Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Золото Афродиты

ModernLib.Net / Криминальные детективы / Павлова Наталья / Золото Афродиты - Чтение (стр. 12)
Автор: Павлова Наталья
Жанр: Криминальные детективы

 

 


— Ты не был на похоронах Кольцова? — неожиданно задал вопрос Братанов.

— Был, — ответил Рогожин. — А что?

— Ничего особенного не заметил?

— Нет, все, как обычно. А почему ты об этом спрашиваешь?

— Ты же знаешь, убийцы приходят на похороны, желая своими глазами увидеть жертву в гробу.

— Знаю, бывает, но как можно узнать среди присутствующих убийцу? У него на лбу не написано. У тебя есть какая—то информация? — спросил Рогожин.

Братанов извлёк из стола снимок и показал его Рогожину.

— Тебе эта гражданка не попадалась на глаза? — он вопросительно взглянул на брата.

Рогожин внимательно посмотрел карточку. Его зрительная память не подвела.

— Постой, постой, кажется, я видел эту даму возле гроба Кольцова. Ну, да, она пришла с букетом алых роз, с ней была молодая девушка. Они обе были в чёрном. Положили цветы, поцеловали покойника в лоб и быстро ушли.

Рогожин протянул снимок Братанову.

— Ты что—то новое откопал? — усмехнувшись, спросил детектива.

— Ищите женщину! — воскликнул Братанов. — Да, мне теперь многое стало понятно. Госпожа Кольцова, — он вытащил из стола фотографию и положил перед собой, — спасала меня от смерти в бассейне. Как ты думаешь, зачем Князев крутится возле неё? — спросил, разглядывая снимок.

— Ты что, шефа не знаешь? Ясно, почуял, что можно кое—что прибрать к рукам, вот и вьётся вокруг состоятельной вдовы.

Братанов набрал номер телефона и спросил:

— Алло! «Скорая помощь»? Сегодня ночью с загородного шоссе был подобран человек, пострадавший в аварии, его увезли в одну из больниц города. Скажите, пожалуйста, в какую больницу он попал. Фамилия неизвестна, мужчина был без сознания. Большое спасибо. — Братанов записал на листке бумаги адрес больницы и положил трубку.

— Я дам тебе поручение: при первой возможности заедь в больницу и узнай о состоянии здоровья пострадавшего в дорожном происшествии человека, может быть, он тебе знаком.

Он передал лист Рогожину.

— Хорошо, я съезжу в больницу.

— Ну, давай, рассказывай, что ты успел узнать по делу Воробьевой.

Рогожин рассказал всё, что удалось узнать от словоохотливой старушки.

— Значит, бабулька сказала, что десять дней не слышит по ночам детского плача? А ребятишки из—за двери сообщили, что папа увёз маму к бабушке? Что же это выходит? — размышлял Братанов.

— Выходит, что папа действительно куда—то определил маму с близнецами, — рассуждал Рогожин, — но вот вопрос — куда и к кому? Её родные ничего не знают о ней три месяца и сами приехали сюда. Может быть, он отправил мамашу с детками к своим родителям? Надоело мужику слушать ночные концерты, да и младенцы его не радовали, соседка через стену слышала, что у них ссоры часто бывали, а может, где—нибудь в городе для неё снял жилье и она там спокойно живёт?

Братанов что—то чертил на листке бумаги и внимательно слушал Рогожина.

— Осталось узнать, к какой бабушке он её увёз и где живёт эта бабушка, подытожил он. — Нужно узнать во всех кассах города, не брали ли в течение последних десяти дней билеты на имя Воробьевой Зинаиды, и с папочкой придётся побеседовать. Ты узнал его фамилию?

— Конечно, только не знаю, где он работает, но думаю, это сделать легко — обращусь в налоговую инспекцию по месту жительства.

В кассах ж/д вокзала, аэропорта и автовокзала, куда обратился Рогожин, билеты Воробьевой Зинаиде не продавали. Родители отвергли предположение, что она могла уехать к родственникам: те бы уже давно им сообщили.

Тропина нашли на оптовой базе. Как только мужчина увидел перед собой Рогожина в милицейской форме и солидного Братанова, предъявившего удостоверение детектива, услышал, что представителей правоохранительных органов интересуют обстоятельства исчезновения гражданки Воробьевой Зинаиды, он сразу забеспокоился, побледнел, стал говорить, что сам не знает, куда она пропала, что решил подождать ещё несколько дней, а потом хотел заявить о её пропаже в милицию. При этом он постоянно вытирал носовым платком пот на лице, руки дрожали, глаза испуганно «бегали» по сторонам.

В офисе сыскного агентства Тропин продолжал уверять, что ни в чём не виновен. Потом высказал предположение, что, вероятнее всего, она уехала к своим родителям, но он не знаком с ними и не знает, где они живут.

Видно было, что он всё врет. Лицо Тропина покрылось красными пятнами, он стал ловить ртом воздух и схватился руками за сердце. Ему налили воды и дали попить. Трясущимися руками Тропин осушил стакан, поставил его на стол и выдавил из себя:

— Она сама отравила детей, а потом отравилась сама.

— Где находится тело Воробьёвой и тела детей? — Рогожин задавал вопросы и записывал в протокол ответы.

— Я похоронил её за городом. Я не виноват, она оставила мне предсмертную записку, в которой просила исполнить последнюю просьбу — похоронить в каком—нибудь укромном месте рядом с детьми, не увозя тела в морг. Она панически боялась моргов и вскрытий. Я сделал всё, как она просила. Вот её предсмертная записка.

Он вытащил из кармана пиджака конверт и протянул его Рогожину. Никого не стесняясь, Тропин плакал и вытирал глаза платком.

Рогожин прочитал текст:

«Володя, прошу тебя извинить меня за мой грешный поступок, но я вынуждена поступить так. Мне не перенести горя. Прошу тебя, похорони меня вместе с детьми где—нибудь в укромном, тихом месте. Ни в коем случае не отдавай тела на вскрытие. Еще раз прости, что принесла тебе страдания. Зинаида».

— Где вы ее похоронили?

— За городом, в небольшой березовой роще, — опустив голову, сказал он.

— Расскажите всё по порядку, как это произошло, с того момента, когда вы видели её живой в последний раз.

— Утром я ушёл на работу, она спала, у нас так часто бывало, потому что дети ночами не спят и она с ними нянчится: то попить им нужно, то пеленки сменить, засыпают только под утро. В это время Зинаида отдыхает. Я пришёл с работы поздно вечером, открыл своим ключом дверь, в квартире тишина. Думаю, неужели все спят? Обычно в это время то купание детей, то кормёжка, а тут тихо. Я с порога крикнул Зинаиду, она не отозвалась. Прошел в комнату, вижу — дети в кровати лежат, как будто спят, и она рядом лежит с закрытыми глазами. Мне сразу как—то не по себе стало, я посмотрел на стол и увидел записку. Взял её, прочел. Меня охватил ужас. Я сидел не раздеваясь, наверное, час, думал, что мне теперь делать? Сначала в голову пришла мысль, что Зина меня разыграла, я ждал, когда она встанет, откроет глаза, засмеется и скажет: — Ну, здорово мы тебя напугали? Но потом понял, что это не розыгрыш, а правда. Я подошёл к ней, потрогал её тело, оно было холодное и неподвижное. Пощупал детей, они были без признаков жизни. Верите, я читал её предсмертную записку и плакал. — Он прервал рассказ, стал сморкаться. — Простите, дайте, пожалуйста, воды.

Ему налили воды, он выпил несколько глотков и, успокоившись, продолжил:

— Хотел позвонить в милицию, но потом отказался от этого. Она ясно написала, чтобы её не вскрывали. Я поехал за город, нашел подходящее место, вырыл могилу. Потом вернулся домой, поздно ночью перевёз мертвые тела и похоронил. — Тропин замолчал.

— Во что вы завернули тело Воробьевой и тела детей? — спросил Рогожин.

— Зинаиду в шерстяной ковер, а детей положил в дорожную сумку.

— Скажите, вы состояли с гражданкой Воробьевой в законном браке?

— Нет, я женат, но с женой не живу. С ней пока не разведён. С Воробьевой мы жили в гражданском браке.

— От законной супруги у вас есть дети? — Рогожин задавал вопросы и всё записывал в протокол.

— Да, у нас двое детей, они живут со мной.

— Где они были в тот день, когда умерла ваша гражданская жена?

Тропин несколько смутился, руки беспокойно стали теребить носовой платок, он, потупив взгляд, сказал:

— Я увозил детей на два дня к друзьям на дачу. Она сама меня попросила. Понимаете, ей было очень трудно одной с новорожденными, поэтому я решил на несколько дней разгрузить её.

— Вы можете сказать, к каким друзьям увозили детей?

— Да, конечно.

— Тогда скажите: вы часто оставляли детей у чужих людей, или это был единственный раз?

— Понимаю ваш намёк. Это было впервые, — он тяжело вздохнул. — Сам только потом понял, для чего она настояла, чтобы я на эти дни увёз детей.

— Вы жили мирно, или у вас были неурядицы?

— Да кто сейчас мирно живёт? Мы тоже, бывало, и ссорились, но до серьезных разногласий дело не доходило.

— А где находится ваша законная супруга? — Рогожин был уверен, что это тот самый Тропин, о котором рассказывала Надюша. — Как её зовут?

— Её зовут Светлана, она недавно освободилась из тюрьмы, где проживает, не знаю.

— Вы должны сейчас поехать с нами и показать где похоронили сожительницу с детьми.

— Хорошо, только я повторяю ещё раз — поверьте, я ни в чём не виноват, я только исполнил волю покойной.

Рогожин немедленно позвонил в милицию, доложил дежурному оперативнику обстоятельства дела Тропина. К ним выехала оперативная группа вместе со следователем Мельниковым.

Тропин показал место где, захоронил гражданскую жену вместе с детьми. Труп Зинаиды был завёрнут, как он и говорил, в плотный шерстяной ковер, тела детей были сложены в дорожную сумку.

Трупы были увезены в судебную экспертизу. В поведении Тропина чувствовалась нервозность, беспокойство, в глазах тревога и страх. Он твердил, чтобы его отпустили, так как он ни в чём не виноват, а дома у него остались маленькие дети.

Отпускать его никто не собирался, Братанов вызвал по телефону следственную группу, Тропин был заключён под стражу, в его квартире был проведен обыск. Рогожин нашёл то, что надеялся найти. Он не верил ни одному слову этого лживого человека. Ему с самого начала думалось о том, что Тропин заранее тщательно продумал свой коварный план и сделал всё для того, чтобы обставить дело так, будто Зинаида ушла из жизни по собственной воле.

В сумочке Зинаиды он нашёл её не отправленное письмо родителям. В нём она просила у них прощения за то, что совершила тяжкий грех, вступив в гражданский брак с женатым человеком. Когда у нее родились сросшиеся близнецы, она поняла, что это есть не что иное, как кара небесная. Ее гражданский муж после появления на свет уродливой двойни стал невыносимым. Он постоянно корил её и твердил, что она виновата в том, что родились уроды. Угрожал ей, что если она не уйдет от него вместе с детьми, то он её уничтожит. Сам предложил ей выход из этой ситуации — принёс несколько упаковок сильнодействующих снотворных лекарств и потребовал, чтобы она решилась напоить ими младенцев, а потом сама приняла смертельную дозу. «Дорогие мои родители! Этот человек заставил меня написать предсмертную записку, якобы я сама приняла такое решение. Я под его диктовку написала то, что он требовал, и под психологическим давлением пообещала ему, что всё сделаю так, как он хочет. Может, это и к лучшему, потому что куда мне с такими детьми деваться, они родились уродами, обречены всю жизнь мучаться сами и быть для меня тяжелым пожизненным укором за то, что я родила их в грехе. Идти мне абсолютно некуда, я не имею никаких средств к существованию, отказаться от несчастных детей и отдать их в приют мне не позволяет совесть, я не смогу спокойно жить, зная, что где—то рядом живут мои бедные дети. К вам идти со своим позором я тоже не могу, поэтому прошу вас, найдите в себе силы и мужественно переживите мою смерть.

Хотела отправить это письмо по почте, но всё не решаюсь. Как только подумаю, что будет с вами, когда вы его прочитаете и узнаете правду, мне становится плохо, я целыми днями плачу, не знаю, что мне делать. Простите меня, мама и папа. Ваша дочь Зинаида».

Судебно—медицинская экспертиза подтвердила, что смерть гражданки Воробьевой и близнецов произошла в результате приёма сильнодействующих снотворных средств, принятых в большой дозе. Графологическая экспертиза, исследовав почерк в предсмертной записке, неотправленного письма и тех писем, которые Зинаида писала домой родителям, пришла к выводу, что он, без всяких сомнений принадлежит одному лицу, а именно — Воробьевой Зинаиде Александровне.

Самое трудное в этом деле было сообщить родителям о гибели дочери. До них с трудом доходил смысл сказанного Рогожиным. Он старался всячески подбирать слова, чтобы меньше шокировать престарелых людей, но делать это было сложно: как ни крути, а суть одна — Зинаида, их единственная и горячо любимая дочь, умерла. На опознании в морге с ними сделалось плохо — обоих с сердечным приступом увезли в больницу.

Разбираясь с этим делом, Рогожин несколько дней был занят с утра до вечера, приходил домой поздно, и ему некогда было поговорить с женой. Когда дело было передано в прокуратуру, он рассказал о нём жене. Надюша с волнением слушала рассказ.

— Нужно немедленно сообщить обо всем Светлане. С кем остались дети? — заволновалась она.

— За детей не беспокойся, я попросил присмотреть за ними соседку. Уверен, что они находятся под надёжным надзором. Если ты знаешь, где живёт Светлана, то мы можем съездить и сообщить ей новости.

— Поехали! Я знаю, где она жила до замужества, скорей всего, там и сейчас живёт.

Они вышли на улицу и, остановив первое попавшее такси, поехали к Светлане.


Через пятнадцать минут они оба стояли в прихожей у удивленной, ничего не подозревающей Светланы. Надюша с порога сказала:

— Светлана, собирайся, мы отвезём тебя в одно место, где тебя очень и очень ждут.

— Куда это вы меня повезёте? — с тревогой и волнением спросила Светлана. Она знала, что муж Надюши работает в милиции, и первой мыслью было то, что её хотят арестовать за похищение пистолета. Она растерялась, забеспокоилась и отказалась куда—либо ехать.

— Да ты что так испугалась? Хочешь увидеть своих детей?

— Детей? Конечно, хочу. Где они, что с ними?

— Хватит разговаривать, собирайся быстрее, мы тебя увезём к ним. Ждём тебя внизу в машине.

По дороге Надюша сбивчиво и сумбурно, перескакивая с одного на другое, выдавала новости ошеломленной Светлане.

— Тропин находится под арестом. Он под следствием, его будут судить. Дети одни дома, то есть не одни, за ними приглядывает соседка, Дима всё устроил.

— Что сделал Тропин? За что его арестовали? Почему я ничего не знаю? — Светлана задавала вопросы один за другим.

— Не хотели тебя беспокоить, пока всё не выяснили до конца. Сейчас всё стало ясно, мы приехали за тобой.

Машина остановилась возле дома, где проживала семья Тропиных. Светлана стояла у дверей квартиры, не решаясь нажать на звонок, она до конца не верила в сказанное.

— Звони, звони! — подбодрила Надюша, видя её нерешительность.

Дверь открыла соседка, Клавдия Михайловна, из—за ее спины выглядывали два мальчугана. Увидев Светлану, она сказала, обращаясь к детям:

— А вот и ваша мамочка приехала, встречайте!

Дети, узнав мать, с радостным визгом бросились к ней. Светлана обняла их и стала целовать.

— Дорогие мои, Игорёшка и Витенька! Наконец—то я увидела вас! — слёзы радости катились по её щекам. — Как вы выросли, какие стали большие! Я так соскучилась без вас!

— Ты больше никуда не уедешь? Ты останешься здесь и будешь жить вместе с нами? — дети тянули её за руки в комнату. — Мы тебя больше никогда не отпустим.

Клавдия Михайловна, увидев счастливую встречу, сказала:

— Ну, вот, слава богу! Всё в порядке, я пойду домой, я выполнила, что вы меня просили, — сказала она Рогожину.

— Спасибо, извините, пожалуйста, пришлось вас попросить присмотреть за детьми, — поблагодарил соседку Рогожин.

— Не надо ничего объяснять, я хоть и старый человек, но кое—что в жизни смыслю, — добрая старушка откланялась и ушла.

— Надюша, — попросил Рогожин жену, — побудь немного с детьми, а мы поговорим со Светланой.

— Хорошо, — она увела мальчиков в другую комнату, оставив их вдвоём.

Рогожин рассказал, что узнал о Тропине. Светлана была поражена услышанным.

— Его теперь посадят? — со страхом спросила она.

— Суд решит, ты мать и должна быть рядом с ними.

— Спасибо вам, я очень благодарна.

Рогожины попрощались и ушли, оставив счастливую Светлану с сыновьями. По дороге назад Рогожин сказал жене:

— Мне нужно заехать в больницу по делам, ты езжай домой, я скоро вернусь.

Возле больницы неотложной помощи он попросил притормозить. Помахав жене на прощание рукой, легко поднялся на крыльцо и скрылся за стеклянной дверью. Обратившись к врачу приёмного покоя и, представив служебное удостоверение, поинтересовался о состоянии здоровья поступившего двадцать третьего числа ранним утром человека с автодорожной травмой.

— Есть такой, находится в палате реанимации, состояние его очень тяжёлое, — сказал врач.

— Можно пройти к нему? — спросил Рогожин.

— Наденьте халат и поднимитесь на второй этаж в отделение реанимации. Я предупрежу по телефону дежурную медицинскую сестру.

В палате реанимации все шесть коек были заняты больными. Рогожин сразу же узнал Махонина, лежащего возле окна. Женщина—врач сказала, что больной с момента поступления не приходил в сознание, что хирурги сделали ему операции и продолжают делать всё необходимое.

Рогожин поинтересовался: навещает ли больного кто—нибудь из родственников? Услышал в ответ:

— Нет, никто к нему не приходит.

Рогожин из больницы поспешил к Братанову.

— Я опознал пострадавшего в дорожном происшествии человека, это Махонин. Именно его я подозревал в убийстве директора ювелирного магазина Кольцова. Махонин проходил у нас по одному делу. В архиве имеются о нём все данные. Состояние его тяжелое, он по—прежнему без сознания. К нему никто не приходит. Как тебе удалось узнать, что он лежит в больнице? — спросил Рогожин.

— На то мы и есть сыщики, чтобы всё знать. Благодарю тебя за ценную информацию, извини, я тороплюсь по делам. Потом расскажу. Ты свободен на сегодня, — сказал Братанов, надевая кепку и плащ.

Глава двадцатая

У Надюши Рогожиной были неразрешенные проблемы. Ей нужно было забрать из медсервиса заключение фиброгастроскопии. С замиранием сердца она постучалась в кабинет врача.

— Войдите! — услышала ответ и вошла в кабинет.

— Здравствуйте, я пришла забрать результат анализа, моя фамилия Рогожина, — обратилась Надюша к доктору.

Врач отложил тетрадь, в которой что—то писал, вытащил из стола журнал, где было крупными буквами написано: «Журнал регистрации анализов», перелистал его и извлёк листок. Пробежав глазами написанное, он протянул его Надюше.

— Ваш анализ готов, берите.

— Что у меня? — с тревогой в голосе спросила она.

— Вам нужно будет обратиться к врачу—онкологу, он всё объяснит, — уклончиво ответил доктор.

— К онкологу направляют тех, у которых обнаруживают рак, скажите мне прямо, вы у меня нашли рак? — забеспокоилась Надюша.

— Мы обнаружили в слизистой желудка злокачественные клетки, поэтому и посылаем вас к онкологу. Обо всём остальном решайте с ним.

— Понятно, до свидания, — едва проговорила ошарашенная услышанным Надюша.

На улице она села на скамейку и попыталась прочитать выданный документ. Но все её усилия что—либо понять были тщетны. В корявом и неразборчивом почерке невозможно было разобрать ни одного слова. Она вертела бумажку в руках, впивалась глазами в каждую букву, пытаясь уловить хоть какой—нибудь намёк на знакомое слово. Как ни старалась, ничего узнать не удалось.

Из всего написанного смогла прочитать заголовок и номер анализа, всё остальное оставалось тайной за семью печатями. «Понимают ли врачи сами то, что пишут?» — с раздражением подумала она.

Надюша свернула бумажку и положила в карман. С грустными мыслями возвращалась домой. Всё, жизнь кончилась, ей всего тридцать три года, у неё остаются двое малолетних детей, а она умрёт. Впереди мучительная смерть. От рака мало кто выздоравливает. У неё рак, раз посылают к онкологу. Боли в желудке, приступы тошноты, плохой аппетит, со всеми симптомами нужно было разбираться с самого начала, а она, конечно, протянула время, откладывала на потом обследование, а теперь итог — «обратитесь к онкологу, с ним всё обсудите».

Что же делать, где искать выход? Жалко, обидно, больно. Такие милые, хорошие дети! У меня добрый, умный, замечательный муж, прекрасная, дружная семья, как мы хорошо жили! Пусть не было роскоши, зато был мир, согласие и любовь. Что впереди? Мрак, пропасть, пустота. Она неизлечимо больна. Это приговор. Слезы текли ручьями по лицу.

— Что с вами, вам плохо? — возле Надюши остановилась незнакомая женщина. — Может быть, я смогу помочь?

Надюша взглянула на незнакомку, вытерла слёзы.

— Ничего, ничего, спасибо, — сказала она и, прибавив шагу, торопливой походкой пошла вперёд.

«Ну, вот, расплакалась, люди начинают обращать внимание, всё, кончай нюни распускать!» — приказала себе.

Дома никого не было, её опять охватили страх и паника. Она легла на диван и, уткнувшись в подушку, стала плакать. Было страшно представить себе, что ожидает впереди. Пугала мысль о неизбежности смерти и о том, какие страдания предстоит перенести. «Ну, почему я? Почему со мной случилось такое несчастье? За что? Я никогда никому не делала ничего плохого. Я не хочу расставаться со своей семьёй, я не переживу этого!» Услышав звук поворота ключа в двери, она вытерла слёзы и поспешила в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок, но в коридоре лицом к лицу столкнулась с мужем. Рогожин, увидев заплаканное лицо жены, с тревогой спросил:

— Что с тобой, почему ты плачешь?

Она попыталась принять бодрый вид, но у неё ничего не получилось и, глотая нахлынувшие слёзы, сказала:

— У меня обнаружили рак, мне нужно идти к онкологу.

— Господи! С чего ты взяла?

— Я сдавала анализы, потому что у меня болит желудок, меня постоянно тошнит и совершенно нет аппетита. Сегодня я забрала результаты, и врач направил меня на лечение к онкологу.

— Почему ты мне ничего не говорила об этом раньше? — спросил Рогожин. — Болеешь, пьёшь таблетки, не спишь по ночам и чего—то ждёшь. Завтра же с утра пойдем к онкологу, может, не всё так трагически, как тебе кажется. Онколог всё объяснит. — Рогожин старательно подбирал слова, ему хотелось успокоить жену.

— Что он мне объяснит? Что нужно убрать желудок, потому что у меня рак? — всхлипывая, сказала Надюша.

— Я не знаю, что он скажет, но ясно одно — медлить нельзя ни в коем случае. Ну, не расстраивайся, прошу тебя, — он обнял жену и поцеловал в щёку. — Я с тобой, ты слышишь? — Гладил рукой её по спине и повторял: — Не плачь, успокойся, ничего ещё точно не ясно, зачем заранее переживать? Я слышал, что не все формы рака опасны. Да и медицина у нас не стоит на месте, возможно, есть новые лекарства и новые методы лечения, — он понимал, что молол чепуху, но в данный момент ничего другого в голову не приходило.

Надюша успокоилась и пошла на кухню.

Наступивший день был пасмурным и хмурым. Они вместе добрались до больницы, где было большими буквами написано: «Областной онкологический центр». Отстояв в очереди, записались на приём к врачу. Онколог принимал с двух часов дня. Им ничего не оставалось делать, как прийти сюда во второй раз. Рогожин предложил:

— Давай зайдём в кафе, посидим, выпьем кофе и съедим по мороженому.

Она согласилась, хотя ей совсем не хотелось идти в кафе: не то настроение, чтобы беззаботно просиживать время. По дороге Рогожин остановился возле цветочницы, продающей большие белые хризантемы. Он захотел купить жене цветы, но она, увидев его порыв, сказала:

— Прошу тебя, не нужно покупать цветы. Подумай сам, куда я с ними пойду? На приём к онкологу? На обратном пути, если будет всё хорошо, ты купишь букет, ладно?

Рогожину ничего не оставалось, как согласиться. В кафе они сидели молча. Рогожин старался сохранять бодрость, хотя у него на душе скребли кошки. Он попытался шутить, но, увидев грустные глаза жены, замолчал. «Ну, откуда у молодой, цветущей женщины могла появиться такая зараза? В голове просто не укладывается, да нет, здесь наверняка какая—то ошибка, я не хочу этому верить, со здоровьем у Надюши всегда было всё в порядке», — думал он, ковыряя ложкой мороженое.

А Надюша вдруг разговорилась. Она стала давать наказы:

— Если мне придётся лечь в больницу, ты детям не говори, что со мной. Скажи, что мама уехала отдохнуть в дом отдыха. Я сама с ними по телефону поговорю. Знакомым тоже говорить ничего не нужно. Уехала, мол, на курорт. У тебя сейчас отпуск, ты смотри за детьми, особенно за Костей, у них в школе дети наркотики пробуют. Нужно его уберечь от этой гадости. За Иришкой смотри. Провожай и встречай из школы. Сейчас дети теряются, сам знаешь. Успевать тебе придётся и обеды готовить, и продукты покупать, и за порядком следить. А если что со мной случится, дай мне слово, что детей не обидишь и не бросишь их.

— Ну, ты, мать, даёшь! Я запрещаю тебе, ты слышишь, даже думать о плохом. Лично я не верю в то, что тебе наговорили врачи, — уверенным тоном сказал Рогожин.

— Нет, ты меня не перебивай, я ещё не всё сказала, — продолжала Надюша. — Родителям моим тоже не звони, я сама с ними по телефону поговорю. Светлане Тропиной можешь позвонить, скажи, если найдёт время, пусть ко мне придёт. Жалко, но участок дачный придется продать. Кто будет им заниматься? Времени у тебя свободного совсем не будет, он у нас очень хороший, его сразу же купят.

— Слушай, хватит, — перебил Рогожин. — Больше ничего не говори, я уверен, что всё обойдется, понимаешь? Я уверен, повторяю! Я не хочу больше ничего слушать.

Они замолчали. Доели мороженое, допили кофе, встали и вернулись в больницу. Онколог был высоким, крепким мужчиной, с большими, сильными руками. Он дотошно расспросил Надюшу, осмотрел её. Прочитав результат фиброгастроскопии, сказал:

— Ну, что ж! Нужно ложиться к нам.

— Когда? — еле выговорила Надюша.

— Прямо сейчас, сегодня. Вот, возьмите направление, — он что—то написал на листке бумаги и протянул его ей. — Пройдите в корпус номер два, в приемный покой, там вас определят в палату.

— Что, у меня рак?

— Будем разбираться.

Надюша вышла из кабинета, за ней вошел Рогожин.

— Доктор, я муж этой женщины, скажите мне, что с ней?

— У неё рак желудка, нужно срочно сделать операцию.

— Не может быть, она никогда ничем не болела, всегда была здоровой и крепкой, у неё не может быть рака, — волнуясь, сказал Рогожин.

— К сожалению, внешний вид ни о чём не говорит и часто не соответствует действительности. Рак — коварное заболевание, протекает скрыто, и поэтому люди поздно обращаются к врачам. У вашей жены злокачественная опухоль в желудке, ей нужна срочная операция.

— И что, нет никакой надежды на благоприятный исход?

Рогожин упрямо не хотел верить сказанному.

— Надежда всегда должна быть, без надежды нельзя.

Надюшу поместили в большую, неуютную, серую палату с давно небеленным потолком и стенами. В отсыревших углах висели кружева паутины. Рассохшийся пол сильно скрипел, окна наглухо закрыты, в палате было душно, стоял специфический больничный запах. Семь кроватей с провисшими до пола панцирными сетками были заняты, на них сидели и лежали женщины. Кто спал, кто читал газеты. Ей указали на пустую койку, стоящую возле стены, на которой лежал голый матрац с подозрительными коричневыми разводами и пятнами. Соседкой оказалась юная девушка. Надюша, увидев её, совсем пала духом: «Господи, и дети здесь!» — с болью подумала она. Одна из женщин, лежащая от неё через койку, стала задавать вопросы:

— Вы на операцию или на обследование?

— Не знаю, — с тяжёлым вздохом ответила Надюша.

— Если на операцию, то попросите, чтобы вам из дома бинтов и марлю принесли, у них здесь ничего нет. Видите — матрац голый? Пусть принесут простыню, пододеяльник и подушку, чашку и тарелку, ложку и кружку, —подсказала соседка.

— А что, и этого здесь нет? — с удивлением спросила Надюша.

— Ничего здесь нет, только прооперируют. Выкарабкиваться придётся самой, — обречённым голосом сказала женщина.

— Позвонить домой отсюда можно?

— На лестничной площадке телефон—автомат, но не бесплатный, нужно иметь жетон, если вам понадобится, я могу дать. Завтра утром вы ничего не ешьте, у вас возьмут кучу анализов, когда будут готовы, сразу же на операцию. Некоторые больные не соглашаются, их под расписку домой выписывают. У вас что болит?

— Желудок.

— С желудком после операции пищу через зонд принимают.

— Как это, через зонд? — вздрогнула Надюша.

— Через воронку. Её на трубку надевают и вливают, таким образом кормят.

Надюше стало страшно, она не захотела больше выслушивать ужасающие подробности больничной жизни. Ей захотелось прилечь, она брезгливо посмотрела на голый матрац. В палату вошла санитарка и положила на кровать комплект постельного белья. Оно, как и вся палата, тоже было серого, замызганного цвета, вдобавок на нем краснели прочно въевшиеся в ткань бурые пятна.

Надюша прикрыла ветхой простыней допотопную грязь старого матраца, сверху застелила пододеяльником и легла в одежде. Сетка моментально провисла до пола. «Боже мой! Какая нищета и убогость. Мне предстоит провести здесь часть жизни вместе с обреченными людьми. Я точно такая, как и они. Я тоже должна привыкнуть ко всему убожеству».

Она отвернулась лицом к стенке. Чтобы не видеть облупленную серо—синюшную краску, из—под которой проглядывала штукатурка, Надюша закрыла глаза. Лежать в «гамаке», как она про себя назвала кровать, было неудобно, она попыталась отвлечь внимание, но хорошие и бодрые мысли в голову не приходили.

«Сколько больных пролежало до меня на этой кровати, кто из них остался жив? Наверное, все давно ушли в мир иной. Как хорошо было бы уснуть прямо сейчас и не проснуться», — подумала она.

Утром, как и предупреждала соседка, у нее взяли во всевозможные пробирки, трубочки и шприцы кровь. Больше о ней никто не вспоминал. К обеду пришел Рогожин. Он принёс апельсины и ее любимый вишневый сок.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16