красоты в том самом отеле, где проживает Джонни Росси.
      Клэнси почувствовал, как знакомый холодок, точно крошечная мышка, побежал по спине. Он сжал трубку сильнее.
      – Вы не можете узнать, сержант, не встречались ли они? И при каких обстоятельствах, если встречались.
      – Не знаю, смогу ли я что-то выяснить сегодня. Вряд ли. Уже седьмой час – у нас. Салон красоты в отеле уже, пожалуй, закрыт. Но мы постараемся. Если я ничего не сумею выяснить сегодня, завтра утром я первым делом этим займусь. И сегодня же отправлю кого-нибудь к ее мужу, если он дома. Завтра же мы проверим и компанию по продаже подержанных автомобилей. И снова опросим соседей. Еще сегодня.
      – Чем скорее, тем лучше, – сказал Клэнси. – Звоните мне в любое время, как только что-то выясните. Дело горящее и раскручивается очень быстро, возможно, вы там сумеете найти кое-какие ответы.
      – Мы прямо сейчас и займемся. Теперь, когда мы знаем об этом подробнее, мы поработаем с большим успехом. Что-нибудь еще?
      – Нет, пока все. Хотя погодите – а нельзя ли достать фото?
      – Мы попросим ее мужа. Если он, конечно, дома. – Сержант замялся. – Все равно же придется ему рассказать.
      – Я бы пока об этом умолчал, – посоветовал Клэнси. – В конце концов мы пытались установить личность убитой только по водительским правам. Знаете, а вдруг мы ошиблись! Возможно, это вовсе не она. Конечно же, фотография нам бы очень помогла.
      – Наверное, вы правы, – с облегчением произнес сержант Мартин. – Наш сотрудник, который сегодня днем опрашивал соседей, сказал, что, по их словам, Реник в последнее время был какой-то ужасно нервный. Так что не стоит добавлять ему переживаний, если пока для этого нет веских оснований…
      – Но вы добудете для меня фотографию?
      – Мы обязательно достанем ее тем или иным способом и переправим вам, – сказал сержант. – Через полчаса по получении я перешлю вам ее по телетайпу. Я же сказал, они живут от нас в двух шагах. Как-нибудь уговорим мужа. А может, его там и нет.
      – Ну, буду ждать, – сказал Клэнси. – Огромное вам спасибо.
      – Мы сейчас же этим и займемся!
      Клэнси положил трубку, пораженный известием, что Реник работала в том же самом отеле, где живет Росси. В Калифорнии. И вот теперь они оба мертвы – убиты в Нью-Йорке. Обоих убили в течение суток. Совпадение? Едва ли… И еще один немаловажный факт: Пит Росси приехал в Нью-Йорк и собирается скоро возвращаться в Лос-Анджелес. Но он почему-то заказал билет на самолет только после того, как узнал, что брат мертв. Почему? Или он сам и исполнил чей-то приговор? Но это мало похоже на все те истории о братьях Росси, которые ему доводилось слышать. И как-то не поддается логике – ведь у синдиката возникли подозрения относительно их обоих. Если, конечно, в синдикате не поручили Питу это дело, чтобы проверить его лояльность, и поэтому он не мог покинуть Нью-Йорк, не выполнив своего поручения в «Фарнсуорте». Но он сам находился в «Пендлтоне», у себя в номере в момент убийства, – если, конечно, Кап что-то не напутал. Но Кап редко ошибается в таких вещах. Тогда все это выглядит полнейшей бессмыслицей…
      Он вдруг понял, что к нему обращается Стэнтон, и поднял лицо.
      – Что ты сказал?
      – Я начал докладывать…
      – А! – Клэнси придвинул к себе записную книжку, взял карандаш и кивнул. – Начни сначала, я прослушал.
      – О'кей, – добродушно сказал Стэнтон и стал читать свои записи. – Ну значит, как ты меня и просил, я отправился обратно в «Нью-Йоркер» и опросил лифтера и диспетчера, но ни тот, ни другой не смогли вспомнить ничего определенного о блондинке. Лифтер…
      – Это была та же самая смена?
      – Ну да! Они работают по двенадцать часов – в дневную и в ночную. Четыре дня подряд. Дурацкий у них график. – Он помолчал, размышляя. – Но, конечно, не такой дурацкий, как в полицейском участке. Короче, этот лифтер заявил мне, что ничего не помнит. Он говорит, все пассажиры на одно лицо. Я-то ему не сказал, что, на мой взгляд, все гостиничные лифтеры на одно лицо. Короче, там был прокол, но я кое до чего докумекал. Знаешь, носильщики в этих больших отелях всегда выписывают талон, когда относят багаж наверх, на тот случай, думаю, чтобы их никто не смог обдурить. Вот я и подумал: а вдруг тот самый носильщик ехал в том лифте, когда я пришел за ней в отель, а она вскочила в отъезжающий лифт. Я тогда не заметил, пустой он или там еще кто был. Короче, я нашел бригадира носильщиков, и мы начали проверять талоны.
      – Молодец, – похвалил Клэнси. – И успешно?
      – И да, и нет. Зависит от того, что понимать под успехом. Я вошел с ней в отель, если не ошибаюсь, примерно без двадцати двенадцать. Мы перерыли все талоны и нашли шесть, выписанных в промежутке между половиной двенадцатого и без десяти двенадцать. Я опросил ребят, которые выписали эти талоны, и один из них вспомнил, что ехал в лифте вместе с блондинкой. – Он нахмурился. – Да дело в том, что я бы ему не особенно доверял.
      – Это еще почему? – удивленно спросил Клэнси.
      – Ну, – сказал Стэнтон, наморщив нос, – это, похоже, какой-то придурок. Любая девчонка представляется ему роскошной блондинкой. Такой, сразу видно, бабник! Наверное, только и знает, что гоняется за всеми юбками. Он не смог вспомнить, вышла она на пятом или на шестом этаже, но уверял, что точно на одном из них. Он, говорит, сразу обратил на нее внимание и надеялся, что, мол, она поднимется довольно высоко и ему удастся ее хорошенько рассмотреть. – Стэнтон с негодованием покачал головой. – Я же говорю – бабник тот еще!
      – Не думаю, – задумчиво произнес Клэнси. – То есть мне наплевать, бабник он или нет, но я склонен доверять его показаниям. Ну и? Ты проверял пятый и шестой?
      – А как же! Других-то зацепок не было. Горничные не смогли припомнить, приходила ли в указанное время блондинка, или нет. Но одна из них – на пятом – сказала, что в тот день были у них две посетительницы-блондинки, но, судя по ее описанию, ни одна из них не похожа на Реник – даже близко. – Он пожал плечами. – Наверное, они видят за день столько новых лиц, что даже не обращают на них внимания.
      – Ты получил списки проживающих на этих двух этажах?
      – Да, у портье. – Стэнтон полез во внутренний карман пиджака и достал какие-то бумажки. Он перебрал их и вынул из стопки два отпечатанных на мимеографе листа, положил их перед Клэнси, склонился и стал объяснять. – Номера, обведенные кружочком, освободились. До того, как я туда пришел во второй раз.
      Клэнси взял листки и пробежал глазами по строчкам первого списка. Это были постояльцы пятого этажа. Его глаз автоматически останавливался на всех фамилиях, начинавшихся на «Р». В этом списке их было четыре: Рид X. Б., Райнхардт П. с женой, Роланд Дж. с женой и Райкинд Дж. М. с женой. Он отложил список и стал внимательно изучать список постояльцев шестого этажа. Его внимание привлек только один обладатель фамилии на «Р» – Рамгэй Н. Д. Ни один из номеров не был обведен кружком.
      Клэнси поднял взгляд.
      – Ты проверял этих людей – на «Р»?
      – У меня не было времени, – ответил Стэнтон. – Я как раз заканчивал опрашивать портье, когда пришел тамошний сыскарь и сказал, что ты меня вызываешь. На Вест-Энд.
      – Да. – Клэнси отложил второй список, некоторое время смотрел на оба листка и потом обвел две последние фамилии из списка пятого этажа. Он обратился к Капроски, перекинув ему список:
      – Кап, позвони детективу в «Нью-Йоркер». Пусть он проверит этих двоих. Пусть сообщит мне все, что может, о них. Если можно, описание внешности, когда въехали – все в этом духе. И позвони с другого аппарата. Я не хочу занимать эту линию.
      – Есть! – Капроски вскочил и потянулся за листками.
      – Да, и скажи ему: мне не нужны их подробные биографии! Только сведения, которые можно получить сразу! – Он подумал и добавил: – Знаешь, подожди у телефона, пока он ходит и узнаёт.
      – Ладно, – сказал Капроски, забрал списки и ушел. Док Фримен прокашлялся.
      – У вас что-то есть, Клэнси?
      – Еще не знаю. Возможно, и нет. Я просто хватаюсь за каждую соломинку. – Он сунул руку в карман, пошарил там в поисках сигарет и снова вспомнил, что выбросил пустую пачку еще днем. Док Фримен бросил ему через стол свою. Клэнси поймал ее на лету, вытащил сигарету, зажег спичку и, прикурив, бросил спичку в направлении мусорной корзины.
      – Спасибо, док. – Он повернулся к Стэнтону. – Так, продолжим. Что тебе удалось выяснить у почтовой стойки?
      – Прокол. Они ее не вспомнили – ни ее, ни конверты, ничего.
      Клэнси вытаращил глаза.
      – И это все?
      – Это все.
      Клэнси перегнулся через стол.
      – А ты говорил с нужным клерком?
      – Я нашел нужного. Это был тот самый, которого я видел, когда пришел за ней в отель в первый раз. Но это же огромный отель, – стал оправдываться Стэнтон. – Через эту стойку проходит уйма писем за день. За целый день – знаешь сколько! Я-то думаю, он даже в лица не смотрит – люди приходят, отдают ему письма, он их отдает – и все. Видит только руки.
      – М-да. – Клэнси стряхнул пепел с сигареты, нахмурился и вдруг свирепо размял почти целую сигарету в пепельнице. В маленьком кабинете воцарилось молчание. Наконец Стэнтон его нарушил:
      – Ну и что теперь будем делать, лейтенант? Клэнси задумчиво воззрился на него.
      – Это хороший вопрос. Это очень хороший вопрос. – Он развернулся в кресле к доку Фримену. – Док, может, пойдете домой?
      Док Фримен улыбнулся в ответ.
      – Я не отстану от вас еще в течение часа, после чего возьму вас за шкирку и уложу в постель и, может быть, сначала сделаю инъекцию. Вы же сами не понимаете, что засыпаете на ходу.
      – Голова у меня засыпает, – ехидно ответил Клэнси. Он подался вперед, схватил карандаш и стал перечитывать исписанную страничку записной книжки. Слово «выпивка», фамилия «Реник», название отеля «Нью-Йоркер», а остальное – бессмысленные узоры. Он откинулся на спинку и отбросил карандаш.
      – Бог свидетель: у меня гора фактов. Слишком много, я бы даже так сказал. Но только они что-то не складываются. Они не складываются в нечто содержательное. Вот, кажется, я уже вижу свет в конце туннеля – так нет, подваливают еще новые факты, и снова все как в тумане!
      – Надо поспать, – сказал док Фримен. – Вот что вам сейчас необходимо.
      – И хороший ужин! – подхватил Стэнтон. – Ты когда ел в последний раз, лейтенант? – Он помолчал и добавил, стараясь придать своим словам сердобольное звучание: – Когда мы все в последний раз ели?
      – Клэнси! – просительно воскликнул док Фримен. – Ну почему вы не бросите это дело? Позвоните капитану Уайзу, расскажите ему все как есть. Все. И пусть этим займется отдел убийств. А потом поедем ко мне, пропустим пару стаканчиков, и я уложу вас в постель. Вы же слишком хороший человек, чтобы гробить себя так безжалостно!
      – М-да, – отозвался Клэнси, глядя на изрисованный листок записной книжки. – Я хороший человек. Я чудо света. – Он стал вертеть в пальцах карандаш. – Может быть, если бы я позвонил в отдел убийств сразу, когда Росси еще находился в больнице, мы бы продвинулись куда дальше…
      Вдруг его пальцы впились в карандаш. Он гневно отшвырнул его в сторону.
      – Нет! Только не когда Чалмерс впутан в это дело! Уж он бы постарался, чтобы все запуталось еще больше…
      – Клэнси, послушайте меня…
      – Док, вы во всем правы, но я вам говорю: нет! – Клэнси выдавил улыбку. – Дайте мне еще одну сигарету. – В тот момент, когда он закуривал, в кабинет вошел Капроски. Клэнси отбросил спичку и взглянул на детектива.
      – Ну что?
      – Гостиничный сыщик знает этого Райкинда. Да его все в отеле знают. Он уже сидит там полгода, а то и больше. Старик с высоченной и худющей женой. Он чем-то занимается в ООН – так считает гостиничный сыскарь. – Он нахмурился. – Роланд – тот въехал недавно. Кстати, он уже выехал.
      – Когда?
      – Да только что. Минут пятнадцать назад. Он с женой – оба. – Капроски взглянул на свои записи. – Кассирша его хорошо помнит. Она сказала: похож на музыканта. Или поэта. В общем, стиляга. Борода, черные очки, шляпа. Жена блондинка – невысокая, но фигуристая – так кассирша о ней выразилась. – Он снова заглянул в записную книжку. – У них было багажа шесть мест.
      В глубине мозга Клэнси зародилось смутное воспоминание. Где-то он видел человека в черных очках, с бородой, в шляпе… Где? И та встреча имела какое-то отношение к этому делу. Где? В больнице? Нет… Он сощурился. Да это же описание того самого нахала, который прямо перед его носом проскочил в раскрытую дверь дома, где жила Энн Реник, когда он пришел к ней в первый раз. Он глубоко вздохнул. Но под это описание может подойти, наверное, половина обитателей всех многоэтажек Нью-Йорка. Он обратился к Капроски:
      – А швейцар случаем не слышал, куда они направлялись?
      – Нет, он загружал их чемоданы в багажник. И таксист ему был не знаком. Это было такси «Йеллоу» – вот и все, что он запомнил. – Капроски перегнулся через стол. – Но мы легко найдем это такси, лейтенант. По путевым листам – он же сегодня сдаст его после возвращения в гараж. Это просто.
      – Да! – жестко сказал Клэнси. – Или завтра. – Он стукнул кулаком по столу. – Время! Время! Вот наша главная проблема, неужели ты не понимаешь? У нас нет времени ждать, пока все таксисты Нью-Йорка сдадут свои путевые листы. Время… – Он вздохнул, подавляя отчаяние и усталость. – Конечно, ты прав, Кап. Ладно, если мы ничего путного не узнаем еще сегодня, будем проверять гараж «Йеллоу».
      Док Фримен нахмурился.
      – А кто этот Роланд?
      – Возможно, первая скрипка Филармонического оркестра, который спешит на поезд, отправляющийся с Пенсильванского вокзала в Филадельфию. А может, и пейзажист из Вихоукена. Едет на пленэр со своей невысокой, но фигуристой женой. Я же вам сказал: я хватаюсь за любую соломинку! – Он поднялся и потянулся за шляпой. – Ладно, пошли.
      – Куда? – спросил док Фримен.
      – В контору на Сентр стрит. Сейчас я думаю, на их телетайп должна поступить фотография. – Он обвел остальных взглядом. – Если конечно, у кого-нибудь нет более интересного предложения.
      Все молчали.
      – Так я и думал, – сказал Клэнси сухо и вышел из кабинета.

Суббота. 22.25

      Четверо мужчин поднялись по широкой лестнице городского управления полиции на Сентр стрит, то и дело да» пая дорогу сбегающим по ступенькам служащим, офицерам и журналистам. Они вошли через тяжелые двери в просторный вестибюль и осмотрелись. Вокруг сновало множество людей. Клэнси сразу узнал знакомого репортера: тот стоял у стенда пресс-информации и что-то писал в своей записной книжке. Дежурный заметил Клэнси и подозвал к себе.
      – Привет, лейтенант! Хотите увидеться с капитаном Уайзом?
      Клэнси подошел к стойке и удивленно спросил:
      – Капитан Уайз? А он что здесь делает? Он же должен лежать дома в постели…
      Полицейский пожал плечами.
      – Не знаю. Он недавно пришел. Сидит в кабинете инспектора Клейтона.
      – Да, пожалуй, мне надо с ним повидаться, – сказал Клэнси без всякого энтузиазма. Он повернулся к своим коллегам. – Кап, иди в телетайпную и жди фотографию. Принеси ее мне в кабинет инспектора Клейтона.
      – А когда она поступит, лейтенант?
      Клэнси бросил на него свирепый взгляд. Вся усталость, разочарование и отчаяние, скопившиеся за весь этот долгий день, внезапно закипели у него в душе, и он взорвался.
      – Поступит не позже, чем поступит! Когда же ты, черт тебя побери, научишься выполнять то, что тебе говорят, не задавая тысячу идиотских вопросов?!
      Капроски вытаращил глаза, в них блеснула обида.
      – Я же просто спрашиваю, лейтенант… Клэнси провел ладонью по глазам.
      – Извини, Кап. Я не имею права так с тобой разговаривать. Ни с тобой, ни с кем другим. Бог свидетель: ты по этому делу работаешь не меньше моего и, может быть, лучше меня. Прости меня. Я малость не в себе. Извини, Кап.
      Угрюмое лицо Капроски разгладилось.
      – Ладно, лейтенант, забыли. Ты просто устал, вот и все.
      Клэнси взглянул в его большое добродушное лицо.
      – А ты-то как? Ты же сам на ногах целый день. Или и того больше.
      – А что я? Я же здоровенный поляк! – Капроски усмехнулся. – Ну, я пошел в телетайпную – ждать фотографию.
      Расправив свои широченные плечи, он зашагал по вестибюлю.
      Док Фримен с любопытством посмотрел на лейтенанта.
      – Забавный вы человек, Клэнси.
      – Большой юморист, – согласился Клэнси.
      – Я не Капроски имею в виду. Я хочу спросить: зачем вам понадобился капитан Уайз? – Док Фримен недоуменно покачал головой. – Неужели вам недостаточно за этот день беготни? Ведь если он пришел к инспектору Клейтону, вас ждут там только неприятности. Почему бы не попросить Капроски принести эту фотографию в тот маленький итальянский ресторанчик на углу? По крайней мере, мы бы смогли перекусить – в ожидании.
      – Ну да! – поспешил согласиться Стэнтон. – Это отличная идея, лейтенант!
      – Ладно, вы оба идите, а я не голоден. Мне и впрямь надо повидать капитана.
      – Зачем? – не отставал док Фримен. – Вы можете объяснить?
      Клэнси смерил взглядом упитанную фигуру дока Фримена.
      – Док, мне очень приятно, что вы обо мне так заботитесь, но если вы и в самом деле хотите оказать мне услугу – отправляйтесь домой. Не надо меня водить за ручку. Идите домой. Отстаньте от меня. Уходите!
      – Псих, – пробормотал док Фримен. Он обернулся к Стэнтону. – Ладно, Стэнтон. Пойдем поедим. Вы же слышали, что сказал лейтенант.
      Стэнтон замялся и печально покачал головой.
      – Вы, док, идите. Я остаюсь с лейтенантом.
      – О Боже! – раздраженно проговорил док Фримен. – Как же это трогательно! Ладно, Клэнси. Идите к своему капитану Уайзу. Кладите свою голову на плаху. Мы вас тут подождем.
      Осунувшееся лицо Клэнси осветила слабая улыбка.
      – Около кабинета инспектора есть стулья. Посидите там.
      – Замечательная мысль! – сказал док Фримен довольно. – Когда вы закончите свой доклад, я, пожалуй, войду и изложу все сам. По крайней мере после этого вас отправят домой спать.
      Стэнтон издал недовольный возглас. Док Фримен взглянул на него.
      – Успокойтесь! Никому я ничего не скажу. Если бы у меня было больше ума, я бы сказал. Но если бы ума у меня было больше, я бы тут не стоял! – Он обратился к Клэнси. – Ну, и чего вы ждете? Я умираю с голоду, но я точно знаю, что мы не поедим, пока вы не переговорите с капитаном.
      – Я иду, – с усмешкой сказал Клэнси и двинулся по коридору.
      Доктор и Стэнтон пошли за ним. Он свернул за угол и подошел к двери инспектора Клейтона. Замерев на мгновение и обреченно передернув плечами, он нажал на дверную ручку. Дверь распахнулась, он вошел и закрыл за собой дверь.
      Капитан Уайз и инспектор Клейтон с удивлением воззрились на вошедшего. Они сидели друг против друга за столом инспектора. При виде изможденного лица лейтенанта они оба как по команде откинулись на спинки кресел и замерли. Капитан Уайз тяжело развернулся. Когда он заговорил, в его голосе звучала нескрываемая любовь к подчиненному, но также проскальзывали и необычные нервные нотки.
      – Клэнси, что ты здесь делаешь в столь поздний час? Ты пришел на исповедь?
      – Я пришел присесть хоть на пять минут, – отозвался Клэнси и подтвердил свои слова, плюхнувшись на зачехленный стул у стены. Он кивнул в знак приветствия инспектору, который едва заметно кивнул в ответ, молча наблюдая за происходящим. Инспектор Клейтон давно уже понял, что самый эффективный способ ладить с хорошими и надежными подчиненными – это не вмешиваться в их дела.
      Клэнси подавил зевоту.
      – Я жду, когда на телетайп поступит одна фотография. Я узнал, что вы здесь… – Полуприкрыв веки, он взглянул на инспектора и перевел взгляд обратно на седого капитана. – Лучше бы спросить: а что ты здесь делаешь? Ты же болен и должен лежать в постели.
      – Болен? В постели? Когда взбесившийся ирландец сорвался с цепи на 52-м участке? – Капитан Уайз попытался придать своим словам юмористический смысл, но в его глазах затаилась тревога. Инспектор молчал. Капитан Уайз вытащил из кармана трубку, сунул ее в рот и стал нервно жевать кончик. – У тебя, Клэнси, вид живого мертвеца. А ведь болен-то, кажется, я. Ну, как дела?
      Клэнси закрыл глаза.
      – Все ужасно.
      Капитан Уайз, похоже, напрягся еще больше. Инспектор Клейтон вмешался в разговор:
      – Что ты намерен делать, Клэнси?
      – Уходить в отставку, – мягко ответил Клэнси, открыл глаза и поверх седой головы капитана, поверх изборожденного морщинами лица инспектора Клейтона уставился в пустую стену. – Уйду в отставку, поселюсь на берегу горного ручейка, куплю себе хижинку с окнами, увитыми розочками…
      – Хватит болтать! – рявкнул Сэм Уайз и тут же виновато добавил: – Ладно, Клэнси, можешь плюнуть мне в рожу. Валяй, плюнь мне в рожу. Но поверь: я сделал все, что мог…
      – Плюнуть тебе в… – Клэнси оторвал глаза от видения, которое он только что – к своему собственному удивлению – вызвал на пустой стене кабинета инспектора. Он выпрямился и очнулся. – Почему я должен плевать тебе в рожу?
      – Я сделал все, что в моих силах, – тихо повторил капитан. Он взглянул на инспектора, точно ища подтверждения своих слов у начальника. – Поверь мне. Вот можешь спросить у инспектора. Но я же всего-навсего капитан, ты должен понять. Я же не председатель комиссии по уголовным делам.
      – Благодарение Господу! – пробормотал Клэнси и усмехнулся, избегая взгляда инспектора. – Нет, неправда. Хотел бы я, чтобы ты был председателем комиссии, Сэм. Ну давай, выкладывай.
      Капитан Уайз глубоко вздохнул и заговорил, не глядя лейтенанту в глаза.
      – Чалмерс еще с тобой не говорил?
      Интересно! Клэнси перевел взгляд с одного на другого.
      – Чалмерс? Нет…
      – Когда ты вышел из участка?
      – Минут двадцать назад. Может, чуть раньше. Движение сейчас сам знаешь какое. А что?
      – Ну, значит, вы с ним разминулись, – сказал капитан Уайз. – Он взглянул на утомленного лейтенанта с нескрываемым сочувствием. – У него… ордер…
      Клэнси вскочил. В его злых глазах сгустились грозовые тучи.
      – Ордер? На что?
      – О личной неприкосновенности. Для Джонни Росси. – Капитан Уайз спокойно смотрел в полыхающие гневом глаза Клэнси. – Где ты его прячешь, Клэнси?
      – Я же просил тебя дать мне двадцать четыре часа! – укоризненно проговорил Клэнси. – Я думал, ты мне друг.
      – Я тебе друг, – тихо сказал капитан Уайз. – Ты устал. Ты уже плохо соображаешь. Я же сказал: я сделал все, что было в моих силах. Но я же всего только капитан. – Он пожал плечами. – А ты мне ни словом не обмолвился, что происходит. Ты за целый день мне ни разу не позвонил. Ты же мог бы мне хотя бы домой звякнуть… Ты же не обеспечил меня боеприпасами!
      – Боеприпасами? – улыбнулся Клэнси холодно. – Да у меня нет никаких боеприпасов. – Он сверлил глазами коренастую фигуру капитана. Сэм Уайз опустил глаза. Внезапно в голове у Клэнси зародилось сомнение. – Что еще, Сэм? Выкладывай!
      Капитан сглотнул.
      – Он сказал, что собирается предъявить обвинение, Клэнси. Злоупотребление служебным положением, вмешательство в дела правосудия… После того как он получил на руки этот ордер, он просто рвал и метал…
      – Смех да и только! – презрительно сказал Клэнси. – Если бы не этот Чалмерс, дело приняло бы совсем иной оборот. – Он безнадежно покачал головой. – Ну ладно, теперь-то, думаю, об этом поздно сожалеть.
      – Эх, Клэнси, Клэнси! – Капитан Уайз подался вперед и заговорил проникновенно: – Ну почему бы не посадить его в лужу? Ну скажи нам, где ты прячешь этого гангстера – и почему? Расскажи нам все, что тебе удалось раскопать. Мы бросим на это дело всех свободных людей. – Он устремил взгляд на инспектора, и тот, соглашаясь, кивнул.
      Клэнси обвел обоих взглядом.
      – Я нарыл столько, что рассказывать пришлось бы всю ночь. Но только ничего не склеивается.
      – А ты еще раз попробуй склеить! – просительно сказал капитан Уайз. – Должно склеиться! Почему ты нам не доверяешь, Клэнси? Это единственный способ для тебя спасти свою голову.
      – Пожалуй, мне придется вам все рассказать, – сказал Клэнси с улыбкой. – Да только это все равно не спасет мою голову.
      – Это мы еще посмотрим. Ну, начни-ка с… ну хотя бы с этой фотографии, которую ты ждешь на телетайпе. Чья это фотография?
      – Это? – произнес Клэнси безрадостно. – Да это ерунда. Это обычная идентификация личности, которую мы уже, похоже, идентифицировали. Очередная соломинка, за которую я ухватился.
      В дверь постучали. Стэнтон без приглашения просунул голову.
      – Чалмерс! – тихо сказал он. – Он идет сюда, лейтенант.
      Он не закончил фразы и отскочил в сторону. В дверном проеме выросла щеголеватая фигура помощника окружного прокурора. Он обвел присутствующих взглядом, и довольная улыбка заиграла на тонких губах. Он захлопнул дверь перед носом Стэнтона и повернулся к присутствующим.
      – Ну вот, джентльмены… – начал он ласково.
      – Садитесь, – устало пригласил его Клэнси и указал пальцем на соседний стул.
      – Я постою, если не возражаете, – заявил Чалмерс, намеренно повторяя слова Клэнси, сказанные им вчера, и делая это с нескрываемым ехидством. Он полез в карман и вытащил официальный документ. Его бледно-голубые глаза сверкали холодом. – Неужели вы и впрямь думали, лейтенант, что вам удастся бегать от меня до бесконечности?
      Клэнси не удосужился ответить. Он смотрел на бумагу в руках у Чалмерса.
      – Это для меня?
      На тонких губах застыла все та же улыбка.
      – Да, лейтенант. Для вас. Это ордер…
      – Я знаю, что там, – отрезал Клэнси. – Считайте, что я его получил.
      Он протянул руку, выхватил бумагу из пальцев Чалмерса и сунул себе в карман, не глядя. Холодная улыбка на губах Чалмерса увяла.
      – Ну и? Лейтенант!
      – Ну и – что?
      Чалмерс сделал глубокий вздох.
      – Вы намерены подчиниться этому ордеру или нет?
      – Конечно, намерен, – сказал Клэнси. – Но в данный момент я отдыхаю. У меня был долгий напряженный день. Я устал. Почему бы вам не сесть, мистер Чалмерс?
      Чалмерс бросил на него злобный взгляд.
      – Вот что я вам скажу, лейтенант. Вы и так уже в большой беде и вам не следует затягивать…
      – Я ничего не затягиваю… – сказал Клэнси. – Я просто устал. Поверьте мне. – Он широко зевнул как бы в подтверждение своих слов и мельком взглянул на часы. – В любом случае, мне кажется, сейчас это уже не важно…
      В дверь снова постучали. Показалась голова Капроски.
      – Пришла фотография, лейтенант. – Он помахал бумажками, понимая, что прерывает какое-то важное совещание. – Тут и сопроводиловка.
      – Спасибо, – сказал Клэнси и взял у него листы. Капроски взглянул на присутствующих и закрыл дверь.
      Чалмерс озабоченно поглядел в бумаги.
      – Что это?
      – Скоро узнаете, – ответил Клэнси. Он пробежал глазами текст, сопровождающий фотографию:
      «В доме Реников никого нет. Вот единственная фотография, которую нам удалось раздобыть у соседей. Этот снимок сделан в день их свадьбы. Завтра постараемся достать ее более крупный портрет. Мы продолжаем розыски и сообщим, как только что-то будет. Мартин».
      Клэнси пожал плечами, сунул тонкий листок бумаги в карман и обратил все свое внимание на фотографию. На ней была изображена просторная комната. За большим накрытым столом, уставленным вазами с цветами, сидели люди с оживленными лицами. На переднем плане стоял кто-то с бокалом в руках – бокал, как можно предположить, был наполнен шампанским, – устремив дурашливое пьяное лицо прямо в объектив. Из бокала, похоже, содержимое должно было вот-вот вылиться. Знакомая картина, подумал Клэнси мрачно, и перевел взгляд на людей, сидящих во главе стола.
      На какое-то мгновение он даже не понял, что это такое. Потом вспомнил, крепче сжал лист бумаги и пристальнее всмотрелся в изображение. Он вглядывался в маленькие лица сидящих за столом людей, весело смеющихся в фотоаппарат, и вдруг мозг его заработал. Здорово, подумал он, вот здорово! Усталость, казалось, спадала, точно шелуха, по мере того как фотография все отчетливее отпечатывалась в его сознании. Один за другим все события дня всплывали в его воспаленной памяти, начиная вставать на свои места, подобно хорошо смазанным частям сейфового замка, который наконец-то начинает отпираться после верно найденной комбинации цифр. Одно за другим перед его мысленным взором пролетали события, каждое из которых теперь предстало в совсем ином свете, – все они выстроились в тесно спаянную цепочку, наконец-то обретшую единство и смысл.
      – Клэнси! – Капитан Уайз даже привстал. – Что там?
      Он не ответил. Его взгляд был прикован к полученному с помощью радиосигналов изображению, которое он уже и не видел. Перед его взором возникло другое видение: изрешеченный картечью труп в холодном складском помещении захудалой больницы, счастливая женщина, красящая ноготки и предлагающая ему выпить, гангстер с тяжелым лицом в дорогом костюме и пятнадцатидолларовом галстуке, угрожающий молодому перепуганному хирургу, веселый лифтер-бабник и глазастая кассирша в отеле – и наконец обнаженное тело молодой женщины со следами пыток, распростертое на окровавленной кровати, привязанное к ножкам клейкой лентой. Он поднял взгляд. Глаза его сверкали от возбуждения.
      – Капроски! Стэнтон!
      Оба мгновенно ворвались в кабинет, точно опасаясь, что Чалмерс предпринял попытку применить к их лейтенанту физическую силу. Они опешили при виде представшей их взорам немой сцены: капитан Уайз замер в кресле, сжимая в руке незажженную трубку, инспектор Клейтон невозмутимо восседал за своим столом, устремив немигающий взгляд на присутствующих, Чалмерс, разинув рот, возвышался над остальными с недоумевающим взглядом и наконец Клэнси, сидящий в кресле, чуть подавшись вперед и всматривающийся в картинку.
      – Да? Что случилось, лейтенант?
      Клэнси поднял на них глаза. Немая сцена ожила. Он посмотрел на часы, на сей раз сосредоточив взгляд на стрелках.
      – Стэнтон – быстро в аэропорт! «Юнайтед эрлайнз», рейс 825 из «Айдлуайлда» на Лос-Анджелес. Отправляется в пять минут первого ночи – у Пита Росси на этот рейс куплен билет…
      – Точно! – отозвался Стэнтон. Он бросился было к двери, но остановился.
      – Да-да! – сухо заметил Клэнси. – Лучше бы тебе точно знать, за чем тебя посылают. Багаж! Пусть он сдаст багаж. Как только сумки окажутся на багажном конвейере, беги вниз в багажное отделение, хватай сумки и открой…
      – Что искать, лейтенант?
      – Дробовик, – тихо сказал Клэнси. – Он его наверняка разобрал, чтобы дробовик поместился в сумку. Но только не трогай! Там могут быть пальчики, хотя я в этом сомневаюсь, наверняка он все стер!
      – Мне арестовать Росси? Клэнси вытаращил глаза.
      – Этот дробовик – орудие убийства. Как ты сам думаешь?
      – Я думаю, мне надо его арестовать.
      – Я тоже так думаю, – бросил Клэнси. – Двигай.
      – Так это он? – спросил пораженный Капроски. – Он грохнул собственного брата?
      – Он был сообщником убийцы, – мрачно сказал Клэнси и огляделся. – А где док Фримен?
      – Ему, должно быть, надоело ждать, – сказал Капроски. – Он встал и куда-то ушел.
      Чалмерс наблюдал эту сцену с каменным лицом. Теперь он вмешался.
      – Орудие убийства? Кого убили? Что это все значит, лейтенант?
      – Тихо! – сказал Клэнси. Он привстал, но сел снова. По всему было видно, что он что-то лихорадочно обдумывает. – Кап! Дай-ка мне расписание теплоходов на сегодня.
      Память работала, как часы. Он схватил обрывок газеты из рук здоровяка-детектива и, пробежав глазами список отправлений, ткнул пальцем в нужную строчку.
      – Кап! Ты же не проверял сухогрузы, а?
      – Ты ничего не говорил про сухогрузы.
      – Потому что я был дурак набитый, – сказал Клэнси. – Они ведь тоже берут на борт пассажиров. – Он довольно кивнул, увидев, что последний элемент этого ребуса встал на свое место. – Если бы я не был таким дураком, мне бы и эта фотография не понадобилась бы. Тут и так все ясно, как день. – Он сложил обрывок газеты и затолкал себе в карман.
      – Инспектор, мне нужна машина и группа захвата. Инспектор Клейтон кивнул и, не задавая вопросов, потянулся к телефону. Но потом остановился.
      – Сколько людей, лейтенант? Клэнси стал считать.
      – Троих хватит – плюс я и Капроски. В штатском. С табельным оружием.
      – Плюс я, – вмешался капитан Уайз. Он решительным жестом отмел возможные возражения. – Я себя прекрасно чувствую. Может, это то самое лекарство, которое мне сейчас необходимо, а не куриный бульон.
      Чалмерс вышел из оцепенения. Ситуация ускользала из-под его контроля, и ему это не нравилось.
      – А теперь послушайте меня, лейтенант! Вы с места не сдвинетесь, пока не…
      – Сидите тихо! – грубо оборвал его Клэнси. – Если хотите ехать с нами, пожалуйста, только не шумите! – Он обратился к инспектору: – И мне нужно оружие, инспектор.
      Инспектор Клейтон тихо отдавал по телефону распоряжения. Он положил трубку, открыл ящик письменного стола и достал автоматический пистолет в кобуре. Клэнси вытащил пистолет из кобуры, проверил его и сунул в карман пиджака.
      – Только не забудь, где ты его взял, – сказал инспектор. – Итак, я вызвал две машины. Они будут у входа через минуту. – Он поглядел на лейтенанта. – Куда ты направляешься?
      – Причал 16-А. Норт-Ривер.
      Капитан Уайз вскочил на ноги. Чалмерс открыл было рот, чтобы что-то сказать, но, поймав свирепый взгляд Клэнси, передумал. Капитан Уайз не смог подавить улыбки.
      – Ну, идем, – сказал он и подмигнул. – Надеюсь, что не проколемся.
      – Типун тебе на язык, Сэм, – сказал Клэнси. – Даже и думать так не смей!

Суббота. 23.30

      Причал 16-А на Норт-Ривер нависал из каменного мрака Вест стрит над черной маслянистой водой Гудзона неподалеку от Двадцать пятой улицы. С эстакады со стороны Тридцать четвертой улицы к причалу съехали две машины, притормозили и осторожно прошмыгнули между огромными трейлерами, припаркованными на ночь у грузовых складов. Обе машины друг за другом проехали мимо темной вереницы грузовиков и остановились у низкой ограды причала 17. Погасли фары, и из машин вышло несколько человек.
      На сухогрузе «Ольборг» заканчивались погрузка и последние приготовления к отплытию. Палубные лебедки двенадцатитысячетонного «торговца» уже опускали тяжелые крышки люков. Свет огромных прожекторов, стоящих по краям длинного склада, освещал место погрузки: грузчики суетились, выполняя указания бригадира, обращавшегося к ним через мегафон с моста над площадкой. Иллюминаторы были освещены – верный признак кипящей внутри жизни.
      Клэнси повел свою группу в тень соседнего складского пакгауза, тянущегося от причала 17.
      – Мы ловим двойного убийцу, – тихо объяснил он. Чалмерс издал сдавленный вздох, но Клэнси продолжал, не обращая внимания: – Он безусловно вооружен, поэтому не будем рисковать. Самое главное – не дать ему уйти. Стоит ему оказаться в десяти милях от берега на этом «торговце», и считайте, он от нас ускользнул. Сэм, ты с двумя людьми прикрой вход на причал. Капроски, мы с тобой и с… – Он вопросительно посмотрел на третьего полицейского в штатском.
      – Уилкен, сэр.
      – …и с Уилкеном пойдем внутрь. Если пассажиры уже прошли таможенный досмотр и поднялись на борт, мы попробуем взять его прямо в каюте. Но надеюсь, что он еще не успел оказаться на борту. Мне вовсе не улыбается устраивать международный скандал. Если они еще находятся на причале, там мы его и возьмем. И запомните: он вооружен.
      – Этот парень, за кем мы охотимся, – сказал капитан Уайз. – Как он выглядит?
      – Среднего роста, коренастый, имеет вид стиляги, – сказал Клэнси. – Скорее всего на нем будет его маскарадный костюм. Борода – накладная – и черные очки.
      – Кто этот человек? – спросил Чалмерс. Клэнси пропустил вопрос мимо ушей.
      – Возможно, его будет сопровождать невысокая блондинка. – Он стал озираться. – Но мы теряем время. Пошли!
      Чалмерс крепко сжал зубы, явив собой яркое воплощение отважного помощника окружного прокурора в борьбе с преступным миром.
      – Я не понимаю, что здесь происходит лейтенант, но не пытайтесь улизнуть от меня. Я иду с вами.
      Клэнси бросил на него равнодушный взгляд.
      – Ну и славно. Если начнется пальба, пригнитесь. – Он повернулся к остальным. – Кап, Уилкен и я – мы идем первыми. Вы за нами. Не надо только держаться кучей. Если что-то произойдет внутри, не оставляйте вход без прикрытия. Нам надо запереть его в пакгаузе, даже если на корабле поднимется кутерьма.
      Капитан Уайз кивнул. Клэнси повернулся и спокойно пошел по причалу в сопровождении Капроски и Уилкена. Чалмерс бросился следом. Громада сухогруза темнела перед ними в свете прожекторов. Отчетливо были видны только цифры и белые полоски термометра. До них долетали обрывки голосов с палубы, заглушаемые ревом проносящихся по эстакаде автомобилей. Они дошли до угла пакгауза причала 16-А. Здесь ночная тьма казалась еще гуще из-за резкой смены освещения. Клэнси остановился, выглянул из-за угла и направился к входу на причал. Огромные двери безмолвного пакгауза были распахнуты настолько широко, что в них мог въехать автомобиль. Он незамеченным проскользнул на территорию причала. За ним остальные.
      Внутри пакгауз был освещен только маленькими лампочками, подвешенными с большими промежутками под сводчатым металлическим потолком. Служебные помещения у дальней стены не были освещены. Между рядами выстроившихся вдоль стен низкого длинного строения контейнеров с грузом, ожидающих отправки, темнели узкие проемы. Вокруг не было ни души. Стояла мертвая тишина. Клэнси удивленно поднял брови. У боковой стены он увидел стойки таможенного контроля. Пакгауз, похоже, обезлюдел. Он быстрым шагом направился вперед. За ним шли его сопровождающие. Их шаги эхом отдавались во всех углах пустого здания.
      Клэнси приблизился к горе тюков, загородивших обзор, и увидел свет прожектора, освещавшего сходни, нижний конец которых был укреплен на полу пакгауза. У сходней, облокотившись на стойку, стоял морской офицер и перечитывал список пассажиров. Он поднял глаза на подошедших и машинально ткнул пальцем в столбец фамилий.
      – Чем могу вам помочь?
      Акцент выдал в нем иностранца. Клэнси спросил:
      – Скажите, таможенники уже ушли? Офицер кивнул.
      – Да, сэр. Весь багаж уже на борту, а наша декларация проштемпелевана. – Он произнес это слово: «проштэмпелевена». – А они вам нужны для какой-то определенной цели?
      – Нет. – Клэнси достал из кармана бумажник и, раскрыв его, продемонстрировал офицеру удостоверение полицейского. – Боюсь, мне придется просить вашего разрешения подняться на борт.
      Офицер нахмурился.
      – Мне надо поговорить с капитаном, вы же понимаете. Вы не могли бы сообщить мне цель вашего посещения?
      – Разумеется, – ответил Клэнси, засовывая бумажник обратно в карман. – У вас на борту есть пассажир, некий мистер Роланд…
      – Роланд? – переспросил удивленно офицер, но уже с некоторым облегчением. – Видимо, произошла ошибка. У нас на борту находятся только шесть пассажиров и среди них нет мистера…
      Клэнси чертыхнулся про себя. Господи, ну как же он сразу не подумал!
      – А как насчет Реника?
      Офицер пожал плечами, кивнул и взял список.
      – Да, у нас есть мистер и миссис Реник. Но пока что только миссис Реник находится в пассажирской каюте. Она уже прошла таможенный досмотр. Мистер Реник еще не появлялся… – Он бросил тревожный взгляд на часы. – Надеюсь, он скоро будет. Мы отплываем через сорок минут.
      Клэнси резко развернулся.
      – Уилкен, оставайся здесь на сходнях. Кап, ты идешь со мной.
      Он зашагал в глубину темного пакгауза, сразу забыв о недоумевающем офицере. Чалмерс догнал обоих и схватил Клэнси за рукав.
      – Что все это значит, лейтенант? Что это еще за Реник?
      – Тихо! – Клэнси собрался еще что-то сказать, но вдруг остановился, как вкопанный. К раскрытым воротам пакгауза подъехало такси, из которого показалась коренастая фигура. Невзирая на теплый вечер, человек был в дождевике с поднятым воротником и в широкополой шляпе, низко надвинутой на лицо. Он склонился к окну водителя, расплатился и быстро зашагал по пустынному пакгаузу, громко цокая каблуками по бетонному полу. Такси развернулось, осветив пакгауз лучами фар, и уехало. Клэнси метнулся в тень громоздящихся тюков и увлек за собой остальных. Он бросил взгляд в направлении входа в пакгауз. За спиной спешащего к ним пассажира такси уже вырос капитан Уайз со своими помощниками. Они блокировали вход.
      – Это он. Приготовься, Кап!
      Клэнси ждал, затаив дыхание, то и дело поглядывая на дальний край горы тюков. Сердце лихорадочно стучало. За спиной он слышал приглушенное дыхание своих коллег. Ну что, удача улыбнулась на этот раз? «А вдруг нет?» – подумал он и быстро отогнал эту мысль, не спуская глаз с приближающейся фигуры.
      Его жертва оказалась в конусе света, отбрасываемого одной из лампочек под потолком. На долю секунды под широкополой шляпой показалось наполовину скрытое шарфом лицо. Он разглядел бороду лопатой и сверкнувшие два черных кружка очков. Коренастый выскользнул из светового конуса и снова погрузился в темень.
      Он поравнялся с горой тюков, еще не разглядев их во тьме, потому что его глаза за темными очками были устремлены на освещенные сходни вдали и мужчин, стоящих около них. Клэнси терпеливо ждал, весь подобравшись, а потом, когда фигура в дождевике поравнялась с его укрытием, резко выпрыгнул, загородив человеку дорогу. Коренастый остановился. Наступила секундная пауза, после чего он с хриплым восклицанием отступил на шаг и полез в карман. Капроски мертвой хваткой стиснул его руку. Человек стал яростно вырываться. Со стороны входа в пакгауз послышался топот ног. Капитан Уайз с полицейским устремились на помощь. Со стороны сухогруза к ним бежали Уилкен и морской офицер. Человек в дождевике внезапно прекратил сопротивление и уткнул побледневшее лицо в шарф.
      – Что это значит? – прозвучал приглушенный голос. – Что вам надо?
      – Ну вот и все, – спокойно сказал Клэнси. – Вы арестованы, мистер Реник. По обвинению в двух убийствах.
      Человек в объятиях Капроски, казалось, сразу обмяк. Чалмерс потерял терпение. Он протолкался вперед.
      – Что все это значит, Клэнси? – спросил он. – Кто этот человек?
      Клэнси взглянул на него и сразу почувствовал, как нахлынула страшная усталость, скопившаяся за эти два дня.
      Теперь, когда дело подошло к своему финалу, мощный внутренний импульс, подгонявший его в последние часы, похоже, угас. Он молча смотрел на Чалмерса.
      – Этот? – произнес он наконец. – Вам же не терпелось заполучить его и взять под свою защиту. Это Джонни Росси…

Понедельник. 11.30

      Лейтенант Клэнси, чисто выбритый и отдохнувший, стремительно вошел через вращающиеся двери 52-го участка, держа под мышкой толстый конверт. Он радушно улыбнулся дежурному сержанту, который взглянул на вошедшего довольно озабоченно.
      – Доброе утро, сержант. Что-нибудь случилось?
      – Доброе утро, лейтенант. – Сержант перегнулся через стол и сказал заговорщицким тоном: – В вашем кабинете вас ждет капитан Уайз. Он уже с полчаса как там…
      – Знаю, – весело отозвался Клэнси. – Он один?
      – С ним док Фримен, – ответил сержант, довольный, что новость не вызвала у лейтенанта особого беспокойства.
      – Ну и славно, – усмехнулся Клэнси. – Пошли ко мне Стэнтона и Капроски. Пусть захватят свои рапорты. Нам надо немного поработать.
      Он зашагал по коридору, беззвучно насвистывая мелодию в такт своим шагам. Он вошел в кабинет, запустил шляпу на шкаф, сел за стол и вежливо кивнул ожидающим его посетителям.
      – Доброе утро, джентльмены.
      – Где ты пропадал? – спокойно поинтересовался капитан Уайз. – Ты же сказал: в одиннадцать.
      – Меня задержали, и я не мог ничего поделать, – беззаботно ответил Клэнси. – Мне надо было сгонять на Сентр стрит и получить там телетайп из Лос-Анджелеса, потом я заехал в казенный дом и потолковал там с братишками Росси. Между прочим, они не будут просить выхода под залог…
      – Это еще почему? – нахмурился капитан Уайз.
      – А они уже и так оба покойники, и знают это. А пока они сидят у нас, очень может быть – а это очень хлипкое «может быть», и они это тоже понимают, – у них есть какой-никакой шанс. А с синдикатом им ловить нечего. Это им тоже известно. Так что они сегодня изъявили готовность к сотрудничеству с правоохранительными органами. Кроме того, я там столкнулся с Чалмерсом и с ним мы тоже побеседовали. Он спросил… – В комнату вошли Капроски и Стэнтон, и Клэнси замолчал. – Здорово, ребята! Берите стулья, садитесь. – Он подождал, пока они сели, и продолжал: – Так вот я и говорю, Чалмерс попросил меня, чтобы мы в своих рапортах изложили все факты, которые позволили бы им предъявить братьям Росси обвинение по первой степени, однако при этом не выставляя мистера Чалмерса в слишком неприглядном виде. Мистер Чалмерс, должен особо отметить, был сегодня сама любезность – сладкий, как патока. Однако я ему объяснил, что окончательный рапорт со всеми формулировками зависит от вас, капитан. – Он взглянул на своего начальника. – Зависит от того, каким бы вы хотели видеть этот рапорт. Мы все собрались и можем начинать.
      – Вы только послушайте его! – Капитан Уайз обвел присутствующих несчастным взглядом, точно прося защиты. – Каким бы я хотел видеть рапорт?
      – Лихо! – сказал док Фримен, печально качая головой. – Так бы я охарактеризовал поведение лейтенанта Клэнси. Не говоря уж о том, что его можно было назвать «наглым». Я целый вечер таскаюсь за ним как собачонка – и стоило мне только на две минутки сбегать в туалет, как…
      – Да! – Капитан Уайз устремил взгляд на Клэнси. – Какой еще рапорт? Я ведь даже не знаю, что произошло. Ты же сбежал сразу после ареста в порту… – Он поднял свою большую ладонь. – Знаю, знаю, что ты скажешь. Ты устал. Конечно, я знаю, что на причале мы взяли Джонни Росси. Конечно, я знаю, что Пит Росси спрятал разобранный дробовик в сумке, и его взяли в аэропорту. И конечно, я не сомневаюсь, что они убили супругов Реник – ты наконец-то соизволил сообщить нам, где найти их тела. Но как я могу кому-то что-то объяснить, если и сам толком не знаю, что вообще этому предшествовало?
      Клэнси усмехнулся.
      – Тебя я могу простить, Сэм. Но не дока. Он был в курсе всего с самого начала. Он-то должен был понять, что происходит.
      – Кто? Я? – презрительно фыркнул док Фримен. – Вы ведь сами до всего додумались не сразу, а ведь вы детектив, а не я. Я врач. И у меня, кстати, полно работы сегодня. Так что давайте начнем.
      – Верно, – согласился капитан Уайз. – Уже скоро обед. Начнем, пожалуй.
      – Кстати, это тоже меня задержало, – сказал Клэнси рассеянно. – По дороге сюда я зашел в кафешку перекусить… – Он увидел, что лица капитана и доктора помрачнели. – Ладно. Я вам все изложу. С самого начала. Док может подтвердить известные ему факты, а Капроски и Стэнтон изложили все в своих рапортах. Потом я сведу все вместе и позднее передам тебе полный отчет, Сэм… капитан.
      – Хватит болтать, – сказал Сэм Уайз сердито. – Скажи что-нибудь путное.
      Клэнси не спеша достал сигарету, сунул в рот, закурил. Потом бросил спичку в пепельницу, взял карандаш и начал вертеть его в пальцах.
      – Итак, рассказываю. Начнем с Лос-Анджелеса, с братьев Росси… Итак, братья Росси доили потихоньку синдикат и заначивали деньги в разных странах, откладывая себе на черный день – на тот день, когда закон-таки настигнет эту прибыльную организацию. Или на тот день, когда им придется отойти от дел, что особого восторга и синдикате не вызвало бы. А может, они просто не могли смотреть спокойно на эту зеленую реку, текущую сквозь их пальцы. И у них зачесались руки. Не знаю. В любом случае они тайком гребли под себя. Судя по тому, что мне вчера рассказал Порки Фрэнк, они этим промышляли уже довольно давно. Ну и как оно обычно бывает, в бухгалтерию синдиката в конце концов поступила информация. Бухгалтеры заинтересовались тем, что теория вероятностей внезапно дала сбой в Калифорнии: поступления оттуда вдруг стали куда меньше, чем рассчитали их математические гении. И они устроили тотальную проверку. И вот в одно прекрасное утро братья Росси просыпаются и видят, что над ними вдруг сгустились тучи и сверкает молния.
      – Ты давай говори попроще, – сердито вставил капитан Уайз, – а не разливайся соловьем.
      Клэнси довольно усмехнулся.
      – А в это самое время в салон красоты отеля «Дрейк» – там жил Джонни Росси – устроилась новая маникюрша, и вот однажды утром он вызывает ее в свои апартаменты. Она делает ему маникюр и в процессе выстригания заусениц полушутливо замечает, что он – вылитый ее муж!
      Все внимательно слушали.
      – Который и был изображен на фотографии, полученной по телетайпу? – заметил капитан Уайз.
      – Именно! Я вдруг вижу перед собой лицо человека, с которым лично встречался в отеле «Фарнсуорт». – Клэнси уже не улыбался. – Конечно, я должен был сразу обо всем догадаться и без этой фотографии, но – не догадался. Итак, у Джонни Росси возникает потрясающая идея. Он садится обмозговать это дело со своим старшим братом Питом и говорит ему примерно следующее: «Вот решение нашей проблемы. Нам теперь надо сделать так, чтобы всю недостачу свалить на меня и после этого убрать меня со сцены. С тебя снимут подозрения. А когда все уляжется, я уже буду в Европе с нашими денежками». Но человеком, которого надо было убрать со сцены, оказался, конечно, Альберт Реник, невинный торговец подержанными автомобилями, муж нашей маникюрши.
      А он вскоре опять вызывает к себе маникюршу, и пока девочка приводит в порядок его пальцы, он ей говорит: «Знаешь, я хочу познакомиться с твоим мужем. Может, я сумею ему чем-нибудь помочь…».
      Стэнтон не удержался.
      – Неужели она оказалась такой дурой, что поверила, будто бандюга Росси раздает премии направо и налево?
      – Я не сказал, что она была дурой, – возразил Клэнси. – Давай скажем так: она была неопытна. Во всяком случае, она посчитала, что ничего опасного нет в том, если она представит своего мужа важному джентльмену, живущему в дорогих апартаментах отеля «Дрейк», который готов сорить деньгами. И вот, когда Росси остался с мистером Реником наедине, он сделал ему простое предложение: либо ты будешь моим двойником и получишь кучу денег, а когда все закончится, преспокойно отправишься с женой в Европу, либо – может так выйти, что твоя жена случайно отравится мышьяком…
      Капитан Уайз пристально посмотрел на посерьезневшего лейтенанта.
      – И у тебя есть доказательства, что все так и было? Или это только твои догадки?
      – Я могу доказать многое, – сказал Клэнси жестко. – Вчера вечером я встречался с Порки Фрэнком и могу сказать, что его беспроволочный телеграф уже работает круглосуточно… Между прочим: если бы Порки сделали президентом компании «Эй-Ти энд Ти», я бы вложил в их акции все свои сбережения до последнего цента… – Он обвел всех ироническим взглядом. – И еще я умудрится выжать кое-что из братьев Росси. – Он постучал по принесенному им конверту. – Еще я получил массу интересного из Лос-Анджелеса. Я уверен: она и не подозревала, что на ее мужа надавили, но знала, что ни под каким видом не должна никому ничего говорить о благодеяниях Росси. Она и не говорила – ни в салоне красоты, ни соседям. Но не удержалась и рассказала своим родителям, что они с Альбертом уезжают в Европу и что это путешествие – вознаграждение за услуги, которые Альберт оказывает богатому постояльцу отеля «Дрейк». В конце концов путешествие в Европу, хотя и на торговом судне, для нее было целым событием в жизни.
      Он вмял сигарету в пепельницу и остановился в ожидании комментариев. Все молчали, он продолжил:
      – Итак, они прибыли в Нью-Йорк, и мистер Реник был тщательно проинструктирован относительно роли, которую ему предстояло сыграть. Конечно, это было легче, чем заучить пьесу Шекспира, потому что от него требовалось одно: молчать. От него требовалось только быть похожим на Росси, а это было нетрудно, потому как он был таким с рождения. Операция началась: операция «Подставное лицо» Энн Реник, в предвкушении сказочного путешествия, уже получила паспорта в Калифорнии и по прибытии в Нью-Йорк первым делом позвонила в турагентство и заказала билеты на сухогруз. Она считала, что они с мужем воспользуются этими билетами, но Росси-то знал, что ими воспользуется он со своей невысокой, но фигуристой блондинкой-подружкой.
      – Ты хочешь сказать, – медленно произнес капитан Уайз, – что ее в любом случае должны были убрать?
      – Конечно! – нетерпеливо вскричал Клэнси. Лицо его посуровело при воспоминании о беззаботной молодой красавице в квартире на Западной Восемьдесят шестой улице. Он сжал в пальцах карандаш. – Она была такой же приманкой, как и ее муж. Разумеется, они не собирались оставлять ее в живых – она бы подняла такой шум, обнаружив, что вместо романтического морского путешествия в Европу под луной осталась в Нью-Йорке с мертвым мужем.
      Клэнси замолк. Остальные тоже сидели молча. Он откинулся на спинку кресла, стараясь отогнать неприятные воспоминания об убитой женщине, и продолжал:
      – Но Реник, как только он заселился в «Фарнсуорт», позвонил жене в квартиру приятельницы, где она остановилась. Это было, конечно, серьезным нарушением полученных инструкций, но он на это пошел. Он не сообщил ей, где находится и что делает, он просто сказал ей, что с ним все в порядке, что он в Нью-Йорке, и спросил, достала ли она билеты. Нам здорово повезло, что он ей позвонил, потому что в противном случае мы бы никогда не распутали этого клубка. Мы бы сидели над трупом Джонни Росси – этим бы все и закончилось. А на следующий день мы бы получили труп миссис Энн Реник – и никакой связи между этими двумя убийствами! Мы бы объявили розыск мистера Реника по обвинению в убийстве собственной жены и искали бы его сто лет. Но, слава Богу, он позвонил жене, и этот звонок стал нашей первой ниточкой. Я так подозреваю, что он уже начал раскаиваться в этой затее, но боялся дать задний ход. Видимо, угроза Росси оказалась слишком весомой. И вот, осознав, в какую опасную историю он вляпался, он понял также, что ничего не может изменить в своем тогдашнем положении… Он мог продолжать играть свою роль в надежде, что каким-то образом сумеет вырваться из западни. И еще он знал, как мечтает его жена об этом путешествии в Европу. Но все это его не радовало.
      – Так ты думаешь, что он разыграл приступ желудочной боли? – спросил Капроски. – Потому что боялся или потому что Росси сказал, что если он останется в гостинице до утра, то этим полностью выполнит свое обязательство по их сделке? А ему не нравилось, что мы торчим рядом, не спуская с него глаз, и собираемся держать его там до вторника?
      – Может быть. А может быть, у него и в самом деле разболелся живот, – пожал плечами Клэнси. – Может, док нам это скажет, когда взрежет его. Но я уверен: он с самого начала понял, что обеспечение алиби для Джонни Росси – не самое приятное и безопасное занятие. Но он был в безвыходном положении… – Клэнси вдруг ухмыльнулся. – А может, ему просто не хотелось больше играть в джин-рамми со Стэнтоном. Не знаю! В любом случае он ждал слишком долго. Сделка шла своим чередом. Но тут заявился Росси и уложил его из дробовика, а потом побежал к брату в отель, спрятал дробовик и преспокойно вернулся спать в «Нью-Йоркер»…
      – Но почему он не отправился на Восемьдесят шестую и не убил одним заходом и женщину? – спросил капитан Уайз.
      – Потому что она еще не получила билеты на сухогруз. А он не хотел светиться в турагентстве и иметь хоть какое-то отношение к покупке билетов. Он не хотел идти на неоправданный риск. Единственное объяснение тому, что он посулил им путешествие в Европу, – это чтобы они достали для него билеты. Билеты ей должны были принести утром. Он пришел, чтобы их забрать, и обнаружил, что она не одна. Он стал подслушивать у двери и понял, что в гостях у нее не кто иной, как лейтенант полиции. Ну, он не стал ждать на лестнице, не мог он показаться и на улице, так что ему ничего не оставалось, как вернуться в «Нью-Йоркер». Но она сама туда приехала – ей захотелось выяснить, что же все-таки происходит. Ей очень не понравилось сообщение лейтенанта об убийстве Джонни Росси в ту ночь в гостинице – особенно если учесть, что Джонни Росси – вот он перед ней, а ее муж Бог знает где. Уж не знаю, как Росси удалось ее успокоить или какую лапшу он ей навесил на уши, но она, во всяком случае, успокоилась и отправилась домой. А он пошел за ней следом, а может, и опередил ее и поджидал в квартире, пока она кружила в такси вокруг Центрального парка, пытаясь понять, можно ли верить тому, что рассказал ей Росси. Вот и все. Он убил ее, взял билеты и паспорта – он скорее всего долго не мог найти паспорта и билеты – и ускользнул. И тем же вечером приступил к финальной части операции «Подставное лицо», направившись на причал 16-А. Но там мы его и взяли. – Он бросил карандаш на стол. – Такова история. Вопросы?
      – Тысяча вопросов! – сказал капитан Уайз. Он задумчиво смотрел на Клэнси, формулируя свои вопросы. – Зачем им было пачкать руки и совершать двойное убийство? Почему он не мог просто дать деру?
      – Потому что от синдиката невозможно дать деру, – терпеливо сказал Клэнси. – Особенно после того, как ты ограбил их на энную сумму. Они такое никому не прощают, чтобы ни у кого больше не возникало подобных идей. Убежать? – пожал он плечами. – Конечно, убежать-то можно. Но, как сказал однажды Джо Луис об одном из своих противников: «Бегать он умеет, а вот прячется плохо». Они знали, что от организации им не удастся скрыться. Надолго. Но если Джонни Росси умер и зарыт в могилу? За кем тогда охотиться?
      – Ладно, – согласился капитан Уайз. – Но даже если они решили, что трюк с двойником – это лучший выход из тупика, зачем им было приезжать в Нью-Йорк? Почему они не могли провернуть это дело в Калифорнии?
      – Росси в Калифорнии слишком известная фигура, – объяснил Клэнси. – Реник был очень на него похож, но люди, близко знавшие Росси, конечно, не могли их спутать. Нет, Нью-Йорк – самое подходящее место. Из порта каждый день десятки судов отплывают в Европу. Огромный город, где можно без особого труда затаиться, к тому же здесь его почти не знают. Что мы о нем знаем – только имя да подвиги. К тому же ему нужен был свидетель, не забудьте! А лучшего свидетеля, чем тщеславный помощник окружного прокурора, и найти трудно – этот не стал задавать лишних вопросов – например, почему такой босс, как Джонни Росси, вздумал вдруг приехать в Нью-Йорк и давать показания перед местной комиссией по уголовным делам. И к тому же это тот свидетель, который на всю страну мог раструбить о гибели Джонни Росси.
      Док Фримен фыркнул.
      – Но мы бы в пять минут распознали подлог, сняв с трупа отпечатки пальцев!
      – Да что вы? – иронически воскликнул Клэнси. – Представьте: если сию минуту Капроски вдруг слетит с катушек, достанет свою пушку и уложит меня на месте, вы что, побежите снимать отпечатки моих пальцев, чтобы доказать, что я – это я? Ох, вряд ли!
      – Ну…
      – Нет, это очень маловероятно, – убежденно сказал Клэнси.
      В кабинете повисла тишина.
      – И что же тебя навело на верный след? – спросил капитан Уайз.
      – Зацепок, пожалуй, было несколько, – сказал Клэнси задумчиво. – Масса мелких деталей не давала мне покоя, буквально сбивала с толку. Но как только я пытался ухватить их и что-то выстроить, они как в дыру проваливались. Ну, например, почему такой человек, как Росси, вдруг решил давать показания перед комиссией? И почему в Нью-Йорке? И кому было известно, что он остановился в «Фарнсуорте»? – Он взглянул на своего начальника. – И потом поползли слухи, что нью-йоркская полиция где-то прячет Росси. Кто-то ведь пустил этот слух. Уверен: мы скоро выясним, что пустил этот слух Пит Росси. Далее: факт, что обитатель номера 456 в «Фарнсуорте» не умеет играть в джин-рамми, – я готов согласиться, что само по себе это не Бог весть какая важная вещь, но очень странно слышать подобное заявление из уст короля калифорнийского игорного бизнеса! Это тоже заставило меня призадуматься. И потом, когда выяснилось, что в номере не оказалось ни зубной щетки, ни чистой рубашки, ни пары носков…
      – Ну и что?
      – Как что! Он, ясное дело, и не собирался оставаться там до вторника! Но тогда зачем он просил полицию охранять его так долго? Уж не знаю, что там Росси наговорил Ренику. Может, мы это и выясним когда, если Росси расскажет все, а ему есть что рассказать.
      – Он расскажет! – грозно пообещал капитан Уайз. Клэнси кивнул.
      – Возможно, и скажет. Да, а тот молодой хирург в больнице тоже сбил меня С толку своей идиотской инсценировкой убийства Росси, хотя много времени у нас это не отняло. Я все никак не мог понять поначалу, чего это Пит Росси, который так настойчиво интересовался местонахождением своего брата – это я еще мог понять, – вдруг преспокойно собрался домой, как только ему предъявили труп Джонни. Но когда я увидел полную картину, все, разумеется, прояснилось. Ведь они так и задумали – двойник должен быть убит. И Пит Росси не мог уехать, не удостоверившись собственными глазами, что выстрел оказался смертельным. Он же понимал, что нам не удастся скрывать труп до бесконечности, и понимал, что рано или поздно Чалмерс узнает, куда мы дели его свидетеля, хотя бы и ценой ордера на арест, – вот тогда все и всплывет наружу. И я уверен: он понимал, что если появится в Калифорнии и вскоре разразится этот скандал, ему это будет только на руку.
      Наступило молчание. Капроски кашлянул.
      – А где эта мадам купила билеты, лейтенант? – спросил он. чуть ли не жалобным голосом. – Я понимаю, сейчас это уже неважно, но поскольку ты все равно вычислил нужный рейс, мне просто интересно. Я что, где-нибудь дал промашку? Клэнси улыбнулся.
      – Это я дал промашку. Она купила их в «Эйс трэвел». Она просто пошла в агентство, которое указано в справочнике первым по алфавиту. Оно находится на Тридцать восьмой улице. Мы бы ухлопали не меньше двух дней на их розыски. Только потому, что я не принял во внимание наиболее вероятный способ приобретения билетов приезжим…
      – Кстати, о рейсе, – вмешался капитан Уайз. – Как же тебе все-таки удалось вычислить нужный? Мне эта загадка не давала покоя все воскресенье.
      – Да! – подхватил Капроски. – И мне тоже.
      – Это было не так сложно, как кажется. Конечно, многое прояснила та фотография. Как только я ее увидел, мне все стало ясно. Я уже тогда знал, что именно Росси, а не Реник планирует отъезд в Европу. А Реник лежал мертвый в больнице. Реник, а не Росси…
      – Рейс! – напомнил капитан Уайз.
      – Я как раз к этому веду. Росси не стал бы плыть американским рейсом. Ведь тогда он бы еще в течение недели находился под нашей юрисдикцией – а зачем ему было рисковать? Не стал бы он покупать билеты на большой пассажирский лайнер. Слишком много людей могли бы его узнать, будь он с бородой или без. Словом, оставалось только торговое судно. В субботу вечером из порта отправлялись три сухогруза. Один плыл в Южную Америку – не в Европу.
      – И тем не менее… – начал капитан Уайз. Клэнси остановил его взмахом ладони.
      – Когда я пришел к Энн Реник, у нее на уме и языке – пока не выяснилось, что я из полиции, – только и было это морское путешествие. Она мне предложила выпить и сказала: «У нас тут есть все, что душе угодно, за исключением аквавита»… А когда она расспрашивала меня о морских путешествиях, поинтересовалась, говорит ли команда по-английски, что означало: она собирается плыть не на американском и не на британском корабле. И потом еще. Когда она спрашивала меня, бывал ли я в Европе, она упомянула несколько городов. Первым она назвала Копенгаген… Не забывайте, что все ее мысли тогда были заняты этим путешествием. И вот когда я стал изучать расписание отправлений торговых судов, я обнаружил, что один из двух неамериканских рейсов, отправляющихся в Европу в субботу вечером, идет в Осло, а второй – сухогруз «Ольбург» – в Копенгаген.
      Воцарившееся вновь молчание нарушил док Фримен:
      – Но ведь в Осло тоже пьют аквавит. Клэнси усмехнулся.
      – То же самое сказал мне вчера Порки Фрэнк. К счастью, я этого раньше не знал. В любом случае норвежский торговец отплывал в десять вечера в субботу, то есть еще до того, как я получил ту свадебную фотографию по телетайпу.
      – А если бы Росси оказался на том сухогрузе? – спросил капитан Уайз.
      – Но он же не оказался, – улыбнулся Клэнси. Капитан Уайз обдумал его ответ, кивнул и встал.
      Док Фримен тоже встал, а за ним, словно нехотя, Стэнтон и Капроски.
      – Что ж, думаю, дело ясное, – сказал капитан Уайз, глядя на Клэнси с нескрываемой гордостью. – Прошу тебя: изложи все это в рапорте и передай его мне как можно скорее. По крайней мере я хоть могу показаться теперь репортерам на глаза. Если они будут требовать подробности, может быть, им помогут признания братьев Росси.
      – Если только они вдруг не передумают и не откажутся давать показания для печати, – сказал Клэнси. – Пригрози им, что их вышвырнут из окна на улицу с двадцатого этажа. Судя по тому, что мне рассказывал вчера Порки Фрэнк, в Чикаго таким образом избавляются от особенно одаренных деятелей.
      – Мы ими займемся, – сказал капитан Уайз. Взгляд его потеплел. – Ты хорошо поработал, Клэнси. Но ты бы мог быть со мной более откровенным…
      Док Фримен поспешно вмешался:
      – Я постараюсь побыстрее передать вам результаты вскрытия, и вы сможете подшить их к рапорту, Сэм.
      Все четверо посмотрели на худощавого лейтенанта и затем один за другим вышли из кабинета. Клэнси удобно устроился в своем кресле и уставился на рапорты Стэнтона и Капроски, на конверт с телетайпными сообщениями от сержанта Мартина и на начатый им собственный рапорт. Он вздохнул и, подавшись вперед, сдвинул все бумаги и сложил их в стопку перед собой. Свободную руку он запустил в карман и стал искать там сигареты, достал одну, закурил и повернулся, чтобы выбросить спичку в окно. И замер.
      Белья не было. Бельевые веревки понуро свисали в окнах жилого дома напротив. Он вытаращил глаза. Неужели такое возможно? Неужели именно по понедельникам ему бывает это чудесное видение – пустые бельевые веревки? По понедельникам?
      Только на 52-м участке, подумал он с усмешкой и, повернувшись к столу, разложил перед собой бумаги и взял ручку. Да, только на 52-м участке…